Текст книги "Дело человека [Дело для настоящих мужчин]"

Автор книги: Дэвид Герролд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

31

Почти тридцать секунд я стоял, уставившись на проклятую дверь и не говоря ни слова.

Я положил на нее ладони и нажал. Металл был холодным.

Я прижал голову к солидной металлической плите. Ладони сжались в кулаки.

– Дерьмо!

А потом я сказал еще целую кучу других слов.

Я ругался, пока не стал повторяться, потом перешел на испанский.

Когда я, наконец, исчерпался, то чувствовал себя не лучше, чем вначале.

Опустошенным. Обманутым. И глупым.

Я снова начал расхаживать по квартире. Я стучал по терминалу каждый раз, когда проходил мимо. Бесполезный кусок мусора. Я даже не мог вызвать комнатный сервис.

Я прошел на кухню и открыл холодильник – он был неожиданно хорошо заполнен. Но я не был голоден. Я был взбешен. Я начал открывать ящики. Кто-то предусмотрительно убрал все большие ножи.

Ругань больше ни к чему не приводила. Только горло пересохло. И чувствовал себя все глупее. Когда остановишься, начинаешь понимать, как идиотски это выглядит.

Что я на самом деле хотел – так это поквитаться.

Я вернулся в гостиную и еще раз толкнул терминал. Хорошо толкнул – он почти упал с подставки, но я вовремя поймал. А потом удивился – зачем? Чертов инструмент не хотел говорить со мной – и я ему ничего не должен.

Я смахнул его с подставки на пол.

Он ударился с тупым стуком.

Я поднял его и потряс. Там даже ничего не сломалось.

– Ага… – Я вытащил его на балкон и выкинул через перила.

Он чиркал по наклонным стенам здания, отскакивал и разбился о бетон внизу с ужасно приятным грохотом.

Я выбросил вслед подставку.

А потом кресло.

И лампу.

И маленький столик.

Телевизор был привинчен к стене. Я разбил его вторым креслом – потребовалось три удара – а потом выкинул кресло вслед за первым.

Отскочило, отскочило, чиркнуло, скользнуло, разбилось вдребезги. Великолепно.

Что еще?

Микроволновая печь.

Ночник из спальни.

Еще три кресла.

Еще две лампы.

Небольшой обеденный стол.

Скамеечка для ног.

Все вешалки из шкафа.

Большинство полотенец и простынь.

Кингсайз-матрац. Это было довольно трудно.

Пока я боролся с матрацем, то увидел, что внизу собралась толпа, конечно на безопасной дистанции. Они аплодировали каждому новому акту разрушения. Чем неистовей он был, тем громче радость.

Подставка кровати и тумбочки вызвали несмолкаемую овацию.

Я задумался, чем увенчать это. И начал опустошать кухню.

Все тарелки – они звучали великолепно, разбиваясь и звеня внизу, на улице, – и все горшки и кастрюли.

Все вилки, ложки и ножи.

Содержимое холодильника – вместе с полочками.

Почти всю воду в бутылках. Я открыл одну и сделал добрый глоток. Я стоял на балконе, переводя дух и удивляясь, почему никто не поднимется остановить ужасный дождь. Я закончил бутылку и она отправилась в ночь, чтобы разбиться где-то внизу во тьме.

Я оглядел квартиру. Что еще? Что я пропустил?

Бар!

Я решил начать с пива. Почти полный бочонок был в небольшом холодильнике под стойкой. Он звенел и лязгал всю дорогу вниз и, ударившись, взорвался пенистым фонтаном. Те, кого обрызгало, завизжали.

Холодильник последовал за бочонком. Черт! Вмешается, наконец, кто-нибудь? Какое это все-таки поганое искусство.

Протянув было руку к бутылке скотча, я остановился.

Нет. Некоторые вещи священны.

Что говорил по этому поводу дядюшка Мо? Прежде чем убить бутылку, отдай ей честь. Правильно.

Я сделал глоток и отправил ее на смерть.

Было три бутылки скотча. Я попробовал каждую. Потом убил бурбон. Я начал понимать, что надо делать глотки поменьше. Бар был очень хорошо заполнен.

Я напал на ром, светлый и темный.

Истребил водку.

Казнил джин.

Изнасиловал красное вино.

Крики внизу поутихли. Кстати, когда я кончил выкидывать большие, возбуждающие вещи, то потерял большую часть зрителей. Что ж, пусть так. Спектакль может быть волнующим для неискушенного, но настоящий артист работает ради искусства.

Пошатываясь, я вернулся и покончил с ликерами и бренди. Шерри я сохранил на конец, кроме всего это послеобеденный напиток.

На стеклянной полочке стоял набор бокалов. Они последовали за бутылками. То же сделала полочка.

Я бродил по комнате, высматривая, что пропустил. Осталось немного. Я задумался, смогу ли скатать ковер.

Нет, не смогу. Даже стоять требовало много труда.

Кроме того, вначале надо в туалет. Я протопал в ванную и облегчился.

– А как насчет душа?, – заикаясь, пробормотал я. – Окей, – согласился я с собой и включил воду. Нашел полотенце, которое забыл выбросить, и кусочек мыла. В аптечке нашел пакетик «Протрезвителя». Нет, я еще не готов протрезветь. Отложил его в сторону.

В душе была зверская акустика. Резонанс превосходен для пения. Единственное поощрение, в котором я нуждался. «Когда я вернулся в Венуспорт» я прошел по полному либретто. То же для «Двойной дозы любви» и «Бисексуала», прежде чем кончилось мыло.

Приятная штука, однако, отели – никогда не кончается горячая вода.

Но нельзя петь без мыла. Что-то не то.

Я выключил воду, нашел забытое полотенце и начал сушить волосы. Все еще напевая и вытираясь, я прошел в гостиную…

Валлачстейн, Лизард и двое других стояли там, ожидая меня.

– Э-э, – сказал я. – Хай. – И опустил полотенце на талию. – Могу я, э-э, предложить вам, э-э, кресло? – Только Лизард улыбнулась и отвернулась спрятать это. Другие просто мрачно смотрели.

– Благодарю вас, – сказал полковник Валлачстейн. – Мы предпочитаем постоять.

– Хорошо…. – сказал я. – Мило, что вы заглянули так запросто. Однако, мне хотелось бы, чтобы вы вначале позвонили, а то я немного заскучал…

Если Валлачстейн и был в гневе, то прекрасно скрыл его. Он говорил ровным голосом без эмоций. Темные глаза были непроницаемы. Он указал на пустую комнату. Я очень хорошо вымел ее. – Есть этому какое-нибудь объяснение?…

Мне показалось, что я встал поровнее: – Да. Мне было скучно.

– Прошу прощения?

– Кто-то запер меня. Отключил терминал. Мне нечего было делать. Я начал экспериментировать с психоакустическими свойствами падающих объектов, пытаясь определить, какой из домашних предметов производит наиболее удовлетворительный грохот.

– Понятно… и что вы определили?

– Керамические лампы очень хороши. Бочонки с пивом тоже. И почти каждая бутылка с напитком. Кресла и матрацы выразительны, но скучны.

Валлачстейн задумчиво кивнул: – Я запомню это, чтобы ссылаться в будущем. На случай, когда окажусь в ситуации, где понадобятся такие факты. – Он смотрел с любопытством: – Вы хотите что-нибудь добавить?

– Да, хочу, – сказал я. Я начал медленно: – Прежде всего я хочу знать, почему меня заперли? Вы просили меня сотрудничать с вами. И таким способом вы гарантировали это? Или происходит что-то еще, о чем я не знаю? Может, вы и ваш исчезающий или несуществующий комитет уже решили мою судьбу? Я сам еще существую? Мне кажется, вы не учитываете мое мнение, не так ли? И пока я тут, то хочу знать, что вообще произошло с честным судом? Я все еще не знаю, в чем меня обвиняют! И прежде чем мы пойдем дальше, я хочу, чтобы присутствовал адвокат. – Я сложил руки на груди, но потом пришлось придержать полотенце от падения. Я принял прежнюю позу, но эффект был испорчен.

Валлачстейн помедлил перед ответом. Он оглядел комнату, словно вымскивая, где сесть, потом снова посмотрел на меня: – Хорошо, да, полагаю, мы должны извиниться. Это была ошибка.

– В самом деле?, – настаивал я. – Как получается, что все – ошибки? Есть здесь кто-нибудь, кто действует с целью?

– Как с мебелью?, – уточнил он.

– Да, как с мебелью! У этого была цель. – Я выдвинул челюсть, надеясь придать себе боевое выражение. – Вы хотите, чтобы я заплатил? У меня есть пятьдесят тысяч кейси.

Он покачал головой и поднял руку: – Не беспокойтесь. Эта комната не существует. Мебель тоже. Как и я. И, вероятно, как и вы. Если вы замолчите и послушаете немного.

Меня проняло. Я замолчал.

– Тот факт, что вы задерживались здесь против вашей воли, является ошибкой. Я несу за это полную ответственность. Я отдал приказ и он был неверно понят. Я извиняюсь. Я могу понять вашу реакцию и симпатизирую ей. В действительности, это здоровый знак. Это показывает, что в вас есть нечто, не только независимое, но иногда откровенно антисоциальное. Для наших целей это ценный штрих. – Он задумчиво потер подбородок и продолжил: – Теперь по поводу других ваших вопросов: слушания не было. Вы не были под судом. Вас ни в чем не обвиняли. Вы понимаете?

– Э-э… – Снова тот же вопрос. – Да, сэр. Понимаю.

– Хорошо. Протокол уничтожен. Не существует записей, показывающих, что вы нарушили секретность. Более того, я записал копию приказа, который вы получили вчера, причем в письменном виде, инструктирующий вас сообщить членам конференции информацию о четвертом хторре, на любом удобном заседании. Вы понимаете?

– Э-э, да, сэр.

– Хорошо. Теперь идите, оденьтесь. Нам следует еще кой о чем поговорить, и я предпочел бы сделать это несколько более формально.

– Да, сэр. – Я отступил в ванную, проглотил пригоршню «Протрезвина» и натянул одежду. Пока приглаживал щеткой волосы, нечаянно подслушал возбужденные голоса. Один принадлежал Лизард.

Она говорила: – … все еще не согласна. Это нечестно!

– Это факт жизни, майор! Мы все расходуемся. – Я не разобрал, чей это голос. Мистер Смуглый?

– Не в этом дело! Это мелкая операция! И скользкая!

– Она необходима! Мы вынуждены обстоятельствами. Решение уже принято…

Внезапно стало тихо, словно кто-то понял, как громко они болтают и шикнул. Я нахмурился на себя в зеркале. Теперь что за чертовщина? В какую кроличью нору попал я на этот раз?

Я зачесал волосы назад, сплеснул лицо водой, тщательно вытерся, сосчитал до десяти и вышел в комнату.

Остался только Валлачстейн. Остальные ушли: Лизард, японская леди, мистер Смуглый.

Валлачстейн сказал: – Я попросил их удалиться. Становилось немного шумно.

– Вы не хотели, чтобы я что-то услышал?

– Может быть. Я хочу предложить вам работу. Она слегка опасна. Но мне кажется, вы подготовлены к ней.

– Почему?, – спросил я.

– Потому что вы один из немногих, кто обладает как научным фундаментом, так и собственным опытом с хторрами в поле.

– Что за работа?

– Я хочу перевести вас в секцию слежения за хторрами.

– Я думал, что уже в ней.

Он покачал головой: – Это не постоянная операция. Это временная поддержка линии, пока мы пытаемся понять, против чего мы в действительности. Мы собираем вместе тех, в ком немного больше ответственности. Вам придется делать в основном то, что и в Альфа Браво – искать и уничтожать бункеры заразы. Единственное различие в том, что мы будем использовать эту команду для развития методов захвата хторров живыми – если сможем. Единственный живой образец, который мы имеем сегодня, может быть атипичным экземпляром. Я слышал, вы видели его.

Я кивнул.

– Так как это звучит для вас, Маккарти?

Я пожал плечами: – Это не совсем то, что я имел в виду. Я хочу быть назначенным в Научный Центр здесь. Я хочу закончить работу, которую начал с образцами.

Валлачстейн жестом отмел это: – Не беспокойтесь. Пусть кто-нибудь из нажимателей кнопок у Молли играет с этой чепухой. Мы захватываем такие вещи каждый раз, когда находим гнездо. Единственная причина, по которой мы все еще собираем их, это так занять секцию доктора Партридж, чтобы они не могли впутаться где-нибудь еще. До сих пор это срабатывало. Мы держим человека в ее секции, чтобы сообщать нам, когда прибывает что-нибудь интересное. Мне кажется, вы знакомы с ним. Кстати, весьма хороша работа, доказывающая, что хторры живут под красным солнцем.

– Благодарю вас. Но она не закончена.

Он покачал головой: – Это неважно. Это образцы неважны.

– Что?! Тогда почему нас привезли срочным рейсом?

– А вы догадайтесь. Что вы доставили?

– Тысяченожек. Растения. Соскобы.

– Чепуха. У нас уже были такие образцы.

– … яйца хторров!

– М-м-м. Может быть. Узнаем, когда они вылупятся. – Это явно не произвело на него впечатления. – А что еще? Что вы привезли ценой в пятьдесят тысяч кейси?

– О! – Коробочка. Микрочип памяти.

Валлачстейн кивнул: – Все остальное было просто прикрытием. По правде говоря, я хотел, чтобы вы их забыли.

– Что? Почему?

– Оглянитесь, видите этот город? Он выглядит живым, правда? Ошибаетесь. Он слишком велик. Его нельзя поддержать. Нам не нужны эти люди. Он рухнет – это всего лишь вопрос времени.

– Я думал, что правительство хочет вернуть людей в города.

– Они и занимается этим. Но с военной точки зрения это плохая идея. Что если начнется еще одна чума? Мы снова потеряем все. Мы не можем рисковать. Нет, мы более чем когда-либо убеждены в необходимости децентрализации, особенно наших лабораторий. Я хочу, чтобы каждая часть в стране изучала хторров независимо. Мы должны полностью восстановить нашу сеть к концу следующего месяца и вы будете в двусторонней связи с каждым, кто работает одновременно с вами. Я обещаю вам это. Вы будете на связи с лучшими нашими головами.

– Я не понимаю, – сказал я. – Утром я был для вас всего лишь занозой в заднице. Раздражением. Что изменилось?

– Мы поняли, как уравновесить активы и пассивы, вот и все.

– Да?

Он вежливо улыбнулся: – Вы не глупы, Маккарти. Когда сидите за терминалом. Но иногда вы не замечаете, что у вас под носом. Мне казалось, что теперь вы понимаете.

– Что ж, не понимаю.

– Похоже на то. Вы особо ценны. Вы знаете нечто, что никто не знает. Вы знаете, что иногда бывает четыре хторра в гнезде.

– Но никто мне не верит.

– Я верю, – сказал он. – И еще много людей. Очень важных людей.

– Что?

– Этот блок памяти. На вас был шлем, помните?

Прошла секунда, пока до меня дошло, о чем он говорит. – Но… Обама сказала, что блок сдох…

– Она защищала вас. Она не знала, важно это или нет. Она не могла оценить коллизию самостоятельно. Поэтому она передала блок по нестандартному каналу. Вы доставили его сами.

– Вы смотрели его?…

Он кивнул: – Все мы смотрели. И запись дознания. Хторр весьма страшен.

Некоторое время я не мог перевести дыхание.

– Вы в порядке?

– Нет, – сказал я. Я смотрел на него. Чувствовал, как бьется сердце. – Мне надо знать. Что показал блок? Мог ли я… успеть? То-есть, мог ли я спасти Шоти?

Он ответил тихо: – Да.

Я словно врезался в стену вины. Я сполз на пол, на колени. Мне было слишком больно, чтобы плакать. Я уперся в ковер руками, чтобы поддержать себя. Я чувствовал, что падаю. Голова горела, я был словно в западне. Меня тошнило. Желудок отяжелел и дергался. Я хотел умереть…

Я пришел в себя плача, уткнувшись в колени Валлачстейна. Он осторожно похлопывал по моему лицу прохладным мокрым полотенцем. Увидев, что я открыл глаза, он отложил полотенце. Мягко потрепал по волосам. – Как ты чувствуешь себя, сынок?

– Погано. – Слезы еще катились по щекам.

– Хорошо. Так ты и должен чувствовать. – Он продолжал гладить меня по волосам. Хотелось, чтобы это продолжалось. Это совсем не казалось странным.

– Я хочу домой, – сказал я. – Я хочу покончить с этим! Я не желаю так! – Я снова плакал. – Я хочу, чтобы мама сказала мне, что снова все хорошо!

– Да, – сказал Валлачстейн. – Я тоже хочу.

Тогда я начал смеяться. Слишком больно было снова плакать. Я мог только смеяться.

И плакать.

А потом снова смеяться.

Валлачстейн снова вытер мне лицо влажным полотенцем: – Как ты теперь себя чувствуешь?

– Лучше. Спасибо. – Я понял, как странно должна выглядеть эта сцена, и почувствовал себя неуютно. Попытался встать. Он удержал меня, потом сказал: – Ладно, вставай. Я хочу поговорить с тобой.

– Да, сэр. – Я встал.

– Мы знаем теперь, что что-то происходит с хторрами последние семь-восемь недель. Мы начали терять команды и не понимали, почему, просто они уходили на гнездо и не возвращались.

У нас были предположения, но не было доказательств, поэтому мы выслали

команды с камерами и радио. Потеряли две и все еще ничего не знали. Ваша команда – первая, которая вернулась. Ваш клип – нужный нам ответ. Мы уже обнаружили еще два гнезда с четырьмя хторрами. Оба нейтрализованы. Мы уже изменили наши процедуры. Вы спасли множество жизней.

– Хотелось бы, чтобы об этом сказали раньше.

Валлачстейн снова вытер мне лоб полотенцем. – Я думал, что вы должны были пересмотреть свои действия, после того, как прибыли, и найти ответ сами. Мы не были уверены в том, какого сорта клоуны вы с другом. Мы все еще не уверены в вашем друге, но он занят чем-то и держится в стороне, и мне кажется, что я по крайней мере должен быть ему за это благодарен. Возможно, я мог бы найти для него чего-нибудь, где он не мог бы натворить много хлопот.

Я пропустил все мимо ушей. Это ничего не меняло. – Я не спас Шоти.

– Верно. Он мертв, – ответил Валлачстейн, – и, похоже, таким и останется.

Я сел и глянул на него: – Весьма бездушно.

– Знаю, что это так выглядит, – сказал он. – Форман был прав относительно тебя.

– Форман?

– Как ты думаешь, о чем было интервью? Я хотел знать твое отношение к уничтожению хторров и насколько искренним я могу быть с тобой.

– Что он сказал?

– Что я должен сказать тебе всю правду и ничего больше. Он предупредил, что ты тяжело воспримешь ее.

– В самом деле?

– Да. – Он улыбнулся. – Ну и как, ты хочешь эту работу?

– Не знаю. Я снова буду на передовой?

– Тебе также повысят звание.

– Насколько?

– До лейтенанта.

– Вы шутите.

– Хотел бы. Только офицеры привлекаются к этим исследованиям. Поэтому, если мы хотим добавить члена команды, нам надо сделать его офицером.

– Я могу оставаться «прикомандированным гражданским персоналом»?

Он покачал головой: – Никакой невоенный персонал не допущен к операциям секции слежения. Так каков твой выбор?

– У меня есть время немного подумать?

– Ответ мне нужен сегодня вечером. Поэтому мы пришли к тебе так поздно. Нам надо было принять некоторые решения. Некоторые из них вызваны событиями этого утра. И ты – тоже часть этих решений. Мне пришлось выкручивать руки, чтобы взять тебя на борт. Теперь либо бери ее, либо уходи.

– Что если я уйду? Тогда что?

– Не знаю. Мы найдем для тебя, что делать. Я обещаю, что это тебе не понравится.

– Поэтому у меня нет настоящего выбора, правда?

Он выглядел одновременно раздраженным и извиняющимся: – Сынок, у меня нет времени для игр. Идет война. Ты хочешь участвовать в ней или нет?

Я глянул ему в лицо: – Да, хочу – просто я не получаю прямых ответов, поэтому вы понимаете, что я слегка скептичен?

Он не ответил. Он сказал: – Ты берешь работу?

– Вы сделаете меня старшим лейтенантом?

Он мигнул. Потом засмеялся: – Не дави на меня так сильно. Ладно, пойду на старшего. Но не согласен на капитана. – Он огляделся: Ты не выбросил Библию? Нет, вот она. Встань. Протяни свою правую руку. Повторяй за мной…

32

Я закончил процедуру, стоя с винтовкой в руках и с чувством дежа-вю.

Это была винтовка АМ-280 с настраиваемым лазерным прицелом. Выходной луч шел в далеком ультрафиолете и, чтобы увидеть его, надо было надеть видео-шлем с окулярами, сфокусированными на сетчатке. Винтовка стреляла высокоскоростными пачками игл, по восемнадцати в пачке, три тысячи выстрелов в минуту. Вы наводили луч на цель и нажимали спуск. Пачки игл вырезали дыры в стальной двери. Говорили, что с помощью 280-й можно разрезать человека пополам. Мне не хотелось бы попробовать.

Я держал винтовку и смотрел на нее. Во рту было кисло. Я верил Дюку и Обаме, а кончил с факелом в руках и Шоти на другом конце. У меня осталось плохое чувство к оружию. Я восхищался технологией. Но меня беспокоило применение.

Лейтенант пододвинул ко мне два ящика на стойке: – Подпишитесь здесь, что получили винтовку и патроны.

Я поднял палец: – Минутку. Кто научит меня владеть ею?

– Ничего не знаю об этом.

– Тогда я не стану подписывать.

– Как хотите. – Он пожал плечами и начал отворачиваться.

– Постойте. Этот телефон защищен?

– Вам нельзя им пользоваться.

– Проехали. Это бизнес компании.

Он было открыл рот, но потом передумал и пододвинул телефон. Я сунул в него карточку и набрал номер, данный мне Валлачстейном.

Линия пискнула, переключаясь в кодированный режим, и трубку поднял Валлачстейн: – Джо в Дели. Его нет здесь.

– Дядя Айра?

– Говорите.

– У меня проблема.

– Расскажи.

– Я не воэьму оружие.

– Почему?

– Похоже, никто не знает, кто отвечает за мое обучение.

– Не беспокойся об этом…

– Я беспокоюсь.

– … тебе не придется им пользоваться. Оно напоказ.

– Извините, сэр, это не очень хорошо.

– Слушай, сынок, У меня нет никого свободного, чтобы научить тебя этой штучке до сегодняшнего обеда. Я хочу только, чтобы ты стоял там и выглядел как солдат. Я прослежу, чтобы ты прошел полный курс подготовки до конца недели.

Я было хотел протестовать, но вместо этого сказал: – Могу я получить это в письменном виде?

На другом конце линии наступила тишина. Потом он медленно сказал: – В чем дело, сынок?

– Ни в чем, сэр. Но это похоже на то, что я вам говорил прошлой ночью. Я никому и ни в чем не верю больше на слово.

Он вздохнул. Я почти видел выражение его лица. Хотел бы я знать, что было бы, если б я пересилил себя. Он сказал: – Я занесу это в ваше личное дело. Вы можете сегодня днем поупражняться сами.

– Благодарю вас.

– Хорошо. – Он закончил разговор.

Я повесил трубку и повернулся к лейтенанту: – У вас есть руководство для этой штуки?

Он глядел кисло: – Ага. Где-то валяется. Подождите минутку. – Он исчез в задней комнате и вернулся с тонким буклетом, бросив его на стойку. – Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. – Я положил книжицу в чехол вместе с винтовкой и двумя коробками обойм и застегнул. Подписал квитанцию и подхватил шлем.

Когда повернулся уходить, лейтенант сказал: – Я верю, что вы лейтенант, не больше, чем во все другие истории, что слышал о вас.

Я встретил его взгляд: – Мне все равно. Не мое дело – во что вы верите.

Я вышел, бросил винтовку со шлемом в багажник и запер его. Вместо того, чтобы вернуться в бараки, я вытащил из бордачка план базы и поискал место для тренировки. Полигон располагался на северном конце лагеря. Дорога занимала десять минут – пришлось долго объезжать.

Когда я приехал, там не было никого. Хорошо. Мне нужно уединение. Я распаковал винтовку и уселся в машине, держа ее на коленях и читая руководство. Я включил оба предохранителя и поупражнялся заряжать и разряжать ее. Пустой магазин выбрасывался автоматически. Полный вставлялся на место так же легко, как кассета в магнитофон. Хорошо.

А теперь, как работает лазерный прицел?

В соответствии с руководством лазер случайным образом переключал частоту каждую десятитысячную долю секунды в различные точки спектра, но всегда вне границ видимого света. Лазер должен высвечивать свои микросекундные вспышки интервалами случайной длительности. Не было регулярности ни в частоте выходного луча, ни в его структуре. Только видеошлем, подключенный к винтовке, мог проследить за мириадами бесконечно-малых пакетов когерентного света. Надевший его мог видеть лазер, как постоянный луч. Никто другой, в защитных очках или без, вообще не мог его видеть, кроме, может быть, случайных подпороговых вспышек. Идея была в том, чтобы воспрепятствовать вражеским снайперам засечь конец луча. Без специального оборудования выследить его было невозможно.

Потом я попробовал шлем.

Я словно заглянул в ад. Я уставился в пылающий, эфирный мир, расцвеченный во все оттенки красного и серого. Сенсоры шлема сканировали спектр от ультрафиолетового конца до инфракрасного, потом картинка оцифровывалась и назначались новые значения цвета, синтезированное изображение проектировалось прямо на сетчатку. Умно. Но глаза болели. Должно быть, следовало привыкнуть.

Я настроил спектр цвета и уменьшил яркость изображения. Теперь сцена стала

многоцветной, но отдельные объекты – нет. Каждое здание, дерево, автомобиль или что-нибудь было оттенками лишь одного доминирующего цвета – розового, зеленого, голубого. Горизонт и далекий ландшафт представлялись слоями пурпурного и серого, более близкие объекты выступали полупрозрачной, почти пылающей пастелью. Они словно наплывали на тусклый фон. Теней не было.

Это были сверхъестественные и невероятные образы. Мир был одновременно знакомым и сюрреальным. Я мог опознавать объекты, я мог в них видеть больше деталей, чем невооруженным взглядом, но в то же время в этом призрачном сумеречном ландшафте у всего была мерцающая аура.

Я поглядел на руки: они были бледные, почти отдающие зеленым. Действительно, все тело казалось зеленоватым. Интересно, у всех людей такой цвет?

Я выбрался из машины и медленно повернулся, изучая мир вокруг меня, словно никогда не видел его прежде. И в этом смысле, действительно не видел. Наконец, с определенным чувством сожаления я вернулся в машину за винтовкой.

Подсоединил кабель управления шлемом в гнездо винтовки и включил лазер.

Ничего.

Луча нет.

Я выключил его. Снял шлем. Установил лазер на проверочную операцию. Включил. Яркий красный луч метался по полигону.

Великолепно. Лазер действовал.

Я переключил его на кодированную операцию и снова надел шлем.

Ничего.

Я снял шлем и дважды проверил батарейки и кабели. Похоже, все было в порядке. Я дважды проверил связь с винтовкой. Снова порядок. Хм. Опять надел шлем, подождал пока застынет изображение и включил луч. Если он и работал, то шлем это не показывал.

Я выключил все и вернулся к руководству. Лишь несколько минут заняло найти соответствующую секцию. Крупными буквами было напечатано: «ВНИМАНИЕ: Убедитесь, что значения кодовых ключей на шлеме идентичны значениям кодовых ключей на винтовке.» Еще несколько минут заняло найти секцию о кодовых ключах – одинаковые панели находились на шлеме и на винтовке. Лазер посылал управляющий импульс в шлем каждый раз, когда включался. На винтовке и на шлеме были идентичные генераторы случайных чисел, но если они не начинали с одинакового стартового значения уставки кодовых ключей – шлем не мог следить за лазером, который постоянно переключался каждую десятитысячную секунды.

Можно было использовать оружие без лазерного прицела, но с совсем иной степенью точности.

Я установил кодовые ключи на шлеме и винтовке и опять надел шлем. Снова я стоял в центре сюрреального мира: серый ландшафт, населенный пылающей пастелью деревьев и зданий. Но на этот раз, когда я включил лазер, луч появился в виде светящейся полосы, обладающей всеми цветами одновременно: розовый, зеленый, белый, голубой, желтый, красный – он мерцал по спектру быстрее, чем глаз мог различить индивидуальные оттенки. Я видел лишь послеобразы, когда они размазывались один по другому и эффект восприятия цвета был невиданным мною доселе. Цвета были сильными и величественными. Луч словно бритвой резал перламутровый ландшафт. Я написал им свое имя на небе и увидел послеобраз в виде мерцающего пятна. Было ли это в моих глазах, в сенсорах или чем-то в процессе оцифровки? Все равно, жутко красиво.

Можно легко пристраститься к чувственному восприятию иного мира. Слишком притягательно.

Наконец, я остановился. Я больше не мог медлить. Вставил магазин в винтовку и выключил оба предохранителя. Тронул лучом один из стогов на другом конце поля. Нажал спусковой крючок.

Кто-то толкнул меня в плечо и стог взорвался.

Я включил оба предохранителя и поднял защитный щиток шлема.

Да, стог взорвался.

Предполагалось, что АМ-280 была без отдачи, но это было не так. Никакое оружие не бывает совсем без отдачи. Надо быть осторожным с автоматическим оружием, потому что оно может «навалиться» на вас. Это и случилось со мной здесь. Вместо того, чтобы пробить дыру в стоге, я сделал в нем вертикальный разрез.

Я опустил защитный щиток, выключил предохранители и взорвал еще один стог. Я пробовал еще три раза, пока смог контролировать оружие достаточно хорошо, чтобы пробивать им дырки. Трюк был в том, чтобы сосредоточиться на конце луча и наклоняться на работающую винтовку, сдерживая ее. Я разрезал последние два стога просто, чтобы посмотреть, можно ли использовать винтовку, как топор. Можно. Прекрасно.

Может, я даже смогу ею разрезать хторра пополам.

Если не считать, что не знаю, представится ли мне такая возможность.

Я вернулся в машину, положил винтовку в чехол и запер ее в багажнике, шлем тоже. Я ехал к баракам, чувствую себя до смешного счастливым. Словно я что-то доказал себе, хотя и не знал, что именно.