Текст книги "Меж двух огней"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 39 страниц)

Глава 15

Людмила Адамс, водитель Клауса Гауптмана, открыла ему дверь воздушного лимузина, магнат сдержанно кивнул. Он выбрался из роскошной машины грозный, как громовая туча, да и атмосфера внутри лимузина во время полета была отнюдь не успокаивающей. Но Людмила не относила на свой счет ни сухость кивка, ни гнев. Когда Клаус Гауптман был кем-то огорчен, он давал об этом знать виновному совершенно недвусмысленно. А поскольку он не набросился на нее, то, стало быть, собирается устроить разнос кому-то другому. Людмила давно уже научилась воспринимать его периодические вспышки гнева почти так же хладнокровно, как человек, живущий на склоне действующего вулкана, относится к перспективе извержения. Если они случались, значит, случались, и она привыкла сносить их без вреда для здоровья. Кроме того, каким бы высокомерным и эгоцентричным ни был Клаус Гауптман, он обычно старался загладить свою вину, когда понимал, что сорвался на одного своего служащего из-за провинности другого.

Конечно, так случалось далеко не всегда, и он бывал невероятно мстительным старым ублюдком, но Адамс уже более двадцати лет находилась с ним рядом. Она служила не только шофером, но и руководителем службы безопасности, и личным телохранителем, и обладала качеством, которое Клаус Гауптман ценил больше любых других – компетентностью. Он уважал ее, за прошедшие два десятилетия у них сложились хорошие взаимоотношения. Это были отношения хозяина и нанятого работника, не равноправные, зато гарантировавшие ей определенную защиту от его мерзкого характера.

Теперь он шагал за ней по ухоженной лужайке имения Гауптманов. Низкий, широко раскинувшийся особняк, казалось, имел в высоту всего два этажа, но внешность была обманчива. Хотя сами Гауптманы и их маленькая армия слуг жили на этих верхних этажах видимых всем, зато девяносто процентов здания было скрыто в девяти цокольных и подвальных уровнях, где разместились гаражи, подсобные помещения, отделы сбора и обработки информации и сотни других подразделений, необходимых для управления картелем Гауптмана.

Архитекторы создали гибрид, напоминавший смесь римской виллы со Старой Земли и простого охотничьего домика. Сплав стилей должен был выглядеть смешным, однако пестрая архитектура слилась в единое, гармоничное целое, которое странным образом соответствовало густому лесу, окружавшему имение. Конечно, для цивилизации овладевшей антигравитацией постройка отдавала нарочитой манерностью. Небоскребы были намного дешевле и эффективнее в использовании рабочего и жилого пространства: всегда легче строить вверх, чем зарываться вниз, да и слугам в правильно спроектированном высотном здании не приходится проходить по полкилометра от кухни до столовой. Но дедушка Клауса Гауптмана решил, что ему нужно деревенское поместье, и построил именно деревенское поместье.

– Нам сегодня еще будет нужна машина, сэр? – спокойно спросила Адамс.

– Нет, – бросил Гауптман, затем сам себя одернул. – Простите, Мила. Я не хотел вам нагрубить.

– Это входит в мои обязанности, сэр, – ответила она, усмехнувшись, и он выдавил из себя хриплый смешок.

– Я все равно не должен так поступать, – признал он, – но…

Он пожал плечами, и она кивнула: мол, все понятно.

– Во всяком случае, – продолжал он, – сегодня вечером машина мне не нужна. Собственно, я могу вскоре вообще улететь с планеты.

– Вот как? – переспросила Адамс. – Я должна предупредить наших людей, чтобы они приготовились?

– Нет, – покачал головой Гауптман, – Если я все-таки отправлюсь, это будет не просто путешествие, – Адамс удивленно подняла бровь, и он криво улыбнулся, – Я не хочу говорить загадками, Мила. Поверьте мне, когда настанет время, я сообщу вам заблаговременно, прежде чем куда-то отправиться.

– Хорошо, – ответила Адамс и нажала кнопку пульта дистанционного управления на левом запястье.

Лимузин позади них поднялся в воздух и с тихим шумом полетел к входу на стоянку, а она отправилась вслед за Гауптманом к внушительному зданию, которое он скромно называл «дом».

Швейцар (не механизм, а живой человек) открыл им старомодную неавтоматическую дверь, и Гауптман кивнул ему в знак приветствия. Швейцар бросил взгляд на лицо хозяина и отступил в сторону. Он ничего не сказал, но повел бровью, адресуясь к Адамс, и с кривой усмешкой покачал головой, когда Гауптман прошел мимо него. Адамс улыбнулась ему в ответ и поплелась вслед за магнатом по длинному просторному коридору, щедро украшенному произведениями искусства.

– Стейси здесь? – проворчал Гауптман.

Адамс проконсультировалась с пультом на запястье.

– Да, сэр. Она в бассейне.

– Ладно… – Гауптман остановился и несколько секунд молча теребил себя за мочку уха. Затем вздохнул, – Вы можете идти, Мила. Уверен, что у вас есть свои дела, а сегодня вечером мы останемся дома. Если вы свободны, я буду рад, если вы поужинаете вместе с нами.

– Конечно, сэр, – кивнула шеф службы безопасности и взглядом проследила, как Гауптман шагает по коридору уже без нее.

На ее губах заиграла легкая улыбка. Он был странным человеком, ее начальник. Резкий, эгоцентричный, способный на чудовищную грубость, высокомерный, вспыльчивый – и абсолютно не понимающий высокого смысла преимуществ, которые давало ему его богатство, но все же способный на рассудительность, доброту, даже великодушие (насколько он себе это представлял) и пронизанный железным чувством ответственности за тех, кто был у него на службе. Адамс подумала, что для его характеристики лучше всего подошло бы одно слово – «испорченный»… Не будь он самым богатым человеком в Звездном Королевстве. А поскольку он все-таки им был, его могли назвать лишь «эксцентричным», и с этим ничего не поделать.

Клаус Гауптман гордо шествовал по коридору, не подозревая о размышлениях своей телохранительницы. Выходя во внутренний двор имения, он думал о других, совсем не радостных для него вещах.

В саду правильной планировки росли розы, обычные для Старой Земли, а венчики мантикорских цветов образовывали аллеи, расцвечивающие двор разными красками и выводившие к огромному плавательному бассейну в центре сада. Бассейн по площади составлял половину футбольного поля, а в центре его возвышался богато украшенный фонтан. Из открытых ртов больших бронзовых рыб с полудюжины планет в бассейн струями била вода, а между рыбами сидели в небрежных позах русалки и тритоны, и монотонное журчание плещущейся воды успокаивающе действовало на подсознание.

Однако в данный момент внимание Гауптмана было обращено на молодую женщину в бассейне. У нее были темные, как и у него самого, волосы, а глаза – карие, как у ее матери. Высокие (материнские) скулы и овальное лицо гармонировали с глазами, черты лица отражали внутреннюю – собственную – силу. Она не была красавицей, и в этом тоже ощущалась ее личная позиция, утверждение власти, поскольку она могла позволить себе прибегнуть к услугам, вероятно, самой лучшей пластической медицины в галактике и превратиться в богиню. Но Стейси Гауптман не пошла на это, а пожелала довольствоваться лицом, дарованным ей природой и генами. Тем самым четко заявив, что она довольна своей жизнью и не собирается никому ничего доказывать.

Она сделала последний круг и, заметив отца, остановилась на месте. Он помахал ей, и она, в ответ, тоже махнула рукой.

– Привет, папа! Я не думала, что ты вернешься домой так рано.

– Кое-что произошло, – ответил он, – У тебя есть время? Нам надо поговорить.

– Конечно.

Она быстро подплыла к лестнице, выбралась из бассейна и взяла полотенце. У нее была красивая и гибкая фигура, с хорошо развитыми формами, и Гауптман почувствовал знакомый прилив раздражения при виде ее миниатюрного купальника. Он подавил злость при помощи не менее знакомой сдержанной насмешки над собой. Его дочери было двадцать девять стандартных лет, и она уже вполне доказала свою способность обходиться без постороннего присмотра. Чем она занималась и с кем – это касалось только ее, но Гауптман предполагал, что каждый отец переживает одни и те же чувства. В конце концов, отцы помнят какими они были когда-то в молодости, разве не так?

Гауптман рассмеялся и подошел к брошенной на кресло одежде. Подняв халат, он накинул его на плечи дочери, защищая от наступившей вечерней прохлады, затем махнул в сторону стульев, расставленных вокруг стола у края бассейна. Она завязала пояс на халате и села, откинулась на спинку стула, забросила ногу на ногу, затем с любопытством посмотрела на отца, и его веселость исчезла: он разом вспомнил о новостях сегодняшнего дня.

– Мы потеряли еще одно судно, – отрывисто сказал он.

Глаза Стейси потемнели, потому что она восприняла известие как их общую проблему. Ее отец сказал «мы», и это было правильное местоимение, поскольку Гауптман многому научился на ошибках собственного отца. Эрик Гауптман принадлежал к последнему поколению, жившему до начала массового применения пролонга, и он настаивал на поддержании прямого личного управления своей империей до последнего дня жизни. Клаусу выделили некоторые полномочия, но он всегда был только одним из множества менеджеров, и смерть отца выявила, что он, к сожалению, не подготовлен к свалившимся на него обязанностям. Хуже того, он-то думал, что на самом деле готов к ним, и первые несколько лет в кресле президента компании стали для картеля нешуточным испытанием, сродни езде на американских горках.

Клаус Гауптман не хотел повторить эту ошибку, тем более что, в отличие от своего отца, он мог рассчитывать по крайней мере еще на два стандартных столетия энергичной деятельности. Женился он довольно поздно, но уже долгое время жил один, и в отношении Стейси у него не было намерения, с одной стороны, позволить ей превратиться в бездеятельного трутня, а с другой – заставить девушку чувствовать себя посторонней, не допущенной до управления, а следовательно, и непригодной к настоящему делу. Она уже занимала в картеле должность начальника производства на Мантикоре-Б и отвечала за огромный участок работы по разработке месторождений на астероидах в этой зоне, и она получила эту должность, потому что заслуживала ее, а не только потому, что была дочерью босса. После смерти матери она была также единственным человеком во вселенной, которого Клаус Гауптман беззаветно и преданно любил.

– И какое же судно? – спросила Стейси. Он на мгновение закрыл глаза.

– «Бонавентуру», – выдохнул он – и услышал, как дочь горестно вздохнула.

– А команда? А капитан Гарри? – быстро спросила она.

Медленное покачивание головой в ответ.

– Он вывел с корабля большую часть своей команды, а сам остался, – тихо сказал отец, – Как и его старпом.

– О нет, папа! – прошептала Стейси, и он сжал в кулаки лежащие на коленях руки.

Гарольд Суковский служил капитаном космической яхты семейства Гауптман, когда Стейси была еще ребенком. Она очень любила его, и именно он обучал ее основам астронавигации и тренировал для получения лицензии внеатмосферного пилота. Он и его семейство стали очень близкими и важными людьми для Стейси, особенно после смерти матери. Как ни любил Гауптман свою дочь, он сознавал, что никогда не умел показать ей свои чувства, а ее богатство и положение обеспечили ей одинокое детство. Она рано научилась относиться настороженно к людям, которые хотели стать ее «друзьями», и большинство тех, с кем она фактически сблизилась, были служащими отца. Суковский, конечно, тоже принадлежал к их числу, но он к тому же имел чин капитана космического корабля и связанное с этим званием очарование, да и относился к ней не как к принцессе, наследнице самого большого мантикорского состояния, даже не как к своей будущей хозяйке, но как к одинокой маленькой девочке.

Она обожала его. На самом деле Гауптман неожиданно для себя испытал глубокую ревность, когда понял, как его дочь относится к Суковскому. К своей чести, он сумел тогда сдержаться в отношении капитана и, оглядываясь назад, радовался тому, что так поступил. Он не был самым лучшим отцом, которого могла бы, вероятно, желать лишенная материнской заботы дочь, и семейство Суковского помогло заполнить пустоту, которую смерть матери оставила в жизни Стейси. Ей стало ужасно не хватать Суковского, когда он передал управление яхтой другому капитану, но вместе с тем она радовалась, что за заслуги в судоходной компании Гауптманов ему выдали судно «Бонавентура» прямо со строительных стапелей. Она притащила отца на праздник по случаю назначения Суковского капитаном «Бонавентуры» и подарила Гарри старинный секстан в честь ввода судна в действие, а он ответил внесением ее в список членов команды (сверх штата), чтобы сделать ее владелицей нового судна «с килевой пластины» – то есть изначально.

– Я понимаю.

Гауптман открыл глаза и, сжав челюсти, посмотрел поверх бассейна. Проклятое Адмиралтейство! Если бы оно не тратило время впустую, этого бы не произошло!

Гауптман испытывал крайне неприятное чувство из-за потери любого своего служащего, но он отдал бы на отсечение собственную руку, только бы избавить Стейси от переживаний из-за этой потери. И он признавался себе, что сам переживает утрату как глубокое личное горе. С очень немногими людьми он действительно был когда-либо так близок, и хотя он никогда не выделял Суковского из приближенных – это было не в его правилах, – но потеря капитана заставила его страдать.

– Есть какие-то известия? – спросила Стейси некоторое время спустя.

– Пока нет. Наш представитель на Телемахе послал письмо, как только спасшиеся люди с «Бонавентуры» сообщили о потере корабля, а для того, чтобы поступила другая информация, прошло не так много времени. Конечно, у Суковского было с собой документальное подтверждение нашего предложения о выкупе в обмен за его безопасность.

– Ты действительно полагаешь, что это что-то меняет? – резко спросила Стейси. В голосе слышался гнев – не на отца, а на собственную беспомощность.

Гауптман испытывал то же самое, однако, услышав ее слова, разозлился вконец и еще крепче сжал и без того напряженные челюсти.

– Я не знаю, – сказал он наконец, – Это все, что у нас есть.

– А где был флот? – требовательно спросила Стейси, – Почему они ничего не сделали?

– Ты сама знаешь ответ, – возразил Гауптман, – Они были «слишком заняты выполнением других задач». Черт возьми, все, что я смог выбить у них – это четыре вспомогательных крейсера!

– Отговорки! Это только отговорки, папа!

– Возможно, – Гауптман опять посмотрел на свои руки и снова вздохнул, – Будем откровенными, Стейси. Вероятно, они действительно сделали все, что смогли.

– Вот как? Тогда почему они поручили командование Харрингтон? Если они хотели остановить беспредел, почему они не послали в Силезию действительно компетентного офицера?

Гауптман внутренне содрогнулся. Стейси никогда не встречалась с Хонор Харрингтон. Все, что она знала о ней, было почерпнуто из средств массовой информации, или компьютерных файлов… или рассказов отца. И Гауптману неловко было сознавать, что он когда-то постарался не дать дочери объективный отчет о том, что случилось на «Василиске». По сути, он понимал, что, когда впоследствии он описывал их стычку Стейси, чувство унижения заставило расписать действия Харрингтон самыми черными красками. Он не особенно гордился этим, но и не собирался идти на попятную и пытаться задним числом исправить свою версию событий. Особенно потому, как с яростью сказал он сам себе, что Харрингтон действительно была непредсказуемой и неуправляемой, как взбесившаяся боеголовка!

Однако именно поэтому он не мог признаться дочери в том, что сам настоял на назначении Харрингтон. Во всяком случае, он не мог ей это рассказать без долгих предварительных объяснений.

– Она, может быть, и сумасшедшая, – сказал он вместо этого, – но вместе с тем она – первоклассный боевой командир. Ты знаешь, что я не люблю эту женщину, но она отличный военный. Я представляю, почему они выбрали именно ее. И независимо от того, назначили они ее или нет, а также их объяснений, почему они это сделали, – продолжал он все настойчивее, – факт остается фактом: мы потеряли «Бонавентуру».

– И каковы наши убытки? – спросила Стейси, обратившись к менее болезненной для себя теме.

– Сами по себе не такие ужасные. Судно было застраховано, и я уверен, что мы покроем убытки с помощью страховых фирм. Но если Харрингтон ничего не удастся предпринять, чтобы изменить ситуацию, страховые тарифы для нас снова возрастут, и тогда нам придется, вероятно, приостановить нашу деятельность в Конфедерации.

– Если мы это сделаем, так поступят все, – предупредила Стейси.

– Вот именно, – Гауптман встал и засунул руки в карманы, все еще глядя поверх бассейна, – Я не хочу этого делать, Стейси, и не только потому, что я не хочу потерять наши доходы. Мне не нравится то, что всеобщий отказ от деятельности в Силезии приведет к нарушению всей торговли. Королевству просто необходимы и рынки сбыта, и прибыль от судоходства в том районе, особенно теперь. Не говоря о том, что это будет означать для общественного мнения. Если голодранцы-пираты выгонят нас из Конфедерации, люди могут принять это как доказательство того, что мы не выдержим и противостояния с хевенитами.

Сидевшая позади него Стейси молча кивнула. Длинная и бурная история отношений ее отца с Королевским Флотом в значительной степени объяснялась тем фактом, что он был одним главных судостроителей Звездного Королевства. Это держало его в постоянном конфликте с бухгалтерией КФМ, но она знала, что другая причина крылась в отказе Флота подчиниться его воле. Кроме того, как и отец, она была проницательным политическим аналитиком и понимала, что именно эти острые отношения, совокупно с огромным богатством, сделали Клауса Гауптмана весьма привлекательной фигурой для оппозиции. Как один из главных экономических спонсоров оппозиционных партий, он осторожно ограничивал свою официальную поддержку действий военных «правильными» заявлениями – с тем, чтобы сохранить симпатии оппозиции и использовать ее в собственных целях. Но все же он ясно понимал значение войны против Народной Республики… и понимал, что потеряет все, если Звездное Королевство войну проиграет.

– Сколько наших людей исчезли к настоящему моменту? – спросила Стейси.

– Если считать Суковского и его старпома, у нас почти триста человек, пропавших без вести, – с горечью сказал Гауптман.

Она содрогнулась. Ее собственные обязанности почти не соприкасались с проблемами грузового судоходства, и она не знала, что число потерь настолько велико.

– Что еще мы можем сделать?

Ее голос был очень тихим и вялым, но в нем ощущалось то чувство ответственности, которое она унаследовала от отца, и он в ответ пожал плечами.

– Я не знаю.

Он еще несколько секунд смотрел поверх водной глади бассейна, а потом повернулся и посмотрел ей в глаза.

– Я не знаю, – повторил он, – но я подумываю слетать туда самому.

– Зачем? – быстро спросила она, и резкость тона выдала ее тревогу, – Что ты можешь сделать там, чего не можешь сделать здесь?

– С одной стороны, я месяца на три могу сократить задержку связи, – сказал он сухо, – С другой стороны, и ты, и я – мы оба знаем: ничто не может заменить прямое наблюдение за проблемой и информации из первых рук.

– Но если ты сам будешь добывать ее там, то тебя могут захватить в плен или убить! – возразила она.

– Ну, в этом я сомневаюсь. Если я вообще отправлюсь туда, то на «Артемиде» или «Афине», – заверил он дочь.

Стейси, замолчав, задумалась. «Артемида» и «Афина» были двумя пассажирскими лайнерами класса «Атлант» гауптмановских судоходных линий. «Атланты» имели минимальную грузовместимость, но были оборудованы компенсаторами и импеллерами военного образца, очень быстро перевозя людей с места на место. Поскольку «Артемида» и «Афина» были специально построены для передвижения по Силезии, они также были оснащены легким ракетным оружием, а их высокая скорость и способность защищать себя от обычных пиратов сделала их чрезвычайно популярными среди путешественников в Конфедерацию.

– Хорошо, – помолчав, сказала Стейси, – Я полагаю, ты будешь в относительной безопасности. Но если ты отправишься туда, я тоже поеду с тобой.

– Что? – удивился Гауптман и решительно покачал головой, – Никуда ты не поедешь, Стейси! Один из нас должен остаться дома, чтобы присматривать за делами и я не хочу, чтобы ты попусту таскалась по Силезии.

– Во-первых, – парировала она, не уступая ни пяди, – Мы очень хорошо платим очень компетентным людям специально за то, чтобы они «присматривали за делами», папа. Во-вторых, если это достаточно безопасно для тебя, значит, достаточно безопасно и для меня. И в-третьих, речь идет о капитане Гарри.

– Послушай, – убедительно заговорил отец, – я знаю, как ты переживаешь за капитана Суковского, но ты не можешь сделать то, чего не могу сделать я. Оставайся дома, Стейси. Пожалуйста. Позволь мне самому заняться этим.

– Папа!

Стальной взгляд карих глаз скрестился с синим отцовским, и Клаус Гауптман почувствовал, как слабеет его решительность.

– Я отправлюсь с тобой. Мы можем продолжать обсуждение сколько тебе хочется, но я решила окончательно.