Текст книги "Тайны Истон-Холла"

Автор книги: Дэвид Дж. Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 6
НЕПОВТОРИМАЯ ИСТОРИЯ МИСТЕРА ПЕРТУИ

Есть люди, чья жизнь окутана тайной. Как добывают они себе хлеб насущный? Это неведомо никому. Тем не менее они всегда элегантно одеты, их видят стремительно выходящими из своих экипажей или направляющимися в собственную ложу у Эстли. [14]14
  Эстли, Филипп (1742–1814) – знаменитый цирковой наездник, открывший в 1798 г. в Лондоне собственную арену.


[Закрыть]Вполне вероятно, даже жены не представляют, что мужья делают по утрам, с кем водят компанию и когда ждать их возвращения к домашнему очагу. Они бывают в опере, на скачках, на матчах по боксу и вообще на всех великосветских собраниях, которые устраивает для своих граждан старая веселая Англия, однако же друзья, находящиеся с ними, так же загадочны, как и они сами. Их отсутствие – если представить себе, что они перестали появляться на таких зрелищах, – практически не было бы замечено, ибо поблизости от них нет никого, кто мог бы это сделать. Время от времени они затевают судебные тяжбы и выигрывают их, заседают в парламенте, самым живым образом участвуют в работе патентных бюро, ни на йоту не открывая при этом своей тайны. И сограждане могут сталкиваться с ними хоть двадцать лет подряд, так и не составив внятного представления об их характере, взглядах, темпераменте.

Мистер Пертуи – из таких людей. Во времена, к коим относится мой рассказ, ему было лет пятьдесят, но ни школьных, ни университетских однокашников у него не наблюдалось и на мессе в приходской церкви тоже рядом не стоял никто, кто мог бы подтвердить его возраст. Итак, это был мужчина лет пятидесяти, высокого роста, с выдающейся вперед челюстью, все еще черными, как вороново крыло, волосами и жестким взглядом, свидетельствующим о том, что этот человек никому не позволит нарушить планы, в осуществлении которых он законным образом участвует. Поскольку в минуты эмоционального подъема в голосе его начинали звучать несколько необычные интонации, считалось, что мистер Пертуи некоторое время жил на континенте – возможно, даже родился там, но, как и в случае с возрастом, это чистые догадки. Что касается иных характеристик, по которым обычно определяется социальный статус человека, – сказать почти нечего. У него был дом в Кенсингтоне, но, по общему мнению, там он бывал редко, а друзей предпочитал приглашать либо в ресторан, либо в театр. Существовала некая миссис Пертуи – по крайней мере сам он называл эту даму по имени, – однако же никто ее не видел. Что касается родословной, профессии, а также того, какие вороны его кормили, [15]15
  Аллюзия на третью Книгу Царств, 17:6 («И вороны приносили ему хлеб и мясо поутру»).


[Закрыть]– темно как в яме. И тем не менее завсегдатаи клубов и салонов, те, кто если и не знал его лично, то по меньшей мере слышал о существовании, поговаривали, что человек он славный и себе на уме.

Но все-таки нельзя же половину сознательной жизни провести в аристократическом обществе, пусть даже и на его задворках, так, чтобы не нашлось хоть одного-двух неопровержимых фактов. Опыт мистера Пертуи это подтверждает. Известно о нем было чрезвычайно немного, но кое-какие сведения, однако, просочились наружу, и этого оказалось достаточно для того, чтобы знакомые мистера Пертуи отнеслись к нему с некоторой настороженностью. Десять лет назад его имя фигурировало в коммерческих справочниках – он значился там как брокер, имеющий контору на Памп-Корт, которую он делил с компаньоном, неким мистером Фэрделом. Об этом самом Фэрделе известно еще меньше, чем о его партнере, но его имя попало на первые полосы газет. Короче говоря, однажды утром мистера Фэрдела обнаружили мертвым в тупике неподалеку от Памп-Корт. Ему проломили череп тупым предметом: то ли свинчаткой, то ли дубинкой – по крайней мере так утверждал капитан Мактурк из городской полиции, прибывший на место печального происшествия. Поначалу выдвигалось предположение, будто убийство осуществлено с целью грабежа, но уже после самого беглого осмотра трупа выяснилось, что все на месте – и бумажник, и бриллиантовая заколка для галстука, и золотые часы. Даже палка с серебряным набалдашником и та валялась рядом с телом.

По всему выходило, мистера Фэрдела подстерег в темном углу – по заключению врачей, смерть наступила между часом и двумя ночи – какой-то враг, возможно, отомстивший ему за что-то. Но биография мистера Фэрдела, изученная капитаном Мактурком самым тщательным образом, свидетельствовала о том, что этот человек вел на редкость безгрешный образ жизни. Любой священник, по словам инспектора, порадовался бы, услышав надгробные панегирики усопшему. На том можно было бы и покончить с этим делом, если бы не заявление, сделанное несколько месяцев спустя неким господином, который находился за границей, а в Англию вернулся недавно и только сейчас узнал об убийстве.

Этот человек утверждал, что, прогуливаясь вечером накануне убийства – было, по его словам, очень поздно – в районе Памп-Корт и проходя мимо конторы Пертуи и Фэрдела, он услышал доносящиеся изнутри громкие голоса. В ту пору многие из имевших дело с этой брокерской фирмой поговаривали, что совладельцы уже довольно долго не могут прийти к согласию относительно ряда вопросов, связанных с ее деятельностью. Клерк, вызванный к капитану Мактурку для дачи показаний, заявил, что накануне убийства стал свидетелем горячего спора между совладельцами, разгоревшегося прямо у входа в контору, и видел, как мистер Пертуи в ярости сотрясает кулаками прямо за спиной удаляющегося партнера. Все это, конечно, весьма подозрительно, однако недостаточно для каких-либо выводов.

Мистер Пертуи, подвергнутый ряду допросов, был сама любезность. Да, конечно, у него с покойным партнером, чьей доли в совокупном капитале фирмы ему весьма не хватает, были свои разногласия. Да, верно, в тот день у них произошла ссора. Да, накануне гибели мистера Фэрдела они допоздна засиделись в конторе. Но бесспорно также и то, что между часом и двумя ночи, и более того – с одиннадцати вечера, он, Пертуи, играл в карты в своем клубе на Хай-Хилл – весьма уважаемом заведении. И с полдюжины его партнеров, людей весьма достойных, могут подтвердить под присягой, что он ни разу не выходил из комнаты.

На этом, казалось бы, можно закрыть дело. Капитан Мактурк заявил, что мистер Пертуи убедил его – более или менее – в своей невиновности. Фирма на Памп-Корт еще несколько месяцев продолжала свою коммерческую деятельность, а потом закрылась, и на протяжении последующих пяти-шести лет о мистере Пертуи ничего не слышали. Поговаривали, что он занялся финансовыми спекуляциями на континенте – одни называли Лейпциг, другие Прагу, – но что за ними стояло, в Лондоне никто толком не знал. Кое-кто – возможно, из тех, кто играл с мистером Пертуи в вист в ночь накануне трагедии, – утверждал, что с ним обошлись очень дурно, возвели на него гнусную клевету с целью опорочить ни в чем не повинного человека, – но это были лишь отдельные голоса. Мистер Пертуи вновь появился на публике (вернувшись то ли из Вены, то ли из Праги, а может, из какой еще европейской столицы) уже в новом качестве – владельца конвейерного производства, которое, по слухам, могло произвести революцию в области коммерческой инженерии. Как именно это удалось мистеру Пертуи и откуда взялись деньги, никто в точности не знал, но спустя непродолжительное время дела его пошли в гору. Но затем опять возник некий господин, инженер по профессии, каковым мистер Пертуи не был, и заявил, что последний в ходе совместной работы на севере Англии – смошенничал? обманул партнера? подделал патент? присвоил чужую идею? В общем, с юридической точки зрения дело оставалось темным, но те, кто разбирается в таких вещах, в один голос говорили, будто повел себя мистер Пертуи весьма недостойным образом. Последовал дорогостоящий суд; итоги его оказались не вполне удовлетворительными как для мистера Пертуи, так и для его бывшего партнера, и дело лопнуло. Все это произошло четыре года назад, и с тех пор о том, где находится мистер Пертуи, было известно не больше, чем о местопребывании исследователя Арктики, капитана Франклина.

Между тем в это самое утро – дело происходило в начале года, было сыро, дул сильный ветер – мистера Пертуи можно было обнаружить в его собственной конторе, расположенной в скромном лондонском районе Картер-лейн. Контора тоже не отличалась роскошью – всего-навсего одна комната с двумя придвинутыми один к другому столами и толстым, неряшливо одетым клерком, который, сидя в углу, полировал ногти ножом для разрезания бумаги. Тем не менее вид у мистера Пертуи был такой, словно вершит он тут великие дела. В окне, выходившем на узкую улочку, на фоне городского пейзажа царил огромный купол собора Святого Павла. Развалившись на стуле и раскачиваясь на нем так, что, казалось, вот-вот перевернется и растянется на пыльном полу, мистер Пертуи вполне сардонически поглядывал на собор, словно говоря, что видит всех насквозь и никакими размерами, никакой торжественностью его не проведешь. Клерк, который вел себя по отношению к мистеру Пертуи несколько фамильярно – что вообще-то не характерно для служащих Сити, – закончил возиться с ногтями и швырнул нож на стол. Тот угрожающе задребезжал и целых полминуты не мог прийти в состояние покоя.

– Ну так что, идешь или как?

– Может, и иду. – Мистер Пертуи продолжал разглядывать купол собора. – Тебе-то что?

– Ничего. Абсолютно ничего. В чужие дела нос не сую. Но что сказать Доналдсону, если он тут появится?

– Поздоровайся, да повежливее, покажи бумаги и напомни, что срока у него – три недели.

– Правда? – откликнулся клерк с деланным энтузиазмом. – Наверняка тут же пятьдесят соверенов выложит. Наличными. Попомни мое слово.

Из этого разговора явствовало, что, чем бы мистер Пертуи ни занимался ранее, сейчас он имеет дело с учетом векселей; более того, таких, держатели которых не желали их погасить. Заканчивая беседу, мистер Пертуи бросил на клерка странный взгляд, в котором читались одновременно признание того, что он чем-то ему обязан и не считаться с этим не может, а также полная решимость покончить с задолженностью; и, вероятно, хорошо, что клерк всей этой гаммы не уловил.

Время приближалось к полудню. Если у людей есть чем заняться, то, как правило, они только о деле и думают, однако же мистер Пертуи продолжал с важным видом, хотя и с некоторым беспокойством, раскачиваться на стуле. Раз или два он извлекал из кармана жилета некую записку, внимательно перечитывал ее, производил на засаленном листке бумаги таинственные вычисления, затем возвращал его в карман. В какой-то момент он взял со стола палку, взвесил на ладони, словно это было оружие, и положил на место.

Тем временем клерк, выжидательно поглядывая на своего хозяина, потянулся к бумажному пакету с бутербродами. Наконец сделав движение, которое при всей определенности выдавало некоторую нерешительность, мистер Пертуи поднялся со стула, нахлобучил шляпу и сунул палку под мышку.

– Сегодня уже не вернусь. Если зайдет Кэрри, проследи, чтобы мне сразу передали его сообщение, я буду в клубе.

Клерк согласно кивнул, и мистер Пертуи вышел из кабинета прямо на улицу. Выглядел он в своем сером пальто и цилиндре, с палочкой под мышкой, напоминавшей стек, весьма элегантно, и прохожие, направляющиеся по Картер-лейн в сторону Сити, по крайней мере некоторые из них, останавливали на нем взгляд. Если бы они задержали его чуть дольше, то обнаружили бы, что мистер Пертуи неторопливо пересекает улочку, затем соседние переулки и выходит на Нью-Бридж-стрит. Здесь, неподалеку от Ладгейтского цирка, он садится на омнибус, платит кондуктору двухпенсовик и едет по Хай-Холборн в район, где расположено одно из четырех судебных присутствий Лондона – Линкольнс-Инн. Еще две минуты ходьбы, и мистер Пертуи оказывается в приемной мистера Крэбба, где передает клерку свою визитную карточку и спрашивает, может ли он иметь удовольствие видеть хозяина кабинета. Если бы в мрачной приемной мистера Крэбба оказался посторонний, то по поведению мистера Пертуи убедился бы, что с клерком они знакомы давно, а двух соверенов, завернутых в клочок бумаги, достаточно для того, чтобы его просьба была выполнена.

Мистер Крэбб, сидя в кабинете с приятным видом на сады – сейчас они, правда, скованы холодом, деревья почернели и оголились, – перебирал в памяти то немногое, что ему было известно о визитере. И поскольку никакой радости эти воспоминания ему не доставили, раздумывал, не лучше ли просто вернуть карточку вместе с кратким и решительным «нет». Однако по чистой случайности один важный вельможа, собиравшийся провести нынешнее утро в Линкольне-Инн, задержался в парламенте, и мистер Крэбб, которому изрядно надоело помешивать уголь в камине и покрикивать на клерка, был рад возможности хоть на что-нибудь отвлечься. Вот он и велел клерку передать, что примет мистера Пертуи, и в ожидании посетителя прошел в эркер, где, как он считал, и подобает находиться хозяину, встречающему гостя.

Если мистер Крэбб рассчитывал, что мистер Пертуи придет в трепет либо выкажет какие-либо знаки благодарности за то, что к его просьбе снизошли, он заблуждался. Ибо мистер Пертуи вошел в кабинет с таким видом, словно согласие мистер Крэбба увидеться с ним означало лишь признание значительности его персоны. «Боже милостивый, – подумал мистер Крэбб, – да ведь он, кажется, сейчас ударит меня этой палкой!» Но весело помахав ею прямо перед носом у старого законника, мистер Пертуи вновь сунул ее под мышку и слегка наклонил голову.

– Весьма любезно с вашей стороны принять меня, мистер Крэбб. Чрезвычайно признателен.

Мистер Крэбб, наклонив, в свою очередь, голову как бы в знак того, что это и на самом деле любезно с его стороны и мистер Пертуи прав, выражая свою признательность, сосредоточенно смотрел прямо перед собой. Он отметил, что цилиндр и пальто у мистера Пертуи отменно вычищены, челюсть выдается вперед, пальцы цепко держат набалдашник палки, но приговора еще не вынес, лениво прикидывая, что могло привести к нему этого человека, какое поручение либо просьба, прошение наконец.

– Мистер Крэбб, – заговорил мистер Пертуи, – если я не ошибаюсь, у нас есть один общий знакомый. Мне вас рекомендовал его светлость герцог К.

Мистер Крэбб навострил уши. Он действительно дружил с герцогом К., знал все секреты, какие только имелись у этого великого человека, и вообще на протяжении последних тридцати лет вел дела его семьи. К тому же мистер Крэбб весьма ревниво дорожил этой дружбой, и уже одно то, что такой тип, как мистер Пертуи (то есть человек, которого подозревают в убийстве собственного компаньона), называет имя герцога, привело его в сильнейшее раздражение. С другой стороны, осмотрительность, с которой мистер Крэбб всегда вел свои дела, подсказывала ему, что единственным источником любой информации, какой располагал посетитель, мог быть только сам герцог. Именно это и заставило его не отмахнуться сердито от услышанного, а улыбнуться, пусть и сдержанно.

– Его светлость очень щедрый человек.

– Его светлость – просто старый дурак. У него куча денег, которые он ни во что не вкладывает, поместье, уплывающее из-под носа, и чрезвычайно дорогостоящие привычки, от коих он не в силах отказаться. Но конечно, вы знаете его лучше меня.

Тут у мистера Крэбба широко открылись глаза: его шокировали столь вызывающие отзывы о высокородном друге, чья герцогская корона украшена вечнозелеными земляничными листьями, а также то, что мистер Пертуи был в своих суждениях несомненно прав.

– Вы должны простить мне мою резкость, – продолжал меж тем его собеседник, резко сбавляя тон. – Но, видите ли, когда имеешь дело с такими людьми, как его светлость, всегда тянет дать совет, хотя именно его-то, как правило, и не спрашивают.

– Вот именно, мистер Пертуи. Вот именно. Так чем могу служить?

– Буду с вами совершенно откровенен, мистер Крэбб. Мои деньги, деньги, принадлежащие мне по праву, оказались в чужих руках, и мне надо их вернуть.

Немало наслышанный о прошлом посетителя предусмотрительный человек – а именно таким считал себя мистер Крэбб – при подобного рода заявлении должен был бы просто воспользоваться случаем и пожелать мистеру Пертуи доброго утра. Однако по какой-то причине – может, благодаря призрачному присутствию герцога либо чему-то другому, еще более загадочному, чего и сам не осознаешь, – мистер Крэбб не вызвал звонком клерка и не встал у камина с таким видом, что даже самый непонятливый сообразил бы, что встреча подошла к концу.

– Означает ли это, что я вам нужен для возвращения долга?

– Можно и так сказать. Но для начала я бы просил вас написать некое письмо.

– Но конечная ваша цель состоит в том, чтобы получить долг?

– Разумеется.

– Однако же, мистер Пертуи, извините за прямоту, но ведь любой адвокат способен написать такое письмо, верно? И быть может, у него это получится лучше, чем у меня.

Мистер Пертуи обворожительно улыбнулся, из чего адвокат должен был понять, что его прямота полностью прощена.

– С вашего разрешения, мистер Крэбб, никто лучше вас с этим делом не справится.

– Весьма польщен.

Мистер Крэбб отлично понимал, что дело это сомнительное, и чувствовал, что оно ему совсем не нравится. Большинство из тех, кто вообще обращается к адвокатам, приходят с самыми разнообразными просьбами. Кому-то нужно составить документ, кому-то добиться наказания за нарушение его прав, кому-то заявить претензию. Но в данном случае мистер Крэббу казалось – нет, он знал, – что посетитель чего-то недоговаривает. Однако вслух своих подозрений он не высказал, просто стоял на турецком ковре, прижавшись спиной к камину и раздумывая, как поступить. Мистер Пертуи, видно, почувствовал его беспокойство и развернулся лицом к хозяину кабинета.

– Полагаю, мне следует объясниться, мистер Крэбб. В настоящее время я занимаюсь учетом векселей, – мистер Крэбб кивнул, – но еще относительно недавно работал в одной из прибыльных отраслей промышленного производства. Поначалу, когда дела шли, позволю себе сказать, не без успеха, у меня было несколько партнеров, находившихся в отличие от меня в стесненном положении. Я нуждался в их практической помощи, но финансовые возможности этих людей были весьма ограниченны. Соответственно было решено, что в то время, когда они могут забрать свои деньги, мой капитал целиком останется в деле, а впоследствии все мои затраты будут компенсированы.

– Естественно, у вас есть документальное подтверждение этих соглашений?

– В том-то и дело, что нет. Тогдашняя мера нашей близости позволяла считать, что достаточно простого слова. Несомненно, это была большая глупость.

Мистер Крэбб кивнул, подтверждая, что да, большая глупость.

– Тем не менее, – продолжал мистер Пертуи, многозначительно улыбаясь, – я убежден в честности этих людей и готовности вернуть то, что принадлежит мне по праву. Год или два назад дело закрылось, но в свою пору оно приносило немалую прибыль, и моя цель состоит в том, чтобы получить свою долю.

– Веря в честность ваших бывших партнеров?

– И в письма адвокатов, мистер Крэбб. Иногда они оказываются даже более эффективным оружием.

Разумеется, это был тот самый момент, когда адвокату стоило распрощаться со своим посетителем, пожелав ему доброго утра, и повернуться к нему спиной. Рассказу о кредиторах он не поверил ни на минуту, ибо невозможно представить себе человека, оказавшегося в положении мистера Пертуи и не принявшего самых элементарных мер предосторожности. Насколько мистер Крэбб мог судить по тем обрывкам сведений, которыми счел нужным поделиться с ним мистер Пертуи, тот играл в темную игру, в которой имя адвоката, тем более такого, как он, могло оказаться ему на руку. Но твердой уверенности в этом у мистера Крэбба не было. Особое подозрение вызывали манеры мистера Пертуи – при всей уважительности и предупредительности была в них какая-то фальшь. Тем не менее мистер Крэбб и на этот раз не позвонил клерку и не посоветовал посетителю обратиться за помощью в какое-нибудь другое место. Что-то во всей этой ситуации, а еще больше в самом ее герое, интриговало мистера Крэбба, и ему не хотелось остаться совсем в стороне. Вот он и продолжал смотреть на мистера Пертуи, непринужденно сидящего перед ним на стуле, соображая, как же с ним быть дальше и что бы такое к месту сказать.

– Естественно, никаких гарантий успеха в вашем деле быть не может.

– Полагаю, что так.

– Абсолютно никаких гарантий.

– Полностью с вами согласен.

– И вы хотели бы начать действовать незамедлительно?

– Нет. То есть не совсем так.

– Ах вот как. Знаете, мистер Пертуи, вы, как я посмотрю, человек весьма сентиментальный. Вынужден признать, что, если бы мне были должны деньги на протяжении столь длительного времени, я бы и минуты покоя своим должникам не дал. Давил бы и давил на них, уж вы мне поверьте.

И вновь мистер Пертуи обезоруживающе улыбнулся.

– Видите ли, мистер Крэбб, это всего лишь вопрос информированности. Должен признать, что мне совершенно неизвестно, где сейчас находится один из этих джентльменов.

В который уж раз старый адвокат не поверил практически ни единому слову из того, что было сказано. По опыту он знал: людей обычно находят, особенно если ищут их такие, как мистер Пертуи. Тем не менее он отдавал себе отчет в том, что, если и дальше тянуть время, отступить будет трудно. Не признаваясь в том самому себе, он опасался, что мистер Пертуи окажется для него слишком крепким орешком; это его раздражало, но одновременно подогревало интерес. В конце концов, по этим ли, по другим причинам, он решил, что встречу пора заканчивать, и чем быстрее, тем лучше.

Мистер Пертуи, казалось, читал его мысли. И понял, что если пускать в ход козырную карту, то делать это надо именно сейчас. Он полез в наружный карман и извлек из него сложенный вдвое, совершенно растрепавшийся по краям, перевязанный красной лентой листок бумаги.

– Тут у меня письмишко имеется, – небрежно обронил он тоном человека, предлагающего приятелю полистать вечернюю газету. – Полагаю, вам стоит взглянуть.

Мистер Крэбб взял листок и презрительно фыркнул. Но если по глазам и можно было сказать, что содержание письма вызвало у него сильнейшее беспокойство, то голос никак этого впечатления не подтверждал.

– А как оно к вам попало?

– Право, в точности уж и не припомню. Скажем так: попало по ходу моих профессиональных занятий.

– Не сомневаюсь, вы отдаете себе отчет в том, что это фальшивка – чрезвычайно наглая фальшивка.

– Естественно. И тем не менее, если я не ошибаюсь, вы знакомы с человеком, кому она адресована, – с мистером Дикси?

– А вот это, сэр, и вовсе вас не касается. – Но и тут по каким-то причинам мистер Крэбб не потянулся к колокольчику, чтобы вызвать клерка.

– Может, и не касается. – Кажется, ничего более возмутительного, нежели улыбочка мистера Пертуи, старый адвокат ранее не видел. – Но ведь в вашем сейфе хранится коробка с его бумагами, не так ли? Если я ошибся, можете забыть о моем визите.

Что-то во взгляде мистера Крэбба подсказывало, что такая коробка действительно существует. Но мистер Пертуи был человеком умным и не стал развивать достигнутое преимущество.

– Мир тесен, – сказал он, – и ваш клиент может быть каким-то образом связан и со мной. Такие вещи сплошь и рядом случаются.

Повисло молчание, и мистер Крэбб, совершенно выведенный из себя такого рода обращением и в то же время холодно прикидывающий, что предпринять, переводил взгляд со стола на листок, который мистер Пертуи осторожно взял и теперь вертел меж пальцев.

– Полагаю, вам стоит еще раз прийти ко мне. Попозже, когда представится возможность что-нибудь сделать, – выговорил наконец мистер Крэбб.

Мистер Пертуи поднялся со стула и поклонился. Если он и чувствовал в глубине души, что добился крупной победы, голосом своим и взглядом торжества никак не выдал. Крутанув еще раз палку в ладонях, он сунул ее под мышку.

– Весьма признателен вам, мистер Крэбб. Весьма. С адвокатами не всегда чувствуешь себя в своей тарелке, но тем приятнее, когда имеешь дело с человеком, которого уважаешь.

– Не сомневаюсь.

– И не откажите в любезности передать мои наилучшие пожелания его светлости.

Все это мистеру Крэббу весьма не нравилось. Замечание мистера Пертуи относительно адвокатов и не могло понравиться человеку, который занимается этой профессией добрых полвека. К тому же он понимал, что, вновь забредая на герцогскую земляничную поляну, мистер Пертуи тем самым дает понять: старая история имеет продолжение. А еще пусть и невидимо, но пылали в прозрачном воздухе строки, написанные на листке бумаги. Вот почему он никак не отреагировал на последнюю просьбу посетителя, а просто кивнул и проводил его до лестницы, где передал на попечение старого клерка. Но прислушиваясь к удаляющимся шагам мистера Пертуи – бойким шагам человека, только что достигнувшего какой-то важной личной цели, – мистер Крэбб ощутил глухое беспокойство. И вместо того чтобы вернуться за стол, остался стоять на турецком ковре, мучительно обдумывая сложившееся положение. Под рукой у него лежала тьма всяких книг – пухлые тома, что всегда украшают адвокатские конторы, – и какое-то время он листал их в надежде найти столь необходимую опору. Убедившись, однако, в тщетности этого занятия, он сел-таки за стол, но письмо, которое мистер Крэбб начал было писать, ему тоже не понравилось и он выбросил его клочки в мусорную корзину.

Часы показывали половину второго – в это время большинство законников находятся либо в клубах, либо в ресторанах с коллегами, либо в судебных присутствиях, – где угодно, только не у себя дома. Но мистера Крэбба это не смущало. Человек, с которым ему стоило бы посоветоваться, как раз должен находиться лома – вообще-то ему и негде больше быть, так что можно уверенно идти по этому адресу. Перекинувшись парой слов с клерком и надев шляпу, мистер Крэбб покинул свою контору и двинулся вперед по гравийным дорожкам, пересекавшим одна другую под прямым углом, пока не дошел до несколько обветшавшего здания в самом дальнем углу Линкольнс-Инн. Здесь по преимуществу размещались конторы молодых, только что получивших университетские дипломы адвокатов, а также представителей того печального сословия стареющих уже законников, над кем больше не светит солнце профессионального успеха.

На верхнем этаже, в квартире, которой, как шутили в округе, щетка уборщицы не касалась со времен чартистских выступлений, жил некий господин по имени Гайл. О мистере Гайле, с коим, как говорили, мистер Крэбб сто лет назад учился в одной школе, можно сказать, что, подобно своему старому однокашнику, он был в своем роде личностью легендарной. Но его известность кардинально отличалась от известности человека, вместе с которым – опять-таки по слухам – он был подвергнут порке за пропуск уроков и кражу малины в соседнем саду (происходило дело приблизительно во времена сражения при Аустерлице). Мистер Крэбб бывал повсюду, и ценили его за светскость. Мистер Гайл жил затворником, и его ценили как раз за это. Мистер Крэбб знаком с герцогами и герцогинями, бывал на приемах и вел дела крупных землевладельцев. Мистер Гайл знаком лишь со своими ближайшими соседями, обедал в столовых, а самые задушевные беседы вел со старой женщиной, штопавшей ему рубашки. И тем не менее, когда мистеру Крэббу нужен был совет, он шел к мистеру Гайлу – с почтением и должным уважением к его авторитету.

Действительно, суждения мистера Гайла пользовались славой. Поговаривали, будто одна претензия на графский титул провалилась именно потому, что в дело вмешался мистер Гайл. А целой колонии стариков, ютившихся в муниципальном доме призрения, была назначена пожизненная пенсия десять гиней в год, поскольку мистер Гайл откопал в каких-то архивах некое древнее завещание. Все это мистер Крэбб крепко держал в памяти, обмениваясь приветствиями с дряхлеющим швейцаром, который, зная мистера Крэбба уже много лет, отвесил ему глубокий поклон и провел по скрипящим ступеням на четвертый этаж.

Входя в святилище, где прямо у дверей стоял кувшин, содержавший дневную порцию портера, которую мальчишка из бара напротив принес час назад, мистер Крэбб сразу почувствовал пронизывающий, буквально арктический холод. Мистер Гайл никогда не зажигал огня, даже в январе, он вообще презирал тепло, точно так же как недолюбливал любые светские рауты. Никакие, даже самые льстивые, приглашения, пусть они из самого Вестминстера исходят, не соблазняли мистера Гайла. Сейчас, как и обычно, он сидел за небольшим письменным столом, под огромной полкой с книгами, отличавшимися от тех, что стояли в кабинете у мистера Крэбба, своей дряхлостью и растрепавшимися переплетами. Вокруг стопками, почти достигая колен мистера Гайла, возвышались другие книги, на столе стоял громоздкий поднос с разного рода судебными документами. Щуплый старичок с редкими седыми волосами перебирал их своими дрожащими руками, которые, казалось, жили отдельной от хозяина жизнью. Повсюду лежала пыль: на потрескавшемся и отсыревшем подоконнике, на половиках, которые заменяли мистеру Гайлу ковер, на портретах лордов Элдона, Коука и других знаменитостей. Казалось, что эта пыль осела и на желудочках старого адвокатского сердца мистера Гайла.

– Привет, Крэбб, как делишки? – приветствовал гостя мистер Гайл, и по тону его можно было судить, что подвиги юности не забыты и хоть говорить о них вслух, может, и не стоит, однако же, о чем бы ни зашла у старых приятелей речь, прежние времена не могут быть преданы забвению. – Надеюсь, все в порядке? Мой клерк заболел, а то бы велел принести чаю. – И он весело рассеялся, словно подчеркивая, что это всего лишь шутка.

– Холодно сегодня, – заметил мистер Крэбб, осторожно освобождая кресло, приютившее несколько экземпляров «Ло ревю» бог весть какого года выпуска.

– Холодно, говоришь? – повторил мистер Гайл, и изо рта у него поднялось к потолку легкое облачко пара. – У тебя-то небось в квартире камин? И всегда есть кому принести уголь.

Робким кивком мистер Крэбб подтвердил это.

– Ну мне-то такие вещи никогда не были нужны. Никогда. Бред какой-то. Ладно, Крэбб (иные из молодых адвокатов утверждали, что в минуты приподнятого настроения мистер Гайл называл приятеля Адольфусом), чем могу быть полезен?

Мистер Крэбб заколебался. Он пришел к старому другу не за тем, чтобы выслушать мнение профессионала, ему нужен был совет, скорее даже информация. Но по давнему опыту он знал, что даже если у мистера Гайла такая информация имеется и он готов ею поделиться, без борьбы не обойтись и окончательное согласие будет со стороны мистера Гайла чем-то вроде триумфа. Соответственно адвокат решил продвигаться к цели скрытно.

– Я наслышан, – начал он, – что лорду Н. весьма пригодился твой совет в деле Дэрроуби. Больше того, мне говорили, что если бы не ты, и само дело возбудить не удалось бы.