Текст книги "Беременна по приказу дракона (СИ)"
Автор книги: Диана Хант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
8.2
– Глупая… лирэль, – глухо повторил он.
Наг развернулся резко, стремительно – так быстро, что я не успела отследить его движения. В следующую минуту я оказалась опрокинутой на землю, уткнутой лицом в пыль, с бесстыдно задранной рубахой. С рычанием, мало напоминающем человеческое, Ланкеш рванул завязки шальвар.
Он овладел мной быстро и грубо, наспех, совершенно не заботясь обо мне. Я лишь повернула голову, чтобы получить возможность дышать и не смела пошевелиться, даже когда он откатился в сторону и, поднявшись, ушёл к костру.
С тех пор Ланкеш заговорил со мной снова. Говорил он мало и сухо, и только по делу. Но я видела, что страшные чёрные путы, оплетающие его тело стальными обручами, разрываются одна за другой.
В наш зыбкий, чудом воцарившийся мир, вернулась близость. Ночью, днём… Ланкеш брал меня не спрашивая, не предупреждая. Просто валил на землю и набрасывался с ненасытностью дикого зверя. Наверное, другая на моём месте решила бы, что наг мстит мне за пережитое, в конце концов, разве та, кто разрушила всю его жизнь достойна большего?
Но я, как это ни странно звучит, была особенно счастлива в эти моменты.
Сен-Лур всегда воздействовал на моё тело и сознание своей волей, вынуждая сгорать заживо от страсти и разрывающего изнутри желания. В том, что было между мной и драконом, не было и намёка на близость, лишь изощрённое, мучительное унижение. Отняв мою силу, дракон не остановился на этом: ему нужны были мои эмоции, нужна была эта отравляющая мою душу ненависть, направленная на самое себя, на собственную слабость и бессилие… Ненависть, подтачивающая меня день изо дня…
Что касается Ланкеша, в моменты близости я как никогда ощущала, что нужна ему. Нужна так, что представить сложно. Что я – всё, что у него есть. Буквально. То, что позволило не повредиться рассудком, когда Сен-Лур выжег дочерна его душу.
И душа его оттаивала… Понемногу, крохотными шагами, она оживала. Воскрешая в его сердце нежность. В тот момент, когда он поцеловал меня впервые после произошедшего, я расплакалась. И плакала долго и с облегчением, пытаясь объяснить перепуганному нагу, что плачу от счастья.
Глава 9
Дни наших странствий складывались в недели, недели – в месяцы.
Четыре клана наотрез отказались дать нам убежище, несмотря на мой округлившийся живот. Все знали, во что Сен-Лур превратил Золотые Пески. Из обрывочных слухов и разговоров в придорожных трактирах, которые мы посещали под личинами, узнали, что клан Чёрного Аспида объявил себя сильнейшим и бросил вызов любому, кто готов оспорить его право на власть.
Теперь план Сен-Лура стал понятен в полной мере. Найдя и истребив последних моих сестёр, он нанёс непоправимый урон другим драконьим кланам, ослабил всех, кто был способен противостоять ему в открытом бою. Поэтому никто из драконов не решился ответить на вызов: все они предпочли беречь силы для решающей битвы или удобного случая.
Сенат – люди и двуликие – разбежался. Наги покинули его ещё раньше: весть о постигшем Золотые Пески заставила полулюдей-полузмей озаботиться безопасностью своих семей, строительством аванпостов, подготовкой к войне…
Весь мир замер в ожидании чего-то страшного и неотвратимого.
Немудрено, что люди боялись давать убежище той, из-за которой началась война.
Сен-Лур неистовствовал.
Глумился, куражился, менял тактики...
Терзал меня во снах: то приказывая убить Ланкеша, то явиться к нему самой и искупить свою вину.
Он прорывался к нам сквозь Мрак полчищами монстров тьмы, которые атаковали охранный круг, что творил вокруг нас Ланкеш. Исчезали чудовища лишь с рассветом. Зачастую после того, как уничтожали всё живое на многие мили вокруг…
Сен-Лур внушал свою волю целым деревням на нашем пути, вынуждая сельчан выходить на нас с вилами и топорами, устраивать засады и ставить ловушки, как на диких зверей.
Однажды Сен-Лур даже поклялся, что оставит Ланкешу жизнь, в том случае, если я вернусь. Его жизнь в обмен на мою. И, если бы я не знала дракона слишком хорошо, я бы даже поверила ему…
Придя в полное неистовство от моего отказа Сен-Лур выжег дочерна несколько поселений, мимо которых протекал наш путь. После этого мы не приближались к городам и деревням, добывая еду и воду самостоятельно.
Ярость дракона объяснялась его неспособностью добраться до нас: каждый раз при его приближении, мы уходили в Мрачный мир, где Ланкеш не мог соревноваться с драконом в силе, но однозначно превосходил того в скорости и быстроте реакции.
Если бы не обуза с подпирающим нос пузом в моём лице, я не дала бы за жизнь дракона и ломаного гроша: конечно, если бы поединок происходил в Чёрных Землях. Но Сен-Лур был хитёр и коварен, и всегда стремился нанести удар по мне. И моя защита, как правило, дорого обходилась Ланкешу…
9.2
– Ты не обуза, лирэль, – успокаивал меня наг, пока я перевязывала рану на его плече. – Ты нужна мне. И тебе не за что винить себя. Быть с тобой – мой выбор.
– Выбор, который сделал не ты… – вырвалось у меня.
– Никогда не говори так, – ответил Ланкеш и посмотрел на меня так, что мне стало стыдно.
Ну конечно же, он сделал свой выбор в тот самый миг, когда набросил на меня Аркан Душ и вытянул из Башни во Мраке!
– Прости, – пробормотала я. – Я всего лишь глупая и слабая лирэль, – я улыбнулась, стремясь перевести всё в шутку.
Но Ланкеш покачал головой.
– Ты самая умная и самая сильная женщина из всех, кого я встречал, дева Адори.
Грудь сдавило от нежности и чувства вины.
Эта вина стала фоном моих мыслей, эмоций, чувств… Неким неотъемлемым элементом моей жизни.
Было безумно стыдно за то, что это время, проведённое в изгнании… было самым счастливым в моей жизни! Даже нескончаемо сменяющаяся череда безжизненного Мрака и удушающего зноя, Мрака и обжигающих ледяных ветров, Мрака и солёных брызг, наотмашь хлещущих по щекам и превращающих волосы во что-то среднее между колтуном и мочалкой… была наполнена счастьем, любовью и глубинным душевным спокойствием!
Я винила себя за это и ничего не могла поделать – счастье от близости Ланкеша, от одного его взгляда, от насмешливого «глупая лирэль» делало меня лёгкой, игривой, смеющейся, словно ветер. Ощущение некоей глубинной, необъяснимой нужности наполняло смыслом не только моё существование, но и весь мир.
Были моменты, когда казалось, что это бесконечное путешествие по землям бывшего Объединения было всегда и всегда будет. Что я всегда пела Ланкешу по вечерам, нежа его голову на своих коленях. Всегда запекала подстреленную им дичь в толстых листьях ахасали и в глине. Варила соусы из кореньев и орехов выри в глиняном котелке. Собирала мангхо и кумвакт, украшала цветами наши временные жилища, а скорее, постели из веток и листьев под открытым небом.
Раньше я и представить не могла, что в моём сердце так огромна потребность заботиться, отдавать, растворяться в каждом долгом взгляде, в каждой мысли о нём. Постоянное ожидание опасности, нападения, атаки тварей Мрака или направляемых волей обезумевшего дракона диких зверей научило меня ценить каждый миг, каждую минуту. Научило ценить и относиться с благодарностью к одному из самых сокровенных таинств нашего мира: к Времени.
Когда живот стал слишком выпирать, Ланкеш запретил мне танцевать для него, но, справедливости ради, я не всегда слушалась. Беременность, вопреки опасениям, совершенно не мучила меня, не отнимала силы. Наоборот, она протекала очень и очень легко – если бы не шевеление под сердцем и неуклюжесть, ставшая моим неизменным спутником, можно было бы с лёгкостью забыть о том, что ношу в себе дитя.
Мы много говорили, точнее, говорил Ланкеш, я же слушала, затаив дыхание. Наг, ставший моим мужем рассказывал о тайных школах и монастырях, где обучают мистическим учениям. С лёгкостью раскладывал на составляющие все мыслимые и немыслимые законы и явления в мироздании, а затем, смеясь, собирал их снова. Чудно̀, что мистика была моей сутью, сутью, отнятой очень рано, но я не знала об утраченном даре и сотой части того, что знал Ланкеш!
9.3
– Есть одна тайная мистическая школа, прошедшие обучение в которой обретают Освобождение от бесконечного цикла перерождений, – сказал Ланкеш однажды. – Она находится на островах Тысячи Лотосов и принимают в неё только парами. Истинными парами…
– Как это? – тут же заинтересовалась я. – Разве истинные пары – не сказка, не россказни? Разве люди не любят и не ненавидят друг друга с одной и той же силой, и зачастую одновременно?
– Не сказка, лирэль, – покачал головой Ланкеш и нежно мне улыбнулся. – Только на самом деле всё обстоит несколько иначе… Помнишь, мы говорили о движении энергии в чакрах?
– Помню, – кивнула я. – Сперва я принимала твои рассказы на веру, что эти самые чакры светятся и имеют каждая свою форму, но по мере подрастания нашей дочери, – я любовно погладила округлившийся живот, – я начала их видеть. Даже жалко, что скоро эта способность вновь покинет меня.
– Независимо от того, видишь ты их, или нет, движение потоков энергии, оплетающее и пронизывающее Вселенную, не исчезнет никогда. Ты помнишь, что у мужчин и у женщин движение чакр происходит в разных направлениях. В ту школу на островах принимаются ученики, чьё движение энергии гармонично хотя бы по двум чакрам. Таких и называют истинными парами, лирэль.
– По каким?
Когда я вся извелась, изъёрзалась от любопытства, Ланкеш с улыбкой ответил:
– Для мужчины важна готовность умереть за свою женщину. В любой момент. Без сожаления.
– А для женщины?
Наг нежно погладил меня по лицу:
– Женщине достаточно просто очень любить своего избранника. Принимать его таким, как он есть, целиком. Если в паре оба этих условия совпадают – это и есть истинная пара.
– Как же учителя в этой школе узнают, что пары, приходящие к ним на обучение, истинные?
Наг хохотнул, подмигнул лукаво.
– О, это целая история! Школа, как я говорил, расположена на островах, и для того, чтобы доплыть до учителя, каждой паре предлагается одноместная лодка. Он должен довезти её целой и невредимой. А воды Лотосных Островов кишмя кишат крокодилами.
Я вскрикнула, закрыв себе рот ладонью.
– Надо думать, доплывают не все? – несмотря на серьёзность испытания для юных мистиков мне вдруг стало смешно. – Да и не все… девушки, как я понимаю?
Ланкеш тоже улыбнулся.
– Можешь не сомневаться, лирэль. Далеко не все!
– А как же проверяют чувства дев? Разве можно придумать что-то хотя бы вполовину равноценное?
– На мой взгляд, испытание для дев гораздо хуже, – с коварной улыбкой ответил муж. – Прибывшую на острова пару зашивают в мешок. В один мешок, лирэль. На несколько дней. Только головы наружу, чтобы есть и пить, если, конечно, учитель попадётся мягкий сердцем... А когда по истечению назначенного срока и никак не раньше десяти дней мешок этот разрезают, смотрят внимательно: отойдёт она от него, или нет.
– А зачем ей отходить? – не поняла я.
– Глупая лирэль, – Ланкеш привлёк меня к себе и поцеловал с такой нежностью, что сердце запело тысячей голосов и когда я закрыла глаза, отдаваясь удовольствию целиком, показалось вдруг, что вокруг нас – на земле и в воздухе – распустились светящиеся бутоны лотосов…
– Нас точно взяли бы на обучение, – тихо сказал Ланкеш, когда поцелуй закончился.
– Значит, мы – истинные? Мы – истинная пара?
– Никогда не сомневайся в этом, лирэль…
Я прижалась щекой к груди нага, потёрлась о неё сладко. Затем пожала плечами и пробормотала:
– Не нужно мне Освобождение из бесконечного цикла перерождений, лишь бы перерождаться вместе с тобой.
И всё же… Сколько же дверей открылись бы перед нами, если бы… Если бы не Сен-Лур, совершенно обезумевший от своего бессилия вернуть меня. Я не сомневалась: если у дракона будет возможность уничтожить мир только лишь для того, чтобы преподать нам урок, он, не задумываясь, сделает это.
А потому нельзя было медлить ни минуты. Как только наша с Ланкешем дочь будет в безопасности, следует немедленно разбудить Великую Праматерь – единственную, кто сможет остановить Сен-Лура.
Если захочет, конечно.
Глава 10
В подступающих сумерках воды Серого моря окрасились в цвет мокрого камня. Одна за одной, волны выплёскивались на покатый берег, устилая его кружевом своих гребешков и отступали, вновь становясь единым существом. Суровым, как и этот край, к которому мы добирались последние месяцы вместе с кочевниками-двуликими: гигантскими росомахами, которые проводят в пути всю жизнь и которым не указ даже сильнейший драконий клан. В преддверии грядущей войны росомахи ушли дальше на север, мы же с Ланкешем свернули с их тропы и спустились к Серому морю: вотчине сирен и, если верить данным, полученным от кочевников, хранилищу Омута.
Вода – единственная стихия, над которой не властен Сен-Лур. Но для того, чтобы ихтионы пустили нас, следовало обратиться к сердцу предвечного океана, который включает в себя все воды мира. К Омуту.
Очередная схватка пронзила моё тело, и я согнулась пополам от боли, сжимая зубы. Спустя какое-то время разогнулась, опираясь на руку Ланкеша, чувствуя, что силы на исходе. Но всё же заставила себя ободряюще улыбнуться мужу.
На Ланкеше лица не было. По мере приближения разрешения от бремени, между бровями мужа углублялась складка. Он и без того обращался со мной, словно с хрустальной вазой и наотрез отказывался верить мне на слово, что беременность – не болезнь. После долгих споров и шутливой возни он прижимался ухом к моему животу, вслушиваясь. В такие моменты его хмурое, мужественное лицо озаряла улыбка – такая нежная и трогательная, что на глаза мои наворачивались слёзы.
Но с того момента, когда у ног моих образовалась небольшая лужица, что значит, ребёнок скоро заявит о своём праве увидеть свет, складка между бровей, казалось, намертво врезалась в лицо мужа. Еле удалось убедить его, что схватки лучше переносить на ногах, и, если он возьмёт меня на руки, сделает только хуже.
– Они придут? – спросила у Ланкеша, чтобы хоть как-то отвлечься самой и его отвлечь. Пока схватки были короткими, но шли всё чаще и каждая новая была длиннее предыдущей.
Муж нахмурился ещё больше. Если он не дозовётся Омута, ихтионы не пропустят нас.
– Они уже здесь, не сомневайся, – тихо ответил он, придерживая меня и вглядываясь в серые воды. – Смотрят на нас.
– Это же… хорошо? – несмело спросила я. – Сирены – стражи Омута.
Новая схватка застигла врасплох, заставила взвыть от боли, сгибаясь пополам.
Ланкеш тихо выругался.
И когда я снова разогнулась, стараясь дышать глубоко и ровно, узрела причину его гнева.
Горизонт почернел, воды Серого моря прорезывала паутина молний.
– Он идёт, – прошептала я помертвевшими губами. – Идёт… за нашей дочерью.
10.2
Муж прижал меня к себе.
– Я зову, лирэль, – сказал он тихо и виновато. – Зову Омут. Я уверен, что он слышит меня.
– Я знаю, – ответила я. – Он откроет водные врата. Он послушает тебя… Разве может быть иначе…
Сен-Лур приближался с ужасающей скоростью.
И уже не только горизонт – половина неба окрасилась в чёрный!
Порыв сильного ветра ударил солёными брызгами в лицо, отбросил назад волосы. Если бы Ланкеш не держал меня, я бы упала.
Неужели… Неужели ничего не выйдет и придётся прибегнуть к запасному плану… При одной мысли об этом внутри всё сжалось, усиливая боль очередной схватки.
Если Омут не пустит нас, мы уйдём во Мрак. Вот только вряд ли я переживу роды в Мрачном мире… Не говоря о том, что мы станем слишком уязвимы перед яростью Сен-Лура…
– А-а-а! – не выдержала я и рука мужа, придерживающая меня, задрожала.
На лбу нага выступили крупные капли пота, на глазах лицо его осунулось, черты заострились, на скулах проступили белые пятна. Он не простит себе, если не убережёт нас с ребёнком, не простит. Но как же больно, мамочки, как же больно!
– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!! – заорала я, перекрикивая ураганный рёв.
В грозовых небесах проступила чёрная точка, которая росла на глазах, приближаясь.
«Силой и кровью исчезнувшего клана Золотых Песков, проклинаю твой Омут, Предвечный Отец Всего Сущего!» – раздался вдруг в моей голове голос мужа, в то время, как на самом деле Ланкеш молчал, разве что стал совсем белым, как мел, а вокруг глаз и губ его пролегли чёрные круги.
– Не-е-е-ет!! – заорала я, что есть сил. – Ланкеш, не смей! Не проклинай! Нет! Нель… Нельзя! Нельзя проклинать! А-а-а-а! Нет!!
Я кричала, захлёбываясь слезами, болью и отчаяньем. Рухнула на колени прямо на упругие кольца хвоста нага.
– Адори…
– Нельзя! Нельзя проклинать! Никогда!
Протянув руки к серым водам, взмолилась:
– Спаси мою дочь! Последнюю мистѝк! Мы не просим за себя! Её, её спаси!
Беспомощно оглянулась на мужа. Глаза его блестели, от уголка по щеке тянулась влажная дорожка…
Точка в небесах успела вырасти в крылатый силуэт.
– У нас нет выбора, – глухо сказал муж. – Мы идём во Мрак. Я запутаю Слои, чтобы он не сразу нашёл нас.
Это «не сразу» резануло болью и отчаяньем не слух даже, а всё моё существо.
И в тот же миг серые воды взмыли к небесам, расходясь в стороны.
10.3
Перед нами с Ланкешем лежала дорожка влажного песка. С грозового цвета живыми колышущимися стенами по бокам.
Подхватив меня на руки, Ланкеш устремился к виднеющемуся вдали Омуту. Сердцу Предвечного Океана, Отца Всего Сущего…
По сторонам от песчаной тропы, по ту сторону воды, стояли на рыбьих хвостах ихтионы. Сизые лица, чёрные глаза-блюдца, колышущиеся над головами, подобно водорослям, волосы… шеи от подбородка до ключиц прорезаны щелями жабр. У каждого в руках трезубец.
Я невольно обернулась, вглядываясь в одно из лиц, и ихтионка, заметив моё внимание, оскалила чёрный рот, полный острых зубов-игл, а на зубьях её трезубца заиграли смертоносные белые искры.
Ихтионы дружны с народом нагов. Будь Ланкеш один, его допустили бы беспрепятственно… Но не меня, не ту, из-за которой каждый день лилась кровь и множились страдания. Не ту, из-за которой произошёл раскол Объединённых земель и мир сотрясался от чудовищных всплесков мистической силы обезумевшего от ненависти дракона...
В тот момент, когда сомкнувшиеся над нашими головами воды вскипели, окрашиваясь в страшные красно-белые полосы мы вошли в пульсирующее водное сердце.
В тот же миг обрушилась тишина.
Такая неожиданная и пронзительная, что в первую секунду меня оглушило.
Во вторую – услышала биение наших сердец, дыхание.
Омут оказался огромным изнутри… Бесконечным. Простирающимся во все стороны, пульсирующим. Из Сердца были видны все моря и океаны, реки и озёра… Была видна жизнь каждой, даже самой крохотной лужицы, в капле которой жила целая Вселенная.
Невероятное ощущение всепроникаемости и текучести, священного потока самой жизни. Жизни, которая наполняет всё и вся, Жизни, которая течёт, кипит и бурлит, и нет Ей дело до мелочных мировых распрей, всех вместе взятых. С той же лёгкостью и игривостью, с какой прокладывает себе путь сквозь скалистую породу нежный росток цветка, руша своей непревзойдённой нежностью и хрупкостью, своим стремлением к солнцу даже непробиваемый гранит, с такой же лёгкостью Жизнь найдёт себе дорогу и потечёт дальше, независимо от исхода войны и хаоса, посеянного Сен-Луром.
Я не сразу поняла, что даже схватки, пронзающие моё тело, в Омуте переносились легче. Утратили свой накал и остроту. Мы парили с Ланкешем над нескончаемой бездной, простираемой во все стороны, я упиралась руками и ногами в упругие кольца его хвоста, тужилась и понимала, что Омут наполняет моё измождённое длительным переходом тело первобытной силой.
Силой, положенной ему по праву Жизни.
10.4
В тот миг, когда Ланкеш накрыл мои губы нежнейшим поцелуем, внутреннее сжатие, несущее в себе остатки боли, вдруг переродилось в расширение!
Теперь каждая схватка, несущая до сего боль и напряжение, размыкала некие внутренние потоки энергии, о которых все эти месяцы говорил Ланкеш и наполняла меня изнутри наслаждением такой силы, что я задыхалась от неожиданности.
Наслаждение имело плотскую, очень сексуальную природу и в то же время за этими его волнами стояло мощнейшее энергетическое переживание, соединяющее меня незримыми нитями с моей изначальной природой, от которой раз и навсегда отрезал меня Сен-Лур. С мистикой. С самой её сутью, с самой её детской непосредственностью.
Ещё никогда я не испытывала экстаза такой силы и точно знала, что подобное возможно только во время родов – самое интимное и сакральное переживание любой женщины, когда сама Жизнь струится и прокладывает себе дорогу через тебя...
В миг, когда Омут наполнился недовольным детским криком, я испытала самый мощный, самый невероятный оргазм в своей жизни…
Должно быть, на какое-то время я впала в забытьё, потому что, когда открыла глаза, у груди моей лежало крохотное тельце младенца. Розовый ротик жадно посасывал, требуя пищи, широко распахнутые зелёные глазёнки серьёзно смотрели на меня.
По мужественному лицу обнимающего нас с дочкой Ланкеша струились слёзы.
Наг молчал, не в силах справиться с собой, лишь переводил взгляд с меня на дочку, нежно целовал – то меня, то её. Гладил, ласкал, трогал, еле касаясь кончиками пальцев… словно не мог до конца поверить в то, что всё это происходит с нами. Наяву.
– Мы сделали это, мой Воздух… Моё Дыхание… Мой Свет, – прошептала я, притягивая к себе голову мужа и целуя его. – Мы это сделали.
– Спи, лирэль, – дрогнувшим голосом ответил муж. – Набирайся сил, Родная…
Прижимая к себе самых дорогих мне существ, я засыпала, покачиваясь на мерных волнах радости и любви. Ни Ланкеша, ни дочку я не чувствовала отдельно от себя: в Омуте особенно ясно осознавалось, что мы втроём были единой душой, единым сердцем, единым телом.
