Текст книги "Лорд Джон и суккуб"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 6
Фокус-покус

Найти последнее место жительства рядового Кёнига труда не составило. Пруссаки, привычные к солдатским постоям, благоразумно отводили в своих домах отдельные помещения для этой цели. Постой среди местных жителей считался скорее удачей, нежели бедствием: солдаты не только платили за стол и кров, но и часто помогали по дому, носили иоду, дрова, а от воров защищали лучше сторожевой собаки, которую к тому же и кормить надо.

Записи Стефана отличались безупречной точностью – любого из своих солдат он мог отыскать мгновенно. С Греем он держал себя крайне холодно, но просьбу его выполнил, не задавая вопросов, и назвал ему дом в западной части города.

Фон Намцен, правда, поколебался немного, явно думая о том, не следует ли и ему пойти вместе с Греем, но тут явился капрал Гельвиг с очередным затруднением – за день их набиралось около трех, – и Грей оказался предоставлен самому себе.

Дом, где квартировал Кёниг, ничем особенным не выделялся, насколько мог судить Грей, – зато его хозяин сразу бросался в глаза, поскольку был карликом.

– Бедняга, бедняга! В жизни столько крови не видел! Ростом герр Гукель доходил до пояса Грею, для которого было внове так возвышаться над взрослым собеседником. При этом он был умен и говорил связно, что Грею тоже встречалось не часто: свидетели преступления обычно теряют последний разум и либо не помнят подробностей, либо невесть что выдумывают.

Хозяин охотно проводил Грея в комнату, где все произошло, и рассказал о том, что видел собственными глазами.

– Час был поздний, и мы с женой уже улеглись. Солдат дома не было – то есть это мы так полагали. – Солдаты как раз получили жалованье и спешили потратить его в тавернах или борделях. В комнате у них было тихо, поэтому Гукели решили, что все четверо их постояльцев ушли веселиться.

Под утро почтенную чету, однако, разбудили ужасные вопли из комнаты солдат. Испускал эти звуки не Кёниг, а один из его товарищей, который явился навеселе и ступил прямо в лужу крови.

– Вот так он лежал. – Герр Гукель показал руками положение тела. Теперь здесь не осталось почти никаких следов, кроме темных пятен на половицах.

– Даже щелок, их не берет, – пожаловалась фрау Гукель, вошедшая вслед за ними. – А постель пришлось сжечь.

Она, к удивлению Грея, была не только нормального роста, но и очень миловидная. Из-под чепчика выбивались мягкие золотистые волосы.

– Солдаты не хотят больше у нас жить, – сказала она сердито, точно в этом был виноват Грей. – Боятся, что Nachtmahr и их заберет!

– Сожалею, сударыня, – сказал Грей с поклоном, признавая свою вину. – Скажите, вы видели тело?

– Нет, зато ведьму видела.

– В самом деле? И… как же она выглядела? – Грей опасался, что она ответит «как все ведьмы», по примеру маленького Зиги.

– Полно тебе, Маргарита. – Гукель взял жену за локоть. – Может быть, это еще и не…

– А я говорю, что видела! – Она снова нахмурилась, но мужниной руки не стряхнула, а накрыла ее своей. – Это была старуха, мой господин, с заплетенными в косы белыми волосами. Шаль у нее с головы сдуло ветром, и я увидела. У нас тут поблизости живут две старушки, но одна из них ходит с папочкой, а другая вовсе не ходит. Та была хоть и сгорбленная, да на ногу легкая.

Гукель, которому делалось все больше не по себе, открыл было рот, но ему и слова не дали вставить.

– Я уверена: это была старая Агата! – драматическим шепотом поведала фрау Гукель, и муж ее в отчаянии зажмурился.

– Агата? – повторил Грей. – Вы имеете в виду фрау Бломберг – покойную мать бургомистра?

Фрау Гукель кивнула с торжественно-серьезным лицом.

– С этим нужно что-то делать. По ночам все боятся – и выходить на улицу, и дома сидеть. Мужчины, которых жены не хотят сторожить во сне, засыпают за работой и за едой…

Грей умолчал стыдливо о средстве мистера Кигена и попросил Гукеля описать ему во всех подробностях мертвое тело.

– Мне сказали, что на горле у него остались следы, как будто от звериных зубов. – Герр Гукель при этих словах побледнел и сделал хранящий знак, однако кивнул. – Оно было растерзано так, словно на него напал волк, или…

Гукель затряс головой:

– Нет-нет. Всего две отметины, две дырочки, точно от укуса змеи. – Для наглядности он приставил два пальца к собственной шее. – Но крови-то, крови! – Он содрогнулся и отвел взгляд от темных пятен на полу.

Грей в юности видел, как человека укусила змея, но там, насколько он помнил, крови не было. Тот человек, правда, получил укус в ногу.

– И большие были дырки? – спросил он. Ему не хотелось возвращать Гукеля к неприятным воспоминаниям, однако он твердо решил разузнать как можно больше.

С некоторым трудом он установил, что отверстия были порядочные, около четверти дюйма диаметром, и располагались на середине горла Кёнига. Узнал он также, что на теле, когда его обряжали для похорон, других ран не нашли.

Сквозь свежую побелку на стенах в одном месте (у пола тоже) проглядывало пятно – там, вероятно, Кёниг бился в предсмертных судорогах.

Грей надеялся, что описание тела поможет ему как-то связать две смерти – но пока что Кёнига и Боджера объединяло лишь то, что оба они умерли при необъяснимых обстоятельствах.

Он поблагодарил Гукелей и собрался уйти, но тут сообразил, что фрау Гукель говорит что-то весьма интересное.

– …колдунью, чтобы бросила руны.

– Виноват, сударыня, не расслышал?

Она тяжко вздохнула, однако повторила все с самого начала.

– Герр Бломберг позовет колдунью, чтобы бросила руны, и тогда мы узнаем всю правду.

– Что-что? – недоверчиво прищурился сэр Питер. – Какие еще колдуньи?

– Колдунья, насколько я понял, будет только одна, сэр. – События в Гундвице, если верить фрау Гукель, развивались бурно. Слух о том, что покойная матушка герра Бломберга приютила в своем теле суккуба, гулял по всему городу, и маленький бургомистр из последних сил сопротивлялся общественному мнению.

Он, однако, был человек упорный и чтил память своей матери, а потому решительно отказывался выкопать гроб и отдать ее тело на поругание.

В отчаянии он принял решение во что бы то ни стало изобличить подлинного суккуба и узнать, где тот прячется. Для этого и приглашалась колдунья.

– А руны – это что? – спрашивал сэр Питер.

– Право, не знаю, сэр. Думаю, принадлежности для гадания.

– В самом деле? – Сэр Питер задумчиво потер свой длинный и тонкий нос. – Не слишком надежный способ, а? Колдунья ведь может сказать, что ей вздумается?

– Думаю, герр Бломберг надеется, что, если он заплатит за… за церемонию, то она скажет нечто благоприятное для него, – предположил Грей.

– Гмм… Все равно мне это не нравится. Совсем не нравится. Это чревато неприятностями… вы ведь понимаете, Грей.

– Не думаю, что вы сможете остановить его, сэр.

– Да, пожалуй. – Брови сэра Питера от усиленных размышлений взлетели под самый парик. – Вот что, Грей – ступайте и скажите герру Бломбергу: пусть, так и быть, устраивает свой фокус-покус, но только здесь, в замке. Так мы хотя бы избежим ненужных волнений.

– Да, сэр. – Грей мужественно подавил вздох и отправился выполнять поручение.

Раздеваясь перед сном у себя в Комнате, Грей чувствовал себя грязным, раздраженным и совершенно выбитым из колеи. Чуть ли не полдня он разыскивал герра Бломберга, а затем убеждал его, что гадание (Боже правый!) должно непременно состояться в замке. После этого его угораздило наткнуться на надоеду Гельвига, и тот втянул Грея в длиннейшее разбирательство с погонщиками мулов, которым будто бы не заплатили вовремя.

Это повлекло за собой визиты в оба военных лагеря, осмотр тридцати четырех мулов и встречи с казначея ми как сэра Питера, так и фон Намцена. Завершилось все холодной беседой с самим Стефаном, который вел себя так, словно бы Грей лично отвечал за это недоразумение, и повернулся к нему спиной на полуслове, будто видеть его не мог.

Грей сбросил мундир, послал Тома за горячей водой и сдернул галстук, испытывая сильное желание прибить кого-нибудь.

Стук в дверь заставил его замереть. Что делать? Если это Луиза в своем прозрачном батисте или в чем-то еще более опасном, лучше притвориться, что его нет. Но вдруг это Стефан, пришедший просить прощения или требовать от него объяснений?

Стук раздался снова – громкий и настойчивый. Вряд ли женщина, особенно преследующая фривольные цели, стала бы так стучать. Она скорее поскреблась бы чуть слышно.

Грей, набрав воздуха и стараясь унять расходившееся сердце, распахнул дверь.

– Я хочу поговорить с вами, – сказала старая княгиня и вошла, не дожидаясь приглашения.

– О-о. – Все немецкие слова вылетели у Грея из головы. Он закрыл дверь, машинально застегивая рубашку.

Старая дама, не обращая внимания на предложенный стул, встала у камина и устремила на Грея стальной взгляд. Грей с облегчением отметил, что она по крайней мере одета полностью. Вида почтенной вдовицы в дезабилье он бы не вынес.

– Я пришла спросить, – начала она без предисловий, – намерены ли вы жениться на Луизе.

– Нет. – Знание немецкого вернулось к Грею с чудодейственной быстротой. – Nein.

Седая бровь вопросительно поднялась.

– Вот как? Она думает иначе.

Грей провел рукой по лицу, подыскивая дипломатический ответ – и нашел его, уколовшись о собственную щетину.

– Княгиня Луиза бесконечно восхищает меня. Мало найдется женщин, равных ей… – «И слава Богу», – добавил он про себя, – …но боюсь, что я не свободен. Моё сердце осталось в Англии. – Если бы он попытался открыть свое сердце Джеймсу Фрэзеру, тот немедленно свернул бы ему шею, но сердце Грея тем не менее оставалось с ним – что верно, то верно.

Взгляд старой дамы пронизывал его так, что ему невольно захотелось отойти подальше. Однако он устоял, и его собственный взгляд выражал полную искренность.

– Хммф! – фыркнула наконец она. – Ну что ж, хорошо.

Произнеся это, она направилась к двери, но Грей удержал ее за руку.

Она повернула к нему голову, удивленная и разгневанная, но он смотрел лишь на то, что внезапно бросилось ему в глаза у нее на платье.

– Простите, ваша светлость. – Образок, который она носила как брошь, он видел раз сто и предполагал, что на нем изображен какой-то святой. Изображение там действительно имелось, но не совсем традиционное. – Святой Оргвальд, не так ли? – Он мог бы легко принять это изображение за что-то другое, если бы не видел более крупную его версию на крышке шкатулки.

– Разумеется. – Старая дама сверкнула глазами, тряхнула головой и вышла, захлопнув за собой дверь.

Грей впервые подумал о том, что Оргвальд святым явно не родился. С этой мыслью он улегся в постель, рассеянно почесываясь, – после общения с мулами он набрался блох.

Глава 7
Неравный бой

Следующий день выдался холодный и ветреный. Грей, проезжая мимо, видел, как жмутся в кустах у дороги фазаны. На жнивье сидели, нахохлившись, вороны, на грифельных крышах – голуби. Все эти птицы, хотя и слыли безмозглыми, вели себя более разумно, чем он.

У птиц нет обязанностей – впрочем, и Грей этим холодным утром отправился в путь не из одного чувства долга. Отчасти им руководило любопытство, отчасти подозрение. Он хотел отыскать цыган – в частности, ту цыганку, которая поссорилась с рядовым Боджером незадолго до смерти последнего.

Будь Грей честен до конца – а наедине с собой он мог себе это позволить, – у него нашлась бы еще одна причина. Будет только естественно, если он остановится у моста, перемолвится парой слов с артиллеристами – и, возможно, посмотрит, как там поживает мальчик с пухлыми губками.

Все эти причины, однако, перевешивала одна, самая главная: Грей попросту хотел уехать из замка. Он не чувствовал себя в безопасности под одним кровом с княгиней Луизой, не говоря уж о ее свекрови. В свою городскую канцелярию он тоже не решался пойти, боясь встретить там Стефана.

Ситуация как нельзя больше напоминала фарс, и все же он никак не мог избавиться от мыслей о Стефане.

Не обманывался ли он относительно влечения, которое Стефан будто бы питал к нему? Тщеславие свойственно человеку, но он мог бы поклясться… мысль Грея описывала один и тот же утомительный круг, и каждый раз, возвращаясь к исходной точке, он вспоминал, как тепло и властно поцеловал его Стефан. Нет, это ему не пригрезилось. И все же…

Скованный этим неотвязным кольцом, Грей доехал до моста – и узнал, что молодого солдата нет в лагере.

– Франц? На фуражировку ушел, должно быть, – пожал плечами ганноверский лейтенант. – Или соскучился по дому да и сбежал. У молодых это дело обычное.

– Напугался он, – вмешался в разговор один из солдат.

– Напугался чего? – резко спросил Грей. Уж не дошел ли до моста, вопреки всему, слух о суккубе?

– Он своей тени, и той боялся, – скорчил гримасу солдат (Грей вспомнил, что его зовут Самсоном). – Что ни ночь, так чудится ему детский плач.

– Ты его, помнится, тоже слышал, – не слишком дружелюбно заметил лейтенант. – В ту ночь, когда была буря.

– Я? Ничего я не слышал, кроме Францева писка. – Самсон хохотнул, и от этого смеха сердце Грея ушло в сапоги. Слишком поздно, подумал он. – Да еще грома, – дерзко добавил Самсон, перехватив его взгляд.

– Парень убежал домой, это ясно, – заключил лейтенант. – Пусть его – нам здесь трусы не нужны.

За его уверенным тоном Грей расслышал легкое беспокойство, но тут уж ничего поделать было нельзя. Эти люди не подчинялись ему, и он не мог послать их на поиски.

Проезжая через мост, он, однако, невольно посматривал вниз. Вода сошла совсем ненамного, и поток по-прежнему несся, кружа опавшие листья и какие-то полузатопленные предметы. Грей не хотел останавливаться, поскольку это могли заметить, и вес же смотрел, наполовину ожидая увидеть хрупкое тело, разбившееся о камни, или слепые глаза утопленника из-под воды.

Но не увидел ничего, кроме обычного речного мусора, и с легким чувством облегчения поехал дальше, к холмам.

Он знал только то, что цыганские кибитки в последний раз проехали куда-то в ту сторону. Найти их представлялось делом сомнительным, но он искал упорно, порой оглядывая местность в подзорную трубу – не покажется ли где дым?

Дымы попадались, но все они, как оказывалось потом, исходили из хижин крестьян или угольщиков. Крестьяне при виде его красного мундира либо прятались, либо осеняли себя крестом. Цыган они, судя по их словам, видом не видывали и даже не слыхали о них.

Солнце уже спускалось с небосклона, и Грей понял, что надо поворачивать назад, иначе ночь застанет его под открытым небом. В седельной сумке у него лежали бутылка с пивом, трут и огниво, но съестного не было ничего, и бивак на этой пустоши вовсе его не прельщал, особенно при мысли, что французы стоят всего в нескольких милях к западу. У лягушатников, как и у англичан, есть разведчики, а у него с собой только пара пистолетов, порядком зазубренная кавалерийская сабля и кинжал.

Не желая рисковать ногами Каролюса на зыбкой почве, он на этот раз взял другого коня, гнедого – тот звался попросту Боровком, но был хорошо вышколен и тверд на ногу. Полагаясь на него, Грей напоследок, усталым от постоянного напряжения взглядом, посмотрел вокруг. Деревья на холмах качались от ветра, и ему мерещились среди них люди, животные, крытые повозки – показывались и опять пропадали.

Непрестанный вой ветра прибавлял к зрительным миражам слуховые. Грей потер онемевшее от холода лицо – ему тоже почудился призрачный плач Францева ребенка. Он потряс головой, отгоняя наваждение, но оно не прошло.

Он остановил Боровка и стал прислушиваться. Он был уверен, что слышал – но что? Звук не поддавался определению и шел непонятно откуда. Конь тоже услышал его и запрядал ушами.

– Ну, где это? – тихо спросил Грей, опустив поводья гнедому на шею. – Можешь найти?

Боровку, похоже, хотелось не искать, а убраться подальше. Он пятился, взрывая ногами песчаный грунт и раскидывая мокрые желтые листья. Грей осадил его, слез и привязал коня к голому деревцу.

Теперь он разглядел то, чего не заметил раньше: барсучью нору под корнями большого вяза. Загадочный звук шел оттуда, и Грей в жизни не слышал, чтобы барсук так верещал!

Достав пистолет и не сводя глаз с ближних деревьев, он двинулся к норе.

Там внутри определенно кто-то плакал, но не ребенок: глухие рыдания перемежались судорожными вздохами, которые часто издают раненые.

– Wer ist da? – Грей наставил пистолет на темное устье норы. – Вы ранены?

В норе удивленно ахнули и зашебуршились.

– Майор Грей? Это вы?

– Франц? – с неменьшим изумлением воскликнул Грей.

– Ja, майор! Пожалуйста, помогите мне!

Грей, сунув пистолет за пояс, стал на колени и заглянул в яму. Барсучьи норы обычно уходят футов на шесть вниз, а потом ход поворачивает к логову, где зверь и живет. Эта не была исключением: перемазанное слезами и грязью лицо солдатика виднелось на добрый фут ниже устья.

Мальчик, провалившись туда, сломал ногу, и выудить его наверх было не так-то легко. Грей для этой цели связал вместе две рубашки, свою и Франца, и прикрепил их к седлу Боровка.

В конце концов он уложил парня на землю, укрыл своим мундиром и напоил пивом из бутылки.

Франц кашлял и сплевывал, пытаясь приподняться на локте.

– Тише. Не надо ничего говорить. – Грей потрепал мальчика по плечу, думая, как бы доставить его назад к мосту. – Все будет…

– Красные мундиры, герр майор! Die Englander!

– Что? О чем это ты?

– Мертвые англичане. Ребенок плакал, и я стал копать, а там… – Франц вел свой бессвязный рассказ на прусском диалекте, и Грей долго добивался, чтобы тот говорил помедленнее.

Франиу, как он понял, все время чудился плач у моста, но другие либо ничего не слышали, либо притворялись, что не слышат, и безжалостно высмеивали его. Франц наконец решил сам доискаться, откуда идет этот звук – может, просто ветер воет в какой-нибудь щели, как думал его приятель Самсон.

– Но это был не ветер. – На лице Франца, все еще до прозрачности бледном, проступили пятна лихорадочного румянца. Осматривая основание моста, он нашел трещину в одной из опор на том берегу. Предполагая, что плач слышится как раз оттуда, он просунул в трещину штык и отковырнул камень. В кладке обнаружилась полость, а в ней – маленький, очень белый череп.

– Там и другие кости были, да я не стал смотреть. – Франц в панике пустился бежать. Наконец, когда дыхание и ноги отказали ему, он сел и стал думать, что делать дальше.

– За побег меня больше одного раза все равно не побили бы, – с Тенью улыбки сказал он, – и я решил, что погожу возвращаться.

Орешник, росший поблизости, подкрепил это решение, и Франц двинулся дальше в холмы, собирая орехи и ежевику – Грей заметил, что губы у парня до сих пор синие.

От этого мирного занятия его оторвали ружейные залпы. Франц распластался на земле и прополз немного вперед, до маленького скального выступа. В ложбине под ним английские солдаты вели жестокий бой с австрияками.

– Австрияки? Ты в этом уверен? – удивился Грей.

– Я знаю, какие из себя австрияки, – с легкой обидой заверил Франц. Зная также, на что они способны, он отполз назад и во всю прыть припустил в обратную сторону, но на беду угодил в барсучью нору.

– Тебе еще повезло, что барсука дома не оказалось. – Грей лязгал зубами – обрывки рубашки плохо защищали от холода. – Но ты сказал «мертвые англичане».

– Их, наверно, всех перебили. Я не видал.

Но Грей должен был посмотреть. Забросав мальчика сверху опавшими листьями, он сел на коня и поехал в указанную Францем сторону.

Ехал он осторожно, опасаясь австрияков, и до той ложбины добрался уже на закате.

По мундирам он сразу узнал Дандиса и его топографическую команду. Выругавшись вполголоса, Грей соскочил с коня и стал перебегать от одного тела к другому, вопреки надежде прикладывая пальцы к холодеющим лбам и шеям.

Двое, Дандис и капрал, были еще живы. Капрал, тяжело раненный, лежал без сознания. Дандиса ударили прикладом по голове и пронзили ему штыком грудь, но рана, к счастью, запеклась и не кровоточила. Лейтенант сильно страдал, однако смерть ему пока не грозила.

– Несколько сотен… этих ублюдков, – прохрипел он, сжав руку Грея. – Целый батальон… с ружьями. Они шли… к Французам. Фэншо… он крался за ними. Шпионил. Подслушивал. Проклятый сук… сук… – Он закашлялся и сплюнул кровью, но говорить ему стало легче. – Все это нарочно придумано. Шлюхи работали на них. Давали парням опиум. Отсюда сны. Паника. – Лейтенант приподнялся, стараясь выговаривать четче, чтобы Грей понял.

Тот понял его как нельзя лучше. Однажды доктор дал Грею опиум, он хорошо помнил дикие эротические сновидения, посетившие его после этого. Если подсунуть это снадобье людям, которые даже не слышали никогда про опиум, и одновременно пустить слух о демоне, терзающем мужчин во сне… Особенно когда у демона есть сообщница из плоти и крови, оставляющая следы, способные убедить мужчину, что ночью к нему приходил суккуб.

Трудно придумать план умнее, чтобы деморализовать противника перед атакой. Лишь это и давало Грею некоторую надежду. Он укрыл лейтенанта мундирами, снятыми с убитых, подтащил к нему капрала, чтобы они согревали друг друга, и напоил его водой из фляги, найденной в чьем-то ранце.

Если бы сводные силы французов и австрияков были значительны, они не прибегали бы ктакого рода уловкам, а просто смяли бы англичан и их германских союзников. А вот если силы примерно равны и к тому же вам предстоит переправиться через узкий мост, тогда желательно, чтобы вражеские солдаты не спали несколько ночей, а у офицеров, занятых только ими, поубавилось бдительности.

Все ясно как день. Рюсдейл следит за французами, а те сидят себе на утесах и шевелятся разве для того, чтобы отвлечь врага от идущих на соединение австрияков. Затем австрияки, скорее всего ночью, захватывают мост, а французы движутся следом за ними.

Дандис дрожал, зажмурившись и прикусив от боли губу.

– Кристофер, вы меня слышите? Кристофер! Где Фэншо? – Грей не знал по именам людей Дандиса. Если Фэншо взяли в плен, то… – Но Дандис показал на один из трупов, лежащий с раздробленной головой.

– Ступайте. – Лицо Дандиса стало серым – не только из-за меркнущего света. – Предупредите сэра Питера. – Он положил дрожащую руку на бесчувственное тело капрала. – Мы подождем.