Текст книги "Первая степень"

Автор книги: Дэвид Розенфелт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Я отнесусь к этому как к информации, требующей проверки. Достоверна она или нет – это еще предстоит выяснить. Что же касается того, держать ли вас в курсе, то за это отвечает Дилан.

– Он нас на порог не пустит, – сказал я. – Мне придется идти к судье.

– Это не мои проблемы.

У меня было чувство, что он был бы рад, если бы я это сделал, – заодно решил бы часть его проблем от общения с Диланом.

Сабонис решил воспользоваться случаем и задать Лори несколько вопросов, относящихся к делу, но поскольку они не касались телефонного звонка, я не позволил ей отвечать. Он уехал, а Кевин отправился вносить поправки в материалы, собранные на Дорси Отделом внутренних расследований, дабы прибавить к ним нашу последнюю новость и скорректировать стратегию расследования.

Я собирался подумать над тем, какую работу поручить Маркусу, но теперь проблема решилась сама собой. Я позвонил ему и попросил направить усилия на выяснение всего, что только возможно, об Алексе Дорси.

– Я хочу, чтобы вы нашли его голову и выяснили, крепится ли к ней тело, – сказал я.

Он хрюкнул, но я думаю, это было согласное хрюканье. На том мы и попрощались.

Лори была в напряжении, но не от страха. Бездействие и чувство ненужности ее угнетали. И сейчас, когда стало известно, что Дорси жив и лично руководит этой пыткой, ее переполняло желание выйти из дома и самой взяться за поиски. Мне приходилось тратить все больше и больше времени, чтобы либо успокоить ее, либо уменьшить ее страхи.

Приятным сюрпризом был звонок от агента ФБР Синди Сподек. Она сообщила, что Хоббса я могу застать в его офисе в Манхэттене сегодня днем. Непробиваемый Гастингс сдержал слово и устроил мне эту встречу. Я боялся, что ждать придется несколько недель, и грех не воспользоваться удачей.

Движение в городе было не очень большим, и я приехал за полчаса до встречи, назначенной на 14.30. Я решил не ждать и зашел. Агент Сподек оказалась высокой привлекательной брюнеткой не старше тридцати пяти. Она довольно твердо сообщила мне, что у специального агента Хоббса сейчас встреча, и мы можем подождать в малом конференц-зале рядом с его кабинетом.

Оглядевшись, я пришел к выводу, что посетителей приводят сюда, чтобы потрясти их воображение: комната, в которой мы оказались, была алтарем специального агента Хоббса. Гастингс предупреждал меня, что Хоббс – своего рода звезда ФБР, и обстановка лишний раз подтверждала его слова. Похвальные грамоты, знаки отличия и вырезки из газет, в которых описывались героические деяния Хоббса, покрывали все стены. А там, где не было грамот, располагались памятные знаки, посвященные подвигам Хоббса во Вьетнаме. Глядя на все эти свидетельства героических триумфов, можно было только удивляться, почему мы не выиграли ту войну.

– Потрясающая скромность, – сказал я.

– Он заслужил все это, – ответила агент Сподек.

Я решил повысить свой статус, чтобы не выглядеть никчемным в глазах красотки.

– Кстати, лично я спас золотистого ретривера от смерти в приюте для животных.

– Как это мило с вашей стороны, – сказала она без выражения, оставив меня в недоумении, что я не так сказал.

Может, тема требовала присутствия Тары рядом со мной, или, скажем, это работает только на открытом воздухе? Тут было над чем поразмыслить, но я просто кивнул и принялся оглядывать комнату.

Когда я держал в руках одну из вьетнамских фотографий, дверь открылась, и вошел Хоббс. Ему было лет пятьдесят, не слишком массивный, но энергичный и в хорошей форме – он был из тех людей, которые могут доминировать в любой компании. Хоббс увидел фотографию в моих руках.

– Это были опасные, но захватывающие времена, – сказал он. – Где вы служили тогда?

Я был на добрых пятнадцать лет младше, чем самые молодые из служивших во Вьетнаме, но упоминать об этом не стал.

– Нет, я не служил тогда, – сказал я, щелкнув пальцами, что должно было означать мое сожаление по поводу этого факта. – Мне не повезло.

– Это было не так уж весело, можете мне поверить.

Фраза была достаточно банальна и не произвела на меня впечатления в отличие от рукопожатия. Помните, как Супермен сжал кусок угля и тот под давлением превратился в алмаз?

– Дарен Хоббс, – улыбнулся он. – Приятно познакомиться.

Не дожидаясь, пока к руке вернется чувствительность, я ответил:

– Энди Карпентер. Спасибо, что согласились встретиться со мной так скоро.

– Никаких проблем. – Он посмотрел на часы. – Хотя у меня и не прорва времени. Гастингс сказал, что это важно.

– Это действительно важно. Я представляю в суде женщину, обвиненную в убийстве Алекса Дорси.

Хоббс посмотрел через мою голову на агента Сподек, словно вдруг впервые обнаружил, что она здесь находится.

– Мы разберемся, Сподек, – сказал он, отпуская ее.

Когда агент Сподек скрылась за дверью, Хоббс продолжил разговор так, словно ее здесь никогда и не было.

– Дорси всегда был кандидатом на убийство.

Я кивнул.

– Но моя клиентка не совершала этого убийства. – Я решил не делиться с ним тем фактом, что Дорси все еще жив и звонит по телефону. Это не имело никакого отношения к тому, что я собирался выяснить.

Он улыбнулся.

– Еще один невиновный клиент… Так чего же вы хотите от меня?

– Вы ведь занимались делами, касавшимися в том числе и Дорси, пару лет назад, когда Отделу внутренних расследований почти удалось прищучить его. Я знаю, что вы или по крайней мере ФБР тогда вмешались.

– Вам это известно? – Он улыбнулся, по-видимому, удивляясь.

– А вы утверждаете, что дело было не так?

Он, кажется, это и собирался сказать, но потом почему-то решил уступить.

– Да нет, черт возьми, именно так и было. Надеюсь, это останется между нами.

– Объектом вашего внимания был Дорси?

– Да что вы. Мы ловили рыбку покрупнее.

– И кто это был?

– Кто это был – не ваше дело. Следующий вопрос?

– Ваше расследование все еще продолжается?

Он грустно улыбнулся.

– Нет, а жаль. Эта кутерьма с Дорси погубила все дело – слишком многое было предано огласке.

Непробиваемый Гастингс обмолвился, что следствие все еще продолжалось, однако Хоббс отрицал этот факт. Возможно ли, что Хоббс не доверяет Энди Карпентеру, адвокату?

Я продолжал задавать вопросы, а он продолжал улыбаться и отвечать, нагружая меня совершенно бесполезной информацией. У него могло быть то, что мне нужно, но я уже понял, что ничего не дождусь от него. А может, действительно у него ничего не было.

Я ушел примерно через полчаса – Хоббс пожелал мне удачи и предложил обращаться, если мне когда-либо понадобится его помощь. Если мне еще когда-нибудь понадобится съездить на абсолютно бесполезную встречу и потратить впустую немного времени, я непременно позвоню ему.

Вернувшись домой, я узнал от Кевина, что Дилан передал некоторую информацию из досье Дорси, правда, не касающуюся ни тех улик, что собрала на него Лори, ни материалов Отдела внутренних расследований.

Но сначала мы отдали должное обеду, который приготовила Лори. Чтобы не томиться от вынужденного безделья, она с головой окунулась в кулинарию. Сегодня был салат с крабовым мясом, потом фусилли аматрициана, на десерт она испекла шоколадно-ореховые пирожные. Это было так вкусно, что я не отставал от Кевина. Если мы не покончим как можно быстрее с домашним арестом Лори, она нас раскормит до безобразия.

После обеда мы с Кевином перекатились в гостиную и приступили к изучению материалов из досье Дорси. В основном это была биография, изложенная в хронологическом порядке, и, надо заметить, биография весьма положительная. Дорси вырос в Огайо и получил степень бакалавра истории в Университете Огайо. Затем вступил добровольцем в армию и довольно долго прослужил во Вьетнаме. (Вероятно, повидал немало боев и заслужил несколько наград.) Вернувшись домой, Дорси переехал в Паттерсон, где записался в полицейскую академию. Его восхождение по служебной лестнице проходило быстро и не было отмечено никакими яркими событиями.

В досье не попал ряд мелких деталей биографии Дорси – так, пустячки вроде его связи с организованной преступностью, интерес к нему со стороны Отдела внутренних расследований, повлекший служебный выговор. Ни слова не было сказано о его исчезновении и реальной или сфальсифицированной смерти. Кевин должен будет завтра запросить доступ к этой информации, от которой во многом зависят наши шансы на победу.

Зазвонил телефон, и Лори сняла трубку. Я слышал ее реплики типа «Как твои дела?» и «Со мной все в порядке». Примерно через полминуты такого разговора Лори отняла трубку от уха и сказала: «Это Николь». Мы с Николь развелись несколько месяцев назад и после развода не общались.

Судьба способна на удивительные штуки. Моя бывшая жена, чей отец благодаря мне был обвинен в множественном убийстве, общается с моей нынешней возлюбленной, которой предъявлено обвинение в убийстве путем обезглавливания.

– Здравствуй, Николь, – начал я самым светским тоном.

– Здравствуй, Энди. Как дела?

Этот изысканный разговор продолжался около минуты, и ей пришлось перейти к цели звонка. Наконец Николь сообщила, что ей надо поговорить со мной лично, и она надеется, что завтра утром я смогу подъехать.

Я не хотел встречаться с ней, у меня не было ни времени, ни желания, да и смысла никакого в этом не было. Ни за что, твердо решил я. Завтра в десять утра, сказал я. Позавтракаем где-нибудь поблизости от ее дома, расставил я все точки над «i».

* * *

По виду Николь не скажешь, каково ей было в последний год. Тяжелое ранение – в нее попала пуля, предназначенная мне. Ее отец, сенатор Соединенных Штатов, был обвинен в множественном убийстве. Наконец, она прошла через процедуру развода. И это при том, что ранее с ней не случалось ничего неприятнее случая, когда ей не достались билеты в первый класс на самолет в Париж.

Выглядела она роскошно, прекрасный загар – может, ее отец отбывал наказание в государственной тюрьме Оаху и она постоянно там бывала.

Николь слегка приобняла меня, приветствуя, и мы направились к нашему столику. Слава Богу, она, кажется, поняла, что весь лимит незначащей болтовни мы исчерпали вчера вечером, потому что сразу перешла к делу.

– У отца обнаружили рак, – сказала она.

– Мне очень жаль, – ответил я.

Она кивнула.

– Спасибо, но вот он чуть ли не рад. Думаю, он предпочел бы тяжелый сердечный приступ – это быстрее.

Сидеть в тюрьме для Филиппа такой позор, что он предпочел бы смерть, вот что сообщила Николь. За рамками разговора остался тот факт, что в тюрьме он оказался благодаря мне. Так что сохранить после развода дружеские отношения мы и не пытались.

Николь спрашивала меня об иске Уилли Миллера против Виктора Маркхэма и ее отца. После смерти отца половина суммы, которую выиграет Уилли, будет выплачена из ее наследства. Какой бы эта сумма ни оказалась.

– Я просто в панике, Энди. Боюсь потерять все.

– Николь, – сказал я, – давай не будем трогать эту тему.

Так уж все сложилось в этом деле, что обсуждать что-либо с Николь было бы и неэтично и бессмысленно, – адвокат не может учитывать интересы бывшей жены в ущерб своему клиенту.

– Я и так уже много потеряла.

Филипп богат, и очень богат – настолько, что даже самый щедрый вердикт присяжных по делу Уилли, какой только можно себе представить, оставит ей не менее двухсот миллионов долларов. Я не стал напоминать ей об этом, Николь прекрасно разбиралась в делах. Но паника была сильнее рассудка.

Ее мольба поставила меня перед необычной этической дилеммой. Речь не шла о том, чтобы отстаивать интересы Уилли с меньшим упорством. Но после нашего разговора у меня появилось тактическое преимущество. Знать, что противник так напуган, – значит знать, сколько из него можно выжать. Могу ли я забыть об этом? Должен ли отказаться от использования этого преимущества в суде?

– Николь, ты затрудняешь наши переговоры.

– Переговоры? – обиделась она. – Вот как ты на это смотришь. После стольких лет, Энди, мы всего лишь ведем переговоры?

– Николь, обратись ко мне через своего адвоката. И мой тебе совет, скажи ему то, что сказала мне. Он должен располагать этой информацией.

Она отрицательно покачала головой.

– Энди…

Но я перебил ее:

– Мне очень жаль, но разговор окончен. Одному из нас пора уходить. Ты предпочтешь, чтобы ушел я или ты?

Она больше не произнесла ни слова, просто поднялась и вышла. Я подождал пять минут, а затем последовал ее примеру.

То, что мой клиент пребывает в моем доме, упрощало многие проблемы, я все больше убеждался в этом. Обычно по дороге домой стараешься выбросить работу из головы и переключиться на домашние дела. Тут же такой конфликт рабочих и домашних интересов не возникал – Лори и была моей личной жизнью.

По дороге домой у меня была возможность сосредоточиться на деле. Вообще мой логический подход (а я отношусь к каждому делу как к соревнованию по разгадыванию головоломок, с выстраиванием стратегии, и в первую очередь с поиском внутренней логики) соответствует этому случаю лучше, чем какому-либо другому. Я всегда рассматриваю каждую деталь, каждый кусочек мозаики, как будто она создана в соответствии с планом (в данном случае и впрямь имелся тщательно продуманный план). В моем представлении не может быть места для совпадения или случайности. Каждый факт, вне зависимости от того, насколько косвенным и незначительным он кажется на первый взгляд, должен быть уложен в общую мозаику дела и всесторонне изучен. Разумеется, после анализа многое на самом деле оказывается случайностью и (или) незначительной информацией, которой можно было пренебречь, но это в любом случае помогает мне как следует обмозговать дело.

Например, первым подозреваемым, которого нашла полиция, был Гарсия. Я согласен с Кевином, это была просто пешка, которую пустили в ход, чтобы Лори выглядела виновной, а чтобы впутать меня в его защиту и Лори – в расследование, был послан Стайнз. Но чтобы это сработало, должны были быть улики и против Гарсии. Если бы у него было надежное алиби, скажем, вечеринка или ресторан с кучей друзей в предположительное время смерти Дорси, ему бы не предъявили это обвинение, а я бы не вызвался его защищать. Дорси должен был точно знать, где будет Гарсия: нельзя было полагаться на волю случая.

Поскольку во время убийства Гарсия расплачивался с людьми Петроне, мне следовало предположить, что Петроне или его приспешники тоже участники заговора. Гарсия сказал, что обычно к нему приезжали и он расплачивался на месте, но в тот вечер он был вызван к ним. Я уверен, не всплыви эта запись из супермаркета, нашелся бы еще какой-нибудь факт, снимающий подозрения с Гарсии, чтобы не осталось других подозреваемых, кроме Лори.

Из этого следует логический вывод, что Дорси и Петроне – или люди, работающие на Петроне, – действовали вместе. Но зачем? Какую выгоду преследовал Дорси – очевидно. Ему удалось благополучно скрыться и в то же время отомстить Лори. Но что с этого имел Петроне? Были ли у него причины ненавидеть Лори? Какова могла быть его выгода от успешного исчезновения Дорси?

Каждое дело – это ряд вопросов и ответов. В начале дела вопросов гораздо больше, а ответы попадаются очень редко. Но по мере того, как дело двигается, ответы находятся, а вопросов становится все меньше. В конце концов, я сложу все кусочки мозаики и выиграю игру. И главным призом мне будет то, что Лори не придется провести остаток жизни в тюрьме.

Доехав до дома, я обнаружил, что контингент расквартированной возле него прессы существенно расширился. Появились как минимум еще две машины телеаппаратуры, и они мешали мне въехать на мое место парковки. Я продолжал попытки, пока они не отогнали машины. Если бы я сдался и оставил машину на улице, мое место захватили бы до конца судебного разбирательства.

Стоило мне выйти из машины, как репортеры налетели, словно рой пчел, и принялись хором спрашивать: правда ли, что Лори утверждает, будто Дорси на самом деле жив и звонил ей на мобильный телефон? Я отказался что-либо комментировать и с некоторым трудом пробился сквозь эту орду к дому.

В гостиной Лори, Кевин и Эдна смотрели телевизор. Немногие дневные выпуски новостей упражнялись в остротах по поводу заявления Лори о том, что она говорила с Дорси. Несмотря на всю серьезность ситуации, насмешки уже начались. Заметив, что результаты теста на ДНК подтвердили, что обугленное и обезглавленное тело принадлежало Дорси, один паяц-телеведущий изобразил обиду и сказал: «А я думал, что мы единственные „говорящие головы“ в штате».

Лори была в ярости из-за того, что ее выставляли посмешищем. В самом деле, в результате утечки информации – подозреваю, что это работа Дилана, – Лори выглядела в глазах общественности так: а) ненормальной; б) виновной; в) смешной и г) все это одновременно. А поскольку общественность – это те самые люди, из которых набирают присяжных, такое положение вряд ли можно было назвать удачным.

Я мог пойти к Топору и подать жалобу, при его неприязни к журналистам он может проявить сочувствие к нашему положению. Однако стереть из памяти общественности то, что люди уже узнали, не под силу даже Топору, все, что он мог, – это запретить впредь публичное обсуждение нашего дела. Но я до сих пор считал, что битва массмедиа сулит нам больше пользы, чем вреда.

Так что, не уповая на помощь судьи, я взялся за дело сам и провел пресс-конференцию на ступенях своего дома. Да, Лори заявила, что Дорси жив. Мы не пытались извлечь из этого какую-либо выгоду, просто обратились в полицию и попросили провести необходимое расследование. Но полиция предпочла не делать свою работу, а растрезвонить все прессе.

– Окружная прокуратура ищет своей выгоды, а не правды, – резюмировал я.

Закончив свое импровизированное выступление, я предложил задавать вопросы. Первый вопрос задала мне журналистка из «Ньюарк старледжер»:

– Если предположить, что вашей клиентке действительно позвонили…

– Ей позвонили, – перебил я. – Она, да будет вам известно, правдивый и честный человек. Вам также должно быть уже известно, что для нас не было и нет никакой выгоды в обнародовании этой информации. Никакого шанса, что полиция или обвинение поверят в это при отсутствии других независимых доказательств. Мы ждали, что они проведут расследование, дабы найти эти доказательства, а не устроят фарс в прессе только для того, чтобы моя клиентка выглядела дурой.

Я ответил примерно на пять вопросов, и в каждом моем ответе непременно содержались завуалированные нападки на обвинение. Я надеялся, что вечерние новости смягчат удар по нашей позиции, и, сделав все возможное в этом направлении, вернулся в дом.

Пару часов спустя мы собрались перед телевизором и обнаружили, что мое сегодняшнее выступление у парадного подъезда немного запоздало. На Лори продолжали нападать и подсмеиваться над ней, и хотя в новостях фигурировали мои протесты, всерьез их никто не воспринимал.

Теперь мы с Лори ложились спать довольно рано. Вероятно, ей казалось, что в ее положении спать гораздо менее обидно и менее болезненно, чем бодрствовать. Когда мы бодрствовали, нам не хотелось говорить только о деле, но, кроме него, не было абсолютно ничего, на чем удалось бы сосредоточиться. Поэтому мы ложились в постель, а потом, не в силах заснуть, я вставал в полночь или немного позже и принимался выстраивать стратегию и просчитывать свои следующие шаги.

Сегодня все было немного иначе. Сегодня мы занимались любовью впервые с тех пор, как начался весь этот кошмар. Идея принадлежала Лори, и это была самая безумная и страстная ночь из всех, какие я когда-либо проводил с женщиной. Это было отчаянно и безудержно, как на палубе «Титаника». Восхитительно. А после я впервые за последнее время уснул крепким сном и проспал всю ночь.

* * *

Главное, чем я занимался, работая над каждым делом, – задавал вопросы. Я спрашивал всех и обо всем. Вопросы (прямые, наводящие, уточняющие или даже риторические) были нацелены на обнаружение новых фактов, которые можно будет использовать в суде. Я собирал все эти ответы, всю информацию, какую только мог, а затем просеивал через сито своей логики. Иногда это помогало мне вычислить правду, иногда, что тоже полезно, вызывало новые вопросы.

Но сейчас ситуация была хуже некуда – я даже не мог добраться до тех, кому надо было задавать вопросы. Мне не попасть к Петроне, не найти Стайнза, а что касается ФБР, то агент Хоббс улыбается мне и не говорит ничего.

Раз крупная рыба не ловится, я решил заняться мелкой рыбешкой – поехать в квартал, где живет Оскар Гарсия, и порасспрашивать людей, которые утверждали, что Лори бывала в тех местах. Разумеется, я не собирался ставить эти факты под сомнение – Лори признавала, что действительно бывала там, следя за Гарсией. Просто мне нужны были детали – вдруг всплывут какие-то полезные для нас подробности.

Ранним утром телефонный звонок изменил мои планы. Звонила женщина.

– Мистер Карпентер, – сказала она, – понимаю, что вы заняты, но я видела вас по телевизору вчера вечером, и мне хотелось бы поговорить с вами о моем муже.

– А кто ваш муж? – спросил я.

– Алекс Дорси.

Она дала мне адрес и объяснила, как проехать к ее дому, обмолвившись, что живет там всего около месяца и не уверена, что объяснила все правильно. Ее объяснения были абсолютно точными, и я доехал за пятнадцать минут. Мог бы и быстрее, но Кевин так припарковал свою машину, что мне пришлось сперва отгонять ее, чтобы выехать самому. Мне было неясно, чего хочет жена Дорси, но совершенно не хотелось, чтобы пресса или Дилан узнали об этом звонке.

Селия Дорси жила в небольшом квартале садовых домиков. Она смотрела из окна, когда я выходил из машины, и открыла мне дверь, прежде чем я успел позвонить.

– Спасибо, что приехали, мистер Карпентер. Проходите, пожалуйста.

Я вошел в домик, состоявший всего из одной комнаты, чуть больше телефонной будки. Каждый квадратный дюйм полезного пространства был забит мебелью, фотографиями и безделушками. Хотя, по ее словам, она очутилась здесь совсем недавно, жилище выглядело обжитым, давно освоенным.

Хозяйка оказалась маленькой, тихой и замкнутой женщиной. Я никогда не был близко знаком с Алексом Дорси, но вообразить его рядом с ней не мог. Он был энергичным и заполнял собой все пространство. Если их сложить и поделить пополам, то, наверное, получится нормальный человек. Так что по зрелом размышлении я пришел к выводу, что они должны были неплохо уживаться.

Она предложила мне кофе, и я почувствовал, что отказ ее огорчит.

– Вы, конечно, недоумеваете, зачем я просила вас приехать, – сказала она, когда мы, наконец, расположились на диване с чашками кофе на блюдцах.

– Вы сказали, что хотите поговорить о вашем муже.

Она невесело засмеялась.

– Я даже не уверена, что он все еще мой муж.

– Что вы имеете в виду?

– Я подала на развод около трех месяцев назад. Окончательные документы пришли как раз вчера, но я не знаю, можно ли развестись с мертвым супругом. Разумеется, теперь факт его смерти находится под сомнением, но это еще больше осложняет ситуацию.

Она заплакала тихонько, словно боялась смутить меня, и дала выход своим чувствам. Я просто подождал немного, пока она успокоится. Ждать пришлось всего несколько секунд, затем она продолжила:

– Я знаю, что полиция не верит вашей клиентке, но я верю. Мой муж жив.

– Почему вы так считаете? – спросил я.

– Ну, во-первых, я просто не могу вообразить его мертвым. – Она улыбнулась. – Но вы, вероятно, надеетесь услышать нечто более существенное.

– Это так.

– Я слышала, как он говорил о фальсификации своей смерти.

Ура! Есть! Наконец-то найден нужный факт.

– Когда?

– Два года назад, когда им занялся Отдел внутренних расследований.

– А с кем он это обсуждал? – спросил я.

– Я точно не знаю. Вы должны понять: последние пять лет нашего брака, а возможно, и гораздо дольше, мой муж не посвящал меня ни в какие свои дела. В какой-то степени я была рада этому – чувствовала, что среди его дел есть вещи, которые мне не хотелось бы узнать. Однако был один мужчина, с которым он очень часто общался, и делать это старался втайне. Но я кое-что подслушала, невольно, конечно, в том числе и разговор с этим мужчиной о подготовке фальсификации.

– А откуда вы знаете, что это был мужчина?

– Сейчас, когда вы спросили, я уже не уверена. Но он всегда называл этого человека «лейтенантом», и хотя женщина-полицейский, конечно, тоже может продвинуться по службе до этого звания или даже выше, мне почему-то всегда казалось, что это мужчина.

Судя по тому, что я знал о Дорси и о департаменте, ее предположение скорее всего было верным.

– Вы не помните, что именно он говорил?

– Точно вспомнить не могу, но что-то вроде: «Если они не отвяжутся от меня, мне придется испариться». А потом он засмеялся и сказал: «Они похоронят мой гроб, но меня в нем не будет».

– И вы никогда не спрашивали его об этом?

Она покачала головой.

– Нет, но это была одна из тех вещей, которые заставили меня задуматься о перспективах моего брака. В конце концов я поняла то, что следовало понять намного раньше: уже много лет назад я ничего не значу в его жизни. Так что пора уйти.

– Но вы не ушли.

– Нет. А когда я подала на развод, он уже забрал все наши деньги.

– И куда их девал?

– Я бы сама хотела это знать, – улыбнулась она еще более печально. – Но если вы проследите путь денег, найдете Алекса. Деньги – одна из тех вещей, которые им движут.

– А что еще им движет? – спросил я.

– Власть и месть. Если ему удается властвовать над теми, кого он ненавидит и кому хочет отомстить, это для него триумф. Подозреваю, именно это сейчас и испытывает на себе ваша клиентка.

– Могу ли я задать вам вопрос, что движет вами?

– Что вы имеете в виду? – смутилась она.

– Почему вы позвонили мне?

Она помолчала с минуту, раздумывая над этим.

– В течение многих лет я дарила Алексу любовь и понимание, но видно было, что это не имеет для него никакого значения. Он уничтожал людей, а я стояла рядом и наблюдала, а потом сама стала одной из тех, кого он уничтожает. Мне стало стыдно за себя. Если я могу быть вам полезна хоть чем-нибудь, я сделаю все возможное.

В ее голосе была удивительная жесткость и решимость. Это была тактичная, деликатная и ранимая женщина, но я бы без колебаний пошел с ней в разведку, если бы началась война.

Селия снабдила меня всеми финансовыми документами, какие только смогла найти, чтобы я мог взять след и проследить путь денег Дорси. Это было дело как раз для величайшего знатока финансовых ходов и выходов – Сэма Уиллиса.

Сэм удивился, когда я приехал в офис, и выразил сочувствие по поводу Лори. Он решил, что я заехал узнать, как идут дела с кузеном Фредом. Они довольно неплохо спелись, и я скоро стану даже еще богаче, чем сейчас. Что ж, недурно.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал я. – Надо найти одного человека. Или, по крайней мере, его деньги.

Он немедленно меня понял и выказал готовность работать.

– Кого?

– Алекса Дорси, – сказал я.

– Убитого полицейского? Вернее, якобы убитого?

– Именно его. – Я вручил Сэму финансовые документы, которые дала мне Селия, и он несколько минут просматривал их.

Выражение его лица было таким же, как у хирурга-ортопеда, который изучает результаты компьютерной томографии мозга, апеллируя к своему многолетнему опыту, дабы разобраться в том, что для меня является китайской грамотой.

– И этот тип был полицейским? – спросил он.

– Да, – кивнул я.

– Это довольно мудреная фигня.

Он позвал Барри Лейтера из другого кабинета, и они оба принялись напряженно изучать документы. Примерно каждые двадцать секунд Барри восклицал: «Ого!» или «Ни хрена себе!»

Я был рад, что внес свежую струю и доставил им обоим столько удовольствия, но все же не выдержал.

– Если известно, что он забрал свои деньги, вы сможете обнаружить, куда они направились? – спросил я.

– В значительной степени, – сказал Сэм. – Мы можем рассказать тебе о них довольно много, но, боюсь, точно определить город не удастся.

– Почему?

Он пожал плечами.

– Городов полно, однако всякий город одинаков – там кино и магазины, запах пива и бензина. И, смотря в лицо прохожим, я понимаю: похоже, мне давно пора вернуться, пора вернуться домой.

Да, видимо, я в крайне отчаянном положении, раз торчу здесь и готов положиться на человека, страдающего маниакальным пристрастием к разговору словами из песен. Ладно, попытаюсь просто не обращать на это внимания.

– Сколько времени тебе понадобится, чтобы вычислить его? – спросил я.

– А я вообще не собираюсь этим заниматься. Я в отпуске с завтрашнего дня. Барри обо всем позаботится.

– Ты справишься с этим? – повернулся я к Барри.

– Конечно, мистер Карпентер, – улыбнулся он. – Без проблем. Начну искать сегодня же ночью, с моего домашнего компьютера. Думаю, к завтрашнему дню закончу.

Видя, что я сомневаюсь, Сэм заверил, что для Барри это действительно не составит никакого труда. К тому же он позвонит, дабы удостовериться, что все идет гладко.

– Куда же ты едешь? – спросил я.

– В Пуэрто-Рико улетаю. Немного поиграю… позагораю…

– На самолете ты улетаешь? Когда вернешься, не представляешь? – не мог я удержаться.

Сэм засиял и промурлыкал:

– Ну что же, детка, до свиданья, я ненавижу расставанья…

* * *

Снова наблюдать, как Пит Стэнтон набивает свою пасть дорогущей жратвой за мой счет, было выше моих сил, и я предложил встретиться в «Тако Белл».[4]4
  Сеть закусочных быстрого обслуживания; специализируется на блюдах мексиканской кухни. Насчитывает более тысячи ресторанов по всей Америке. На эмблеме изображен колокольчик.


[Закрыть] Пит назвал меня скупердяем и сукиным сыном, но у него была генетическая предрасположенность к поеданию кукурузных лепешек, начиненных поджаренными бобами, а я вдобавок пообещал самый большой стакан пепси, так что он, в конце концов, согласился.

Мы встретились в шесть вечера, и к 18.02 я закончил излагать ему новости о развитии дела. Он сказал, что Сабонис всерьез воспринял сообщение Лори о телефонном звонке и что расследование о местонахождении Дорси, а также и о возможной ошибке в идентификации личности сожженного продолжается.

– Сколько лейтенантов служит в департаменте? – спросил я.

– А что, ты решил сделать карьеру в полиции? Тогда тебе придется начать со звания пониже.

– Ну же, Пит, сколько их?

Он подумал с минуту.

– Включая меня… шесть.

– Два года назад, когда было расследование по делу Дорси, это были те же самые лейтенанты?

Он задумался, на этот раз надолго.

– Ну, тогда Дорси сам был лейтенантом. А что до остальных… Почти тот же состав. Нет, думаю, тогда их было пять. Макрейнольдс точно был произведен в лейтенанты немного позже. А теперь, может, скажешь мне, зачем тебе это?

Я кивнул.

– Я получил информацию, что Дорси работал в паре с другим лейтенантом. И они занимались не защитой граждан и восстановлением справедливости. Есть идеи, кто мог быть этот второй?

– Нет, – ответил он чуть поспешно, словно отводя от себя подозрение. – Я был не в его команде.