Текст книги "Белая ворона в академии Аусвер (СИ)"

Автор книги: Диана Хант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 11. Бенжамин

 Бенжамин Сенека искал пути. Искал способы, возможности…

Магия была нужна. Нужна, как воздух.

Шутка в том, что передача магической энергии от мага к неодушевлённому предмету – возможна. С последующим его использованием по назначению. А вот от некоего магического артефакта обратно к магу – нет. Как и от мага к обычному человеку.

Бенжамин Сенека возглавлял кафедру Экспериментальной Магической Передачи в Претории, правительственном университете. И, как следствие, экспериментировал, пытаясь найти возможность обеспечить необходимым количеством магии Триум, своё государство, которое его далёкий предок поклялся защищать ценой собственной жизни.

И, разработав, по его мнению, идеальную (ладно, просто работающую) формулу передачи магической энергии Бенжамин Сенека начал с себя.

Не потому что, был глуп, наоборот.

Его отец, Люпус Сенека, был одним из Двенадцати Магистров Преториума, по совместительству – префект и правая рука уже третьего (за его, Люпуса, жизнь) президента.

Бенжамин унаследовал магический дар, правда, слабый. Но всё же какая-никакая, а гарантия, что, если опробовать формулу на нём, он сможет принять магическую передачу и даже выжить после неё.

После долгих, занявших несколько лет переговоров и сотни дополнительных исследований, Бенжамин Сенека прошёл Ритуал Инициации. Получил магическую передачу от Двенадцати и, когда всё-таки выжил (хоть никто и не верил, даже родной отец), стал Тринадцатым Магистром.

Первым Тринадцатым Магистром за всю историю Триума.

А когда пришёл в себя, принялся рассуждать дальше.

Выжить у него получилось, что да, то да. Но не факт, что получится у остальных. Он-то, в конце-концом, и до передачи был магом. И не каким-то там, а прямым потомком одного из сильнейших магов в истории.

То есть выведенная им формула работала. Но как-то криво.

Для начала он чуть не сдох.

А потом приобретённый магический дар не желал «распаковываться». То есть полученную силищу Бенжамин ощущал, но, увы, пользоваться ей не мог. «Своей порцией» дара, который был изначально, пожалуйста. А вот новым, пришедшим в его ауру извне – никак.

Более того, у Тринадцатого Магистра начались сильные боли и припадки.

Шрам от фистулы, – передача происходила по обкатанной, проверенной схеме, как и выкачка, – не желал рубцеваться и заживать. Кровоточил, истекал сукровицей, ныл…

Внутри словно образовалась чёрная воронка неистового, всепоглощающего страха, сжирающая заживо.

Бенжамин справедливо рассудил, что так его организм реагирует на пришедшую извне магию, пытается отторгнуть её. Так что главное не терять контроль над разумом, чтобы магическая энергия не покинула его, с той же «лёгкостью», с которой пришла.

Главное – выжил.

Главное – ему хватает ума на понимание, что нужно закрепить результат.

Остальное детали.

Всё-таки магическая передача возможна!

И всегда, когда разрабатывается что-то новое, первым испытателям приходится несладко.

Теперь дело за малым. Усовершенствовать разработанный им способ.

И тут пора перейти к совершённому им преступлению.

Для того, чтобы понять, что он делает не так, Бенжамин решил посоветоваться не с выжившими из ума Магистрами (Бенжамин искренне считал их таковыми: устаревшими паровозами, закостеневшими на собственных рельсах, не желающими понимать, что помимо проторенной ими дорожки есть миллионы других путей!).

А с самой Богиней. С самим Источником Магии.

Но поскольку Послания Четырёхликой были и остаются за пределами человеческого разума, а её Откровения смертельны для Оракулов, обращаться к последним с вопросами запрещено.

Раньше – мучили их вопросами все, кому не лень. От Магистров и магов до выживших из ума жрецов-мудрецов. Каждый мнил себя тем самым светочем разума, который сможет внять воле Богини…

И Оракулы гибли.

Слишком велика была сила Четырёхликой, слабое человеческое тело не могло служить проводником даже для её Голоса.

Поэтому с 1807 года Оракулы стали кем-то вроде жриц. Все знают, что Богиня может говорить через них, но также всем известно, что любой, даже самый незначительный вопрос может стоить Оракулу жизни.

Поэтому если раньше, когда в девочке просыпался Голос, это было трагедией для близких и смертельным приговором для самой девочки, то сейчас место Оракула, наоборот, единственно возможная гарантия её долгой жизни. И, возможно, даже счастливой жизни, – в том, чтобы зажигать свечи и совершать ритуалы и обряды во славу Четырёхликой, Матери Магии, определённо что-то есть.

Каждый гражданин Триума знает: Оракулам нельзя задавать вопросы.

Семнадцатым Советом Двенадцати за нарушение постановлено – смерть.

Обращаться к Богине можно лишь в крайнем случае и с разрешения Магистров.

А чтобы добиться от них разрешения… Р-р-р… Это снова могло растянуться на годы, да ещё церемонию бы обязательно устроили, говорили б под руку, сыпали б своими идиотскими вопросами…

Так что разрешения у Бенжамина не было…

Это случилось месяц назад.

Оракулом оказалась девочка.

Сфинкс её знает, сколько ей лет было на самом деле. Те, чьё тело выбирает Богиня вместилищем своего Голоса, могут жить тысячелетиями. И учитывая, что им уже двести лет никто не задаёт вопросов, девчонке могло быть, как шестнадцать, так и сто шестнадцать.

Светленькая, с копной пепельных кудряшек и почти чёрными, карими глазами. Худенькая, хрупкая, большеглазая – с такой только эльфийку писать.

Бенжамин чуть было не плюнул и не ушёл. Остался лишь напомнив себе, что готов прекратить эксперимент в любой момент.

Девчонка улыбалась испуганно, суетилась со свечами и курильницами.

В воздушном белом одеянии Оракула она напоминала саму Четырёхликую, изображаемую выходящей из морской пены.

Бенжамин никак не мог решиться. Хмуро скользил взглядом по Идолам, Ликам… делал вид, что пришёл помолиться.

– Вы хотите спросить? – раздался над ухом тонкий, как комариный писк голос.

Сколько же ей лет-то? Совсем ещё пискля…

– Не знаю, – покачал головой Бенжамин и не выдержал, улыбнулся.

– Знаете, – уверенно ответила девчонка, и тоже улыбнулась, отчего на щеках проступили ямочки. – Вы в самом деле пришли спросить. Спрашивайте. Вам надо.

– Я не хочу причинить тебе вред, – тщательно подбирая слова, чтобы не спросить случайно, ответил Бенжамин. – И я не хотел напугать тебя. Прости.

– Это не страшно, – девчонка улыбнулась шире. – Страшно, когда люди хотят спросить для себя, понимаете? Жалко жертвовать бессмертным телом, которое Богиня выбрала своим вместилищем для вопросов, как разбогатеть, как стать самым сильным магом, как заставить кого-то полюбить, или, наоборот, разлюбить. Вот что страшно. Вот за это страшно отдавать жизнь. Страшно, потому что глупо.

– Но ты уверена, что я пришёл спросить не для себя, – хмыкнул Бенжамин.

– Вы умираете, – просто сказал Оракул и озорно подмигнул. – Потому что не пожалели ни своего тела, ни своей жизни для того, чтобы помочь людям. Всему человечеству.

«Умираю?!» – чуть не взревел Бенжамин, но вовремя осёкся, лишь глухо закашлялся. Впрочем, а чего он ждал? Что чужеродная магия приживётся? Так он не Четырёхликая, мать её, за ногу, чтобы творить чудеса! Он всего лишь посредственный маг и, хотелось бы верить, неплохой учёный…

– Так глупо было бы мне трястись над собственным телом рядом с вами, правда? – спросил Оракул. – Вы хотите услышать Истину, а не правду. И вы её услышите.

– Правду, а не истину, – глухо повторил Сенека.

И вдруг Оракул запел!

– Есть правда скромная, есть правда гордая,

Такая разная всегда она,

Бывает сладкая, бывает горькая,

И только истина всегда одна.*

– Погоди! – у Бенжамина чуть сердце из груди не выскочило. – Тебе станет… плохо…

– Не станет, – смешно наморщила нос девчонка. – Вы же не спрашивали.

И продолжила! Сфинксы его раздери, продолжила петь!!

– Есть правда светлая, есть правда тёмная,

Есть на мгновенье и на времена,

Бывает добрая, бывает твёрдая,

И только истина всегда одна.*

(* «Песня о правде и об истине» к/ф «Не покидай» прим. авт.)

– Какой забавный мотив, – усмехнулся Сенека, пытаясь унять бешенное сердцебиение. – Ни разу не слышал этой песни…

– Потому что эта песня не из нашего мира, – пожала плечами девчонка.

– Ты хочешь сказать…

Оракул кивнул.

– С Её родины. Одна из Её любимых.

– Ты многое знаешь…

– Многое, – кивнул Оракул. – Во всяком случае, всё, что знает Она. Не всё понимаю, но… Это очень обидно, что не могу поделиться. Оракулы не говорят без вопросов.

– Но со мной говоришь! И даже, драные сфинксы, поёшь!

– Ты – другое дело, – уверенно ответила девчонка. – Ты способен услышать. Ну так что, будем спрашивать или пойдём по домам?

– Не уверен, что ты готова, – хрипло пробормотал Бенжамин, качая головой. Эта затея нравилась ему всё меньше и меньше. Мало того, что девчонка оказалась такой милой и доброй, она ещё, оказывается, владеет знаниями Богини. Пусть и ни понять их, ни рассказать не может. Но её убийство – а намеренное задавание вопросов – это убийство, чтоб ему сдохнуть на месте! – это святотатство.

– Не-а, я-то готова, это ты не готов! – вредный Оракул дразнил, подначивал, кружил голову…

– Впрочем, знаешь, что? – девчонка улыбнулась на этот раз робко и хитро одновременно. – Прежде, чем ты начнёшь спрашивать, сделай кое-что для меня, а? Считай, что это последнее желание.

– Всё, что хочешь…

– Поцелуй меня.

С Оракулами разговаривают, опустившись на колени. Все. Даже президенты и Магистры. Но в этот момент эти самые колени ослабли и Бенжамин Сенека с размаху сел на пятки.

Оракул же, ничуть не смущаясь, соскользнула с возвышения и уселась к нему на колени, обвила шею тонкими руками.

– Моё тело хранит память Её тела, – тихо проговорила она. – Ей очень нравится… любить. Она Любит… эм, как же стыдно почему-то… саму Любовь… А мне непонятно… Не думай. Просто поцелуй.

И, прежде, чем Бенжамин успел ответить, сама приникла губами к его губам.

Худенькое тело содрогнулось, словно его прошило магическими разрядами, а Бенжамин ощутил ответное желание такой силы, что с трудом сохранил рассудок!

Сграбастал девочку в охапку, прижал к груди, принялся нежно-нежно, чтобы не напугать, целовать мягкие, податливые губы. Она тихонько застонала, раскрывая их, как лепестки цветка, впуская его язык в свой рот, всхлипнула, выгнулась дугой, дрожа… и с таким жаром ответила на поцелуй, что у Бенжамина в прямом смысле слова пол из-под ног ушёл.

Конечно же, он целовал женщин. Но ни разу не испытывал прежде ничего подобного. Поцелуй – нежный, страстный, полный доверия и открытости – повлёк за собой ощущение полёта, света… Должно быть света той самой Истины, о которой она пела…

Казалось, он длился целую вечность. Или всего лишь миг…

Потому что, когда Оракул вдруг отстранился, из груди Бенжамина вырвался стон.

– Спрашивай. – Твёрдо сказала она и Сенека понял, что должен решиться.

Сейчас или никогда.

– Нам нужна магия, Четырёхликая, – тихо озвучил он главное. – Как её получить?

Карие глаза закатились, тело, только что гибкое и податливое, окаменело. Бенжамин сделал над собой сверхчеловеческое усилие, чтобы не отшатнуться. Вместо этого сильнее прижал её к себе.

– Я больше не даю силу, тьфу, по-вашему магию стихиям. То, что сейчас – остатки, – голос Богини оказался глухим, раскатистым. Отразился от высокого свода, витражей, изразцов, нечеловечески красивых Статуй, Ликов…

Бенжамин был потрясён. Он – слышал. Он – понимал! Понимал каждое слово, чтоб его сфинксы сожрали заживо!!! Богиня говорила с ним на его же, мать его, языке!!!

Не следствие ли этого его эксперимента?!

Но размышлять было некогда. Он задал следующий вопрос.

– Значит, мы обречены?

Худенькое тело затряслось, в уголках глаз проступило красное. Кровавые слёзы Оракула…

– Я посылала людям Силу. Но вы не справились. Это слишком для вас. Я долго думала. И теперь послала Знание.

– В чём оно заключается, это Знание?

– Я слишком завишу от стихий, в которых застряла. И поэтому у меня получилось сразу Четыре Свитка. Вместо одного. Впрочем, так надёжней. Изучив эти Свитки, расшифровав знания, которые я вложила в них, люди научатся не только получать магию в том количестве, какое требуется, но и управлять ей. Не как со стихиями. По-настоящему управлять, контролировать. Силой мысли. Во благо. Вы должны научиться действовать во благо друг другу, чёрт бы вас побрал! Только тогда я смогу собраться воедино.

Девчонка затряслась в его руках, из закатившихся глаз градом текли кровавые слёзы. Красная дорожка пролегла из носа, из уголка рта… Но Бенжамин не чувствовал ни страха, ни отвращения. Жертва этой девочки была по-настоящему святой. И, глядя на неё, умирающую, Бенжамин испытывал, переживал Любовь такой силы, что за гранью понимания.

Вообще за гранью.

Но, как ложка дёгтя в бочке мёда испытывал и злость. На Богиню.

– Собраться?!

– Уф… – девочка надрывно закашлялась и в лицо Бенжамину плеснули горячие брызги. – Ваша, мать её, Четырёхликая сможет прийти во второй раз. Второе Пришествие. Так тебе понимать проще?

– Подожди… ты… разделилась когда пришла в наш мир? Не по своей воле?! Поэтому у тебя четыре лица?

– Ответ в стихиях.

– Как?! Как найти твои Свитки?! Зашифрованные Свитки с твоим Знанием?!! Как получить это клятое Знание?!

Девочка снова закашлялась и Бенжамин с содроганием понял, что так Четырёхликая смеётся.

– Каждый носитель… проводник… какая пошлость, медиум, по-вашему, увидит его так, как для него привычнее всего видеть и воспринимать носитель информации. Жрец древнего Египта увидел бы папирус, шумер – табличку из глины… житель двадцать первого века – планшет или голограмму. Вы же… скорее всего увидите книгу. Это неважно. Совсем неважно… Сложнее будет прочитать её. Только после прочтения можно будет передать Живое Знание, по-вашему – живую, нескончаемую магию – людям. Объединить то, что принесла я, с энергией этого мира. Прогресс! Как же долго ждать… Как же долго… Только сильный маг сможет овладеть Знанием. По-вашему – прочитать Свиток. Ты смог бы, ты умный. Но ты умираешь…

– Ну так помоги мне! Дай дожить до этой самой… расшифровки Свитка!

Бледные губы искривились в страдальческом оскале.

– Не в моей власти. Но вот Живое Знание помогло бы тебе. Впрочем, я не уверена.

Худенькое тельце в его руках дёрнулось в последний раз, карие глаза вернулись на место, но взгляд был пустым, застывшим.

– Погоди!!! – проревел Бенжамин, тряся одной рукой тело, второй, превозмогая боль от незаживающей раны, сотворил в воздухе иллюзию карты Триума. – Не смей уходить! – рычал он на Богиню. – Один вопрос! Только один, мать твою! Как их найти? Как найти твои чёртовы Свитки?!!

И тело Оракула вздрогнуло, неловко засучило руками и ногами.

– Первый Свиток… – раздался еле слышный шёпот, больше похожий на хрип и палец Оракула заскользил по карте, оставляя кровавую дорожку в воздухе, пока не остановился на дистрикте 113-А.

Но вот худенькая рука бессильно упала, повиснув плетью, а голубые глаза застекленели окончательно.

И что такое этот самый Свиток произнесено не было.

Какое-то время Бенжамин беззвучно ревел, выл от бессилия, прижимая окоченевшее тело к груди. Прежде чем положить мёртвого Оракула на алтарь и подчистить следы своего пребывания в храме, закрыл девочке глаза и прижался к холодному лбу губами.

Свиток… Дистрикт-113-А.

Он хотел сам выехать на поиски, хоть и непонятно, что это и как его искать, но боли и припадки участились, усилились, к тому же по древнему закону Магистр может покидать Преториум только с разрешения остальных Двенадцати. Задолбёшься объясняться со старыми пердунами, которые, конечно, не замедлят сперва всё запретить, а потом прикарманить Свиток. И – Бенжамин готов был поставить на кон оставшиеся ему дни – ни слова из него не поймут!

По необъяснимой улыбке судьбы (или Четырёхликой?) он был первым за всю историю, кто понимал каждое слово Оракула. Значит, и Свиток – хотя бы первый из четырёх – открывать ему. Опять же, есть надежда не сдохнуть чудом этого клятого Живого Знания…

Он отправил Эдгарда. На разведку. Поездить по дистрикту-113-А и его окрестностям, расспросить местных, не замечали ли чего странного, может, каких знамений?

Эдгард, бывший студент Аусвер был обязан Бенжамину жизнью. Он будет молчать.

Но, с другой стороны, и ума маг был недалёкого.

Деньги, положенные на поездку, спустил на выпивку и румяных дистрикских шлюх, ни о каких знамениях ничего не узнал.

Правда, притащил из дистрикта-113-А магически одарённую девчонку-альбиноса.

Бенжамин отодвинул стопку заламинированных страниц Посланий, устало откинулся на спинку кресла.

Видел он сегодня эту девчонку. Красивая… Ну а толку?

И всё же с того самого момента, как он покинул сегодня Аусвер, что-то изменилось. Бенжамин сам не понимал, что именно, но что-то явно было не так!

Вдруг он рванул борта мундира, затем – рубашку на груди. Пуговицы обиженно заскакали по полу. Последней он сорвал марлевую повязку, пропитанную обезболивающим.

– Чтоб я сдох… – вырвалось у Бенжамина хриплое.

Да ведь с того самого момента, как он покинул Аусвер не было ни болей, ни припадков! И шрам от фистулы на груди почти зарубцевался. По-крайней мере, больше не кровоточил!

Что он делал?!

Что, сфинксы его дери, он делал сегодня такого, чего не случалось с ним прежде?!

Перед глазами вдруг возникло лицо сегодняшней абитуриентки. Авроры… Только почему-то перед его мысленным взором Аврора не была альбиносом. И глаза у неё были не розовые, а карие. Как у девчонки-Оракула… Плевать!

Он… он задел её плечом, в коридоре… Точно! Прикоснулся к ней!

И с тех пор ни одного припадка?!

Чушь.

Этого просто не может быть.

Надо посетить Аусвер. Посмотреть на неё ещё раз, внимательнее.

А что такого? Он – куратор академии. Ему особого разрешения не требуется.

Глава 12. Юджин

 – Осталась последняя комната, – пробормотал Юджин вслух, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Нам запретили туда входить, – шёпотом напомнила Аврора и Юджин скривился.

Тоже ещё, лезет! Как будто он не в курсе, что запретили! И что теперь?

Уходить несолоно хлебавши?

А «расшалившийся призрак» сам упокоится? В том, что виной беспорядкам в доме Алвейл именно неупокоенный призрак, у Юджина сомнений не осталось, как и в том, что находится он в той самой комнате, куда им запретили ходить. И что делать?

Мистрис Алвейл как раз очень удачно пригласили «к аппарату» и хозяйка увлечённо щебетала по телефону, жестикулируя при этом. Судя по живой мимике холёного лица, бесконечным «Ах! Что ты такое говоришь?!», «Да ладно!», «Ни в жизни не поверю!», «Неужели?», это надолго.

Так что сейчас или никогда.

– Пошли, – решил Юджин, и, не оглядываясь на хозяйку, пошёл к лестнице.

– Мы ещё раз обойдём галерею! – крикнула Аврора хозяйке и мистрис Алвейл, прижав трубку плечом, раздражённо замахала на них руками. Мол, идите уже, идите! Делайте свою работу!

– Врушка, – шепнул Юджин, не в силах сдержать улыбки.

И Аврора улыбнулась в ответ. Улыбка у неё была славная, словно солнце выглянуло из-за туч.

– А иначе в Аусвер не прожить, – лукаво сказала она. – Так ведь?

– Мы сюда не каламбурить пришли, – строго сказал Юджин, вмиг нахмурившись.

Но вышло не очень-то строго. Что-то было в новенькой такое, что подкупало. Рядом с ней хотелось улыбаться, даже смеяться. Громко, в голос. С непонятным Юджину облегчением. Странная она всё-таки…

– Погоди, – пресекла его попытки взяться за ручку двери Аврора, положив пальцы на локоть. – Дай я… К тому же, здесь закрыто.

– Где ты этому научилась? – Юджин чуть не присвистнул, когда новенькая щёлкнула замком, не прикасаясь к двери и повернула ручку, не обронив с неё ни пылинки.

Аврора пожала плечами.

– Маг по дороге научил. Хотел посмотреть, что я умею.

– Хорошо научил, – вынужден был признать Юджин, заходя в комнату.

Дай Богиня, разберутся с призраком по-быстрому и не придётся выслушивать визг и вопли хозяйки…

С первого взгляда на запретную комнату изнутри становилось понятно, что сюда давно никто не входил. Судя по ошмёткам пыли, годы… Как и становилось понятно, что здесь жил ребёнок. Девочка.

Розовые обои с золотым тиснением, розовый балдахин с золотыми кистями, даже зайцы и мишки на розовом же покрывале были цвета взбесившихся поросят. В сочетании с клочьями пыли по углам и стоячему, нежилому воздуху – жутко.

Юджин чуть не сплюнул с досады.

Во-первых, комната была пуста. Во-вторых…

Посреди комнаты был небольшой бассейн с журчащим фонтаном и золотыми рыбками.

Магическими рыбками, чтоб их сфинксы съели! Хозяев, а не рыбок! Твари! Скоты! Ведь понятно, вода в фонтане проточная, меняется каждую секунду от центральной системы водоснабжения. Магической системы.

Они там, в Аусвер, загибаются, а эти… Тратят магию на нежилую комнату!

Нежилую!!!

От ярости потемнело перед глазами.

– Нет здесь никого, – глухо проворчал Юджин, вбивая показатели в датчик. Для отчётности в академии. – Пшли отсюда.

Но новенькая – в третий раз за последний час! – ослушалась. И что у неё за дурацкая привычка лапать его?! Ну, то есть хватать за руку?! Он маг, в конце концов, или мишка для обжимашек?!

– Ты чего? – почти прорычал Юджин, дёргая плечом. Но из цепких пальчиков этой врушки-альбиноса оказалось не так-то просто вырваться.

– Т-с-с… – прошептала девчонка, как будто всё это в порядке вещей. – Погоди, я чувствую его. Он спрятался. Он… тебя боится.

– Сдурела, что ли? Меня-то ему чего бояться? Да призраки не испытывают страха, что ты мне голову дуришь!

– А вот и не дурю! Та призрачная леди, которая меня сегодня в комнату провожала…

– Леди Морвейн? Тьфу, Молчаливая Леди?

– Ну, не такая и молчаливая, кстати…

– Только не говори, что она говорила с тобой!

– А вот и говорила! – Аврора смотрела на него с вызовом и укором. – И, конечно, она чувствует. Ей не хватает красок…

– Чего?

– Ярких нарядов, как у этой… у нашей хозяйки. Она, наверное, была бы рада её платью, – Аврора мечтательно закатила глаза. – Но самое главное не это, а знаешь, что? Ей одиноко. Поговорить не с кем.

– Говорила бы с нами… ну ладно, с вами-девочками…

– Не-а, – Аврора помотала головой. – Всё не то. Мы, дистрикские, сильно отличаемся от преторианских. Сам видишь. Им с нами разговаривать не о чем…

– Это мне не о чем с ними разговаривать, ясно тебе?!

– Ясно, ясно. Можно и так сказать, – Аврора была совершенно неконфликтна. И непрошибаема. – А всё же призрак здесь, – лукаво добавила она.

– И где же он?

Девчонка бесила. До белых глаз. До сжимающихся кулаков. До зубовного скрежета. До бессилия…

– Т-с-с… У неё водная магия… была…

С этими словами она перегнулась через мраморный бортик и вгляделась в воду.

Юджину вдруг захотелось схватить её за выглянувшие из-под мантии щиколотки и швырнуть в этот бассейн. И самому прыгнуть следом. И плескать на неё водой, смотреть, как она отфыркивается, и, в свою очередь, окатывает его из ладоней. А потом бы она стянула через голову вымокшую мантию, вся такая раскрасневшаяся, смеющаяся… с голыми плечами… от одной лишь этой фантазии Юджина так и бросило в жар.

Какое там плескаться?! Он что, забыл, что их обоих ждёт?!

Аврору всё-таки окатили водой. С ног до головы.

«Второй раз за день», – пронеслось в голове у Юджина.

Призрак, вынырнувший из бассейна и взмывший под самый потолок, оказался девчонкой, примерно Аврориного возраста. С копной непослушных кудряшек и в очень откровенном, летящем наряде.

Юджин часто заморгал. Наряд на призраке показался знакомым. С чего бы? У него сроду не было знакомых призраков!

А потом сообразил. Одеяние Оракула из Храма Четырёхликой. Юджин был в Храме пару раз. На Оракулов боялся лишний раз взгляд поднять. Чтобы не спросить чего ненароком, не ляпнуть какую-то глупость. Да и смущали они своими голыми ляжками и плечами! Всё-таки он молодой, здоровый парень…

– Не бойся, – тем временем эта дурочка беловолосая во весь рот улыбалась призраку. Руки тянула… – Мы тебя не обидим.

С этим Юджин мог бы поспорить. В задании-то чёрным по белому: упокоить. Но ради разнообразия решил не лезть.

Призрак, похоже, решал, верить Авроре или нет.

– Ты откуда? – девчонка ковала железо, пока горячо.

– Не помню, – ответил призрак немного писклявым голосом. – Он меня поцеловал, а потом… всё так непонятно… и страшно, страшно! – и заметался вихрем по комнате, срывая занавески, балдахин, разметав какие-то рисунки…

– Не шевелись! – цыкнула на него девчонка, хотя он и не собирался шевелиться. – Ты её спугнёшь! И вдруг запела… Блаженная…

Юджин вздрогнул. Эту колыбельную когда-то пела ему мама.

Спи, малютка, мой прекрасный…

Призрак застыл в воздухе, прислушался.

– Мне мама в детстве пела, чтобы я не боялась, – сообщила новенькая.

– Чего не боялась? – против воли уточнил Юджин.

– Уснуть, – бесхитростно сообщила Аврора. – Мне почему-то казалось, что если я усну, то всё. Меня не будет. И вообще ничего не будет, понимаешь? – она отвечала Юджину, но смотрела на призрачную девчонку под потолком.

– Понимаю, – призрак медленно опустился и завис перед лицом Авроры, вглядываясь в него так пристально, что Юджин подумал, что если б не него так уставился призрак, он бы…

Что именно, додумать не успел.

– Я тоже думала, что после смерти ничего нет, – пропищал призрак. – Но он поцеловал меня и стало совсем нестрашно… Но потом, уже после всего, я запаниковала. Потому что теперь всё не так, как раньше. Глупо, правда?

– Кто – поцеловал?

– А ты его знаешь, – призрак лукаво склонил голову. – При встрече передай ему поцелуй!

Аврора – да и сам Юджин, чего уж там – выглядела опешившей.

– А почему сама не поцелуешь? – осторожно уточнила Аврора.

– А я не могу! – и призрак, тряхнув кудряшками, перекувыркнулся через голову. – И, если уж совсем честно, мне это больше неинтересно. Всё, что хотела, я узнала!

– Как тебя зовут?

– Игрит.

– Очень приятно. А я Аврора. А это – Юджин. Он всё время дуется, но он добрый.

Игрит посмотрела на него с опаской. И правильно. Одно его слово – и она развеется. Упокоится…

– А здесь почему буянишь? – с улыбкой спросила Аврора. – Хозяев пугаешь?

– Я здесь хозяйка! Была… Пока Храм меня не забрал.

– Вот оно что! Наверное, страшно было?

– Ни капельки. Я сама хотела. Когда в тебя вселяется Богиня, это… Это… Не передать, в общем! Но с людьми – с обычными людьми становится скучно. И громко! Слишком много знаний. Слишком много…

– Всё с тобой понятно, – кивнула Аврора. – Скучно тебе здесь?

Призрак осторожно кивнул.

– А хозяева… то есть родители тебя не видят, да? Они ведь не маги.

Девчонка помотала головой.

– Они могут меня видеть, – тихо сказала она. – Но не хотят.

Аврора покосилась на Юджина и тот вынужден был кивнуть. Всё правильно. Родственные связи иной раз посильней магии. Но не в этот раз. Отдав дочь Храму в качестве Оракула, они уже однажды с ней попрощались. И больше не хотят делать этого снова…

– Всё ясно.

– Вы меня развеять пришли?

Юджин чуть было не ляпнул «да», но Аврора вовремя отдавила ему ногу. Поэтому осталось лишь позорно простонать «ах ты ж!».

– Тебя никто не тронет, – твёрдо сказала Аврора.

– Но… – начал было Юджин.

– Её никто не тронет! – похоже, новенькая сама не поняла, как перешла на крик.

Розовые глаза альбиноса вдруг засияли турмалинами. Зачерпнув в ладони воду, девчонка окатила призрака с головы до ног. Юджину, кстати, тоже досталось.

Но поразило не это. Новенькая каким-то образом умудрилась замкнуть водной магией прореху в призрачной оболочке – единственное уязвимое место призрака. Теперь и думать нельзя, чтобы его развеять…

– Силой Воды! – объявила она не своим голосом.

– Ты что наделала? Ты… как это сделала?

– Не знаю, – девчонка выглядела испуганной, смотрела то на него, то на призрака, беспомощно развела руки в стороны. – Оно само. И с Бусиком так было…

– С каким ещё Бусиком? Ты хоть соображаешь, что только что подарила призраку бессмертие?!

– С серым, в полоску…

– Серым, в полоску! – передразнил Юджин. – Как в академии отчитываться будем?

Аврора тряхнула головой.

– Отчитаемся… Игрит, пойдёшь с нами в Аусвер?

– А что я там буду делать?

– Работать, – уверенно ответила Аврора. – Мне кажется, вы подружитесь с леди Морвейн. Юджин, как ты думаешь?

И что ему оставалось? Только руками развести. Чего теперь-то? Но с другой стороны, им приказано «прекратить беспорядки» в доме Алвейл? Они прекратили. А остальное – детали. Ну, немного поломать голову, заполняя отчётность…

Подумаешь, одним призраком в академии больше – одним меньше.

– Кстати, у нас и со статуями поболтать можно. И картины там живые… – Аврору, что называется, «несло».

– Живые картины? Всегда хотела посмотреть… Говорят, призраки по мирам, нарисованным в картинах, гулять могут… Даже путешествовать! То-то, должно быть, интересно!

– Ну, вот видишь! Как хорошо всё складывается…

Несмотря на то, что новенькая, под эдакой безобидной, почти ангельской личиной блаженной тихони скрывала недюжинное упрямство, стальную волю (Юджин умел видеть это в людях) и действительно сильный магический дар, – подарить бессмертие призраку – это вам не шутки, такое не каждому Магистру под силу! – Юджин не мог на неё больше злиться. Вот хотел, ещё как хотел – и не мог. Никак.

Даже досадовал на собственную слабость. И, чего уж там, вредность напополам с упрямством.

Он собирался рассказать Авроре правду об Аусвер, раз уж её угораздило угодить к ним, ещё по дороге на практику. Сдержался. Ждал, когда сама попросит. Мысль о том, что новенькая посмотрит на него заискивающе, с интересом, с живым, неподдельным интересом, приятно грела. Но потом встреча со странной парочкой, вся эта эпопея с призраком… Не до того было.

А на обратной дороге и вовсе не до того.

Его вниманием, как и вниманием Авроры безраздельно владела Игрит, которая летела рядом, с интересом вертела кудрявой головой по сторонам и напевала тонким голосом:

– Порой восстанет брат на брата,

Безжалостно, неистово,

И все, что первый крикнет, – правда,

И что второй ответит, – правда,

Правда, да не истина…*

(* «Песня о правде и об истине» к/ф «Не покидай» прим. авт.)

…Засыпая в эту ночь, Юджин долго ворочался с боку на бок.

Перед глазами то возникала Аврора – светлая и лучистая, в брызгах воды и с обнажёнными плечами, и от таких фантазий бросало в жар, то разноцветная, расфуфыренная парочка, которая назвала себя Сокрушителями Оков. Жёсткие, сильные, бесстрастные. При мысли о них брови сами собой сталкивались у переносицы, а губы сжимались, как горизонт в степи.

Надо спросить у Касьяна завтра, помнит ли он некую Юлу?

И знает ли о выпускнике, которому удалось удрать из Аусвер?