Текст книги "Царь Каменных Врат"

Автор книги: Дэвид Геммел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ошеломляющая дама.

– Да, она такая. Она тоже ничего не понимает в войнах, кампаниях и битвах, но она научится. И вам бы тоже следовало.

– Мне больше хотелось бы получше узнать вас, Равенна, – сказал он, пуская в ход свою обезоруживающую улыбку.

– Вижу, некоторыми кампаниями вы все-таки интересуетесь, – ответила она, поднимаясь со скамьи. – Приятно было познакомиться.

– Погодите! Могли бы мы встретиться снова? Вечером, например?

– Возможно – если вы оправдаете свое имя.

Ночью Райван, лежа на своей широкой постели и глядя на звезды, чувствовала себя спокойнее, чем когда-либо за последние горячечные месяцы. До недавних пор она не знала, как это хлопотно – быть вождем, да она и не собиралась никогда им становиться. Она хотела одного: расправиться с убийцей своего мужа, но, сделав это, точно заскользила вниз с ледяной горы.

За несколько недель военных действий небольшое войско Райван завладело большей частью Скодии. То были хмельные дни ликующих толп и боевого дружества. Потом в горы проникла весть, что против повстанцев собирают армию, и общее настроение быстро изменилось. Райван почувствовала себя в этом городе осажденной еще до прихода врага.

Теперь на сердце у нее стало легко.

Тенака-хан – не простой человек. Она улыбнулась и закрыла глаза, вспоминая его. Движется он с точностью танцора, и уверенность окутывает его словно плащ. Прирожденный воин!

Ананаис таит какую-то тайну – но он, видят боги, тоже орел. И повидал в жизни всякое. Он сам предложил обучить ее неопытных бойцов, и Лейк проводил его на холмы, в лагерь повстанцев. С ним отправились два брата, Галанд и Парсаль, – тоже солидные, надежные люди.

В чернокожем Райван сомневалась. С виду – настоящий полулюд, но тоже хорош, дьявол. И боец, сразу видно, отменный.

Райван повернулась, взбив пухлую подушку.

«Присылай свой Легион, Цеска. Мы повышибем ему зубы!»

В том же длинном коридоре, в комнате, выходящей на восток, лежали рядом Тенака и Рения, скованные тяжелым молчанием.

Тенака приподнялся на локте и посмотрел на нее, но она на него даже не взглянула.

– В чем дело? – спросил он.

– Ни в чем.

– Но это же неправда. Прошу тебя, Рения, поговори со мной.

– Дело в человеке, которого ты убил.

– Ты что, знала его?

– Нет. Но он был безоружен, и не было нужды его убивать.

– Ясно. – Он спустил свои длинные ноги с кровати и подошел к окну.

Она смотрела с постели на его обнаженное тело, загородившее луну.

– Зачем ты это сделал?

– Иначе нельзя было.

– Объясни.

– Он, будучи явным сторонником Цески, вел за собой целую толпу. Его внезапная смерть напугала их – а они-то все были вооружены, в том числе луками и стрелами. Они могли бы напасть на нас – но его гибель их ошеломила.

– Меня-то она уж точно ошеломила – словно на бойне! Он повернулся к ней.

– Это не игра, Рения. Многие люди погибнут еще до конца недели.

– И все-таки это нехорошо.

– Нехорошо? У нас тут не рыцарский эпос, женщина, и я не герой в золотых доспехах, вершащий одни лишь хорошие дела. Я счел, что смерть этого человека позволит нам избавить город от зловредной опухоли, не подвергая себя опасности. И он вполне заслужил свою смерть.

– И тебя не волнует, что ты отнял у него жизнь? Ты не подумал, что у него могла быть семья, дети, мать?

– Нет, не волнует. На свете есть всего двое, кого я люблю, – ты и Ананаис. Тот человек сам выбрал, на чью сторону стать, за это он и умер. Я не жалею о содеянном и через месяц, вполне возможно, забуду об этом.

– Какие ужасные вещи ты говоришь!

– Ты предпочла бы, чтобы я лгал тебе?

– Я просто подумала, что мы... разные.

– Не суди меня. Я просто стараюсь сделать что могу – по-другому я не умею.

– Иди ложись.

– Значит, спор окончен?

– Если ты так хочешь, – солгала она.

В комнате над ними Басурман ухмыльнулся и отошел от окна.

Странные создания женщины. Влюбляются в мужчину, а потом стараются его изменить. Большинству это удается, и всю оставшуюся жизнь они удивляются, как это их угораздило выйти замуж за таких нудных приспособленцев. Такова уж бабья натура. Басурман стал перебирать в памяти лица собственных жен, но сумел ясно припомнить не более тридцати. «Стареешь, – сказал он себе. – И зачем было заводить такую уйму женщин? Не дворец, а прямо базар какой-то. Все из-за чрезмерного самомнения – от него никуда не денешься, так же как от сорока двух детей». Басурман вздрогнул и хохотнул.

Слабый шум снаружи привлек его внимание. По стене футах в двадцати правее лез человек – это был Муха.

– Что это ты делаешь? – спросил вполголоса Басурман.

– Кукурузу сажаю, – прошипел в ответ Муха. – Сам не видишь что?

Басурман взглянул на темное окошко вверху.

– А по лестнице подняться было нельзя?

– Меня попросили прийти именно так. Мне назначено свидание.

– Понятно. Ну что ж, доброй ночи!

– Взаимно.

Басурман убрал голову из окна. Сколько же усилий прикладывает человек, чтобы нажить себе лишних хлопот.

– Что тут происходит? – раздался голос Тенаки-хана.

– Нельзя ли потише? – огрызнулся Муха.

Басурман снова высунулся из окна и увидел Тенаку, глядящего вверх.

– У него свидание, – пояснил чернокожий.

– Если он упадет, то сломает себе шею.

– Он никогда не падает, – заверил Белдер из левого окна. – Такой уж талант ему дан от природы.

– Не скажет ли мне кто-нибудь, зачем этот человек лезет по стенке? – вмешалась Райван.

– У него свидание! – прокричал Басурман.

– А почему он не поднялся по лестнице? – осведомилась она.

– Мы это уже обсудили. Его попросили прийти таким путем!

– А-а. Значит, свидание у него с Равенной.

Муха прилип к стене, ведя личную доверительную беседу с вечными богами.

В темной комнате наверху Равенна кусала подушку, сдерживая смех – но удержаться не могла.

Два дня Ананаис провел среди скодийских повстанцев, разбивая их на отряды из двадцати человек и заставляя трудиться в поте лица. Их было пятьсот восемьдесят два человека – в большинстве своем крепких, поджарых горцев. Однако они не знали, что такое дисциплина, и не привыкли к регулярным военным действиям. Будь у Ананаиса время, он создал бы из них армию, способную сразиться с любыми силами Цески, – но времени не было.

В первое же утро Ананаис вместе с сероглазым Лейком собрал всех бойцов и проверил, как они вооружены. На все воинство имелась едва ли сотня мечей.

– Это не мужицкое оружие, – сказал Лейк. – Зато у нас вдосталь топоров и луков.

Ананаис кивнул и двинулся дальше. Пот, пробираясь под маску, разъедал незаживающие шрамы, и раздражение гиганта росло.

– Отбери мне двадцать человек, способных командовать другими, – распорядился он и вернулся в хижину, которую сделал своим штабом.

Галанд и Парсаль последовали за ним.

– Что стряслось? – спросил Галанд, когда они расположились в прохладной горнице.

– Стряслось? Эти шестьсот парней через пару суток полягут все до единого. Вот что стряслось.

– Что, уже настроился на поражение? – ровно произнес Парсаль.

– Пока еще нет, но близок к этому. Они крепкие ребята и сами рвутся в бой, но нельзя же выставлять против Легиона толпу новобранцев. У нас даже горна нет – а если б и был, никто бы не понял ни единого сигнала.

– Тогда нам придется нанести удар и быстро отойти, – предложил Галанд.

– Ты ведь не дослужился до офицера, верно? – спросил Ананаис.

– Нет. Породой не вышел, – огрызнулся Галанд.

– По этой причине или по какой иной, но командовать людьми тебя не учили. Такая тактика не для нас – для этого нам придется раздробить силы. Легион будет истреблять нас по частям, каждая из которых не будет знать, что происходит с остальными. В конце концов Легион войдет в Скодию и обрушится на беззащитные города и деревни.

– Что же ты предлагаешь? – спросил Парсаль, налив воды из каменного кувшина в глиняные кружки и раздав остальным.

Ананаис отвернулся, приподнял маску, с шумом втянул в себя холодную воду и сказал:

– По правде говоря, сам не знаю. Если мы будем держаться заодно, они раздробят нас в первый же день. Если разделимся сами, они перебьют мирных жителей. Что в лоб, что по лбу. Я попросил Лейка начертить мне карту этих мест, хотя бы грубую. И у нас есть пара дней, чтобы натаскать людей отзываться на простейшие сигналы – будем пользоваться охотничьими рожками. Ты, Галанд, отбери две сотни лучших бойцов – таких, что способны устоять перед конницей. Ты, Парсаль, займись лучниками – и опять-таки отбери лучших в отдельный отряд. Мне понадобятся еще самые быстрые бегуны. И пришлите ко мне Лейка.

Когда братья ушли, Ананаис осторожно снял свою черную маску, налил в миску воды и промыл багровые, воспаленные рубцы. Дверь открылась, и он быстро повернулся спиной к вошедшему. Надев маску, он предложил Лейку стул. Старший сын Райван был красивым парнем, сильным и гибким, с глазами цвета зимнего неба. Двигался он со звериной грацией и держался с уверенностью человека, который знает, что у него есть свой предел, но еще не достиг его.

– Наша армия не внушила тебе доверия? – спросил он.

– Мне внушило доверие ваше мужество.

– Горцы славятся им. – Лейк откинулся назад и положил длинные ноги на стол. – Но ты не ответил на мой вопрос.

– Это не вопрос, поскольку ответ ты уже знаешь. Нет, ваша армия не внушила мне доверия – так ведь и армии никакой нет.

– Сможем ли мы отразить Легион?

Ананаис подумал немного. Другому он мог бы и солгать, но только не Лейку – слишком уж он смышлен.

– Как сказать...

– И тем не менее ты останешься с нами?

– Да.

– Почему?

– Хороший вопрос. Но я не могу на него ответить.

– По-моему, он достаточно прост.

– Ну а ты почему остаешься?

– Это моя земля, мой народ – и моя семья, с которой все и началось.

– С твоей матери?

– Если угодно.

– Она замечательная женщина.

– Это так. Но я хочу знать, почему остаешься ты.

– Потому что это мое ремесло, мальчик. Я офицер «Дракона». Понимаешь, что это значит?

Лейк кивнул.

– И тебя не трогает то, что правда на нашей стороне?

– Трогает, но не слишком. Большинство войн завязывается из-за алчности, но нам повезло – мы боремся за собственную жизнь и за жизнь тех, кого любим.

– И за свою землю, – добавил Лейк.

– Чушь! – гаркнул Ананаис. – Никто не станет драться за грязь и траву. Да и за горы тоже. Эти горы стояли здесь до начала времен и будут стоять, когда мир снова провалится в тартарары.

– Я на это смотрю по-другому.

– Разумеется, ты ведь молод и полон огня, я же стар, как само море. Я был по ту сторону света и заглянул в глаза Змия. Я видел все, молодой Лейк, и не слишком поражен тем, что видел.

– Что ж, по крайней мере мы понимаем друг друга, – усмехнулся Лейк. – Чего же ты хочешь от меня?

– Надо послать людей в город. У нас всего семь тысяч стрел – этого недостаточно. У нас нет доспехов – нужно раздобыть хоть несколько. Выверни весь город наизнанку. Нам требуется овес, мука, вяленое мясо, фрукты. И лошади, хотя бы штук пятьдесят. Если достанешь больше – тем лучше.

– Чем мы за все это расплатимся?

– Пиши расписки.

– Кому нужны расписки от мертвецов?

– Думай головой, Лейк. Они возьмут твои расписки – в противном случае ты заберешь все даром. А любого, кто заартачится, объявят предателем и поступят с ним соответственно.

– Я не собираюсь убивать кого-то за то, что он не позволяет себя грабить.

– Тогда ступай обратно к маменьке и пришли мне человека, который хочет победить! – вспылил Ананаис.

Оружие и провизия начали поступать в лагерь утром третьего дня.

На четвертое утро Галанд, Парсаль и Лейк отобрали двести человек, которым, по замыслу Ананаиса, предстояло принять на себя удар Легиона, а Парсаль собрал около сотни лучших стрелков в особый отряд.

Как только солнце взошло над восточными горами, Ананаис вывел всех на широкий луг за лагерем. Многие, благодаря любезности городского оружейника, обзавелись теперь мечами. На каждого лучника приходилось по два колчана стрел, и даже панцири виднелись кое на ком из пехотинцев. Ананаис, которого сопровождали Парсаль, Лейк и Галанд, влез на телегу и, подбоченясь, оглядел рассевшихся перед ним воинов.

– Обойдемся без пышных речей, ребята. Ночью мы узнали, что Легион уже на подходе. Завтра мы выйдем на позиции, чтобы встретить врага. Они приближаются со стороны нижней восточной долины, которая, как я слышал, зовется у вас Улыбкой Демона.

У них почти двенадцать сотен бойцов, хорошо вооруженных и на хороших конях. Двести лучников, остальные – копейщики и сабельщики. – Ананаис дал людям время усвоить его слова и с удовлетворением отметил отсутствие страха на их лицах. – Я никогда не лгал своим солдатам и сейчас говорю вам: наши виды на победу невелики. Очень невелики! И я хочу, чтобы вы это поняли.

Меня вы знаете понаслышке. Но я прошу вас слушать меня так, будто ваши родные отцы шепчут вам это на ухо. Исход битвы зачастую зависит от одного-единственного человека. И каждый из вас способен склонить весы в сторону победы или поражения.

Таким человеком был Друсс-Легенда. Он обратил битву при Скельнском перевале в одну из величайших побед за всю историю дренаев. А был он простой человек, выходец из Скодии.

В урочный день один из вас, или десяток, или сотня, тоже изменит ход битвы. Довольно одного мгновения паники – или одного героического мига. – Ананаис снова сделал паузу и поднял к небу палец. – Одного-единственного!

И вот сейчас я прошу вас показать первый пример мужества. Если есть среди вас люди, которые опасаются подвести своих друзей в завтрашней битве, – пусть они покинут лагерь до конца этого дня.

Клянусь всем, что мне дорого, – я не посмотрю свысока ни на кого из тех, кто так поступит. Ибо завтра будет жизненно важно, чтобы те, кто решился взглянуть в глаза смерти, не дрогнули.

Чуть позже к нам прибудет воин, которому нет равных на этом свете, – самый искусный военачальник из всех, кого я знаю, и самый непобедимый боец. С ним будут рыцари, обладающие особым даром, – их распределят среди вас, и их приказам следует повиноваться безоговорочно. Зарубите это себе на носу!

И напоследок я попрошу вас еще кое о чем – для себя. Я был ганом крыла в лучшем на свете полку – в «Драконе». Мои однополчане были моей семьей, моими друзьями, моими братьями. Их предали – они погибли и потеряны для этой страны. Но «Дракон» – не просто полк, это идеал. Мечта, если хотите. Это была армия, призванная сражаться против Тьмы, и каждый из ее бойцов смело отправился бы в ад с ведром воды, веря, что сумеет загасить адское пламя.

Вам не нужны ни блистающие доспехи, ни знамя, чтобы стать «Драконом». Стоит только этого захотеть.

Силы Тьмы идут на нас – мы словно светильник, горящий на буйном ветру. Они думают, мы спрячемся в горах, как овцы. Я же хочу, чтобы они ощутили дыхание «Дракона» на своих шеях и зубы «Дракона» в своих внутренностях! Я хочу, чтобы эти сукины дети в черных латах, гарцующие на красивых конях, сгорели в огне «Дракона»! – Ананаис уже кричал, молотя по воздуху кулаками. Он глубоко вздохнул и сделал широкий взмах рукой, словно обнимая всех собравшихся. – Я хочу, чтобы вы стали «Драконом». Хочу, чтобы вы думали, как «Дракон». И когда враг нападет – я хочу, чтобы вы бились, как «Дракон»!

Способны вы на это? Вот ты – способен? – проревел он, указав на человека в переднем ряду.

– Еще как!

– А ты? – спросил Ананаис воина на несколько рядов позади.

Тот кивнул.

– Вслух! – гаркнул командир.

– Способен! – отозвался боец.

– А знаешь ли ты, как ревет «Дракон»? – Тот покачав головой. – «Дракон» ревет: смерть. Смерть! СМЕРТЬ! А ну-ка, послушаем тебя – тебя одного!

Воин прокашлялся и закричал, покраснев до ушей.

– Поддержите его! – И Ананаис присоединился к общему хору.

– Смерть, смерть, СМЕРТЬ! – прокатилось по лугу до самых гор в белых венцах. С каждым мигом звук набирал силу и уверенность, сплачивая людей.

Ананаис сошел с повозки и подозвал к себе Лейка.

– Теперь полезай туда ты, парень, – и скажи им свою речь на предмет защиты родной земли. Они для нее созрели клянусь громом!

– Обойдемся без пышных речей, – ухмыльнулся Лейк.

– Полезай, Лейк, и разожги их как следует!

10

Басурман отвел Паризу в гостиницу на южном конце города и дал хозяину три золотых. Тот выпучил глаза при виде богатства, сверкающего в его ладони.

– Я хочу, чтобы эта женщина и ее ребенок имели все самое лучшее, – ласково сказал Басурман. – Я оставлю v друзей еще золота, если этого окажется недостаточно.

– Я буду заботиться о ней, как о родной сестре, – заверил хозяин.

– Вот и хорошо, – с широкой улыбкой нагнулся к нему Басурман. – Позаботься... а иначе я съем твое сердце!

– Незачем угрожать мне, чернокожий. – Крепкий лысеющий трактирщик расправил плечи и выставил вперед здоровенные кулаки. – Я и без чужой указки знаю, как обращаться с женщиной.

– Такое уж теперь время – доверять никому не приходится.

– И то верно. Хочешь выпить со мной?

Они посидели за пивом, пока Париза кормила ребенка в отведенной ей комнате. Хозяина звали Илтер, и он переехал в этот город двадцать три года назад, когда засуха сгубила весь его урожай.

– Ты ведь знаешь, что дал мне куда больше, чем следует? – спросил он.

– Знаю.

Илтер кивнул и допил свое пиво.

– Никогда прежде не видел черных.

– А в моей стране, за темными джунглями и Лунными горами, люди никогда не видели белых, хотя о них ходят легенды.

– Да, в странном мире мы живем.

Басурман уставился в золотистую глубину своего стакана, ощутив вдруг острую тоску по холмистой саванне, алым закатам и кашляющему реву вышедшего на охоту льва.

Ему вспомнилось утро Дня Смерти. Сможет ли он когда-нибудь забыть об этом? Корабли с черными парусами причалили в заливе Белого Золота, и захватчики быстро нашли дорогу в глубину суши, к деревне его отца. Старик кликнул своих воинов, но их было мало, и последних убили перед краалем старого короля.

Грабители пришли в поисках золота, наслушавшись преданий о жителях залива, но старые рудники были давно уже выработаны, и теперь здесь растили другое золото: маис и кукурузу. В ярости разбойники стали пытать женщин, а после изнасиловали их и убили. В тот день расстались с жизнью четыреста душ – и среди них отец и мать Басурмана, три его сестры, младший брат и четыре дочери.

Одному мальчонке удалось убежать в самом начале – он помчался как ветер и разыскал Басурмана, который со своей личной гвардией охотился в Высоких Холмах.

Басурман с шестьюдесятью воинами и длинным копьем на плече понесся босиком через саванну. Когда они добрались до деревни, разбойники уже ушли. Окинув взглядом открывшуюся ему сцену, Басурман прочел по следам, что бандитов было около трехсот – слишком много, чтобы он мог справиться с ними. Он переломил копье о колено, отбросив древко и превратив оставшуюся половину в подобие короткого меча. Прочие воины последовали его примеру.

– Мне нужно много мертвых – и один живой, – сказал он. – Ты, Бопа, приведешь живого ко мне. Остальные – пусть умрут.

– Слушаем и повинуемся, Катаскисана, – вскричали воины, и он повел их через джунгли к заливу.

Словно черные призраки подобрались они к захватчикам, которые со смехом и песнями шли обратно к своим кораблям. Басурман и его шестьдесят воинов обрушились на них словно демоны ада – черные мстители рубили и кололи, а потом снова скрылись в джунглях.

Восемьдесят разбойников погибли и один пропал без вести. Три дня он горько сожалел о том, что не умер сразу.

Басурман увел его в разоренную деревню и испробовал на нем все варварское искусство своего народа, пока то, что прежде было человеком, не отдало свой дух бездне. Тогда Басурман сжег его труп.

Вернувшись в свой дворец, он призвал к себе советников и поведал им о происшедшем.

– Кровь моих родных взывает к отмщению, – сказал он, – но мы живем слишком далеко, чтобы воевать с ними. Эти убийцы пришли из страны, именуемой Дренай, – их послал за золотом тамошний король. Я тоже король и держу в своей руке сердце моего народа – поэтому на войну отправлюсь я один. Я разыщу их короля и убью его. Мой сын Катаси займет мой трон, пока я не вернусь. Если же меня не будет по прошествии трех лет... – Он обернулся к воину около себя. – Ты станешь правителем, Катаси. Я в твоем возрасте уже был королем.

– Позволь мне пойти вместо тебя, отец, – с мольбой сказал юноша.

– Нет. За тобой будущее. И если я не вернусь, пусть моих жен не сжигают. Одно дело – последовать за королем в день его смерти и в том же месте, где он скончался. Но я могу умереть вскоре и не хочу, чтобы мои жены ждали три года лишь для того, чтобы блуждать потом в туманах. Пусть они живут.

– Слушаю и повинуюсь.

– Хорошо! Я рад, что дал тебе хорошее образование, Катаси. В свое время ты возненавидел меня за то, что я послал тебя в Вентрию учиться – так же, как я возненавидел своего отца. Но теперь ты, думаю, поймешь, что эти годы пошли тебе на пользу.

– Да пребудет с твоим клинком всемогущий Шем, – сказал Катаси, обняв отца.

Больше года ушло у Басурмана на то, чтобы добраться до Дреная, и в дороге он истратил больше половины золота, которое взял с собой. Вскоре он осознал всю трудность задачи, которую себе поставил, – но теперь боги, судя по всему, дали ему случай.

Ключ к успеху – Тенака-хан.

Но сперва они должны побить Легион.

Последние сорок часов Тенака-хан провел в Улыбке Демона – он объехал и обошел пешком всю округу, изучил каждый бугорок и каждую ямку, запоминая возможные укрытия и углы атаки.

Теперь он сидел вместе с Райван и ее сыном Лукасом в самой высокой точке долины, глядя на равнину за горами.

– Ну, так что же? – в третий раз спросила Райван. – Придумал ты что-нибудь или нет?

Тенака потер усталые глаза, отложил карту, с которой сверялся, и с улыбкой обернулся к воительнице. Ее объемистый стан скрывался теперь под длинной кольчугой, а темные волосы, заплетенные в косы, – под круглым черным шлемом.

– Надеюсь, ты отказалась от намерения биться вместе со всеми, Райван.

– Не пытайся меня отговорить. Я решила твердо.

– Не спорь ты с ней, – посоветовал Лукас. – Это пустая трата времени.

– Я их в это втравила – и будь я проклята, если пошлю их умирать, а сама останусь в стороне.

– Не обманывай себя, Райван, умереть придется многим. Легкой победы нам не видать: счастье будет, если мы не лишимся двух третей нашего войска.

– Так много? – прошептала она.

– По меньшей мере. Здесь слишком открытое место.

– Может, нам просто поливать их стрелами с высоты, когда они войдут в долину? – предложил Лукас.

– Тогда они оставят здесь половину, чтобы связать нас, а другая половина двинется на город и близлежащие деревни и зальет их кровью.

– Что же ты предлагаешь? – спросила Райван.

Он объяснил ей, и она побледнела. Лукас не сказал ни слова. Тенака свернул пергаментные листы с пометками и чертежами, связав их кожаной тесемкой. Наступило молчание.

– Хоть в тебе и течет надирская кровь, – проговорила наконец Райван, – я доверяю тебе, Тенака. Скажи это другой, я сочла бы его безумцем. Даже и от тебя...

– Иного способа победить не существует. Но я согласен – это сопряжено с опасностью. Я разметил участок, где нужно произвести работы, и начертил карты с пометками для лучников. Но решать тебе, Райван. Командуешь здесь ты.

– Что скажешь, Лукас? – обратилась она к сыну.

– Меня не спрашивай! – замахал он руками. – Я не солдат.

– По-твоему, я солдат? – рявкнула мать. – Выскажи свое мнение.

– Мне это не нравится, но ничего другого я предложить не могу. Тенака верно говорит: прибегнув к способу наскока и отхода, мы откроем им путь в горы. И победы нам таким образом не одержать. Но две трети войска...

Райван встала, кряхтя от ревматической боли в колене, и пошла вниз, к ручью, на дне которого белые голыши мерцали словно жемчуг. Сев на берегу, она извлекла из-под кольчуги сухарь, который разломился натрое под железными звеньями.

Она чувствовала себя полной дурой.

Что она здесь делает? Что она смыслит в войне?

Она вырастила пятерых сыновей, и муж ее был редким мужчиной: сильным, но мягким, словно гусиный пух. Когда солдаты зарезали его, она не колебалась ни мгновения. Но с того момента она жила обманом, наслаждаясь своей новой ролью предводительницы воинов, принимая решения и командуя армией. Все это сплошное надувательство, как и ее заверения в том, что она происходит от Друсса. Она понурила голову и прикусила большой палец, сдерживая слезы.

«Кто ты такая есть, Райван? Толстая, немолодая уже баба в мужской кольчуге».

Завтра, самое позднее послезавтра, из-за нее погибнут четыреста молодых мужчин, и кровь их падет на ее голову. Среди них будут ее оставшиеся в живых сыновья.

Райван погрузила руки в ручей и умыла лицо.

– Ох, Друсс, что мне делать? Что сделал бы ты?

Ответа нет, да и быть не может. Мертвые мертвы, и их золотые тени не взирают с любовью из небесных чертогов на своих потомков. Никто не услышит ее крика о помощи. Разве что ручей с жемчужными камешками на дне, мягкая весенняя травка да пурпурный вереск. Она одинока.

В каком-то смысле она всегда была одинакова. Муж, Ласка, служил ей большим утешением, и она верно любила его – но не той всепоглощающей любовью, о которой мечтала. Он был как скала, как надежная опора, к которой она льнула, когда никто другой не видел. Он обладал большой внутренней силой и не возражал, когда она распоряжалась им на людях и решала – как думали окружающие – все семейные дела. В действительности она всегда спрашивала его мнения, когда они оставались наедине, и очень часто поступала согласно его советам.

Теперь Ласки больше нет, нет и их сына Геддиса, а она сидит тут одна в своей нелепой кольчуге. Райван посмотрела на устье Улыбки Демона, представляя себе, как хлынут туда легионеры в черных плащах, и вспоминая удар, сгубивший Ласку. Он не ожидал ничего подобного и сидел у колодца, беседуя с Геддисом. Их семья вместе с двумя сотнями других скодийцев пришла на ярмарку, где продавали скот. Райван не слышала, что произошло между офицером и ее мужем, – она находилась футах в тридцати от них и рубила мясо для обеда на свежем воздухе. Она видела только, как меч сверкнул, как пронзил клинок тело мужа... И тут же бросилась вперед с мясным ножом в руке.

А теперь Легион возвращается, чтобы отомстить – не ей одной, а всем невинным жителям Скодии. Гнев вспыхнул в ней: они хотят вторгнуться в ее горы и запятнать траву кровью ее сородичей!

Поднявшись на ноги, она медленно взошла обратно к Тенаке-хану. Он сидел неподвижно, как статуя, глядя на нее своими бесстрастными лиловыми глазами, – и вдруг встал. Райван моргнула, пораженная плавностью и быстротой этого движения: только что он сидел – и вот уже на ногах. Грация, с которой он это сделал, вселила в нее уверенность – она и сама не знала почему.

– Ты приняла какое-нибудь решение? – спросил он.

– Да. Мы поступим так, как ты советуешь. Но я буду стоять там, в середине.

– Как скажешь, Райван. Я сам стану в устье долины.

– Разумно ли это? Не слишком ли велика опасность для нашего генерала?

– Ананаис займет место в середине, Декадо на правом фланге. Я, когда вернусь, прикрою левый. Если меня убьют, меня заменит Галанд. Теперь я должен найти Ананаиса – его людям предстоит работать всю ночь.

Предводители Тридцати собрались в укромной ложбине на восточном склоне Улыбки Демона. Внизу при ярком лунном свете трудились четыреста человек, сдирая дерн и копая канавы в мягкой черной почве.

Все пятеро сидели тесным кружком, храня молчание. Аквас странствовал, собирая донесения от десяти воинов-монахов, следивших за ходом работ. Он парил высоко в ночном небе, наслаждаясь свободой: здесь не было ни тяжести, ни необходимости дышать, ни плена мышц и костей. Здесь, над землей, его глаза могли смотреть вечно, а уши – слышать сладостную песнь солнечных ветров. Он хмелел, и душа его ширилась, впивая красу Вселенной.

Ему стоило усилия вернуться к своим обязанностям, но Аквас был человеком дисциплинированным. Он мысленно посетил дозорных, державших шит против Храмовников, и почувствовал угрозу за ограждением.

– Как. дела, Овард? – спросил он.

– Плохо, Аквас. Их сила все время растет. Долго мы их не удержим.

– Храмовники ни в коем случае не должны видеть наших приготовлений.

– Мы почти на пределе, Аквас. Еще немного – и они прорвутся. И смерть начнет собирать свою жатву.

– Я знаю. Держитесь!

Аквас полетел за устье долины, где стал лагерем Легион. Там нес караул Астин.

– Привет тебе, Аквас.

– Привет. Что нового?

– Как будто ничего– но Храмовники теснят нас, и я больше не могу проникнуть в мысли командира. Однако он уверен в себе и не ждет серьезного сопротивления.

– Не пытались ли Храмовники пробиться к тебе?

– Пока нет. Щит еще держит. Как дела у Оварда и остальных?

– Они на пределе. Не задерживайся здесь, Астин. Мне не хочется потерять тебя.

– Аквас, – позвал Астин, когда он уже собрался улететь. – Да?

– Те люди, которых мы увели из города...

– И что же ?

– Легионеры перебили их всех. Это было ужасно!

– Я боялся, что так и будет.

– Ответственны ли мы за их смерть?

– Не знаю, друг мой. Боюсь, что да. Будь осторожен.

Аквас вернулся в свое тело и открыл глаза. Он поделился новостями с остальными и стал ждать решения Декадо.

– Большего мы сделать не можем, – сказал тот. – Часа через три рассветет, и Легион нанесет свой удар. Как вам известно, Тенака требует пятерых наших к себе. Выбор я предоставляю тебе, Аквас. Остальные станут в середине с Ананаисом. Райван тоже будет там – и Ананаис хочет уберечь ее любой ценой.

– Задача не из легких, – заметил Балан.

– Я и не говорю, что это легко. Но постараться нужно. Без нее нам не обойтись – скодийцы сражаются за нее не меньше, чем за свою землю.

– Я понимаю, Декадо, – ровно ответил Балан, – но обещать мы ничего не можем. Местность кругом открытая, мы пешие, и бежать нам некуда.

– Ты недоволен планом Тенаки? – спросил Абаддон.

– Отчего же. Мы все здесь знатоки военного дела, и с тактической стороны его замысел очень хорош, а при умелом осуществлении может оказаться блестящим. Тем не менее наши шансы на успех – тридцать из ста.

– Шестьдесят, – поправил Декадо.

– Неужели? – поднял бровь Балан. – Объясни почему.

– Я признаю, что вы наделены сверхъестественным даром. Признаю я и то, что ты отменный стратег. Но не слишком гордись этим, Балан.

– Почему же? – с легкой насмешкой спросил рыцарь.

– Потому что твоя наука – одно, а жизнь – совсем другое. Если рассматривать эту битву как игру случая, то тридцать из ста – цифра верная. Только это не игра. У нас есть Ананаис, Золотой Воин. Его сила велика, а мастерство еще больше. Но главное – его власть над людьми почти приближается к вашим талантам. Там, где стоит он, выстоят и другие – он удержит их своей волей. Это и делает его вождем. Всякая оценка успеха должна опираться на стойкость бойцов и на их готовность умереть. Их могут одолеть, могут перебить, но они не побегут.