Текст книги "Твердая рука"

Автор книги: Дик Фрэнсис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 4

Поздно вечером Дженни умчалась вместе с Тоби в Оксфорд, и мы с Чарльзом пообедали вдвоем. Неудивительно, что наутро я проснулся в хорошем настроении, зная, что новая встреча с ней в скором будущем мне не грозит. Чарльз тоже почувствовал облегчение. Так и вышло, они вернулись поздно, а к этому времени я уже успел позавтракать.

Я решил последовать указаниям Чарльза, отправился в оксфордскую квартиру Дженни и позвонил. Поглядев на замок, я подумал, что, если мне никто не откроет, я без труда смогу с ним справиться, но после второго звонка дверь приоткрылась на несколько дюймов, оставаясь на цепочке.

– Льюис Макиннес? – спросил я, увидев сквозь щель один глаз, спутанные светлые волосы, босую ногу и подол темно-синей ночной рубашки.

– Да. Это я.

– Вы не возражаете, если я с вами поговорю? Я... бывший муж Дженни. Ее отец попросил меня ей помочь.

– Так вы Сид? – с изумлением отозвалась она. – Сид Холли?

– Да – Хорошо, подождите минутку.

Дверь захлопнулась и довольно долго оставалась закрытой. Наконец она открылась, и я смог как следует рассмотреть девушку. Она переоделась и теперь была в джинсах, мятой блузке, мешковатом голубом свитере и тапочках. Ее волосы были тщательно причесаны, а губы накрашены нежной, светло-розовой помадой.

– Входите.

Я зашел и закрыл за собой дверь. Как я догадался, квартиру не стали ремонтировать, штукатурить или наскоро приводить в порядок. Как-никак она находилась в большом доме викторианской поры – да и сам квартал считался весьма престижным – с полукруглой подъездной аллеей и площадкой для стоянки машин во дворе. Дженни жила в крыле с большой, достроенной позднее лестницей, и квартира занимала весь первый этаж. Как сказал мне Чарльз, Дженни купила ее на средства, полученные после развода. Мне было приятно видеть, что мои деньги не пропали даром.

Девушка зажгла свет и провела меня в просторную гостиную с чуть наклоненным потолком. Шторы были еще задернуты, а не убранные с вечера вещи в беспорядке громоздились на стульях и столах. Газеты, пальто, спортивные туфли, кофейные чашки, пустые стаканчики из-под йогурта, сваленные в вазу для фруктов вместе с ложками, увядшие нарциссы, пишущая машинка со снятой крышкой, несколько смятых страниц, случайно не попавших в мусорную корзину.

Льюис Макиннес отдернула шторы, и тусклый утренний свет начал без успеха соперничать с электричеством.

– Я только встала и еще не успела прибраться. Извините.

Несомненно, беспорядок в гостиной был делом ее рук. Дженни отличалась неизменной аккуратностью и, перед тем как лечь спать, обязательно все убирала.

Но мы были в комнате Дженни. Я узнал несколько вещей, перевезенных из Эйнсфорда, да и мебель стояла как некогда в нашей гостиной. Любовь проходит, но вкус остается тем же. Я почувствовал себя одновременно в гостях и дома.

– Хотите кофе? – предложила она.

– Только если...

– Ну, разумеется, у меня немного есть.

– Могу ли я вам помочь?

– Как вам угодно.

Льюис провела меня через холл в полупустую кухню. Она держалась вполне естественно, без особой настороженности, но довольно холодно. Впрочем, меня это не смущало. Дженни говорила обо мне то, что думала, и, наверное, отзывы были не слишком лестными.

– Вы не откажетесь от тостов? – она достала пакет с ломтиками хлеба и банку растворимого кофе.

– Спасибо, я с удовольствием позавтракаю.

– Тогда бросьте пару ломтиков в тостер. Вон туда.

Я последовал ее указаниям, пока она наливала воду в электрочайник и искала в буфете масло и мармелад. Масло находилось в мятом, засаленном пакете, разорванном спереди и крайне неряшливом с виду. Совсем как пакет с маслом у меня в холодильнике Дженни обычно автоматически перекладывала масло в масленку.

Интересно, делает ли она это теперь, оставшись одна.

– Вы пьете с молоком и сахаром?

– Нет, только с сахаром.

Когда тосты были готовы, Льюис намазала их маслом, украсила мармеладом и разложила по тарелкам. Потом насыпала в чашки по несколько ложек кофе и залила их кипятком, взяла бутылку с молоком и подлила его в кофе.

– Возьмите кофе, я отнесу тосты, – сказала она. Забрала тарелки и, обернувшись, заметила, как я взял левой рукой одну из чашек и прижал ее к груди.

– Осторожнее, – торопливо предупредила она, – кофе просто огненный.

Я крепко держал чашку ничего не чувствующими пальцами.

Она понимающе подмигнула.

– Одно из преимуществ, – пояснил я и аккуратно взял другую чашку за ручку.

Она посмотрела мне в лицо, но промолчала и двинулась в гостиную.

– Я совсем забыла, – заметила она, когда я поставил чашки на низкий столик перед диваном, который она только что расчистила.

– Вставные зубы гораздо привычнее, – вежливо отозвался я.

Она с трудом удержалась от улыбки, хотя потом поняла неловкость ситуации и нахмурилась. Мне стало ясно, что по натуре она добродушна и откровенна, а ее резкость не более чем защитная реакция. Она разломила тост и задумчиво огляделась по сторонам. Прожевав кусок и выпив немного кофе, она полюбопытствовала:

– А чем вы можете помочь Дженни?

– Попытаюсь отыскать Никласа Эша.

– О, – она вновь на секунду улыбнулась, а потом напряженно застыла в раздумье.

– Он вам нравился? – спросил я. Она печально кивнула.

– Боюсь, что да. Он такой... остроумный и веселый. Просто обалденно. И я никак не могла поверить, что он сбежал и оставил Дженни все расхлебывать. Я хочу сказать... он жил здесь... в этой квартире... и мы так смеялись. То, что он сделал... немыслимо.

– Вам не трудно припомнить, как развивались события, и рассказать мне все с самого начала?

– Но разве Дженни?..

– Нет.

– Я полагаю, – медленно проговорила Льюис, – Дженни не решилась вам признаться, что он нас так одурачил.

– А она его очень любила?

– Любила? Что такое любовь? Я не могу вам сказать. Но Дженни была в него влюблена. – Льюис облизала пальцы. – Мы обе потеряли голову. Все пенилось и искрилось, как шампанское. И она витала в облаках.

– Ну, а вы были вместе с ними? И тоже витали в облаках?

Льюис в упор поглядела на меня.

– Вы имеете в виду, знала ли я, каков он на самом деле? Да, я знала. Но если вы решили, что я тоже влюбилась в него, то ошиблись. Он был веселый, но не в моем вкусе, и в отличие от Дженни меня не возбуждал. Во всяком случае, его привлекла она, а не я. Или, по крайней мере... – с сомнением в голосе заключила она, – мне так показалось. – Льюис взмахнула влажными пальцами:

– Вас не затруднит передать мне коробочку с салфетками? Она у вас за спиной.

Я дал ей коробочку и проследил, как она стерла с пальцев прилипшие кусочки мармелада. Теперь я смог как следует рассмотреть ее светлые ресницы и типично английскую розовую кожу. Никаких следов прежней застенчивости я в ней больше не обнаружил. Морщины и складки – безошибочные признаки усталости и разочарования – еще не отпечатались на ее лице. Судя по его выражению, никто бы не назвал ее циничной или нетерпимой к чужому мнению. Обыкновенная практичная, здравомыслящая девушка.

– Мне даже неизвестно, где они познакомились, – сказала она. – Знаю только, что где-то здесь, в Оксфорде. Однажды я вернулась и застала его у нас, если вам понятно, что я подразумеваю. Они уже были, если можно так выразиться... заинтересованы друг другом.

– А вы всегда жили тут вдвоем с Дженни? – задал я вопрос.

– В общем, да. Мы с ней вместе учились в школе, вы не знали об этом? Ну вот, как-то мы встретились, я сказала ей, что собираюсь прожить два года в Оксфорде и буду работать над книгой. Она спросила меня, где я намерена остановиться, и сообщила, что присмотрела тут квартиру, но хочет жить в ней с какой-нибудь знакомкой. Я сразу переехала сюда, и мы с ней прекрасно ужились.

Я бросил взгляд на пишущую машинку и прочие следы ее трудов.

– И вы все время работаете дома?

– Здесь или в Шелдониан, в библиотеке... а иногда занимаюсь другими исследованиями. Я плачу Дженни за мою комнату и... сама не понимаю, зачем я вам об этом рассказываю.

– Весьма полезные сведения. Она встала.

– Возможно, вам стоит посмотреть на воск, конверты и тому подобное. Я отнесла их в его комнату, в комнату Ники... с глаз долой. Честно признаться, мне было тяжело на них смотреть.

И я снова двинулся следом за ней через холл. На этот раз мы спустились, миновали широкий Проход, и я понял, что это площадка первого этажа в старом доме.

– Тут комната Дженни, – пояснила она, указав на дверь. – Здесь ванная. А вот тут живу я. В конце коридора комната Ники. – Вам известно, когда он исчез?

– спросил я, идя за ней по пятам.

– Точно? Кто же это знает? Где-то днем в среду. Да, в среду, две недели назад. – Она открыла выкрашенную белым дверь и зашла в комнату в конце коридора. – Он позавтракал с нами, как обычно. Я отправилась в библиотеку, а Дженни села на поезд. Ей нужно было съездить в Лондон за покупками. Когда мы обе вернулись, его и след простыл. Скрылся, и все тут. Дженни долго не могла опомниться и прийти в себя от шока. Она целы-ми днями плакала. Но, конечно, мы тогда понятия не имели, что он ее бросил и прихватил с собой денежки со счетов.

– А когда вы это обнаружили?

– Дженни пошла в пятницу в банк заплатить по чекам и договориться об отсрочке уплаты за рассылку, и там ей сказали, что счет закрыт.

Я осмотрел комнату, обратив внимание на толстый ковер, георгианский комод, большую уютную кровать, кресло, изящные, со вкусом подобранные Дженни шторы и свежевыкрашенные стены. В самом центре комнаты стояли шесть объемистых коричневых ящиков из плотного картона. Однако вид у комнаты был какой-то нежилой.

Я приблизился к комоду и выдвинул ящик. Он оказался совершенно пустым. Я пошарил в нем, но не нашел ни пылинки.

Льюис кивнула.

– Он регулярно убирал комнату. И пылесосил ее. Вот, видите следы на ковре.

Он и ванную постоянно мыл. Там все просто сверкало. Дженни нравилось, что он такой аккуратный. Но потом она поняла, что он не хотел оставлять улики.

– Я думаю, это было символично, – рассеянно произнес я.

– Что вы имеете в виду?

– Ну... не то чтобы он боялся оставить волосок или отпечатки пальцев.

Скорее ему было приятно чувствовать, что он вышел сухим из воды и в этом доме его ничто не держит. Я хочу сказать... если вы намерены вернуться, то бессознательно «забываете» в доме какие-то вещи. Это известное явление и очень распространенное. А когда вы ни сознательно, ни подсознательно не связываете себя с каким-либо местом, то вычищаете все вплоть до последней пылинки. – Я перевел дух. – Простите. Наверное, я вас утомил.

– Я не устала.

– Где они спали? – деловито осведомился я.

– Здесь. – Она пристально поглядела на меня и решила, что ей надо продолжить рассказ. – Обычно она приходила к нему. Не думайте, я за ними специально не следила, но хорошо знаю. Как правило, бывало именно так. Но не всегда.

– А он никогда не приходил к ней?

– Да, любопытно. Я ни разу не видела его у нее в комнате, даже днем. Если он хотел с ней встретиться, то просто звал Дженни из коридора.

– Характерная черта.

– По-вашему, это еще символичнее? – Она Приблизилась к груде ящиков и приоткрыла верхний. – Содержимое вам само обо всем расскажет. Почитайте, а я вас пока оставлю. Для меня это до сих пор невыносимо. Да и вообще нужно немного прибрать, а то Дженни вернется, а тут настоящий бедлам.

– Вы ее сейчас не ждете?

Льюис чуть склонила голову, уловив в моем голосе тревогу.

– А вы ее боитесь?

– Неужели у меня такой вид?

– Она говорит, что вы ничтожество, – удивленная интонация немного смягчила последние слова.

– Да, она на это способна. Но я ее совсем не боюсь. Она меня просто раздражает, – отозвался я.

– Дженни – потрясающая девушка, – взволнованно выпалила Льюис.

Да, она прекрасная подруга, подумал я. Сама верность и надежность. И готова отразить любую атаку. Но вся беда в том, что я не один год был мужем потрясающей девушки Дженни.

– Да, – бесстрастным тоном подтвердил я.

Льюис повернулась и вышла из комнаты. Я со вздохом направился к ящикам, а потом неуклюже приподнял и переместил их, радуясь, что ни Дженни, ни Льюис меня не видят. Они оказались объемистыми, и, хотя один или два весили меньше остальных, брать и обхватывать их протезом было очень трудно, Верхний ящик заполняла кипа служебных бланков, белых, хорошего качества, с четко отпечатанными на машинке строчками. На каждом листе вверху я заметил впечатляющие заголовки, в центре которых красовалась позолоченная эмблема. Я взял один из этих бланков и понял, почему Дженни поддалась на провокацию.

«Исследование сердечной недостаточности», – прочел я подзаголовок, набранный курсивом. Под ним было напечатано: «Зарегистрировано в Фонде милосердия». Слева от эмблемы находился список спонсоров, по большей части титулованных и влиятельных, а справа – список сотрудников, среди которых значилась и Дженнифер Холли, ассистент-исполнитель. Рядом с именем Дженни был напечатан адрес ее квартиры в Оксфорде.

В письме отсутствовали дата и обращение. Оно начиналось с середины листа, и в нем сообщалось следующее:

"К сожалению, в наши дни очень многие семьи плохо представляют себе опасность сердечнососудистых заболеваний. Между тем даже если они не приводят к летальному исходу, то лишают больного возможности жить прежней полноценной жизнью, нормально трудиться и превращают его в инвалида.

В области исследования причин этого современного бедствия и его профилактики проделана большая работа, но еще больше предстоит сделать.

Исследования, финансируемые из бюджета правительства, при нынешнем состоянии финансов заведомо ограничены, и общество должно прибегнуть к поддержке частного капитала, доверив ему обеспечение важнейших программ.

Однако нам известно, что многие люди отказываются принимать пожертвования, даже нуждаясь в помощи. Ради содействия «Исследованию сердечной недостаточности» мы просим вас приобрести предлагаемый ниже товар, подобно тому как вы покупаете рождественские открытки. Его реализация сможет обеспечить плодотворную работу в самых разных сферах. После обсуждения наши спонсоры остановили свой выбор на продаже воска высшего сорта, исключительно подходящего для полировки старинной мебели.

Воск упакован в жестяные баночки – по фунту в каждой. Его качество могут удостоверить лучшие реставраторы и хранители музеев. Если вы захотите приобрести еще, мы можем предложить вам баночки с расфасовкой по пять фунтов.

Сообщаем вам, что по меньшей мере три четверти полученных средств будут направлены на финансирование исследований.

Воск прекрасно подойдет для вашей мебели, ваш вклад окажет существенную поддержку Фонду, и с вашей помощью вскоре будет достигнут прогресс в профилактике, лечении и контроле над этими страшными заболеваниями.

Если вы пожелаете, просим вас прислать пожертвования по адресу, напечатанному ниже. (Чеки будут выписаны на счет «Исследования сердечной недостаточности».) Вы незамедлительно подучите упаковки с воском и благодарность от больных со всех концов страны.

Искренне ваш Ассистент-исполнитель".

Я сказал про себя «фу», сложил письмо и сунул его в карман. Какая сентиментальная мура и дешевка, подумал я, предлагать в ответ нечто вполне реальное. Да еще завуалированный намек, что если вы не раскошелитесь, то сами можете всерьез заболеть. Однако, судя по рассказу Чарльза, эта мешанина на многих подействовала.

В другом большом ящике лежали несколько тысяч белых конвертов без адресов.

Третий был наполовину заполнен письмами, написанными от руки на бумаге самых разных сортов. В заказах на воск постоянно упоминалось, что «чеки прилагаются».

В четвертом ящике находились отпечатанные послания с благодарностью. В них говорилось, что «Исследование сердечной недостаточности» весьма признательно за полученную помощь и с удовольствием направляет партию воска.

Пятый ящик оказался полупустым, а в шестом, набитом до отказа, лежали плоские белые коробочки шести дюймов в ширину и двух в высоту. Я раскрыл одну из них и принялся разглядывать содержимое. Я увидел плоскую, округлую банку с туго завинченной крышкой. Мне пришлось изрядно потрудиться. Но в конце концов я откупорил ее и обнаружил мягкую смесь светло-коричневого цвета. От нее и правда пахло полировкой. Я закрыл банку, уложил ее в коробочку и на время оставил, решив, что, уходя, заберу с собой.

Похоже, что больше ничего интересного для меня в комнате не было. Я осмотрел в ней каждую щель, ощупал подкладку кресла и постучал по ручкам, однако нашел там лишь булавку.

Потом я взял круглую белую коробочку и медленно побрел в гостиную. По дороге я стал одну за другой открывать двери комнат и рассматривать обстановку.

О двух из них Льюис мне ровным счетом ничего не сказала. Первая комната была бельевой, а во второй – маленькой и ничем не обставленной – стояли чемоданы и валялся всякий старый хлам.

Комнату Дженни я сразу узнал по ее сугубо женскому убранству – в ней преобладали розовые и белые тона, а драпировки, скатерти и салфетки были обшиты пышными, как пена, оборками. В воздухе витал легкий, фиалковый аромат ее любимых духов «Милле». Вспоминать о том, что я впервые подарил их ей в Париже, теперь не имело смысла. Слишком много времени отделяло нас от той поры. Я закрыл дверь, и запах улетучился. Потом я отправился в ванную.

Она сверкала белизной. Большие махровые полотенца. Зеленый коврик, зеленые растения. Зеркала на стенах, яркий свет. Не видно ни пасты, ни зубных щеток, все убрано в шкафчики, полный порядок и аккуратность. Очень похоже на Дженни.

Рядом с умывальником мыло фирмы «Роджер и Галлет».

Я уже привык к дотошным расследованиям и утратил излишнюю щепетильность.

Вот и сейчас я почти без колебаний приоткрыл дверь комнаты Льюис. Я высунул голову, надеясь, что мне повезет: она в эту минуту не появится в холле и не увидит меня.

В ее хаосе есть своя система, подумал я. Раскиданные по полу груды книг и бумаг. Одежда на спинках стульев. Меня не удивила неубранная постель, ведь я позвонил, когда Льюис только проснулась.

В углу я заметил умывальник, зубную пасту без крышки. Рядом на веревке сушилось белье. Открытая коробка шоколада. Беспорядок на крышке комода. В высокой вазе ветка со свечкой каштана. Совершенно без запаха. Нельзя сказать, что комната грязна и запущенна, скорее немного захламлена. На полу валялась синяя ночная рубашка. Обстановка в комнате почти как у Эша. Я без труда определил, какую мебель привезла и расставила Дженни, а какую Льюис.

Я убрал голову и закрыл дверь. К счастью, за мной никто не следил. Льюис кончила уборку в гостиной и уселась на пол читать книгу.

– Привет, – сказала она, окинув меня недоуменным взором, словно напрочь забыла о моем присутствии в доме. – Ну, как, вы уже завершили поиски?

– Тут должны быть и Другие бумаги, – отозвался я. – Письма, счета, гроссбухи и тому подобное.

– Их забрала полиция. Я присел на диван и посмотрел ей прямо в лицо.

– А кто вызвал полицию? – спросил я. – Дженни?

Она наморщила лоб.

– Нет. Кто-то пожаловался им, что Фонд милосердия не зарегистрирован.

– Кто именно?

– Я не знаю. Кто-то получил письмо и решил проверить. Половины спонсоров из списка вообще не существует, а остальные даже не подозревали, что их именами воспользовались.

Я немного подумал и сказал:

– Почему Эш сбежал, когда дело было еще на мази? Что его заставило?

– Мы так и не поняли. Возможно, кто-то позвонил сюда и пожаловался. И он тотчас смылся. Полиция явилась через неделю после его побега.

Я положил круглую коробочку на столик.

– Откуда вам присылали воск? – задал я вопрос.

– Из какой-то фирмы. Дженни выписывала и отправляла заказы, а мы получали его здесь. Никто не знал, где его можно купить.

– Где счета-фактуры?

– Полиция их тоже взяла.

– А эти открытки с просьбами... кто их печатал?

Она вздохнула.

– Конечно, Дженни. У Ники были другие бланки, очень похожие, только там значилось его имя, а не ее. Он объяснил, что мы отправили уже много открыток с его именем и адресом. Это было незадолго до его побега. Понимаете, он успел многое предусмотреть и полагал, что мы продолжим работу даже в том случае...

– Да, теперь в этом можно не сомневаться. Мое замечание рассердило ее, хотя и не слишком сильно.

– Вам легко смеяться, но если бы вы хоть раз его видели. Вы бы поверили ему, совсем как мы.

Я не стал ей возражать. Может быть, такое и случилось бы.

– Эти открытки? – спросил я. – Кому вы их отправляли?

– У Ники был огромный список имен и адресов. Целые тысячи.

– Они у вас остались? Я хочу сказать, списки? Она уныло взглянула на меня.

– Он забрал их с собой.

– А что за люди в них значились?

– Владельцы старинной мебели, которым выложить лишнюю пятерку все равно что плюнуть.

– Он не говорил, где узнал их адреса?

– Говорил, – подтвердила она. – В главном офисе Фонда милосердия.

– Кто надписывал адреса и посылал открытки? – продолжал я расспрашивать Льюис.

– Ники печатал адреса на конвертах. Да, не задавайте мне этот вопрос, на моей машинке. Он работал очень быстро и мог отпечатать до сотни адресов в день.

Дженни расписывалась на каждой открытке, а я обычно складывала их в конверты.

Вы знаете, у нее неразборчивый почерк, и Ники часто ей помогал.

– То есть он за нее расписывался?

– Вы правы. Он копировал ее подпись. Так бывало тысячи раз. Ему это отлично удавалось. И вы бы ни за что не смогли отличить.

Я молча посмотрел на нее.

– Понимаю, – откликнулась она. – Дженни сама себя подставила. Но, видите ли, в его присутствии вся эта трудная работа с письмами превращалась в сплошное удовольствие. Вроде игры. Он постоянно шутил, и мы смеялись до слез. Вы не понимаете. А потом, когда чеки начали приходить, нам сделалось ясно, что затраты окупились и результат налицо.

– Кто отправлял воск? – мрачно поинтересовался я.

– Ники печатал адреса на этикетках. Я помогала Дженни укладывать воск в коробки, заклеивала их липучкой и относила на почту.

– Эш никогда их сам не отсылал?

– Он был слишком занят и печатал с утра до вечера. Обычно мы брали сумки на колесиках, набивали их доверху коробочками и шли на почту.

– А чеки? Я полагаю, Дженни ходила в банк их оплачивать?

– Верно.

– И долго вы этим занимались?

– Несколько месяцев, когда открытки были отпечатаны и партия воска уже пришла.

– Вы получили много воска?

– О, целые груды, так что ставить было некуда. Нам прислали эти большие коричневые ящики по шестьдесят банок в каждом. Мы и шагу ступить по квартире не могли. Дженни предложила заказать еще, запасы понемногу истощались, но Ники сказал – нет, не надо, закончим с этой партией и немного передохнем. А потом займемся новой.

– Он имел в виду, что с воском вообще пора кончать? – уточнил я.

– Да, – нехотя согласилась она.

– Сколько денег положила в банк Дженни? – задал я очередной вопрос.

Льюис смерила меня угрюмым взглядом.

– Что-то около десяти тысяч фунтов Может быть, чуть больше Некоторые присылали нам не пять фунтов, а суммы покрупней. Один или два пожертвовали сотню и отказались от воска.

– Невероятно.

– Деньги только-только стали приходить Они и сейчас приходят, каждый день.

Но поступают с почты прямо в полицию, а те отправляют их обратно. У них сейчас работы невпроворот.

– В комнате Эша стоит ящик с открытками, на которых написано: «Чеки прилагаются». Как с ними быть?

– Деньги этих людей лежат в банке, а воск им уже отправлен, – пояснила она.

– Почему же полиция не заинтересовалась этими открытками? Она пожала плечами.

– Во всяком случае, они их не взяли.

– Вы не возражаете, если я их заберу?

– Сколько угодно.

Я спустился, отнес ящик с ними к двери парадного, а потом вернулся в гостиную и продолжил расспрос. Льюис успела вновь погрузиться в книгу и без всякого воодушевления посмотрела на меня.

– Как Эшу удалось получить деньги в банке?

– Он захватил с собой отпечатанную открытку с подписью Дженни. В ней говорилось, что она хочет закрыть счет и направить средства в Фонд милосердия для ежегодного званого обеда. И еще взял чек, опять-таки с подписью Дженни под всеми суммами вплоть до самых мелких.

– Но она этого не писала...

– Нет. Все сделал он. Я видела и открытку и чек. Банк передал их в полицию. Вы никогда не догадались бы, что он подделал почерк. У него получилось в точности как у Дженни. Даже она не увидела никакой разницы.

Льюис поднялась, оставив книгу на полу.

– Вы уже уходите? – явно с радостью осведомилась она. – У меня полно дел.

Из-за Ники я запустила занятия.

Она проводила меня в холл и по дороге не удержалась от очередной ехидной реплики.

– Банковские клерки не смогли припомнить Ники. Они каждый день открывают и закрывают тысячи счетов и выплачивают уйму денег. Как-никак Оксфорд – крупный торговый центр. Они имели дело только с Дженни, и это было за десять дней до того, как полиция нагрянула в банк и принялась задавать вопросы. Никто из них не запомнил Ники.

– Он – настоящий профессионал, – сухо проговорил я.

– Боюсь, что вы правы. – Она пошла открывать дверь, а я в это время нагнулся и с трудом поднял коричневый ящик, стараясь сохранить равновесие и не выронить лежавшие наверху открытки.

– Спасибо вам за помощь, – сказал я.

– Позвольте мне отнести этот ящик.

– Я справлюсь и сам, – отозвался я. Она окинула меня беглым взглядом.

– Я в этом не сомневаюсь. Но у вас просто сатанинская гордыня. – Она выхватила ящик у меня из рук и уверенно двинулась по лестнице. Я направился за ней, чувствуя себя последним идиотом. Наконец мы вышли из дома на асфальтированную площадку.

– Где ваша машина? – спросила она.

– Сзади, во дворе, но...

С таким же успехом я мог бы обратиться к морской волне. Я старался не отставать от Льюис, робко указал на «Шимитар» и открыл багажник. Она поставила туда ящик, и я захлопнул крышку.

– Спасибо, – вновь произнес я. – За все. В ее глазах мелькнула усмешка.

– Если вы надумаете как-нибудь помочь Дженни, вам не трудно будет связаться со мной и дать мне знать? – обратился я к Льюис.

– В таком случае оставьте ваш адрес. Я достал из внутреннего кармана визитную карточку и вручил ей.

– Там написано.

– Ладно. – Она постояла минуту, и по выражению лица Льюис я так и не смог определить, что у нее на душе. – Буду с вами откровенна, – напоследок призналась она. – По рассказам Дженни я представляла вас... совсем другим.