Текст книги "Дублер"

Автор книги: Дэвид Николс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Звучит интересно.

– На самом деле нет. Я хочу сказать, ведь все что-то пишут, разве не так? Если вы спуститесь на эту вечеринку, подойдете к кому-нибудь и спросите, как ему пишется, никто не спросит: «Что пишется?»

– А вы показывали кому-нибудь что-нибудь?

– Нет…

– Так нужно показать.

Она сильно затянулась сигаретой и сурово посмотрела на него:

– Зачем нужно?

– Ну, потому что, я думаю, в таких вещах важно быть настойчивым.

– Следовать за своими мечтами?

– Нет, просто иметь амбиции. Найти то, что любишь делать, и делать во всю силу своих способностей. – Он искоса глянул на нее, чтобы понять, сойдет ли это ему с рук. По крайней мере, не было никаких внешних признаков насмешки. – А кроме того, я подозреваю, что у вас должно здорово получаться.

Она пренебрежительно поджала губу:

– Это вы просто говорите, чтобы сделать мне приятное. Откуда вам вообще знать?

Стивен почувствовал себя оскорбленным. Он прекрасно умел говорить людям приятные слова, но тут был не тот случай.

– Из того, как вы говорите. Вы просто выглядите так, будто бы у вас здорово получилось – в смысле, хорошо писать. Вот и все.

Нора чуть опустила голову, как бы извиняясь, и забрала у него бутылку шампанского:

– Спасибо, Стивен. – Она сделала долгий глоток, вытерла брызнувшее на подбородок шампанское тыльной стороной руки, а потом быстро всосала каплю с пальца – и этот жест поразил Стивена: таким он показался чудесно ловким, живым и классным.

Вскоре после распада его брака, когда Стивен достаточно собрал себя по кусочкам и взял в руки, чтобы выехать из квартиры, он начал замечать, что приобрел досадную способность вызывать у женщин необоримое желание сходить в туалет. Когда ему случалось бывать на вечеринках, то в какой-то момент – обычно когда он упоминал о разводе – женщины легко касались его руки и говорили: «Вы меня извините? Мне надо сходить по-маленькому». И Стивен понимал, опять и снова, что фактически стал Человеком-Диуретиком, супергероем с крайне узкоспециализированными способностями. Обычно он не придавал этому большого значения: развод выщелочил из него все и всяческие романтические инстинкты, а избегать случайных сексуальных связей без любви ему удавалось обескураживающе легко. Но все-таки он удивился и немного занервничал, когда понял, как сильно хочет, чтобы Нора осталась здесь, с ним. Они опирались о перила рядом, и Стивен ощущал давление ее локтя на свой. Положить ладонь на теплый изгиб красивой спины, наклониться и…

– Хотите узнать, о чем мы с Джошем спорили?

– Только если вы сами хотите мне рассказать.

– О’кей, в общем так. Мы готовились к вечеринке и просто, ну, знаете, занимались любовью, и все было классно, и он навис надо мной с этим своим полусонным, как при запоре, образцово-романтическим выражением лица, специальным таким, для крупных планов, и сказал, что я… – она чуть содрогнулась, – что я – ветер под его крыльями.

– О!

– Как будто мне должно было понравиться, как будто это какое-то великое достижение, исполнение мечты – быть чьим-то ветром? В общем… потом была ссора с воплями и… Ой, ну я не знаю. Это было так глупо… – Чтобы чем-нибудь себя занять, Нора швырнула сигарету за перила океанского лайнера, следя за траекторией ее полета. – Ну и ладно, хрен с ним. Пусть Джош Харпер сам себе будет чертовым ветром…

– Ой-ой-ой, что это здесь происходит? – раскатился по крыше голос.

Оба повернулись и увидели на другом конце крыши безумно ухмыляющегося Джоша с вытянутыми вперед руками – в каждой по бокалу. За ним ковыляла молодая женщина в некой вариации на тему платья: два прямоугольника черной кожи, связанные на боку кожаным шнурком, который впивался в голое тело, демонстрируя отсутствие на даме белья, и заставлял ее выглядеть искусно и тщательно связанной. Она явно была очень пьяна и изо всех сил старалась встать прямо на высоких каблуках на мокром настиле.

– У нас тут приватная беседа, Джош. Вали отсюда! – подчеркнуто медленно сообщила Нора.

– Но Буллит, вообще-то, должен работать. Буллит, ты настоящий халявщик! – возразил Джош, обнимая Стивена за плечи и шутливо помахивая пальцем у него перед носом. – Я плачу тебе пятнадцать фунтов в час не за то, чтобы ты тут простаивал, болтая с моей миссус.

– Да пошел ты, Джош! – буркнула Нора, беря сигарету из пачки Стивена.

– У-у-у-у! – Джош и девица заговорщически засмеялись, и на секунду Стивен ощутил то же потрескивание растущего напряжения, какое чувствовал на школьной площадке перед тем, как начаться драке.

– Эй! Эй-эй-эй! – воскликнул Джош, теперь обхватывая за плечи Нору. – Я же просто шучу, любовь моя. Стив может делать все, что захочет. Мы же все друзья, так ведь? – И он запечатлел мокрый пьяный дружеский поцелуй на щеке Стивена и выдул маленькую ягодку малины на голую шею Норы. Та, видимо, найдя малину не столь эротически приятной, как надеялся Джош, изогнулась и высвободилась. Он схватил ее за талию. – Скажи-ка мне, кто тут моя любимая малышка?

– Вот не знаю, Джош, кто же твоя любимая малышка.

– Конечно же ты. Эй, ты же пропустила, как я разрезал торт!

– Правда? Ну, я уверена, что кто-нибудь это заснял.

– Это уж точно.

– Что ж, вот видишь: ты уходишь – момент остается, – пропела Нора, и даже сквозь пьяную муть на лице Джоша проступил мгновенный отблеск искренней обиды.

Стоящая чуть поодаль девица в заплатах черной кожи споткнулась и выругалась.

– Прошу прощения, я тако-о-ой гру-у-убый! – воскликнул Джош. – Вот, люди, это… – Его рот остался открытым, ища имя.

– Ясмин, – отрекомендовалась девица, шатаясь взад-вперед, зажатая в ловушке из каблуков и мокрого пола. – Ясмин, с «я», а не с «жа».

– Конечно с «я», – мурлыкнула Нора, протягивая руку и вставляя сигарету ей в рот точно посередине, как дыхательную трубку. – Ясмин, дорогуша, не хочешь что-нибудь надеть на себя? А то ведь простудишься насмерть…

Меняя тему, Джош крепче сжал плечи Стивена и Норы:

– Итак! О чем это вы двое тут говорили – не обо мне, я надеюсь?

– Знаешь, тебе и правда пора бы уже перестать считать, что люди говорят только о тебе, Джош, – буркнула Нора, пытаясь стряхнуть руку мужа.

– А я и не считаю!

– Есть и другие темы для разговоров, знаешь ли.

– Я знаю! Я знаю! Я пошутил! – Джош поднял руки, сдаваясь. – Господи, Нора, почему ты так мучаешь меня? Я же извинился, правда? – Они все постояли в молчании секунду, слушая неумолчный гомон вечеринки внизу.

– Ох, чертов ад, – пробормотала Ясмин, вдруг неловко опускаясь на колени и пытаясь вытащить свой каблук из настила, не пролив коктейля. – Тут, наверху, адская холодина. Я иду обратно в дом. – Стивен заметил, как Нора буравит взглядом ее затылок и крепче сжимает горлышко бутылки, стоящей под боком, словно дубинку.

– Ну и кто эта Ясмин, Джош? – прошипела Нора.

– Понятия не имею. Вроде бы танцовщица какая-то.

– Танцовщица! Балет? Джаз? Пилон?

– Смешно, Нора, очень смешно.

– Наверное, я тоже лучше пойду вниз, – промямлил Стивен, но Нора и Джош, кажется, не услышали.

Они стояли лицом к лицу, сцепившись взглядами. Джош крепко держал Нору за плечи, будто не давая ей сигануть за перила. Уходя, Стивен слышал, как они переговариваются тихими напряженными голосами.

– И как попала эта незнакомка на твою вечеринку?

– Она не незнакомка, она… подруга друга или что-то в этом роде.

– Подружка друга?

– Да не знаю я. Я просто пытался быть общительным, компанейским, ну, ты же понимаешь, приятным, а не слоняться мрачно, скалясь на всех.

– И поэтому ты привел ее на крышу? Чтобы вы могли приятно провести время друг с другом?

– Нет, чтобы показать ей вид с крыши! Точно так же, как вы со Стивом.

– Ну, не совсем так же, Джош.

– Почему не так же?

– Потому что я ни в коем случае не собиралась расстегивать его ширинку зубами…

– Ой, ради бога, Нора, только не это опять. Почему ты не можешь просто поверить, что я тебя люблю?

– Ты делаешь это не слишком простым, Джош.

– Иди сюда, Нора.

– Нет, Джош.

– Пожалуйста…

Не оглядываясь, Стивен продолжил путь к лестничным перилам и начал спускаться обратно, в гущу вечеринки – и тут из зала внизу донесся ужасный грохот бонгов.

Эррол Флинн на антибиотиках

Задним числом Стивен понял, что ему нельзя было покидать Нору. Если бы он спустился по водосточной трубе и сбежал домой или даже засунул руки в карманы и бросился на бетонку внизу, вечер все равно оставил бы в его памяти один-два приятных мгновения. Но он решил вернуться на праздник, как возвращаются к невзорвавшемуся фейерверку, и с этого момента был обречен.

Выяснилось, что спуск по винтовой лестнице требует гораздо большей концентрации, чем подъем: из-за стеклянных ступенек казалось, будто ступаешь по воздуху, а ноги словно вязли и проваливались. Адам, главный среди официантов, ждал его внизу, яростно вытряхивая пепел из пепельниц в ведро с шампанским.

– И где, черт тебя дери, ты был?! – рявкнул он.

– Просто разговаривал, – промямлил Стивен, чей язык внезапно оказался слишком большим для рта. – Джош сказал, что все о’кей.

Адам прищелкнул языком и сощурился:

– «Джош сказал, Джош сказал»… Ты знаком с боссом, суперзвезда, и все равно ты лишь официант.

Стивен ощерился Адаму в спину, потом пошел на кухню за очередным подносом с напитками, осушив бокал красного вина залпом, в ковбойском стиле.

Когда много людей непрерывно пьют несколько часов, то наступает чудесный момент, когда все одновременно достигают состояния идеального праздника: расслабленного, задушевного, любознательного, симпатичного, дружелюбного и открытого. Этот идеальный пик продержался где-то минуты полторы и прошел много, много часов назад. Вечеринка преобразилась в нечто новое и отвратительное: напитки разлились, стринги выползли наружу, дорогие хай-фай-колонки перегорели, но все еще бумкали и жужжали. Говорили на повышенных тонах – звучало это зачастую смешно, – и громкие имена уже не столько роняли, сколько швыряли. Кучка кайфующих небритых юнцов (в футболках с надписями «Дислексик» и «Вы хотите сказать, что…») столпилась вокруг диджейского пульта, меряясь айподами, и музыка вошла в поп-ироническую фазу. Одни гости плясали весьма откровенные танцы, растирая битое стекло в порошок, другие сгрудились тесными кружками, вопя и агрессивно флиртуя. Вся картина напоминала сборище пьяных глухих нимфоманов, а Стивен невидимкой проходил сквозь толпу в защитном стеклянном пузыре обслуживающего персонала, вежливо улыбаясь, благоразумно держась подальше от любителей телефонной фотографии, разливая напитки и собирая покинутые полуполные бокалы, в каждом из которых плавал измазанный помадой окурок. В какой-то момент он обнаружил, что вручает напитки крошечной молодой женщине в платье на тонких бретельках, пытавшейся докричаться до высокого, худого, вычурно разряженного мужчины с маленькой, будто наклеенной эспаньолкой. Красавчик, заметно потевший под твидовой фуражкой-капитанкой, оказался не слишком широко известным молодым актером, чей успех опирался на роли высокомерных ехидных ублюдков.

– …Я хочу сказать, что телик – это о’кей, он оплачивает счета, – говорила женщина, жуя жвачку, как будто ей в челюсть встроили мотор, – но театр – моя первая любовь. Он насто-о-олько сильнее возбуждает меня: вот само это ощущение «с глазу на глаз», будто может случиться что угодно. Говорю тебе, я бы ушла из «Саммерс и Сноу» вмиг – в чертов миг – ради шанса сыграть в классной новой пьесе…

Стивен пригляделся к женщине повнимательнее, и, да, это была его недавняя коллега: дерзкая, независимая женщина-полицейский Салли Сноу из сериала, в жизни – Абигейл Эдвардс. Взяв бокал с его подноса, она заметила его взгляд и выдала улыбку, которую Стивен ошибочно посчитал знаком дружеского узнавания.

– Доброго всем вечера! – жизнерадостно сказал он, ради веселья преклоняя колено.

Женщина-полицейский Салли Сноу наморщила нос:

– Извините, мы разве…

– Мы играли вместе!

– Ой! Правда?

– Угу. На прошлой неделе, помните? Вот вам подсказка. – И он закатил глаза и свесил язык на сторону. Абигейл и красавчик с эспаньолкой только глазами захлопали. – Я был Мертвым Парнем. Четвертой жертвой убийцы. На прозекторском столе в морге. Вы упали в обморок, когда патологоанатом достал из меня легкие, помните?

– О, да, да. Конечно! Вы Мертвый Парень.

Молчание.

– По имени Стивен, Стивен Маккуин. Стивен через «пи эйч», а не тот, который знаменитый! – бормотал он, думая, что с этого, наверное, следовало бы начать.

– Нет, явно не о-о-он, – протянул мужчина с наклеенной бородкой, доказав, что его профессиональное амплуа ехидного ублюдка не такая уж натяжка, и Стивен внезапно ощутил порыв оторвать гаду бородку или, по крайней мере, получить удовольствие от попытки.

– Так что, возможно, вы меня не узнали, поскольку на этот раз я в одежде! – заявил он, повернувшись к Абигейл, но его реплику поглотили оглушительные звуки песни «Jump» Ван Халена.

– Что-о-о вы сказали? – протянул потеющий модник, глядя на него из-под приспущенных век.

Даже сквозь алкогольный туман Стивен понял, что его заявление было ошибкой. Он не хотел ее повторять, но не видел другого выхода.

– Я сказал, что она, возможно, не узнала меня в одежде!

– Что? – повторил красавчик, поднося руку к уху.

Подтверждая принцип, что чем больше раз повторить реплику, тем она станет смешнее, Стивен сказал:

– Она, возможно, не узнала меня в одежде.

– Мы тебя не слыши-и-им.

– Я сказал, она, возможно, она, возможно, не, я сказал, она, возможно, не…

– Говорите громче, пожалуйста.

– Я сказал, она, возможно, не узнала меня…

– Еще раз…

– Я сказал, она, возможно…

– Еще?

– Она, возможно, не…

И Абигейл Эдвардс сочувственно положила руку ему на предплечье, как будто навещала своего поклонника в больнице:

– Мы вас слышим. Не обращайте на него внимания. Он просто дразнит вас.

«О, ладно, я понял. Что ж, может быть, в таком случае ему лучше пойти трахнуть самого себя?» – подумал Стивен и вдруг по выражениям их лиц понял, что еще и произнес это вслух. Все трое стояли молча: мужчина самодовольно ухмыльнулся и фыркнул в нос, ничуть не уязвленный, Абигейл кусала губу и оглядывалась по сторонам, а Стивену пришло в голову, что, если бы здание было выше двух этажей, он бы точно последовал рекомендации Ван Халена и прыгнул.

– Вы нас извините, нам нужно… – наконец выдавила Абигейл, даже не трудясь закончить свое извинение. – Пойдем! – И женщина-полицейский Салли Сноу схватила красавчика с эспаньолкой и поволокла прочь, словно заложника. Уходя, тот поставил пустой бокал Стивену на поднос:

– Боюсь, вам придется помыть еще немного. – Он ухмыльнулся, подмигнул и отчалил.

Стивен секунду постоял, слегка покачиваясь вперед-назад. Последние остатки пьяного благодушия, сохранившиеся после общения с Норой, теперь улетучились. Он чувствовал себя нехорошо. Нет, хуже, чем нехорошо. Он чувствовал себя… отвратительно. Это был Ад. И Адом были не просто другие люди, а именно эти другие люди. Он заметил, что бокалы на его подносе начали угрожающе позвякивать друг о друга, как при надвигающемся землетрясении…

– Извините? Эй?..

…и что кто-то к нему обращается…

– Э-э-эй! Есть кто-нибудь до-о-ома-а-а?

…чрезвычайно маленькая и поразительно красивая девушка, одна из Юных Знойных Британок, Вскруживших Голову Голливуду, хмуро взирала на него откуда-то снизу, сося леденец на палочке. «Сучка вернулась!» – гласила затейливая надпись на ее футболке. Стивен прочел это и улыбнулся, а затем ощутил внезапную острую необходимость подчеркнуть, что он читает надпись на ее футболке, а не пялится на грудь.

– «Сучка вернулась!» – прочитал он вслух, довольный тем, что ему удалось избежать потенциально неловкого момента.

– Да, да, круто, очень умно, а теперь слушай: мы разлили красное вино, – сообщила Юная Знойная Британка, вытаскивая изо рта леденец и размахивая им перед носом Стивена. – Ты не мог бы принести немного соли? Если это не о-о-очень уж большая проблема?

– Абсолютно не проблема. Соль. – И он рассеянно сунул поднос с грязными бокалами девушке. Та инстинктивно подхватила поднос и теперь стояла и ошарашенно смотрела на него, держа на вытянутых руках, будто ей всучили голову Иоанна Крестителя.

– Извини-и-ите-е-е! – проблеяла она, но Стивен уже шел в прямо противоположную от кухни и соли сторону, второй раз за этот вечер ища убежища в туалете.

Каким-то чудом там не оказалось очереди, вероятно, потому, что все уже слишком упились, чтобы суметь найти это место, и с огромным облегчением Стивен запер за собой дверь. Ванная сильно изменилась по сравнению с тем парадным резиново-бронзовым салоном, в котором он прятался пять – нет, подскажи господи, – шесть часов назад. Теперь сильнее, чем стойкий опьяняющий аромат свечек от «Диптик», ощущался запах наркотиков и отдающей спаржей мочи. Стивен вздохнул и наклонился над унитазом, вытянув руки перед собой, будто на обыске.

Разве обязательно, чтобы все было так? Разве пьяные актеры не должны становиться еще симпатичнее? Как, например, эти буйные кутилы, пьяненькие и подогретые тестостероном мужики вроде Бёртона, или Харриса, или Флинна, или его собственного тезки – великодушные, безответственные силы природы, заполняющие все пространство судорожным смехом, и при этом их дикий, необузданный алкогольный шарм растапливает сердца прекрасных женщин. Вряд ли он сам растопил сегодня хоть чье-нибудь сердце. Цепляясь за бачок, Стивен даже засомневался, что сможет удачно помочиться, и вспомнил – поздно, слишком поздно, – что амплуа «пьяного симпатяги» никогда ему не удавалось. Выпивка не сделала его ни разнузданным, ни смешным, ни дерзким, ни одиозным. Он не стал необузданным, если уж на то пошло, алкоголь его, наоборот, обуздал. Стивен чувствовал себя так, будто нанес самому себе чудовищную рану, будто сам выбрал лечь под грузовик. Как любой школьник, он знал, что смешивать вино с виски – плохая идея, но чередовать вино/виски/антибиотик/вино/виски/виски/вино/антибиотик/виски/вино/виски было уже запредельной глупостью. Он решил все свалить на загадочные антибиотики. Даже Эррол Флинн знал, что не стоит выпивать, когда сидишь на антибиотиках.

Стивен посмотрел в зеркало и попытался сфокусировать взгляд. Ощущение было такое, будто он напялил бабушкины очки, но все же ему удалось разглядеть, что веки у него набрякли, лицо опухло и обрюзгло, цветом приблизившись к колеру хирургических перчаток. Голова казалась одеревенелой и раздутой, словно ее заполнили монтажной пеной. Он провел левой ладонью вниз по правой руке, чтобы найти запястье, потом часы на нем, придвигая и отдаляя руку от лица в поисках точки фокуса, а потом с огромным трудом перевел физическое положение рук в худо-бедно значащую информацию. Пьянь часов. Его охватило отчаянное, страстное желание протрезветь. Он закрыл глаза и предложил Богу молчаливую сделку: Господи, пожалуйста, сделай меня трезвым прямо сейчас, отвези домой, уложи в кровать, и я обещаю, что больше никогда, никогда не буду пить. Но Бог, судя по всему, уехал на последнем поезде метро, потому что, когда Стивен открыл глаза, стены, пол и потолок ванной уже совершенно явно растягивались и сжимались вокруг него. «Я должен протрезветь. Что делают люди в кино, чтобы протрезветь? Пьют кофе, лезут под холодный душ, получают по морде. Стивен подозревал, что уж по морде получить для него труда не составит.

Раздался стук в дверь.

– Что это вы там де-е-елаете-е-е? – вкрадчиво прокричал женский голос снаружи.

– Умираю, – тихо сказал он сам себе и прислонился лбом к зеркалу в ожидании, пока наполнится медная раковина, а затем наклонился, чтобы поплескать в лицо холодной водой.

На полпути до раковины он остановился. Рядом с туалетными принадлежностями на забрызганном темном мраморе обнаружилась короткая широкая полоска хлопьевидной белой субстанции. Наркотики. Кто-то оставил какой-то наркотик.

Если не считать случайных косяков или восстанавливающего силы глотка из бутылки «Найт Нерс», Стивена никак нельзя было назвать опытным наркоманом. Его последняя встреча с кокаином привела к тому, что он, стиснув зубы, анализировал, почему у него вместо брака вдруг оказалась полная комната людей, совершенно не знающих и не понимающих друг друга. С тех пор он пришел к выводу, что если ему зачем-то нужна унизительная и безнадежная потеря самоуважения, то алкоголь обычно прекрасно с этим справляется. Но теперь требовались отчаянные меры. Возможно, ему нужен именно такой дополнительный пинок: чуть-чуть наркотического кайфа. Кроме того, разве кокаин не должен протрезвлять, да еще и наделять невероятной уверенностью в себе? Возможно, если он примет этот наркотик, то еще спасет себе вечер и хоть немного уподобится, хм, ну, Джошу Харперу.

– Что бы вы там ни де-елали-и, давайте побыстре-е-е!

Теперь устоять было невозможно. Стивен быстро залез во внутренний карман пиджака, нашел бумажник, вытащил затасканную влажную пятифунтовую купюру и как мог скатал из нее вялую неплотную трубочку, потом наклонился над коротким толстым червячком воскообразного кокаина и резко вдохнул. Он запрокинул голову, чувствуя, как вещество проходит по задней стенке горла, и ощутил отчетливый мыльноватый, химический привкус, когда оно начало растворяться. Потом сжал пальцами ноздри, чтобы ничего уж точно не попало мимо, наклонился над мраморной мойкой и стал ждать, когда его накроет волна грандиозной декадентской эйфории. Несколько крошек осталось, поэтому Стивен облизал пальцы и втер белое вещество в десны, в точности так, как видел в кино, сказав себе, что это явно был качественный, чистый наркотик. И только тогда, разглядев ряды дорогих средств для ухода за собой, расставленных на мраморной поверхности, и распознав в химическом привкусе сандал и мускус с хвостовой ноткой аммиака, Стивен понял, что белая воскоподобная субстанция, которую он только что вдохнул, была крошками от дезодоранта-карандаша Джоша Харпера.

Его бросило в пот. Наркотические эффекты от вдыхания карандашного дезодоранта, пусть даже принадлежащего Джошу Харперу, не особенно хорошо задокументированы, но Стивену показалось, что эйфория и уверенность в себе в их число не входят. Кашляя и отплевываясь, он попробовал засунуть голову под сложно устроенный смеситель и с трудом сделал несколько глотков теплой воды из-под крана. Но его голова плоховато помещалась в глубокую медную раковину, поэтому, попытавшись припасть губами к крану, он только больно оцарапал десны и залил костюм горячей водой. Кто-то предусмотрительно оставил на бачке унитаза бутылку красного вина; Стивен схватил ее и принялся пить и пить, пока не исчез мыльный привкус, а потом, кашляя и отплевываясь, прислонился спиной к двери.

Видишь? Вот что случается, когда уходишь из дому, выбранил он себя. Ты сейчас мог сидеть у себя на диване, смотреть старый фильм. Но нет, тебе надо было идти куда-то, выбраться из квартиры. Никогда, никогда больше не выходи из дому…

И тут, наверное, произошла какая-то чудовищная химическая реакция между проглоченным дезодорантом, антибиотиками и всевозможным алкоголем, потому что с этого момента все начало расплываться в тумане.

Стивен помнил, как выжал воду из галстука, потом выбрался из туалета и обнаружил, что окружен тремя невообразимо обольстительными женщинами. Одна что-то сказала – слова звучали приглушенно и отдаленно, будто из-под воды, – а другие рассмеялись. Стивен тоже засмеялся, в своей стильной манере Эррола Флинна, над тем, какие они соблазнительные в своих блестящих платьях, словно русалки, и сказал что-то вслух, что-то насчет русалок, потом повторил, потом порассуждал, как бы ему хотелось быть русалом, добавив для ясности, что сейчас он на антибиотиках и только что вынюхал дезодорант Джоша Харпера. Женщины покивали и обошли его, как обходят дырку в асфальте, а потом все три вместе зашли в туалет. Это показалось Стивену неописуемо провоцирующим актом, так что он попытался пойти за ними, но уже не смог найти дверь. Он ощутил внезапное, иррациональное, необоримое желание постучать на тех бонгах. Возможно, если сыграть русалкам на бонгах, они бы позволили ему присоединиться к компании. Бонги – вот ответ. Бонги – это ключ. Надо. Найти. Бонги.

Затем краем глаза он заметил Юную Знойную Британку в футболке с надписью «Сучка вернулась!», ту, которая просила его принести соли; она сидела на корточках над залитым вином ковриком и обвиняюще махала в его сторону банкой столовой соли. Он обогнул ее, миновал Джоша, который как раз говорил: «Стив Маккуин, это мой приятель Стив Маккуин, его так зовут, можешь себе представить, актер по имени Стив Маккуин, Стив МакКУИН…» А затем, слава богу, Стивен увидел Нору, свою добрую старую подружку и наперсницу Нору, прекрасную, умную, веселую, сексапильную Нору на другой стороне зала – она сидела на диване, помешивая в бокале соломинкой, отчужденно подергивала плечами в такт музыке и казалась печальной, и одинокой, и очаровательной, и очень-очень красивой. И он решил, что его новая миссия в жизни – спасти ее из этого ужасного места и от этих ужасных людей. Она, наверное, тоже осознала эту бесспорную истину, потому что нашла его глазами и улыбнулась. Стивен заухмылялся и показал на нее пальцем, как моряк указывает на обнаруженную землю, и она ответно ткнула пальцем в него, полностью вытянув руку. Стивен посчитал это сигналом, и поплелся, спотыкаясь, и вписался, словно судно на мель, на диван возле Норы. Он что-то лопотал, надеясь, что это похоже на человеческий язык, и она издавала какие-то звуки в ответ – добрые, сочувственные звуки, – а потом, абсолютно волшебно, пощупала его лоб тыльной стороной ладони, будто медсестра.

Вскоре после этого Стивен обнаружил, что лежит на собственном пальто поверх огромной груды других пальто в том месте, которое, наверное, считалось спальней, а Нора вызывала такси, или «скорую», или похоронное бюро – ему было все равно. Сквозь кучу одежды он чувствовал кровать, которая пульсировала в ритме музыки, и, оглядевшись по сторонам, понял, что стены и потолок тоже пульсируют, как раньше резиновые стены ванной. Его желудок внезапно сжался, и заблевать все пальто гостей показалось Стивену весьма реальной перспективой, так что он с трудом заставил себя подняться и поискал точку, на которой можно было бы сфокусироваться – удачный трюк, который он подцепил на занятиях по джаз-танцу, – и остановился на полноразмерной копии белого шлема штурмовика из «Звездных войн». Словно ребенок, только начинающий ходить, он позволил силе тяжести довлечь его до камина и взял в руки блестящий белый стеклопластиковый шлем, стоявший рядом с очень представительной коллекцией статуэток персонажей «Звездных войн», без коробок, но в превосходном состоянии. Внутренняя поверхность шлема была разлинована неровно пожелтевшей пеной и немного пахла плесенью. Может ли ему быть тридцать лет? Может ли он быть – о боже! – настоящим? Очень мало кто из мужчин поколения Стивена – если бы вообще такой нашелся – смог бы устоять и не напялить на себя настоящий шлем штурмовика, так что Стивен почтительно, словно корону, водрузил шлем на голову и чуть не задохнулся от внезапной духоты и смутного запаха яичницы с жареной картошкой от дыхания пилота из 1977‑го. Откуда-то из глубин жаркой, плотной массы его мозга пришел приказ: «Не блевать в шлеме штурмовика!» – и Стивен поспешно снял раритет.

Положив шлем обратно на каминную полку, он вдруг заметил, чтó Джош использовал в качестве подставки.

Награду Британской академии кино и телевизионных искусств: Лучший актер 2000 года.

Стивен взял тяжелый бронзовый приз, одобрительно покачал его в руках, чуть не уронив, потом оглядел комнату в поисках зеркала – просто из любопытства, только посмотреть, как он будет выглядеть с такой наградой.

Он решил, что выглядит великолепно и совершенно естественно и что выглядел бы еще лучше, если бы приз уже не присудили совершенно другому человеку. Чуть покачнувшись, он попытался вытянуть награду перед собой. «Дамы и господа ак’демики, сп’сибо вам всем, что вы прог’л’с’вали з’меня, и, если можно, я бы оч’ хотел сказать огромное сп’сибо моему старому другу и дублеру Джошу Харперу…»

Именно в этот момент Нора Харпер вернулась с известием, что такси прибыло, и с почти сверхъестественной скоростью и ловкостью Стивен сунул приз под пальто, крепко зажав его под мышкой.

И после этого все совсем уж расплылось.

Затемнение.