Текст книги "Год грифона (илл. Горбунова)"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– А теперь поднеси меня к одному из окон, – распорядился Коркоран. – И побыстрей. Я больше не могу.

У Эльды уже не было сил говорить и что-то объяснять. Она молча спланировала к одному из окон, и там ей снова пришлось зависнуть, пока находящиеся внутри студенты отворяли окно. Она увидела, как Коркоран перевалился через подоконник, подхваченный множеством рук, и сама не столько спланировала, сколько рухнула на крышу Дома заклинателей, где и осталась лежать беспомощной грудой меха и перьев.

«Хоть бы спасибо сказал!» – подумала она. Мышцы отчаянно болели, голова шла кругом от одного воспоминания об этом отвратительном запахе пота. Эльда вовсе не чувствовала себя победительницей. Скорее, ей было ужасно стыдно. Она чувствовала себя круглой дурой, бестолковой, бесполезной дурой. Однако пару раз она ловила себя на том, что удивляется, как же Коркоран собирается лететь на Луну, если он так боится высоты? Эльда решила, что пока останется на крыше. Перелететь куда-нибудь еще совершенно не было сил.

Полчаса спустя люк рядом с одной из труб отворился и наружу выбрался Рёскин. Эльда не смотрела в его сторону, но поняла, что это именно Рёскин, по стуку косточек в его косицах.

– А, вот ты где! – буркнул гном. – Ну что, цела?

– Все тело болит, – призналась Эльда.

«И душа тоже», – подумала она про себя.

– А он тебе небось даже спасибо не сказал?

– Не сказал, – кивнула Эльда.

Она хотела было объяснить, что Коркоран просто ужасно боится высоты, но, пока она собиралась с силами, Рёскин сказал:

– Вот то-то и оно. Знаешь, я начинаю думать, что между этими волшебниками и нашими кузнечными мастерами разница невелика. Все они самовлюбленные, надменные тупицы. Уверены, что мир только вокруг них и вертится. Он сейчас сидит в буфете, его все угощают пивом, а он разыгрывает из себя скромного героя. А о тебе даже не поминает! Не хочешь ли спуститься? Клавдия в Доме целителей приготовила для тебя парилку с травяными настоями. Она говорит, это именно то, что тебе надо.

– О да!

Теперь, когда Рёскин упомянул о парилке, Эльда осознала, что это было единственное, о чем она мечтала. Горячий пар. Душистые травы. Отступающая боль… Какая все-таки умница эта Клавдия! Эльде полегчало от одной мысли о бане.

– Лукин с Ольгой и Фелимом ждут во дворе. Они помогут тебе туда дойти, когда ты спустишься вниз. Весь вопрос в том, сможешь ли ты спланировать или тебя спустить на веревке?

Эльда обнаружила, что ей уже гораздо лучше. Она подняла голову и взглянула на Рёскина. Его невысокая, коренастая фигурка четко вырисовывалась на фоне заката. На могучем плече виднелся моток веревки. Гном и в самом деле был готов в одиночку спустить ее, полутонную махину, во двор, несмотря на то что сам весил раз в десять меньше.

– Это проще простого. Гномы все время так делают, – пояснил Рёскин. – Обернуть веревку вокруг трубы, да и травить ее помаленьку. А они во дворе тебя подхватят.

Эльда негромко хихикнула. Какой же он добрый, этот Рёскин! Хорошо все-таки иметь настоящих друзей!

– Ну, могу ручаться, такие грузы, как я, обычно спускает целая толпа гномов! – сказала она. – Ничего, Рёскин. Я сама слечу вниз. Спасибо.

Она поднялась на лапы и кое-как доползла до парапета, которым была обнесена крыша. Грифонша свесила голову наружу и увидела далеко внизу лица своих друзей. Они казались такими далекими, а двор – таким маленьким и темным, что Эльда даже начала понимать, почему люди боятся высоты. Но потом она вскарабкалась на парапет, раскинула крылья, и все стало нормально. Она аккуратно спланировала вниз по дуге и приземлилась неподалеку от Ольги, Лукина и Фелима. И даже почти не споткнулась.

Друзья бросились к ней:

– Эльда, какая же ты молодец! Ты как, в порядке? Идти можешь?

– Вот попарюсь – и все будет прекрасно, – заверила их Эльда.

Она понимала, что дело не в ноющих крыльях и передних лапах, потому что на самом деле она страдает от разочарования. Но теперь она, по крайней мере, была в силах спокойно думать об этом.

7

Итак, Коркоран запихнул последних двух ассасинов в клетку, рассчитанную всего на двух крыс, и благополучно о них забыл. Следующий день прошел практически без происшествий. Все вздохнули с облегчением и вернулись к обычной университетской жизни. Единственным примечательным событием было то, что Мелисса после завтрака встретилась с долговязым третьекурсником и приобрела у него набор из восьми рефератов за двадцать золотых монет. Долговязый третьекурсник крепко напился в тот же вечер, но в этом как раз ничего необычного не было. Рёскин весь день бурчал о том, как плохо тут кормят, но к этому тоже все успели привыкнуть. Куда примечательнее было то, что Рёскин собрал сорок с лишним книг, валявшихся на полу у Эльды, и любезно пообещал ей, что разберется с ними сам. Грифонша лежала на кровати. Мышцы у нее все еще болели, но она тем не менее лихорадочно дописывала свой реферат. Рёскин потащил книги в библиотеку.

– Они взяты не на ваше имя, – заметила библиотекарша.

– Мои друзья просили меня их сдать, – пророкотал Рёскин.

Он успел обнаружить, что, если говорить низким, скрежещущим голосом, люди думают, что он так шепчет, и, как правило, начинают просить этого не делать. От его шепота стекла в библиотеке задребезжали, и студенты, работающие за столами, принялись раздраженно оглядываться.

– Вы мне просто дайте их формуляры, а я возьму другие книги, которые им нужны, – проскрежетал он.

– Тише, тише! Ладно, ладно! – кивнула библиотекарша, озабоченная только тем, как бы побыстрее от него избавиться.

Рёскин унес из библиотеки еще тридцать восемь книг. И все они были из отдела, посвященного гастрономической магии. Это несколько озадачило библиотекаршу. Она знала, что в этом семестре только двое студентов волшебника Умберто специализируются на кухонной магии, а Коркоран вообще никогда этим не занимался. Но, судя по всему, уведомлять об этом Коркорана было бесполезно. Ее предыдущую записку он просто проигнорировал. Библиотекарша пожала плечами и снова принялась сверять каталог.

Рёскин удалился к себе в комнату и всерьез взялся за чтение. В университете воцарились мир и покой.

Назавтра морозная погода сменилась дождливой. Эльда, которая искренне, честно, от всей души намеревалась полетать перед завтраком, проснулась и обнаружила, что из пастей всех горгулий Дома заклинателей хлещет вода, с носа волшебника Поликанта падают капли и даже по одной из стен ее концертного зала струится небольшой водопадик. Эльда сдалась и отправилась досыпать, мысленно восхищаясь Ольгой, которая все равно побежала на озеро, не обращая внимания на дождь. Ольга вернулась с тренировки промокшая до нитки и посиневшая от холода, но чрезвычайно бодрая и голодная как волк.

В столовой пахло жареным луком. Очень сильно пахло.

– Ух ты! – сказала Ольга. – Как здорово!

Однако большинство студентов не разделяли ее энтузиазма и решили удовольствоваться гренками. Хотя, как ни странно, никакого лука на завтрак не подавали. А подавали на удивление вкусные сосиски и целые горы аппетитной золотистой яичницы. Ольга и Эльда – которой в любом случае еды нужно было вдвое больше, чем человеку, – наполнили себе тарелки с верхом и сели рядом с Рёскином, чтобы для разнообразия насладиться трапезой.

Лукин, напротив, принадлежал к числу тех, кто решил обойтись гренками.

– Боги великие! – воскликнул он, усевшись по другую сторону от Ольги. – Что это нынче с гренками? Они вкусные! Обычно они такие тонкие, что крошатся в руках, и такие пережаренные, что не укусишь. Я всегда удивлялся, как это поварам удается настолько их испортить. А эти в самый раз!

Ольга ткнула Эльду в крыло и кивнула в сторону Рёскина. На тарелке Рёскина красовалась целая гора еды – повыше, чем у них с Эльдой. Гном взял себе шесть гренок и еще, на закуску, целую стопку оладьев, сочащихся сиропом и маслом. И теперь был всецело поглощен процессом. Однако его круглая розовая физиономия выглядела чересчур уж невинной.

– Тебе объяснить или и так все понятно? – шепнула Ольга.

Клавдия тоже обо всем догадалась.

– Рёскин, – сказала она, – все просто замечательно. Но почему все это пахнет жареным луком?

Розовый лоб Рёскина наморщился.

– Не знаю, – признался он. – Но я над этим работаю. Думаю, к обеду мне удастся все исправить.

– Да уж, пожалуйста! – настойчиво попросил Фелим. – А то у меня от этой вонищи голова разболелась. Я встал очень рано, чтобы закончить свой реферат.

Рефераты принято было сдавать в этот день после завтрака. В Доме заклинателей стояли специальные полки, на каждой из которых было написано имя наставника. Из уст в уста передавались легенды о страшных карах, грозящих тем, кто не сдаст работу в срок. Говорили, что на первый раз тебя на неделю лишат дара речи, на второй – еще и слуха, а случалось, что самых злостных нарушителей и вовсе лишали магических способностей. Правда, на памяти нынешнего поколения студентов таких случаев пока не бывало, но, с другой стороны, и запаздывать со сдачей реферата никто пока не пробовал. Никому не хотелось лишиться дара речи, не говоря уже обо всем прочем. Даже самые ленивые и расхлябанные из студентов и те хоть пару страниц, да сдавали.

И потому сразу после завтрака к Дому заклинателей, невзирая на ливень, потянулась череда студентов, прячущих стопочки бумаги под зонтиками, плащами, непромокаемыми куртками или мокрыми пледами. И все, кто после этого пришел в Северную лабораторию на лекцию Вермахта по основам алхимии, были промокшие и запыхавшиеся.

– Верхнюю одежду – на вешалку! – распорядился Вермахт.

Он-то выглядел аккуратно, как всегда, поскольку позаботился защитить себя от дождя каким-то заклятием. Пока все послушно развешивали свои мокрые насквозь плащи и куртки на высокой трехногой вешалке, стоящей у двери, и пихали зонтики в подставку, Вермахт нетерпеливо расхаживал взад-вперед, многозначительно поглядывая на стоящие на кафедре часы.

– Сегодня, – объявил он, когда с этим было более или менее покончено, – нам предстоит исследовать таинство Мистического Брака. Запишите заголовок. Ниже, мелкими буквами: «Белое и Алое».

Студенты поспешно расселись, вытащили тетрадки и принялись кое-как строчить влажными, негнущимися от холода пальцами, с трудом поспевая за преподавателем. Наконец песок пересыпался из верхней колбы на дно, весь до последней песчинки. Лукин второпях достал было золотой блокнот, но все, что он пытался писать ниже Крупного Заголовка, моментально исчезало прямо под пером. Вскоре Лукин сдался и вытащил изящный блокнотик в переплете из телячьей кожи, который подарила ему Клавдия. Но за это время он порядком отстал от лектора, и, когда лекция закончилась, он все еще писал, стараясь наверстать упущенное. Остальные же потянулись к вешалке разбирать свои так и не успевшие просохнуть вещи.

Среди шума послышался повелительный голос Вермахта:

– Эй, вы, неудачница, подите-ка сюда!

«Ой-ей-ей!» – подумал Лукин и насторожился, чтобы в случае чего прийти Клавдии на помощь.

Накидка Клавдии висела в самом низу, под грудой других одежек, нацепленных на тот же крюк вешалки. И ей поневоле пришлось дожидаться, пока другие студенты разберут свои плащи и куртки. Иначе бы она схватила накидку и выскочила на улицу, сделав вид, что не слышала Вермахта. Она бы выскочила на улицу и без накидки – но беда в том, что в результате какого-то странного выверта своей смешанной наследственности Клавдия терпеть не могла дождь. Ее мать никогда этого не понимала. Болотным жителям как раз полагается любить сырость. Но Клавдия в этом отношении унаследовала вкусы отца, а у них в Империи климат был сухой и жаркий. От сырости у нее начинало ныть все тело. На эту накидку было наложено специальное заклятие непромокаемости, и она обошлась Титу в львиную долю налогов, полученных с одного городка. Итак, Клавдия была вынуждена стоять и дожидаться. А Вермахт тем временем подошел и решительно схватил ее за руку.

– Пожалуйста, не надо! – сказала Клавдия, отстраняясь.

– Я поразмыслил об этом вашем невезении, – сказал Вермахт, продолжая держать ее за руку так, будто она ничего не говорила и не делала, – и понял, чем оно вызвано. Я без труда могу его ликвидировать. Хотите, я это сделаю?

– Нет, спасибо, – холодно и сухо ответила Клавдия.

Вермахт уставился на нее, словно не веря своим ушам.

– Не будете ли вы так любезны объяснить почему?

Клавдия, как и все подданные Империи, была на редкость хорошо воспитана. Поэтому она не ответила: «Да потому, что ты приписал себе мое заклинание, гад такой!», хотя ей ужасно этого хотелось. Но, промолчав об этом, она оказалась в неловком положении. Такое часто случается, если человек старается быть чересчур вежливым. Ведь Клавдии действительно ужасно хотелось избавиться от своего невезения. У нее из-за этого постоянно возникали проблемы на Болотах, а в Империи проблем было еще больше. Именно ее невезение заставило сенат объявить Клавдию персоной нон грата, несмотря на то что сам император явился на заседание, чтобы помешать этому. Но, как Клавдии ни хотелось от него избавиться, она знала, что для этого кто-то – скорее всего, волшебник – должен что-то сделать с ее магическими способностями. А Клавдия вообще не желала, чтобы кто-то что-то делал с ее магией, и менее всего ей хотелось, чтобы это был Вермахт. Но она совершенно не представляла себе, как это сказать повежливее.

– Потому что, – выдавила она наконец, – потому что… э-э… видите ли, это всего лишь неверно направленная магическая сила.

Однако Вермахт по-прежнему смотрел на нее возмущенно и руки ее не выпускал.

– Вот именно! – сказал он. – Следует всего лишь распрямить пути силы и немного их подровнять. Для меня это секундное дело.

– Нет! – ответила Клавдия. – То есть, конечно, спасибо вам, волшебник Вермахт. Но мой… наш имперский моральный кодекс требует, чтобы я все исправила сама.

И, не обращая внимания на то, что Вермахт все еще держит ее за руку, с достоинством протянула другую руку за своей накидкой:

– До свидания, волшебник Вермахт.

– Вот же глупая девчонка! – воскликнул Вермахт.

И дернул Клавдию за руку.

Лукин захлопнул блокнот и встал. Пора вмешаться. Это зашло чересчур далеко.

Но не успел он встать, как из пальцев Вермахта вырвалась ослепительно-голубая вспышка и ударила в руку Клавдии. Вспышка озарила саму Клавдию, ее накидку, растянутую между ее рукой и вешалкой, и даже саму вешалку: на миг показалось, будто вешалка сделана из голубого пламени. От вешалки в потолок ударила голубая молния, и на полу, в мокрых отпечатках ног, заиграли голубые сполохи. Но прежде чем Лукин успел подбежать к ним, все уже кончилось.

– Вот! – самодовольно сказал Вермахт. – Это совершенно не больно, не правда ли?

Тут подошел Лукин и сбросил пальцы преподавателя с предплечья Клавдии. И воззрился на него с самым что ни на есть царственным видом. Лукин не любил вести себя как «настоящий принц», но удавалось ему это неплохо – куда лучше, чем Клавдии.

– Довольно, волшебник Вермахт, – царственно произнес он. – Клавдия уже дважды сказала вам, что не желает, чтобы кто-либо вмешивался в ее магию. Неужто вам недостаточно ее слова, чтобы оставить даму в покое?

Вермахт посмотрел на Лукина и озадаченно нахмурился:

– Какая муха вас укусила? Я всего-навсего ликвидировал ее невезение. Теперь ей будет значительно проще жить.

Лукин твердо посмотрел ему в глаза:

– Но она просила вас не делать этого.

– Девичьи причуды! – фыркнул Вермахт. – Девичьи причуды!

И удалился.

– С тобой все в порядке? – с тревогой спросил Лукин Клавдию.

Девушка нервно передернула плечами, сняла наконец с вешалки свою накидку и медленно закуталась в нее.

– Ну, ничего особенного я не чувствую, если ты это имеешь в виду. Я, кажется, вообще ничего не чувствую – мне просто немного не по себе.

– Ну, это и неудивительно. Вот же осел самовлюбленный! Ладно, идем. О тебе надо позаботиться. Пошли, я куплю тебе чего-нибудь выпить.

Клавдия хихикнула:

– Спасибо, Лукин. Но на какие деньги?

– Ох, да… – Лукин покраснел. – Ну ладно, давай ты сама себе купишь, а я потом тебе деньги отдам. Я должен скоро их получить.

– Не надо, не беспокойся, – сказала Клавдия. – Сейчас лекция Мирны, и я хочу туда пойти. Мирна, по крайней мере, не заставляет чувствовать себя круглым идиотом, как Вермахт.

– Тогда я пойду с тобой, – любезно вызвался Лукин, хотя обычно не ходил на лекции, посещение которых не было обязательным: Клавдия явно нуждалась в присмотре.

Они вместе вышли из Северной лаборатории и направились к Дому заклинателей, хотя Клавдия уверяла Лукина, что в обморок падать не собирается. Когда они миновали большую часть двора, трехногая вешалка качнулась и засеменила следом за ними. Она не без труда перешагнула порог и, пошатываясь, заковыляла дальше. На полпути между лабораторией и статуей волшебника Поликанта она остановилась и застыла, одинокая, печальная и немного растерянная. Дождевые капли рядами свисали с ее изогнутых крюков. Перед обедом сторож обнаружил вешалку и отнес ее обратно в лабораторию, бормоча себе под нос:

– Чертовы студенты! Эти мне их шуточки!

Обед был, скажем так, странный. Запах лука в столовой исчез, зато его сменил мощный аромат клубники, который не очень-то вязался с запахом обычного университетского супа. Сам суп выглядел вполне нормально, пока булькал в котлах, однако, когда его разлили по тарелкам, он почему-то оказался ярко-зеленым. Кроме того, в нем плавали какие-то темно-зеленые нити, комья цвета хаки и голубовато-зеленые кусочки, и выглядел он каким-то слизистым.

– Да это же водоросли из пруда! – воскликнул кто-то. – Глядите, как бы головастиков не наглотаться!

Большинство студентов от супа отказались и пообедали клубничным муссом с хлебом. Друзья Рёскина, которые знали, что к чему, налили себе по тарелке. Эльда с Фелимом суп есть не смогли, и в конце концов им пришлось тоже обойтись муссом с хлебом. Как сказал Фелим, из-за этого клубничного запаха в супе все равно ничего не распробуешь, кроме слизи. Зато мусс Рёскину удался на славу. Лукин большую часть супа съел не заметив, потому что все еще тревожился из-за Клавдии. А Клавдия узнала в супе традиционную похлебку Болотных жителей, сказала Рёскину, что похлебка вышла просто восхитительной, и взяла себе добавки. Пока Клавдия ходила к котлам, Лукин рассказал остальным про Вермахта и про голубую вспышку.

– Как ты думаешь, ему это удалось? – спросил Рёскин. – В смысле, он действительно ликвидировал ее невезение? Кстати, не могу не отметить, что это лучшая похлебка болотников, какую мне когда-либо доводилось пробовать. Нет, Ольга, ты неправильно ее ешь. Ее надо прихлебывать. Это позволяет в полной мере насладиться ее вкусом.

Ольга слегка содрогнулась.

– Может быть, и ликвидировал, – ответил Лукин. – Но и в «Циклине», и в «Алой книге» сказано, что невезение обычно тесно связано с магическими способностями пользователя магии. Я боюсь, как бы он не отобрал у нее заодно и магическую силу.

– Так это что же получается, ей тогда придется уехать? – ужаснулась Эльда.

Лукин кивнул.

– Да, это и в самом деле неприятно, – согласилась Ольга, отодвигая тарелку. – И за какие грехи нам послан этот Вермахт? Не надо, не отвечайте – особенно ты, Рёскин. Похлебка вышла и впрямь недурная, жаль только, что она такого цвета и так странно пахнет. А что, ей положено быть такой склизкой? Послушай, тебе не кажется, что тебе лучше было бы почитать заклинания повнимательнее или попрактиковаться где-нибудь в другом месте, и вообще?

Рёскин вздохнул:

– Да я и сам об этом подумывал. Я прочел все книги и решил, что это не так уж сложно, но, видимо, тут есть какие-то хитрости. Ладно, разберусь, что к чему, и попробую еще раз.

К тому времени как студенты ушли из столовой, зеленой похлебки на тарелках и в котлах практически не убавилось. К Коркорану была отправлена студенческая делегация и еще несколько гневных магических призывов.

Коркоран пообещал делегации, что все уладит, и отправился разыскивать Финна.

– Послушайте, Финн, – начал он, – кто-то из студентов снова балуется с едой в столовой!

– И я даже могу угадать, кто именно, – ответил Финн.

Он сразу понял, что Коркоран хочет заставить его отыскивать виновного, и подумал, что Коркорану для разнообразия не повредит самому выполнить грязную работу, не сваливая ее на других.

– Бьюсь об заклад, это кто-то из ваших шести первокурсников! Я бы поставил на гнома, хотя и Клавдию со счетов снимать не стоит. Вермахт мне говорил, что она невезучая.

– В самом деле? – Коркоран совершенно забыл, что Клавдия ему сама об этом говорила. Он помахал своим галстуком с фиолетовыми обезьянками. – Послушайте, Финн…

– Все, что вам нужно сделать, – перебил его Финн, не дожидаясь, пока Коркоран закончит, – это пойти вечером поужинать в столовой и проследить за заклинанием. Оно наверняка довольно грубое. Студенты иначе не умеют.

– Но я… – попытался было возразить Коркоран.

– Так и действуйте! – твердо сказал Финн. – Поймайте гнома на месте преступления! – И, видя, что Коркоран снова собирается что-то сказать, непринужденно сменил тему: – Да, кстати, вы знаете мою первокурсницу, Мелиссу? Ну ту, которую все считают совершенно безмозглой? Так вот, можете себе представить: я только что получил от нее прекрасный реферат! Четкий, продуманный, все по теме – просто блестящая работа! Если бы не ваша система, я бы, пожалуй, поставил ей «отлично». Мне кажется, мы все были несправедливы к ней…

– Да-да, – раздраженно сказал Коркоран.

Финн подумал, что это, видимо, его больное место. Очевидно, никто из этих хваленых, тщательно отобранных первокурсников Коркорана пока что не оправдывает возлагавшихся на них надежд. «Ну конечно, то с ассасинами воевать надо, то еду в столовой портить – когда уж тут учиться!» – ехидно подумал Финн. А Коркоран, надувшись, двинулся прочь.

– Ну что ж, – сказал он через плечо, – раз вы мне ничем помочь не можете, видимо, придется мне последовать вашему совету и поужинать в столовой. Ох, боюсь, будет у меня сегодня несварение желудка!

И угрюмо удалился, сверкая фиолетовыми обезьянками. Финн с трудом удержался от смеха. Не так уж часто удавалось ему взять верх над Коркораном!

Вернувшись в свою лабораторию, Коркоран плюхнулся на скамейку, спиной к клетке с ассасинами и лунному кораблю, возвышавшемуся у окна, отчаянно требуя завершения. Волшебник сердито уставился на чудовищную кипу бумаги, которую свалили на него первокурсники. Ну почему эти молодые люди не думают о том, что кому-то придется читать всю их писанину? Ограничить, что ли, объем работы? А то это просто кошмар какой-то! Коркоран рассчитывал, что успеет просмотреть все рефераты за полчаса и спокойно вернется к работе над лунным кораблем. Более того, работы своих второкурсников и третьекурсников он уже успел просмотреть. Нормальные небольшие эссе, базирующиеся на общеизвестных фактах, никаких тебе попыток объяснить мироустройство и прочих подобных глупостей… А ведь, казалось бы, эти шестеро первокурсников так заняты – им и страницу-то написать некогда! Но нет же, нет: вот пожалуйста, у Фелима – тридцать страниц, у Эльды – двадцать девять, у Клавдии тоже, у Ольги – двадцать шесть, а у Рёскина – сорок. Подумать только, сорок страниц! Лукин был поскромнее. Он написал всего десять страниц, но они были исписаны таким мелким, убористым почерком, что Коркоран боялся худшего. И что на них всех нашло?

Первые минут пять Коркоран малодушно подумывал о том, чтобы вернуть рефераты непрочитанными. Но о таком Кверида точно узнает, как пить дать! А Коркорану совершенно не хотелось, чтобы Кверида явилась в университет и принялась задавать вопросы. Он тяжело вздохнул и с содроганием взялся за опус Фелима. Пойдем на компромисс. Прочтем по диагонали. Извлечем, так сказать, суть…

Но это оказалось непросто. Фелим то и дело цитировал заклинания, большую часть которых Коркоран прежде в глаза не видел. То и дело приходилось вскакивать и бегать к огромному «Альманаху мага», что лежал на конторке рядом с лунным кораблем, чтобы убедиться, что такие заклинания действительно существуют и Фелим их не выдумал. Но нет, Фелим ничего не выдумывал. Все заклинания, о которых он упоминал, действительно существовали. Коркоран бросил заглядывать в «Альманах» и принялся было читать по диагонали, но тут обнаружил, что Фелим цитирует заклинания лишь затем, чтобы показать, что у каждого из них имеются скрытые возможности, о которых создатель заклинания даже не подозревал. Он утверждал, что все их якобы можно использовать с разными целями и от каждого ответвляются сотни новых направлений магии. Под конец он заявлял, что современная магия может развить сотни новых форм, о которых никто прежде не помышлял. Но нет, это был еще не конец: на трех последних страницах Фелим перечислял эти новые направления: астромагия, психомагия, метафизическая магия, биомагия, теургия, центромагия, антропизм, нумерология, ритуальная магия. Большая часть этих новых направлений выходила за пределы понимания Коркорана.

Коркоран печально покачал головой. Увы, но к современной магии это никакого отношения не имеет. Магия в наши дни ограничивается чисто практическим применением, общеизвестными фактами и апробированными действиями. Конечно, Фелим блестяще доказывает свою точку зрения, и стиль у него неплох, но его подход абсолютно неприемлем. Коркоран вздохнул с облегчением. Поначалу, когда он взялся за этот опус, ему пришло в голову, что, возможно, придется отступить от своей системы и поставить-таки Фелиму высшую оценку – хотя бы за количество изученных заклинаний. Система Коркорана, которую поминал Финн, основывалась на том, что университет в наше время существует ради того, чтобы выпускать компетентных пользователей магии, обладающих навыками, которые необходимы, чтобы восстановить мир после того разорения, в которое вверг его мистер Чесни. И глубоким научным исследованиям или умозрительным выкладкам того рода, какими занимался Фелим, в нем места нет. Мир ныне нуждается в простой, заурядной практической магии. И по этой причине Коркоран постановил, что пятерки ставятся студентам только на последнем курсе, и только тем, кто демонстрирует блестящие практические навыки.

Он щедро нацарапал на опусе Фелима четыре с минусом, приписал: «Тема не раскрыта!» и взялся за реферат Лукина – этот был самый короткий. И на тебе: Лукин тоже рассуждал о безграничных возможностях магии, да так радостно, с таким энтузиазмом, что Коркоран был просто потрясен. Он был практически уверен, что Лукин окажется обычным унылым зубрилой и неожиданностей от него ждать не придется. Не тут-то было! Лукин рассуждал об ограничениях, налагаемых на магию. Он признавал, что часть из них действительно необходимы, поскольку связаны с требованиями безопасности, но большинство из них совершенно не нужны. Он указал ряд таких бесполезных ограничений. «Уберите их! – требовал он. – Экспериментируйте! Играйте с магией!»

«Играть с магией? – подумал Коркоран. – Что за чушь? Магия, которую изучают в университете, – это работа, работа и еще раз работа. Играм тут не место!» Однако же Лукин уверенным, изящным мелким почерком черным по белому писал, что магия должна приносить радость! «Ну что с него взять, он ведь принц! – подумал Коркоран. – Наверняка его воспитали в убеждении, что магия – это забава, позволяющая отдохнуть после государственных дел». Коркоран решил сделать на это скидку и поставил Лукину три вместо трех с минусом, как собирался вначале.

Ольге он тоже поставил три, и тоже по доброте душевной. Девушка хотя бы попыталась ответить на вопрос «что представляет собой магия волшебников». Но ее реферат изобиловал личными мнениями, а это в университете тоже не приветствовалось. С точки зрения Ольги, магию никоим образом не следует стандартизировать. На личную магию каждого человека оказывает влияние характер этого человека, и потому она отличается от магии других людей не менее, чем почерк. Кроме того, на магию человека может оказать влияние, отрицательное либо положительное, то, каким образом его обучали, и вообще его воспитание. Она привела пару примеров. Коркоран был изрядно шокирован описанием того, как подростка наказали за то, что он играл с воздушными стихиями, в результате чего он утратил способность их воспринимать.

– Да разве со стихиями вообще можно общаться? – буркнул волшебник и написал на полях: «Достоверность?»

В целом писанина Ольги возмутила его еще больше, чем реферат Лукина. То есть как это – не стандартизировать магию? Работа Коркорана именно в том и состояла, чтобы загнать всех будущих магов в единые стандартные рамки!

Он тяжело вздохнул и взялся за объемистый труд Эльды. Эльда писала примерно о том же, что и Фелим. И чего они все начитались? Эльда еще увереннее, чем Фелим, рассуждала о том, что целые направления магии поныне остаются неисследованными, и постоянно приводила примеры, которых в «Альманахе мага» не было. Очевидно, всему этому она научилась у Дерка, своего отца. Временами Коркоран вообще не понимал, о чем идет речь. Он никогда не слышал ни о зиготах, ни о ризомах, ни о генном модифицировании. И не без раздражения обнаружил, что Эльде все эти термины прекрасно знакомы и что она потрудилась дать в конце своего толстенного реферата примечания с разъяснениями. Последние же страницы собственно реферата были посвящены воспеванию магии, ее захватывающих тайн и бескрайних возможностей – хуже, чем у Лукина! Ну, довольно! Коркоран сердито начертал на реферате размашистое три с минусом и подумал, что, по-хорошему, за такое следовало бы поставить двойку.

Затем он положил перед собой устрашающий реферат Рёскина. Его он твердо решил просмотреть по диагонали, но это оказалось невозможным. Рёскин был гномом, он привык к работе со сложными конструкциями. Вот и его реферат напоминал собой кольчугу, где за каждое звено цепляется несколько других. Он выдвигал предположение. Потом делал ряд очевидных выводов, с которыми никак нельзя было не согласиться. Потом делал следующий логический шаг – и бац! Из всего этого вытекало нечто совершенно неслыханное, однако вы и с этим были вынуждены согласиться. Затем Рёскин брал эту неслыханную идею и принимался развивать уже ее. Бац! Новая безумная идея. Следуя за цепочкой логических рассуждений, Коркоран сам не заметил, как прочел первые двадцать страниц. К этому времени он обнаружил, что смиренно соглашается с необходимостью полной реорганизации всего университетского курса, с тем, что теорию и практику надлежит преподавать параллельно, причем объем теории следует значительно расширить, и что первокурсникам следует начинать с того, на чем ныне заканчивает последний, третий курс; а под конец и с тем, что используемая ныне магия применяется совершенно неправильно и всю систему надо переделать с начала до конца…