Текст книги "Будущее непределенное"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

13

– Я выезжаю завтра утром. – Джулиан натянул пижамную рубаху. – Собери мой мешок, будь так добр.

Домми прикрыл шкаф и повернулся, улыбаясь.

– Я уже позаботился об этом, Тайка. На всякий случай я уложил ваши теплые вещи – зима на носу, а потом, вдруг вы отправитесь на драконе и будете срезать через горы.

– Молодец. Гм… Домми… – Джулиан вдруг сообразил, что, какие бы козни ни готовил Джамбо Уотсон, в Олимпе имеется один человек, готовый поддерживать Эдварда Экзетера хоть в аду. На самом деле, конечно, туземец мало что может сделать против пришельца, но друг всегда поможет в трудную минуту. – Я собираюсь на север, искать Тайку Экзетера. Я не уверен, что смогу найти дракона для тебя, но, если он найдется, я буду рад взять тебя с собой. Если ты еще не передумал, конечно.

Домми расплылся в улыбке.

– Это для меня большая честь, Тайка!

Почему этот человек бросает свою жену, да еще в такой момент? Таких причуд от Морковок обычно не ожидают, но спрашивать об этом было бы невежливо.

– Я уверен, ты поможешь мне. Кажется. Это пока все, спасибо. Спокойной ночи, Домми.

– Спокойной ночи. Тайка. Хотите, чтобы я открыл окно пошире?

– Да. В комнате немного душновато.

Домми открыл створку еще на фут и исчез, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Джулиан накинул халат и скользнул к окну.

Халат был черного цвета.

Любовь всегда занятие странное, а в Олимпе – еще более странное, чем где бы то ни было. Слова «пока смерть не разлучит нас» превращались в пустой набор звуков, когда срок жизни измерялся трех– или четырехзначным числом. Весь вечер он и его возлюбленная вежливо переглядывались через стол, обменялись несколькими ничего не значащими фразами – в общем, вели себя, как все остальные гости. Таковы правила игры, и олимпийцы строго придерживались их. Но все халаты в Олимпе были черного цвета.

Он перебрался через подоконник. Ничто не мешало ему просто выйти в дверь, однако определенные вещи полагалось делать так, как велит традиция.

Ночь – как по заказу, свежая, но не холодная, освещенная красной и голубой лунами и миллионом звезд, благоухающая ароматами бесчисленных местных цветов. Горы выглядели словно декорации, расставленные гениальным художником, а пение похожих на белок соловьев в кронах деревьев-тыкв почти не уступало пению соловьев на Земле. Он спешил, стараясь держаться в тени. Не очень приятно было бы встретить сейчас кого-нибудь, хотя по молчаливому уговору в подобных обстоятельствах все друг друга как бы не замечали. Полное отсутствие света в окнах вовсе не означало, что обитатели домов спят сном праведников.

Путь его снова лежал в глубь поселка, и снова к древнему как мир трепету любовника, спешащего на встречу с подругой, добавилось знакомое покалывание виртуальности. Когда он проходил мимо дома Ольги, откуда-то выплыла мышь-сова, сделала над его головой несколько кругов, проверяя, не дичь ли он, потом решила, что нет, и исчезла за деревьями. Добравшись до дома Маккеев, он свернул на боковую дорожку, упиравшуюся в садовую скамейку, которая по счастливой случайности находилась как раз под окном.

Которое оказалось закрытым.

Право же, эта женщина! О чем она думает! Она же знала, что он придет. Весь вечер они только и делали, что подавали друг другу знаки «пью за тебя, дорогой» и перемигивались в ожидании встречи. Уильям все еще наставляет неверующих на путь истинный где-то там, далеко, – впрочем, Уильяму абсолютно наплевать, кто спит с его женой. Кажется, в последнее время сам он спит с Айрис Барнз.

Джулиан встал на скамейку и постучал ногтями по стеклу, потом подождал. Пели соловьи. Он дрожал от возбуждения и виртуальности.

Он постучал громче, костяшками пальцев.

Штора шевельнулась, за ней мелькнул и вновь пропал свет. Бледная фигура опустилась на колени с той стороны оконной рамы. Створка приподнялась на дюйм.

– Уходи, – прошептала Юфимия.

– Нет. Что случилось?

– Ничего. Все. Прошу тебя! Не сегодня. – Певучий ирландский говор возбудил его еще сильнее. Он всегда говорил ей, что ее голос напоминает ему шелест дождя по торфу, правда, потом пришлось объяснять, что он хотел сделать ей комплимент.

Она плакала!

– Юфимия, милая, что случилось, скажи! Нет, впусти меня сначала.

– Уходи… пожалуйста!

– Никуда я не уйду. – Кошмарное видение: Пинки в розовой пижаме… – Если только у тебя там нет еще кого-то.

– Нет! Ну пожалуйста, Джулиан! Не сегодня. Мы можем поговорить, когда ты вернешься из Джоалвейла.

– Почему? Нет! Что-то не так? Послушай, если ты не пустишь меня здесь, я обойду дом и буду колотить в дверь до тех пор, пока не перебужу всех Морковок до одного. – Это должно подействовать: все женщины в Олимпе жили в постоянном страхе – что скажут о них Морковки, хотя каждая прекрасно знала – все остальные занимаются тем же и что Морковкам это абсолютно безразлично. Единственное, что не позволялось совсем, – это заниматься этим с Морковками. – Ты расстроена. Я хочу помочь тебе. Я люблю тебя, милая!

Юфимия совсем неромантично шмыгнула носом.

– Послушай, я же не собираюсь насиловать тебя! – возмутился Джулиан, отложив прямое соблазнение в качестве крайней меры. – Мы можем просто поговорить, если это все, чего ты хочешь. – Если это все, чего он может добиться. Она никогда не противилась ему до сих пор; во всяком случае, он такого не помнил. Она с энтузиазмом делала все, что он предлагал, – то есть все, о чем он когда-либо слышал или что мог выдумать…

Она поднялась, и свет мелькнул снова, когда она скрылась за шторой, но окно осталось открытым. Он просунул руку под раму и поднял ее. Спустя мгновение он откинул штору и зажмурился от сияния свечей на комоде. Она стояла посреди комнаты спиной к нему, одетая в розовую ночную рубашку – цвет ей совершенно не шел. Зато ее восхитительные волосы ниспадали почти до талии; достойный Тициана водопад, возбуждавший его не меньше, чем просвечивавшая через прозрачную ткань белая кожа.

Он положил здоровую руку ей на одно плечо, а обрубок на другое и попытался повернуть ее. Она упрямо отстранилась. Он сдержался.

– Что я такого сделал? – Интересно, был ли хоть один мужчина со времен Адама, которому не приходилось когда-либо задавать этот вопрос?

– Ничего, правда ничего. Только не сегодня, милый, ладно? Когда ты вернешься из Джоалвейла.

– Отлично! – согласился он, хотя все было уж никак не отлично. – Сядь вон туда, а я сяду сюда, и ты объяснишь мне, в чем дело. – Он отвернулся и шагнул к креслу. Хотелось бы ему разбираться в женщинах получше.

Она опустилась на край кровати, съежившись, обхватив руками грудь, опустив лицо. Игры света на ее волосах уже хватало, чтобы взорвать его изнутри, но была ведь еще и грудь, просвечивающая сквозь рубашку бледными клубничинами, и коричневатая тень внизу живота… Его сердце прыгало, как на скачках на Национальный Кубок со всеми их барьерами. Он одернул халат, чтобы скрыть предательскую выпуклость.

– А теперь Венди может сказать капитану Крюку, в чем дело.

Некоторое время она продолжала сидеть молча, давясь всхлипами. У него почти не было опыта общения с женщинами. Ольга затащила его к себе в постель всего через несколько дней после его появления в Олимпе – один-единственный раз. Этого раза ей хватило, чтобы удовлетворить свое любопытство. Этого раза ей хватило, чтобы произвести сокрушительное впечатление на увечного, контуженного, почти сведенного с ума войной двадцатиоднолетнего девственника. Несколько месяцев он никак не реагировал на различные намеки, да и потом не рисковал поддаваться на них до того самого дня, когда отправился погулять в холмы и совершенно случайно встретился там с Юфимией. Одно за другим… короче, в конце концов они оказались лежащими на измятых диких цветах в чем мать родила. С тех пор никого другого у него не было. Она обладала всем, что он надеялся найти в женщине.

Ее никак нельзя было назвать леди. Ее отец торговал рыбой в Донегале. Остальные женщины смотрели на нее свысока. Билл Маккей отправился в отпуск на Родину, и вернулся с этой простолюдинкой, и… Одному Богу известно, сколько лет прошло с тех пор. Об этом не спрашивают. У себя на Родине Джулиан вряд ли обратил бы на нее внимание. Гвардия его чудовищных тетушек в Челтенхеме подняла бы истошный визг, введи он в дом женщину вроде Юфимии Маккей. Он попытался представить ее себе в опере или на церковном пикнике

– и тут же бросил это занятие. Но это был Олимп, а не Челтенхем, и она была его подругой. Его, а не Пинки!

– Я слишком жадничала, – прошептала она.

– О чем это ты?

– Я была слишком жадной. – Она на мгновение подняла покрасневшие глаза, потом снова уставилась в пол. – Мне не надо было так удерживать тебя у себя. – Шмыг, шмыг!

– Ты не ответила, милая.

– Неужели ты не понимаешь? Моя очередь уже прошла. Они все хотят тебя! Ты молод, правда молод, а не как пришелец. Ты красивый, и замечательный, и не старше чем кажешься, и такой невинный, и Ольга им всем нарассказала… какой ты как мужчина… и ты ведь герой, настоящий герой! Значит, ты должен уделить всем себя, и…

У Джулиана вырвалось словцо, которого он не использовал с тех пор, как был на Западном фронте. Он встал и заходил по комнате. Ему хотелось сесть с ней рядом, но что будет в случае, если он коснулся бы ее руками… рукой… в его теперешнем состоянии, он не знал. Точнее, что будет – знал, но не знал как.

– Это совершенная… – Он использовал еще одно выражение, которого не положено знать леди, хотя Юфимия наверняка знала. – Я им что, племенной жеребец? Они что, думают, что могут передавать меня из рук в руки словно интересную книгу? Я уже не могу выбирать, с кем спать? Черта с два, женщина, я хочу тебя и никого другого! И к черту Ольгу вместе со всеми остальными… – Он поперхнулся и нервно засмеялся. – Я хочу сказать, мне они на… в общем, не нужны. К черту их, вот и все! – Пусть их скучают. Впрочем, мысль о том, что к нему так относятся, льстила, хоть он и не верил в это. Неужели правда? Надо же!

Ответа не последовало, если не считать шмыганья носом.

– Что тебе сказал Пинки?

Она не то всхлипнула, не то закашлялась, но взгляда не подняла.

– Ну?

– Ты уезжаешь завтра в Джоалленд.

– Ну и что? Я вернусь. Я с радостью возьму тебя, если ты поедешь. – Это может вызвать скандал, но если ей все равно, то и ему тоже.

– С Урсулой Ньютон.

Джулиан застыл.

– Я думал, я поеду с Джамбо. – Да, но никто ведь не говорил этого. Он сам так решил.

Юфимия мотнула головой, отчего занавесь ее волос качнулась. Он не видел ее лица.

– С Урсулой!

– Милая, но это не мой выбор! И если ты считаешь, что между мною и ей что-то… – Он пожал плечами, ни капельки не лукавя. Урсула? Ни за что! Эта женщина-кузнец? Она лупила по теннисному мячу сильнее, чем любой мужчина в поселке. Мужеподобные женщины отталкивали его. – Уж скорее я окажусь в постели с Ревуном.

– Думаешь, кого-то интересует, как ты к этому относишься? – неожиданно громко спросила она. – Она здесь дольше любой из нас!

– Да, но… О чем это ты?

– О том, что никто не знает, каких таких чудес от нее можно ждать, вот о чем! – Стараясь не встречаться с ним взглядом, Юфимия обращалась исключительно к нарсианским коврам. Но он-то знал – когда она волнуется, ее чудовищное ирландское произношение становится заметнее. Вот и сейчас оно выдало ее. – У нее поди маны больше, чем у любого другого тут, и если она тебя захочет – а она хочет, я знаю, – она тебя получит, и ты слова поперек не скажешь.

Силы небесные! Это же будет форменное изнасилование!

Впрочем, черт с этим; дело пахло еще худшим…

– Почему они посылают Урсулу?

– Остановить мистера Экзетера, – прошептала она.

Джулиан снова пожал плечами. Его посылают, чтобы он доставил Урсулу Ньютон к Экзетеру – уж она-то легко справится с Эдвардом. Иуда! Он сел на кровать рядом с Юфимией и обнял ее, чтобы успокоить. На самом-то деле это он нуждался в ее ласке и утешении, но она отодвинулась, не поняв его.

Во рту стоял неприятный привкус. Прежде чем начинать думать о проблеме Экзетера, ему необходимо разобраться с Юфимией. Он откашлялся.

– Что еще наговорил тебе Пинки сегодня?

Молчание.

– Тогда что ты сказала Пинки?

Снова молчание; потом она заговорила негромко:

– Уходи, милый. Не задавай «вопросов. Я не хочу делать тебе больно.

– Ты не можешь сделать мне больнее, чем сейчас.

Она шмыгнула носом и вытерла глаза тыльной стороной руки.

– Могу.

– Попробуй. Я хочу знать правду, Юфимия, всю правду.

Шмыг! Она вытерла нос.

– Они хотят послать кого-то на Родину найти Алису Прескотт, попросить ее о помощи. Совсем ненадолго – туда и обратно.

Он ждал, ничего не понимая. Он снова попытался обнять ее, и снова она отвела его руку. Он заметил, что его халат больше не оттопыривается.

– Нам с Уильямом ждать еще несколько месяцев. Есть кое-кто… о ком я ничего не знаю с самого начала войны. Ни слова. Я просила Пепперов, но они могли и забыть… им столько надавали поручений. Мне всего-то на несколько минут к телефону, всего один звонок…

– Этот грязный дьявол шантажирует тебя? Я ему…

– Нет, нет! – Она вздрогнула и зажала ему рот рукой. – Он сказал только, что им нужно выбрать кого-то для этого короткого визита на Родину. И еще сказал, что всегда спит с открытым окном. Вот и все.

Этого было вполне достаточно. Джулиан почти слышал, как Пинки говорит это, по обыкновению хитро жмурясь.

– Этот грязный ублюдок! Я…

– Нет! Пожалуйста, не надо, а то он не пустит меня! Ведь куча народу ждет такой возможности, но он сказал, что может устроить…

Он убрал руку.

– Еще бы не устроить! За такую цену он может устроить все что угодно, не так ли?

– Ох, Джулиан, ведь это не конец света, правда? Я делала это и раньше.

– Что? С Пинки? Нет!

– Да! – крикнула она.

– Ты же говорила, что он тебя никогда не интересовал!

Ее смех прозвучал горько-горько.

– Ох ты, идиот маленький! Они почти все меня интересовали в разное время. Ты что, еще не догадался об этом? Или ты считаешь, что получил меня девственницей?

Что ж, никто не просил его спрашивать.

– Это ничего не меняет. – Меняет, и еще как. Он пожалел, что она сказала об этом. Сколько? Кто? Все этим занимались, все время. Он совсем еще ребенок. – О ком это тебе так не терпится узнать?

– О… о родственнике.

– Каком еще родственнике? – Он дернул ее за руку. – Отвечай!

– Ну ладно, ты сам напросился! – крикнула она. – Я скажу тебе, хоть ты и пожалеешь об этом. Это Тим – Тимоти Вуд, мой сын!

– Сын?

Ему всегда казалось, что она младше его. Умом он понимал, что этого не может быть, однако эмоционально он доверял больше внешности и поведению. На вид ей трудно было дать больше восемнадцати. Однако сейчас, когда она смотрела на него глазами, полными слез, раскрасневшись, с пылающим на скулах сердитым румянцем, она выглядела на все тридцать. А то и сорок.

– Он старше тебя, Джулиан Смедли.

– Твой сын? Твой, не Уильяма?

Она покачала головой, вглядываясь ему в лицо.

– Он давно уже здоровый парень. Волосы рыжие. Как у его матери.

Он все прочитал в ее глазах. «Не надо, – думал он, – пожалуйста, не говори этого!»

Но она не услышала этой мольбы.

– И как у его отца.

Она занималась этим с Морковками.

Мир рушился вокруг Джулиана.

И вовсе не из-за того, что Морковки были туземцами. По крайней мере они были белыми. Конечно, они необразованны, отсталы… Но миссис Маккей и сама из рабочих, не так ли? Нет, все дело только в том, что Морковки – смертны, а роман между смертным и бессмертным просто невозможен. Непростителен. Экзетер уже узнал это на собственной шкуре.

– Теперь ты понял, почему ты должен уйти, Джулиан? Ступай и отдыхай в Джоалвейле с милой Урсулой, а я пойду и буду милой со славным Пинки.

Он все еще колебался. Она толкнула его к окну.

– Убирайся же! Я хотела поберечь тебя – такой ты невинный, – но теперь ты знаешь: я плодила ублюдков-Морковок еще до твоего рождения, мой мальчик. Так что убирайся.

Он все смотрел на нее. Сколько ей лет? Сколько дюжин или сотен мужчин побывали здесь до него? Лицо ее в свете свечи показалось ему вдруг зловещим…

– Ну, если ты так хочешь… – Джентльмен не может оставаться в спальне у леди, если его не желают. Он подошел к окну, выбрался на улицу и пошел домой, ощущая себя тысячелетним старцем.

14

Столичный город Юрг только-только просыпался, когда Элиэль Певица, прихрамывая, шла по Рыночной улице, петляя между телегами, сталкиваясь с заспанными подмастерьями, направлявшимися на работу, и служанками, вышедшими купить свежего хлеба на стол господам. Несколько проспавших свое время петухов все еще горланили во дворах.

Она сгибалась под тяжестью мешка, в котором лежали все ее пожитки: одежда, три книги, две запасных пары обуви, несколько дорогих подарков. Ушибы болели, хотя лицо, к счастью, не пострадало. Как бы в утешение ее переполняло странное возбуждение, уверенность в том, что жизнь ее вот-вот сделает новый поворот. Солнце, казалось, светит особенно ярко, день был полон свежих ароматов. Циничный внутренний голос шептал ей, что голова ее просто идет кругом от недосыпа, ибо рассвет обыкновенно означал для нее конец рабочего дня, а не время вставать. Ничего, все это уже позади. Она теперь совсем другая женщина.

Новая жизнь манила ее. Она уволилась, а точнее, бежала от прошлого. Вчера вечером она вышла погулять и опоздала к своему выходу – нечто, чего она еще никогда себе не позволяла. Тигурб'л Трактирщик разозлился не на шутку – вовсе не следовало так горячиться. Он не стал бить ее сам, но у него и без того имелось в запасе достаточно способов наказания – послал в ее гримерную самых грубых посетителей. После второго она собрала свои пожитки и сбежала через окно.

Вот оно, место, которое она искала. Крикливая вывеска в форме книги свисала с крюка над окнами: «Балвон Печатник, изготовитель образовательных книг, текстов и трактатов». Входная дверь была распахнута настежь, так что она зашла.

До сих пор ей еще ни разу не доводилось бывать в печатной мастерской. Мастерская оказалась неожиданно большой, и в ней занимались какой-то работой семь или восемь человек. Массивная медная штуковина посередине – должно быть, пресс. В воздухе запах пыли и краски. Она озиралась по сторонам, пытаясь понять, чем заняты все эти люди за столами и на скамьях у стен. Два человека, судя по всему, набирали текст, выуживая буквы из маленьких ящичков. Один подмастерье разводил краску, другой тащил только что отпечатанные листы на просушку, третий разрезал высохшие листы на страницы. Старик подметал пол метлой. Трое мужчин сшивали страницы, а еще один, с деревянным молотком, разглаживал на скамье кусок кожи. С ума сойти! Столько возни ради каких-то маленьких дурацких книжек?

Дородный мужчина выступил вперед встретить ее. По его надменным манерам и высокомерно поднятым бровям она поняла, что это и есть Балвон Печатник собственной персоной. Она сжалась под его изучающим взглядом. Вчера она смыла с себя все краски и духи, которые могли бы выдать ее прежний род занятий. Она снова стала уважаемой женщиной и не позволит этому жалкому мастеришке запугивать ее. Что из того, что она сама несет свои вещи? Ее плащ во много раз дороже его перепачканного краской передника, пусть даже у него на тюрбане и блестел драгоценный камень.

Он поклонился ей – надменно, но поклонился.

– Чем могу быть полезен госпоже?

Неплохо! Она наслаждалась почтением. Потом спохватилась: уж не подозрение ли сквозит в его взгляде? Не один ли он из завсегдатаев «Цветущей вишни»? Может, он узнал ее? Может, это вообще один из ее поклонников? Она не помнила его лица.

Такой возможности она не предусмотрела. Ей надо играть роль дочери знатного землевладельца, покровительницы искусств… Она напустила на себя подобающий, властный вид.

– Доброе утро, милейший. Прости за то, что отвлекаю тебя. Мне всего лишь хотелось переговорить с…

Старик с метлой смотрел на нее с испугом.

Прежде чем Покровительница Искусств совладала с собой, у нее вырвался вовсе не господский смех.

– Пиол! – Она спохватилась. – Мне нужно поговорить со старым другом. – Заметив, как жирное лицо Балвона неодобрительно скривилось, она надменно подняла брови и согнала с лица улыбку. – Я ненадолго оторву его от работы, хозяин. Уж вряд ли время твоего уборщика столь ценно, что мне придется купить целую библиотеку ради возможности провести с ним минуту, нет? – Для ухода фраза была вполне подходящая, так что она повернулась и вышла.

Пиол последовал за ней, так и не выпуская из рук свою метлу, скорбно щурясь на ярком солнце.

– Доброе утро, Пиол! – Она так и не смогла скрыть смеха в голосе.

На дневном свете он казался еще более хрупким, чем при свечах позавчера вечером. Его седая шевелюра была растрепана, кожа пожелтела, как старый пергамент, морщины – глубже каньона Суссуотера. Ветхая одежда была покрыта пылью. И он был бос.

– Доброе утро, Элиэль.

– Теперь мы квиты – оба знаем тайны друг друга, верно?

Он кивнул, вяло улыбнувшись.

– Боюсь, так. – Он сделал несколько нерешительных взмахов метлой, словно вышел только затем, чтобы подмести порог.

– О, Пиол! – И откуда только взялся этот ком в горле?

Он оглянулся; возможно, он боялся, что хозяин стоит за его спиной, подглядывая за ним.

– Что у тебя, Элиэль? Только быстрее, пожалуйста.

На мгновение она забыла, зачем пришла. Старый Пиол Поэт, завоевывавший розу за лучшую пьесу на Празднествах Тиона целых двенадцать раз! Пиол Поэт

– метет полы!

– Я хочу, чтобы ты отправился со мной.

– Что? Куда? Пойми, Элиэль, это не ах какая работа, но даже старику надо есть. Мне и нужно-то всего ничего – сухое, теплое место для ночлега.

– Ты его получишь! – торопливо проговорила она. – Пиол, я отправляюсь навстречу новой жизни! Джоал зовет! Я собираюсь совершенствовать свое искусство в столице искусств Вейлов!

Он неуверенно улыбнулся.

– Ну… ну, это замечательные новости, дорогая! Я уверен, тебе там повезет. Джоалийцы ценят талант.

– Но мне нужен спутник для путешествия. Ты.

Его беззубая челюсть отвисла, и он уставился на нее так, словно лишился рассудка или решил, будто с ума сошла она.

– Я направляюсь в Джоал, Пиол. Мне подсказало это твое упоминание об Освободителе. Было бы просто здорово снова повидаться с Д'вардом, так что постараемся найти его там. Но мне нужен спутник, а доверять я могу только тебе. И потом, мне кажется, для успешной карьеры мной надо руководить. Пошли со мной!

– Освободитель? – Он недоверчиво покачал головой, потом попробовал расправить свои сутулые плечи. – Но это ведь не обязательно! Освободитель идет сюда. Все, что тебе необходимо, – это просто подождать здесь, в Юргвейле. Он придет сам. Совершенно не обязательно для этого идти в Джоалвейл. Собственно, его, возможно, там уже нету.

На нее нахлынула волна неодолимого, необъяснимого страха.

– Нет? Ты же сам говорил, что он в Джоалвейле!

– Он был там. С тех пор он мог уйти оттуда. И что тебе пользы от меня? Я стар. Я не совсем здоров, Элиэль…

– Ничего такого, что бы не вылечил сытный обед или два сытных обеда! Если Д'вард не в Джоалвейле, где он тогда? И откуда ты это знаешь?

– Из пророчества, конечно. Он направляется сюда, я уверен.

Так дело не пойдет.

– Тогда мы отправимся ему навстречу, в Фионвейл.

Глаза Пиола сузились.

– Я сомневаюсь, что он пойдет этим путем. Я совершенно уверен – он движется кружным путем, через Ниолвейл. Тебе так не терпится покинуть Юрг, да, Элиэль?

Она засмеялась и беспокойно огляделась по сторонам. Мордовороты Тигурб'ла редко занимались делом в такой ранний час, но сам он наверняка уже рвет и мечет. Она должна спешить.

– Ты как всегда прав, старый плутишка! Верно, мне кажется, перемена декораций мне не помешала бы. Давай тогда отправимся в Ниолвейл. Там тоже есть кое-какие возможности для артистического таланта. Мне совершенно необходим наставник – теперь-то я вижу, в чем допустила ошибку. Кстати, откуда ты знаешь, что Д'вард пойдет именно этим путем?

Пиол на мгновение зажмурился.

– Стих шестьсот шестьдесят третий: «В тени Ниола, у серебряных струй, сойдутся толпы слушать его, и прольют острые мечи кровь на песок, утолив жажду. И сотрутся со временем следы Д'варда, но кости молодых мужчин останутся лежать».

О!

– Ну, ни ты, ни я не похожи на молодых мужчин, верно? Пожалуйста, Пиол! У меня с собой уйма денег. Мне нужен спутник, а кому еще я могу доверять?

– Только не мне! Что ты задумала, Элиэль? Кто заставил тебя идти?

Она-то рассчитывала, что он, бросив все, откликнется на ее предложение, а он готов спрятаться обратно в свою клетку…

– Я могу довериться только тебе! Я все объясню по дороге. – По крайней мере отчасти… – Ты мне нужен, Пиол. И это будет хоть немного похоже на старые, добрые времена. Купеческие караваны отправляются в полдень с…

Пиол замотал головой.

– Я не могу, Элиэль, – прошептал он.

– Не можешь? Почему?

Он снова оглянулся, по-стариковски повернувшись всем телом. Потом опять посмотрел на нее; лицо его покраснело от стыда.

– Издать книгу стоит денег. Боюсь, я до сих пор должен.

Она сунула руку под плащ за кошельком.

– Сколько?

– Я не могу взять твоих денег! – Он отпрянул от нее.

– Пиол! Что ты хочешь этим сказать! Уж не намекаешь ли ты на то, что в моих деньгах есть что-то постыдное? Я заработала их своим пением.

Он продолжал нерешительно трясти головой.

– Сколько? У меня куча денег! Мне нужен спутник для далекого путешествия. Возвращайся туда, сунь эту метлу в горло этому старому Балвону и собери свои шмотки! Встретимся вон в той булочной напротив. Позавтракаем свежими горячими булками и обсудим план путешествия. Ну, Пиол?

В булочной было жарко и довольно темно. Она была битком набита слугами и хозяйками, спешившими накупить хлеба на день, но все же в ней нашлось несколько шатких столиков и стульев. Элиэль уселась в углу и принялась ждать. Она заказала горячих булок и немного слабого сладковатого пива, которое юргиане пьют по утрам, хотя ей не хотелось ни есть, ни пить. Эту ночь она провела в очень хорошей, дорогой гостинице, так что с утра уже плотно позавтракала.

Она не принадлежала Тигурб'лу, хоть он и держал себя так, словно она – его вещь. Более того, за несколько минут до того, как навсегда покинуть его заведение, она сумела устроить в своей гримерной совершенно замечательный погром – просто удивительно, чего можно достигнуть с помощью острого ножа. И главное – в полной тишине! Эти ублюдки, конечно, сделают все, что в их силах, чтобы вернуть ее. Нет, самое время для перемены декораций.

И потом, славно будет снова повидаться с Д'вардом. Возможно, он сумеет объяснить свое бегство от нее в Суссе. Не стоит судить его, не выслушав.

Она подавила зевок. Ей удалось поспать совсем немного – выспаться ей не дали странные сны: незнакомый ей поклонник, потрясающе красивый молодой мужчина с усами. Странное дело, она не могла вспомнить ни его имени, ни вообще чего-то, кроме лица и очень волосатой груди.

Наконец появился Пиол, согнувшийся под тяжестью мешка. Он был одет в какое-то штопаное-перештопаное тряпье, давно потерявшее свой первоначальный цвет. На голову он повязал белый тюрбан – такие носили в Ниолленде, но и в Юргленде они не были редкостью. Он показался ей таким крошечным, но по крайней мере отсутствием аппетита он не страдал. Он с жадностью впился остатками зубов в мягкие, намазанные маслом булочки так, словно не ел по меньшей мере две недели.

Ее замысел не вызвал у него душевного подъема – видимо, все силы у Пиола ушли на еду.

– Тебе надо любой ценой попытать счастья в Джоале, дорогая моя. Я буду рад помочь тебе чем смогу. Возможно, у меня еще остались друзья среди тамошней артистии, а равной ей, как ты и говорила, в Вейлах нет. Но вот Д'вард… Зря я упомянул о нем. Мне кажется, тебе лучше не сыпать соль на старые рань).

Что так беспокоит старого балду?

– Ох, что было, то прошло. Будет приятно снова повидаться с ним.

– Ты думала иначе, когда я рассказал тебе о нем.

– Ерунда! Я просто удивилась. Скажи лучше, почему ты решил, что он направляется сюда?

– Ему ведь, – пробормотал он с набитым ртом, – нужно в Таргленд, так? Так говорится в «Завете». Очень просто вычислить все по названным там местам.

– Расскажи.

Он покосился на свой мешок.

– У меня есть с собой экземпляр… но, пожалуй, я и так вспомню. Ты сама выстроишь их в правильном порядке… Стих тысяча первый: «Во гневе сойдет Освободитель в Таргленд. Боги да бегут от него; склонят они головы свои пред ним, падут ниц у ног его». Храм Зэца расположен в Таргленде, там же, где храм Карзона, значит, там его и должен искать Д'вард.

– Но если он в Джоалвейле, ему гораздо ближе будет через Нагвейл и Лемодвейл.

– Он идет не самым коротким путем! – Пиол, похоже, хорошо изучил «Завет». Каким бы старым и больным он ни казался, голова его оставалась ясной. – Стих двести двадцатый: «На Носокслоупе придут они к Д'варду сотнями, даже Предатель».

Она заставила себя не отвести взгляд.

– Кто такой Предатель?

– Не знаю. – Он тоже хотел бы знать это.

Она неловко пожала плечами.

– Значит, идем в Носоквейл. Что там дальше?

– Тот стих насчет Ниола, острых мечей и молодых мужчин, чьи кости останутся там.

Она не думала, что это подходит к ней. И острых мечей у нее тоже не было.

– Но Ниол не приблизит его к Таргленду.

– Тогда стих пятьдесят шестой: «И приветствует Освободитель Свободных в Юргленде». Там еще много всего насчет того, что он принесет смерть Смерти и что его восславят толпы. Но вот этот должен идти следующим. Стих про короля Рэндорленда и еще один, про голод в Товейле.

Элиэль откусила от булки большой кусок и принялась с ожесточением жевать, чтобы лицо не выдало ее мыслей.

– Пророчества не неизбежны, правда?

Пиол вздохнул и отпил еще пива.

– Нет. Если тебе удастся оборвать хоть одно звено в цепи, рухнет и все остальное. Если бы я был Карзоном, я постарался бы убить Д'варда прежде, чем он убьет меня. – Он внимательно смотрел на нее, ожидая реакции.

Она беззаботно рассмеялась:

– На мой взгляд, ты не слишком похож на бога.

– Ты знаешь, на что похожи боги, Элиэль?

– Ну да, конечно… То есть нет. Только так, в общем. И при чем здесь Карзон? Разве там сказано, что Д'вард убьет Карзона? Только Смерть, а Зэц

– всего лишь одна из ипостасей Мужа. Конечно, я не знаю, на что похожи боги, разве что на сцене.

– Откуда у тебя столько денег, Элиэль?

– Заработала, разумеется. – По крайней мере так ей казалось. При своем поспешном бегстве она опустошила все свои маленькие тайники, и когда пересчитала все сегодня утром, оказалось, что в ее поясе денег раза в четыре больше, чем она ожидала. Странно, конечно, но лучше уж так, чем наоборот. На эти деньги она могла бы прожить целый год.

– Ладно, если ты прав, мне не надо тащиться всю дорогу в Джоалвейл. Нам достаточно перейти через Лоспасс в Ниолленд. Если его там еще нет, мы пойдем в Ринувейл.