Текст книги "Ведьмина неделя"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Саймон вручил ему свечку. Она была в белом эмалевом подсвечнике. Чарлз посмотрел на нее, а потом поднял глаза и увидел, что все кругом ухмыляются, даже Брайан.

– Ты забыл попросить спички, – заметил Саймон.

Чарлз посмотрел на него. Он глядел. Он не просто глядел– такого мерзкого взгляда не удостаивался еще никто. Чарлз надеялся, что этот взгляд испепелит Саймона на месте.

Этого не случилось. Саймон отшатнулся, но умудрился сохранить надменный вид.

– Спички получишь забесплатно, – милостиво согласился он. – Входит в стоимость. – Он швырнул Чарлзу коробок.

Чарлз поставил подсвечник на пол. Все не сводили с него глаз. Он чиркнул спичкой и зажег свечку. Опустился рядом с ней на колени… «Гореть больно, – подумал он. – Гореть больно». Он вытянул палец и сунул его в крошечный желтый огонек.

– Ты это чего?! – охнул Роналд Уэст. Чарлз не ответил. На долю секунды ему показалось, что пламя не будет его жечь. Оно было теплое и влажное… А потом вдруг разом стало горячо и ужасно больно! Больно было совсем не так, как бывает, когда порежешься или ушибешь палец на ноге. Боль была куда противнее – она была одновременно тупой и резкой, от нее по спине ползли мурашки и ныли нервы до самого плеча.

«А теперь представь себе, что так болит все тело, – подумал Чарлз. – Гореть больно». Он покрепче ухватил себя второй рукой за запястье, чтобы не отдернуть палец от жгучего пламени. Гореть больно. Еще как больно. От этого даже под глазами выступает пот.

– То ли на слабо́ его взяли, то ли поспорил с кем-то, – донесся до него голос Саймона. – Эй! Из-за чего это ты? Говори, а не то заберу свечку!

– Поспорил, – наобум ответил Чарлз. «Гореть больно. Гореть больно. – Он твердил это снова и снова, чтобы эти слова навсегда запечатлелись в мозгу – или чем там он колдует. – Гореть больно… Ох как больно гореть!»

– Некоторые люди спорят, совершенно не подумав, – заметил Саймон.

Чарлз пропустил его слова мимо ушей: он изо всех сил старался удержать палец в пламени, а тот то и дело порывался отдернуться сам собой. Палец весь покраснел, а поперек красноты протянулась белая полоса. Слышался забавный звук, такое тоненькое шипение, словно кожа поджаривалась. И вдруг силы терпеть у Чарлза разом кончились. Он невольно отдернул палец и задул свечу. Столпившиеся кругом мальчики разом выдохнули, словно до сих пор сдерживали дыхание.

– По всей видимости, тебе проспорили больше, чем ты мне должен, – недовольно сказал Саймон, когда Чарлз вернул ему свечку.

– Нет, – быстро ответил Чарлз. Он испугался, что Саймону захочется отобрать у него и эти воображаемые деньги. Саймон был вполне способен наябедничать мистеру Крестли про свечку, если Чарлз откажется платить. – Я ничего не выиграл. Я поспорил, что совсем сожгу палец.

В дверях показался дежурный:

– Гасите свет! Прекратить разговоры! Чарлз забрался в постель, посасывая палец и от всей души надеясь, что теперь-то он научился не колдовать случайно. Языком он ощущал, как между первой и второй фалангой вздувается большой волдырь. Болело все сильнее.

Из темноты послышался голос Саймона:

– Всегда знал, что Чарлз Морган – чокнутый. На такие фокусы способен только безмозглый псих!

– У зверей нет мозгов, – авторитетно отозвался Роналд Уэст.

– У них хотя бы душа есть, – добавил Джеффри Бейнс.

– Чарлз Морган, – объявил Саймон, – просто низшая форма жизни.

Подобными комплиментами Чарлза осыпали еще долго. Говорить можно было хоть полночи – из соседней спальни доносился неумолчный гомон, и заснуть все равно не удалось бы при всем желании. Чарлз лежал и ждал, пока они уймутся. Он знал, что все равно не уснет, даже если станет тихо. И не уснул.

Саймон и его свита давно умолкли, оба дежурных и пришедший им на помощь учитель заставили замолчать обитателей соседней спальни, а Чарлз все лежал вытянувшись, как бревно, и глядел в темноту.

Он был в панике. В полном ужасе. И хотя теперь этот ужас превратился в неумолчно звенящий страх, странный, словно бы далекий, зато Чарлз знал, что обречен чувствовать его всегда, всю жизнь. Даже если произойдет чудо и инквизиторы никогда за ним не придут, он все равно будет ждать и бояться каждую минуту, дни напролет, годы и годы. Интересно, можно ли к такому привыкнуть? Чарлз надеялся, что можно, потому что сейчас он был готов выпрыгнуть из постели и сознаться во всем кому угодно – просто чтобы покончить с этим кошмаром.

А что скажет Саймон, если Чарлз вскочит и закричит: «Я колдун!»? Наверное, решит, что Чарлз окончательно спятил. Странно, что Саймон не исчез. Чарлз пососал палец и задумался. Ясно, что он действительно ненавидит Саймона. Мистера Уэнтворта он не ненавидел ни капельки – ну разве что в том смысле, в каком всегда ненавидишь учителя, незаслуженно наградившего тебя черной галочкой. Наверное, в колдовстве должно быть что-то холодное, медицинское, иначе оно не работает.

Чарлз перебрал в памяти остальные свои горести. Две черные галочки за день. Шиповки пропали. Денег нет и не будет. Пятьсот строчек в день. И во всем этом он не виноват ну ничуточки! Да и в том, что родился колдуном, он тоже не виноват! Это нечестно! И кроме всего прочего, его страшно мучила совесть из-за мистера Уэнтворта. Гореть больно.

Мысли Чарлза стали понемногу путаться. Потом уже он понял, что, видимо, все-таки заснул – точнее, не заснул, а задремал ненадолго, а мысли продолжали ворочаться и щелкать в голове, словно Чарлз был каким-то механизмом, который забыли отключить. Он даже не знал, что спит.

Он это понял, когда обнаружил, что сидит в постели, а мысли в голове чудесным образом встали на свои места. Все было совершенно очевидно. Он колдун. Он боится, что его поймают. Поэтому надо применять колдовство, чтобы его не поймали. Другими словами, надо пойти в какое-нибудь тихое местечко, вроде туалета на первом этаже, и наколдовать обратно сначала мистера Уэнтворта, а потом шиповки!

Глава шестая

Чарлз поднялся с постели. Он не забыл нацепить очки. И даже позаботился о том, чтобы одеяло лежало так, словно он по-прежнему находится в кровати.

Из коридора лился слабый свет. Его было как раз достаточно для того, чтобы завершить все приготовления и прокрасться мимо других мальчиков, спящих под холмиками одеял. Чарлз выскользнул в коридор, в котором по сравнению с темнотой спальни было светло как днем.

В соседней спальне было шумно: там шуршало, глухо постукивало, а потом раздалось придушенное хихиканье. Чарлз остановился. Похоже, у соседей был в разгаре полуночный пир – они устраивали их часто. А стучали половицы, которые обитатели спальни поднимали, чтобы достать припрятанные лакомства. Да, неудачное время, чтобы ходить по коридору. Если дежурный учитель услышит шум, Чарлза поймают вместе с остальными.

Но в коридоре так никто и не появился. Переждав несколько минут, Чарлз отважился продолжить путешествие. Он прошел по коридору и нырнул в темный бетонный провал лестницы. Отопление, которое и так-то не грело, на ночь вовсе отключали. Холод, прокравшийся вверх от босых ног Чарлза под пижаму, отчасти развеял дремоту. Чарлз подумал, что и проснулся, наверное, от боли. Обожженный палец ныл и сильно пульсировал. Чарлз прижал его к холодной стене, чтобы унять боль, и, нащупывая босыми ногами одну ледяную ступеньку за другой, стал думать, что же ему делать. Сначала надо, само собой, вернуть мистера Уэнтворта, если, конечно, получится. Но шиповки ему тоже были очень нужны…

– Потренируюсь на шиповках, – пробормотал Чарлз себе под нос, – а потом, если получится, возьмусь за мистера Уэнтворта.

Он едва не упал на последней ступеньке, но удержался и поспешил к туалетам. Они были далеко, в углу, где сходились два коридора. Чарлз уже почти добежал до угла, когда из-за него показалось пляшущее пятно тусклого света. Появилась полутемная фигура с огромным фонарем. Трепещущий свет выхватил из темноты крошечное белое существо, семенящее по пятам большой фигуры. Это сторож со своей болонкой проверял, не прячутся ли в туалете хулиганы.

Чарлз повернулся и на цыпочках направился прочь. Коридор тут же наполнился пронзительным тявканьем, словно разразилась карликовая гроза. Ну вот, болонка его услышала. Чарлз бросился бежать. Сторож за его спиной закричал:

– Кто здесь?

Раздался гулкий топот.

Чарлз бежал. Он миновал лестницу, надеясь, что сторож решит, будто он свернул наверх, и мчался, вытянув перед собой руки, пока не налетел на двустворчатую дверь. Он тихонько приотворил ее – самую чуточку – и проскользнул в просвет, придерживая створку, чтобы она не стукнула и не выдала его. Чарлз застыл за дверью, преисполнясь горячей надежды.

Ничего не вышло. Одурачить сторожа не удалось. За стеклянной дверью замаячило светлое пятно, проплыли и пропали тени перил, и пятно стало ярче – сторож приближался.

Чарлз отпустил дверь и снова кинулся бежать, ударяясь о стены темных коридоров, пока наконец совсем не задохнулся и совершенно не перестал понимать, где находится. Он сбил сторожа со следа, но потерялся сам. Свернув за угол, он сощурился от бившего в окно оранжевого света далекого уличного фонаря. Напротив окна виднелась дверь игровой комнаты малышей: даже ночью были прекрасно видны и следы пинков над порогом, и трещина в верхнем стекле – она появилась, когда Нирупам Сингх хотел врезать Дэну Смиту и промазал. Дверь показалась Чарлзу несказанно родной и любимой. «Ну что ж, – подумал он, – для того чтобы упражняться в колдовстве, местечко совсем неплохое». Он открыл дверь и прокрался в игровую.

Кто-то обернулся к нему из полумрака. Чарлз вскрикнул, отпрыгнул и прижался спиной к двери. Тот, другой, тоже вскрикнул.

– Эй, ты кто? – хором просипели они. Чарлз нащупал выключатель. Он зажег свет и миг спустя погасил его – оба зажмурились. Увидев, кто затаился в игровой, Чарлз прислонился к двери, мигая, чтобы разогнать зеленую мглу перед глазами.

Он окончательно перестал понимать что бы то ни было! Тот, другой, был Брайан Уэнтворт.

Очень странно. Но самым странным оказалось даже не это! Чарлз успел определенно и несомненно заметить, что Брайан весь в слезах, – и был потрясен. Все прекрасно знали, что Брайан никогда не плачет, когда его били, он выл, верещал и молил о пощаде, но никто никогда не видел его слез – разве что на уроке у мисс Ходж, когда он изображал колдуна, только ведь тогда все было понарошку.

Изумление очень быстро сменилось ужасом. Ясно, что только нечто из ряда вон выходящее могло заставить Брайана расплакаться. Наверняка Брайан обнаружил, что его отец таинственным образом исчез. Чарлз кинулся оправдываться:

– Я для того и спустился, чтобы все исправить!

– Ты-то что можешь сделать? – отозвался из темноты голос Брайана, хриплый и гнусавый от плача. – Сам-то небось хорошо устроился, стоит тебе поглядеть – и тебя мигом оставляют в покое! Мне бы такой мерзкий взгляд! Тогда бы ко мне не приставали и не били бы все время!

Он снова разрыдался – громко, с подвываниями. Рыдания доносились до Чарлза откуда-то с середины комнаты, но Брайана он поначалу не видел – все заволокло зеленой мглой.

Чарлзу и в голову не приходило, что Брайану настолько не нравится, когда его бьют. Это случалось так часто – давно пора привыкнуть… Тут он различил Брайана, скорчившегося на бетонном полу. Чарлз подошел к нему и тоже лег на пол рядом.

– Ты только из-за этого?.. – осторожно спросил он.

– Только! – горько ответил Брайан. – Только! А тебе чего, мало? Надо, чтобы меня в клочки разодрали? Иногда кажется, что лучше уж так! Тогда я умру, и никто не сможет мучить меня каждый день с утра до вечера! Ненавижу эту школу!

– Ага, – с чувством кивнул Чарлз. – Я тоже. – Произнести это было несказанным наслаждением, но вопрос об исчезновении мистера Уэнтворта так и не прояснился. Чарлз поглубже вдохнул, чтобы набраться храбрости. – Э-э-э… А ты с отцом разговаривал?..

Брайан снова разрыдался – пуще прежнего. – Еще бы я не говорил с моим колдовским предком! Я к нему таскаюсь каждый день и умоляю забрать меня из этой ведьминской школы! И сегодня ходил и просил! Я ему говорю, почему мне нельзя в Форест-Роуд – учится же там Стивен Тауэрс? А он знаешь что ответил? Что Форест-Роуд – частная школа и ему это не по карману! Не по карману! – всхлипнул Брайан. – Тоже мне! Мистеру Тауэрсу, значит, по карману, а ему нет! Представляешь? Ему ведь платят раза в два больше, чем мистеру Тауэрсу! Да он, наверное, получает не меньше мисс Кэдвалладер! А говорит – не по карману!

Чарлз страшно удивился. Он вспомнил протертый коврик и дыры на шлепанцах мистера Уэнтворта. Это было очень похоже на бедность. Но может быть, мистер Уэнтворт попросту жадный?

Чарлз почувствовал себя ужасно виноватым. Теперь мистера Уэнтворта нет, и Брайану придется навсегда остаться в Ларвуд-Хаус.

– А с тех пор ты с ним не разговаривал? – спросил Чарлз.

– Нет. Он сказал, чтобы я больше не таскался к нему ныть.

Брайан снова залился слезами.

Ага. Брайан пока ничего не знает. У Чарлза просто гора с плеч свалилась. Значит, есть время на то, чтобы вернуть мистера Уэнтворта. Получается, что Брайану так худо только потому, что его все время бьют? Это было яснее ясного, но Чарлз все равно удивился. Брайан всегда казался таким бойким и беззаботным…

– Что бы я ни делал, – продолжал, всхлипывая, Брайан, – меня все равно лупасят! Ну да, у меня папа учитель, но я-то чем виноват? И что я, виноват, если у меня что-то хорошо получается? Я же не просил мистера Брубека давать мне петь соло! Он сам велел! А этот ведьминский Саймон, конечно, думал, что дадут ему! Вот уж что ненавижу – так это то, что все всё делают, как говорит Саймон Силверсон! – страстно добавил Брайан.

– И я его ненавижу, – кивнул Чарлз. – До печенок!

– А никого это не колышет. – От ярости Брайан даже рыдать перестал. – Слово Саймона – закон. Как в той игре, ну, помнишь, «Саймон говорит» [6]6
  «Саймон говорит» – весьма популярная в англоязычных странах детская забава (дальняя родственница нашей игры в «Съедобное – несъедобное»). Правила очень просты. Ведущий отдает игрокам всякого рода приказания: «Сесть», «Встать», «Взяться левой рукой за правое ухо, а правой – за левую коленку соседа» и т. п., но выполнять их нужно, только если перед приказанием ведущий вставляет «Simon says» – «Саймон говорит». Тот, кто ошибся и сделал что-то, чего «Саймон не говорит», или, наоборот, не выполнил приказ «Саймона», выбывает из игры. Играют до последнего игрока, который и объявляется победителем. На первый взгляд игра удручающе простая, но – попробуйте как-нибудь сыграть в нее большой компанией и в приличном темпе…


[Закрыть], когда надо делать все, что говорит ведущий, если он перед этим скажет «Саймон говорит». А кто он вообще такой? Надутый…

– Кретин, – подхватил Чарлз, – который выстилается перед учителями…

– И еще золотые кудри и невинная рожа! И весь такой прилизанный, да? – обрадовался Брайан.

– Вот-вот! – тоже обрадовался Чарлз. – Даст пинка под зад, а потом смотрит так, будто это у него из-за тебя нога сама дернулась!

Все это было просто здорово, но разом стало плохо, когда Брайан сказал:

– Спасибо. Если бы не ты, они бы меня до сих пор били. Только зачем это ты придумал жечь себе палец? И пообещал Саймону все деньги всего-то за свечку…

Брайан помолчал и добавил:

– Слушай, давай я заплачу половину. Чарлз едва не согласился, но в последний момент удержался. Это было бы совсем нечестно. Только что теперь делать? Брайан, наверное, решил, будто Чарлз специально спустился в игровую, чтобы его утешить… А вдруг он думает, что с этого вечера они будут дружить? «Да уж, – мрачно подумал Чарлз, – вот уж заслужил так заслужил». Вот что бывает, когда сглазишь чужого отца! Но даже если не думать про мистера Уэнтворта, даже если не думать про то, что Брайан во втором «игрек» – последний из последних, даже если не думать про то, что Брайан Чарлзу вовсе не нравился, – Чарлз понимал, что ему нельзя ни с кем дружить. Он же колдун – всех его друзей арестуют вместе с ним.

– Не надо ничего платить, – зашипел он. – Ты мне ничего не должен.

Брайан заметно приободрился.

– Ладно, тогда я тебе вот что скажу: тошнит меня от этой школы и, если отец меня отсюда не заберет, я сбегу!

– Куда? – поинтересовался Чарлз.

Он тоже уже думал о побеге некоторое время назад, но отказался от этой мысли именно потому, что податься было некуда.

– Понятия не имею, – ответил Брайан. – Сбегу – и все.

– Не будь дураком, – возмутился Чарлз. Это был единственный дружеский совет, который он мог дать Брайану. – Нужен нормальный план. Если просто сбежишь, тебя найдут с собаками, вернут – и накажут.

– Но я ведь здесь свихнусь! – истерически рассмеялся Брайан.

Тут он умолк и, кажется, задумался. Зубы у него стучали.

– Придумал! – сказал он наконец.

К этому времени оба уже дрожали – в игровой было ужасно холодно. Чарлз ломал себе голову, как бы отправить Брайана назад в спальню, а самому при этом остаться, но ничего не придумывалось. Поэтому оба они так и лежали нос к носу на бетонном полу – и тут за дверью послышался топоток. Мальчики вскочили.

– Болонка сторожа! – прошептал Чарлз. Брайан сдавленно хихикнул:

– Дурацкая псина. Похожа на Терезино вязанье!

Чарлз не сумел сдержаться и расхохотался в голос:

– Вылитая!

– Тише ты! – зашипел Брайан. – Сторож идет!

И действительно, за разбитым стеклом показалось мутное пятно света. Собачонка принялась яростно тявкать – она их почуяла.

Брайан и Чарлз вскочили и побежали через всю игровую ко второй двери. Едва она захлопнулась за ними, как стеклянная дверь распахнулась и в пустой игровой гулко раздалось сердитое тявканье. Не говоря ни слова, Чарлз и Брайан ринулись в разные стороны.

Чарлзу не было дела до того, куда побежал Брайан. Он услышал, как за спиной хлопнула дверь и затопотали крошечные лапки. Чарлз поправил очки на носу и припустил со всех ног. Как от старшеклассников в кустах. И чего все за ним гоняются? Может, от него пахнет колдовством?!

Чарлз добежал до парадного входа, но там оказалось заперто. Он бросился дальше. За спиной послышался голос сторожа, подзывавшего собаку. Болонка притормозила. Чарлз окончательно потерял голову, сделал отчаянный рывок и метнулся в первую попавшуюся дверь.

За дверью было темно, просторно и холодно. Чарлз сделал несколько осторожных шагов и ударился ногой о ряд металлических стульев. Стулья звякнули. Чарлз застыл, съежившись: вот-вот его найдут!

Некоторое время он ничего не слышал из-за стука собственного сердца. Потом снова послышалось тявканье, но где-то далеко. Наверное, собачонка потеряла след. Чарлз различил над стульями очертания высоких окон. Он оказался в актовом зале.

Чарлз сразу понял, что ничего лучше и придумать нельзя. Надо поскорее вернуть шиповки. Да нет, какие там шиповки! Мистера Уэнтворта! Надо вернуть мистера Уэнтворта, а когда появится мистер Уэнтворт, замолвить словечко за Брайана.

Тут-то Чарлза и осенило, что возвращать мистера Уэнтворта никак нельзя. Если даже мистер Уэнтворт и не знает, кто сделал так, что он исчез, стоит ему вернуться и увидеть Чарлза, как он тут же обо всем догадается.

– Ведьмы горящие! – простонал Чарлз. – Как же я сразу-то не сообразил?!

Собачонка снова затявкала, на этот раз ближе. Чарлз, чувствуя, что его загнали в тупик, а сообразить что-то он не в состоянии, рванулся вперед и налетел на следующий ряд стульев. Это был прямо-таки лабиринт из стульев. Тогда Чарлз застыл на месте и стал думать.

«Надо попробовать вернуть шиповки», – решил он. Если сторож его найдет, можно будет сказать, что он так разволновался из-за шиповок, что даже стал ходить во сне, как лунатик! Чарлз неуверенно вытянул перед собой руки. Собака, судя по всему, приближалась…

– Шиповки, – сказал Чарлз. Голос у него осип от холода, волнения и страха. – Шиповки. Ко мне. Шнель. Абракадабра. Шиповки, говорю!

Тявканье слышалось под самой дверью зала. Чарлз помахал руками в воздухе и скрестил их на груди.

– Кроссовки! Ботинки! Башмаки! Обувка! Нечто, судя по всему напоминающее ботинок, упало на сиденье рядом с ним. Несмотря на тявканье под дверью, Чарлз просиял от восторга. Второй башмак шлепнулся с другой стороны. Чарлз протянул руки, чтобы нашарить их. Тут еще два башмака рухнули ему на голову, еще несколько свалилось к ногам. Со всех сторон слышался нарастающий гул падающих туфель. Чарлз оказался под обувным дождем. А собака не просто тявкала, но еще и скреблась в дверь.

Чарлза огрело по плечу что-то тяжеленное, никак не меньше болотного сапога, он повернулся и стал ощупью пробираться между стульев, спотыкаясь о кроссовки, кеды, бутсы и ботинки, а обувь все падала и падала!

Сторож был уже почти под дверью – сквозь стекло был виден приближающийся свет. Ориентируясь на мутное пятно, Чарлз бросился к выходу. Теперь уже никакие разговоры про лунатиков не помогут – надо сматываться, и побыстрее! Он пробрался, пригибаясь, под градом падающей обуви между рядов стульев к дальней стороне зала и ринулся к двери, в которую обычно входили учителя…

За дверью было темно, хоть глаз выколи. Чарлз решил, что попал в учительскую, хотя точно, конечно, не знал. Вытянув руки перед собой и ничего не соображая от ужаса, он едва не упал, споткнувшись о кресло. Выпрямляясь, Чарлз подумал о той ведьме, которую он провел через сад. Налетев на стопку тетрадей, он понял, что думать о ведьме надо было раньше. Она ведь говорила, что, когда боишься, колдовать не получается, все выходит наперекосяк. Это правда. Наперекосяк и вышло. «Очевидно, – думал Чарлз, яростно отбиваясь от какого-то пальто, – чтобы все получилось как надо, нужны ясная голова и холодная концентрация». Ну вот, хвала небесам, наконец-то нашлась дверь!

Чарлз вылетел в коридор, понял, что отсюда рукой подать до главной лестницы, и бросился наверх. На бегу он нащупал волдырь на пальце и потер его. Какая глупость! На что только он потратил деньги! Кажется, ожог ничему его не научил. А вот и прекрасные зеленоватые ночники спален, такие гостеприимные. Совсем недалеко.

Чарлз не помнил, как добрался до постели. Последнее, о чем он успел подумать, – вернулся ли Брайан в спальню или все-таки подался в бега?

Когда утром прогремел звонок, Чарлзу показалось, что заснул он на полу где-то возле кровати Брайана… Но нет – он был в собственной постели. Очки, как положено, висели на спинке. А вдруг все это ему просто приснилось? Но когда он собрался с силами и сел на постели, зевая, со всех сторон послышались возмущенные голоса:

– Где мои ботинки?

– Э, а куда башмаки подевались?!

– У меня даже тапки пропали!

– Ну что, теперь ты еще и обувь воруешь, а, Брайан? – спросил Саймон и отвесил Брайану подзатыльник – весело и беспечно, словно давая всем понять, что Брайан на такие остроумные шуточки попросту неспособен.

Брайан с трудом поднялся на колени в постели. Ему явно хотелось спать не меньше, чем Чарлзу. Брайан ничего не ответил Саймону и не взглянул на Чарлза.

В соседней спальне тоже искали обувь. А в коридоре послышался бас какого-то старшеклассника:

– Эй! Кто у нас все ботинки спер?!

Все страшно разозлились. Решили, что это глупый розыгрыш. Чарлз от души надеялся, что так будут думать и дальше… Всем пришлось ходить в носках. Обувь Чарлза тоже пропала, и, радуясь, что ничем не отличается от других, он натягивал вторую пару носков, когда по коридору пронесся некий слух, невероятный, как и все слухи (кто его пустил, было неизвестно):

– Надо спуститься в актовый зал! Вся обувь там!

Чарлз нырнул в толпу, которая ринулась, оскальзываясь, в актовый зал. Пролетом ниже к толпе присоединились девочки – они тоже были в носках и тоже рвались в зал. Само собой, к дверям в зал было не подойти – там теснились старшеклассники. Младшие кинулись во внутренний двор, чтобы заглянуть в окна зала. То, что они там увидели, преисполнило их трепетом.

В школе, где живут и учатся шестьсот учеников, обуви очень много. Даже если бы у каждого ученика было по одной паре, все равно набралось бы тысяча двести башмаков. Но в Ларвуд-Хаус было положено надевать особую обувь почти для всего, поэтому смело прибавьте сюда еще гимнастические тапочки, шиповки для бега, теннисные туфли, чешки, пуанты, а еще и запасные ботинки, лаковые штиблеты, сандалии, бутсы для футбола и бутсы для хоккея на траве, резиновые сапоги и зимние башмаки. Так что, сами понимаете, в Ларвуд-Хаус были многие тысячи пар обуви!

Не забудьте и о взрослых: поразительные ботильоны мисс Кэдвалладер (с каблуками, как катушки ниток!), несусветные галоши кухарки, подбитые гвоздями башмаки садовника, замшевые, ручной работы туфли мистера Крестли, армейские ботинки мистера Брубека, все шестнадцать пар лодочек на шпильках, принадлежащих экономке; чьи-то лиловые ботиночки на меху… и даже неведомо откуда взявшиеся сапоги для верховой езды – чего там только не было! Подсчитайте – число выходит воистину впечатляющее!

Стулья в зале были погребены под чудовищным обувным курганом…

Среди общего изумленного ропота послышался голосок Терезы:

– Если это кто-то шутит, по-моему, получилось совсем не смешно. Мои следочки теперь все грязные!

Поверх школьных носков она надела пару пушистых голубых мохеровых следочков.

Дальше произошла форменная свалка. Все ринулись в зал через двери и окна – и полезли, спотыкаясь и съезжая, на гору башмаков, пытаясь раскопать свою или, по крайней мере, просто подходящую по размеру пару.

Тут загремел чей-то голос:

– ВОН ОТСЮДА! ВСЕ ВОН! ОСТАВЬТЕ ОБУВЬ ЗДЕСЬ!

Чарлза захватил сравнительно медленный поток выходящих, и ему пришлось вывернуть шею, чтобы посмотреть, кто же кричал.

Это был мистер Уэнтворт! Чарлз так удивился, что застрял в чем-то вроде водоворота у самой двери зала и наружу не вышел. Ему было прекрасно видно мистера Уэнтворта: тот шел вдоль подножия обувной горы. Он был, как всегда, в потертом костюме – но босиком. В остальном ничего странного в нем вроде бы не наблюдалось… За ним шли мистер Крестли в ярко-желтых носках и мистер Брубек в носках с большой дырой на левой пятке. За ними следовал сторож. А за ним, само собой, семенила болонка, которой явно не терпелось поднять ножку на курган.

– А кто это натворил, не знаю! – возмущался сторож. – А что знаю – так это то, что ночью по зданию кто-то шастал! Собака даже чуть не поймала одного – прямо здесь, в этом самом зале!

– Так почему же вы не зашли и не посмотрели, кто это? – спросил мистер Уэнтворт.

– Заперто было! – развел руками сторож. – Наверное, этот и запер!

Мистер Уэнтворт отвернулся от него, досадливо скривившись.

– Представляете, тут кто-то всю ночь орудовал, а он даже не посмотрел! – сказал он мистеру Крестли.

– Заперто было! – гнул свое сторож.

– Замолчите! – рявкнул мистер Уэнтворт. – Вон, глядите: ваша псина писает на башмак! Между прочим, это обувь мисс Кэдвалладер!

Чарлз выскользнул в коридор, изо всех сил удерживая улыбку в разумных пределах: мистер Уэнтворт был цел и невредим! Наверное, вчера вечером он и вправду просто пошел спать, пока мисс Ходж узнавала у Чарлза дорогу… И что еще лучше, все решили, что обувь попала в зал самым что ни на есть естественным путем! Чарлз был готов пуститься в пляс, но тут рядом с ним возник Дэн Смит. Восторг Чарлза несколько поумерился…

– Эй, ты, – сказал Дэн. – Ну что, поймали тебя вчера эти?

– Не-а, – ответил Чарлз. – Я убежал.

– Ну ты и носишься, – заметил Дэн.

Это была пусть и грубая, но похвала: Дэн признал за Чарлзом хоть какие-то достоинства.

– Не знаешь, случайно, кто обувку спер? – поинтересовался Дэн, мотнув головой в сторону зала.

Чарлзу вдруг страшно захотелось сказать, что это он, – пусть-ка Дэн проникнется к нему уважением! Но это была бы несусветная глупость.

– Нет, – отозвался он.

– А я знаю, – сообщил Дэн. – Это тот колдун из нашего класса. Зуб даю.

В дверях зала показался мистер Уэнтворт. В битком набитом коридоре зашикали…

– Завтрак откладывается, – объявил мистер Уэнтворт. Вид у него был очень озабоченный. – Кухонная прислуга отказывается работать босиком, и неудивительно. Разойдитесь по классам и ждите. Сейчас учителя и шестиклассники постараются как можно скорее разложить обувь в главном внутреннем дворе. Когда вас позовут – когда вас позовут, ясно? – вы спуститесь во двор и заберете свою обувь. А теперь идите. Шестые классы, останьтесь.

Толпа неохотно потащилась прочь. Чарлз был так доволен, что даже улыбнулся Брайану.

Но Брайан рассеянно глядел в стену и даже не заметил его. Он не шелохнулся и не подал голоса даже тогда, когда Саймон рассеянно дал ему подзатыльник.

– А где Нэн Пилигрим? – гоготнул Саймон. – Стала невидимкой?

Нэн улизнула в коридор наверху, возле ванных для девочек. Оттуда открывался превосходный вид на внутренний двор, уставленный рядами башмаков, и на кухонных девушек в чулках, бегавших кругом на цыпочках. Нэн это зрелище совсем не развеселило. Подруга Терезы Делия Мартин и подруга Эстель Карен Григг уже достаточно ясно дали понять, что считают все это работой Нэн. Если вспомнить, что обычно они не разговаривали ни друг с другом, ни с Нэн, от этого становилось только хуже.