Текст книги "Новые байки со «скорой», или Козлы и хроники"

Автор книги: Диана Вежина

Соавторы: Михаил Дайнека
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Корифей жанра

Репутация сродни студенческой зачетке: сначала ты на нее работаешь, потом она на тебя. Вот только если в институте на зачетку мне действительно пришлось немного потрудиться, то на «скорой» репутация человека-происшествия, этакого на двенадцатисантиметровых шпильках ходячего ЧП, сама ко мне приклеилась. На меня даже пари бывало заключали: что я на этот раз сподоблюсь учудить…

И всё-таки до корифеев жанра мне было далеко.

Во времена моей студенческо-скоропомощной юности работала со мной на «скорой» фельдшерица. Маленькая, худенькая, прямо не телосложение на вид, а сплошное теловычитание. Да еще глаза отчетливо косят – последствия аварии, в которую когда-то их бригада угодила.

Запоминающийся персонаж. Не только из-за внешности. Фамилия у человека говорящая была – Магила, даром что не через «о», а через «а».

Не знаю, то ли так фамилия приклеилась к судьбе, то ли всё-таки судьба к Магиле прицепилась, но Лийка (так Магилу звали) вляпывалась абсолютно во все неудобосваримые ситуации, которые только можно себе представить. Те, которые представить нельзя, тоже, впрочем, без нее не обходились.

То ночной порой какой-нибудь амбал-коллега ее теловычитание на топчане в тряпках не заметит и с ходу на нее всем весом плюхнется, то очередную жалобу на вызове она ни за что да ни про что огребет…

По части жалоб Лийка на подстанции была вне конкуренции. Одна мне до сих пор дословно помнится: «Дефективная какая-то приехала и с порога на нас косо посмотрела. Мы спросили, как ее фамилия. Она сказала, что ее фамилия Могила через „а“. Нас это возмутило. Теперь мы эту якобы Магилу требуем примерно наказать». Подписано (клянусь): «Семья Сивуха».

Сивуха до Магилы доведет. Национальная беда, никуда не денешься.

На деле Лийка фельдшерицей была знающей, толковой и ответственной. На самом деле ей по жизни не везло. А если даже и везло, то как-то так навыворот, что ни в сказке матерно сказать, ни в объяснительной начальству описать.

Вот вам день из жизни фельдшера Магилы. Почти типичный день, я бы не сказала, что тогда она была особенно в ударе. День как день.

Дело было сразу после новогодних праздников. Вряд ли нужно объяснять, в каком состоянии с утра народ выходит на работу. Кто знает – понимает, кто не знает – честь им и хвала, хотя в таких мне почему-то слабо верится.

Вот и Лийка честно вышла на работу с бодуна. В состоянии «большому бодуну – большую засуху». А предыдущая смена оставила на столе банку с маринадом из-под огурцов. Из человеколюбия, вестимо. А Магила им и полечилась от души.

А была та банка не простая – трехлитровая…

В ту смену Лийка без врача по транспорту работала. Это когда надо пациента без затей забрать, в больницу довезти и без затей же сдать. Врач на такие пустяки не полагается.

А тут как раз и первый вызов подоспел. Лийка залпом полечилась и поехала. Вызов был простой, на роженицу. Как раз из серии забрать и отвезти: в машину и в роддом, нюансов никаких.

И всё бы ничего, вот только в тот момент, когда она уже в квартиру позвонила, маринад на Лийкин организм солевым слабительным подействовал. Императивно, как у нас культурно говорят. Со всеми, извините, вытекающими.

Кто б растерялся, но не фельдшер «скорой помощи». Она как шла в квартиру, так невозмутимо и вошла. Только вместо «здравствуйте» спросила, где здесь душ. Закрылась она там, помылась-постиралась, а потом, как и положено, к роженице вышла. Как будто так и надо, дело, мол, житейское…

Нет, опять же, всё бы ничего, дело-то и впрямь житейское, случается. Однако родственники всё превратно поняли. А именно: ох, ах, какая гигиена, какой ответственный и добросовестный подход! Иные даже руки не помоют, прежде чем больного осмотреть, а эта продезинфицировалась вся! Как далеко шагнула наша медицина!

Лийка их разубеждать не стала, лишь роженицу скорее увезла. А родственники от восторга на нее благодарность по всем правилам оформили. Живописали, как эта особо добросовестная фельдшерица в их душе полчаса на себя стерильность наводила, и другим ее в пример поставили. Так всерьез и написали, от души: за такую преданность работе поощрить, мол, требуем!

Не шучу, вот так и написали.

На самом деле натуральный пасквиль получился, разумеется. Для увеселения начальства и коллег. С занесением в анналы «скорой помощи».

Это только присказка, сказка впереди.

Следующим номером программы значилась у Лийки плановая госпитализация. Нужно было отвезти старика-рамолика в загородный интернат для маразматиков. Выжил старче из ума, домочадцы с ним сперва помучились-помаялись, а потом подсуетились и устроили его от них куда подальше доживать.

В такие заведения что в тогдашнем тридевятом царстве-государстве, что по нашим светлым и гуманным временам, извините, очередь. Старичку как раз в тот день она и подошла.

Загрузили с неприкрытым облегчением домочадцы старика в машину, даже помогли родного маразматика к носилкам пристегнуть. Это чтобы по дороге он чего не учудил, а пуще – не сбежал и дома бы опять не объявился. С глаз долой, из сердца вон; чего стесняться, дело же опять-таки житейское…

Так вот дедушку упаковали и поехали. Путь неблизкий, к черту на куличики. Старичок в карете на носилках прохлаждается, Лийка с похмела в кабине мирно прикемарила. Водила тоже после праздников весь из себя на полуавтомате, но на газ исправно жмет, не привыкать.

И всё бы снова было ничего, вот только в «рафике», который был едва ли не древнее старика-рамолика, носилки на станине не защелками крепились, как им по конструкции положено, а дверьми сзади тупо подпирались.

А двери по причине неисправности замка, дабы сами по себе не открывались, заткнутой за задний бампер деревяшкой по-простецки клинились.

А эта деревяшка, едва за городом машина как могла разогналась, на первой же колдобине утратилась.

И начался для старичка сплошной аттракцион. То носилки с дедушкой на горке из кареты до упора выезжают, то на вираже на место с лязгом возвращаются, то над ним космические бездны разверзаются, то снова преисподняя кромешная его поглощает с грохотом…

И так вот – битый час. Битый час из старика космонавта не спросивши делали. Покуда музыка небесных сфер в красно-синих всполохах вокруг не зазвучала и глас Господень зло не захрипел.

Цветомузыка на деле просто объяснялась.

На нее даже водитель обратил внимание:

– Слушай, – говорит он, Лийку в бок пихнув, – вроде как менты какого-то рожна к нам прицепились. Километров десять уже сзади едут под сиреной и миглом и чего-то в матюгальник хрюкают…

Магила, глаз не разлепив (всё равно не разбери-пойми, чего они там хрюкают):

– А пошли б они куда подальше, – говорит, – других машин им на дороге мало, «скорую» еще тормозить удумали! Нам посрато, мы при исполнении.

Ну, насчет «посрато» можно было бы, положим, и не вспоминать, но из сказки, как из песни, – слов не выкинешь…

Как бы то ни было, водила рад стараться. Назло ментам, на радость старичку сирену и мигалку он на «рафике» врубил, газ до упора вжал; и такой вираж он на подъезде к интернату лихо заложил, что носилки с дедушкой чуть было сами по себе, как камень из пращи, в дверь приемного покоя не влетели.

Хорошо, что дедушка заранее из ума был выживши.

На самом деле даже здесь всё б было ничего. Старичок, гармонию небесных сфер узрев, в интернате лишь смеялся вдумчиво; ласково смеялся, шепоточком так; всю оставшуюся жизнь потом смеялся дедушка. Да и блюстителям порядка по ходу всю дорогу было интересно посмотреть, удержатся носилки с пациентом в «скорой помощи», или же к ним под колеса грохнутся.

Гаишников на самом деле больше оскорбило, что «скорая» на трассе их, как стоячих, сделала. А потому, уже у интерната «рафик» прихватив, на месте грозный протокол составили. Аж на нескольких листах что было расписали, да еще и чего не было добавили.

Тут уже не пасквиль даже, а сценарий голливудского кино в итоге получился, даром что без занесения гонорара на расчетный счет.

Пригорюнилась Магила, закручинилась…

Нет, без шуток, огребла б она за эту госпитализацию неприятностей по первое число вплоть до увольнения, но тут очередная несуразность приключилась.

Они уже на базу возвращались. Дело было к вечеру, пока туда-сюда мотались в интернат, пока с ментами объяснялись, день, почитай, прошел.

Вот только до подстанции они так и не доехали. Они едва до города добрались, как с трамвайной остановки какая-то взволнованная дамочка к ним буквально под колеса кинулась. Спасите-помогите, говорит, мужу моему на остановке с сердцем плохо стало!!!

А муж ее в сугробчике сидит, изрядно синий весь.

Делать нечего, Магила мужика в карету загрузила, кардиограмму быстренько сняла. А там – инфаркт, причем обширный, угрожающий.

Кто бы сомневался, называется…

Связалась Лийка с Центром: так и так, нужна врачебная бригада в помощь. А Центр ей в ответ: справляйтесь как-то сами, бригад свободных нет, все сегодня сутки напролет без заезда трудятся.

День был такой, напомню. Посленовогодний. У народа отходняк и мор.

Опять же, делать нечего. Поехали они в ближайшую больницу. Лийка на ходу налаживает капельницу, дамочка в ногах у мужика заранее слезы льет, а мужик и впрямь хужеет и хужеет.

Буквально у больницы пациент совсем грузиться стал у Лийки на руках.

Лийка дамочку за помощью в приемник отрядила, а сама пока больного начала откачивать. Она же не специализированная кардиобригада, чтобы пациента в критическом состоянии на себе в реанимацию переть.

А больница не из фешенебельных, там и в норме-то дежурного врача не сразу дозовешься, а после праздников, да вечером еще…

Реанимирует Магила пациента как умеет. Фельдшер всё-таки не врач, выше головы не прыгнешь. Три минуты, пять минут реанимирует. Чехлится пациент, а помощи всё нет.

А рядом, за углом приемного покоя, еще одна машина «скорой помощи» стоит.

Но она не просто там стоит. Она еще и выразительно качается. Очень даже выразительно качается, в ритме страсти нежной, так сказать. Да еще и звуки из нее отчетливо интимные доносятся. Охи-вздохи специфические, стон…

Ну кто же из скоростников без греха, дело тоже на свой лад житейское. Так про себя Магила рассудила. Приперло, может, людям, другого времени и места не нашли, любовь – она же зла…

Но у Лийки ж пациент в карете загибается!

Плюнула она на правила приличия и на рысях к соседям подалась.

Сначала Лийка аккуратно так к коллегам постучала:

– Извините… – осторожно говорит.

А коллеги пуще прежнего стараются, машина на рессорах аж скрипит.

Лийка постучала громче:

– Извините, – говорит, – пожалуйста…

Коллеги – ни фига: машина ходуном, в карете хрип да сип.

Лийка вовсе неприлично в дверь забарабанила:

– Извините еще раз, – настойчиво Магила говорит. – Я, конечно, понимаю, вы там важным делом занимаетесь, но у меня тут пациент с инфарктом на руках!

А вот тут коллег как будто проняло. Машина пару раз качнулась как бы нехотя, из кареты вместо оргастического стона матерное слово донеслось. Большой облом там, ясен пень, произошел.

Магиле даже стало как-то совестно…

А в карете снова мать по-русски помянули. Коллег всерьез, похоже, проняло. Только Лийка еще раз к машине сунулась, как ей дверь кареты, распахнувшись, по лбу хрясь! Не столько больно получилось, правда, сколько неожиданно. Ну да Лийке и того хватило: с переляку на ногах не устояв, она всем теловычитанием своим в сугробе закопалась чуть не по уши.

А из кареты на нее мужик неласково глядит.

А Лийка из сугроба глазом мыргает.

А мужик на вид зверообразен. Могуч, небрит и торсом волосат. Обнажен товарищ выше пояса. И на морозе пар с него валит.

Достучалась Лийка, называется…

А мужик ей:

– Ладно, – говорит, – своего я (пациента, в смысле) зачехлил, теперь пойдем твоего чехлить. Сейчас, халат только накину.

Тут уже и Лийка поняла, что всё она превратно поняла. Все эти охи, вздохи, хрипы специфические, стон – это всё была реанимация. Я всерьез, ни словом не шучу. Примерно так со стороны она и слышится.

Вот только на фиг надо было делать это всё по форме голый торс…

Зверообразный тип на самом деле оказался реаниматологом, при ближайшем рассмотрении – милейшим человеком и толковым доктором. Самое смешное, что Лийкиного пациента они в итоге всё же откачали.

А еще смешнее, что дамочка (она в приемнике дежурного врача за это время так и не нашла) на Лийку благодарность написала. Проявила она, дескать, чудеса находчивости и профессионализма, мужа моего от смерти неминуемой спасла!

День был тогда такой. Эпистолярный.

Грозная бумага от ментов и обе благодарности легли на стол начальству в один день. Утренняя пятиминутка, где такие вещи разбираются, оказалась сорвана. Весь наличный коллектив подстанции от хохота валялся на полу, начальство тихо угорало в кабинете. О том, чтобы Магилу поощрить, понятно, речи не было, но и наказания за чудом не угробленного старичка она благополучно избежала. Кто ж станет увольнять ходячий анекдот!

А ведь Лийка, повторюсь, даже не была тогда особенно в ударе. Вполне себе обычное дежурство приключилось, день как день…

Так что – да, до корифеев жанра мне пока что было далеко.

Но двигалась я в верном направлении.

Императрицу вызывали?

Я что-то всё о медицине да о медицине. Давайте для разнообразия о чем-нибудь другом. Если, разумеется, получится.

Хотя бы о культуре, например.

Давным-давно, в тридевятом царстве, тридесятом государстве, так давно, что теперь уже, наверно, не считается, был у меня приятель. Занятный был субъект, не так чтобы в летах, но всё-таки меня изрядно старше. Мачо типа настоящего полковника, каковым на самом деле он и был. И не простым, а, страшно молвить, кагэбэшным.

А Комитет госбезопасности в те незапамятные времена – это вам не нынешние клоуны.

Хотя…

Нет, кем-кем, а клоуном тогдашний мой приятель определенно не был, но шуточки иной раз еще те отмачивал.

Как-то раз втемяшилось ему в голову нарядить меня в платье императрицы Екатерины Великой. Причем не бутафорское, в каких по нынешним продажным временам туристов развлекают где ни попадя, а непременно подлинное.

А подлинное где прикажете искать? Вестимо – в Эрмитаже.

Вот и потащил меня он на ночь глядя в Эрмитаж. На улице лето, ночи белые, сирень цветет-благоухает, а он меня – в музей, искусствовед, блин, в штатском. А у меня, нетрудно догадаться, на него и этот вечерок планы были мм… куда более фривольные.

А время к закрытию музея. Простых смертных уже не пускают, а строго всё наоборот – усердно выпускают. Но приятель мой могучей красной корочкой махнул, церберше в дверях чего-то там начальственно шепнул и провел меня через служебный вход. Как бы походя, как будто так и надо.

И это правильно, потому что в тридевятом царстве-государстве культура делом государственным была.

Идем мы с ним по эрмитажным анфиладам, не торопимся. Музей пустой, за окном сумерки призрачные. Тишина в залах, только эхо от наших шагов отдается. Со стен парадные портреты будто живыми глазами глядят. Такое ощущение, что императоры с императрицами где-то в малой гостиной по-семейному ужинают, теми же сумерками за окном любуются. Странноватое такое ощущение.

Я бы, честно говоря, с удовольствием просто по пустому Эрмитажу побродила, раз уж все мои фривольные намерения псу под хвост пошли. Однако ж если настоящему полковнику что в голову втемяшилось…

Не знаю, врать не буду, как он это безобразие организовал, кому мигнул, кого порядка ради припугнул, но платье из запасников нам выкатили сразу же.

А ведь в самом деле выкатили, да, в буквальном смысле слова. Манекен такой специальный на колесиках, а на нем не платье даже – целое архитектурное сооружение. Корсет из китового уса, каркас из металлических обручей, парча сплошная сверху, кружева и шелк. И бисером всё это с золотом обшито да еще каменьями украшено. И к этому еще и фижмы (не путать с кринолинами) на метр по бокам, а в придачу шлейф для пущей важности.

И к этому всему служитель прилагается. Тоже, надо полагать, искусствовед, но не столько в штатском, правда, сколько в молью траченном. И очень даже кстати прилагается, поелику без помощи специалиста я из всей конструкции разве что парик, который всё сие сооружение венчал, смогла бы нацепить. И то не факт, что правильно.

От парика я, впрочем, отказалась, своей буйно завитой гривой обошлась.

Обрядили меня в это благолепие. Красиво, да, но – мама дорогая! Это ж как доисторические дамочки такую тяжесть на себе таскали, хотелось бы мне знать! Уж на что я женщина тренированная, верх-вниз по лестницам с аппаратурой и носилками приучена скакать, даром что на «скорой» без году неделя проработала. И то мне поначалу этот вес реально неподъемным показался.

Однако виду я не подала. Из принципа.

А вот полковник мой, похоже, вдохновился. Ведет меня по залам, развлекается: галантно к ручке норовит припасть, политесы всякие разводит, – куртуазным обхождением смущает, кавалер. И похотунчики у кавалера этого в глазах всё ярче разгораются. И всё идет к тому, что мои планы на него и этот вечерок прямо под каким-нибудь Дали вот-вот реализуются. Ну или под Пикассо, например.

Кто б был против, но нам помешали.

Аккурат в Рыцарском зале столкнулись мы с группой товарищей. И ладно бы товарищей, так ведь еще господ. Где господа, а где товарищи, тогда (а впрочем, и теперь) сразу было видно.

В Рыцарском зале, в Рыцарском зале…

Что мы, что эти господа-товарищи порядочно опешили. Они – понятно: от такой приятной неожиданности, надо полагать. Императрица, понимаешь, в Эрмитаже белой ночью самолично шляется!

Это ж, повторюсь, не наши ряженые времена.

Быстрее прочих самый важный господин в себя пришел. Разулыбался во все тридцать два зуба и давай моему приятелю что-то по-итальянски трещать и по плечу его по-дружески похлопывать. А приятель мой со всей любезностью ему в ответ что-то по-итальянски же стрекочет, однако фамильярностей не допускает.

А товарищи (опять-таки искусствоведы в штатском, к гадалке не ходи) молчат. И я молчу, потому как по-итальянски только музыкальные термины понимаю – ну и плюс porca madonna, разумеется.

Потом по жестам догадалась, что меня мой кавалер этому загадочному господину представляет. В обычной ситуации я бы просто улыбнулась и кивнула. Но я ж в императрицыном наряде, понимаете! Ноблессе-то, понимаешь, оближе!

Вот и пришлось мне сделать на лице выражение парадного портрета и ручку милостиво протянуть. Для поцелуя.

Господин галантно к ручке приложился, ножкой шаркнул и засим воспитанно откланялся. Спутник мой вполголоса что-то товарищам растолковал, корочками красными сверкнул и повел меня как ни в чем не бывало дальше.

Как бы походя, как будто так и надо. Как бы достопримечательности далее осматривать.

Мне сначала стало интересно, а потом так очень даже интересно:

– И кто же это был?

Полковник мой, небрежно:

– Премьер-министр Италии.

Я, прибалдев немного:

– Кто?!

Полковник, терпеливо:

– Дед Пихто. Премьер-министр Италии с сопровождающими лицами. На день в Ленинград приехал, культурная программа у него.

– Так вы с ним, получается, знакомы?

– Давно. Встречались в Риме много раз. Культурные вопросы обсуждали. В международном, так сказать, аспекте.

Тут уже совсем мне стало интересно. Нет, конечно, я подозревала, что в тогдашнем нашем тридевятом царстве совсем не просто так культура делом государственным была, но чтобы сразу так…

Деталей, впрочем, домогаться я не стала. Кагэбэшник, он на то и кагэбэшник – он, что ни скажет, всё равно соврет. На нынешнего Президента посмотрите.

– А чего он в Эрмитаж поперся на ночь глядя? Днем поглазеть не мог?

– Требование службы безопасности, чтобы народу не было. Тут строго всё по протоколу полагается. Только вот экскурсовод у них куда-то задевался…

Ну, бардаком у нас в стране, что нынче, что тогда гостей не удивишь.

И ладно, черт ты с ним. Премьер премьером, но есть вещи интереснее…

А за окном сумерки уже совсем в ночь белую перешли. Такое ощущение, что запах сирени в кондиционированный музейный воздух как-то просочился. И как-то так своеобразно просочился, что похотунчики в глазах приятеля по новой разгораться начали. И всё идет к тому, чего греха таить, что мои фривольные надежды на этот вечерок на его похабные естественным путем вот-вот наложатся.

В Греческом зале, в Греческом зале…

Нет, в самом деле, если КГБ свои злокозненные щупальца аж в итальянского премьера запустило, то где уж мне-то грешной устоять!

Однако же опять нас обломали.

Только-только мы с ним, деликатно говоря, к полному взаимопониманию приблизились, только-только взялся кавалер меня, пардон, из платья извлекать, как в самый патетический момент – в соседнем зале женский голос:

– Помогите! «Скорую»!!

Нет, ну проходной же двор какой-то, а не Эрмитаж…

А я ж на «скорой» именно что без году неделя. Во мне ж еще пыл неофита не угас. У меня ж позыв на каждый чих – бежать-спасать-откачивать!

Вот и рванула я на зов во всем великолепии.

А там всё очень просто получилось. Там пожилая эрмитажная служительница в треволнениях по случаю высоких импортных гостей сомлела слегонца, вроде как сознание утратила. Премьер уже прошел, а старушка как сидела на своем рабочем месте, на стульчике в углу, так с него тихонько на пол съехала.

А тут как раз и припозднившаяся дамочка-экскурсовод (та, что должна была в премьерской свите состоять) некстати объявилась, этакая трепетная барышня в летах. Служительница отлежалась бы – само бы всё прошло. Но экскурсовод сомлевшую увидела, к груди ее прижала и (нет бы той водички просто дать, платочком обмахнуть) ничего умнее не придумала, чем:

– «Скорую»! Врача!! Спасите-помогите!!!

А тут как раз и я вся из себя…

Та еще картинка в интерьере получилась.

Экскурсовод, меня во всем великолепии узрев, перекрестилась заполошно – и:

– Императрицу-матушку прогневали!!

И к служительнице на пол за компанию в обморок нацелилась.

А та, наоборот, глаза открыла, увидела меня – и в крик:

– Охрана! Караул!!

Негромко, правда, шепоточком так, чтобы импортные гости не услышали.

А я – нет, я еще черт знает до чего запросто довраться в состоянии…

Правду жизни мой полковник спас. Он в третий раз своей волшебной корочкой взмахнул – и ну на них командным голосом:

– Спокойно! КГБ, спецоперация! Отставить обмороки, всем прийти в себя!

Те враз пришли, лежат по стойке смирно.

Полковник, мягче:

– Вот и молодцы. А теперь, гражданочки, работайте. И никому ни слова, ясно вам? Забыть, что видели!

Те, послушно поднимаясь с пола:

– Ясно! Да!

Целительный эффект Госбезопасности…

На этом мы ретировались.

А вот засим…

Но вот засим – увы. На этом наша эпопея завершилась. Два подряд облома – многовато будет…

А жаль, замечу, господа.

Впрочем же, мне и того хватило. Спина после императрицыного платья у меня два дня болела так, словно я без остановки сутки напролет по этажам носилась с полной выкладкой. Как в таких нарядах дамы тех времен еще и танцевали на балах, ума не приложу. Да с такой закалкой им на «скорой» впору вкалывать!

А ведь как ни крути – опять я о своем…

Такая уж планида у меня.

Скоропомощная.