Текст книги "Человек, который умер смеясь"

Автор книги: Дэвид Хэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА 10

В Нью-Йорке еще не кончилась зима. Когда я вылез из такси возле своего дома, от резкого ветра с Гудзона меня пробрало сквозь тренч. По краям тротуара лежал старый почерневший снег.

Квартира моя оказалась еще меньше и запущеннее, чем я помнил. Я налил Лулу воды, насыпал корма и плюхнулся в кресло. Надо было распаковывать вещи. Платить по счетам. Но это все могло подождать – у меня не было настроения. Лулу тоже приуныла. Свою макрель она только понюхала, а потом, недовольно поворчав, свернулась на тахте и сердито уставилась на меня.

Не в состоянии сидеть без дела дома, я решил вывести Лулу на прогулку. Я переоделся в черную кашемировую водолазку, костюм из толстого шерстяного твида и непромокаемые туристские ботинки. Я достал кожаное пальто на меху, которое купил в Милане, потом нашел шапку, перчатки и трость, и мы вышли из дома. Уже стемнело. На улицах кипела жизнь, и во всю эту энергию, шум и суету хотелось окунуться с головой. Мы пошли по Бродвею. Я шагал бодро, Лулу переваливалась рядом, задевая комки грязного снега висячими ушами. Возле Линкольн-центра за углом я обнаружил музыкальный магазин «Тауэр Рекордc», которого там раньше не было. Мы зашли посмотреть, я купил себе несколько альбомов Эррола Гарнера. Оттуда мы направились к Сентрал-Парк-Уэст.

Нью-Йорк город маленький, и мы внезапно оказались прямо напротив того самого здания, в котором когда-то жили. Окна с видом на парк стоимостью 895 тысяч долларов ярко светились. Наверняка Зак организовал для нее вечеринку в честь возвращения домой – нечто стильное, модное и тупое. Лулу заскулила. Она хотела подняться наверх и поздороваться. Я рыкнул на нее и повернул к центру города. Она не тронулась с места. Я дернул за поводок. Она все равно не тронулась с места. Я дернул сильнее. Победил я: я же больше.

На Коламбус-Серкл мы свернули на восток по Пятьдесят девятой и двинулись к «Клубу Ракетки». Я выписал чек на всю сумму своей задолженности и оставил Лулу с любезными сотрудниками за стойкой. На час я отдался в руки массажисту, потом пошел в парную. Раскрасневшийся и распаренный, я повел Лулу по Парк-авеню к Центральному вокзалу. Я избежал соблазна свернуть на Мэдисон полюбоваться на витрины «Пол Стюарт» – все равно неустойку от издателя Санни, сколько бы ни удалось выбить, спущу на одежду. На новый «Ягуар» все равно не хватит.

Ну хоть что-то новое я из этой истории узнал: в литнегры я не гожусь.

Мы зашли в «Ойстер-бар», я взял дюжину устриц и «Кровавую Мэри». Потом настала пора «Алгонкина». Тамошний метрдотель родился в бруклинском районе Бенсонхерст, но успел где-то обзавестись фальшивым британским акцентом. Он встретил нас как старых друзей и посадил за столик в углу. Майкл Файнстайн негромко играл на рояле приятное попурри из мелодий Гершвина. Шампанское отлично легло на устриц. И ростбиф с красным сухим из Медока – тоже. Своей девочке я, как всегда, взял порцию холодного вареного лосося. Настроение у нее сразу улучшилось.

Как ни странно, я думал про Ванду. Я с ней не попрощался. Надо было это сделать, но слишком сложные чувства меня одолевали. Сексуальные желания при этом так и не пробудились. Ванда, конечно, сумасшедшая. Зато с ней было не скучно, а меня уж точно не радовало сидеть тут в одиночку.

Я съел большой кусок шоколадного торта, выпил кофе и рюмку коньяка «Курвуазье». Подумал было выпить еще одну, но вместо этого взял такси до ближайшего к моей квартире винного магазина и купил там целую бутылку.

Шел мокрый снег. Пока мы добрались до дома, на нос Лулу успели упасть несколько снежинок. Она только фыркала, и чем ближе мы подходили к двери, тем больше спешила.

«Курвуазье» и Гарнер отлично сочетались. Я сел в кресло и впустил их в душу, пока снег стучал в окно в потолке кухни, а Лулу дремала у меня на коленях. Гарнеровская версия I Cover the Waterfront особенно мне понравилась. В точности под настроение. Грустное.

Через несколько часов я задремал прямо в кресле под звуки снега и музыки Гарнера.

Часа в четыре утра меня разбудил телефонный звонок. Кто-то всхлипывал в телефонную трубку. Думаю, вы и сами догадаетесь, кто именно.

– Я больше не могу, Хоги. Мне не вынести этой боли.

– Так примите аспирин, Санни.

– Это не такая боль. Да ты знаешь. Это…

– Это что?

– Я потерял твое уважение. Это невыносимо.

– Лучше б вы раньше об этом подумали – до того, как втянули меня в свои игры.

– Не надо так, Хоги. Не отталкивай меня.

– Санни, сейчас ночь.

– Да знаю я, знаю! Сижу тут в кабинете, смотрю на твой эвкалипт. Я там прожектор установил. Просто сижу тут и все.

– Вы пили?

– Было дело, – признал он. – А ты?

– Было дело.

– Ну и что теперь делать, а, Хоги? Что нам делать?

– Идти спать. А утром встать, и вам заняться вашей жизнью, а мне моей.

– Моя какая-то до ужаса пустая, Хоги.

– Угу.

– Возвращайся, Хоги. Возвращайся домой.

– Я дома.

– Может, обсудим еще какие-нибудь идеи? Фильм, например.

– Забудьте.

– Твоя прежняя комната тебя ждет.

– Санни, моя жизнь здесь. Мне нужно возвращаться к собственной карьере, какой бы она ни была.

– Так пиши свой следующий роман здесь. Работай спокойно, живи сколько хочешь, и мы сможем по-прежнему завтракать вместе, разговаривать и…

– Санни, я вешаю трубку. До свидания. – Я оторвал трубку от уха.

И тут он выпалил:

– Можем поговорить о ссоре.

Я замер.

– О чем?

– О ссоре с Гейбом. Нашей драке. Можем об этом поговорить.

– Вы расскажете?

– Расскажу.

– Всю правду?

– И ничего, кроме правды.

– Я это уже слышал.

– Клянусь.

– Извините, но я вам не верю.

– Это правда. Приезжай и увидишь.

– А почему вы передумали?

– Пришлось.

– Почему?

– Просто… вся эта ситуация стала слишком неуправляемой. Я… я тебе расскажу, когда приедешь.

– Расскажите сейчас. Почему вы с Гейбом поругались?

– Я… не могу это по телефону рассказывать. Мне надо, чтобы ты был рядом, надо видеть твое лицо. Тогда ты поймешь, почему мне так трудно об этом говорить.

– Звучит как очередная лажа. До свиданья, Санни.

– Это не лажа. Поверь мне. Мне нужно об этом рассказать. Надо рассказать эту историю. Только так можно что-то изменить. Иначе демоны меня не оставят. Я должен тебе рассказать.

– Если вы врете…

– Если я вру, я отдам тебе весь аванс. Мою долю. Целиком. Она будет вся твоя. Просто приезжай.

– Если я приеду, то не из-за денег, а потому, что хочу закончить начатое. Закончить вашу книгу.

– Нашу книгу. Приезжай. Будем работать вместе, как раньше. Вылетай утром, Вик тебя встретит в аэропорту. Возвращайся, Хоги.

Мы с Лулу вылетели утренним рейсом. Знаю, что вы подумали: как только Санни протрезвеет, он опять замкнется, и я опять полечу в Нью-Йорк, исходя злобой. Я и сам это знал. Ничтожный шанс, что он расскажет всю историю про Конни и Гейба. Но я не мог его упустить.

И потом, я же не попрощался с Вандой.

Мне следовало догадаться, что что-то не так, когда Вик не встретил меня в аэропорту. Я подождал полчаса, потом решил, что Санни еще не очухался и не успел попросить его меня встретить. Так что я взял такси и дал таксисту адрес Санни. Мы выехали на шоссе. Лулу встала мне на колени, высунула нос в окно и замахала хвостом, радуясь, что снова оказалась в Лос-Анджелесе.

Дорога вверх по каньону к дому Санни на целый квартал была забита фургонами телевидения и машинами прессы.

– В чем дело? – спросил я таксиста.

– Слушайте, так это же дом Санни Дэя, получается! – взволнованно воскликнул он.

– Ну да, это его дом, и что?

Он посмотрел на меня в зеркало заднего вида.

– Вы его друг?

– Да.

Так вы не знаете, получается. Он мертв. По радио с утра объявляли. Кто-то застрелил бедолагу. Жаль, что вам это от меня пришлось услышать. С вас двадцать пять долларов плюс чаевые. Спасибо.

Вот так я и узнал об убийстве Санни Дэя – от вежливого таксиста.

Репортеры, фотографы и съемочные группы суетились возле ворот, болтали, курили и выжидали. Я протиснулся между ними с Лулу и сумками. Полицейский у входа не разрешил мне позвонить в дом. На это имел право только он. Я назвался. Он что-то произнес в переговорное устройство, выслушал ответ и кивнул мне. Через минуту ворота открылись, и я прошел внутрь, а репортеры стали кричать мне вслед, желая знать, кто я, чем занимаюсь, как связан с Санни, как…

Я пошел по дорожке к дому. Пройдя то место, где она изгибалась у края фруктового сада, я увидел у зеркального пруда группу людей. Кто-то из них заметил меня и бросился ко мне.

Это была Ванда, все еще в домашней тунике, с покрасневшими глазами и растрепанными волосами.

– Его больше нет, Хоги! – прорыдала она. – Нет!

Она обняла меня и повисла на мне. Я уронил сумки и обнял ее в ответ.

Посмотрев через ее плечо на поместье, я осознал, насколько по-другому оно выглядит. У гаража стояли полицейские машины. Беседку огородили канатами. Полицейские в форме, детективы и эксперты переговаривались и делали записи.

Конни стояла возле пруда. И Хармон Райт тоже. И Вик. Когда мы с Вандой пошли к ним – я так и продолжал ее обнимать, – Вик заметил меня и побагровел.

– Это ты сделал! – завопил он. – Это ты виноват! Я тебя убью! Убью!

Он взревел и бросился ко мне. Вик летел на меня на полной скорости, будто я был полузащитником команды соперника. Я инстинктивно замер, но когда он подбежал ближе, попытался увернуться. Не получилось. Он врезался в меня как таран, и мы оба рухнули на землю. Я сильно ударился об асфальт, и в голове словно игральный автомат вспыхнул огнями. Дальнейшие воспоминания отрывочные. Помню, как он рычал. Как ударил меня, бил по зубам, по носу, по ушам. Помню, было больно. Ванда кричала, к нам бежали полицейские. Вик сидел у меня на груди, сдавливая мне горло обеими руками, а я задыхался, напрасно ловя ртом хоть капельку воздуха. а потом ничего…

Пока я снова не услышал, как воют койоты. Только на этот раз это были не койоты, а скорая. Я находился в скорой, и кто-то чем-то накрывал мне лицо. Потом я опять отключился.

Пришел в себя я в больнице. Все тело онемело, очень хотелось пить, а в ногах моей кровати сидел детектив-лейтенант Эмиль Лэмп из полицейского управления Лос-Анджелеса и сосал кубик льда.

ГЛАВА 11

Эмиль Лэмп выглядел лет на шестнадцать – невысокий, энергичный, лицо свежее, светлые волосы аккуратно подстрижены, голубые глаза так и сверкают. На нем был легкий креповый костюм, рубашка и полосатый галстук, на одной руке массивный «Ролекс», на другой индийский браслет из бирюзы и серебра.

– Лулу… – прохрипел я, чувствуя, насколько у меня пересохло горло.

– С ней все в порядке, мистер Хог, – успокоил он меня. По голосу ему тоже было лет шестнадцать. – Она у мисс Дэй… Ванды. Хорошая собака. Только изо рта пахнет как-то…

– Д… дайте попить.

– Да-да, конечно.

Он энергично вскочил на ноги. На столике у кровати стоял кувшин. Лэмп налил из него воды со льдом в одноразовый стаканчик. Я потянулся было к стаканчику, и тут меня будто ткнули в бок ножом. Я ойкнул и схватился за больное место, нащупав там повязку.

– У вас ребро сломано, – сказал Лэмп, вручая мне стаканчик. – Я тоже как-то ломал. Жутко больно. Мой вам совет – что бы ни случилось, главное не смеяться.

– Ну, с этим проблем быть не должно. – Я отпил немного воды. Глотать было больно: от хватки Вика распухло горло.

– Еще у вас небольшое сотрясение мозга. Лицо выглядит паршиво, но это просто порезы и синяки. Вам повезло, что череп не треснул. Этот парень просто зверь. Вы в больнице «Седарс Синай» на бульваре Беверли. Врач говорит, вы тут еще пару дней пролежите.

Я огляделся и обнаружил, что лежу в отдельной палате с ванной, цветным телевизором и окном. Снаружи было темно.

– У меня нет страховки, – сказал я ему.

– За все платит ваш издатель.

– Стало быть, у них все-таки есть сердце. – Я попытался приподняться, но голова закружилась, и пришлось опуститься обратно на подушку.

– Вам нужно позвонить им, когда будете в состоянии, – Лэмп посмотрел на часы. – Думаю, это стоит отложить до завтра. Вы почти восемь часов провалялись без сознания.

– А что Вик?

– Мы задержали его для допроса и психиатрического освидетельствования. Судя по всему, после Вьетнама это не первый подобный случай. Пару недель назад он избил до полусмерти репортера в Лас-Вегасе.

– Я присутствовал.

– А вы не знаете, почему он хотел убить мистера Дэя?

Вик? Он любил Санни.

– А вот вас он, похоже, не любит.

Я осторожно ощупал лицо пальцами. Губы распухли, и до них было больно дотронуться, нос казался куском теста.

– Расскажите, что случилось с Санни, – сказал я.

– Да-да, конечно. – Он сел, достал блокнот и раскрыл его. – Где-то в три часа ночи по тихоокеанскому времени, когда вы еще ждали своего рейса в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке…

– Вы что, проверили?

– А то! Когда телохранитель покойника избивает какого-то типа с криком «Это ты сделал! Это ты виноват!», я всегда проверяю, где этот тип находился в момент убийства. Потому я и дослужился до лейтенанта. В общем, примерно в три ночи Санни Дэю три раза выстрелили в упор в живот и в грудь. Это произошло в беседке. Он умер до приезда скорой. Обширное внутреннее кровотечение. Он вышел в халате во двор. В постель он не ложился. Стреляли из его собственного пистолета, короткоствольного «Смит энд Вессон Чиф Спешл» тридцать восьмого калибра. Отпечатков пальцев нет. Эрли, телохранитель, говорит, что этот пистолет хранился в кабинете и всегда был заряжен. В доме было еще два пистолета, тоже заряженных, из них не стреляли.

– Кто-то проник на территорию?

– Никаких следов взлома мы не обнаружили. Ничего не пропало. У него тут очень хорошая система безопасности. Электрифицированное ограждение, все дела. Мы сегодня тщательно обследовали территорию и внешнюю стену, и я не думаю, что кто-то проник снаружи. Признаков борьбы нет. Ни на его руках, ни на ногтях, ни на траве – нигде. Я думаю, его застрелил кто-то, кого он впустил, или же убийца уже был в доме. Ну знаете, кто-то из близких. Поэтому мы и приглядываемся к Эрли. Это он нас вызвал. Мисс Дэй, домработница и он сам говорят, что их разбудили выстрелы. – Он закрыл блокнот. – Знаете, мистер Хог, это для меня настоящая честь.

– Что, ваше первое дело?

– О боже, нет, – Лэмп усмехнулся. – Вовсе нет. Ну то есть по работе я прежде сталкивался с голливудскими знаменитостями, но никого вроде вас я раньше не встречал. В смысле, мне очень понравилось «Наше семейное дело», мистер Хог, я ваш поклонник.

– Спасибо. И зовите меня Хоги.

– Как Кармайкл?

– Как сэндвич.

– Я искал в библиотеке другие ваши книжки, но ничего не нашел.

– Ну давайте, топчите меня.

– Когда вы последний раз разговаривали с Санни Дэем?

– Где-то в четыре утра по нью-йоркскому времени. Вчера. Нет, наверное, уже сегодня, так? Извините, у меня в голове все путается.

– Это от сотрясения.

– Не, я всегда такой.

Он усмехнулся.

– И о чем вы говорили?

– О книге, над которой работаем.

– И вы часто так посреди ночи разговаривали?

– Похоже, что да.

– Хоги, вы можете очень помочь моему расследованию. Мне нужна ваша помощь.

Я сглотнул. Моему горлу это не понравилось.

– Да, конечно.

– Отлично. У нас было зарегистрировано сообщение об угрозе убийства, которое мистер Дэй получил несколько недель назад. Сообщил об этом Эрли. Вещественное доказательство уничтожили. Мистер Дэй нас ни о чем не просил. Вы об этом что-нибудь знаете? Что там говорилось?

– Видимо, это было связано с книгой. Я это письмо не видел.

– Хм-м. Я читаю газеты и в курсе, что в этой вашей книге мистер Дэй, как ожидалось, должен был вывалить изрядную порцию компромата. Можете что-то рассказать?

– Конечно. Он должен был рассказать правду о своей знаменитой драке с Гейбом Найтом в «Чейсенс», но в последний момент дал задний ход. Мне он ничего не рассказывал. Может, он вовсе и не собирался рассказывать, откуда мне знать. Поэтому-то я и улетел в Нью-Йорк. И поэтому он мне ночью позвонил, а я утром вернулся. Он передумал. Сказал, что все расскажет. Обещал рассказать. Конечно, с Санни до конца ни в чем нельзя было быть уверенным.

– Ну в любом случае это уже что-то, – с энтузиазмом заявил Лэмп. – Да-да, что-то в этом есть. – Он снова вскочил на ноги и зашагал взад-вперед вокруг моей кровати. Энергия у него била через край. – Может, кто-то не хотел, чтобы он рассказал вам правду. И кто-то его остановил прежде, чем у него появился шанс это сделать. Кто-то, кто слышал, как он говорил с вами по телефону. Или кто-то, кому он сказал. Может, кто-то зашел к нему вечером в гости выпить рюмочку. Кто-то, кто был вовлечен в эту историю, в эту драку. Да, мне начинает нравиться эта теория. Вполне симпатично смотрится. Очень симпатично.

Мне она симпатичной не казалась. Если Лэмп прав, то тогда прав и Вик: Санни убили из-за меня. У меня закружилась голова, подступила тошнота.

– С вами все в порядке, Хоги? Вы какой-то зеленоватый.

– Все отлично.

– Я скоро вас оставлю в покое. У вас есть хоть какое-то представление, с чем была связана та их ссора?

Я покачал головой.

– Может, есть предположения? Версии?

Я поколебался, потом снова покачал головой – это оказалось болезненно. Всю правду я Лэмпу выкладывать еще не был готов.

Он оценивающе посмотрел на меня.

– И что вы собираетесь делать дальше?

– Думаю, попробую встать на ноги.

– А потом?

– Поговорю с издательством. Выясню, чего они от меня хотят.

– Вам сюда уже кто только не звонил – газеты, телевидение. Настоящий цирк. Похоже, для многих мистер Дэй все еще очень большая звезда.

Но сам Лэмп явно был слишком молод, чтобы так считать. Я вдруг почувствовал себя древним стариком.

– А больше никто не звонил узнать, как у меня дела?

– Кто, например?

Я пожал плечами. Это тоже было болезненно.

Лэмп снова открыл блокнот.

– Еще звонила женщина, которая сказала, что она Мерили Нэш.

Ну вот, у меня снова забилось сердце.

– Что-нибудь передавала?

– Э-э… – Он полез в блокнот. – Сейчас… «Не умирай, балда».

Ладно, не буду.

– Когда похороны Санни?

– В пятницу. Мисс Дэй сказала, что вы можете вернуться в гостевой домик, когда вас выпишут. Она предположила, что вы захотите остаться до похорон.

– Правильно предположила.

Я с трудом сел, коснувшись босыми ногами холодного пола. Я немного посидел на краю кровати. В ушах у меня звенело. На мне была короткая больничная рубашка и больше ничего.

– А вам уже можно вставать? спросил Лэмп.

Проверим на практике. Поможете?

Он просунул руку мне под мышку и помог встать. Несколько секунд я стоял, покачиваясь, словно новорожденный жеребенок, потом указал на туалет, и Лэмп помог мне до него доковылять. Он был сильный, хоть и невысокий.

– Мисс Дэй, похоже, очень за вас переживает, – осторожно заметил он. – Вы с ней…

– Нет.

– Извините, это не мое дело. Милая женщина. Красивая. Никогда не забуду, как она в том французском фильме «Рай» залезла в постель к тому парню и…

– Угу. Вы с Виком сойдетесь, у него та сцена тоже в десятке любимейших.

Я надеялся увидеть свое отражение в зеркале над раковиной, но там оказалось чудовище Франкенштейна. Лицо покрывали пятна всех оттенков синего и красного. Не хватало только торчащих из шеи болтов.

– Послушайте, Хоги, сказал стоявший в дверях Лэмп, – насчет того, что вы можете очень помочь, – это я серьезно. Возможно, вы что-то знаете. Какой-то факт, который он сообщил только вам. Когда у вас в голове прояснится, вы, возможно, вспомните. Не выкладывайте все сразу прессе, ладно? Свяжитесь со мной. Я буду очень признателен.

– Разумеется.

– Отлично. Ну ладно, я, пожалуй, пойду.

– Пора смотреть «Лесси»[54]54
  Популярный сериал про собаку породы колли, которая решала все проблемы своего юного хозяина.


[Закрыть] и на боковую, да?

Лэмп рассмеялся.

– Мне нравится ваше чувство юмора. – Потом он откашлялся. – Слушайте, я лучше поставлю у вас за дверью человека.

– Зачем?

– На всякий случай. Возможно, его убил Эрли. Разозлился на что-нибудь, схватил пистолет из кабинета и застрелил босса. Но как знать? Есть же еще наша с вами теория. Если она верна, вы, возможно, в опасности.

– Я же сказал вам, что ничего не знаю.

– Ну, тот, кто застрелил Санни Дэя, может этого и не знать. Или терзаться сомнениями. – Он ободряюще улыбнулся. – Не беспокойтесь, Хоги, вы в надежных руках. Я еще никого не потерял.

– Мне уже лучше. На самом деле у меня сильно кружилась голова.

– До сих пор не могу поверить, что передо мной тот самый Стюарт Хог. Может… может, вы мне как-нибудь книжку подпишете?

– С радостью.

Он уже повернулся, чтобы уйти, и едва успел поймать меня, когда я все-таки потерял сознание.

Вся ночь прошла между сном и бодрствованием, в полузабытьи. Один раз меня разбудила медсестра, чтобы дать таблетку, другой раз – врач, чтобы посветить мне в глаза фонариком. Рано утром, когда только начинало светать, я выпил немного сока, поел каши и продегустировал отвратительный больничный кофе. Головокружение немного отступило, но чувствовал я себя паршиво. Так паршиво, как бывает, когда теряешь друга и ощущаешь, что частично несешь за это ответственность.

За прошедшие сутки я стал нарасхват. В «Энкуайрер» предложили мне пятьдесят тысяч долларов за рассказ о последних днях Санни. В «Стар» сказали, что дадут больше. Меня пригласили на передачу «Доброе утро, Америка», изъявив готовность прислать съемочную группу для записи в больничную палату. И на «Сегодня» тоже. И на «Шоу-бизнес сегодня вечером».

Я снова стал популярен. Я был нужен всем, прямо как в дни моей славы. Но на этот раз я всем отказывал. Это сбивало их с толку. Они ничего не понимали. Им-то казалось, что мне привалила удача – вышедший в тираж писатель вдруг оказался связан с убийством звезды первой величины и получил шанс прилично заработать. Я бы тоже так считал, если бы смотрел на это дело со стороны. Но я был внутри.

Я дозвонился респектабельному пожилому джентльмену, руководившему издательством. Разговаривал он не особенно респектабельно – его обуревала жадность.

Он сообщил, что издательство планирует выпустить книгу Санни как можно скорее, собрав ее из порядка сотни страниц обработанных расшифровок, которые я успел сдать, и того, что я сумею выжать из оставшихся записей. Плюс фотографии и пространное послесловие от моего лица, описывающее обстоятельства смерти Санни и то, что случилось потом.

После этого издатель смущенно откашлялся.

У меня к вам один очень важный вопрос, молодой человек.

– Нет, не сказал, – отозвался я.

– Не сказал что?

– Он не сказал мне, из-за чего они подрались в «Чейсенс».

– Понятно. Очень жаль. Ну что ж, выясните, что сможете. Продолжайте брать интервью. Попробуйте повидаться с тем типом, которого они арестовали, с телохранителем. Вы же знакомы – вдруг он вам признается? И поддерживайте контакт с прессой в качестве эксперта. Это вам поможет, когда дело дойдет до рекламного турне книги. Но особо не распространяйтесь – нельзя же отдавать им наши сенсации.

– Боюсь, вам придется найти кого-то другого. Я не собираюсь продолжать работу.

– Но у вас же контракт.

– Контракт у меня был с Санни.

– Но… но мы же вели себя добросовестно. Мы о вас позаботились.

– Я верну вам деньги за больницу.

– Дело не в деньгах, молодой человек.

– Правда? А в чем?

– Книга все равно будет, с вами или без вас. Если ее не закончите вы, это сделает кто-то другой. Посторонний человек. Вы правда хотите, чтобы этот ваш проект закончился именно так? Не могу в это поверить. Оставайтесь в Лос-Анджелесе. Оставайтесь и закончите то, что начали.

– Меня это не интересует.

– Не могу в это поверить, – повторил он, похоже, искренне озадаченный. – Вы, наверное, не в себе. Это все травма. Подумайте еще, завтра поговорим.

Я повесил трубку и позвонил Ванде. Чтобы добраться до нее, мне пришлось сначала иметь дело с главой собственного агентства – в доме Санни трубку теперь снимал Хармон Райт. Моим самочувствием он не поинтересовался.

– Как ты там? – Ванда запыхалась, и голос ее опять напоминал голос той маленькой девочки на пляже.

– Мутно. А ты?

– Каждый раз, когда слышу шаги, поднимаю голову – кажется, он сейчас войдет в дверь. Наверное, я… просто не могу поверить в то, что случилось. Тут мама. И Хеши. Даже Гейб заехал на несколько минут.

– Правда?

– Он плакал, Хоги. Он сказал, что убийство Санни – это преступление против всех американцев. Они… полиция думает, может, это Вик.

– Может быть.

– И это после всего, что Санни для него сделал.

– Вик просто один из подозреваемых, ничего еще точно не известно.

– Тебя когда выпишут?

Пришла медсестра, принесла еще таблеток. Я проглотил их, запив водой.

– Наверное, завтра. Слушай, Ванда, я хотел тебе сказать, что я… извини, что я не попрощался.

– Да неважно. Ты здесь, и это главное. С Лулу все в порядке, но она по тебе скучает. И я тоже. Возвращайся.

– Они хотят, чтобы я закончил книгу.

– И я тоже хочу.

– И ты?

– Ну да. Он бы этого хотел. И потом, если не ты, найдется какой-нибудь пройдоха. Тебе надо ее закончить, Хоги.

– Допустим, я это сделаю. Все же выйдет наружу. «Чейсенс». Этот роман. Не смогу ничего пригладить, так уж я устроен.

– И хорошо.

– Но есть же еще твоя мать, надо о ней подумать. Это ее заденет, и… ладно, извини, что я об этом заговорил. Сейчас неподходящий момент.

– Да нет, ничего страшного, – успокоила она меня. – Я все как следует обдумала, честно. Та драка папы с Гейбом – тридцать лет прошло. Это уже древняя история. По-моему, пора сказать правду. Хватит секретов. Хватит этих чертовых секретов. Именно это и причиняет людям боль – секреты, а не правда.

– А что, если Конни с тобой не согласна?

– Согласна. Я точно знаю. Закончи книгу, Хоги. Оставайся и закончи ее. Так хочет Ванда.

Через два дня я снова въехал в гостевой домик – в ушах звон, на ребрах повязка, прямо-таки образец современного литнегра.

В тот же день издатель объявил, что я закончу книгу Санни. Пресс-релиз издательства намекал на то, что я знаю нечто о разрыве Найта и Дэя, о чем публика до сих пор никогда не слышала. Лос-Анджелесские газеты раскрутили эту новость на всю катушку. В конце концов, больше в деле обсуждать пока было нечего, кроме того, что Вик все еще находится под наблюдением психиатров. «Лос-Анджелес тайме» даже опубликовала мою старую фотографию с обложки «Нашего семейного дела», ту, где я стою на крыше нью-йоркского особняка в футболке и кожаной куртке, весь такой чертовски уверенный в себе.

Юный детектив Эмиль Лэмп подвез меня от больницы в своем служебном седане, таком же чистеньком, как он сам. Он крепко сжимал руль, держа руки строго в предписанном положении, и соблюдал все правила дорожного движения.

– Я надеялся, вы будете со мной сотрудничать, Хоги, – сказал он. – Мне показалось, что мы с вами договорились.

– Мы и договорились.

– Тогда откуда вся эта игра на публику? Почему я узнаю о ваших планах из газет?

– Это все издатель, я туг ни при чем. Я собирался вам сказать.

– Правда? – В его голосе чувствовалось сомнение.

– Правда-правда, – уверил я его. – Я все хорошенько обдумал и решил, что если я хочу защитить интересы Санни, то лучше остаться тут и закончить книгу. Мне нужна последняя глава, но пока ее у меня нет.

– Понятно.

– Еще я хочу помочь, чем смогу.

– Ну да, ну да. Расскажите мне, что такое новое и неожиданное вы знаете, по мнению газет.

– Они преувеличивают. У меня есть лишь одно предположение.

– Поделитесь.

– Не могу.

– Почему?

– Это щекотливый вопрос, придется к нему определенным образом подойти.

– Каким еще таким образом?

– Правильным.

Лэмп нахмурился.

– Хоги, мне все это не нравится.

– Слушайте, если окажется, что это как-то связано с убийством, я вам первому расскажу.

Поверьте, я не меньше вас хочу, чтобы убийца Санни был арестован.

Мы пересекли Сансет по Беверли-драйв и проехали мимо вереницы огромных домов на крошечных участках. Бригада из муниципалитета подрезала высоченные пальмы на обочинах с подъемника высотой с пятиэтажный дом. Потрясающая работа – когда смотришь со стороны.

– И потом, – добавил я, – кое-что я вам могу рассказать. Я вспомнил, когда сознание у меня прояснилось.

– Что вы вспомнили?

– Кто-то попытался Санни напугать в его день рождения. Оставил ему гадкий сюрприз в машине.

Я рассказал Лэмпу про манекен с шапочкой и с пулевыми отверстиями. А потом и про все остальное – про фотографию, проткнутую кухонным ножом, про порванные пленки, про странное отсутствие реакции со стороны Санни и Вика. Про то, что в какой-то момент я подозревал во всем самого Санни, я говорить не стал.

Когда я закончил, Лэмп покачал головой и сказал:

– М-да, прямо мороз по коже. Как бы кошмары не замучили.

– Спите с ночником.

– Я и так с ним сплю, – улыбнулся Лэмп. – Интересная штука со всеми этими сувенирами, реквизитом, что ли, – вещами из его прошлого. Особенно если учесть, что все эти вещи уже давно никто не видел. Тот, кто за этим стоит, явно знает мистера Дэя много лет.

– Он знал, кто это делает.

– Почему вы так думаете?

– Он испугался, но вас, полицейских, вмешивать не хотел. Он кого-то защищал. Правда, неизвестно, убил ли его тот человек, который пытался его напугать.

– Думаете, это могут быть разные люди?

Я не специалист, но мне кажется, что подкидывать втихаря замысловатые угрозы – это одно, а подойти к человеку вплотную и нажать на курок – совсем другое. Разные характеры.

– Согласен, вы действительно не специалист. Это все звучит хорошо, но и суккоташ[55]55
  Традиционное американское блюдо из кукурузы и фасоли, а в некоторых регионах США из любых овощей с фасолью и маслом, было популярно из-за относительной дешевизны.


[Закрыть] звучит не хуже.

– Суккоташ?

– Ну вроде той старой теории, что люди, которые все время пытаются покончить с собой, на самом деле не хотят умирать. Типичный суккоташ.

– И это, значит, суккоташ? Интересно, слышала ли моя бывшая жена такое словечко.

– У меня таких дел сколько угодно – самоубийства после нескольких попыток. Если человек ищет смерти, то рано или поздно найдет.

Я глянул на него, пытаясь понять, как после всего этого ему удается сохранять столь безмятежный вид.

– Но информация хорошая, Хоги. Попробуем проверить. Спасибо. За мной должок.

– Может, тогда отпустите Вика на похороны? Для него это очень важно.

Лэмп поджал губы.

– Не верите, что это Эрли, да?

– Не верю. Санни был ему как отец.

– Люди регулярно убивают своих отцов. Почти так же часто, как и матерей.

– А вы как считаете, он виновен?

– Не знаю, Хоги, честное слово.

– А как насчет этой вашей теории?

– Она мне все еще нравится. Но Эрли очень соблазнительный кандидат. Он тут, под рукой, и у него с головой не все в порядке. Очень легко повесить это дело на него. Амбициозный и недобросовестный полицейский так бы и поступил – измотал бы его и выбил признание. Стал бы героем. – Он усмехнулся. – Может, даже жирный контракт на книжку выбил бы.

– Но вы же не из таких, правда, Лэмп?

– Ну конечно нет.

– Но вы, наверное, свое дело знаете, раз вам поручили такое резонансное дело.

Он покраснел.

– Ну, я добиваюсь результатов.

Цирк начался уже за три квартала от дома Санни. Он разросся за это время – теперь тут крутилась не только пресса, но и любопытствующие, зеваки, люди, которым не терпелось проехать мимо дома жертвы. Я сразу вспомнил, что меня тошнит от людей.