Текст книги "Отходная молитва"

Автор книги: Дэвид Боукер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Глава 16

Возвращение Лаверна на службу прошло в общем-то тихо. Может, конечно, не так тихо, как ему хотелось бы, но все же тихо. В первое утро у служебной автостоянки его поджидали представители прессы. Лаверну пришлось с кислой миной попозировать перед объективами. Выйдя из лифта на верхнем этаже управления, он с облегчением вздохнул, не увидев в коридоре ни единой души. Однако, приблизившись к двери своего кабинета, наткнулся на смазливого парня из следственного отдела – высунувшись из-за двери, тот восхищенно присвистнул.

"Жаль, конечно, что это не девушка", – подумал суперинтендант.

В кабинете его уже поджидала Линн Сэвидж. Увидев входящего босса, Линн поднялась из-за стола. Даже встав во весть рост, она едва доставала ему до плеча. Линн улыбалась начальнику, ее лицо в буквальном смысле светилось счастьем. Лаверн даже слегка сконфузился и, пытаясь скрыть замешательство, небрежно кинул ей: "Привет, Линн!", после чего подошел к вешалке, чтобы снять пальто.

Затем он медленно повернулся к ней – Линн все так же улыбалась. Не в силах сдержать охватившего ее волнения, она бросилась к Лаверну и сердечно обняла. Тот тоже сжал Линн в своих медвежьих объятиях, ощущая тепло ее тела. Вернон поймал себя на мысли (которой тут же слегка устыдился), что она не только первоклассный офицер полиции, но и просто привлекательная женщина.

Они так и стояли обнявшись, пока не скрипнула дверь соседнего помещения и внутрь не заглянул Миллз. Лаверн посмотрел в его сторону и подмигнул. Миллз хихикнул и залился краской.

– Я только хотел сказать, что пора начинать совещание, но вижу, что вы еще не совсем готовы.

Линн помахала рукой – мол, кыш отсюда. Дверь закрылась. За перегородкой раздался взрыв гомерического хохота. Лаверну показалось, будто Миллз сказал что-то вроде "Они там обжимаются".

Они с Сэвидж разомкнули объятия. От суперинтенданта не скрылось, что она украдкой смахнула слезы, хотя он сделал вид, будто ничего не заметил.

– Послушай, Линн, я, конечно, опоздал на пару-тройку месяцев, но все равно обещаю исправиться в новом году. Обещаю отныне прислушиваться к твоему мнению.

В ответ она игриво поддала ему кулаком в живот.

– Давно пора, приятель. Наконец-то до тебя дошло.

Линн пригладила форму, а Лаверн, чувствуя себя чем-то вроде маленького ребенка на школьном концерте, которому вот-вот предстоит выйти на сцену, поправил галстук. Линн, поймав его за этим занятием, сделала озабоченное лицо и бросилась собственноручно поправлять ему узел.

– И так было хорошо. Только все испортил. – Удовлетворившись его внешним видом, она взяла Вернона под руку. – Ну что, готов?

Он попытался отпустить какую-нибудь шутку, посмешнее избитого "всегда готов". Но ничего не придумал, только улыбнулся и кивнул. Линн открыла дверь в смежный кабинет, и они вошли.

Лаверну тотчас стало ясно, какую западню ему приготовили. Не успел он переступить через порог, как раздался хлопок вылетевшей пробки, и Лоулесс принялся щедро поливать их с Линн пенящимся шампанским. Следственная группа в полном составе разразилась ликующими возгласами. Лоулесс успел подскочить к покрытому белой скатертью столу и разлил остатки шампанского по бокалам. В отличие от Лоулесса его коллега Робинсон разлила вторую бутылку куда более аккуратно. В центре стола красовался огромный квадратный торт. Поперек белой глазури голубым кремом было выведено: "Командиру".

После двадцати минут скромного застолья в кабинет, опираясь на палку, заглянул Герейнт Джон. Вид у него был бледный и осунувшийся. Заместителя главного констебля совсем недавно отпустили домой из больницы, где он провел целых полтора месяца. Выпущенная Мертоном пуля оторвала у него треть живота и на вылете задела один из спинных позвонков. Похоже, теперь до конца своих дней он будет хромать. Или, как он сам выразился, "задолбает хромота хренова".

Герейнта еще не выписали на работу. Он специально пришел сюда ради Лаверна. Увидев старого друга, Вернон зарделся, и они обнялись, как солдаты, делившие тяготы окопной жизни.

– Этот парень спас мне жизнь, – сообщил присутствующим Герейнт.

– Для начала поставив ее в опасность, – напомнил ему Лаверн.

И был недалек от истины. Оставляя за собой кровавый след, Лаверн отнес раненого друга в машину, а затем вернулся за перепуганной до смерти Кэтрин Хибберт. Он отвез обоих в больницу, оставив Мертона истекать кровью возле фермы.

Пробившись сквозь пургу на безумной скорости, они добрались до травматологического отделения в Ричмонде, однако там выяснилось, что в больнице для Герейнта не хватает крови первой группы. К счастью, у Лаверна тоже была первая, и он отдал раненому другу свою кровь. "Первая – значит лучшая", – пошутил Герейнт, придя в сознание.

Старые друзья и товарищи теперь стали и кровными братьями.

– Надеюсь, до тебя дошли последние слухи, – произнес Джон.

– Какие еще слухи?

– Брат Мертона собрался подавать на нас в суд.

Лаверн и Линн расхохотались. Герейнт не удержался и тоже захохотал, но боль в животе тотчас напомнила ему о ранении.

– Нет, – продолжал он, – я серьезно. Он хочет упечь нас за неоказание помощи. По его мнению, мы нарочно бросили его братца подыхать на морозе.

Лаверн печально улыбнулся.

– Бросили бы, знай, что он там.

Во второй половине дня Лаверн включил в кабинете свой старый добрый проектор, и Линн показала ему свежий набор слайдов. Сначала на экране появился рентгеновский снимок бедренной кости, раздробленной на сотни мельчайших фрагментов.

– Это все еще Анджали Датт?

– Нет, это Дерек Тайрмен.

Лаверн сидел, развалившись в кресле, однако новость заставила его встрепенуться.

– Что? Это Тайрмен?

Линн переключила следующий слайд – на нем было видно положение кости относительно таза: она оказалась выбита из сустава.

– Этого мы никак не ожидали, потому что он тихо умер во сне. Переломы и смещения выявились позднее. Они не имеют никакого отношения к его смерти.

– Причиной которой была остановка сердца, – продолжил Лаверн с мрачным видом.

Линн кивнула и включила свет.

– Апоплексия, вызвавшая обширную пульмонарную эмболию – по крайней мере так говорится в заключении.

– Брехня, – буркнул Лаверн. – А как насчет Шилы Дайе?

– Что-то в этом роде, только более мудреными словами. Внезапная остановка сердца.

Лаверн и Сэвидж молча посмотрели друг на друга.

Наконец Лаверн заговорил:

– Когда я сказал тебе, что Хьюго Принс отправляет людей на тот свет, насылая на них особое проклятие, отходную молитву, тебе приснилось, будто меня везут в инвалидной коляске, а ноги у меня закрыты одеялом. Так ведь?

– Так.

– И что ты теперь думаешь по этому поводу?

– Вернон, честно, я не знаю, что думать.

– Брось, у тебя наверняка уже появилась идея на этот счет. Ты ведь, если не ошибаюсь, встречала Принса.

– Да. Ну и что?

– Как он тебе?

– Сама обходительность. Видел бы ты, как трогательно он расспрашивал о твоем здоровье. Сказал, что глубоко переживает по поводу смерти Эдисон Реффел. А еще он уверен, что ты непричастен к ее убийству.

Лаверн издал хрипловатый сдавленный звук, более всего похожий на рычание.

– Если ты спрашиваешь меня, что мы можем доказать, то я скажу: «Ничего». Но если ты хочешь знать, что я думаю на самом деле, то знай: он виновен по самые уши. Только нам от этого не легче.

Линн вздохнула и заерзала на стуле. Было видно, что разговор дается ей с трудом.

– Если Принс действительно замаливает людей до смерти – я подчеркиваю: если, – то полиция здесь бессильна. Колдовство вне нашей юрисдикции. Закон о колдовстве был аннулирован еще в 1735 году.

– В 1736-м, – тихо поправил ее Лаверн.

* * *

В ту ночь, пока Донна задержалась в гостях у соседей, Лаверн вновь оставил свое тело. При свете слабого ночника он лежал на спине в гостиной перед камином, подложив под голову диванную подушку. Дышал ровно и глубоко и, широко открыв глаза, пытался вообразить себя парящим под потолком. Прошла минута, и постепенно все вокруг него начало светиться нежным золотистым светом. Лаверн ощутил, как тело его немеет, а устремившуюся ввысь душу охватывает странная эйфория. И он взмыл в воздух; видимые неким внутренним глазом гостиная и его собственное усталое тело, только что покинутое, подрагивали, словно в радужном мареве.

Уже в следующее мгновение, преодолев со скоростью мысли громадное расстояние, он оказался в Сент-Айвсе, на крыльце дома Мэй. Бесшумно проскользнул внутрь сквозь парадную дверь. Конечно, с таким же успехом он мог бы пройти и сквозь стену; но пройти сквозь дверь было как-то учтивей.

В доме горел свет, однако хозяйки там не оказалось. То появляясь, то исчезая, Лаверн бродил из комнаты в комнату, пока наконец не услышал голос из ванной:

– Вернон. Я здесь.

Дверь в ванную стояла открытой. Там было темно, но с лестничной площадки падала полоса света. Лаверн шагнул внутрь и обнаружил Мэй лежащей в ванне под пышной шапкой пены. Сконфузившись, он пробормотал извинения и попытался ретироваться. Мэй остановила его.

– Не будь идиотом. Я, собственно, не против…

– Можно подумать, ты даже ждала меня.

– Бог предупредил меня о твоем приходе. Как я понимаю, ты получил мое письмо.

– Да. Огромное спасибо. Ты наговорила в нем массу приятного.

– От чистого сердца. Я тобой горжусь. Кстати, твой дух очень даже хорош собой. Такой внушительный.

Она протянула покрытую пеной руку и ткнула его в ногу.

– И на ощупь тоже. Просто замечательно. Я приятно удивлена. Да ты просто гений по этой части! Обычно люди, покидающие свое тело, похожи на привидения. Тебя же не отличить от другого, что во плоти.

Лаверн расплылся в улыбке:

– Так который из нас двоих настоящий?

– Оба. И ни тот, ни другой. Мы одновременно существуем на разных уровнях бытия.

Лаверн вздохнул. Находился ли он внутри своей обычной телесной оболочки, бродил ли вне ее – склонность Мэй к подобного рода заумным разглагольствованиям действовала ему на нервы.

– Я пришел узнать, нет ли у тебя новых предложений.: Твои советы мне здорово помогли. Но мне никак не удается выступить против Принса. Мы понимаем, что все эти убийства – его рук дело, даже если в реальности их совершили бесплотные духи. Беда в том, что духа как ни крути на допрос не вызовешь и на аркане в полицию не затащишь.

Мэй подняла руку, приказывая ему замолчать.

– Тс-с-с! Ко мне обращается Бог. Он говорит: "Крошка, крошка". Вряд ли он исполняет эстрадную песню.

Мэй присела в ванной и буквально впилась в Лаверна взглядом.

– Он говорит мне: "Спроси его о Крошке". Тебе слово «Крошка» говорит хоть о чем-нибудь?

Лаверну даже не пришлось отвечать на этот вопрос. По его лицу Мэй прочитала все, что хотела узнать.

* * *

Через три дня Лаверн с женой присутствовали на благотворительном обеде. Торжество происходило в Йорке, в зале Купцов-авантюристов на Фоссгейт. Безусловно, в тот вечер не было никакой связи между овеянными веками стенами и бесчисленными полицейскими, собравшимися под древними сводами.

Лаверна пригласили в качестве почетного гостя, и чувствовал он себя в смокинге словно в броне. Они с Донной восседали во главе стола. Слева сидели Герейнт Джон с женой Фрэн, справа – президент Полицейской федерации. Рядом с президентом – ее супруг. За ними – Линн и Йен Сэвидж. От Лаверна не укрылось, что Йен улыбается довольно деланной улыбкой. Вернон, не будучи ревнивцем, не мог взять в толк, с чего бы это.

Герейнт Джон еще не оправился после полученного ранения, однако гордость не позволила ему остаться дома. Причем не только гордость за самого себя. Вернон остановил еще одного убийцу, и только он, Герейнт Джон, один из всех присутствующих, знал, как и почему. Этот секрет возвышал Герейнта в собственных глазах.

Время от времени Герейнт морщился от боли, и жена начинала суетиться вокруг него, чем только привлекала к раненому великану излишнее внимание. Герейнт слегка поковырял основное блюдо (говядину по-веллингтонски) – аппетита не было. После операции ему казалось, будто его внутренности принадлежат другому человеку. Правда, во время десерта заместитель главного констебля удостоился бурной овации и наконец-то смог сказать то, о чем мечтал весь вечер:

– Дамы и господа! Сыщики среди вас наверняка уже заметили подозрительного типа справа от меня.

Лаверн встал, покраснев не столько от гордости, сколько от смущения. Несмотря на тяжесть в желудке, присутствующие на обеде тоже поднялись и на целых три минуты разразились рукоплесканиями. Столь бурное изъявление чувств вышибло у Донны слезу, а в глазах Лаверна появился скепсис. Он не забыл, как всего несколько месяцев назад многие из тех, кто рукоплескал ему сегодня, были готовы поставить на нем крест.

Когда аплодисменты утихли, он посмотрел на скомканный лист бумаги с основными пунктами его спича.

– Я бы хотел поблагодарить всех. Мне приятно находиться среди вас. Но давайте будем честны. Выпив столько, сколько мы здесь с вами выпили, гораздо интереснее побыть где-нибудь еще.

Эта достаточно плоская острота удостоилась дружного хохота, еще раз убедив Лаверна в том, что публика действительно успела набраться. Еще не кончив говорить, он ощутил некое парящее чувство, а лица вокруг него озарились нежным золотым светом. В следующее мгновение, не видимый никому из присутствующих, он выпорхнул из собственного тела и устремился прочь из-под старинных сводов в ночное небо над родным Йорком. А где-то внизу, в зале, продолжал звучать его собственный голос.

Глава 17

Хьюго Принс находился в библиотеке Норт-Эбби – коротал вечер за бутылкой хорошего коньяка и любимыми книгами. Он собирал редкие манускрипты по оккультным наукам, и тот, который сейчас лежал у него на коленях, воистину не имел цены. «Священная магия великого Абра-Мелина» – совсем недавно эту книгу послушные духи выкрали для него из библиотеки «Арсеналь» в Париже.

Неисповедимы пути низших духов, размышлял про себя Хьюго. Стоит им только приказать – будь то магистр или кто-то, кого они любят, и они готовы в лепешку расшибиться, лишь бы выполнить поручение. Если же ими не руководить, то они и дальше будут бездарно тратить время, играя в камушки и перестукиваясь. Скукота.

Абра-Мелин писал, что залогом успеха в колдовстве и чародействе является знакомство с собственным ангелом-хранителем. Принса эта мысль восторгала: просто удивительно, как понятие высшего «Я» проникло буквально во все культуры. Принс не был силен во французском, тем более в старофранцузском, на котором были изложены идеи Абра-Мелина. Однако хозяину Норт-Эбби было не занимать упорства – хоть с трудом, медленно, но верно он постигал древний текст.

В ту минуту, когда он читал и перечитывал главу о воскресении мертвых, раздался стук в дверь.

Не отрывая глаз от книги, Принс произнес:

– Войдите.

Но дверь осталась закрытой. Тишина. И вновь стук.

– Кто там?

Ни слова в ответ. Не иначе как кто-то из духов решил поиграть с ним в прятки. Нет. Вряд ли они позволили бы себе такую дерзость. Раздраженно вздохнув, Хьюго встал с кресла и по алому ковру направился к двери. Широко распахнув ее, он увидел Лаверна. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу.

– Лаверн, – наконец вздохнул Принс. – Вот уж не ожидал, что ты явишься без приглашения.

Спокойно, не выдавая никаких чувств, Лаверн схватил Принса за левый лацкан, после секундного раздумья отвел назад правую руку и с силой заехал кулаком американцу в зубы. Принс рухнул на пол и, прокатившись пару метров по алому ковру, стукнулся головой о ножку бюро в стиле эпохи королевы Анны.

Лаверн шагнул к нему. Принс лежал на полу, потирая челюсть и негромко посмеиваясь.

– Это тебе за Эдисон Реффел, – произнес Вернон.

Не успел Принс до конца оклематься, как Лаверн, рывком подняв его на ноги, заехал американцу кулачищем в солнечное сплетение, вслед за чем последовал красиво выполненный апперкот в челюсть.

Принс отлетел к книжному шкафу и рухнул на пол. В то же мгновение ему на голову свалился увесистый том "Психической самообороны".

– А это за всех остальных, – злорадно прокомментировал Лаверн.

Самолюбие Принса было задето. Однако он продолжал хохотать, словно насмехаясь над попытками сломить его.

– Слабо тебе, Лаверн, и знаешь почему? Потому что ты не способен убивать. Признайся, наивный глупец, что в лучшем случае ты способен меня ударить!

Не успел Лаверн снова ринуться в бой, как откуда-то из коридора послышался стук бегущих ног. Дверь распахнулась, и на пороге возник Мико. На несколько секунд огромный полинезиец замешкался в дверях, пытаясь оценить ситуацию.

– Ну, что стоишь?! – брызжа кровавой слюной, гаркнул Принс.

Поняв, что от него требуется, Мико взревел и, словно участник восточных единоборств, подпрыгнул в воздух. Лаверн, отступив в сторону, резко выбросил вперед левую руку, сообщая полинезийцу дополнительный момент движения. В следующее мгновение тот рухнул на пол, где и остался лежать, как рыба, хватая ртом воздух. Лаверн же неторопливо прошествовал к двери, где столкнулся нос к носу с перепуганной Иоландой, завернутой в банный халат. Пожелав ей доброй ночи, он растворился в воздухе.

* * *

К сожалению, тогда Лаверн не понимал, что совершил серьезную ошибку. Посетив Принса в духовном обличье, он обнажил себя, вернее, свое внутреннее «я», подставив его под удар врага. Не случайно в глазах Принса вспыхнул огонек злорадства, когда на следующий день у входа в Норт-Эбби он встретил Лаверна в сопровождении Линн и Лоулесса.

Полицейские были несколько обескуражены его радушием. Они надеялись застать Принса врасплох, однако саркастическая усмешка на покрытом синяками лице хозяина Норт-Эбби свидетельствовала о том, что их здесь ждут.

– Что с вами? – поинтересовался Лоулесс со свойственной ему деликатностью.

– Спросите у мистера Лаверна, – усмехнулся Принс. – Последнее время суперинтендант плохо отдает себе отчет в своих действиях. Будьте добры, напомните ему, что полицейский может избивать подозреваемого только в тюремной камере, но ни в коем случае до того. Разве я не прав, Мико?

Стоявший рядом полинезиец нехотя кивнул, окинув Лаверна взглядом, в котором читалась злоба и нечто похожее на уважение.

Линн и Лоулесс недоуменно переглянулись. Или они что-то неправильно поняли?..

Лаверн засунул руку в карман и вытащил оттуда бумажник, из которого извлек мятую фотокопию.

– Что за бумаженция? – ухмыльнулся Принс. – Не иначе как список преступников, пойманных тобой за неделю… Нет, коротковат будет. А, понял – ордер на мой арест.

– Почти угадал, – спокойно ответил Лаверн. – Это ордер на арест Иоланды Хенерберри.

Улыбки Принса как не бывало.

* * *

После многодневных дискуссий Лаверн и Линн Сэвидж пришли к заключению, что допрашивать Принса – понапрасну терять время. Они оба понимали, что Хьюго слишком скользкий и изворотливый тип и сумеет уйти от любых вопросов. Именно поэтому решили сначала побеседовать с Иоландой – исходя из соображений, что она как неизменная спутница Принса должна быть соучастницей его преступлений, хотя ей, возможно, и далеко до него как с точки зрения изобретательности, так и по части характера.

Насчет характера они явно ошиблись. Почти весь день Иоланда просидела в комнате для допросов на Фулфорд-роуд, холодно глядя на Лаверна и Сэвидж и легко парируя их вопросы полуправдами и издевками. Адвокат ей не понадобился – Иоланда была твердо уверена, что у полиции нет ни мозгов, ни улик.

Лишь раз, к концу допроса, она выказала легкое замешательство, услышав от Лаверна следующее:

– Эдисон Реффел рассказала мне, что у нее был ребенок, которого Принс определил в приемную семью.

На мгновение Иоланда изменилась в лице и вся напряглась – не столько проявление эмоций, сколько желание их подавить. Однако и этого было достаточно, чтобы от Лаверна и Линн не скрылась ее реакция, кстати, запечатленная и на видеокамеру.

– Ага, вы явно что-то об этом знаете, – прокомментировал Лаверн.

– Ничего подобного. – К Иоланде вернулось самообладание.

Вмешалась Линн:

– И все-таки, по вашему собственному признанию, вы были постоянной спутницей Принса по крайней мере последние пять лет.

– Я хотела бы вам сказать про эту Эдисон одну вещь – у нее была привычка фантазировать. Она вечно что-то выдумывала. И никакая она не бродяжка. У нее была своя квартира в Йорке, она просто приезжала к нам и жила, сколько ей заблагорассудится. Я бы не стала называть ее лгуньей. Просто она жила в своем, вымышленном мире. И байки про ребенка – лишь одна из многих ее фантазий. Лично я ни о каком ребенке не слышала.

Линн и Лаверн несколько мгновений пристально всматривались в лицо Иоланды, затем Линн перевела взгляд на свои бумаги.

– Знаете, Иоланда, я нахожу это довольно странным. Потому что в позапрошлом году в Йоркской Королевской больнице был зарегистрирован факт рождения ребенка мужского пола у некоей Эдисон Мэри Реффел. Дата – восьмое октября. Вес семь фунтов одиннадцать унций.

Иоланда Хенерберри сидела молча, глядя на полицейских, которые столь же пристально наблюдали за ней. В ее глазах читалась черная злоба.

Лаверн взглянул на настенные часы.

– На сегодня хватит. Продолжим нашу милую беседу завтра утром. Надеюсь, вы не против провести ночь в уютной тюремной камере.

* * *

Лаверн лежал рядом с Донной, ломая голову, как очередной пакости ждать от Принса. Была половина второго ночи. Суперинтендант лег спать в одиннадцать, но, проворочавшись около часа, встал, чтобы принять снотворное. Увы, лекарство не подействовало. Лаверн понимал, что, пока Иоланда сидит за решеткой, Принс наверняка предпримет какой-нибудь ход. Какой?.. Это предстояло выяснить.

Лаверн встал второй раз за ночь и на сей раз оставил тело. Устремившись в темноту ночи, так что только ветер свистел в ушах, он вскоре оказался на длинной галерее в Норт-Эбби. Лаверн не хотел, чтобы его здесь видели, и предпочел остаться бесплотным. Невидимый, он будет следить за каждым движением Принса здесь, в аббатстве, как когда-то следил за Демоном скачек.

Послышались шаги. Из-за поворота по направлению к Лаверну с подносом в руках прошествовал лакей. Донесся аромат кофе. Какое-то мгновение лакей смотрел прямо на суперинтенданта, однако Лаверн прочел в его взгляде лишь усталость и скуку. Слуга отвернулся, постучал в дверь кабинета Принса и вошел внутрь. Лаверн последовал за ним. Увы, кабинет оказался пуст. Лакей поставил поднос на стол и удалился.

Лаверн же шагнул сквозь стену и попал в часовню. Там, спиной к нему, перед алтарем виднелась коленопреклоненная человеческая фигура. Низко опустив голову, Хьюго Принс молился на коленях перед одной-единственной истекающей воском свечой.

Неслышно приблизившись, Лаверн поравнялся с американцем. Принс остался стоять на коленях, плотно закрыв глаза, – казалось он не замечает присутствия незваного гостя. Едва слышным шепотом он повторял одну и ту же фразу. Заинтригованный, Лаверн склонился к нему, чтобы лучше расслышать. К его величайшему удивлению, Принс твердил:

– Глупец, глупец, глупец.

В то же мгновение Принс выбросил руку и с силой схватил Лаверна за горло. Американец открыл глаза, прыжком поднялся с колен и, сдавливая шею Вернона, вплотную приблизил к нему лицо. Лаверн не мог понять, что происходит. Ведь он бесплотен. Невидим. Как мог Принс уловить его присутствие?

Ответ был ясен – в часовне молился отнюдь не Хьюго Принс, а поставленный в качестве часового дух. На глазах у Лаверна черты лица Принса потускнели и расплылись, а на их месте появилась иссиня-черная смертная маска Дерека Тайрмена. Привидение издало змеиный шип, дыхнув тошнотворной вонью разлагающейся плоти.

Почувствовав, что его сейчас вырвет, Лаверн вырвался из омерзительных лапищ. Но сквозь стены часовни внутрь слетелись другие духи и взяли его в кольцо. У некоторых из них были лица, у некоторых – просто какие-то пятна. Принс убедил их, что они мертвецы, и поэтому, даже будучи духами, они продолжали разлагаться, поскольку знали, что это единственное, что дозволено мертвым.

Они были страшны, омерзительны и жалки одновременно. Лаверн не мог оторвать от них глаз. Духи все как один двинулись в его сторону. Наконец осознав, что ему грозит, Лаверн кометой взмыл к потолку часовни. Почти мгновенно духи устремились за ним.

Снаружи его поджидала еще целая сотня, стаей кружившая во тьме над Норт-Эбби. Увидев Лаверна, духи раскаркались, словно омерзительные стервятники, и на головокружительной скорости бросились на него. Лаверну запомнился лишь свист ветра в ушах, пока он несся в кромешной тьме, и адский клекот преследователей за спиной. Спустя несколько секунд он вернулся назад, в свое тело. Покрывшись холодной испариной и тяжело дыша, Лаверн присел на кровати.

Преследователи были не видны ему, но он ощущал их присутствие в комнате. Воздух в комнате стал словно ледяным, а в следующее мгновение ее наполнил оглушительный треск и грохот, будто все вокруг рушилось в тартарары. Донна проснулась и инстинктивно схватила его за руку.

Лаверн спешно включил лампу на прикроватном столике; в ту же секунду зеркало над туалетным столиком взорвалось сотнями брызг и, покачнувшись, словно малыш, делающий первые шаги, свалилось на пол. Вместе с осколками внутрь ворвался шар голубого огня, слепивший глаза сильнее, чем вспышка магния. Несколько раз пометавшись по спальне из угла в угол, он вылетел на лестничную площадку и там исчез.

Наступила тишина.

– Только не надо за старое, – простонала Донна. – Ради Бога, Вернон, что ты там натворил?

– Ничего, – произнес он голосом, полным раскаяния.

– Не ври. Я же знаю, что ты опять темнишь. Меня не обманешь.

Не в силах отмести обвинение, Вернон произнес:

– Давай я лучше сделаю нам чаю.

Донна вздохнула и откинула одеяло.

– Нет, чаем займусь я, а ты, будь так добр, возьми на себя уборку.

Она попыталась встать с кровати, но как-то нелепо осела на пол. Лаверн рассмеялся и нагнулся, чтобы помочь ей встать.

– Ах ты, растяпа, – произнес он, беря ее за руку.

Донна тоже было рассмеялась, однако в следующее мгновение осеклась и испуганно посмотрела на мужа.

– Вернон, я не чувствую ног.

* * *

Лаверн не терял времени. Он оделся, сложил вещи жены и повез ее в Йоркскую Королевскую больницу в отделение травматологии. Два часа ей пришлось пролежать на каталке в коридоре – в отделении не хватало персонала, а все койки в палатах были заняты. Лаверн сидел рядом с Донной, держа ее за руку и отпуская грубоватые шутки в адрес медсестер или врачей, когда тем случалось проходить мимо.

Когда они только приехали в больницу, Вернон захотел поговорить с доктором Грегг, однако, как оказалось, та заступит на дежурство только часов через пять. В конце концов Донну осмотрел приятный молодой человек. Его вердикт был прост и банален: Донна парализована от талии и ниже.

Пока они ждали, освободилось место в двенадцатой палате – той самой, где умер Дерек Тайрмен. Лаверн знал, что, когда койка освобождается в четыре тридцать утра, это может означать лишь одно.

Наконец оказавшись на больничной койке, Донна пожала Лаверну руку и попросила его не хамить персоналу. Все будет в порядке, заверила она его.

– Я в хороших руках, – сказала она.

Лаверн кивнул, хотя у него были все основания сомневаться в этом.

Сидя в гостиной у себя дома, Лаверн благодарил Бога, что не стал рассказывать Донне про отходную молитву. Если ей суждено умереть, то пусть это произойдет тихо, без мучений, без гложущего страха. Зачем ей знать, что какие-то там призраки медленно высасывают из нее жизнь. Лаверн попытался представить себе жизнь без Донны, и ему сразу стало не по себе.

На Новый год Принс поклялся нанести ему удар в самое сердце. И вот теперь он, кажется, готов исполнить угрозу. Американец оказался прав: Лаверн не способен убивать, он всего лишь заурядный полицейский, которому только мешают в работе такие старомодные понятия, как благородство и справедливость. Он – пережиток былых времен, в то время как Принс с его презрением ко всему человеческому и человечному – порождение своего времени.

Лаверн был обречен на поражение. И пока он знал одно: лишь один-единственный человек во всем свете способен ему помочь.

* * *

Бабулю Мэй терзали опасения. Ночью ей привиделось, будто Лаверн убит – заколот насмерть в темном соборе. Мэй проснулась, чувствуя себя совершенно несчастной и подавленной. Она даже заговорила вслух, умоляя Бога помочь ей… Увы, Бог остался глух к ее мольбам. Прошло часа два, но Бог все тянул с ответом. Такого не случалось с тех самых пор, когда она только стала жрицей хуны. Умиротворяющий, приятный голос, который вел, питал и поддерживал ее все эти двадцать шесть лет, почему-то умолк.

Мэй погрузилась в такое отчаяние, что сидела в темноте, у окна верхней гостиной, не в состоянии сомкнуть глаз. Она смотрела на море, однако не видела ни мерцающих огоньков рыбацких лодок на горизонте, ни первых проблесков занимающегося дня над холодным заливом. Мысленным взором она представляла себе гнетущую перспективу – прожить остаток дней в полном одиночестве, без единственного друга и спутника, сопровождавшего ее все эти годы.

Настойчивый, повторяющийся звук, долетавший непонятно откуда, вернул ее к действительности. Мэй не сразу поняла, что это звонит телефон. Она перевела взгляд на часы на соседней полке. Еще совсем утро, 6.45. Ну кто еще может потревожить в такую рань, кроме Лаверна. Со вздохом Мэй поднялась со стула и направилась вниз.

Подойдя к двери в гостиную, Мэй выглянула на крутую узкую лестницу и увидела, что в доме она не одна. На ступеньках стоял старик. Он был одет в длинное выцветшее одеяние и в одной руке сжимал кинжал. Его изможденное проницательное лицо обрамляли седые кудри. В налитых кровью, широко распахнутых глазах читалась черная злоба, но тонкий, красиво очерченный рот кривился в улыбке.

Мэй вскрикнула и попятилась. И в то же мгновение привидение начало подниматься по лестнице, угрожая ей кинжалом и на ходу выкрикивая какие-то проклятия на древнеанглийском. Мэй бросилась к окнам и принялась их распахивать.

Внизу, на мостках, уже стояли любители ранних прогулок, и Мэй в отчаянии стала звать на помощь. Но они даже не шелохнулись, глядя на море, и не повернули головы.

Вверху по небу к берегу неслась мрачная черная туча, увлекая за собой барашки волн. Когда туча приблизилась, Мэй увидела, что она состоит из сотен летящих человеческих фигур: это были мертвые души в истлевших лохмотьях. В мертвой тишине духи кружили над ее домом, заслоняя собой голубизну неба.

Мэй обернулась и увидела рядом с собой призрак Томаса Норта. Он занес руку с кинжалом, и в последний раз Мэй взмолилась Богу, чтобы тот защитил ее. Но Бог не внял, и Мэй была мертва еще до того, как кинжал пронзил ей сердце.