Текст книги "Человек, который умер смеясь"

Автор книги: Дэвид Хэндлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Дэй: Ты начинаешь соображать, что к чему. В общем, в тот первый вечер мы провалились. Но мистер Файн что-то в нас такое увидел. Он посоветовал нам зимой продолжать практиковаться. И мы так и сделали. Добавили новые шутки. Отработали их. К следующему лету у нас были довольно смешные номера для парочки ребят, которые толком не знали, что они делают. У нас хорошо получалось. Мы и не догадывались, насколько хорошо, но как-то раз директор по развлечениям в «Вакейшнленд», парень по имени Дон Эппел, увидел наше выступление и предложил нам пятьдесят долларов в неделю за то, чтобы мы выступали у него. Тогда это были хорошие деньги. Мы пошли к мистеру Файну и сказали, что или он нам предложит столько же, или мы уходим. И он нам стал платить пятьдесят.

Хог: Вам нравилось заставлять людей смеяться? Нравилось внимание?

Дэй: Это лучше, чем работать помощником официанта или чистить ботинки. Было весело. Люди к нам подходили, хлопали нас по спине. Советовали обратиться к ним, если вдруг надумаем заняться сантехникой.

Хог: А у вас было ощущение, что именно этим вы всю жизнь и хотите заниматься?

Дэй: Нет, ни капельки. Мел учился в Городском колледже и копил деньги, чтобы пойти учиться на стоматолога. Я был в том возрасте, когда по-настоящему интересуешься только тем, когда у тебя пройдут прыщи. Мы были просто мальчишки, мы развлекались. Таких там тогда было много – Ред Баттоне выступал со стендапом в «Паркстоне», Сид Сизар играл на саксофоне в «Вакейшнленд». Мел Брукс тоже там работал. Он родом из Бруклина. Настоящий зануда. Заноза в одном месте.

Хог: И вы правда ни разу себе не сказали: «О, я нашел себя! Я комик!»?

Дэй: Нет. Я не представлял, что в этом мое будущее. И потом, не забывай, Мел взял и умер в 1940 году. Я очень тяжело это переживал. Для меня его смерть стала страшной потерей. Мел был для меня всем – отец, старший брат, лучший друг, напарник. Когда он умер… Я правда не знал, что мне делать, но выступать я больше не мог. Это точно. Комические номера слишком напоминали мне про Мела.

Хог: И что вы делали дальше?

Дэй: Закончил школу и сдал экзамен для поступления на государственную службу. Нашел работу в Вашингтоне, клерком у одного из важных рузвельтовских шишек. Жил в меблированных комнатах. Как-то раз у Потомака познакомился с милой девушкой из Индианы. Джуди Монро ее звали. Стенографистка. У нее были рыжие волосы и самая белая кожа, какую я только видел. Моя первая настоящая девушка. Мы ходили в кино, ели в китайских ресторанчиках. Я чуть на ней не женился. А потом японцы разбомбили Перл-Харбор. Я пошел в армию. Меня отправили на начальную подготовку в Хеттисберг, штат Миссисипи. Там было жарко и влажно, а кормили такой жирной и отвратительной едой, что я за первый же месяц скинул больше десятка кило. Плюс ко всему не лучшее место для парня из Бруклина по фамилии Рабинович. Я в учебном лагере был единственный еврей. Белая беднота с Юга, как правило, считала, что это из-за нас США влезли в войну. Так что мне часто приходилось драться – прямо как когда-то на Гейтс-авеню. Только теперь я был совсем один – без Мела, без Стейгов. Во всей казарме ко мне нормально относился только один высокий тощий парнишка из Небраски. Койки у нас там были двухэтажные, и он спал как раз подо мной.

Хог: Как его звали?

Дэй: Гэбриел Найт. А остальное – это уже история шоу-бизнеса.

(конец записи)

ГЛАВА 4

Больше за всю первую неделю мне никто никаких подарочков не подкидывал. Один раз кто-то вроде как пошуровал в заметках и магнитофонных кассетах у меня на столе, но я решил, это просто Мария пыль вытирала. Во всяком случае, при свете дня решил. Когда настала ночь и завыли койоты, я преисполнился убеждения, что кто-то меня запугивает, и у этого кого-то отлично это получается. Я стал по ночам заглядывать под кровать, не прячется ли там кто, но находил там только Лулу.

Мне никак не верилось, что все это дело рук Санни – настолько охотно он шел на сотрудничество, настолько откровенно обо всем рассказывал. Работа у нас шла прекрасно. Так мне казалось, пока однажды утром после тренировки он не заявил, что все обдумал и решил полностью исключить Гейба Найта из книги.

Мы сидели у бассейна и ели грейпфрут. На нем был белый махровый халат, на котором слева на груди было вышито «Санни». На мне тоже был халат. Подарок. На моем было вышито «Хоги».

– Вы шутите, – сказал я, чуть не подавившись долькой грейпфрута.

– Я вполне серьезен, приятель.

Он и правда был серьезен. С теплоты и открытости он внезапно переключился на сдержанную осторожность.

– Нам и так есть о чем поговорить, – продолжил он. – О моей философии комедии, о моей теории режиссуры, о том, как я вылечился…

– Погодите. Вы не можете так поступить.

– Но это же моя книга, разве нет?

– Ваша, но покупать ее будут потому, что хотят прочитать про вас двоих. Люди хотят знать, почему вы разошлись. Взгляните фактам в лицо. Гейб сейчас очень…

– Ну так я верну им бабки. Я передумал. Проект отменяется. Я тебе возмещу потраченное время. Вик купит тебе билет на сегодняшний рейс до Нью-Йорка.

Тут как по заказу появился Вик. Он запыхался и грыз ноготь.

– Я… я им позвонил, Санни, – нервно признался он. – Я позвонил в полицию.

– Как позвонил? – гневно поинтересовался Санни.

– Они сказали, что м-мало что могут сделать, – упрямо продолжил Вик, вытирая лоб ладонью. – Раз уж вы уничтожили доказательства и все такое. Но так хоть они это официально зарегистрируют. Так будет лучше, точно вам говорю.

Я прокашлялся. Они не обратили на меня внимания.

– Вик, я же тебе говорил, что не хочу, чтобы ты им звонил! – заорал Санни, багровея.

– Ну да, говорили, – признался Вик, – но вы мне платите за то, чтобы я вас защищал.

– Я плачу тебе за то, чтобы ты делал что я тебе велю!

– О чем конкретно речь, господа? – вмешался я.

Санни и Вик переглянулись. Вик смущенно переступал с одной огромной ноги на другую.

Санни повернулся ко мне, хмурясь.

– Да чего уж скрывать, Хоги. На самом деле ничего серьезного. Мне сегодня утром пришло письмо с угрозами.

Я сглотнул.

– И что там было написано?

– Он мне не говорит, – сказал Вик. – А письмо он в унитаз спустил.

– Именно в сортире ему и место, – резко сказал Санни. – Вик, я тебя, конечно, люблю, но ты мне сейчас не очень нравишься. Я серьезно расстроен тем, что ты втянул в это дело полицию. Они наверняка все сольют прессе. У меня тут повсюду будут репортеры ползать – только этого мне и не хватало. В следующий раз, когда у тебя возникнет светлая мысль, сделай одолжение, вспомни, что ты болван. Всегда был болваном и всегда будешь. Понял?

Вик несколько раз моргнул, кивнул и вытер нос тыльной стороной руки. Я вдруг понял, что он пытается не плакать.

– Санни, я…

– Уйди с глаз моих!

– Хорошо, Санни. – Вик поплелся обратно в дом, опустив голову.

Санни посмотрел ему вслед, покачал головой.

– Болван.

– Санни, он просто делал свою работу.

– А у тебя, Хог, даже работы нету, – рявкнул Санни. – Если я захочу услышать твое мнение, я тебе об этом скажу, а пока заткнись.

И он погрузился в чтение утреннего выпуска «Вэрайети». Я посидел секунду в полном ошеломлении, потом бросил салфетку и пошел вокруг бассейна к гостевому домику собирать вещи. А потом остановился. Книга Санни вдруг показалась мне очень важной.

– На хрена вы вообще меня сюда притащили? – заорал я ему с другой стороны бассейна.

Санни поднял голову и озадаченно нахмурился.

– В каком смысле?

– В смысле, зачем вы зря потратили мое время? Я столько сил вложил. И получается у нас пока что очень здорово, по-моему. Я уже собрался начать писать. Унты распаковал, приготовил все. На хрена надо было меня сюда тащить, а?

Он подергал себя за ухо, потом рассмеялся.

– Ну и чего в этом смешного? – возмутился я.

– Да ты смешной, мистер маринованный нью-йоркский умник. Если б я тебя не знал, я б поклялся, что ты все это принял близко к сердцу.

– Может, мне просто не нравится видеть, как вы идете на попятную.

– Санни Дэй никогда не идет на попятную.

– Правда? Вы говорили, что хотите рассказать эту историю. Нет, даже что вам прямо-таки нужно ее рассказать. Говорили, что это часть вашего процесса исцеления.

– Ты должен обо мне кое-что понять, приятель.

– И что же?

– Никогда не слушай то, что я говорю.

Я вернулся к столу и сел напротив него.

– Почему вы упираетесь, Санни?

– Я… ну так получается. Вся эта история с Гейбом… это слишком болезненно.

– Больше, чем разговор о вашем отце?

– Гораздо больше.

– Почему?

– Я не могу. Я просто не могу.

– Вы что, мне не доверяете?

– Как я могу тебе доверять? – сказал Санни. Ты же мне не доверяешь.

– Доверяю.

– Нет, не доверяешь. Ты не хочешь меня подпускать ближе.

– Это же работа, Санни. Это не личные отношения.

– Работа для меня всегда личное.

Из кухни вышла Ванда в тунике и спортивных носках. Глаза у нее припухли, волосы были растрепаны.

– Чего вы разорались?

– Творческие разногласия, – ответил Санни.

– Вот так вы себе представляете творческие разногласия? – поинтересовался я.

– Ну да, как в старые добрые времена, – отозвался он, а потом сказал Ванде: – Ты рано проснулась.

– С чего ты взял, что я проснулась?

– Так чего ты встала-то?

– У меня занятия. – Она зевнула и налила себе кофе.

Санни снова переключился на меня.

– Слушай, приятель. У меня завтра эта работа ведущим в Вегасе. Может, съездишь со мной? В пути у нас будет масса времени. Поговорим, пообедаем. Может, это поможет делу. Если, когда мы вернемся, я не передумаю, тогда покончим с этим.

– А Лулу?

– Нас всего ночь не будет. Ванда может за ней присмотреть.

– Ну да, Ванда может за ней присмотреть, – сказала Ванда.

– Ладно, – сказал я, – поедем в Вегас.

– Поедем в Вегас, – согласился Санни. – Вдвоем, только ты да я.

«Вдвоем, только ты да я», разумеется, не считая Вика.

Уехали мы в лимузине еще до рассвета. Мы с Санни устроились на заднем сиденье, окруженные запахом его туалетной воды. Санни спал. В таком виде, с натянутым до подбородка одеялом, он был гораздо больше похож на того пухлого мальчишку из Бедфорд-Стайвесант, который в жаркие ночи спал вместе со старшим братом на пожарной лестнице. Просто теперь он это делал в лимузине с кондиционером.

Я смотрел на него. Есть такая старая пословица – чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли. Литнегру, как я стал понимать, надо еще и влезть в его шкуру. Я не сомневался в том, что Санни Дэй та еще штучка. Его непредсказуемость сбивала меня с толку и бесила. Начал ли я его понимать? Я не знал, раскрылся ли он передо мной или просто показывал мне того Санни, которого хотел показать. Может, я пытался его придумать, превратить в уязвимого и вызывающего сочувствие литературного персонажа. Может, я никогда его не пойму. Но попробовать стоило.

В какой-то момент Санни пошевелился, и одеяло с него упало. Он сонно потянулся за ним, слабо подергивая ухоженными пальцами, и еле слышно застонал. Я поколебался, потом все-таки укрыл его. Санни что-то промычал и укутался плотнее.

Помону и Онтарио мы проехали в темноте. Небо стало лиловеть, пока мы ехали в горы Сан-Бернардино, а когда спустились в пустыню, оно уже было ярко-синим. Санни проснулся где-то около Викторвилля и заявил, что он проголодался. Мы остановились позавтракать в «Денниз» в Бэрстоу. Кроме нас, там была только пара дальнобойщиков у прилавка. Картофельные оладьи в этом ресторанчике готовили просто прекрасно.

На выходе из ресторана Санни купил газеты. Там было полно заметок о номинациях на «Оскар», и он завелся.

– Смотри, Хоги, комедии опять обошли! Меня это просто бесит. Стэна Лорела хоть раз номинировали на «Оскар» за лучшую роль? А Граучо Маркса? А У. К. Филдса, а меня? Да ни разу. Они думают, мы только дурака валяем. А я вот тебе что скажу: комедии приходится делать то же самое, что и драме. Она должна рассказывать историю, в ней должны быть убедительные персонажи, она должна донести до зрителей свою точку зрения – плюс еще и быть смешной. Это даже труднее. Но снобы и критики этого не понимают. Им нужно, чтоб ты с табличкой стоял. Чтоб все было торжественным и скучным. Они ведут себя так, будто развлекать людей – это преступление. А их надо развлекать. Как сказал мне однажды Сэмми: «Если не хочется отбивать такт ногой – это не музыка».

– В моем деле тоже так, – сказал я. – В литературных кругах тебя принимают всерьез, только если твои книги невразумительны и читать их тяжело. Если ты стараешься писать понятно и увлекательно, критики считают тебя легковесным.

– Ну, ты же им нравишься, а ты не нудный.

– Да, правда, я нудным не был, но я так и не написал второй книги. Уж на второй они бы до меня добрались.

– Кончай уже так говорить, меня это очень сильно раздражает.

•– Как – так?

– Ты говоришь о себе в прошедшем времени, будто тебе восемьдесят или ты уже умер. Ты молодой и талантливый. Ты еще много книг напишешь – хороших книг. Тебе просто надо поработать над своим подходом к жизни. Не «я был», а «я есть». Скажи: «Я есть».

Я, конечно, сказал.

– Вот так-то. – Он снова посмотрел на статью в газете и раздраженно поморщился. – А, к черту. Талант не у критиков, а у нас, и мы знаем, что делаем.

Он сунул руку в маленький холодильник, стоящий прямо перед нами, достал две бутылочки «Перье», открыл их и одну протянул мне.

– У меня только один вопрос, – сказал я. – Если мы оба такие умные и знаем, что делаем, почему мы тогда сейчас в полном дерьме?

Санни изумленно уставился на меня, потом рассмеялся. Взял и рассмеялся в ответ на то, что сказал я.

– А ты хорош, Хоги. Тебе голову не заморочишь. Рад, что мы поехали вместе. Эй, Вик, ты как там, малыш?

– Нормально, Санни, – негромко ответил тот.

– Хорош уже дуться, а? Ну я сорвался. Я виноват. Извини. Ты не болван. Ты мой приятель и хотел как лучше. Извини, ладно?

У Вика явно поднялось настроение.

– Хорошо, Санни.

– Как насчет музыки? Поставь нам что-нибудь заводное.

– Сейчас.

Вик поставил кассету с бодрой музыкой – Синатра и Мел Торме, записи из пятидесятых, и мы покатились дальше через район пустыни Мохаве, прозванный «Игровой площадкой дьявола», пританцовывая под музыку и попивая «Перье», пока снаружи воздух дрожал от жары. Не самый плохой способ путешествовать.

– Мерили часто приходили письма от всяких психов, – сказал я. – Типов, которые хотели купить обрезки ее ногтей. Или носить ее трусы. Но угроз убийства не было ни разу.

Санни пожал плечами.

– Лет тридцать в этом деле – и привыкаешь к такому. Неотъемлемая часть известности, во всяком случае, для меня.

– А что в этом письме говорилось?

Он повернулся к окну.

– Что я не доживу до выхода нашей книги.

– А-а…

Санни допил воду, рыгнул, потом ткнул пальцем мне в грудь.

– Знаю я, о чем ты подумал – что я из-за этого хочу отказаться от книги. Ну так ты ошибаешься. Это никак не связано. Я не из таких.

BL Не из каких таких?

– Которых можно запугать. Если б меня беспокоило существование психов, я давно бы уже с ума сошел. А потом, у меня Вик есть. Правда, Вик?

– Точно, Санни.

Мы пересекли границу штата Невада, и перед нами появились первые рекламные щиты казино Вегаса.

– И что вам нужно делать на этом конкурсе?

– Явиться. Все уже без меня расписано. Я просто представляю девушек, пялюсь на их сиськи и подмигиваю зрителям. Днем мы репетируем, в полшестого начинаем. Тебе нравятся танцовщицы из шоу?

– А чему там не нравиться?

– Настоящий полнокровный американец! – заговорщически ухмыльнулся он.

Я ухмыльнулся в ответ.

– А то! Первая группа.

Он нахмурился.

– Нет, конечно, не такими вещами я бы предпочел заниматься, совершеннейшая же клюква. Но выбора нет. После таких проблем, какие были у меня, приходится начинать все сначала. Доказывать, что на тебя можно рассчитывать. В нашем бизнесе очень зависишь от чужих предубеждений насчет себя.

– Да в общем, и в жизни так, сказал я.

– И не говори…

– Да я уже сказал, – отозвался я.

Он изумленно уставился на меня.

– Вы забываете один важный факт про меня, – сказал я ему. – Я вырос на ваших фильмах.

– Да ну?

– Ну да.

Он оглядел меня и хмуро заметил:

– Могло быть и хуже.

– И не говорите.

После нескольких сотен километров безлюдной пустыни Лас-Вегас вырос перед нами под жарким солнцем словно бесстыжий аляповатый мираж. Отели и рекламные щиты были такими огромными и неуместными, что, казалось, стоит моргнуть, и они исчезнут. Я попробовал, но они никуда не делись.

– Частенько я здесь выступал, со вздохом сказал Санни. – Много шуточек утекло.

Третий ежегодный конкурс красоты «Мисс танцовщица Лас-Вегаса» транслировался в прямом эфире из гостиницы «Эм-Джи-Эм Гранд», во всяком случае, так гласил рекламный щит снаружи. Парковка занимала, наверное, акров десять, но сейчас на ней почти не было машин, только несколько грузовиков с телевизионной аппаратурой. Внутри огромного казино оказалось холоднее, чем в холодильной витрине продуктового магазина, и примерно настолько же тихо. Большинство столов было чем-то накрыто. Еще и двенадцати не было.

Санни принимали на полную катушку. Персонал забегал, засуетился и мгновенно проводил нас до номеров. Им с Виком выделили двухкомнатный люкс для важных шишек с гостиной, кухней и бесплатной корзиной фруктов. И вид на лиловые горы тоже был симпатичный. Меня поселили по другую сторону коридора в одноместном номере без всяких фруктов. У меня окна выходили на парковку «Эм-Джи-Эм Гранд», а вдали виднелась парковка «Сизарс-пэлас».

Спортзал на первом этаже был, по словам Санни, прямо конфетка. Мы поработали со штангами, проехали десять километров на велотренажерах, сходили в сауну и окунулись в бассейн с холодной водой. Вик предложил заказать ланч к ним в номер, но Санни настоял на том, чтобы поесть в кофейне. И вот, излучая здоровье, мы взяли штурмом кофейню и принялись за огромные порции салата с тунцом. Устроились мы все в кабинке – Санни в середине, мы с Виком по бокам. Многие посетители подходили к Санни поздороваться и попросить автограф. Туристы, коммивояжеры, обычные люди – его публика. Он с ними шутил, поддразнивал их, и выглядел очень довольным таким вниманием.

А вот Вик ни на секунду не расслаблялся, не переставал осматривать комнату в поисках подозрительных людей. Вик теперь работал.

– В казино собираешься? – спросил меня Санни между автографами.

– Заскочу спустить все деньги, и сразу обратно.

– А сколько ты взял? – встревоженно поинтересовался он.

– Тысячу.

Санни вздохнул с явным облегчением.

– А, это мелочи.

– А вы?

– Я? Мне больше в казино нельзя. Я играю так же, как и пью – не могу остановиться. Бывало, я проигрывал за ночь по пятьдесят – сто тысяч. Теперь обхожу столы стороной – и скачки тоже.

Без пяти два Вик постучал по циферблату своих часов.

– Спасибо, Вик, – сказал Санни, давая официантке знак принести нам чек. – Не хочу опаздывать на репетицию, Хоги. Теперь я себе подобных вещей позволить не могу.

Официантка к нам не торопилась. Шли секунды. Санни постучал вилкой по столу. Потом схватил Вика за руку, чтобы посмотреть время на его часах. Потом сунул в рот парочку драже «Сен-сен». Потом еще раз схватил Вика за руку.

– Дорогуша! – снова крикнул он, явно начиная нервничать. – Официантка!

– Минуточку! – отозвалась она.

– Санни, давайте я вас просто выпущу, – попытался его успокоить Вик. – Я и сам могу расписаться на чеке.

Санни ударил по столу кулаком, так что вилки, стаканы и держатель для салфеток аж подскочили.

– Нет! – взревел он. – Она принесет его сюда, и немедленно… – Тут Санни заметил, что люди за соседними столиками на него смотрят, и взял себя в руки. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – Хорошая мысль, Вик, – тихо сказал он. – Спасибо.

Вик его выпустил, и он зашагал – почти побежал – прочь, не дожидаясь нас. Он так спешил, что чуть не снес по пути двух японских бизнесменов.

– Санни расстроен, – заметил Вик, подписывая чек.

– Да уж я вижу.

– Я не про официантку. Это как раз шаг в правильном направлении. Новый Санни.

– А что бы сделал старый Санни?

– Добился бы ее увольнения. А перед этим перевернул бы стол и побил тарелки. Он сейчас стал гораздо спокойнее. Нет, я про то, как он себя вел с поклонниками.

– А как он себя с ними вел?

– Как будто они ему нравятся. Хотел, чтобы они к нему подходили. Он играл. Он так делает, только когда расстроен. Его это успокаивает. Он уже давно так не делал.

– Должно быть, у него многое зависит от этой работы.

– Не в работе дело. В письме. Оно его не на шутку встревожило. И меня тоже.

– Думаете, это всерьез?

Вик пожал плечами.

– Полезнее предполагать, что да. В таких вещах лучше перестраховаться.

– По-вашему, это как-то связано с приветственным подарочком мне?

Вик нервно поерзал.

– Нет. Нет, не думаю.

– Тогда кто…

– Пойдем. Не хочу оставлять его одного надо.

На сцене одного из основных залов построили декорацию, на которую, похоже, ушла вся алюминиевая фольга в штате Невада. От сцены прямо в зал тянулся подиум, доходя до телекамер и мониторов. Вокруг суетились ассистенты режиссера с папками-планшетами. Пузатые техники с важным видом возились с прожекторами и микрофонами и глазели на танцовщиц, а те в основном сидели в первых рядах, не обращая на техников никакого внимания. Помощник режиссера на сцене показывал нескольким танцовщицам в облегающих джинсах и топах с бретельками, что делать в какой момент. Все очень высокие, с хорошими фигурами, но с простоватыми, ничего не выражающими лицами. Мы с Виком уселись.

– Не нравится мне это, – сказал Вик. – Все время кто-то приходит, кто-то уходит. Кто угодно может пальнуть в Санни.

Он явно нервничал, а это заставляло нервничать и меня.

– Ну так позвоните в полицию. Или вызовите гостиничную службу безопасности.

– Вы же знаете, что не могу.

– Санни на вас срывается, похоже.

– На ком-то он же должен срываться. Лучше на мне, чем на ком-то, кого он может всерьез задеть – на Ванде, например, или на Конни.

– А как же, «у больших парней и эмоции большие»?

– Да просто я-то могу это от него стерпеть, Хог. Это моя работа, не их.

– Как думаете, он откажется от книги?

– Не знаю.

– А вы бы хотели, чтобы он отказался?

– Я хочу как лучше для него, – ответил Вик.

Режиссер объявил технический прогон и попросил всех замолчать. Режиссер, молодой парнишка с бородой в гавайской рубашке, нетерпеливый и взвинченный, явно был не очень уверен в себе. Мерили как-то сказала мне, что неуверенные в себе режиссеры могут быть очень сволочными.

И этот нам через пару минут продемонстрировал, что Мерили была права.

Санни считывал с телесуфлера вводные для представления участниц. Там шла шутка: «А вот и они, вот и кандидатки в мисс „Отель Аладдин“[36]36
  В помещении бывшего «Отеля Аладдин» регулярно проводятся конкурсы красоты «Мисс США» и «Мисс Вселенная».


[Закрыть]!»

Кое-кто из съемочной группы хихикнул, но Санни был недоволен. Он схватился за горло, делая вид, что его тошнит.

– Вам что, не нравится эта строчка, мистер Дэй? – поинтересовался режиссер.

– Какая-то она несвежая, вам не кажется? Эта шутка была несвежей даже двадцать лет назад, когда ее использовал Паар[37]37
  Джек Паар – писатель, комик, ведущий теле– и радиопрограмм.


[Закрыть]. Мы можем и лучше.

– Шутки уже написаны, мистер Дэй.

– Да, но мне же их произносить. Дайте мне минуту, я что-нибудь придумаю.

– У нас нет минуты, раздраженно сказал режиссер. – И честно говоря, люди этот конкурс смотрят не ради ваших острот. Половина вообще будет смотреть без звука, держа свой писюн в руке.

Санни рассмеялся.

– Писюн? Это что, у вас в младших классах сейчас так говорят крутые ребята?

Тут засмеялись и съемочная группа, и танцовщицы.

Режиссер побагровел.

– Мистер Дэй, вы собираетесь устраивать мне проблемы и вести себя непрофессионально? Если да, то так и скажите. Скажите сразу, и я возьму телефон и найду кого-нибудь вам на замену. Мне тут ваши фокусы не нужны. Мне нужен профессионал.

Зал затих. Все смотрели на Санни и гадали, как поведет себя Единственный.

Санни яростно полез за «Сен-сен», сунул пару драже в рот и принялся жевать. Он жевал их, пока с лица его не исчезли гнев и обида, а потом негромко сказал:

– Я профессионал.

– И? – подстегнул его режиссер.

– А вы режиссер, – тихо произнес Санни, как послушный ребенок.

– Отлично. А теперь давайте вернемся к прогону.

Они вернулись к работе.

– Пойду-ка я отсюда, – сказал я Вику.

– Я вас не виню, – напряженно сказал он, не отрывая мрачного взгляда от режиссера.

– Как думаете, а если я и представление пропущу, он обидится?

– Просто скажите ему, что вам очень понравилось.

И я сбежал из зала.

– Как там моя девочка?

– О, да мы теперь фамильярничаем?

– Я имел в виду коротколапую девочку.

– А, ее… С ней все в порядке. Спит на травке.

– Я знал, я знал! Она по мне не скучает. Она даже не заметила, что меня нет.

– Я не хотела вас пугать. На самом деле она весь день грустная и унылая.

– Вы специально так говорите, чтобы поднять мне настроение. – Я вздохнул в телефонную трубку. – И оно поднялось. Я не забыл вам сказать, когда ее кормить?

– Вы все записали. Она что, правда ест…

– А я вам говорил, что она может захотеть спать с вами?

– Нет.

– А вы не против?

– Ничуть.

– Возможно, она захочет спать у вас на голове.

– Возможно, мне это понравится.

– Я так и думал.

Она пошмыгала носом.

– Вы что, не хотите узнать, как у меня дела? Вы только ради нее позвонили?

Она явно переигрывала. Мы снова будто снимали наше собственное кино.

– Как сегодня занятия? – сымпровизировал я.

Если вы будете со мной милы, – отозвалась она хриплым чувственным шепотом, – когда-нибудь я расскажу вам… об изменении зонирования.

– Скажите, а как такая сексапильная девушка с обложки вообще попала в недвижимость?

– Ну, я спала с агентом по недвижимости.

– В прошедшем времени?

– Он сушит волосы на теле феном. Хоги, вот вы сушите феном волосы на теле?

– Нет, я плачу за это специально обученному человеку.

Она засмеялась, потом помолчала немного и сказала:

– Хоги?

– Что?

– У меня появляется… ощущение насчет нас с вами. А у вас?

Я помедлил, пытаясь понять, играет она или уже перестала.

– Эй, – позвала она, – молчание не лучший ответ.

– Думаю, как правильно ответить.

– Попробуйте, у вас все получится.

– Ну ладно, – сказал я. – У меня тоже есть… ощущение. Только…

– Только что?

– Только у меня принцип: не смешивать работу со страданиями.

Теперь замолчала уже Ванда.

– Ого, – сказала она наконец, – а ты силен.

– Ну да, ты теперь соревнуешься с серьезными игроками.

– Похоже, да. Все дело в том, что я старая развалина? Ты поэтому меня отвергаешь?

– Поговорим, когда я вернусь. За обедом. И ты не старая развалина. Ты одна из самых красивых женщин, которых я знаю. Я польщен твоим вниманием.

– А зря. У меня же ужасный вкус на мужчин, помнишь?

Она засмеялась и повесила трубку. Конец сцены.

Что до меня, я сделал глубокий вдох и позвонил в Виннипег, провинция Манитоба. Пришлось сделать несколько звонков, прежде чем я нашел отель, в котором остановилась съемочная группа нового фильма нового гения, но я его все-таки нашел, и телефон в ее номере зазвонил, и она сняла трубку. Когда она сказала «Алло», сердце у меня отчаянно забилось. Я на секунду разучился разговаривать. Она снова сказала «Алло», уже слегка настороженно.

– Привет, Мерили, – наконец выговорил я.

– Хоги, милый, это ты. А я уж думала, что это очередной любитель дышать в трубку.

– Ты разочарована?

– Ни капельки.

Критики уже много лет пытаются описать голос Мерили. Это одно из главных ее достоинств как актрисы и как женщины – звучный, хорошо поставленный, и в то же время воздушный, с ноткой смущения. Мне ее голос всегда казался голосом воспитанной девочки-подростка из хорошей семьи, которую только что впервые поцеловали.

И ей понравилось.

– Хоги?

– Да, Мерили?

– Привет.

– И тебе тоже привет. Мне нужно тебя кое о чем спросить. Надеюсь, ты не возражаешь.

– Абсолютно не возражаю. Я торчу у себя в номере и смотрю хоккей по телевизору. Тут уже пролилась кровь.

– А где Зак?

– В Нью-Йорке, бьется над своей новой пьесой, – ответила она. – Ты это хотел спросить?

– Нет. Лулу уже исполнилось два года или еще только будет два?

– У нее это на обратной стороне бирки на ошейнике написано. Мы же выгравировали там ее дату рождения, помнишь? Я хотела указать там и ее знак зодиака тоже, но ты не дал.

– У собак не бывает знаков зодиака.

– А вот и бывают.

– Я не могу проверить ее бирку. Она в Лос-Анджелесе, а я в Лас-Вегасе.

– Ты ее не сдал в какой-нибудь собачий питомник?

– Что ж я за человек, по-твоему?

– Талантливый и печальный.

– Наполовину угадала.

– На которую?

– Слушай, раз ты теперь с Дебби Уинтер снимаешься, расскажи мне, какая она.

– Не знаю, милый. Она не выходит из трейлера. Я играю темную сторону ее натуры. Это все очень психологично, что в данном случае, по-моему, означает кашу-размазню.

– Я скучаю по твоим затейливым выражениям.

– Я вообще не представляю, что здесь происходит. Режиссер мне ничего не говорит, он слишком занят – слушает, как окружающие ему рассказывают, какой он гениальный. Через неделю заканчиваем. Хоги, как тебя занесло в Лас-Вегас?

– Работаю над книгой Санни Дэя.

– Да, я что-то про это читала в журнале «Пипл».

Вот что еще мне всегда нравилось в Мерили – она никогда не скрывала, что читает «Пипл»[38]38
  Еженедельный журнал «Пипл» (People) специализируется на статьях и сплетнях о знаменитостях.


[Закрыть].

– И что там говорилось?

– Что Гейб Найт не очень доволен тем, что их прошлое собираются раскапывать. И что этим занимаешься ты.

– Думаешь, с моей стороны это низко?

– Ты не смог бы вести себя низко, даже если бы захотел.

– Знаешь, Мерили, это вторая по приятности вещь, которую я от тебя услышал за все эти годы.

– А первая какая?

– «Ты точно не хочешь попробовать в какой-нибудь еще позе?»

– Ми-истер Хоги, что-то вы расшалились, когда начали водить компанию с комиками из «борщового пояса»[39]39
  Так в 1920-1960-е годы называли курорты вокруг Нью-Йорка, популярные среди нью-йоркских евреев, иммигрантов из Восточной Европы (именно они познакомили Америку с таким блюдом, как борщ). Считается, что там зарождался американский шоу-бизнес. Именно о таких курортных отелях Санни рассказывает в третьей главе.


[Закрыть]. Расскажи-ка лучше про Единственного. Он правда такой сальный и пошлый, как кажется?

– Честно говоря, я даже не знаю.

Она помолчала секунду.

– Что не так?

– А почему ты думаешь, что что-то не так?

Она не снизошла до ответа.

– Я, кажется, втянулся, – сказал я. – Не уверен, что это хорошо. Я и так в невнятном положении – я не репортер, не психиатр, не друг. Подходящего слова для моей роли нет – во всяком случае, приличного.

– Расслабься, Хоги.

– Ты советуешь мне расслабиться?

– Ну да. Ты всегда сам себя слишком строго контролируешь. Именно в этом твоя проблема.

– А, вот оно что.

– Вживайся в роль и просто получай удовольствие.

– Тут слишком мрачные дела творятся, не до удовольствий. – Я рассказал ей о том, что произошло и как себя вел Санни.

– Он прав, что не слишком переживает насчет психов, – сказала Мерили спокойно. – Я тоже так делаю. Скажи мне, милый, не начал ли ты роман?

– Ничего я не начал.

– Очень жаль. Погоди, кто-то стучится в дверь. Не вешай трубку.

Она отложила трубку. До меня донеслись голоса, потом звук закрывающейся двери в номере Мерили. Потом она вернулась.

– Это роль на завтра принесли… боже мой, я буду в грязи. Тут на улице минус двадцать четыре, откуда грязь возьмется?