Текст книги "Второе дыхание"

Автор книги: Дик Фрэнсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

– Я думаю…

Я обнаружил, что все сказанное мной до сих пор – не более чем предположения.

– Я думаю, Гарви обнаружил, что Лорикрофт наделен талантом вынюхивать трюфеля. Джордж Лорикрофт объехал всю Европу – и особенно Германию. И все это время он врал жене про то, какая там была погода, чтобы объяснить, почему он не был там, где обещал быть. Он всегда обращается с ней как с идиоткой. На самом деле вполне возможно, что во всех тех местах, где он якобы выставлял своих лошадей, он на самом деле совершал сделки. Почти все эти места находятся в Германии, а поскольку Лорикрофт – тренер скаковых лошадей, известный и за границей, разумеется, для него удобнее всего заключать сделки и обмениваться информацией на ипподромах. Это не вызовет подозрений.

Я смотрел в пол. Наверняка они не верят моим догадкам, но я зашел уже слишком далеко, чтобы отступать.

– Я вам говорил, что помню одно только слово «hippostat» в одном из писем, но теперь я вспомнил и другое. Оно пришло, когда я расслабился… просто выплыло из подсознательной памяти.

– Ну, и что же это за слово? – нетерпеливо спросил Призрак.

– Ну… – я поднял глаза, – это слово «Rennbahn». Там стояло «Baden-Baden Rennbahn».

Джон Руперт широко улыбнулся.

– А вы знаете, что значит это «Rennbahn»?

– «Ипподром», – ответил я. – Я посмотрел в словаре. «Баден-Баден, ипподром». Это было написано готическим шрифтом в письме на другом языке, которого я совсем не знаю.

– У нас там внизу есть словари – и немецкие, и любые другие, какие понадобятся, – сказал Джон Руперт. – Может, вы еще что-нибудь вспомните, если… запустите поиск?

– Не знаю… – с сомнением сказал я.

– Можно попробовать.

– Ладно, – вмешался Призрак, – а пока что расскажите нам о двух других флоридских членах компании, коллегах Робина Дарси.

– Они живут не во Флориде, а на Каймановых островах, – уточнил я и описал Майкла и Эми Форд. – Они могли вступить в игру из идеализма или по политическим мотивам – я просто не знаю. Возможно, они участвовали в ней с самого начала. Во всяком случае, как я уже сказал, они богаче всех остальных.

– Почему вы так думаете? – заинтересовался Призрак.

– Я ночевал у них в доме… и потом, самолет Эми, тот самый, что мы утопили в урагане, – этот самолет был просто великолепен. Говорили, что Эми продала его Дарси.

– А вы в этом сомневаетесь? – спросил Руперт.

– В общем, да. Но это опять же только мое личное впечатление. Похоже, никто из них не был особенно огорчен его потерей. Не знаю, может, он был застрахован на крупную сумму? Никто из них на этот счет ничего не говорил.

Наступило молчание. Потом Джон Руперт спросил:

– Это все? – и собрался встать.

– Еще одно, – неуверенно сказал я.

– Да? – Руперт тотчас опустился обратно в кресло, изобразив бесконечное внимание.

Я сцепил пальцы.

– Ну… в общем, в «Объединенной компании» нет главного. У них вообще нет иерархии.

– Вы уверены? – недоверчиво переспросил Джон Руперт. – Мне еще не приходилось иметь дела с организациями, в которых не было бы иерархии.

– Уверен, – кивнул я. – В обычной организации подчиненные докладывают начальству и получают распоряжения сверху. А в «Объединенной торговой компании» каждый действует на свой страх и риск и потом докладывает о том, что он сделал. Они сперва делают что-то, а потом говорят об этом остальным. В результате иногда они дублируют действия друг друга, а иногда, наоборот, не делают чего-то важного. И получается бардак.

Судя по выражению лиц Джона Руперта и Призрака, они все больше и больше сомневались в моих словах.

– Вот если бы вам обоим в течение долгого времени приходилось руководить, – сказал я, – кто из вас двоих принимал бы решения?

– Я! – не задумываясь, в один голос ответили они.

– Нет, кто именно? – переспросил я. – Кто из вас оказался бы главным?

– Я, конечно! – снова ответили они в один голос, но уже менее уверенно, и у обоих на лицах появилась задумчивость.

– Так вот, – сообщил я, – из всех известных мне членов компании у каждого есть или было свое собственное дело. Все они привыкли командовать. Майкл Форд – владелец и управляющий ряда процветающих спортивных залов. Его жена Эми сделала себе состояние на пунктах видеопроката. Робин Дарси выращивает дерн. Во Флориде это золотое дно. Каспар Гарви – тоже землевладелец, но он делает миллионы на птичьем корме. Джордж Лорикрофт и Оливер Квигли – оба тренеры скаковых лошадей, и для успеха им просто необходимо уметь распоряжаться людьми. Короче, все шестеро привыкли принимать решения самостоятельно. И не привыкли подчиняться. Более того, они и не желают никому подчиняться. Им это не по нраву. А потому каждый из них делает то, что считает нужным, независимо друг от друга. Ну и из-за этого, естественно, все идет наперекосяк.

– Интересная теория, – заметил Призрак.

– Вот, к примеру, – сказал я, – Робин Дарси рассчитывал, что Крис без проблем заберет папку, потому что сам Робин оставил папку в столе. Но кто-то другой переложил папку из стола в сейф, а сейф запер, использовав личный пароль Дарси. Причем самому Дарси об этом не сообщил. В результате, как я уже говорил, все пошло наперекосяк, и Крис папку вообще не нашел.

Я начал выдыхаться. Сломанные ребра протестующе ныли. Теперь я готов был уйти.

– Ну что, могу я что-нибудь еще для вас сделать? – спросил я. – Если нет, то…

Они нерешительно покачали головами.

– Разве что словари…

И я спустился вместе с ними в деловитый мир книг. Там действительно были словари, сотни словарей. Но, просмотрев кучу словарей, напечатанных незнакомыми шрифтами, и не встретив ни единого знакомого слова, я наконец набрался сил и смылся оттуда. Мне пора было встречаться с Джет. Она снова пришла в алом пальто, и мы пошли обедать.

– Ты болен, – сказала она за яичным салатом с карри. У меня не хватило мужества отрицать это. – Скажи на Би-би-си, что тебе нужен отпуск по болезни.

– Да это просто ребра. К завтрашнему дню должно полегчать.

– Тогда можно я завтра сама отвезу тебя в Ньюмаркет?

Я уже сказал Джет, что еду в Ньюмаркет смотреть, как лошади Джорджа Лорикрофта учатся брать препятствия. Она все равно хотела поехать. Я подумал, что это, пожалуй, неосторожно, и все же принял ее предложение с благодарностью.

С работой я кое-как управился, но наутро, в половине седьмого, когда Джет остановилась у моего подъезда, она сказала, что мне бы сейчас не в Ньюмаркет ехать, а к врачу сходить.

Мы договорились, что поедем на ее «Хонде» – Джет сказала, что за рулем собственной машины будет чувствовать себя лучше, чем в моей малолитражке. Она добавила, что знает хорошего врача, а я возразил, что мы едем в Ньюмаркет. Кажется, это был последний раз, когда мне удалось настоять на своем в споре с мисс Джет ван Эльц.

Когда мы прибыли к Лорикрофту, Белл встретила меня на пороге поцелуем и тут же покосилась на Джет: что она на это скажет? Пустая трата времени. Джет и глазом не моргнула.

Гленда повисла у меня на шее, так что ее губы оказались рядом с моим ухом.

– Не говорите Джорджу… – шепнула она. А потом, уже громче, добавила: – Какой вы пусик, что приехали!

Сам Джордж встретил меня без особого энтузиазма, зато, увидев Джет, заметно повеселел. От этих приветствий по половому признаку мне сделалось тошно. Я даже от завтрака отказался.

Гленда и Белл снова принялись ахать и восторгаться по поводу субботних подвигов Криса. Джордж, выразительно поглядывая на часы, угрюмо буркнул, что, по его мнению, Крис просто чересчур торопился улететь из Донкастера до темноты, вот и оставил щуп на земле, захлопнул капот, да так и полетел.

– Всего и делов, – сказал он. – Ну, пошли, девочки. Пора.

И, не оглядываясь, ушел к своим лошадям.

Джордж был вполне законченный хам. Похоже, он давно стоял поперек горла своей жене, и она время от времени метала в его сторону испепеляющие взгляды, полные смешанной тревоги и злости. Супруги уже не пытались демонстрировать на людях семейное согласие, и от этого все посторонние в их присутствии чувствовали себя довольно неловко.

Когда Джордж удалился, я отдал Гленде список «морозных» отлучек ее супруга, по поводу которых он гнал пургу. Щеки у нее вспыхнули – отчасти от того, что ее подозрения оправдались, отчасти от разочарования – по той же причине.

Белл обняла поникшую Гленду за плечи и увела в комнаты. Вернулась она одна. Белл вывела нас во двор, села на лошадь и направилась на поле, где лошади учились брать барьеры. Мы с Джет приехали следом за ней на джипе Джорджа. Я радовался, что Джет, похоже, действительно интересно смотреть на тренировку и что Белл, несмотря на то, что ей самой предстояло миновать на беспокойном молодом жеребчике три ряда барьеров, все же не пожалела времени, чтобы заранее все объяснить мне и моей великолепной спутнице, которая сегодня была в зеленовато-коричневых брюках и куртке поверх плотного белого свитера. Мы вышли из джипа и выбрали самое удобное место возле препятствий, так, чтобы все видеть, все слышать и быть в самой гуще событий.

Закончив прыжки, запыхавшаяся после скачки Белл рысью подъехала к нам, спрыгнула наземь и, к нашему удивлению, сказала с улыбкой:

– Знаешь, братец Перри, я тебя знаю не так давно, но я могу признать светлую голову, когда ее увижу, а вы с твоей Джет ван Эльц оба умом не обижены.

Белл принялась водить коня по кругу неподалеку от нас, давая ему остыть. Я старался поспевать за ней и одновременно продолжать беседу.

– Как Робин Дарси? – предположил я.

Она подумала секунд десять, порылась в памяти и наконец вспомнила собственные слова на ленче у ее отца.

– Я тебе говорила, чтобы ты не обманывался его безобидной личиной.

– Говорила.

– И пыталась предупредить Криса, что с Дарси ему не тягаться. Но в тот день Крис не стал бы меня слушать, даже если бы я была ангелом господним.

Крис предпочел слушать Робина. И в тот день, и потом.

– Крис и Робин долго разговаривали в Донкастере, – сказал я.

Белл кивнула.

– Они завели разговор, когда я ушла в туалет. Дарси пригласил Криса провести следующий отпуск у них с Эвелин и взять с собой меня!

– В свадебное путешествие?

– Иногда мне кажется, что мы вообще никогда не поженимся…

Некоторое время Белл молчала, словно в нерешительности, потом неожиданно сказала:

– Постой-ка тут с Джет и подержи лошадь. А я пойду пригоню джип Джорджа. А то что-то ты серый какой-то.

Я не мог понять, с чего бы это: тогда, в Уэльсе, сломанные ребра причиняли мне массу неудобств, но болеть я из-за них не болел. Однако я принял предложение Белл и остался держать дымящегося коня, наслаждаясь соседством с огромным первобытным созданием под просторными, холодными, безоблачными небесами ньюмаркетской Пустоши.

Белл пригнала джип, и мы поменялись средствами передвижения: она села на лошадь, а я потихоньку повез себя и Джет обратно к дому Джорджа и все никак не мог понять, с чего это мне так хреново.

В теплой кухне мы обнаружили Джорджа и Гленду, застывших в неподвижности. Они уставились друг на друга так, точно готовы были на убийство. И даже появление посторонних не сразу остудило полыхавшую меж ними ненависть.

Джордж в свои сорок с лишним всегда буквально излучал грубую мощь, но сейчас его широкие плечи, гладко причесанные густые темные волосы, тонкие пальцы, сжимающиеся и распрямляющиеся с напряженным изяществом, – вся его элегантная внешность лишь подчеркивала его неприкрытую агрессивность.

Я подумал, что Джордж, пожалуй, давно бы бросился на жену с кулаками, если бы сама Гленда не казалась облаченной в незримые, но непроницаемые доспехи.

Мы с Джет молча отступили. Белл, шедшая позади нас, выглядела озабоченной и повторяла:

– Извините… Извините, пожалуйста…

– Ничего-ничего, – сказал я, но Белл это не успокоило. Пожалуй, двух коротких слов тут было мало.

Мы прошли через стоянку Джорджа и остановились у «Хонды» Джет. Я оглянулся на большой дом Лорикрофтов. Сплошное процветание и покой… «Папиросная бумага над пропастью», – подумал я.

– Белл… – неуклюже взмолился я. – Брось Ньюмаркет, переезжай к Крису, в Лондон.

Она замотала головой еще прежде, чем я успел договорить.

– Не могу. А потом зачем? Крису я не нужна. Он сам так говорит.

Ни Белл, ни Джет не ощущали той тревоги, от которой у меня переворачивало нутро и стягивало кожу на голове. Я подумал, что это, пожалуй, и есть то самое беспокойство, про которое моя бабушка говорит, что ей «не по себе». Но я никак не мог понять, что породило эти ощущения: разум, инстинкт или просто усталость.

И тем не менее я сказал, стараясь, чтобы это звучало как можно убедительнее:

– Белл, я серьезно! Уезжай из Ньюмаркета. У меня что-то вроде интуиции… можешь назвать это предчувствием… называй как угодно, но тебе надо уехать.

– Ты просто болен! – сказала Джет.

– Может быть… Но все равно, Белл, уезжай из Ньюмаркета немедленно!

Они с Джет обе были озадачены моей настойчивостью, но тем не менее начали колебаться. Я не мог рассказать Белл, что ее отец, ее босс, Квигли и Робин Дарси являются участниками преступного сговора, что они поставляют в разные страны, где царит беззаконие, многим кликам, многим тайным братствам, сведения о том, как приобрести крошечные кусочки расщепляюшихся материалов. А если собрать много таких крошечных кусочков, они превращаются в угрозу, в силу… в ядерную бомбу.

Все четверо торгуют смертью. Они не могут не знать этого.

И наверняка один-два среди них и сами по себе смертельно опасны.

Лорикрофт, разведчик и собиратель материала для выгодных сделок, с его уверенностью в собственном превосходстве, и при том, что его жена вот-вот нападет на след его тайных операций, пожалуй, ближе всех к тому, чтобы взорваться.

Я думал, что Лорикрофт опасен. Что он способен убить так же бессердечно, как и любой из его хладнокровных клиентов.

– Если Гленда захочет уехать, – сказал я Белл, – возьми ее с собой.

Белл покачала головой.

– Я вернусь через час, – сказал я и попросил Джет отвезти меня на своей машине на другой конец города.

– В больницу? – с надеждой спросила она.

– Типа того, – ответил я.

ГЛАВА 10

В больнице, которая была мне нужна, лечили лошадей.

Я заранее позвонил туда, чтобы договориться о встрече, и в холле Центра по исследованию заболеваний лошадей меня ждала женщина с цветочным именем Цинния. Она сообщила, что проводит любые исследования, но ее основная специальность – ядовитые растения и их влияние на лошадей.

Именно Циннии было поручено не просто попытаться спасти жизнь кобылке Каспара Гарви, но и выяснить, что с ней вообще не так.

Циннии на вид было около пятидесяти. Из-под ее рабочего белого халата виднелась серая фланелевая юбка. Несмотря на свое красочное имя, Цинния носила короткую стрижку – волосы у нее были седые, – туфли без каблуков, губы не красила и вообще выглядела какой-то усталой. Со временем я догадался, что это не от недосыпа, – она всегда такая.

– Доктор Стюарт?

Цинния встретила меня без особого энтузиазма, смерила взглядом, вопросительно вскинула брови, увидев Джет – Джет наотрез отказалась подождать в машине. Когда я сообщил, что Джет профессиональная сиделка, брови Циннии опустились на место, и нас пригласили пройти вслед за этим экзотическим цветком в лабораторию. В лаборатории теснилось целое стадо микроскопов, центрифуг, измерительных приборов и газовый хроматограф. Мы уселись на высокие лабораторные табуреты. Мне по-прежнему было нехорошо.

– Кобылка мистера Гарви, – ровным тоном начала Цинния, – поступила к нам в центр с тяжелыми симптомами расстройства пищеварительного тракта. К тому времени, как меня вызвали сюда, к ней, – это было вечером в воскресенье, – животное впало в состояние коллапса.

Цинния подробно описала все свои действия. Поскольку лошади от природы лишены механизма антиперистальтики – или, проще говоря, рыгать они не могут, – действия Циннии состояли в основном в промывании желудка и обильном питье – слава богу, кобылка еще могла пить.

– Я была практически уверена, что лошадь съела какую-то разновидность растительного яда, который истолкли и подсыпали ей в сено, потому что образцов листьев или стеблей ядовитых растений в сетке с кормом, которая поступила вместе с кобылкой, мне обнаружить не удалось. Я рассчитывала, что лошадь падет, и тогда мне удастся исследовать содержимое желудка, но животное цеплялось за жизнь, и потому мне пришлось обходиться образцами экскрементов, имевшимися в изобилии. Я полагала, что животное могло съесть амброзию полыннолистную. Это растение очень ядовито, его поедание часто влечет за собой смерть лошади. Оно воздействует на печень и обычно воздействует хронически, но может вызвать и острый приступ, как у кобылки Гарви.

Она помолчала, обвела взглядом нас с Джет, увидела, что мы во всем этом плохо разбираемся, и уточнила:

– Вы знакомы с senecio jacobea?

– Да нет… – признался я.

– Попросту говоря, амброзией, – Цинния чуть заметно улыбнулась. – Она обычно растет на пустошах. Согласно государственному постановлению о сорных растениях 1959 года она является вредным сорняком, так что, если вы ее встретите, ваша прямая обязанность – ее уничтожить.

К сожалению, ни Джет, ни я не имели ни малейшего понятия, как выглядит эта вредная травка, так сказать, на корню. Мы спросили, как ее узнать, и Цинния принялась объяснять:

– У нее желтые цветы, листья зубчатые…

Тут она спохватилась и вернулась к теме:

– В амброзии содержатся циклодиэфиры, наиболее токсичные из пирролизидиновых алкалоидов. Она вызывает те самые симптомы, что проявились у кобылки: нарушения работы пищеварительного тракта, боли в брюшной полости и атаксию – утрату контроля над конечностями.

Мы почтительно внимали. Я про себя размышлял, уж не наелся ли я сам этой страшной амброзии…

– Листья амброзии в засушенном состоянии сохраняют свои ядовитые свойства годами. Увы, тем удобнее всяческим злоумышленникам растирать их в порошок и подмешивать в другой сухой корм – к примеру, в сено.

– И вы нашли в навозе кобылки амброзию? – спросила Джет.

Цинния перевела взгляд с нее на меня.

– Нет, – ответила она спокойным, будничным тоном. – Обнаружить амброзию нам не удалось. Мы провели курс лечения антибиотиками, на случай наличия инфекции, и постепенно животное оправилось. После этого мы отправили лошадь к Джорджу Лорикрофту, следуя указаниям ее владельца, Каспара Гарви. До этого кобылку тренировал Оливер Квигли, и мы провели в той конюшне расследование, опросив всех, начиная с главного конюха. Все работники как один отрицали, что кто-то мог подсыпать что-либо в корм кобылке. Видите ли, ни у одной другой лошади подобных симптомов не наблюдалось.

– И что же с ней было не так? – спросила Джет. – Вы так и не узнали?

– Было несколько версий, – сказала Цинния тоном, который ясно давал понять, что любая версия, кроме ее собственной, заведомо является ошибочной. – Но, разумеется, кобылки здесь давно уже нет. Если вы, доктор Стюарт, хотели провести анализ крови на антитела, то имейте в виду: мы уже предлагали это Каспару Гарви, но он пока что отказался.

Цинния имела в виду, что если лошадь – как и человек – болела каким-то заразным заболеванием и вылечилась, то после этого в крови должны остаться антитела, возникшие для борьбы с этой инфекцией. Так что наличие в крови антител на какое-либо заболевание доказывает, что данная лошадь его перенесла.

– Нет, спасибо, анализ на антитела я проводить не собирался, – сказал я. – Простите, а у вас не осталось… э-э… образцов этого навоза? Может быть, они еще хранятся у вас в лаборатории?

– Могу вас заверить, доктор Стюарт, – сухо ответила Цинния, – что мы проверили экскременты на наличие всех возможных болезнетворных бактерий и ядов и ничего не нашли.

Лоб у меня вспотел. Чувствовал я себя примерно как та кобылка. Никогда не слышал, чтобы переломы отзывались на желудке…

Наконец Цинния неохотно созналась, что в Центре исследований сохранились образцы интересующего нас материала, поскольку загадочную болезнь кобылки распознать так и не удалось.

– Вдруг Каспар Гарви передумает! – сказала Цинния.

Я про себя подумал, что вряд ли Каспар Гарви желает раскрыть эту тайну. Но это его проблемы. Я спросил у Циннии:

– Скажите, а в вашем хозяйстве, случайно, нет счетчика Гейгера?

– Счетчика Гейгера?.. – Цинния внезапно охрипла.

– Насколько я понимаю, – сказал я без нажима, – кто-то из здешних работников высказывал предположение, что у кобылки лучевая болезнь.

– Нет-нет! – Цинния решительно покачала головой. – В этом случае ей стало бы хуже и она бы умерла, в то время как она оправилась через несколько дней, когда ее пролечили антибиотиками. Да, одна из наших коллег действительно выдвинула версию радиации, в основном, я думаю, потому, что у кобылки начала выпадать шерсть. Но, в общем, да: счетчик Гейгера у нас тут где-то есть. Однако когда кобылку выписывали, превышения радиационного фона у нее не наличествовало.

Наступило молчание. Мне не хотелось противоречить Циннии и раздражать ее. Через некоторое время она улыбнулась почти дружелюбно и сказала, что разыщет исследовательницу, о которой идет речь. Через пять минут Цинния вернулась с еще одной дамой в белом халате. Честно говоря, познания последней касательно радиации оставляли желать лучшего.

Вторая исследовательница представилась как Вера. Вера была настоящим асом по части тяжелых колик.

– Я ветеринар, а не физик, – объяснила она, – но раз Цинния не нашла следов яда, – а уж если она не нашла, то никто не найдет, можете мне поверить, – я принялась обдумывать другие варианты, и мне вдруг пришло в голову: а вдруг это лучевая болезнь? Ну, и тут, конечно, дико все перепугались. Мы пригласили специалиста по радиации, он сделал анализы и сказал, что бояться нечего, лучевая болезнь не заразна, и кобылка тоже. Я, к сожалению, не помню всего, что он говорил…

– Доктор Стюарт – физик, – заметила Цинния как бы между прочим. Но на вторую ветеринаршу это не произвело ни малейшего впечатления.

– Он читает погоду на Би-би-си, – возразила она.

– Одно другому не мешает, – заверила ее Джет. – Он еще и с лекциями выступает.

Я удивленно посмотрел на нее.

– Твоя бабушка мне все рассказала! – улыбнулась Джет. – Она говорила, что ты читаешь лекции по физике вообще и о радиации в частности. В основном молодежи, подросткам.

Вера, вторая дама в белом халате, была полной противоположностью Циннии. Никакой сонливости в ней не было и в помине. Она тут же встрепенулась – видимо, я предстал перед ней в новом свете.

– Давайте так, – предложила она, – вы прочтете мне кусок вашей лекции, а я одолжу вам записи моих анализов.

– Это недопустимо! – возмутилась Цинния. – Это против всех правил!

Ее подруга кивнула, но нисколько не смутилась.

– Обещаете? – уточнил я.

– Естественно!

Я подумал, что это поможет мне отвлечься от моего состояния общей хреновости, и потому решил пересказать часть лекции, которую читал так часто, что помнил уже наизусть.

– Я расскажу об уране, – объявил я. – Это из лекции, которую я обычно читаю шестнадцати-семнадцатилетним подросткам.

– Хорошо, – одобрила Вера. – Валяйте.

И я задушевным тоном начал свой рассказ:

– Один грамм урановой руды содержит более двух миллиардов миллионов миллионов атомов, то есть два с двадцать одним нулем. Даже и не пытайтесь себе представить, это невозможно. Несмотря на то, что природный уран не так уж радиоактивен по сравнению с другими, куда более опасными веществами, пара граммов урана – то есть меньше половины чайной ложки – каждую секунду испускает около тридцати тысяч альфа-частиц и будет испускать их почти с той же скоростью на протяжении миллионов лет. Если ваши внутренности каждую секунду в течение двух суток будут бомбардировать тридцать тысяч альфа-частиц, вас, несомненно, начнет тошнить, но, думаю, со временем вы все же оправитесь…

Я осекся. Меня и в самом деле тошнило. Однако, насколько мне было известно, никакого урана я не ел… Джет встревожилась. А Вера, видимо, сочтя мою часть сделки выполненной, вышла из комнаты и почти сразу вернулась со светло-коричневой папкой – двойником той, из-за которой так перенервничала «Объединенная компания».

Однако внутри оказались, увы, не двадцать писем, предлагающих продать либо приобрести одну из обогащенных производных той руды, о которой я только что вел речь. В папке лежал научный отчет и график уровня радиации в экскрементах двухлетней кобылки за те несколько дней, что она провела в клинике.

К тому времени, как Вере пришла в голову мысль о радиации, ее уровень уже пошел на убыль. Я предположил, что основной источник вышел из кобылки еще в самом начале, возможно, даже с поносом в то первое воскресенье, когда она лежала и стонала в своем деннике на конюшне Квигли.

Кроме того, Вера широким жестом вручила мне сверток величиной с коробку для обуви, посоветовав не открывать его в приличном обществе. Цинния с негодованием указала ей на то, что содержимое коробки является собственностью центра, или, возможно, Каспара Гарви, или, наконец, лошади – хотя последнее и спорно, – но мне оно никак принадлежать не может.

Я резко встал и спросил, как пройти в туалет. Через закрытую дверь у меня за спиной я услышал, как Джет благодарит белые халаты и прощается. Вскоре я уже сидел рядом с ней в машине. Мы возвращались к Лорикрофтам. Меня все еще мутило.

– Что с тобой? – встревоженно спросила Джет.

– Лучевая болезнь, что ли…

– Симптомы похожи.

– А черт ее знает.

Она затормозила на дорожке перед домом Лорикрофтов. Вокруг никого не было.

– Я с тобой в дом, – сказала она. – Не вздумай спорить.

Я был совсем дохлый, и на споры просто сил не осталось. Я выполз из «Хонды» и вместе с Джет, упрямо не отстававшей от меня ни на шаг, пересек дорожку, для порядка постучал в дверь и вошел в кухню.

Самого Джорджа Лорикрофта, к великому моему облегчению, на кухне не оказалось. А то я уже представлял, как мне придется разбираться с ним при помощи физической силы. А даже если не считать того, что меня изводила тошнота, Джордж был выше и сильнее.

Но на кухне была только Гленда. Она сидела посреди кухни, у большого стола, дрожала от страха, и лицо у нее было светло-серое. Она явно обрадовалась, что пришли мы с Джет, а не кто-то другой.

– Джорджа нет, – сказала она. – Он сказал, что пойдет на пустошь со второй группой лошадей.

Голос ее звучал бесцветно и безжизненно.

– А Белл? – спросил я.

Гленда не шелохнулась, даже не взмахнула накрашенными ресницами. Она еще не успела сменить свой облик «куколки»: свитерок в обтяжечку, туфельки на высоких каблучках, взбитые золотые кудряшки, – но прежняя Гленда, та, которую я знал до Донкастера, испарилась. Передо мной во всей красе предстала та самая женщина, которая в гневе разнесла вдребезги трепетную маску Оливера Квигли. Хотя заметно было, что Гленда еще не вполне привыкла к этой роли.

– Белл поехала домой собирать чемодан, – сказала она наконец. – Она заедет сюда и заберет меня с собой.

После паузы я спросил у Гленды, обсуждала ли она с Джорджем список морозных неувязок, который я ей привез.

– Обсуждала! – Она истерически хохотнула. – Девицы здесь были совершенно ни при чем, знаете ли!

Это звучало так, как будто Гленда предпочла бы девиц.

– В Баден-Бадене вообще не было никаких скачек с самого сентября.

Я кивнул. Я знал это – я проверял.

– Джордж – предатель! – объявила она. – Он предал свою родину!

– Ну, это немножко сильно сказано, вам не кажется? – пробормотал я.

– Он знает, что я думаю по этому поводу. Я уезжаю в Лондон вместе с Белл, потому что не хочу быть здесь, когда он вернется. Вы думаете, я его боюсь? Да, вы правы. Я боюсь. Я вам расскажу то, чего никому говорить не собиралась.

Она сглотнула, помолчала, собралась с духом.

– Во всех этих городах, куда, я думала, он ездил к девкам, он покупал и продавал секреты ядерного оружия!

Надо отдать Гленде должное – судя по всему, она пылала самым искренним негодованием.

– И однажды, – продолжала она с еще большим гневом, – однажды он привез домой маленький, но тяжелый сверток. Я подумала, это золото… подарок для какой-нибудь девки… я так разозлилась…

Она судорожно набрала воздуху.

– Как, ну как он мог… Нам ведь всегда было так хорошо в постели… И я достала этот сверток из его «дипломата», открыла, но внутри оказалась только тяжелая серая коробочка. Я открыла и ее, и там, в какой-то пенопластовой упаковке, лежал всего-навсего бумажный кулечек с крупным серым порошком. Но порошок был очень плотно завернут в папиросную бумагу, и я не могла его снова свернуть как было, а тут вошел Джордж.

– И он заметил, что вы лазили в его сверток? – спросил я, когда Гленда остановилась перевести дыхание.

– Нет, не заметил. Но я боялась, что он заметит, потому что он все время ошивался поблизости… и я никак не могла положить этот порошок на место, поэтому я сунула его в свою сумочку вместе с бумажкой, и он по-прежнему был там, когда мы заехали на конюшню к Оливеру Квигли по дороге на скачки в Ноттингем накануне ленча у Каспара Гарви. И я полезла в сумочку искать помаду, а бумажка выпала, и порошок высыпался в ведро с овсом, который приготовили для одной из лошадей Оливера. Я сделала это не нарочно. Я не знала, что лошадь заболеет. Но Джорджу я ничего не сказала, потому что боялась. Просто оставила все как есть.

– И вы видели, которой из лошадей досталось то ведро? – спросил я. Я был совершенно ошеломлен, но верил Гленде.

Глаза у нее расширились, и она ответила:

– Нет…

– Гленда! – протестующе воскликнул я.

– Ну ладно, ладно, вы правы… Да, я видела, в какой денник его понесли, но я не знала, что там стоит кобылка Каспара Гарви. Я даже не думала об этом, пока Белл не сказала, что у кобылки, возможно, лучевая болезнь. И тогда я поняла, чем на самом деле может заниматься Джордж во всех этих поездках и почему он мне врет. Он покупал взрывчатку, из которой бомбы делают. Потому я и попросила вас разобраться в том, что он говорил про те места, где бывал. Господи, хоть бы Белл поскорее приехала!

Я мысленно присоединился к ее молитве.

– Гленда, – спросил я, – а в Донкастере Джордж уже знал, что я обещал разобраться с этими его неувязками?

– Знал, конечно! Я ему сама сказала. Я знала, что он не причинит мне вреда, пока кто-то еще может его выдать.

Гленда в своем новом, не столь лощеном издании все же по-прежнему была чересчур наивна. Мне все больше и больше хотелось смыться из дома Джорджа до того, как он вернется. Но тут наконец появилась Белл. Она сообщила, что успела собрать чемодан, повздорить с отцом и позвонить Крису по телефону, чтобы уговорить его уступить ей свою спальню.

Белл не спеша усадила Гленду в свою машину, продолжая утверждать, что спешить нам абсолютно незачем.

– Это позволит нам избежать сцены, – возразил я. И вот наконец наш маленький караван двинулся в сторону Лондона.