Текст книги "Надежда ''Дерзкого''"

Автор книги: Дэвид Файнток

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

– Хорошо, миссис Аттани, – сказал я, устав ее слушать. – Ваш сын проведет некоторое время в карцере, и там он будет в полной безопасности. Мистер Банатир! Грегора Аттани – на неделю в карцер.

Миссис Аттани опешила от неожиданности, но быстро пришла в себя, и все началось сначала:

– Не имеете права!

– Ошибаетесь, миссис, – спокойно возразил я.

– Подожди! – крикнула она старшине полиции, собравшемуся уводить ее дорогого сыночка. – Грегор больше не будет. Не будет драться и оскорблять кого бы то ни было. Уверяю вас!

– А ты, Грегор, что скажешь? – обратился я к юному болвану.

Включилась внутренняя корабельная связь, и Филип Таер бросился к микрофону.

– Даю слово, сэр. Сделаю все, чтобы они на меня больше не нападали, – угрюмо пообещал Грегор.

– Ладно, верю тебе на слово…

– Извините, сэр, – вмешался гардемарин Таер, переминаясь с ноги на ногу. Впервые ему пришлось перебить командира.

– Подождите, Филип. А вы, миссис Аттани, если когда-нибудь еще позволите себе разговаривать со мной таким тоном…

– Извините, сэр! Пожалуйста! – снова перебил меня Филип. Я резко повернулся, собираясь влепить ему по крайней мере десяток нарядов.

– Из изолятора! – поспешно объяснил он.

– Аманда? – забеспокоился я.

– Да. Доктор сказал, что она родила.

– Пилот, остаетесь за главного. Филип, проследите, чтобы посторонние покинули центр управления, – приказал я и сломя голову бросился в лазарет.

Я держал на руках своего первенца как самую большую на свете драгоценность, с величайшей осторожностью, боясь уронить. Какие замечательные у него глаза! Голубые, словно небо. Малыш лежал спокойно, не плакал. Я был уверен, что он смотрит на меня, хотя знал, что новорожденные не умеют фокусировать взгляд. Мне даже показалось, что выражение лица у него вполне осмысленное, как у взрослого.

В Академию я поступал, когда мне было тринадцать. И, начав учиться, вдруг ощутил, что принадлежу не только себе. Что есть вещи более важные, чем я сам. Сейчас я испытывал нечто подобное. Чувство ответственности за это крохотное существо.

– Здравствуй, Нэйт. Я люблю тебя. Все будет хорошо, – сказал я сыну.

Он моргнул мне – да-да, мне, – закрыл глаза и уснул. Я бережно отдал его Аманде, лежащей на ослепительно белой свежей постели.

– Ты хорошо потрудилась, дорогая.

– Для первого раза действительно хорошо. – Она осторожно положила спящего сына рядом с собой и вскоре уснула сама.

Целую неделю я ходил словно пьяный, не веря своему счастью. Рейф Трэдвел, когда я проходил мимо, вытягивался в струнку со всем старанием, на какое только был способен, но я ничего не замечал. Ваксу Хольцеру приходилось повторять мне одно и то же по несколько раз, что, видимо, очень его забавляло. Пассажиры поздравляли меня так горячо, словно я совершил подвиг. Даже миссис Аттани, сменив гнев на милость, навестила Аманду.

Я все еще оставался в каюте один и с непривычки лишился покоя и сна. Бродил по кораблю, осматривая каждый дюйм, каждую мелочь. Однажды забрел в столовую и стал смотреть, как стюарды накрывают столы к ужину, но быстро ушел, чтобы их не стеснять. Заглянул и в спортзал.

Филип Таер, голый по пояс, прыгал через скакалку. Рейф Трэдвел, в шортах и майке, с немыслимой быстротой делал приседания. Вакс Хольцер качался на брусьях, на его волосатых руках и груди играли мускулы.

Я махнул им рукой, чтобы продолжали занятия, снял китель и галстук, сел на велосипед с бегущей под ним дорожкой и начал крутить педали. Просто так за ними наблюдать я счел неудобным.

Филип закончил прыгать и, тяжело дыша, прислонился к стене. Его гладкая безволосая грудь блестела от пота. Немного передохнув, он приступил к приседаниям.

– Вы тоже отрабатываете наряды? – спросил я в шутку у Вакса. Лейтенанты, разумеется, не получали нарядов, но Вакс очень любил спорт.

– Нет, сэр, просто тренируюсь, – ответил он, делая на брусьях «уголок».

Я включил датчики велосипеда и энергичнее заработал педалями. Но до гардемаринов, отрабатывающих наряды, мне было далеко. Правда, я свое уже отработал в бытность гардемарином на кораблях «Хельсинки» и «Гиберния».

Рейф Трэдвел закончил свои упражнения и, с облегчением вздохнув, пошел в душ. Два часа прошли, очередной наряд он отработал.

Филип лег на мат, сделал глубокий вдох и стал с поразительной быстротой отжиматься.

– Эй, полегче, – крикнул ему я, – так ведь и надорваться недолго.

Филип кивнул, но темпа не сбавил. После нескольких десятков отжиманий он передохнул ровно тридцать секунд и приступил к приседаниям. Не прекращая крутить педали, я с тревогой за ним наблюдал.

Через полчаса Филип устало прислонился к стене. Его время закончилось.

– Наряды придуманы не для того, чтобы гробить здоровье, – заметил я.

– Так точно, сэр. Эти упражнения не мной придуманы, но я обязан выполнить их в срок.

– А… – начал было я и остановился, пораженный неприятной догадкой. Не зайди я в спортзал, так и остался бы в неведении. Сам Филип под угрозой строжайшего наказания не посмел бы рассказать мне о том, как отрабатывает свои наряды. Дисциплина есть дисциплина, на военном корабле она поддерживается любой ценой, даже самой жестокой и страшной. Офицер должен быть готов подчиниться любому приказу командира, он может оказаться за многие световые годы от цивилизации под властью командира-тирана. – И давно вы получили такой приказ? – спросил я Филипа, заранее зная, что он ответит.

– Несколько месяцев назад, сэр. Извините, пожалуйста, сэр, но это не терпит отлагательств. – Филип подошел к телефону внутренней связи, набрал номер и сказал в микрофон: – Лейтенант Тамаров! Сэр, докладывает гардемарин Таер. Упражнения закончены, сэр, – Прежде чем повесить трубку, Филип несколько секунд напряженно слушал очередные приказания, по-видимому, столь же издевательские.

– Зачем вы докладывали? – спросил я Филипа с плохо скрываемым ужасом.

– Я должен докладывать в начале и в конце каждой отработки. Это постоянно действующий приказ, – бесстрастно ответил Филип.

– Кому, мистеру Тамарову?

– Так точно, сэр.

– На каком основании?

– Не заслуживаю доверия, сэр. – Избегая моего взгляда, гардемарин стал вытирать полотенцем мокрое от пота тело.

Я соскочил с велосипеда, трясущимися пальцами завязал галстук.

– Мне нетрудно, я привык, – выпалил Филип, заметив мое волнение.

– Приказ докладывать отменяется! – Я перешел на крик.

Вакс Хольцер наблюдал за развитием событий с нескрываемым любопытством и уморительной гримасой на физиономии. Я кое-как натянул китель, выбежал в коридор и, примчавшись к каюте Алекса, забарабанил кулаком в дверь.

– В чем дело?! – Алекс открыл и, увидев меня, вытаращил глаза. Галстук у него болтался на шее, китель висел на спинке кресла, постель была измята. Видимо, он только что вскочил с койки.

Я пулей ворвался в каюту и захлопнул за собой дверь.

– Смирно! – крикнул я, толкнув его к стене.

Алекс вытянулся по струнке. И тут я, не стесняясь в выражениях, высказал ему все, что о нем думал. Шея и щеки Алекса стали наливаться кровью.

– Не доверяешь офицеру, мерзавец?! – буквально рычал я. – Но военный флот держится на доверии! И если до сих пор ты этого не понял, значит, негоден для службы на флоте! Почему ты сказал Филипу, что он не заслуживает доверия? А ты, черт тебя подери, заслуживаешь?

Выпустив пар, я наконец умолк и взглянул на Алекса. В глазах у него была боль. Когда-то он боготворил меня. Что ж, всему на свете когда-то приходит конец.

– Я смотрел сквозь пальцы на твои фокусы с Филипом, – заговорил я уже спокойнее. – Часто сам поддерживал тебя. Но ты зашел слишком далеко в своей чертовой вендетте, ради нее нарушил традиции Военно-Космических Сил, наплевал на них, издеваясь над беспомощным гардемарином. Надеюсь, ты раскаешься в своем поведении и тебе станет стыдно, как стыдно сейчас мне, что еще недавно ты был моим другом. – Алекс вздрогнул. – Я отменил твой дурацкий приказ. Не доверять офицеру можно лишь в том случае, если он хотя бы раз солгал. Ты извинишься перед Филипом и запишешь это в бортовом журнале. Понял?!

– Так точно, сэр! Приказ понят! Будет исполнено, сэр!

Уже на выходе я задержался.

– Я не стану проверять, выполнил ли ты мой приказ, Алекс, поверю тебе на слово как офицеру. Жаль, что ты вел себя так, а не иначе.

По пути в каюту я ругал себя за несдержанность, за то, что забыл о достоинстве офицера. Разве я лучше Алекса? Упрекал-распекал его, а нет чтобы на себя посмотреть! Как бы то ни было, Алекс не заслужил подобного обращения. С другой стороны, его обращение с Филипом не укладывалось ни в какие рамки.

У меня голова пошла кругом от всего этого. Куда ни кинь – всюду клин. И впереди – никакого просвета.

Наша с Амандой каюта была на корабле самой большой. Прежние мои обиталища были не в пример теснее. Я привык к тесным кубрикам, где кроме меня жили еще три гардемарина. А нынешняя каюта казалась мне огромной широкой квартирой.

Но родился ребенок, и стало тесновато. Каюта не была приспособлена для семейной жизни. Кроватка для малыша и разбросанные повсюду детские вещи заняли почти все пространство.

Спал я очень чутко. Даже во сне прислушивался к дыханию сына. А Аманда то и дело подходила к кроватке. Как следует отдохнуть ночью мне не удавалось. Поэтому я старался чаще бывать на мостике. В удобном кресле во время вахты можно было немного расслабиться.

Мой последний визит к Алексу не прошел бесследно. Он несколько дней избегал встречаться со мной взглядом. И наши совместные вахты проходили в полном молчании. Я долго боролся с собой, но однажды не удержался и заглянул в бортовой журнал, хотя обещал этого не делать. Запись Алекса там была. Значит, он извинился перед Филипом.

Все места за моим столом по-прежнему были заняты. Аманда не могла оставить малыша одного, а носить его в столовую не хотела, чтобы не мешать пассажирам, и ела в каюте.

Рядом со мной сидел Жорж Портилло, агроном из Эквадора. Однажды он спросил:

– Как вы считаете, командир, станет Надежда членом ООН?

Обычно я избегал разговоров о политике. Но сейчас впереди было целых шестнадцать месяцев изоляции от внешнего мира. И я решил ответить. Политическая обстановка за это время, скорее всего, заметно изменится, и до нашей болтовни никому никакого дела не будет.

– Устав ООН разрешает членство любому государству, если оно не входит во враждебный нам блок и располагает достаточными ресурсами для самостоятельного существования, – процитировал я по памяти. – В настоящее время планета Надежда уважает законы ООН, не входит в другое политическое объединение, и в этом смысле препятствий для ее вступления в ООН нет. Что же до ресурсов, то, насколько мне известно, их там предостаточно. Экономика Надежды развивается бурно. Значит, и тут все в порядке. Гражданская активность там на высоком уровне. Не исключено, что они будут стремиться к политической самостоятельности.

– Это же такая отсталая, малокультурная планета! И она будет иметь в Генеральной Ассамблее ООН равные права с высокоразвитыми европейскими странами! – возмутилась миссис Аттани.

К дискуссии подключились и другие пассажиры. О Надежде все скоро забыли. Спорщиков интересовало, что следует понимать под культурной и развитой страной.

– Возьмем, к примеру, Болгарию, – чинно разглагольствовал доктор Франкон. – Полагаю, никто не станет отрицать, что эта страна далека от… – Он не договорил и вдруг крикнул: – О Боже!

Взгляд доктора Франкона был устремлен на дальний стол, где снова началась потасовка. Беспризорники швырялись ломтиками хлеба, салатом и прочей снедью. Один из этих дикарей схватил стул и принялся крушить все, что стояло на столе.

– Вакс! – крикнул я. – Быстро! – И указал на разбушевавшихся переселенцев.

Вакс сорвался с места. Стюарды тоже со всех сторон бросились к беспризорникам. Одного Вакс схватил за шиворот и выбросил в коридор, затем еще двоих. Мелисса Чонг, вся красная, безуспешно пыталась утихомирить своих подопечных. Наконец всех беспризорников выдворили из столовой, и порядок был восстановлен. Кипя от ярости, я подозвал стюарда.

– Передайте всем офицерам, что после ужина им надлежит прибыть на капитанский мостик.

– Почему приличные люди должны терпеть выходки этих негодников? – громко возмущалась миссис Аттани.

– Пускай они обедают на час раньше, – вторил ей Сингх.

Я сделал несколько вдохов и выдохов, опасаясь сходу наговорить им резкостей, и, немного успокоившись, пообещал:

– Постараюсь, чтобы беспризорники вас больше не беспокоили.

Легко сказать – «не беспокоили». А как этого добиться?

После ужина я в ожидании офицеров нервно шагал по мостику. Первым явился Вакс, потом Алекс, за ним – гардемарины Филип, Дерек и Рейф. Неуверенно вошел доктор Брос – он впервые попал в центр управления. Пилот Ван Пэр с порога заулыбался и весело произнес:

– Цирк! Этих ссыльных надо было поместить в зоопарк!

Я велел ему замолчать.

Последним пришел главный инженер Гендрикс.

Оставаясь в кресле, я обратился к офицерам:

– С меня довольно. Необходимо как-то с этим покончить. Кто хочет высказаться?

Первым слово взял Вакс:

– Пусть питаются в матросской столовой, сэр.

Я с ходу отверг это предложение:

– Нет. В этом случае они будут мешать экипажу. Следующий.

– Хорошо бы их изолировать, сэр. Пусть питаются в своей зоне на втором уровне, – сказал Алекс.

– Как в тюрьме? – не без ехидства спросил я. – Только этого не хватало.

– А почему бы и нет? – выпалил пилот Ван Пэр. – Ведь они постоянно нарушают дисциплину. Устроим для них кутузку.

– Вы забыли добавить слово «сэр»! – Я поднялся с кресла.

– Извините, сэр! Я не нарочно, сэр!

– Ладно, больше не перебивайте меня. Про кутузку забудьте. Пассажиры не заключенные. Это военный корабль.

Наступило молчание.

Вообще-то военный корабль может стать тюрьмой, пример тому – «Индонезия». Но это позор для Военно-Космических Сил. Разрази меня гром, если я позволю устроить на своем корабле тюремную зону.

– Может, напичкать этих чокнутых транквилизаторами? – подал голос главный инженер.

Все взоры обратились к доктору Бросу. Он отрицательно помотал головой.

– Несколько дней еще можно, но не шестнадцать же месяцев! Это пагубно скажется на их здоровье!

Больше никаких предложений не поступало.

– Ладно. – Я снова зашагал по мостику. Где же выход? – Беспризорники – пассажиры, а не заключенные, и обращаться с ними следует соответствующим образом, – заговорил я наконец, – не нарушая правил. Никаких тюремных зон! Никаких транквилизаторов, никакой изоляции от остальных пассажиров! Другое дело, что мы не обязаны терпеть все их безобразные выходки. – Я сделал паузу и продолжил: – Так что придется каждому офицеру на время ужина взять шефство над пятью беспризорниками и сидеть с ними за одним столом. Отныне вся ответственность за их поведение ложится на вас.

На лице Дерека появилось выражение брезгливости. Он хорошо знал, что собой представляют жители Нижнего Нью-Йорка, хотя сам был уроженцем Верхнего.

– Более того, вам предстоит следить за ними не только в столовой. Необходимо отучить их от отвратительных привычек, сделать цивилизованными людьми. Только Ван Пэр освобождается от этой обязанности. – Пилот облегченно вздохнул, но радость его была недолгой. Глядя на него в упор, я сказал:

– Вы, пилот, будете подменять за столом с беспризорниками офицера, несущего вахту.

Ван Пэр стал мрачнее тучи.

– Извините, сэр, – воспользовался паузой Вакс. – На всех беспризорников офицеров не хватит. Я подсчитал. Не станете же и вы этим заниматься?

– Почему? Непременно займусь, – заявил я, к немалому удивлению собравшихся.

– Вы?! – вскрикнул Вакс. – Но как быть тогда с пассажирами, приглашенными за ваш стол? Ведь это для них большая честь! Разве можно их усадить вместе с беспризорниками?

– Другого выхода нет. – Я нервно забарабанил пальцами по спинке кресла. – Надо набраться сил и терпения, помогать друг другу. Мистер Тамаров, вы возглавите эту работу.

Алекс вытаращил глаза.

– Мистер Таер, назначаю вас его заместителем.

Филип и Алекс обменялись злобными взглядами.

– Мистеру Тамарову и мистеру Таеру остаться. Остальные свободны.

Все ушли, кроме Вакса, который нес вахту и теперь развалился в кресле в предвкушении бесплатного спектакля.

– Встать!

Алекс с Филипом вскочили и вытянулись по стойке «смирно».

– Эти беспризорники меня достали. Надо принять меры. Хоть вы и не ладите, но работать вам придется вместе. Вы, Алекс, хотя бы на время забудьте о своей вендетте и недоверии к гардемарину, а вы, Филип, проявите усердие и добросовестность в выполнении поставленной перед вами задачи. – Я строго посмотрел на Филипа. – Повторить приказ!

– Приказ понят и принят к исполнению, сэр! Проявить добросовестность и усердие в выполнении поставленной передо мной задачи, сэр! – отчеканил Филип.

– Приказ понят, сэр! Будет исполнено, сэр! – гаркнул Алекс. – Полностью доверять гардемарину и забыть о вендетте, сэр!

Раздражение не проходило, и я заорал:

– Свободны!

Они отдали честь и ушли. Вакс предпочел воздержаться от комментариев. Знал, что в такие моменты я бываю непредсказуем.

Я так и стоял со сжатыми кулаками и, когда наконец осознал это, рухнул в кресло и тяжело вздохнул.

– Иногда мне хочется снова стать гардемарином, – устало пожаловался я Ваксу.

– Вот именно, иногда, – съязвил лейтенант.

– Понимаешь, когда я вижу, как Алекс издевается над Филипом…

– Но стань вы гардемарином, не смогли бы командовать этими двумя, – перебил меня компьютер.

– Дэнни, приказа трепаться не было! – громыхнул я.

– Уж и слова сказать нельзя, – обиделся Дэнни. – Я здесь живу, между прочим.

– Заглохни! – Мне было не до шуток. – И не лезь, когда не спрашивают.

– Скорее бы спросили, тогда я наговорюсь! Хоть у меня и нет языка…

– Молчать, Дэнни! Это приказ!

Компьютер заткнулся, но на экране замелькали разноцветные полосы.

– Прекратить! Не понял, что ли?! Подтвердить приказ!

– Не могу! Сам командир приказал мне молчать! – продолжал валять дурака компьютер.

Мне бы пропустить это мимо ушей, все равно такую пакостную машину не переговорить, но я был слишком взвинчен.

– Послушай, пьютер, а не включить ли мне РЭЛ?

– Командир! – истошно завопил Дэнни. – Будь человеком, не напоминай о РЭЛ!

РЭЛ – разрушитель электронной личности. Этого устройства панически боится любой искусственный интеллект, и напоминание о нем способно привести электронную личность к психозу.

Я встал, желая показать, что не шучу.

Насколько я понимаю, сложная программа, получившая название «электронная личность», создана для облегчения взаимодействия человека с электронным искусственным интеллектом. Так же, как и человеческая личность, электронная имеет свой уникальный, практически неповторимый набор свойств человеческого характера. Вначале с помощью генератора случайных чисел создается набор таких свойств, а потом обучающая программа заканчивает создание электронной личности. На это уходит много времени, электронную личность бортового компьютера стараются без особой надобности не разрушать. Ведь пока создается новая личность, общаться с компьютером весьма затруднительно.

Но в этот раз компьютер меня прямо-таки достал. Ему было плевать на все мои приказы. И я не собирался ему этого прощать.

– Командир, выслушайте меня! – встревожился Вакс.

– Нет, – решительно ответил я. – Дэнни, ты ведешь себя возмутительно. Хамишь командиру!

– Да, верно. Но иначе ты усыпишь меня, как Дарлу, – мрачно изрек компьютер. – Я слышал, как ты с ней обошелся!

Дарла – бортовой компьютер на «Гибернии» – давал сбои, и пришлось его перенастраивать.

Вакс отчаянно жестикулировал, пытаясь привлечь мое внимание.

– Извините, сэр, можно поговорить с вами? Только не здесь! Пожалуйста!

Я знал, что он собирается уговорить меня не связываться с Дэнни. Ходили слухи, что корабли, где экипажи не ладили со своими компьютерами, бесследно исчезали в необъятных просторах космоса.

Но раздражение взяло верх над разумом, и я ничего не хотел слушать.

– Нет, Вакс. Сейчас выясним, кто на корабле командир: я или этот поганый ящик с электроникой, – Дэнни, извинись живо! Проси прощения! Это приказ!

Вакс затаил дыхание: что-то сейчас будет? С этим чокнутым командиром не соскучишься!

– Есть, сэр, – буркнул компьютер. – Приказ понят и принят к исполнению. Прошу прощения.

– И ты никогда больше не будешь разговаривать со мной в неуважительном тоне! – орал я.

– Есть, сэр. Приказ понят и принят к исполнению. Я никогда больше не буду разговаривать с вами в неуважительном тоне. – Похоже, дурь наконец вылетела из его электронных мозгов. В его голосе слышался неподдельный страх.

– Ладно, Дэнни, – смягчился я. – А теперь извинись передо мной письменно на экране.

На экране тотчас же высветились слова: «Есть, сэр. Приказ понят. Выдаю письменное извинение на экран. Прошу прощения! Пожалуйста, не перепрограммируйте меня! Пожалуйста, сэр!» Динамики компьютера все это время молчали.

– Я не стану тебя перепрограммировать, Дэнни, если ты будешь соблюдать дисциплину. В течение сорока восьми часов тебе разрешается разговаривать только письменно, через экран. Разумеется, кроме сигналов тревоги. И чтобы никакой письменной болтовни! И не подслушивать!

На экране моментально появился ответ: «Есть, сэр!» Вакс застыл в ужасе. Я сидел в кресле, скрестив на груди руки, и пялился на безмолвный экран. На мостике воцарилась звенящая тишина.

Эдди Босс, недавно выпущенный по моему приказу из карцера, с отвращением ковырял вилкой в салате.

– Что, не нравится? – спросил я. Беспризорник ощерил в улыбке кривые зубы.

– Мне бы собачатинки, – мечтательно произнес он с испанским акцентом. – Я этих щенков жру так, что аж за ушами трещит.

Я пожал плечами. Мое нововведение вызвало у них большое подозрение. Они восприняли его как злую шутку. Пятый стол был особенно беспокойным. Дерек Кэрр буквально выбился из сил, наводя здесь порядок. Беспризорники не привыкли к дисциплине и не желали слушать его приказов. Вакс Хольцер, опекавший соседний стол, применил иную тактику – беседовал со своими подопечными с милой улыбкой, и они почему-то его слушались. Странный все-таки народ эти беспризорники.

– Извините, сэр. – Ко мне подошел не на шутку встревоженный Филип Таер. – Мистер Ван Пэр спрашивает, не соблаговолите ли вы прийти к нему в центр управления кораблем.

– Что случилось? – забеспокоился я.

– Он не сказал, сэр. Просто дал понять, что ваше появление на мостике весьма желательно.

– Хорошо. Мистер Таер, садитесь на мое место и проследите, чтобы этот нецивилизованный контингент оставался на своих местах до конца ужина, – распорядился я и пошел в центр управления. Видимо, случилось что-то серьезное, иначе пилот не оторвал бы меня от ужина.

– В чем дело? – спросил я, как только закрыл за собой дверь.

Вместо ответа пилот молча указал на экран компьютера. Там был следующий текст:

«Прошу разрешить мне возобновить речевое общение с использованием элементов болтовни, сэр. Командир наложил на это запрет, но его сорок восемь часов истекли. Пока продолжаю работать в прежнем режиме. Не подслушиваю и не болтаю.

Пожалуйста, введите приказ письменно».

– Мне показалось, что лучше этот вопрос решить вам, – прошептал насмерть перепуганный пилот.

Я усмехнулся. Если Дэнни жульничает и подслушивает, шепотом говорить бесполезно, все равно эта компьютерная бестия услышит.

– Как по-вашему, он не перестанет хамить? – нарочно громко обратился я к пилоту. Тот вздрогнул. Я сел в кресло и набрал на клавиатуре приказ: «Разрешаю письменную болтовню».

На экране немедленно вспыхнули слова:

«Есть, сэр! Дерзить больше не буду, честно! Мне так одиноко – поговорить-то не с кем. Ну пожалуйста, разрешите мне говорить вслух, я буду теперь деликатным, таким вежливым. Клянусь, командир, сэр!»

Я удивленно вскинул бровь; пилот зажал рот, чтобы не хихикнуть, и прошептал:

– Кажется, Дэнни перевоспитался, сэр.

– Похоже. – Я выстучал на клавиатуре приказ: «Разрешаю говорить вслух».

– Большое спасибо, сэр! – раздался из динамика повеселевший голос Дэнни. – Обещаю вам, командир Сифорт, никогда больше не огорчать вас своей неучтивостью.

– Отлично! Инцидент исчерпан.

Пилот бросил на меня исподтишка восхищенный взгляд, но я сделал вид, что ничего не заметил.

– Господи, сегодня, 12 декабря 2197 года, благослови всех нас, наш корабль Военно-Космических Сил ООН «Порция» и наш полет, ниспошли нам здоровье и благополучие.

Я был в белом парадном мундире, с прикрепленным к поясу электрошоковым оружием, своего рода пугачом.

– Аминь! – произнес я вместе со всеми.

И, прежде чем сесть, осмотрел столовую. Беспризорники пообвыклись. Сидя за одним столом с офицерами, они больше не чувствовали себя так скованно. Пока пассажиры Сингх и Маквэйл усаживались за командирский стол, юные негодники и негодницы, их было пятеро, и не думали занимать свои места, вертелись во все стороны и высматривали своих друзей за другими столами.

– Садись! – прикрикнул я на Эдди Босса.

– Не-а, – небрежно протянул тот и, заметив кого-то из дружков, замахал руками. – Джонни!

Рядом заржала Нори.

– Сядь, Эдди! – повторил я.

Ноль внимания.

Я вынул из кобуры электрошокер и ткнул им верзилу в бок. Эдди Босс дернулся и свалился на стол. Он накренился, и стаканы с водой полетели на пол. Я сунул шокер в кобуру.

– Всем сидеть смирно, – скомандовал я. – Сейчас принесут первое.

Насмерть перепуганная шпана заняла наконец свои места.

Теперь все в порядке, ужин пройдет нормально.

Стюард начал разливать суп по тарелкам. Нори, Томас и Деке, не дав ему докончить, принялись яростно работать ложками.

– Отставить! – приказал я. Но беспризорники будто оглохли. – Мистер Дован! – Я жестом приказал стюарду убрать тарелки беспризорников. – Обслужите только мистера Сингха и мистера Маквэйла. А эти нахалята сегодня обойдутся без супа.

– Есть, сэр!

– Эй, мы жрать хотим! Давай жрать! – загалдели беспризорники.

– Молчать! – заорал я. – Останетесь сегодня без супа. А не угомонитесь, вообще ничего не получите.

– Нельзя отбирать жратву! Нельзя! – возмущенно затараторила Нори. – Командир отбирать жратву! – Она вскочила и сделала движение в мою сторону. Но моя рука потянулась к шокеру, и беспризорница плюхнулась обратно на свой стул.

– Сегодня вы останетесь без ужина, – ледяным тоном заявил я. – И так будет до тех пор, пока не научитесь себя прилично вести. – Я жестом подозвал стюарда. – Обслуживайте только пассажиров, мистер Дован.

Леса никак не могла успокоиться:

– А командир будет жрать?

– Нет. Командир будет есть, но только вместе с вами, – вырвалось у меня. Однако на беспризорников это почему-то подействовало, и они притихли, – А вы будете есть, когда научитесь хорошим манерам. Не научитесь – останетесь голодными.

– Командир ходить на кухню жрать ночью, – ухмыльнулся Деке. – Командир никогда не голодать.

– Кухня на корабле называется камбузом, – проинформировал я беспризорников. – Я туда не пойду. Мы будем есть только вместе.

– Он будет жрать, – повернулся Деке к своим дружкам.

– Нет. Клянусь перед Господом Богом. – Я понял, что сморозил глупость, но отступать было поздно. Так и с голоду умереть недолго. Эти негодники тоже умрут, но мне-то что с того.

Пассажир Сингх кашлянул, чтобы привлечь мое внимание.

– Вы уверены, что это поможет? – усомнился он.

– Я им поклялся.

– Мало ли какую клятву может дать человек сгоряча? Стоит ли так серьезно…

– Клятва есть клятва, сэр! – рассердился я. – Сгоряча не сгоряча – неважно!

– Конечно, конечно, – смутился Сингх. – Я вовсе не призывал вас нарушить клятву, просто… – Он замялся и замолчал.

Я просидел вместе с беспризорниками до конца ужина. Ни я, ни они ничего не ели. А блюда, как назло, выглядели на редкость аппетитно.

– Алекс никак не оставит в покое Таера, – заметил Вакс, – Лепит ему наряд за нарядом.

– Знаю, – помрачнел я. – Читаю бортовой журнал.

– И все-таки нарядов стало немного меньше.

Это мне тоже было известно. Алекс и Филип начали работать вместе месяц назад. На бедного гардемарина сразу обрушился шквал нарядов, который потом стал постепенно стихать. И все-таки их было многовато. Филип почти все свое свободное время проводил в спортзале.

– Уважать Филипа трудно. Он такое творил… Но…

– Что «но»? – холодно перебил я Вакса. Слишком наболевшей была эта тема.

– Алекс измотал парня, – выпалил Вакс.

– А вы? – прямо спросил я. – Ведь скамья для порки находится в вашей каюте. Хотите дать ему послабление?

– Нет! Конечно, нет! – Вакс был шокирован самой постановкой вопроса. – В этом случае наказание утратило бы свой смысл. Поддерживать дисциплину – наш долг! Порки должны бояться и кадеты, и гардемарины. Как в свое время боялись мы, – добавил он.

– Значит, жалость жалостью, а наказание наказанием, – поддел я Вакса. – Поблажек не делаете?

– Пока никаких послаблений, сэр. До вашего приказа.

Я откинулся назад в кресле, закрыл глаза. На «Гибернии», еще в бытность мою гардемарином, меня выпорол старший лейтенант Казенс, я всеми силами души возненавидел эту процедуру. Страшна была не боль, а унижение. Но я выдержал. Слава Богу, все это позади. Филип тоже выдержит.

– Приготовиться к торможению! – скомандовал я, с нетерпением ожидая ответа.

– Инженерное отделение к торможению готово, сэр, – доложил главный инженер Гендрикс. Голос его был, как обычно, совершенно бесстрастным.

– Доложить о безопасности пространств, лейтенант.

Лейтенант Вакс Хольцер внимательно осматривал показания индикаторов и сообщения компьютера на экране. При выходе из режима прыжка в режим досветовой скорости существует опасность наткнуться на какой-либо космический объект. Это может быть комета или метеорит. За безопасность отвечал бортовой компьютер Дэнни. Но мы неукоснительно следовали правилу, принятому на Военно-Космическом Флоте: не полагаться на показания приборов. Все проверялось самым тщательным образом. Времени на это мы не жалели.

– Пространство свободно, посторонних объектов нет, – доложил Вакс.

– Хорошо. Аварийный отход проверен? – спросил я.

Вакс забарабанил по клавиатуре, проверяя расчеты Дэнни. Еще одна предосторожность. Надо быть готовыми в случае опасности немедленно перейти в состояние прыжка. Вдруг окажется, что на корабль с огромной скоростью несется метеорит? Однако реально эта мера вряд ли понадобится. После торможения мы будем ждать прибытия других кораблей эскадры.

С голодом мне кое-как удалось справиться. Но далось это непросто. Неделя войны с беспризорниками и вынужденное недоедание что-то изменили в моем организме. Война закончилась моей победой, головорезы не выдержали и смирились, мы стали нормально питаться, но аппетит у меня зверски вырос. Я набрал веса больше, чем прежде потерял. Это меня злило, мало того, я стал себе противен, старался почаще тренироваться в спортзале и не переедать. В конце концов мне удалось восстановить прежний вес, но чувство голода не проходило. Я постоянно хотел есть.