Текст книги "Лорд Джон и суккуб"

Автор книги: Диана Гэблдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5
Темные сны

Он снова опоздал к ужину. На этот раз ему принесли поднос в гостиную, и он ел под шедшие вокруг разговоры.

Княгиня немного посидела с ним, оказывая ему самое лестное внимание, но Грей измучился после целого дня в седле и отвечал кратко. Вскоре она отошла, оставив его наедине с холодной олениной и грибным пирогом.

Грей уже заканчивал с ужином, когда ему на плечо легла большая, теплая рука.

– Ну что, побывали у моста? Все ли там в порядке? – спросил фон Намцен.

– В полном. – Грей не считал пока нужным рассказывать фон Намцену про молодого солдата. – Я обещал им, что Рюсдейл пришлет подкрепление – надеюсь, что не напрасно.

– Мост? – Старая княгиня, уловив это слово, повернулась к ним и нахмурилась. – Вам не о чем беспокоиться, ландграф. Мосту ничего не грозит.

– Уверен, что нет, сударыня. – Стефан, щелкнув каблуками, поклонился старой даме. – Не волнуйтесь: мы с майором Греем вас защитим.

Княгиня немного опешила, услышав это, и повторила воинственно, приложив ладонь к образку, который носила на платье:

– Мосту ничего не грозит. Враг еще ни разу за триста лет не проходил через Ашенвальдский мост и никогда не пройдет.

Стефан, взглянув на Грея, слегка кашлянул. Грей ответил тем же и похвалил ужин.

Старушка отошла, и Стефан, обменявшись с Греем улыбками, спросил:

– Вам известна история этого моста?

– Нет – а она чем-то примечательна?

– Это всего лишь легенда. – Стефан снисходительно пожал плечами. – Говорят, будто мост охраняет дух некоего древнего короля.

– Вот как. – Грею вспомнились истории, которые он слышал на батарее. Быть может, среди солдат есть местные жители, знающие это предание?

– Mein Gott, – Стефан потряс массивной головой так, точно отгонял комаров, – как могут здравомыслящие люди верить во все эти сказки!

– Вы имеете в виду не только мост? Суккуба тоже?

– Не говорите мне о суккубе, – мрачно ответил Стефан. – Мои люди едва держатся на ногах и шарахаются от птичьей тени. Они не ложатся спать из страха, что ночью к ним явится демон.

– Не только ваши. – Сэр Питер, подойдя к ним, отпил из стакана и передернулся.

Биллмен угрюмо кивнул, подтверждая его слова.

– Чертовы лунатики, все до единого.

– Г-мм, – задумчиво отозвался Грей. – Могу предложить одно средство – но учтите, что его изобрел не я, а полковой лекарь Рюсдейла.

Он изложил им способ Кигена, не повышая голоса, но его собеседники оказались не столь скромны.

– Стало быть, парни Рюсдейла дружно боксируют с иезуитами и плодят тараканов? – Сэр Питер буквально давился от смеха. «Хорошо, что лейтенанта Дандиса с нами нет», – подумал Грей.

– Может быть, и не все, – сказал он, – но в достаточном количестве. Насколько я понимаю, среди ваших солдат такого пока еще не наблюдалось?

Биллмен вместо ответа прыснул.

– Иезуиты? Тараканы? – Стефан удивленно поднял белесые брови. – Скажите, пожалуйста, что это означает?

– Э-э… – Грей, не зная соответствующего немецкого выражения, оглянулся через плечо, чтобы удостовериться, что дамы не смотрят, и дал объяснение на языке жестов.

– О! – Ошарашенный Стефан широко ухмыльнулся. – Теперь я понял. – Он подтолкнул Грея локтем и спросил вполголоса: – Такие предосторожности и нам бы не помешали, как вы думаете?

Дамы и немецкие офицеры, занятые игрой в карты, поглядывали на англичан с недоумением. Один из немцев окликнул фон Намцена, и это избавило Грея от необходимости отвечать.

Но тут ему в голову пришла одна мысль, и он удержал Стефана, собравшегося сесть за карточный стол.

– Одну минуту, Стефан. Скажите, вы видели тело вашего умершего солдата – Кёнига? Видели лично?

Фон Намцен, все еще улыбавшийся, помрачнел и покачал головой.

– Нет, не видел. Говорят, однако, что у него разорвано горло. Можно подумать, что на него напал дикий зверь, между тем нашли Кёнига не на улице, а у него на квартире. – Он снова покачал головой и отошел к игрокам.

Грей, беседуя с сэром Питером и Биллменом, продолжал украдкой наблюдать за ним. Этим вечером Стефан облачился в парадный мундир. Менее представительного мужчину это могло бы сделать смешным – пышность немецкой военной символики, на взгляд англичанина, слишком уж бросалась в глаза, – но ландграф фон Эрдберг, со своей мощной фигурой и львиной гривой белокурых волос, стал лишь… притягательнее.

Сейчас он притягивал взоры не только княгини Луизы, но и трех ее молодых приятельниц. Они окружали его, как луны, попавшие в его орбиту. Стефан извлек из-за лацкана какую-то вещицу, и дамы придвинулись к нему еще ближе.

Грей, ответив на какой-то вопрос Биллмена, снова повернул голову, стараясь, чтобы это выглядело не слишком заметно.

Тщетно он пытался подавить чувство, которое вызвал в нем Стефан, – чувства, как правило, неподвластны рассудку. Они неудержимы, как пушечные ядра или как пробивающиеся из-под снега побеги крокусов.

Влюблен ли он в Стефана? Это не было для Грея вопросом. Он испытывал к Стефану симпатию и уважение, но не сходил по нему с ума, не изнемогал от тоски. Хочет ли он Стефана? Огонек, тихо тлеющий в его чреслах, говорил «да».

Череп пещерного медведя по-прежнему стоял на почетном месте, под портретом покойного князя. Грей принялся его рассматривать, следя краем глаза за Стефаном.

– Не думаю, что вы сыты, Джон. – Маленькая ручка легла ему на локоть, и он повернулся к княгине, глядящей на него с милым кокетством. – Такой сильный мужчина после целого дня на воздухе… позвольте, я прикажу подать вам еще что-нибудь.

– Право же, ваша светлость… – Но она, не желая слушать, игриво шлепнула его веером и убежала, чтобы распорядиться о десерте.

Чувствуя себя тельцом, предназначенным на заклание, Грей попытался спастись в мужском обществе и подошел к фон Намцену. Тот как раз собирался спрятать то, что показывал дамам – они в это время заглядывали в карты игрокам и заключали пари.

– Что это у вас? – спросил Грей.

– Это? – Стефан на миг смутился, но тут же протянул Грею маленький кожаный футляр с золотым замочком. – Мои дети.

В фуляре помещалась превосходно выполненная миниатюра – две белокурые детские головки, мальчик и девочка. Мальчику, старшему из двух, было года три-четыре.

На Грея это подействовало, как удар под вздох. Рот у него раскрылся, но он не мог издать ни единого звука. Так ему по крайней мере казалось – и он удивился, услышав собственный голос, спокойный и выражающий подобающее случаю восхищение.

– Прелестные крошки. Уверен, они служат утешением вашей супруге, пока вас нет.

Фон Намцен слегка покривился.

– Их матери нет в живых. Она умерла, когда родилась Элиза. – Громадный указательный палец Стефана нежно потрогал крошечное личико девочки. – За ними присматривает бабушка, моя мать.

Грей выразил соболезнование, не слыша собственных слов из-за смятения мыслей.

Он так задумался, что, когда прибыл особый десерт княгини – сооружение из засахаренной малины, бисквитов и сливок, политое коньяком, – съел все подчистую, хотя малина вызывала у него крапивницу.

Его задумчивость не прошла и после ухода дам. Сев за карты, он стал играть наобум – и все-таки выигрывал, благодаря всегдашним капризам фортуны.

Быть может, он заблуждался и в знаках внимания, которые оказывал ему Стефан, не было ничего необычного – однако…

Однако такие, как он, мужчины не так уж редко женятся и заводят детей. Понятно, что фон Намцен, обладатель родового титула и поместий, желал иметь наследника, к которому все это перешло бы. Эта мысль успокоила Грея. Он, почесывая временами грудь или шею, стал обращать больше внимания на игру – и начал проигрывать.

Час спустя игра закончилась. Грей задержался немного, надеясь, что Стефан к нему подойдет, но тот был увлечен спором с одним из офицеров, и Грей, все еще почесываясь, отправился наверх.

Коридоры в этот вечер были ярко освещены, и он без труда нашел свой. Хорошо бы Том еще не лег – он раздобыл бы хозяину какое-нибудь снадобье от чесотки. Думая об этом, Грей услышал позади шорох ткани, обернулся и увидел княгиню.

Она снова была в ночном уборе, но теперь уже не в шерстяном, а в батистовом. Тончайшая материя довольно откровенно обрисовывала ее грудь. Грей подумал, что ей, должно быть, очень холодно, несмотря на вышитый пеньюар.

Чепчика на ней не было, и распущенные волосы спадали на плечи золотистыми волнами. Грею тоже стало холодновато, несмотря на коньяк.

– Милорд, – начала она и с улыбкой поправилась: – Джон. Я хотела вам кое-что подарить. – В руке она держала маленькую коробочку.

– Ваша светлость… – Он подавил желание попятиться. От нее сильно пахло туберозами – этот запах он особенно не любил.

– Меня зовут Луиза. – Она сделала еще один шаг к нему. – Почему бы вам не звать меня по имени – здесь, когда мы наедине?

– Да, разумеется. Как вам угодно, Луиза. – Боже, что она забрала себе в голову? С Греем, мужчиной видным, состоятельным, из знатной семьи, уже случалось подобное – но аристократки такого ранга привыкли получать то, что им хочется.

Он взял ее протянутую к нему руку будто бы для того, чтобы поцеловать – на деле он просто хотел удержать княгиню на расстоянии. Чего она, собственно, хочет? И зачем ей это нужно?

– Я даю вам это в знак моей благодарности, – сказала она, когда он поднял голову от ее унизанных кольцами пальцев, и вложила ему в руку свою коробочку. – И для защиты.

– Уверяю вас, сударыня, я не сделал ничего такого, чтобы заслужить вашу благодарность. – Неужели она убедила себя, что должна из благодарности переспать с ним, – убедила потому, что ей действительно этого хочется? А ей хотелось – об этом говорили Грею ее чуть расширенные голубые глаза, пылающие щеки, быстрое биение жилки на горле. Он нежно сжал ее пальцы и попытался вернуть подарок назад.

– Право, Луиза, я не могу этого принять – наверняка это одно из ваших фамильных сокровищ. – Коробочка в самом деле выглядела ценной. Ее вес предполагал, что она сделана либо из позолоченного свинца, либо из чистого золота, а вставленные в нее грубо обработанные кабошоны были, как опасался Грей, драгоценными камнями.

– Верно, – подтвердила княгиня. Эта реликвия хранится в семье моего мужа несколько веков.

– Вот видите, я…

– Вы должны оставить ее у себя, – пылко возразила она. – Она защитит вас от злых чар.

– Вы хотите сказать, от…

– Der Nachtmahr. – Княгиня понизила голос и оглянулась через плечо, словно боясь увидеть в воздухе нечто страшное.

Nachtmahr. Ночной кошмар. По плечам Грея пробежала невольная дрожь. Несмотря на хорошее освещение, огоньки свечей мигали от сквозняка, и тени, словно вода, струились по стенам.

На крышке ларчика виднелась надпись на латыни – такой древней, что смысл ускользал от Грея.

– Это мощи Святого Оргвальда. – Княгиня придвинулась еще ближе – будто бы для того, чтобы помочь ему разобрать.

– Э-э… вот как? Очень интересно. – Из всех папистских традиций этот их обычай разделывать своих святых на куски и рассылать части тела по всему свету был, пожалуй, наиболее предосудителен. Но откуда у княгини подобная вещь? Фон Ловенштейны – лютеране. Правда, эта вещица такая древняя, что служит скорее всего простым талисманом.

Княгиня была так близко, что запах ее духов бил Грею в нос. Как бы отделаться от этой женщины? Грей, видя всего в паре футов от себя дверь своей комнаты, испытывал сильное искушение шмыгнуть туда и запереть ее за собой.

– Вы защищаете меня и моего сына. – Она доверчиво смотрела на него сквозь золотые ресницы. – А я хочу защитить вас, дорогой Джон.

Она обвила его шею руками и снова прильнула к его губам в страстном поцелуе. Грей ответил из чистой вежливости, продолжая лихорадочно искать в уме какой-нибудь выход. Куда, к дьяволу, подевались слуги? Почему им никто не помешает?

Тут поблизости кто-то кашлянул, и Грей с облегчением разомкнул объятия. Облегчение, однако, длилось недолго – он увидел ландграфа фон Эрдберга, сумрачно глядящего на них из-под тяжелых бровей.

– Прошу прощения, ваша светлость, – ледяным тоном промолвил Стефан. – Я хотел поговорить с майором Греем и не знал, что он не один.

Княгиня вспыхнула, но не утратила самообладания. Запахнув пеньюар, она приняла гордую позу, благодаря которой ее обворожительная грудь предстала во всей красе.

– Ах, это вы, Эрдберг, – проронила она. – Не беспокойтесь, я ухожу. Отдаю майора в полное ваше распоряжение. – С лукавой полуулыбкой, ничуть не таясь, она провела рукой по пылающей щеке Грея и величественно – черт бы побрал эту женщину! – удалилась по коридору, волоча за собой расшитый шлейф.

– Вы хотели поговорить со мной, капитан? – нарушил тягостное молчание Грей.

Фон Намцен смерил его взглядом, как бы решая, продолжать ли.

– Нет, – сказал он наконец. – Дело терпит. – И, повернувшись на каблуках, ушел, производя значительно больше шума, чем княгиня.

Грей взялся за лоб, убедился, что голова у негр пока не лопнула, и нырнул в свою дверь, не дожидаясь новых приключений.

Том сидел у огня на табурете и чинил бриджи, разорвавшиеся по швам, когда Грей показывал сабельные удары одному из немецких офицеров. Если он и слышал что-то из происходившего в коридоре, то виду не показал.

– Что это у вас, милорд? – спросил он, увидев ларчик в руке Грея.

– Где? А, это. – Грей со смутным чувством отвращения поставил коробочку на стол. – Реликвия. Мощи Святого Оргвальда, кем бы он ни был.

– А, я его знаю!

– В самом деле? – Грей поднял бровь.

– Да, милорд. Тут в саду есть часовенка его имени. Ильзе – она на кухне служит – мне показывала. Он в этих краях славится.

– Вот как. – Грей скинул мундир и стал расстегивать жилет. – Чем же он так знаменит?

– Он запретил убивать детей. Помочь вам, милорд?

– Что? – Грей уставился на слугу. – Нет, не надо. Продолжай. Каких детей?

Волосы у Тома стояли дыбом – он имел привычку ерошить их, говоря о чем-нибудь для себя интересном.

– Был тут у них такой обычай, милорд: как, бывало, строят что-нибудь, так непременно купят ребенка у цыган – или просто так заберут – да и замуруют в фундамент. Особенно если мост закладывали. Чтобы никакое зло по нему не прошло, понимаете?

Грей ощутил холод в затылке, и его пальцы, перебиравшие пуговицы, стали двигаться медленнее.

– Ребенок, с которым это проделывали, должно быть, кричал и плакал?

– Да, милорд, – удивился Том. – А как вы догадались?

– Не важно. Стало быть, Святой Оргвальд положил этому конец. Честь ему и хвала. – Теперь Грей уже добрее взгля нул на золотой ларчик. – Ты говоришь, здесь есть часовня – и что же, в ней еще молятся?

– Нет, милорд. Хранят всякий хлам. То есть служб там нет, но люди все равно туда ходят. – Парень заметно покраснел и склонился над своей работой. Грей заключил, что Ильзе нашла еще одно применение заброшенной часовне, но не стал останавливаться на этом.

– Ясно. Что еще интересного тебе Ильзе рассказывала?

– Смотря что считать интересным, милорд, – Том по-прежнему не поднимал глаз, но Грей по прикушенной верхней губе видел, что у парня в запасе есть кое-что любопытное.

– В эту минуту меня больше всего интересует постель, – Грей освободился наконец от жилета, – но все равно расскажи.

– Вы, наверно, знаете, что няньку так и не нашли?

– Да, слышал.

– А известно вам, что она прозывалась Кёниг и была женой того гунна, которого суккуб уморил?

Грей упорно отучал Тома называть немцев «гуннами», по крайней мере в их присутствии, но сейчас пропустил это мимо ушей.

– Нет, я не знал. – Грей медленно развязал шейный платок. – А слуги, выходит, знали? – Грея больше занимало, знал ли об этом Стефан фон Намцен.

– Знали, милорд. – Том положил иглу и поднял глаза. – Солдат-то ведь тоже раньше работал тут, в замке.

– Когда работал? Он, значит, был здешний? – Солдаты часто промышляли тем, что работали на местных жителей в свои вольные часы, но люди Стефана не пробыли здесь и месяца. И если нянька была замужем за тем человеком…

– Да, милорд. Они оба здешние. Он несколько лет назад записался в местный полк, а сюда приходил работать…

– Какую же работу он делал? – Грей не был уверен, имеет ли это отношение к кончине рядового Кёнига, но хотел добыть побольше сведений.

– Плотничал, милорд, – беззапинки ответил Том. – Тут наверху дерево жучок источил, вот и надо было заменить кое-что.

– А ты хорошо осведомлен, я вижу. Немало, должно быть, времени провел в часовне с красоткой Ильзе.

Невинный взгляд, которым ответил ему Том, обличал грешника куда больше, чем откровенная ухмылка.

– Милорд?

– Нет, ничего. Продолжай. Когда его убили, он тоже работал здесь?

– Нет, милорд. Его два года не было – ушел со своим полком, а сюда он, говорят, заходил на той неделе просто так, повидаться с друзьями.

Грей со вздохом облегчения снял кальсоны.

– Господи Боже, что это за страна, в которой крахмалят подштанники! Поговорил бы ты с прачкой, Том.

– Виноват, милорд. – Том подобрал сброшенное Греем белье. – Я не знаю, как будет крахмал по-ихнему. Думал, что знаю, а они посмеялись.

– Ты, главное, Ильзе очень-то не смеши. Наградить служанку ребенком значило бы преступить законы гостеприимства.

– Нет, милорд, – с полной серьезностью заверил его Том. – У нас слишком много времени уходит на разговоры, ну и…

– Понятно, понятно. Что она еще говорила?

– Да так… – Том подал хозяину ночную сорочку, которую грел у огня. Теплая, мягкая фланель нежила кожу. – Сплетни всякие.

– Ммм?

– Один лакей, он давно уж тут служит… Кёниг, значит, зашел сюда в гости, а этот лакей и говорит после другому, Ильзе сама слышала: маленький Зигфрид, мол, стал вылитый Кёниг. А как увидел, что Ильзе их слышит, так сразу молчок.

Грей, собравшийся накинуть халат, замер на месте.

– Ну и ну.

Том скромно кивнул, довольный эффектом, который произвели его открытия.

– Это ведь княгинин муж там висит, над камином в гостиной? Ильзе мне показывала картину. Настоящий старый бобер, правда?

– Допустим, – слегка улыбнулся Грей. – И что же?

– У него ведь не было других детей, кроме Зигфрида, хотя он уже дважды был женат. А мастер Зигфрид родился полгода спустя после смерти старика. В таких случаях люди всегда судачат, верно ведь?

– Пожалуй. – Грей сунул ноги в домашние туфли. – Спасибо, Том. Ты молодчина.

Круглая физиономия Тома просияла вопреки скромно потупленному взору.

– Принести вам чаю, милорд? Или взбитых сливок с вином?

– Нет, не надо. Отправляйся спать. Ты заслужил отдых.

– Слушаюсь. – Том поклонился – его манеры стали значительно лучше под влиянием немецких слуг. Взяв снятую Греем одежду, он склонился над ларчиком на столе. – Красивая вещица, милорд. Мощи, вы говорите? Это значит, частица тела?

– Да. – Грей хотел было сказать Тому, чтобы он забрал шкатулку, но передумал. Это вещь, безусловно, ценная – пусть лучше останется здесь. – Палец руки или ноги, судя по величине.

Том наклонился еще ниже, разглядывая поблекшую надпись.

– А что тут написано, милорд? Вы можете это прочесть?

– Попробую. – Грей поднес шкатулку к свече. Буквы ожили, а с ними и рисунок, который до сих пор представлялся ему обыкновенным орнаментом. Надпись подтверждала нарисованное.

– Так ведь это ж… – поперхнулся Том.

– Да. – Грей поставил коробочку, и оба какое-то время молча глядели друг на друга.

– А… откуда у вас это, милорд? – наконец спросил Том.

– Княгиня подарила. Для защиты от суккуба.

– А-а-а… – Том, помявшись, искоса посмотрел на хозяина. – И вы думаете… это поможет?

– Гмм… Уж если фаллос Святого Оргвальда не поможет, тогда и вовсе надеяться не на что.

Оставшись один, Грей опустился в кресло у огня, закрыл глаза и попытался собраться с мыслями. Разговор с Томом помог ему немного отвлечься от княгини и Стефана. Теперь ему следовало бы поразмыслить о них, но из этого ничего не выходило.

Его поташнивало. Он налил себе из графина сливянки, и она успокоила его желудок, а заодно и разум.

Попивая наливку, Грей постарался сосредоточиться на менее интимных сторонах своего положения.

Открытия Тома представили вещи в новом и весьма интересном свете. Если Грей когда-либо верил в суккуба – а у него хватало честности припомнить некоторые моменты на кладбище и в коридорах замка, – то теперь он разуверился полностью.

Попытка похитить ребенка была, несомненно, делом рук человеческих, а обнаружившая связь между двумя Кёнигами – пропавшей нянькой и ее покойным мужем – ясно указывала на непосредственное отношение смерти рядового Кёнига к этому делу, как бы хитро ни была эта смерть обставлена.

Грей лишился отца в двенадцатилетнем возрасте, но тот успел передать сыновьям свою приверженность к философии здравого смысла. Помимо концепции бритвы Оккама[5]5
  Принцип английского философа Оккама (1285–1349) – «Не следует умножать сущности без необходимости», согласно которому все явления объясняются прежде всего естественными причинами, – Примеч. пер.


[Закрыть] отец исповедовал также доктрину Cui bono – кому это выгодно?

Ответ напрашивался сам собой: княгине Луизе. Если предположить; что слухи верны и Кёниг действительно был отцом маленького Зигфрида, то возвращение Кёнига и толки, вызванные его сходством с мальчиком, для княгини были крайне нежелательны.

Грей не знал германских законов относительно отцовства. В Англии ребенок, рожденный в законном браке, считался отпрыском мужа, даже если каждая собака знала, что жена ему изменяет. Таким образом обзавелись детьми несколько знакомых Грею джентльменов, ни разу, как Грей доподлинно знал, не деливших ложе со своими супругами. Может быть, и Стефан тоже?..

Грей поймал эту мысль за шиворот и отшвырнул прочь. Мальчик, если миниатюра не лжет, – копия Стефана. Хотя живописец мог, конечно, придать желаемое сходство, чтобы угодить заказчику…

От выпитого залпом стакана у Грея захватило дух и зазвенело в ушах.

– Кёниг, – твердо сказал он вслух. Вне зависимости от достоверности слухов (Грей, поцеловавшись с княгиней, склонялся к мысли, что они достоверны; эта дама не из стыдливых фиалок) и оттого, могло ли появление Кёнига лишить Зиги его законных прав, присутствие Кёнига здесь определенно не устраивало княгиню.

Настолько ли не устраивало, чтобы лишить его жизни?

Кёниг и так здесь бы не задержался. Через неделю или через месяц его полк покинул бы город. Быть может, случилось что-то, из-за чего Кёнига понадобилось убрать незамедлительно? Возможно, Кёниг сам не знал, чей сын Зигфрид, – но затем, побывав в замке и увидев, как мальчик похож на него, стал вымогать у княгини деньги или услуги?

И наконец, чтобы замкнуть круг – не была ли вся история с суккубом выдумана для того, чтобы прикрыть убийство Кёнига? Если да, то откуда она пошла? Эта басня завладела воображением и военных, и горожан, а после смерти Кёнига посеяла в городе настоящую панику – но что послужило ее источником?

Грей временно отставил этот вопрос, поскольку найти Рациональный ответ на него не представлялось возможным. Что же до смерти солдата…

Он мог без особого труда допустить, что к ней причастна княгиня Луиза: он уже замечал, что женщины не ведают милосердия, когда что-то грозит их детям. Но не могла же княгиня явиться к Кёнигу на квартиру и умертвить его собственными лилейными ручками!

Кто же в таком случае это сделал? Скорее всего человек, глубоко преданный княгине. И не обязательно из замка, если подумать как следует. Гундвиц не столь велик и порочен, как Лондон, но и здесь могут быть свои темные личности, способные в крайнем случае и на убийство – если это действительно было убийство, напомнил себе Грей. Нельзя терять из виду и другую гипотезу.

И еще. Если убийцу к Кёнигу послала княгиня и она же пустила слух о суккубе, что за ведьма в таком случае побывала в комнате Зиги? В самом ли деле кто-то пытался похитить ребенка? Рядовой Кёниг к этому времени был уже мертв – стало быть, он вне подозрений.

Грей запустил руку в волосы и потер голову, чтобы лучше думалось.

Что за человек мог быть предан княгине до такой степени? Ее дворецкий? Стефан?

Грей сморщился, однако додумал эту мысль до конца. Нет. Стефан ни при каких обстоятельствах не пошел бы на убийство одного из своих людей. Грей мог сомневаться во многом относительно ландграфа фон Эрдберга, но только не в его чести.

Это вернуло Грея к тому, как княгиня вела себя с ним самим. Только ли увлечение руководило ею? Грей при всей своей скромности не мог не признать, что он не лишен обаяния и нравится женщинам – но если княгиня действительно приложила руку к убийству, она, возможно, обольщала его для отвода глаз. Могла быть также и другая причина…

Одно из следствий Оккамова принципа, выведенное самим Греем, гласило, что зачастую результат какого-либо действия является также и целью этого действия.

Результатом встречи в коридоре явилось то, что Стефан фон Намцен застал его в объятиях княгини и был значительно раздражен этим открытием.

Быть может, Луиза попросту хотела заставить Стефана ее ревновать?

И если Стефан в самом деле приревновал, то кого?

В комнате сделалось невыносимо душно, и Грей подошел к окну, чтобы отпереть ставни. Полная желтая луна стояла низко над темными полями, освещая грифельные крыши Гундвица и палатки британского лагеря.

Крепко ли спят в эту ночь солдаты Рюсдейла, измотанные трудным маршем? Грею, пожалуй, самому не помешало бы пробежаться с полной выкладкой. Он толкнул раму, представив себе, как бежит в ночи, нагой и тихий, словно волк, зарываясь ногами в мягкую землю.

Холодный воздух охватил его и поднял дыбом все волоски на теле, но внутреннего жара не остудил. Огонь и наливка сделали свое дело. Фланель, чье тепло еще недавно казалось Грею таким приятным, липла к нему.

Он сорвал с себя рубашку и стал у окна, подставив холоду обнаженное тело.

Рядом, в плюще, зашуршало, и какая-то фигура – несколько фигур – в полном безмолвии промелькнули так близко от его лица, что он не успел даже отшатнуться. Сердце подступило к горлу, задушив невольный крик.

Это были летучие мыши. Они исчезли мгновенно, задолго до того, как потрясенный ум вспомнил их название.

Грей высунулся наружу, но ничего не увидел – ночные охотники растворились во тьме. Неудивительно, что в местах, где водятся летучие мыши, верят в сказки о суккубах. В этих созданиях и правда есть нечто потустороннее.

Уютная комната показалась вдруг Грею невыносимо тесной. Он вообразил себя летучим демоном, который вторгается в сны человека и мчится, оседлав тело спящего. Хватило бы ему ночи, чтобы долететь до Англии?

Ветер качал деревья в саду, и сама ночь казалась по-осеннему неспокойной – что-то бродило в ней, менялось, перемещалось.

Бурлящая кровь Грея достигла точки кипения, которому не было выхода. Он не знал, кем вызван гнев Стефана – им самим или Луизой. В любом случае открыто проявлять свои чувства к фон Намцену стало теперь опасно. Неизвестно, как в Германии относятся к содомитам – но вряд ли более терпимо, чем в Англии. Ни строгая протестантская мораль, ни ярый католический мистицизм – Грей бросил быстрый взгляд на шкатулку с реликвией – не проявляют сочувствия к подобным склонностям.

Размышления обо всем этом, однако, помогли Грею разобраться в собственных чувствах.

Стефан фон Намцен привлекал и возбуждал его не столько благодаря своим бесспорным физическим достоинствам, сколько из-за своего сходства с Джеймсом Фрэзером.

Оба они примерно того же роста, широкоплечие, длинноногие, одним лишь присутствием подчиняющие себе всех вокруг. Стефан при этом тяжелее, более грубого сложения и менее грациозен, чем шотландец. Немец, будоража кровь Грея, не зажигал сердца – в этом Грей себя не обманывал.

В конце концов Грей улегся в постель и задул свечу. Глядя на отблески камина, он видел не игру огня на стенах, а солнце на рыжих волосах и бронзовое, блестящее от пота тело…

Хорошая доза средства мистера Кигена вычерпала его, хотя и не успокоила. Во всяком случае, он снова обрел способность мыслить и лежал, следя, как движутся тени по резному деревянному потолку.

Постепенно он пришел к единственно верному выводу: надо срочно поговорить с кем-нибудь, кто видел тело мертвого Кёнига.