Текст книги "Герой!"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Рокер обменялся довольными взглядами со своей свитой.

– О вашей неизменной отваге в Патруле ходят легенды, адмирал Ваун. Ваше ежегодное обращение к новобранцам вдохновляет…

– Хватит вам, черт возьми! Этот тип заявляет, что существует что-то типа всемирной системы коммуникации пиподов, не так ли, профессор? Я ему не верю, потому что за десять тысяч лет мы должны были…

Куилд смог-таки перекричать Вауна.

– Есть много старых записей об одновременных выступлениях пиподов в масштабах континента.

– Именно об этом я и говорю! Именно побоище вы и рискуете устроить. Мы находимся на материке, и вам это известно, Рокер! В 98-м или типа того был набег пиподов на берег, буйствовали и вэлхэловские рощи. Если вы начнете баламутить пиподов здесь, вы навлечете опасность на все береговые поселения от Асимфирта до мыса и Бог знает, как далеко вглубь…

– Ваши опасения приняты к сведению, адмирал, – сказал с ухмылкой Рокер.

Солнце село; соленый морской ветер был остр, как нож. Ваун еще раз передернулся. Какой невыразимо чудовищный способ смерти! А если он откажется подчиниться приказам во время чрезвычайного положения, тогда Рокер его пристрелит. Это, наверное, лучше.

– Давайте все проясним, – сказал он, в то время как его мысли метались в поисках выхода. – Во-первых, вы заявляете, что на самом деле можете беседовать c этими тварями? Во-вторых, вы считаете, что они достаточно умны, чтобы давать полезные ответы? В-третьих, вы думаете, что они будут так добры и побегут искать мои копии, и, в-четвертых, что они каким-то образом могут направить вас туда, где могут быть эти копии? Какой наивный полудурок в это поверит? Как вы сможете их стимулировать, чтобы они хоть чуть-чуть заинтересовались вашей проблемой? Что…

– Повторяю, адмирал, – рявкнул Рокер, – что ваши опасения приняты к сведению. В конце концов понятие коллективного сознания может быть нам чуждо… но мне казалось, что уж вы-то сможете принять это быстрее, чем большинство…

Буриор радостно прыснула, услышав шутку, некоторые последовали ее примеру.

Несколько пиподов брели в сторону наблюдателей. Служба безопасности никогда не позволила бы им подходить так близко, если бы Рокер не сунул нос в стандартную систему распоряжений Вауна.

Ухмылка адмиралиссимуса сказала Вауну, что он побежден. Усмешки на лицах приспешников Рокера подтверждали это. Всем им казалось, что они в безопасности, поскольку прибыл вооруженный отряд Рокера и потому, что в случае неприятностей служба безопасности устроила бы массированный артобстрел. Имеют ли они какоенибудь представление о том, как быстро перемещается разъяренный пипод? Что же, он не порадует их, дав возможность послушать свои мольбы. Все смертные в конце концов умирают. Поражение неизбежно, но самое близкое к победе – уйти отважно.

Ваун даже не мог просто двинуть Рокеру в челюсть и заслужить приятный и быстрый расстрел, потому что Рокер о его желаниях знал и, несомненно, связал бы его и бросил пиподам. Выхода не было.

– Сэр, прошу ясных указаний.

– Очень хорошо. Адмирал Ваун, вы будете сопровождать гражданского работника Куилда до места рядом с рощей пиподов с целью облегчить коммуникацию с ними. Вы поможете исследованиям профессора Куилда всеми возможными способами.

Ясно?

– Сэр!

– А потом мы выследим ваших пропавших братьев, – сказал Рокер, удовлетворенно улыбаясь. – После стольких лет воссоединение семьи станет для вас волнующим событием.

Ваун мельком задумался, успеет ли он сломать эту толстую шею прежде, чем будет остановлен службой безопасности. С сожалением он пришел к выводу, что не сможет. Рэндомы! Дикая раса! Секс и власть – вот все, что их интересует.

– Превосходно! – сказал Куилд, блеснув зубами в гуще бороды, и глянул на пиподов. – Мы можем подойти чуть ближе, прежде чем снимем одежду, адмирал. В интересах приличий.

– Ведите, – отрезал Ваун.

Вслед за здоровяком профессором он побрел по песку. Рэндомы! Похоть и жадность до чего угодно их доведут. Братья могут быть беспощадны, как был беспощаден Приор, но они хоть совершают свои преступления по причинам более высоким, нежели обычная жадность.

***

Вот это я называю сексуальная внешность! – произнес страстный хриплый голос.

Ваун изучал свое изображение в зеркале над тазом. Его голова гладкая, как свежевымытый доггоцевский котелок, и украшена восемьюдесятью блестящими серебряными пуговицами, отмечающими те места, где просверлены дырки.

Сексуальная? У него нет бровей, у него красные веки, а его бесформенный белый халат кончается у колен и локтей.

Он поворачивается лицом к стоящей в дверях девушке. Неужели прошло всего четыре недели с тех пор, как он встретился с ней в Доггоце? Высокая, темнокожая, со знаками отличия офицера медицинского корпуса… Она все еще старше него по званию, но теперь его повышение официально. Кроме того, его ждут и другие вещи.

– Мэм! – говорит он. – Даже во время нашей последней встречи я был сексуальнее.

– Ах! – Ее полуночные глаза сверкают. – Ты воспользовался моим советом касательно бустера.

– У меня не было выбора. Анализ крови? Она, смеясь, качает головой.

– Достаточно того, как ты смотришь на меня. Кроме того, ходят слухи, что ты переспал с адмиралиссимусшей.

– О Кранц, нет! – Ваун начинает улыбаться, и улыбка переходит в зевок, уничтожающий последнийслед искренности в его отрицании. Ранним, быстротечным сладким утром, пока Рокер спал, в его постель приходила Мэви, но клевета Фрисд не причинит никакого вреда его карьере.

Тем не менее он чувствует, что покраснел от того, что и в самом деле рассматривал темнокожую девушку, гадая, того же оттенка ее соски, как и пышные, страстные губы, чуть приоткрывшиеся, чтобы показать белоснежные зубы.

– И мне не нужно быть гением медицины, чтобы догадаться, что ты не выспался, лейтенант.

– Совершенно верно, мэм.

– Ну, она ушла. Можем перейти к делу. Ясный взор врача продолжает исследовать слухи о нем и Фрисд. Пусть пошпионит! Да, Фрисд ушла – ушла, не попрощавшись, не поблагодарив, беззлобно; просто ушла. Вызвала свой торч, своего лопатоплечего капитана-галорианца, чтобы тот его вел, и улетела. Что бы ни болтали, ее любовником Ваун не был никогда.

Его никто не просил.

– У тебя тут хорошо, – сказала доктор. – Собираюсь насладиться этим назначением, хотя оно может продлиться недолго. Готов к выкачке мозгов?

Он пожал плечами, вспомнил, что она старше него по званию, и сказал:

– Мэм!

Но все-таки не своим доггоцевским голосом. Она заметила, осветила его еще одним лукавым взором дивных глаз – гагаты в янтаре – повернулась и пошла вперед.

Он, босой, двинулся следом; через две двери врач остановилась и махнула рукой:

– Садись в свободное кресло. Я сейчас вернусь. Ваун недоверчиво вошел и заморгал от яркого света. Временный хирургический кабинет был завален металлом, пах химией и жужжал, как живой. Самой понятной в гуще оборудования была пара наклонных кресел, стоявших спинка к спинке. Сквозь паутину проводов, трубочек и мониторов Ваун видит, что одно уже занято. Он прокладывает путь сквозь эту сумятицу, намереваясь взглянуть на другого пациента.

Стройный крепкий парень, можно сказать, изящный… Дайс, конечно. Глаза закрыты, изможденные щеки бледны. Голени и плечи торчат из такого же, как у Вауна, бесформенного халата; запястья и лодыжки обездвижены яркими лентами.

Верхнюю часть головы покрывает металлический резервуар, из которого растут пучками трубки и провода.

Пять лет назад – трое мальчиков на корабле лениво дрейфуют по залитой солнцем воде Дельты. Дайс. Счастливые дни…

Это, конечно, не Дайс. Дайс пока на свободе. Ваун всегда знал, что Приор очень похож на Дайса, но увидеть его оказалось достаточно, чтобы внутренности завязались в узлы, а руки затряслись. Он чувствует холодные струйки на ребрах.

«О, Дайс! О, Радж! О, я!»

Дайс, учившийся получать удовольствие от рыбных блюд.

Потом знакомые глаза медленно открываются.

– Привет, брат!

Та же улыбка. Голос не совсем тот и очень слаб.

Как он смеет пытаться быть дружелюбным?

– Ты изнасиловал мою мать! Улыбка исчезает.

– Не хотелось бы обсуждать это здесь, если ты не против, Ваун.

Это, конечно, подстроено. Здесь камеры и слушатели. Но Вауну по крайней мере нечего скрывать.

– Ты свел ее с ума!

Теперь на осунувшемся лице Приора отсутствует какое-либо выражение.

– Это был несчастный случай.

– Изнасилование – не несчастный случай. – В Вауне просыпается непонятная ярость; кровь бьет в ушах.

– Хочешь отомстить? – шепчет Приор. – Давай! Сними эту мерзость с моей головы и сунь туда пальцы.

– Куда?

– В розовый студень. – Похоже, его позабавило, что Ваун потрясен. – Они сняли верхушку. Потом дали мне зеркало. – Он попытался улыбнуться. – Не многим людям дается возможность разглядеть себя столь ясно.

Струйка слюны стекает из угла его рта.

– Тогда скажи нам пароль, и, может быть, мне разрешат это сделать. Это будет приятно.

Сможет ли он и в самом деле запустить палец в человеческий мозг?

– Пароль? Вот что они тебе велели узнать – пароль? Пароля нет, брат.

– Посмотрим, – Вауна раздражает, что его гнев начинает загрязняться чем-то вроде жалости. Он вспоминает: изнасилование, но это помогает не так хорошо, как хотелось бы.

– Пароля нет, – настаивает Приор. – Язык.

– О? – Ну, в этом есть смысл. Целый новый язык? Работы будет побольше, нежели ожидал Ваун, но сама мысль будоражит воображение.

Глаза Приора закрыты, но он продолжает шептать.

– Мир. Жизнь. Чтобы ты мог сойти за меня. Я знаю.

– Ты заслужил это и даже больше! – в конце концов Вауну удается заговорить более жестко.

– Я не против. Приятные воспоминания, добро пожаловать, брат. Наслаждайся.

Ваун в замешательстве. Он потерял свой гнев, остался лишь страх. И чертова жалость. Его брат, такой беспомощный. Гудят машины. Текут по трубочкам жидкости.

– Постараюсь, – говорит Ваун. – Конечно, постараюсь. И воспользуюсь всем интересным, что смогу найти. Твои всепрощающие настроения очень трогательны.

Жаль, что я не могу их с тобой разделить. Приор вновь открывает глаза и слабо улыбается. – Ты выращен, как рэндом; ты по-прежнему немного ошарашен. Но не волнуйся – в конце концов ты никогда не предашь Братство.

– Вот как, не предам? Я бы сказал: «Смотри, как я это делаю!», но не доставлю тебе такого удовольствия.

– Нет, брат Ваун. В решающий час ты встанешь за свой народ.

В последнем спокойном заявлении слышится жуткая уверенность лежащего на смертном одре. Ваун, помнящий о невидимых слушателях, близок к панике.

– Это война! – кричит он. – И начал ее ты. Веки Приора приподнимаются.

– Я? Да? Разве собаки и кошки воюют? Подожди, и ты все узнаешь, Ваун.

Ксанакорский улей… его сожгли. Сожгли наших братьев, как клопов. Малышей… И Монада. Полагаю, они показывали тебе тот отрывок? Я рыдал, когда его показывали мне. Я вырос на Монаде. Ты был изготовлен на Монаде.

– Мне плевать!

– Это пройдет. Когда ты вспомнишь. Лес…

– Ты первый начал.

– Нет. Кошки и собаки. Это эволюция. Ваун презрительно фыркает, не будучи уверенным, какие последуют слова, если он попытается заговорить.

Темные глаза широко раскрываются и пристально смотрят.

– Знаешь про эволюцию? Пойди почитай. Выживают наиболее приспособленные.

Мы – следующая стадия, брат. Лучшая часть человечества, целый новый вид. Homo factus. Что бы ни случилось со мной или с тобой, роли не играет. Конец неизбежен. Дни дикой расы сочтены.

– И вы нас уничтожите, да? Сожжете? Приор снова пробует улыбнуться.

– «Нас»? Их!

– Думаешь, что я один из вас? А я не просил…

– Да, ты не просил. Но тем не менее ты – наш брат.

Вауну хочется чувствовать себя настолько же убежденным и уверенным, каким кажется заключенный. Как он может оставаться бесстрастным, зная, что его ждет?

Приор вздыхает.

– Не переживай, Ваун. Просто мне жаль, что сейчас ты на проигрывающей стороне. Но я все понимаю.

– О, какая самоуверенность! Сидишь здесь со срезанной верхушкой черепа и заявляешь, что у тебя все прекрасно, что ты уже всех победил?

Приору удается издать бледное подобие смеха Раджа.

– Нет. Не я. Я всего лишь единица. Я имею для Братства такое же значение, какое имеет для тебя одна клетка твоего эпидермиса, а ты непрерывно теряешь их миллионами. Может быть, Братство и не победит на Ульте. Надеюсь, что победит.

Но победим мы или нет, дикая раса проиграет так и так.

– То есть все. мы в конце концов умрем.

– Не нужно уничтожать целый вид, Ваун. Было б время, объяснил бы. Может быть, ты получишь мои воспоминания об этом. Знаешь, какова численность населения рэндомов на Ульте?

– Около десяти миллиардов.

– А было более двадцати. Думаешь, численность была сокращена добровольно?

– Конечно.

– Нет. Дикие плодятся, как бактерии, беспрерывно. Существуют за счет соревнования, поэтому стоит какой-нибудь группе ограничить скорость размножения, другая начинает расти быстрее и занимает ее место. Дайс тебе ничего об этом не рассказывал? Если количество уменьшается, это значит, что начался мор. Ваун, если за планетой должным образом не ухаживать, она изнашивается. С этой дикая раса уже почти разделалась.

– Это не правда! Да, поначалу было много отходов, излишнее загрязнение среды, ошибки в развитии, но международные советы по ресурсам…

Почувствовав, что ударился в банальности, Ваун остановился.

Приор вздохнул.

– Слишком много людей. Сверх всякой меры. Знаешь, какую численность населения планета такого размера могла бы выдерживать бесконечно?

– Нет.

– Я тоже. Но Братство ограничилось бы парой сотен тысяч. Сотрудничество, а не конкуренция… Мы, знаешь ли, на размножении не помешаны.

– То есть вы намереваетесь спасти планету от ее обитателей, так? Кто же скажет вам за это спасибо?

– Так или иначе, они все скоро вымрут и свою планету с собой заберут. Если ты пока еще не видишь, как ты мог бы помочь нам, подумай о своих обязательствах перед биосферой.

Приор устало закрывает глаза, и тут входит пара врачей и разговор обрывается. Он, несомненно, записан.

Ваун пробирается к другому креслу и садится. Тонкая ткань халата не может защитить его от холодной поверхности, и он вздрагивает. Рэндом бы покрылся пупырышками, но на коже Вауна нет рудиментарных волосяных мешочков.

Прибывают еще два санитара и начинают возиться с аппаратурой вокруг него, переговариваясь, а на него не обращая внимания, обращаясь с ним так, как будто Ваун не более чем один из пунктов таможенной декларации. Они подсоединяют что-то к кнопкам на его черепе. Он слышит, как кто-то говорит с Приором.

– Мы собираемся начать с левого полушария. Так что если ты хочешь еще что-нибудь сказать, лучше сделать это сейчас.

Приор молчит.

Терзаемый чудищами, преследуемый страхом, Сновидец сражается безнадежно, в вихрях ужаса – и нет ему спасения.

Гиппокамп – …теперь они взялись за гиппокамп. Сегодня его привезли на каталке.

Сегодня меня привезли на каталке.

Два красных солнца, а деревья – это липы, под пурпурными небесами. Я Голубой. Я – Желтый. Я – Красный. Я – все цвета, и со мной мои братья. Мы смеемся, бегаем и играем. Я любим. Я люблю. Я среди своих братьев.

Меня возят на каталке. Наручники уже не нужны; слишком сильно повреждена кора двигательных нервов. Бедняга Ваун кричал на них. Его не предупредили.

Обычное дело. Он и впрямь не знал, чего ждать. Но он все-таки следит за своей речью. Это выражение на его лице…

Кто я?

Сегодня они собираются внедриться в мозжечковую миндалину, обработать очередной кусок гиппокампа и ядро переднего головного мозга. И таким образом разделаться с подонком.

Боли нет, это же просто студень.

Коричневый – взрослый. Он говорит об особях женского пола, что есть в дикой расе. Я их видел на Монаде, конечно, но не знал об их специфических органах. Это будет иметь большое значение при выполнении задания. Выполнять миccию на Ульте отправится только один из нас – Коричневый, Розовый или я. Мы столько времени провели вместе, что я научился их различать, но никогда не допущу бестактности и не скажу им об этом. Вчера мы были Зеленым, Лиловым и Белым, а учитель был Черным, но это был тот же самый, я уверен.

От него уже не много осталось. Ни кусочка мозга в его голове, так сказала одна из лабораторных карлиц. И засмеялась. Захотелось ее убить, медленно задушить, но я тоже засмеялся, потому что Рокер мне не доверяет, обстреливает вопросами. Даже Мэви порой спрашивает меня, кто я.

Эта часть была очень нехороша. Я пытался воткнуть палку в глаз своего брата. Мне приходилось весь вечер ходить без трусов, все увидели номер на моей заднице и узнали, что в этой части может быть некоторая конструктивная неполадка.

Нам придется поспешить. Q-корабль будет на парковочной орбите через три недели. От Приора уже почти ничего не осталось. И слава Богу! Я теперь могу говорить на межгалактическом с произношением члена авалонского генерального штаба, трепаться на его родном языке, как он там называется… андилианский?

Какие-то воспоминания уже стираются…

Север улья на Монаде, около часа лета с Зиндира…

Если я могу выиграть этот бой… но, по-моему, это тот же, что двинул мне вчера… только догадка, конечно, но если это он, то он немного бережет свою левую… и не знает, что в прошлом году я был чемпионом…

– Ваун! Ваун! Это страшный сон, Ваун! Проснись, Ваун! Это Мэви, любимый.

Проснись, Ваун! Все позади, Ваун! Приор мертв, Ваун! Все позади, Ваун!

Теплые руки обнимают его… он тыкается лицом в ее груди…

– Нет имени! – всхлипывает он. – Я был счастлив, но у меня не было имени.

Как я мог быть счастлив без имени?

Как отличить одного пипода от другого? Спасибо все-таки ветру – он оправдывал дрожь. Куилд, похоже, вообще не ощущал холода, но он-то был в два раза толще Вауна и таким волосатым. И что еще более важно, профессор не был перепуган до чертиков.

– Это достаточно близко для тебя, – вдруг сказал он.

Спору нет. Каждый шаг давался Вауну диким напряжением воли. Ближайший пипод маячил прямо перед ним, казалось, что до него уже можно дотянуться, но это воображение сокращало дистанцию. Несмотря на шум прибоя, он слышал недовольный хруст и скрип своих подошв по гальке. Со стороны моря доносился жалобный визг.

Колено все еще болело, кровоподтеки на лице пульсировали. Ничего, скоро все пройдет.

Куилд сделал еще дюжину шагов, остановился и стал смотреть. Пипод-мамаша корчился и дрожал как бы в предсмертных судорогах. Ваун выпрямился, поежился на ветру и тоже стал наблюдать. Это был крупный экземпляр, вполне зрелый, выше Вауна, а это означало обширное личное пространство. Ваун никак не мог понять, каким образом пиподы передвигаются, катятся они или ходят. Антенны, конечности, ядовитые иглы, казалось, будто все шевелится одновременно – когда зверь набирал скорость, все сливалось в единое пятно. Стебельчатые глаза и мандибулы… казалось, что все – само по себе. У пипода нет центра. Обычное оружие против них бесполезно, а у него, Вауна, кроме ногтей, не было вообще никакого.

Безоружный, безногий, бестелесый, раздетый, голозадый. Кранц! Холодно.

Вершина Бэндора поблескивала в свете звезд; в лесу, там, где была стоянка, мигали огоньки. Один раз над головой прожужжал торч, это тупицы Рокера привезли очередных нежеланных гостей – кого-то, кто присутствовал прошлой ночью в Аркадии. Сейчас их здесь должны быть сотни, и нет сомнений, что большинство довольно возможностью ненадолго посетить знаменитый Вэлхэл. Прибыла ли уже сама предательница?

Вауну хотелось застучать зубами, но кто знает, как отнесется к этому звуку пипод? Примерно в сотне метров позади за ними следил Рокер с шайкой льстецов, лица которых неразличимы в тусклом свете. По краю леса изгородью стояла шеренга вооруженных охранников. Интересно, какое им выдано оружие, этим восьмерым, когда пиподов в одной только этой роще в три раза больше. Их шансы Вауна не воодушевляли, но он не стал бы смеяться.

– Адмирал Ваун? – зазвучал в его ухе женский голос.

Он подпрыгнул и огляделся, но никого не было.

– Да? – осторожно отвечает он.

– Меня зовут Илэн; я одна из студенток профессора Куилда.

– Приятно познакомиться. Не стоило говорить, как он рад ее видеть; ее не было видно.

– Я буду держать вас в курсе того, что будет происходить нынешним вечером.

Он чуть не сделал бессмысленного предложения присоединиться к ней в комнате для наблюдений… фривольностью он бы просто выдал степень своего испуга. Кранц! Скорее бы с этим покончить.

– Буду вам признателен.

– В настоящее время мы никак не можем определить, что за объект рядом с вами. Они так часто меняют частоту…

Замолчала.

– Какая разница, кто из них кто? – спрашивает Ваун больше для того, чтобы успокоить себя звуком собственного голоса, да и голоса Илэн.

– Тогда мы сможем установить контрольную точку. Они ориентируются друг относительно друга и относительно магнитного поля планеты.

Куилд сказал что-то, что утонуло в шуме волн, но скорее всего он обратился в командный пункт. Профессор отступил на несколько шагов, и Ваун преисполнился благодарностью за возможность сделать то же самое, сохранив между ними прежнее расстояние. Пипод медленно приближался.

Медленно шло время.

– Никак не можем отградуировать. У этих частота пульса не такая, как у тех, что мы наблюдали в Каруве.

Илэн как будто извиняется.

Извиняется, черт возьми! Она встревожена.

Такие новости, что бы они ни значили по сути, лишь подкрепили мнение Вауна о Куилде как о чванливом хвастунишке, в своих безответственных игрищах порядком выскочившего за безопасные пределы.

Куилд снова попятился. Ваун последовал его примеру. Ему показалось, впрочем, что к ним присоединился и пипод.

– Ай! – сказал в его ухе юный голос. – Начинаем.

Куилд поднял руки, поклонился и начал танцевать.

– Вам этого делать не нужно, адмирал.

– Приятно слышать.

– Мы называем это Привлечением Внимания. Ни один из жестов конкретной смысловой нагрузки не несет, но похоже, что псевдоразумные реагируют быстрее, когда есть… Когда у них есть возможность отнестись, э…

– …к собеседнику, как к идиоту, – попытался угадать Ваун.

Куилд продолжал свистопляски, но благодаря этому они хотя бы не шли дальше. Пипод угрожающе изменил направление, притягиваемый исследовательским интересом.

Девушка негромко хихикнула.

– Хорошо получилось! Мы транслируем стандартное предварительно записанное приветствие. Некоторые группы символов определены: низкие температуры и мелодические гармонии – это два принятых комплексных символа.

У нее демагогия была под стать Куилду, но то же самое было известно и службе безопасности Мэви, что и выяснилось прошлой ночью. Мэви, разумеется, могла быть в курсе исключительно благодаря публикациям Куилда.

– Отвечает!

Хорошо. Давай поговорим, ради всего святого.

– Сейчас мы начинаем знакомство. Профессор передает приветы от других рощ, где он гостил.

Сам Куилд крутился, скакал и извивался, будто маньяк. Ваун слышал его дыхание. Трудная работа – общаться с пиподами… но что-то в этом есть.

Гигантский пучок хвороста остановился, хотя некоторые отдельно взятые сучья продолжали шелестеть и извиваться. Ладно. Итак, оно слушает. Это только малая часть тех пиподских способностей, о которых заявлял гигантский примат.

Впрочем, отдадим Куилду должное: у него хватает смелости, чтобы в это верить. Чудовище находилось устрашающе близко. Предположим, что деловое совещание-таки начнется. Просто примера ради предположим, что эта штука задаст вопроc. Тогда лакеям Куилда придется его переводить и сообщать ему перевод, Куилду придется обдумывать ответ, пересылать его обратно в контрольную комнату, чтобы там его перевели и переслали пиподу… Насколько пиподы терпеливы? Не воспринимает ли пипод длительное молчание как хамство?

Куилд изнуренно остановился, согнулся, тяжело дыша, и попытался проинструктировать ассистентов в командном пункте, который мог находиться на другом краю света, а мог – в доме наверху. Каким-то образом все это было встроено в систему безопасности Вэлхэла.

– Они отвечают, – сказала Илэн. – Хором. Если Вауна не прикончит пипод, то прикончит холод. Этот бред может тянуться до восхода Ангела, то есть – в это время года – за полночь. Господь – глупцов и невинных…

Чудовище побрело назад, более, по-видимому, заинтересованное галькой, нежели людьми. Куилд выпрямился и возобновил свои танцы – не с тем уже, впрочем, азартом.

– Сейчас это главный вопрос, – шепотом сказала Илэн. – Мы попросили их обратить внимание на тебя – того, что стоит позади. Он говорит, что ты один из нескольких… Искать других таких, как ты…

«Когда умирал Нивел, – подумал Ваун, – я шлепнулся в канаву. Здесь канав нет».

Задыхающийся Куилд замедлял танец.

– Мы попросили их поискать других таких, как ты. – Голос Илэн был встревожен. – Сейчас принимаем ответ… Естественно, отрицательный.

Корчи пипода оживились, он громче зашелестел. Подкрадывается поближе?

Куилд затанцевал быстрее.

– Сейчас мы просим их искать дальше, досмотреть далеко, поискать других таких, как ты. Хотелось бы мне, чтобы их представление о времени были почетче.

По-моему… Да, другие рощи присоединяются!

Долгая, невыносимая пауза…

– Адмирал? Это снова Илэн. Простите, что забыла про вас. Квазиразумные существа определенно задают вопрос. У нас некоторые проблемы с соотнесением его содержания с известными семантическими группами.

Ты хочешь сказать, что не знаешь, чего оно хочет. Голос девушки ослаб, как будто она отвернулась, чтобы поговорить с кем-то другим.

– Нет, Дик. Это сочетание говорит об агрессии. Пипод рванулся с места. Он пронесся мимо Куилда и направился к Вауну. У Вауна ослабли ноги. Он хотел бежать, пасть ниц, затанцевать, как Куилд… а больше всего – пописать. Хоть что-нибудь сделать! Вскрик невидимого гида…

– Все нормально, адмирал! Он просто идет вас посмотреть. Так мне по крайней мере кажется. Просто стойте спокойно.

Легко ей говорить! «Начинается», – думал Ваун, когда шелестящее, пощелкивающее чудище, корчась, приближалось к нему по пляжу.

Потом оно повернулось и встало подле него – так близко, что Ваун мог бы потянуться и потрогать его. Его била непреодолимая дрожь, горло было таким же сухим, как песок под пальцами ног.

«Читга, – сказал пипод. – Клик! Читта! Читта!» Одна из веточек вытянулась и стукнула Вауна по голове. Другая потянулась к его мошонке, и по телу побежали мурашки.

– Да, все хорошо, – ослабевшим голосом проговорила девушка.

Ваун услышал позади себя приглушенные голоса, будто бы там разгорался спор.

– Эмиссия определенно усиливается… мне кажется… да… – Голос снова стал тише. – Дик, видишь? У нас континуум! – Вернулась. – Прощу прощения, адмирал. Чрезвычайно любопытно. В диапазоне более высоких частот зарегистрированы какие-то необычные паттерны.

Ваун надеялся, что они знают, что делают. Но все-таки не верил.

Губительная масса рядом с ним ерзала и шелестела; усики колыхались и всматривались, время от времени крайне нерешительно трогали его. Вауна охватила страшная уверенность в том, что она на него кричит на неощутимых им частотах и не может, конечно, понять, почему Ваун не отвечает. Насколько пипод терпелив?

Сколько пройдет времени, прежде чем он решит, что пора преподнести Вауну урок хороших манер?

– Мы начинаем получать сигналы с материка! – Илэн взвизгнула от возбуждения. – Фуга распространяется с невообразимой скоростью… Дик, ты видишь это? Скажи Куилду!

Вауна била дрожь, не имеющая отношения к холоду. Оставшаяся часть пиподов определенно чем-то занялась… возможно, затанцевала. Он слышал их, но почти совсем не видел.

Стоявший возле него пипод без предупреждения рванул, взметнув облако песка, к стоявшим в стороне наблюдателям.

– Тревога! – крикнула Илэн.

Оставшаяся часть рощи двинулась, и в неясной тьме было определенно видно, что она покатилась вперед бесформенной кучей вслед за главным. Куилд вскрикнул и с воплями бросился бежать. Ваун пустился наутек, резко свернув в сторону моря. Илэн бессмысленно выла у него в ухе. Мрак впереди оживился зелеными вспышками выстрелов небольших ручных ружей. Вопли ужаса или боли, донесшиеся со стороны наблюдателей, дали понять, что первый из пиподов добрался до цели.

Он так вести себя не будет. Уголком глаза Ваун заметил, что Оставшаяся часть рощи почти настигла его. Ваун развернулся к пиподам, упал на колени и вдавил лицо в землю.

Омой мне руки, Омой мне ноги, Я вместе с другими Пойду по дороге.

Воздух такой горячий, что в нем можно печь хлеб. Грязь жирная, тяжелая и зловонная. Вдалеке поют девушки.

Конец лета в Дельте – время рытья канав. Несмотря на палача – Солнце и его подручного – Ангела. День Затмения – выходной. Солнце находится ближе всего к Ангелу, и говорили, что давным-давно Солнце в этот день полностью покрывало Ангел – несколько недель до и после Дня Затмения оба сияют в небесах бок о бок, и это – время рытья канав. Уровень воды снижается, и необходимо вырыть канавы, приготовиться к осеннему наводнению и будущему проходу угрей.

Ваун работает в одиночку, копает так же старательно, как и остальные, даже старательнее, чтобы никто не мог обвинить его, отделившегося от всех, в лоботрясничанье. Для этого же он старается все время быть на виду. Если он попытается присоединиться к общей группе, рано или поздно полная лопата грязи выльется ему на голову, чисто случайно – у-упс, извини, как забавно. В грязи полно пиягов, и это достаточно неприятно, когда у тебя до колен сплошная ссадина, а когда пияги у тебя в волосах и ушах, то можно рехнуться. Он-то знает.

Утром они начали работать вместе с Нивелом и некоторое время были рядом.

Но ссохшаяся нога задерживала Нивела, и Ваун уже так далеко впереди, что не стоит перекликаться. Ему двенадцать, а он может бросать грязь так же быстро, как любой взрослый в деревне. Еще в прошлом году он мог раскопать участок, предназначенный взрослому, а в этом году он больше и сильнее. Скоро он вернется к Нивелу, предложит ему поменяться канавами и выкопает столько, что к вечеру у них будут готовы два участка, один его, другой Нивела, несмотря на то что большую часть выкопает Ваун. Так он делал вчера, позавчера и позапозавчера. Он им покажет! Несмотря на волдыри, он чувствует себя просто здорово.

Вокруг лодыжек хлюпает грязь, над головой колышется трава пози, но в Дельте тень дают только жуки; это известно всем. Сегодня они недостаточно жирны, чтобы отбрасывать тени, но уже близки к тому.

Ваун упорно машет лопатой, выбрасывая жижу из канавы. Омой мне ноги, омой мне руки… шлеп… шлеп… шлеп…

Кто-то кричит.

И еще кто-то – прежде чем Ваун успевает выпрыгнуть из канавы и начинает подпрыгивать, чтобы посмотреть поверх травы. Люди носятся, орут.

Над травой появляются голова и плечи Нивела… не настолько он отстал, как думал Ваун… и ужас обретает название – пипод. Хотя никого, кроме людей, не видать. Люди бегают, орут, выбрасывают вверх руки и исчезают с оглушительными воплями, когда скрытая травой штука до них добирается.