Текст книги "Яростный клинок"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Я жив!

Неожиданно несколько Волков прорвались сквозь преследующий их отряд и бросились к нему. Руатайн прыгнул им навстречу. Вараконн выронил меч и попытался бежать. Его друг сразил двух врагов, но остальные настигли ее возлюбленного. Один из них вонзил меч в спину бегущего. Руатайн громко закричал:

– Нет!

Пираты продолжали размахивать мечами, пока с ними не было покончено. Руатайн опустился на колени рядом с другом, поднял его тело и прижал к себе. Мирия увидела, как Вараконн держит товарища за руку и как шевелятся его губы…

Она попыталась подойти ближе, но Ворна удержала ее.

– Пора идти, – проговорила колдунья.

Вокруг них снова взметнулся туман. Несколько мгновений Мирия стояла, тщетно пытаясь разглядеть напоследок своего возлюбленного, умирающего в объятиях друга. Потом он исчез. Она с трудом побрела за Борной, и, когда туман рассеялся, они снова стояли на Тисовой Поляне.

– Зачем ты показала мне это? – спросила Мирия дрожащим голосом.

– А ты как думаешь? – ответила колдунья и пошла прочь.

– Не знаю. Лучше скажи, что мне делать? – крикнула ей вслед женщина.

Колдунья не ответила.

Видение преследовало Мирию много дней. И ужасная правда, скрытая в словах Ру, терзала ее, как когти дикой кошки. «Женщина, которая вышла замуж за человека, которого она считает убийцей своего первого мужа, ничуть не лучше грязной шлюхи…»

Никогда.

Мимо пролетела летучая мышь, и лошадь заржала. Мирия вернулась к настоящему. Она видела, как умер ее муж. А теперь близок к смерти ее первый сын.

Они ехали вниз по склону. Внизу мерцали огоньки Трех Ручьев – светильники, вывешенные на порогах, свечи в домах, отражение луны в воде. Ветер набросился на женщину, сорвал шаль с плеч. Она не заметила. Руатайн оглянулся и увидел, как улетает платок. Он осадил коня и, поймав шаль, вернулся к Мирии. Она смотрела вперед. Ру нежно набросил платок ей на плечи. Она не обратила внимание на заботу мужа, и ветер сорвал платок. Руатайн вновь подхватил его, а потом повел лошадь жены вниз по склону, через мост и до самого загона рядом с домом. Мирия и не думала спешиваться. Она сидела на коне, погрузившись в воспоминания.

Руатайн снял ее с лошади и понес в дом.

Браэфар сидел за столом. Девятилетний Бендегит Бран жарил тосты, опустившись на колени возле очага. Отец прошел мимо них к спальне. Браэфар побежал следом.

– С мамой что-то случилось?

– Нет, – ответил Руатайн. – Откинь одеяло, и мы положим ее в постель.

Браэфар повиновался. Бран принес тосты, намазанные маслом.

– Для мамы, – сказал он.

– Она поест чуть попозже, мой мальчик. А сейчас оставь нас. Ребята вернулись к камину. Руатайн положил Мирию на кровать, заботливо укрыл. Потом сел рядом и погладил ее темные волосы.

– Спи. Отдыхай.

Она заглянула в его лицо. Слезы заструились по щекам, и Мирия отвернулась.

– Он сильный мальчик, – сказал Руатайн, неверно понимая причину печали. – Отдыхай. Завтра мы снова навестим его.

Она полежала в молчании, а потом прошептала:

– Мне так жаль, Ру. Прости меня за все. Ты сможешь? Ответа не было. Она села и огляделась.

Руатайн ушел.

Три дня Коннавару становилось все хуже, и на утро четвертого Ворна начала всерьез беспокоиться. Она сидела рядом с пещерой, когда появилась Мирия и привезла еду. Ворна улыбнулась ей, чтобы погасить страх в глазах.

– Твой сын все еще жив. Та вздохнула с облегчением.

Натянув поводья, Мирия спешилась, привязала поводья к кусту и отнесла небольшой мешочек еды колдунье.

– Он пришел в себя?

– Нет. Я пока не смогла отыскать его душу.

– Но ведь он поправляется?

Отчаяние в голосе матери еще раз напомнило Ворне об усталости. Взяв мешочек, она достала свежий хлеб и запечатанный воском горшочек меда. Мирия молча сидела рядом с ней и терпеливо ждала. Колдунья распечатала горшочек и принялась есть, отрывая маленькие кусочки хлеба и макая их в мед. Закончив, она ответила на вопрос:

– Со временем легкое заживет. Спина жестоко изранена, и раны начинают гнить. И все же больше всего меня волнует не это. Если лихорадка усилится – а я думаю, что так и произойдет, – то он погибнет от обезвоживания.

– Тогда разбуди его, чтобы напоить.

– Думаешь, я не пыталась? Говорю же, душа его бродит где-то далеко.

– Попробуй Погрузиться, – продолжала Мирия. – Ты сделала это для Пелейн, когда она потеряла сознание во время родов. Ты проникла в ее тело. И со многими женщинами ты поступала так же. Почему бы не попробовать это с Коннаваром?

– Ты не представляешь, о чем просишь, – сказала ей Ворна. – Он на краю смерти. Если мой дух войдет в его тело, и он умрет, я тоже погибну. Кроме того, есть боль. Погружение означает, что я стану Коннаваром. Боль его так велика, что душа улетела в страхе перед ней. Мне придется выдержать и это. И последнее – самое главное: он мужчина. Моя сила рождена Великой Матерью. Она не предназначена для мужчин. У них есть свои друиды и их магия.

– Если ты боишься, научи меня!

Колдунью охватил гнев, но она сдержала его. Не стоит тратить силы.

– Ты не можешь научиться этому, потому что тебя касался мужчина. А меня нет. Это цена, которую я заплатила за свою силу. Ворне не узнать нежных объятий, не смотреть на детей, играющих на солнце. Да, используя Погружение, я испытывала боль многих рожениц, но не свою. – Гнев овладевал ею, несмотря на все попытки сдерживаться. – Ворна живет одна и умрет одна, нелюбимая и неоплаканная. Боюсь ли я? Да, боюсь. Мне тридцать семь. Я отдала мою юность и мечты, чтобы помочь народу. И теперь ты говоришь – откажись, Ворна, потеряй свою силу, чтобы мой сын мог напиться воды перед смертью.

– Значит, он обречен? – Голос Мирии дрогнул.

– Не знаю, честное слово, не знаю, однако борьба за его жизнь меня убивает.

Мирия вздохнула и взяла тонкую руку колдуньи в свои. Простое прикосновение заставило Ворну, непривычную к теплым чувствам, задрожать. Мирия немедленно отпустила ее.

– Прости. Не хочу быть неблагодарной. И все же могу я как-нибудь ему помочь? Я бы отдала жизнь за него.

– Знаю, – устало ответила Ворна. – Ты мать и любишь всем сердцем. Хотелось бы мне сказать, что ты можешь что-нибудь сделать для него. Это облегчило бы твою боль. Но это не так, разве что молись за него, Мирия. Иди домой. Мне надо вернуться к нему.

Когда Ворна с трудом встала на ноги, Мирия обняла ее и поцеловала в щеку. Колдунья почувствовала, как теплые слезы матери Коннавара коснулись ее кожи.

– Что бы ни случилось, я всегда буду тебе благодарна, – прошептала та.

Ворна погладила ее по спине, потом высвободилась и скрылась в пещере.

Отдохнув несколько часов, она вернулась к своему пациенту. Лихорадка усиливалась, пульс оставался беспорядочным. Изуродованная плоть приобрела малиновый оттенок, и из швов сочился гной.

Ворна потянулась к полке, достала большой горшок и поставила его на каменную плиту. Потом натерла полотняный шарф сушеной лавандой и обернула им лицо, закрыв рот и нос. Сделав несколько глубоких вздохов, она вернулась к кувшину и открыла деревянную крышку. Пещеру наполнила вонь. Даже лавандовая маска не спасала от омерзительного запаха, и к горлу подкатила тошнота. Сунув руку в горшок, Ворна вынула то, что некогда было куском бекона, а теперь стало сине-зеленой массой, в которой копошились черви. Плесень она аккуратно размазала по спине Коннавара.

Выйдя из пещеры, колдунья сполоснула руки в ручье и сняла льняной шарф. Когда она вернулась к постели юноши, солнце уже клонилось к закату. Вонь исчезла, а черви ели его воспаленную плоть.

Сев рядом, она положила руку на золотисто-рыжие волосы. Ему не пережить ночь.

– Где ты, Коннавар? Где бродит твой дух?

Юноша не шевельнулся, только черви ползали по его спине.

Ворна вспомнила лицо Мирии, снова увидела грустные зеленые глаза, гордость и готовность умерить за сына. «Будь у меня сын, решилась ли бы я умереть за него?» – подумала Ворна.

– Тебе об этом не узнать, – сказала она вслух.

Не убирая правой руки с волос юноши, колдунья сделала левой жест в сторону дальней стены. Та дрогнула и как будто исчезла. Засияло синее небо над зелеными холмами, по которым бежали три юноши; один из них нес на спине калеку, Риамфаду. Из леса показался медведь… Ворна снова сделала жест рукой. Теперь она хорошо видела лицо Коннавара. Тот взмок под своей ношей. Он обернулся, остановился и посадил Риамфаду на траву. Колдунья наклонилась вперед, пристально глядя на юношу, и почувствовала, как к нему подступил страх. Коннавар прыгнул на медведя и вонзил нож зверю в грудь.

Щелчок пальцев – и дальняя стена снова обрела очертания. Ворна вздохнула.

– Ты знал, что умрешь, Коннавар, но не побежал. Думаю, что, будь ты моим сыном, я отдала бы за тебя жизнь. – Она снова провела рукой по его волосам, и по ее худой щеке скатилась слеза. Колдунья стерла ее рукавом.

– Как сентиментально, – донесся голос от входа в пещеру. Ворна обернулась. Там стояла старуха, и на ее плече сидел ворон.

– Что тебе нужно?

– Я пришла, чтобы отвести его душу к Темной Реке.

– Он еще не умер.

– Скоро, Ворна, скоро.

– Это ты послала медведя убить его.

Старуха пожала плечами и развела руками. Ворон на ее плече захлопал крыльями.

– Он хотел славы. Теперь он получил ее. История о его подвиге достигла ушей норвинов, паннонов и других племен. Даже за море дошли слухи. Он Мальчик, Который Сражался С Медведем. Разве это не то, чего он желал? Прославиться?

Морригу вошла в пещеру и остановилась у очага. Потом обвела взглядом голые серые стены.

– Я даю людям то, что они просят. Тебе это известно. Твоя мать была шлюхой, и ты хотела почета и силы. Разве я не даровала тебе их? Ты проживешь в десять раз дольше, чем любой человек в племени, и все тебя уважают.

– Они меня боятся.

– Уважение, страх – все едино.

– Я ненавижу тебя, – прошипела Ворна. Старуха рассмеялась сухим, дребезжащим смехом.

– Все ненавидят Морригу. Очаровательно!.. И все же ты права, он пока не мертв. Я вернусь с рассветом. – Угольно-черные глаза уставились на колдунью. – Конечно, есть шанс спасти юного больного. Погружение может спасти его. С другой стороны, ты можешь не пережить зиму без своей силы. И умрешь здесь, в этом холодном, одиноком месте. Нелюбимая и неоплаканная, так ты сказала? – Морригу улыбнулась. – Думай.

Старуха вышла из пещеры. Становилось холодно, и Ворна разожгла огонь. Когда он разгорелся, сделала бульон из мяса и овощей, принесенных Мирней. В него добавила травы и специи и мешала до полной готовности. Налив немного бульона в деревянную миску, она отнесла его к ложу умирающего и дождалась, пока еда остынет. Потом наполнила водой большую кружку и поставила ее рядом с бульоном.

Затем села на стул у изголовья кровати и положила руки на подушку Коннавара. Колдунья сидела так в течение часа, отгоняя лишние мысли и сосредотачиваясь.

Потом она совершила Погружение…

…и закричала от боли. Ворна чуть не лишилась сознания. Она постаралась преодолеть безумные мучения, которые, казалось, разрывали тело на части. Юноша был совсем слаб, и ей пришлось напрячь все силы, чтобы повернуть его на бок. Она с невероятным трудом приподнялась на правом локте. Из глаз хлынули слезы, и Ворна поняла, что погибнет в этой растерзанной, кровоточащей оболочке, которая некогда была Коннаваром. Не отчаивайся, приказала она себе. Заставь боль отступить и сядь!.. Левая рука была сломана и бесполезна. Закричав от боли, колдунья заставила тело сесть, а потом дрожащей рукой потянулась за бульоном, поднесла его к губам. Открыв рот, с трудом проглотила пищу. К горлу подкатила тошнота, но Ворна сдержала ее. Потом припала к воде, чувствуя, как высохшая от лихорадки плоть жадно впитывает холодную жидкость. Отпустив кружку, колдунья позволила Коннавару лечь и вернулась в собственное измученное тело.

Память о боли была столь сильна, что она потеряла сознание, скатившись со стула на холодный каменный пол пещеры.

Проснулась Ворна только ночью. Огонь почти угас. Со страхом в сердце она указала на очаг и прошептала слово силы, однако, едва раскрыв рот, женщина поняла, что лишилась своего могущества. Она перестала быть ведьмой.

Поднявшись с пола, Ворна нащупала пульс Коннавара. Он был куда сильнее, и юноша дышал глубже. Она зажгла три светильника и осмотрела спину больного. Плесень и черви очистили раны. Ведунья осторожно начала снимать червей, бросая их одного за другим в огонь. Когда спина стала чистой, Ворна намочила ткань в холодном травяном отваре и положила ее на истерзанную плоть. Завернувшись в теплый плащ, женщина вышла на улицу. Над Каэр Друагом сияли звезды. Дул холодный ветер.

И в голосе ветра, качающего голые ветви над головой, ей слышался злой, издевательский смех Морригу.

Коннавар цеплялся за скалу. Над ним надменно высилась манящая вершина, а далеко внизу по черным камням текла огненная река. Вокруг носились хищные птицы, клюя его спину. Одна из них села ему на плечо, и изогнутый клюв ударил в лицо. Он отогнал птицу и заставил себя полезть вверх. Ариан ждет. Ему нельзя умирать…

Он полз по пустыне. Из песка появились гигантские муравьи и принялись терзать его плоть огромными жвалами. Впереди ждал оазис. Каждая клеточка приказывала ему погрузиться в благословенную бездну сна. Но он не послушался. Потому что перед ним стояло лицо богини. Его богини. Его любви. Не обращая внимания на горящую от жара плоть, Коннавар пополз вперед…

Он лежал, обнаженный, посреди терновника, острые ветви росли вокруг него и сквозь него, впиваясь в спину, царапая лицо. Боль была ужасна, и он не мог шелохнуться. Он лежал там, понимая, наконец, что умирает.

Внимание юноши привлекло движение справа. Через колючий кустарник пробирался грациозный олененок. Дойдя до него, изящное создание заглянуло умирающему в глаза. Оно не издало ни звука, и все же Коннавар знал: олененок просит дотянуться до него, обнять за стройную шею. Он попытался, но его пронзила острая боль. Олененок ждал. Юноша еще дважды попробовал подняться. С каждым разом боль становилась все сильнее. Юношу охватил гнев, придавая сил. Закричав, Коннавар вытащил руку из терниев и обвил шею юного создания. Олененок устроился рядом с ним и неожиданно начал расти, вытаскивая юношу из колючек. Вскоре Конн оказался на спине могучего оленя с ветвистыми рогами, который, напрягшись, одним прыжком перемахнул через заросли терновника и остановился около озерца. Юноша соскользнул со спины спасителя и принялся жадно пить.

Потом он проснулся…

* * *

Левая рука была плотно забинтована и отчаянно болела. Спина горела так сильно, будто на ней развели огонь. Открыв глаза, юноша понял, что лежит на узкой кровати. Некоторое время он не мог понять, где находится, а потом увидел Ворну, освещенную огнем очага. Коннавар услышал голос и немедленно узнал старуху из леса, Морригу!

– Кто бы мог подумать, что ты окажешься настолько глупа? Отдать две сотни лет жизни заносчивому мальчишке! Как ты себя чувствуешь без магии? Боишься, что волки съедят твою плоть, а львы спустятся с гор, чтобы разорвать тебя на части?

– Он жив, – ответила Ворна, и в голосе слышалась невероятная усталость.

– Да, жив, – прошипела Морригу. – Тело изуродовано, раны гноятся, отравляя кровь в венах, он слышит шепот смерти… И за это ты отказалась от дарованного мной могущества? Вы, смертные, так чувствительны!

– Ты здесь не нужна, – сказала Ворна. – Убирайся. Коннавар услышал хлопанье крыльев и увидел, как ведунья подошла к огню. Приподнявшись на правой руке, он сел. Швы на спине натянулись. Юноша застонал. Ворна немедленно подошла к больному.

– Ложись, дитя, ты еще слишком слаб, – проговорила она.

– Нет, – шепнул Конн, дождавшись, пока голова не перестанет кружиться. – Мне уже лучше. Можно… немного воды?

Она подала ему кружку. У Конна не хватило сил, чтобы удержать ее, и женщина стала его поить. Он жадно припал к кружке. На лице выступил пот, рана на щеке начала гореть. Коннавар коснулся ее пальцами, нащупал швы. Потом вспомнил медведя, огромные челюсти и ужасные клыки, и то, как Гованнан бросается ему на помощь, а перепуганный Риамфада лежит на траве… Он поколебался, боясь задать вопрос, потом пересилил себя.

– А что случилось с остальными?

– Ты единственный пострадал, – ответила она. – Твой отец и другие мужчины приехали с копьями и убили медведя. Отдыхай. Поговорим завтра.

Сон пришел очень быстро. И был тихим и безмятежным.

Следующие десять дней Коннавар часто бредил, однако на одиннадцатый проснулся с совершенно ясной головой. Боль в спине утихла, лишь плечо по-прежнему доставляло немало неприятностей. Юноша неловко вылез из кровати. Пещера была пуста, в очаге горел яркий огонь. Тепло не доходило до него, потому что от входа дул холодный ветер, заметавший снег внутрь. На деревянном столе лежала чистая одежда. Одеваться одной рукой оказалось нелегким делом. Когда юноша наконец справился с этим, он весь вспотел и голова начала кружиться. Никогда в жизни Конн не чувствовал себя таким слабым. Повязка на левой руке не позволяла надеть тунику, поэтому он просто накинул ее на плечи и придвинулся к огню.

Воспоминания были весьма смутными. Сколько он пробыл здесь? Ему припомнилась сидящая рядом мать. Сначала в зеленом платье, потом в синем и, наконец, в тяжелом плаще с овчинным воротником. Немудрено запутаться.

В пещеру вошла Ворна. На ней был черный плащ с капюшоном, а вокруг шеи обмотан красный шарф. На плечах и охапке дров в руках лежал снег. Сложив полешки у очага, она повернулась к нему.

– Как ты себя чувствуешь?

– Бывало лучше, – признал он.

– Яд ушел из твоего тела. Скоро ты сможешь отправиться домой.

Конн сел на коврик у огня. Ворна сняла плащ, стряхнула с него снег и повесила на крючок. Пододвинув стул поближе к очагу, она протянула руки к огню. Ее пальцы совсем посинели от холода.

– Здесь была… старуха? – спросил Конн. – Или мне это приснилось?

– Была.

Он вздрогнул, когда ветер обдал его холодом и заставил языки пламени заплясать в очаге. Ворна немедленно поднялась, принесла одеяло и накинула ему на плечи.

– Она сказала, что ты отказалась от своей магической силы ради моего спасения…

– Это не твоя забота.

Но юношу было не так легко сбить с толку.

– Что ты будешь делать без колдовства?

Ворна подбросила дров в огонь, посмотрела на Конна и улыбнулась.

– Я же не забыла, как обращаться с травами и снадобьями. Я лишилась только магии.

– Вернется ли она к тебе?

– Может, да, может, нет, – пожала плечами знахарка. – Я не особенно опечалюсь. Вот скажи мне, Коннавар, почему ты дрался с медведем?

Юношу пробрала дрожь от одного воспоминания об огромном звере, о безжалостной окровавленной пасти.

– Пришлось.

– Чепуха. Всегда есть выбор. Ты мог бросить свою ношу и убежать.

– Будь у меня на плечах ноша, именно так я бы и поступил, – тихо сказал Конн. – Ты считаешь, я сделал неправильно?

– Не важно, что я считаю, – ответила Ворна, вешая над огнем медный котел. – Ты сделал то, что сделал. Теперь это не изменить. – Ее темные глаза вспыхнули в свете огня. – А смог бы ты снова так сделать, Коннавар?

Он задумался.

– Не знаю. Я никогда не испытывал такой боли. И такого страха. Надеюсь, что да.

– Почему?

– Потому что настоящий человек не предает друзей. И не бежит от зла.

Котел закипел. Обернув руку тряпкой, Ворна сняла его с огня и опустила рядом с очагом. Молча приготовила две чашки травяного отвара, подслащенного медом.

В пещере стало тепло, и Коннавара снова начало клонить в сон. Когда глиняные кружки остыли, Ворна протянула одну из них юноше.

– Пей. Это поможет твоему телу исцелиться. Завтра я сниму лубок с руки, кости уже срослись. К счастью, я успела кое-что сделать до того, как лишилась силы.

– Я сумею возвратить ее тебе. Верну долг.

Она улыбнулась и провела рукой по его золотисто-рыжим волосам.

– Это был не заем, Коннавар, а дар. И разговоры о воздаянии только умаляют его.

– Прости меня, Ворна, я не хотел тебя оскорбить.

– Я не обиделась. Тебе еще многому придется научиться, Коннавар. Есть вещи, которые не в состоянии сделать даже великий герой. Неужели ты этого до сих пор не понял? Ты не можешь научить Риамфаду ходить. Не можешь восстановить союз Руатайна и Мирии. Не можешь убить свирепого медведя ножом. И ты, конечно же, не сможешь возвратить мне магию. Зато ты сделал куда более важную вещь.

– Что?

– Ты обнадежил сердца тех, кто слышал историю о мальчике и медведе. Теперь наш народ гордится тем, что они риганте, потому что твоя слава коснулась и их. Один из них выступил против зверя. Теперь ты есть и всегда будешь легендой среди твоего племени. Ты умрешь, а историю все будут рассказывать. И она вдохновит других молодых людей на отважные поступки. А теперь отправляйся в постель. Завтра приедет Руатайн. Если ты будешь хорошо себя чувствовать, я позволю ему забрать тебя домой.

– А ты что будешь делать? – сонно спросил он.

– Выживать.

С тех пор как он научился лазить, Браэфар проводил много времени на соломенной крыше дома, далеко от мирских забот. Отсюда он видел всю деревню Три Ручья: круглые хижины временных работников, кузню, пекарню и амбары для зимних запасов. Он часто сидел там рано утром и смотрел, как люди ходят по деревне, женщины спускаются к нижнему ручью стирать одежду, мужчины седлают коней и отправляются к стадам или объезжать границы. Он ждал, когда Наннкумал разожжет огонь в кузнице, потом слушал удары молота о наковальню. На крыше Браэфар чувствовал себя королем, взирающим на своих подданных сверху вниз, но сегодня это его не радовало. Для Браэфара возвращение героя домой было скорее событием неприятным. Он смотрел, как два всадника спускаются с холма. Сначала только несколько людей вышло им навстречу; когда же весть разнеслась по деревне, все больше и больше селян выбегало из домов, приветственно хлопая в ладоши.

Там был Наннкумал, его сын Гованнан и дочери, пекарь Борга с женой Пелейн, ювелир Гариафа с женой… На улице собралась большая толпа мужчин, женщин и детей. Дул холодный ветер, но Браэфар был так зол, что едва его чувствовал.

«Только взгляните на них, – думал он. – Дураки! Неужели они не видят, что поступок Коннавара продиктован не храбростью, а глупостью? Только идиот может броситься на медведя с ножом!»

Никогда еще Крыло не испытывал такой обиды. Он всегда завидовал силе и ловкости брата, однако теперь…

Казалось, что с того дня люди ни о чем, кроме драки с медведем, и говорить не могли. Как Конн бросился на него, как отважно Гованнан попытался помочь ему, сначала с ножом, а потом с камнем в руках…

– А ты что делал, Браэфар? – спрашивали его.

– У меня не было оружия, – отвечал он.

– А-а, – говорили они.

Такой короткий звук, а как много в нем смысла! Юноша знал, о чем они думали. Что он трус. Другие мальчики сражались, а он в ужасе застыл на месте.

Лошади приблизились. Браэфар увидел, как Гованнан подбежал к Коннавару и протянул ему руку. Люди приветственно закричали. Два героя снова вместе!

Браэфара тошнило от этого.

Руатайн пришел к нему в ту первую ужасную ночь, когда Коннавар лежал при смерти, и попросил описать сражение. Браэфар рассказал обо всем.

– Я не мог помочь им, папа, – добавил он.

– Ты ничего не мог сделать, Крыло. – Отец погладил его по плечу. – Я просто рад, что ты жив.

Но Браэфар разглядел разочарование в глазах отца.

С тех пор он мысленно прокручивал битву с медведем много раз. Если бы он подбежал к ним и хотя бы бросил камень, все могло бы быть иначе. Теперь, глядя на возвращение героя домой, он представлял, как сидит на коне, слушая приветствия людей. Если бы Бануин подарил мне такой нож, я тоже мог бы стать знаменитым.

Всадники остановились около дома. Руатайн помог Копну спешиться, а потом почти занес его внутрь. Толпа разошлась.

Браэфар слез с крыши, прошел через чердак и спустился по деревянной лестнице на первый этаж. Конн сидел за длинным столом, Мирия суетилась возле сына. Лицо его было серым, глаза усталые и красные. Ужасный багровый шрам обезобразил лицо, а забинтованная левая рука пока не действовала.

– Добро пожаловать домой, – запинаясь, сказал Браэфар. Конн поднял голову и вымучено улыбнулся.

– Рад видеть тебя, Крыло.

– Тебе надо отдохнуть, – проговорила Мирия. – Пойдем я помогу добраться до кровати.

Конн не сопротивлялся. С трудом встав на ноги и опираясь на мать, он прошел мимо Браэфара.

Позже, когда младший брат лег в собственную постель рядом с Коннаваром, он увидел, что тот не спит.

– Я помог бы тебе, будь у меня оружие.

– Знаю.

В голосе брата звучали любовь и понимание. Браэфар ненавидел его за это, поэтому сказал то, что причинило Коннавару неимоверную боль.

– Думаю, ты еще не знаешь про Ариан. В Самайн она вышла замуж за Касту.

Конн глухо застонал в темноте. Браэфару немедленно стало стыдно.

– Мне жаль, братик, но я просто хотел сказать, что она тебя не любит.