Текст книги "Дочки-матери"

Автор книги: Диана Машкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Часть II

Глава 1

В то утро Мака не дождалась будильника. В шесть часов открыла глаза и уставилась в потолок. Память с точностью педанта, шаг за шагом, прокручивала в голове вчерашний день. Обида заставила ее подняться с постели и, отключив будильник, на цыпочках пойти в ванную комнату.

Полная решимости, она бесшумно оделась и выскользнула за дверь. Сумка с учебниками осталась дома, заброшенная под кровать, – сейчас она не собиралась таскать на себе лишний груз.

До Риткиного дома Мака бежала, сбивая на ходу редких прохожих. Многие не оставались в долгу: посылали ей вслед проклятия, и это было отлично – подогревало ярость. Ни единого сомнения не было в том, что подставила ее Макаренко со своей свитой. А потом, типа, заболела!

Дождавшись, когда откроется дверь в подъезд, Мака проскользнула внутрь и забралась на полпролета выше площадки, на которой жила Ритка. Запыхавшись, плюхнулась на ступени и приготовилась ждать: отсюда ей был прекрасно виден вход в квартиру Макаренко.

Эта железная дверь, покрашенная в небесно-голубой цвет, нагло подсовывала ненужные воспоминания из далекого наивного детства. Они с Риткой – две малолетние дурочки – ходили в первом классе друг к другу в гости, делали вместе уроки и считались лучшими подружками. Только Мака всегда завидовала Ритке – у нее был отец. И вообще, нормальная семья – с пушистым котом и запахом пирогов по выходным. Мать Ритки не сидела за компьютером целыми днями: едва придя с работы, она бросалась делать с дочкой уроки, потом готовила ужин, обхаживала мужа. Тетя Клава, которая была старше Инны на целых пятнадцать лет, понимала, что такое семья!

Голодной Маке и сейчас показалось, что из-за двери доносится обворожительный запах свежей выпечки.

Чтобы спрятаться от наваждения, она накинула на голову капюшон и, прислонившись головой к подъездной стене, прикрыла глаза. Прочь мысли о еде! Нужно дождаться, когда уйдут на работу Риткины родители и сволочь Макаренко останется дома одна. У Маки был заготовлен план – позвонить в дверь и, как только Ритка откроет, со всей дури заехать ей кулаком в нос и спокойно уйти. Макаренко все прекрасно поймет.

Что будет дальше? Этого Мака не знала. Ей просто нужно было унять душевную боль. Мысленно прокручивая шаг за шагом все свои действия, Мака не заметила, как задремала. Всего на несколько минут. Но этого оказалось достаточно, чтобы потерять контроль над ситуацией. Взглянула на дисплей телефона и выругалась – 7.40.

По логике, Риткины предки уже должны были выйти из дома. Она поднялась, потянула затекшие мышцы и спустилась на несколько ступеней вниз. Нажала на звонок – послышались соловьиные трели из детства – и, в последнюю секунду сообразив, что надо закрыть глазок, зажала его большим пальцем. Дверь распахнулась, и на Маку, уже занесшую для удара кулак, с удивлением уставились простодушные глаза тети Клавы.

– Здравствуйте, – выпалила Сашка, пряча руку за спину, – а Рита дома?

– Да-а, – тетя Клава смотрела на девочку и не узнавала.

– Я Саша Маковецкая, – поспешила она прояснить ситуацию.

– Сашенька?! – тетя Клава набросилась с объятиями. – Господи, как же ты выросла! Какая красавица! Проходи! Ритонька умывается, сейчас позову!

Насильно затянутая в прихожую, Мака теперь не знала, что делать.

– Раздевайся-раздевайся, – не умолкала тетя Клава, уже стягивая с девочки куртку, – еще чайку перед школой успеете попить! Молодец, что зашла за Ритуней.

Мака изумленно смотрела на суетливую Риткину маму и не понимала, как та не замечает простых вещей: при ней не было ни школьной сумки, ни мешка с обувью, а значит, она и не собиралась в школу. Мака явилась в дом врага, чтобы отомстить! А не «зашла за Ритуней», как делала последний раз семь лет назад.

Да и сама Ритка забыла дорогу в школу – об этом хоть тетя Клава знает?!

– Опаздываю, – сокрушенно покачала головой Риткина мама, натягивая сапоги, – побегу! Покушайте как следует!

Она бросила на гостью последний восхищенный взгляд и захлопнула за собой дверь. Мака, сбитая с толку, прислонилась спиной к косяку. Нормально! И как она после этого заедет Ритке по носу?!

Та тем временем не спешила выходить из ванной комнаты, словно почистить ей нужно было не тридцать два зуба, а как минимум четыре ряда по тридцать зубов.

– Акула, – пробормотала Сашка и почувствовала, как накопленная ярость возвращается к ней.

Наконец щелкнула задвижка. Ритка выползла на свет божий. Бледная, невыспавшаяся. И куда только подевался бравый вид дворовой шпаны?

Маку с детства раздражала в Ритке эта черта: в школе она была жуткой задирой и вруньей – таких детей их первая классная руководительница называла «оторви и брось». А дома, в присутствии матери и отца, превращалась в пай-девочку. На такую «куколку», как любовно называла ее тетя Клава, оставалось только молиться.

– Почистила перья? – буркнула Мака.

Ритка, увидев непримиримого врага в собственном доме, замерла, бешено шаря глазами в поисках путей к отступлению.

– Как ты сюда попала?!

– Неважно, – Мака усмехнулась.

– Мать впустила, клуша тупая, – догадалась Ритка и подошла ближе, – че надо?

Подходящий момент наступил: нужно было только сделать пару стремительных шагов вперед и выбросить в лицо Ритке крепко, до стального звона, сжатый кулак. Но Мака медлила.

– Тетя Клава велела чаем меня напоить, – выдала она.

Макаренко сморгнула и спросила растерянно:

– Пирог будешь?

– С чем?

– Я без понятия, – поморщилась Ритка так, словно ее тошнило от одного упоминания о стряпне.

– Давай.

Пока Ритка шуршала в кухне, Мака успела скинуть сапоги, куртку и даже сходила помыть руки. Ей нравилось, что на территории врага она чувствует себя как дома, а врезать всегда успеет – нужно только подождать, когда вернется ярость. Макаренко – в этом можно было не сомневаться – очень скоро даст повод.

Как только Мака вернулась в кухню, Ритка, зажав рот рукой, вылетела в прихожую; хлопнула дверь в туалет. Гостья в недоумении уставилась на тарелку с мясным пирогом, стоявшую на столе. Поднесла ее к носу, понюхала. Казалось, тетя Клава испекла его только сегодня утром: таким свежим и ароматным он был. Пожав плечами, Мака села за стол, положила две ложки сахара в чай, который Ритка успела налить, и принялась за пирог. Война войной, а от тети-Клавиной стряпни она не дура отказываться.

Ритка вползла в кухню вся синяя, когда Мака, решив не церемониться в доме своего детства, отрезала себе второй кусок.

– В школу идешь? – проблеяла Ритка жалобно.

– Че там делать? – отмахнулась Мака. – Тебе точно нечего. Подставила меня и слиняла.

– Я не специально, прости, – заныла Ритка, и Мака в который раз удивилась: дома Макаренко превращалась из львицы в овцу.

– Типа случайно?

– Так. – Ритка опустилась на свободный табурет, со страхом взглянула на пирог и отодвинулась от стола подальше. – Отомстить хотела.

– За что?!

– За Фила. Он в тебя втюрился.

– И че?

– И ниче, – Ритка закатила измученные глаза, – нужно было, чтобы тебя из школы выперли.

– Ну, ты красава! А если я тебе отомщу?! – Мака почувствовала, как гнев начинает закипать в ней, но как-то вяло, по инерции: наверное, нельзя было объедаться.

– Мсти. – Ритка вдруг опустила лицо в ладони и заплакала. Так горько и безутешно, что у любого живого существа, глядя на нее, разорвалось бы сердце от жалости.

Мака сидела, глядя на русую макушку, и не знала, как теперь быть: врезать в такой ситуации она уже точно не сможет.

– Ты че ревешь? – попыталась утешить она. – Тебя-то из школы не выпирают.

– Я скоро, – прохныкала Ритка, – сама уйду!

– Куда?

– Ребенка рожать, – пробормотала Макаренко сквозь всхлипы и разревелась еще сильнее.

Мака замерла с открытым ртом и широко распахнутыми глазами.

– Рит, ты дура? – просипела она.

– А что, – вскинулась Макаренко, – аборт лучше делать?!

– У-у-у. – Мака прикрыла ладонью рот и наконец начала верить в происходящее. Она-то думала, у нее неразрешимые проблемы. А оказалось, детский лепет. – Ты как умудрилась?

– А как все умудряются?!

– Понятия не имею, – Мака пожала плечами, – и проверять не собираюсь.

– Тебе хорошо!

– Это да, – она усмехнулась, – я знаю, как классно расти без отца! И быть ребенком, которого зачали по глупости.

– Может, и не по глупости, – теперь уже утешала Ритка, словно саму себя, – может, тебя мама хотела.

– Нужна я ей…

– Может, она папу твоего сильно любила.

– А ты что, тоже любишь?

– Кого? Фила?

– Откуда я знаю, кто это сделал?!

– Люблю, – Ритка опустила голову.

– Вот дура! – не сдержалась Мака. – Он же сопляк!

Ритка ничего не ответила, только посмотрела на Маку глазами побитой собаки. Они помолчали.

– Че делать будем? – спросила наконец Мака.

– Ты тут при чем?

– Ни при чем. Но делать-то что-то надо?! Фил знает?

– Нет!

– Звони! – Мака достала из кармана свой телефон.

– Не буду!

– Значит, я позвоню.

Она, отворачиваясь от Ритки, которая делала слабые попытки схватить ее за руку и отнять аппарат, включила телефон и набрала номер. Судя по шуму в трубке, предатель был уже в школе. Макаренко, красная как рак, заткнула уши, чтобы не слышать, что Мака будет говорить.

– Вали с уроков, пока тебя не засекли, – приказала она коротко, – и дуй к Ритке домой.

– А че…

– Ниче! Резче давай!

Она отключилась и пересчитала на дисплее количество СМС о непринятых звонках – мать набирала раз десять. Зачем? Им нечего друг другу сказать.

– Ты думаешь, он придет? – взволнованно прошептала Ритка.

– Куда денется?! Трус!

– Он ни при чем, – Ритка виновато опустила глаза, – это я все сделала. И избить тебя я хотела. И Марианне тоже я наплела. Он ни при чем…

– Давай, выгораживай! – Мака поморщилась. – Тебя я прощаю: у беременных, говорят, крыша едет. А вот Филу твоему придется за все ответить.

– Сашка. – Мака вздрогнула, услышав непривычное в устах одноклассницы имя. – А ты ведь первая, кому я сказала.

– Не бойся, – она с жалостью посмотрела на несчастную Ритку, так глупо попавшуюся: раз и на всю жизнь, – не выдам!

Через десять минут примчался запыхавшийся Фил – в расстегнутой куртке, вспотевший. В карих глазах любопытство мешалось со страхом: что делает Мака в квартире Ритки, понять он не мог. Ему даже в голову не приходило, что два непримиримых врага, Маковецкая и Макаренко, только что по-дружески решили его судьбу.

– Чаю хочешь? – пискнула маленькая хозяйка, расцветая при виде своего ненаглядного, как майская роза. Куда только делись бледные губы и мертвенно-синие круги под глазами?!

– Обойдется! – Мака не дала Филу ответить и распорядилась: – Снимай ботинки, садись давай, чтобы не упасть.

Ритка засуетилась, потащила дорогого гостя в гостиную. Мака, идя следом за будущими малолетними родителями, испытывала острое желание настучать Филимонову по башке. Ладно Ритка, влюбленная дура! Но этот-то многоопытный герой-любовник должен был после своей студентки знать, как предохраняться. Он вообще о чем-нибудь думал? Или решил, что если рожать или делать аборт не ему, то и париться незачем?!

– Сели? – поинтересовалась она, как только Ритка устроилась рядом с Филом на диване, и не удержалась: – Объявляю вас мужем и женой!

Поглупевшая рядом с Филом Макаренко захихикала, счастливая, а Филимонов выкатил из орбит глаза. Непонятно, что с ними сделалось, но теперь бессмысленные зенки вызывали у Маки лишь омерзение.

– Значит, так, ребята, – она решила не толочь воду в ступе, – пару раз вы оттянулись. И залетели. Бывает! Так что, Фил, скоро станешь папашей.

– Что?! – Филимонов сбросил с себя руки-лианы Макаренко и, вскочив с дивана, рванул к двери.

Хорошо рассчитанным толчком в грудь Мака вернула его на место. Макаренко теперь сидела, сжавшись в комок, и чуть не плакал.

– Жениться вам надо, барин! – слова откуда-то вылезли сами собой.

– Разбежался!

– Как знаешь. Есть уголовная ответственность за совращение несовершеннолетних.

– Мака, ты охренела?!

– Короче, – она смотрела на Фила с презрением, – достал! Не хочешь обсуждать с невестой свадьбу, я сама твоим родокам все скажу. А Ритка заявит в милицию. Так лучше?

Он помолчал, опустив голову.

– Нет.

– Вот, – Мака удовлетворенно кивнула, – поэтому мы даем тебе шанс. А чтобы думалось лучше, пора облегчить душу и участь.

– В смысле?

– В смысле, вставай! – приказала Мака. – В школу пойдем.

Пару раз по дороге Фил пытался сбежать, но Ритка с Макой висели на нем с обеих сторон.

Дверь в кабинет Марианны Ивановны была приоткрыта. Мака толкнула ее ногой и впихнула с помощью Ритки Фила. Троица предстала перед изумленными и красными – неужели эта гарпия способна лить слезы? – глазами завуча.

– Что вам, дети? – растерянно спросила она.

Куда только подевалась недавняя суровость?! Заодно с надменным взглядом. Марианна стала немного похожа на себя прежнюю.

– Вот, – Мака крепко сжимала локоть Фила, – Стас хочет вам что-то сказать!

Филимонов блеял, путался: ничего нельзя было понять, а Мака сгорала от стыда за него. Надо быть таким трусом! Вся школа прекрасно знает, что Марианна дружит с его мамашей и постоянно трется в кухне, таская домой продукты пакетами. Никто не будет исключать Фила из школы! В худшем случае промоют мозги, и то вряд ли прилюдно.

– Стасик, – завуч наконец сообразила, о чем речь, – ты говоришь правду?

Ритка с Макой одновременно кивнули. Выдержав мучительную паузу, затряс головой и Фил.

– Ох! – Марианна Ивановна схватилась за голову. – Как же так? Что будем делать?

– Исключать из школы! – Маковецкая сверкнула глазами.

Завуч не удостоила ее ответом.

– Идите! – распорядилась она. – Педсовет школы примет решение. Справедливое.

Спустившись с крыльца, все трое разошлись в разные стороны. На душе у Маки было чернее черного: она успела узнать все о справедливости в школе – отношение к человеку зависит от того, кто его родоки. Кто он сам, не имеет никакого значения. И после этого ей придется вернуться за прежнюю парту?! Делать вид, что все норм?

Телефон в кармане пискнул два раза. Она достала его и взглянула на дисплей – пришло сообщение от мамы. Прочитав его, Мака заулыбалась. Так вот почему Марианна Ивановна была такая пришибленная – это мама уже успела промыть ей мозги. Значит, Инна на ее стороне и сумела заступиться за дочь даже перед страшной мегерой, в которую превратилась некогда добрая фея!

Приятное чувство защищенности впервые за долгое время согрело сердце ребенка.

Глава 2

Редакция вопреки обычному пятничному оживлению напоминала кладбище. Мрачная тишина, изредка нарушаемая шелестом бумаг, скорбные лица. Рабочий стол Брюлловой, пустой и черный, словно разрытая могила, зиял посреди заваленного верстками и журналами пространства.

Танечка сидела, забившись в угол и завесившись черными волосами. Влад отрешенно строчил статью. Суслов, даже не взглянув на возникшую в дверях Инну, вслух вычитывал верстку, монотонно бубня. В глухом пространстве его бормотание звучало зловещей молитвой.

– Доброе утро, – Инна переступила порог.

Танечка с Владом торопливо поздоровались в ответ, а Мишка даже не поднял на нее глаз.

Инна, уязвленная этим приемом, подошла к столу Суслова и встала, глядя на него в упор.

– Чего тебе? – безразлично спросил он.

– Надо поговорить.

– Занят я.

Она задохнулась от возмущения.

– Когда освободишься?

– Что? – презрительно переспросил он.

Она повторила вопрос. Мишка пожал плечами и вернулся к своему бормотанию.

Инна поплелась к рабочему столу, на котором, словно почувствовав ее приближение, зазвонил телефон.

– Зайди ко мне, – бросила в трубку Лада. И голос начальницы, судя по интонациям, не сулил никаких благ.

Инна неспешно положила сумку на стул и побрела в туалетную комнату. Грядущая истерика Лады больше ее не пугала – в конце концов, сколько их было за эти годы. Ладу не любили, это точно, но давно не воспринимали всерьез: наорется и успокоится. Гораздо хуже для Инны сейчас было новое отношение Суслова. Неужели он не понимает?! Она не меньше его переживает из-за Брюлловой, да только сделать ничего не может. Неназываемый сказал: «Чтобы я больше не видел», и даже Лада не посмела перечить.

– Ты работать собираешься? – злость в голосе главного редактора оглушила Инну, едва она приоткрыла дверь в кабинет.

– Да.

– Тогда в чем дело?!

– У Сашки неприятности.

– Твоя Сашка не ребенок, – Лада скривила губы, – сама разберется!

– Ей только…

– Неважно! – она резко оборвала. – Ты должна быть в офисе!

Инна молча кивнула. Бессмысленно доказывать свою правоту: у Лады нет детей, вся ее жизнь зациклена на смехотворной иллюзии власти, за тем редким исключением, когда на горизонте маячит очередной Дилан. Несчастная женщина.

– Неправильно воспитываешь дочь, – Лада, взяв поучительный тон, сбавила обороты, – носишься как курица с яйцом. Между прочим, обязательства перед работодателем…

Инна бросила на Ладу усталый взгляд и молча поднялась с места. Ей вдруг смертельно все надоело. Сколько можно терпеть? Прав был Лютанс: чтобы обрести себя, нужно поднять бунт и перерезать пуповину. Она хочет быть матерью и писателем. А журналиста из нее все равно не получилось…

– Куда?! – Лада взметнулась из-за стола.

– Вслед за Брюлловой, – побормотала Инна.

– Стой, – Лада вдруг вспомнила о том, что может говорить нормальным тоном, – ты не можешь уволиться!

– Почему?

Лада замялась, подбирая ответ, но быстро нашлась:

– Сашку некому будет кормить!

Инна уже открыла рот, чтобы возразить – мало ли в жизни способов заработать на хлеб, – но тут вспомнила про «Мерседес» и осеклась. Проклятый долг!

– Успокойся, – Лада внимательно следила за выражением лица Инны, – все будет хорошо.

Маковецкая обессиленно опустилась в кресло. Суслов теперь не станет ей помогать – это ясно как белый день. Она звонила ему вчера вечером дважды, но он и не подумал взять трубку. Сегодня ведет себя так, словно Инна предала его лично, хотя ничего плохого она не сделала. А ведь Мишка прекрасно знает, что ей больше не к кому обратиться за помощью!

– Что у тебя случилось? – участливый голос Лады заставил Инну почувствовать признательность.

– Ничего.

– Брось, – дружеский тон звучал в этом кабинете впервые, – расскажи! Может, смогу помочь?

Мысли заметались в голове встревоженной стаей. Попросить у Лады взаймы? С ее характером можно получить очень жесткий отпор. Но, с другой стороны, кто знает, вдруг повезет? Инна на секунду зажмурилась и словно прыгнула в ледяную прорубь.

– Да. Мне нужны деньги!

– Деньги? – Лада заулыбалась. – Только и всего?

– Серьезная, – Инна поперхнулась, – очень серьезная сумма!

– Не знаю, хватит здесь или нет, – задумчиво произнесла Лада, наклонившись над ящиком стола и зашуршав бумагами, – но кое-чем помогу.

Спустя пару минут она закончила возиться в столе и положила перед Инной золотой конверт с начерченными на нем силуэтами коттеджей. Маковецкая нерешительно потянулась к конверту, раскрыла его и заглянула внутрь. Лада с легкой улыбкой на губах наблюдала за реакцией сотрудницы на содержимое. Глаза Маковецкой полезли на лоб.

– Я, – пробормотала она, – все вам верну. За год, с каждой зарплаты.

– Дурочка, – главный редактор жизнерадостно рассмеялась, – это твои деньги!

– Не понимаю.

– Премия, – она подмигнула, – за хорошую работу.

Инна не отвечала, силясь понять, что происходит. Покрутила в руках конверт, взглянула на затейливый шрифт на обороте и обомлела. «Элитный Дом»? Конверт тут же выскользнул из ослабевших пальцев и шлепнулся на стол.

– Я думала, ты давно поняла, – Лада хмыкнула, – ладно, забирай и иди! Только не забудь про разворот для них в следующий номер.

– Нет…

– Брось, – Лада сверкнула глазами, – терять тебе нечего. И выхода нет. Деньги скоро отдавать?

– В выходные.

– А дело-то в чем?

– Сашка на мотоцикле въехала в «Мерседес», – Инна говорила заторможенно, мысли метались.

– Так они не отстанут, поверь! – голос Лады звучал уверенно. – А вдруг хозяин бандит? Дилан около моего подъезда задел «БМВ», так ему врезали как следует за то, что денег при себе нет, а потом счетчик включили. И он…

Инна не слышала – слишком сильно стучала кровь в пылавших огнем висках. Она приложила к горячему лбу влажную ладонь.

– Не могу, – четко произнесла она.

Лада, прерванная на полуслове, долго молчала, глядя на Инну.

– Дело твое, – она положила длинные пальцы, украшенные бриллиантами, на конверт и потянула его к себе, – тогда все оставляем как было. Делай материал и размещай. А вообще, жаль, что ты своей игрой в порядочность ставишь всех под удар.

– С чего вы взяли?!

– С того, – Лада безразлично отвернулась.

Инна сидела, намертво вцепившись в шершавые подлокотники кресла, а Лада делала вид, что разговор для нее окончен.

– Неназываемый все узнает.

– Маковецкая, – Лада безнадежно махнула рукой, – такое ощущение, что ты ослепла, а заодно оглохла. Больше никто к нему не пойдет!

– Суслов, кажется, знает.

– Ерунда, – Лада хмыкнула, – любимую женщину он не предаст.

– Вы с ним… – Инна не поверила ушам.

– Это он с тобой! – Лада рассмеялась. – Точно, слепая.

– А…

– Не будь дурой, – перебила она, – мать ты, в конце концов, или нет?! Подумай о Сашке.

Инна протянула руку к конверту, согнула его пополам и засунула в свой карман.

– Можно я поеду домой? – прошептала Маковецкая севшим голосом. – Там Сашка одна.

– Валяй!

…Горячий конверт жег ей бедро через сумку и через шубу. Инна бежала к метро и думала только о том, как быстрее избавиться от доказательства собственной вины. Какого черта она не взяла ни адреса, ни телефона хозяина машины? Уже сегодня могла бы отдать ему все. Деньги, которые всучила ей Лада, плюс ее собственная заначка на черный день – как раз нужная сумма. И забыть. Уж это-то она научилась делать!

В битком набитом вагоне метро Инна стояла, глядя в одну точку. Состав качнулся, остановившись на станции, и до Инны вдруг дошло. Деталь за деталью, словно озаренная светом рампы, в ее голове складывалась нехитрая схема, выстроенная Ладой. А ведь она, идиотка, уже не первый год помогает начальнице, во всем веря ей на слово, повинуясь каждому слову! Так вот что понял Суслов! А она, безмозглая, не распознала, пока под нос ей не сунули взятку и не предложили открытое соучастие! Лада права – она ослепла, оглохла, и уже очень давно.

Ноги разъезжались на подтаявшем, а затем намертво замерзшем снегу, превратившем асфальт в ледяную горку. Тропинка шла под уклон, и прохожие жались друг к другу, время от времени хватаясь за полы чужой одежды, чтобы не упасть. Инна вспотела, напряженно переставляя ноги и каждую секунду готовясь растянуться во весь рост. Она уже представила себе, как летит и разбивает нос, а кровь брызжет во все стороны, расписывая снег, как вдруг зазвонил телефон. Понимая, что попытка извлечь мобильный из сумки приведет к катастрофе, Инна шагнула с тропинки в снег и увязла по самые колени. Пусть! А вдруг это Саша?

– Алло?

– Инусик, – услышала она веселый Любин голос, – куда ты пропала?!

– Люба! – с досадой проговорила она. – Ты меня в сугроб загнала!

– К черту сугроб, – радости Любы было ничем не унять, – рукопись почему не исправила?! Я говорила с главным, подписываем контракт. Ты слышишь? Под-пи-сы-ва-ем!

– Что? – Инна замерла.

Время остановилось. Только подтаявший под коленями в капроновых чулках снег медленно просачивался в сапоги.

– Контракт на твои книги! Ты слышишь? – возбуждение Любы звенело в каждом слове. – Главный сказал: «Не Толкиен и не Роулинг, но захватывает»! Мы будем тебя издавать!

Инна почувствовала, как мир вокруг тронулся с места и поплыл, сливаясь над ее головой в перламутровую, сияющую снегом на солнце радугу.

– И что? – едва пролепетала она пересохшими губами. – Что я должна делать?

– Бросай все и дорабатывай рукописи! – кричала счастливая Любка в телефон. – Первую жду в понедельник, на остальные доработки даю тебе месяц. А потом срочно пиши четвертый роман! Тебе ясно?

Инна интенсивно закивала, а когда сообразила, что Люба ее не видит, прокричала в трубку:

– Да-а-а-а!

На нее дружно обернулась гусиная вереница прохожих. Взглянув на их нелепый вид и сосредоточенные лица, Инна расхохоталась. И упала спиной в снег.

– Приезжай в издательство сейчас же, – эхом в горах звучал голос подруги, – подпишем договор. Сразу на четыре романа!

– Что?!

– Знаю, я волшебница, – Люба звонко смеялась, – как Эльза в твоих романах.

– Лучше, – вопила Инна, – ты лучше!

Люба давно отключилась, а Инна все лежала в снегу, улыбаясь зимнему небу.

И почему она так долго жила взаперти, не позволяя ни одной своей радости и ни одному огорчению прорваться наружу?!

– Вам плохо? – раздался рядом участливый голос.

– Нет, – она посмотрела на молодого мужчину и рассмеялась, – устала скользить, как корова на льду.

– Хотите, – он улыбнулся, – провожу вас вниз по тропинке?

– Нет, – весело повторила она, – мне теперь карабкаться вверх.

– Куда прикажете!

«И в ЭТОМ мире случаются чудеса», – подумала Инна, вкладывая свою руку в протянутую ей широкую ладонь.