Текст книги "Почтальон"

Автор книги: Дэвид Брин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

2

«Ничего не выходит, Циклоп».

Из-за толстого стекла на него смотрел жемчужный глаз, мерцающий на высоком цилиндре, тонущем в клубах холодного тумана. По двойному ряду лампочек пробегала одна и та же замысловатая световая волна. Призрак Циклопа преследовал Гордона уже много месяцев, ибо был воплощением единственной лжи, не уступавшей в дерзости его собственной, давно опостылевшей самому автору.

В этой мрачной комнате ему лучше думалось. Там, среди снегов, на частоколах, огораживающих деревни, в одиночестве сумрачного леса мужчины и женщины принимали смерть за них двоих – за химеру, олицетворением которой им казался Гордон, и за машину, хоронящуюся за этим стеклом.

«За Циклопа и за Возрожденные Соединенные Штаты».

Не будь этих могучих оплотов надежды, жители долины Уилламетт давно уже были бы повержены. Корваллис лежал бы в руинах, а его собранные по томику библиотеки, хлипкая промышленность, ветряки и мигающее электричество – все бы рухнуло, покорившись надвигающейся дикости. Захватчики с Рог-Ривер ввели бы здесь феодальные порядки, уже свирепствовавшие к западу от Юджина.

Фермеры да электронщики преклонного возраста сражались против в десятки раз более опытного и хитроумного противника. И все же битва продолжалась, битва, в которой они отстаивали не столько собственную жизнь, сколько эти два символа: ласковую, мудрую машину, на самом деле давно уже мертвую, и канувшее в небытие государство, сохранившееся только в их воображении.

Бедные простаки...

«Ничего не выходит», – говорил Гордон своей ровне, товарищу по лицедейству. Ответом ему была все та же пляска лампочек у него перед глазами и одновременно в мозгу.

«Суровая зима на время остановила холнистов. Они пока свирепствуют в городах, захваченных еще осенью. Но по весне они снова вернутся, вцепятся в нас, примутся жечь и убивать, пока деревни одна за другой не взмолятся, чтобы бандиты приняли их под свою „защиту“. Мы пытаемся огрызаться. Однако любой из этих дьяволов стоит дюжины наших робких горожан и фермеров».

Гордон опустился в мягкое кресло перед толстым стеклянным экраном, вдыхая запах пыли и затхлости, от которого некуда было деться даже здесь, в Доме Циклопа.

Если бы у них было время на военную подготовку... Если бы мир не царил здесь столь долго...

Если бы у них появился подлинный лидер... Такой, как Джордж Паухатан.

Из-за притворенной двери доносилась негромкая музыка. Кто-то поставил пластинку двадцатилетней давности с записью «Канона» Пахельбеля.

Он вспомнил, как не сдержал слез, когда после огромного перерыва снова услышал подобную музыку. Ему в ту минуту отчаянно хотелось верить, что где-то на свете еще сохранились отвага и благородство, что здесь, в Корваллисе, он нашел то, что искал. Однако «Циклоп» оказался надувательством, ничем не лучше его собственного мифа о Возрожденных Соединенных Штатах.

Для него оставалось загадкой, почему наступление «мастеров выживания» вдохнуло в обе выдумки новую жизнь. Среди крови и ужаса обе легенды обрели особо возвышенное звучание, и люди ежедневно отдавали ради них свои жизни.

«Не выходит, и все. – Он не ждал ответа от навеки умолкнувшей машины. – Наши люди сражаются и умирают. Однако зверье в камуфляже доберется к лету и сюда, как бы мы этому ни противились».

Он прислушался к печальной, волшебной музыке, задаваясь вопросом, станет ли кто-нибудь слушать Пахельбеля после падения Корваллиса.

В дверь тихонько постучали. Гордон выпрямился в кресле. Кроме него, в этот час в здании могли находиться только служащие Циклопа.

– Да? – отозвался он.

Пол прочертил узкий луч света. Потом луч расширился, и в нем выросла длинная тень женщины с распущенными волосами.

Дэна... Именно ее ему сейчас меньше всего хотелось видеть.

Она заговорила тихо, но торопливо:

– Прости за беспокойство, Гордон, но я подумала, что тебе надо узнать новость немедленно. Только что прискакал Джонни Стивенс.

Гордон вскочил с бешено бьющимся сердцем.

– Боже, так он прорвался!

Дэна кивнула.

– Джонни добрался до Розберга и вернулся, хотя и не без труда.

– Люди! Привел ли он... – Гордон поперхнулся, видя, что она покачала головой. Ее взгляд не оставлял никакой надежды.

– Десять человек. Он доставил южанам твое послание, и они прислали десяток добровольцев.

Голос Дэны звучал странно, словно ей было стыдно за остальной мир, который так их подвел. Дальнейшее стало для него откровением: он еще ни разу не слышал, чтобы у нее дрожал голос.

– О, Гордон, они даже не мужчины. Это мальчишки, просто мальчишки!

3

Дэну ребенком взял на воспитание Джозеф Лазаренски и другие ученые Корваллиса, оставшиеся в живых, вскоре после Светопреставления. Она выросла среди служащих Циклопа и поэтому оказалась достаточно рослой для нового времени девушкой и получила неплохое образование. Неудивительно, что Гордона поначалу влекло к ней.

Однако потом он испытал сожаление, видя, что она так начитанна. Лучше бы она читала гораздо меньше... или неизмеримо больше. Дэна даже придумала собственную теорию! Хуже того, она фанатично верила в эту теорию и без устали пропагандировала ее в кругу впечатлительных подруг и даже за его пределами.

Теперь Гордон боялся, что, сам того не ведая, способствовал всему этому. Ему трудно было объяснить себе самому, как это он дал Дэне уговорить себя и принял в армию девушек разведчицами.

«Тело юной Трейси Смит, распростертое среди сугробов... Следы на ослепительно-белом снегу...»

Накинув белые халаты, они с Дэной прошли мимо охранников, караулящих вход в Дом Циклопа, и ступили на снег, превращающий своим свечением ночь в сумерки. Дэна негромко произнесла:

– Если Джонни действительно постигла неудача, то это означает, что у нас остается всего одна надежна.

– Не хочу говорить об этом. – Он опустил голову. – Сейчас не хочу.

Снаружи стоял пронизывающий холод, и он торопился в столовую, чтобы выслушать доклад юного Стивенса.

Дэна взяла его за руку, и он был вынужден взглянуть на нее.

– Поверь, Гордон, никто не огорчен случившимся больше меня. Неужели ты считаешь, мы с девочками мечтали, чтобы у Джонни ничего не вышло? По-твоему, мы сумасшедшие?

Гордон воздержался от наиболее очевидного ответа. Минувшим днем ему выпало счастье полюбоваться на пополнение, собранное Дэной, – молодых женщин из деревень на севере долины Уилламетт: восторженные голоса, пылающие взоры новообращенных. Выглядели они забавно: скаутские куртки из оленьей кожи, по ножу на бедре, на запястье и на голени: все сидели кружком, положив на колени открытые книжки.

СЬЮЗЕН: Нет-нет, Мария! Ты все перепутала! «Лисистрата» [комедия Аристофана: по инициативе ее главной героини женщины устраивают специфическую «забастовку», отказывая мужчинам в близости, и тем добиваются прекращения войны] не имеет никакого отношения к Данаидам! [пятьдесят дочерей египтянина Даная, убившие в брачную ночь нелюбимых мужей] Все они поступали неверно, но по разным причинам.

МАРИЯ: Не понимаю! Только потому, что одни использовали секс, а другие взялись за мечи?

ГРЕЙС: Дело не в этом. Просто им не хватало системы взглядов, идеологии...

Спор резко оборвался, стоило женщинам завидеть Гордона. Они вскочили и отдали ему честь: он в замешательстве ускорил шаг. У всех женщин радостно сияли глаза, и ему почему-то показалось, что он служит для них каким-то образцом, символом неизвестно чего.

Совсем недавно Трейси смотрела на него такими же глазами. Как бы то ни было, Гордону это совершенно ни к чему: он и так не знал, куда деваться от стыда, когда из-за его лжи гибли мужчины. А тут еще женщины...

– Нет, – ответил он на вопрос Дэны, качая головой. – Сумасшедшие, но не настолько...

Она, засмеявшись, стиснула его руку.

– Спасибо и на этом.

Но он отлично знал, что словами дело не кончится.

В столовой охранник принял у них халаты. Дэне хватило ума поотстать, и Гордон получил возможность выслушать дурные новости один на один.

* * *

Отличная штука – молодость. Гордон вспомнил себя подростком, каким он был еще незадолго до Светопреставления. В те времена его тоже ничто не могло остановить, разве только автомобильная авария.

С некоторыми из ребят, ушедших с юга Орегона вместе с Джонни Стивенсом две недели назад, произошло кое-что похуже. Сам Джонни побывал в форменном аду.

И все же он по-прежнему выглядел беззаботным семнадцатилетним гонцом, когда сидел у огня, грея руки о миску с бульоном. Ему не помешает горячая ванна и часов сорок беспробудного сна. Лицо, там, где его не закрывали свесившиеся соломенные волосы и проклевывающаяся бородка, было нещадно исцарапано, а на форме сохранилось всего одно нетронутое место – аккуратная нашивка с простой надписью:

ПОЧТОВАЯ СЛУЖБА ВОЗРОЖДЕННЫХ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ

– Гордон! – Он широко улыбнулся и с трудом поднялся.

– Я молился за твое благополучное возвращение, – сказал Гордон, обнимая Джонни и откладывая пачку депеш, за которые паренек не пожалел бы жизни. – На это я взгляну чуть погодя. Сядь и выпей свой бульон.

Гордон мельком посмотрел на новобранцев, которых кормили и обихаживали у большого камина работники столовой. У одного была подвязана рука, другой вообще лежал на столе, в то время как армейский врач по фамилии Пилч хлопотал над его раной в голове. Остальные хлебали из мисок дымящийся суп и с откровенным любопытством разглядывали Гордона. Видимо, Джонни прожужжал им уши героическими историями, и они выглядели готовыми броситься в схватку.

Ни одному из них нельзя было дать больше шестнадцати лет.

«И это – наша последняя надежда?» – подумалось Гордону.

Население южной части Орегона противостояло «мастерам выживания» с Рог-Ривер уже без малого двадцать лет, причем за последние десять лет им удалось принудить варваров к обороне. В отличие от северян, которыми приходилось командовать Гордону, скотоводы и фермеры из-под Розберга не расслабились за последние годы, ибо так и не вкусили мирной жизни. Они отличались стойкостью и хорошо понимали, что представляет собой противник.

Кроме того, у них были настоящие вожди. До Гордона доходили рассказы о человеке, который топил в крови одно наступление холнистов за другим. Именно поэтому врагу потребовался новый план действий. Совершив дерзкий бросок, холнисты вышли к морю в районе Флоренса, далеко к северу от тех мест, где их по старинке поджидали.

Маневр был безупречен. Остановить бандитов теперь невозможно. Фермеры с юга прислали на подмогу всего десять мальчишек. Десять мальчишек!

Когда Гордон приблизился, новобранцы встали. Он прошелся вдоль шеренги и у каждого спросил, как его зовут и откуда он родом. Они с жаром трясли ему руку и величали «мистером инспектором». Несомненно, все надеялись заслужить высшую награду – стать почтальонами, служить государству, которого они по молодости лет знать не знали.

Ни это, ни то, что государства больше не существует, не помешает им умереть, думал Гордон.

Потом он заметил в углу Фила Бокуто, строгающего палочку. Чернокожий морской пехотинец ничего не сказал, но Гордон видел, что он уже посматривает на новобранцев оценивающим взглядом и ничего не имеет против. Любой из них, хоть что-то умеющий, станет разведчиком, что бы ни говорила по этому поводу Дэна со своими женщинами.

Гордон почувствовал ее взгляд, хотя она осталась в дальнем конце помещения. Придется ей смириться с тем, что он никогда не согласится с ее новым планом. Пока он остается командующим армией Нижнего Уилламетта, этому не бывать. Он будет сопротивляться безумию до последнего вздоха.

Гордон потратил еще несколько минут на разговор с новобранцами. Когда он снова попытался отыскать взглядом Дэну, ее и след простыл. Не иначе, поспешила с новостью к кучке своих новоиспеченных амазонок. Столкновение становилось неминуемым.

Гордон возвратился к столу. Джонни Стивенс теребил сумку из блестящей кожи. На сей раз от него не отвяжешься. Он протянул пакет, проделавший вместе с ним столь длинный путь.

– Мне очень жаль, Гордон, – молвил он. – Я лез из кожи вон, но они отказывались меня слушать. Я передал ваши письма, но... – Он понурил голову.

Гордон пролистал ответы на просьбы о помощи, которые он сочинял больше двух-месяцев тому назад.

– Зато все они хотят быть охваченными почтовым сообщением, – с иронией в голосе сообщил Джонни. – Даже если мы не удержимся, в Орегоне останется хотя бы полоска земли, готовая влиться в состав государства.

Гордон узнал по конвертам названия городков вокруг Розберга, ставших легендарными. Ответы оказались вежливыми, в них сквозило любопытство и даже энтузиазм по поводу возрождения Соединенных Штатов. Однако никто ничего не обещал. И не слал войск.

– А что Джордж Паухатан?

Джонни пожал плечами.

– Все тамошние мэры, шерифы, вообще боссы заглядывают ему в рот. Они и пальцем не пошевелят, пока он не сделает первый шаг.

– Что-то не нахожу ответа Паухатана.

– Он заявил, что не доверяет бумаге. Да и ответ его состоял всего из трех словечек. Он попросил меня передать его устно. – Голос Джонни сделался тише: – Он велел сказать: «Мне очень жаль».

4

Подойдя к двери своей комнаты, Гордон увидел, что внутри горит свет. Его рука замерла на дверной ручке. Он отлично помнил, что, отправляясь пообщаться с Циклопом, задул все свечи.

На-прежде чем отворить дверь, он услышал ласковый женский голос, и загадка объяснилась. В его кровати, накрыв одеялом ноги, лежала Дэна. На ней была просторная домотканая ночная сорочка; под самой свечой она держала раскрытую книгу.

– Ты портишь глаза, – сказал Гордон, бросая на стол сумку с депешами, полученную от Джонни.

– Согласна, – отозвалась Дэна, не поднимая глаз от книги. – Но смею тебе напомнить, что ты сам вернул свою комнату в каменный век, тогда как остальная часть здания электрифицирована. Полагаю, что все вы – люди, сформировавшиеся Во войны, – воображаете, что в пламени свечи есть что-то романтическое. Ведь так?

Гордон сам не мог бы точно объяснить, зачем повывертывал у себя в комнате все лампочки и спрятал их подальше. В первые недели, проведенные в Корваллисе, он едва не подпрыгивал от радости всякий раз, когда появлялась возможность щелкнуть выключателем и залить помещение электрическим светом, как в дни его молодости. Зато теперь он не переносил этого света – во всяком случае, у себя.

Он налил в стакан воды и взял зубную щетку.

– У тебя в комнате есть отличная сорокаваттная лампочка. Могла бы почитать и там.

Дэна, словно не расслышав намека, шлепнула ладонью по странице.

– Ничего не понимаю! – возмущенно бросила она. – Если верить этой книге, Америка перед самым Светопреставлением переживала культурное возрождение. Конечно, не обошлось без Натана Холна, проповедовавшего свою безумную доктрину супермужественности, и без проблем со славянским мистицизмом за океаном, но в основных проявлениях это было замечательное время! В искусстве, музыке, науке все шло как нельзя лучше. Но, с другой стороны, опросы, проведенные в конце века, свидетельствуют, что большая часть американок не испытывала доверия к технике. Вот во что мне трудно поверить! Неужели это правда? Они что, сплошь были идиотками?

Гордон ополоснул рот над тазиком и посмотрел на обложку книги. На ней красовалась яркая голограмма:

КАКИЕ МЫ: ПОРТРЕТ АМЕРИКИ 90-х

Он стряхнул с зубной щетки воду.

– Все не так просто, Дэна. Техника тысячелетиями считалась мужским занятием. Даже в девяностых годах лишь небольшой процент инженеров и ученых были женщинами, хотя появлялось все больше и больше отличнейших...

– Не о том речь! – оборвала его Дэна, захлопывая книгу и выразительно встряхивая светлыми кудрями. – Суть в ином: кому это выгодно? Даже если главную роль в этом деле играли мужчины, технология помогала женщинам куда больше, чем им! Сравни Америку своего времени с миром в его теперешнем состоянии и попробуй доказать, что я ошибаюсь.

– Сейчас женщины живут в форменном аду, – согласился Гордон, смачивая полотенце водой из кувшина. Он падал с ног от усталости. – Жизнь сейчас гораздо труднее для них, чем для мужчин. Она безжалостна к ним, доставляет одну лишь боль и к тому же коротка. И я, к своему стыду, позволил тебе уговорить себя поручить девушкам наихудшее, самое опасное...

Дэна не дала ему закончить мысль. Возможно, смерть молоденькой Трейси Смит оказалась для нее слишком болезненным ударом, и она торопилась переменить тему.

– Прекрасно! – бросила она. – В таком случае мне хотелось бы знать, почему до войны женщины боялись техники – если эта дурацкая книга не врет, – хотя наука так много сделала для них. Ведь альтернатива была ужасна!

Гордон повесил на крючок влажное полотенце и пожал плечами. С тех пор минуло слишком много времени. В своих скитаниях он навидался такого, что Дэна навечно утратила бы дар речи, опиши он ей все это. Она застала крушение цивилизации, будучи неразумным маленьким ребенком. Если не считать страшных дней, предшествовавших ее удочерению сердобольными служащими Циклопа, – а те испытания к тому же давно изгладились из ее памяти, – она выросла в единственном в целом мире месте, где сохранялось подобие былого комфорта. Ничего удивительного, что у нее до сих пор не появилась седина – это в двадцать два-то года!

– Некоторые утверждают, что именно технология и погубила цивилизацию. – Он присел на стул рядом с кроватью и закрыл глаза, надеясь, что она поймет намек и оставит его в покое. – Возможно, они не так уж не правы. Бомбы, вирусы. Трехлетняя зима, уничтожение коммуникаций, от которых так зависело общество... – На сей раз она не прерывала его, но он все равно запнулся, не найдя сил, чтобы читать поминальную молитву вслух. – ...Больницы... университеты... рестораны... блестящие на солнце авиалайнеры, переносившие свободных граждан куда им только захочется... веселые, ясноглазые ребятишки, прыгающие на газоне под струей крутящейся поливалки... фотографии с поверхностей спутников Юпитера и Нептуна... мечты о звездах... замечательные, мудрые машины, вынашивавшие головокружительные планы и наполнявшие нас гордостью... знания...

– Антитехнологическая болтовня, – вынесла Дэна приговор обозначенной тенденции. – Мир погубили люди, а не наука. И ты это знаешь, Гордон. Люди определенного сорта.

У Гордона не хватило даже сил пожать плечами. Какое это имеет теперь значение?

До него донесся ее смягчившийся голосок:

– Иди сюда. Давай снимем эти потные тряпки.

Гордон попробовал возмутиться. Единственное, чего ему сейчас хотелось, – это свернуться калачиком, отгородиться от остального мира и, оставив страшные решения на завтра, поскорее забыться. Однако Дэна была сильна и непоколебима. Ее пальцы бегали по его пуговицам, тянули к подушкам, пропитавшимся ее запахом.

– Я знаю, почему все пошло прахом, – приговаривала Дэна, не оставляя своего занятия. – Книга не врет. Просто женщины утратили бдительность. Они погрузились в периферийные заботы, забросив наиболее насущную проблему – мужчин. Вы прилично справлялись со своим делом – рассчитывали, конструировали, изготовляли разные предметы. Тут мужчинам нет равных. Однако любой, в ком есть хоть крупица здравого смысла, согласится, что от четверти до половины из вас – безумцы, насильники и убийцы. Нам надо было не спускать с вас глаз, пестовать лучших и отбраковывать выродков. – Она довольно кивнула, не усматривая в своей логике изъяна. – Это мы, женщины, оказались не на высоте и позволили произойти тому, что произошло.

– Да ты на сто процентов лишилась рассудка, Дэна! – буркнул Гордон. Он уже смекнул, куда она клонит: она предприняла очередную попытку обвести его вокруг пальца и заставить согласиться с новым сумасшедшим планом постижения победы в войне. Только на этот раз у нее ничего не выйдет.

Одной части его естества сейчас хотелось, чтобы доморощенная амазонка ушла восвояси и оставила его в покое. Однако ее запах сделал свое дело. И несмотря на то что глаза его были закрыты, Гордон знал, что ее домотканая сорочка беззвучно упала на пол и она задула свечу.

– Возможно, я и ненормальная, – сказала Дэна, – но я знаю, о чем говорю. – Она прижалась к нему. – Знаю! Это наша вина.

Прикосновение ее гладкой кожи подействовало на него как удар током. Его тело помимо воли откликнулось на близость женщины, как ни пытался он сохранить хотя бы крупицу гордости и забыться сном.

– Но мы, женщины, больше такого не допустим, – шептала Дэна. Она скользила кончиком носа по его шее и водила пальцами по плечам и груди. – Теперь мы разбираемся в мужчинах: кто из них герои, а кто ублюдки, и как разглядеть разницу. В себе мы тоже стали разбираться гораздо лучше.

Ее кожа горела огнем. Руки Гордона уже обнимали ее и принуждали растянуться рядом.

– В этот раз, – выдохнула Дэна, – все будет по-другому.

Гордон решительно закрыл ей рот поцелуем: надо же было хоть как-то прервать поток ее красноречия.