Текст книги "Высокая цитадель"

Автор книги: Десмонд Бэгли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

III

Ночь. Луна окружена туманной дымкой, но О'Хара все же без особого труда лавировал между камнями. Наконец он нашел укромное местечко и сел, привалившись спиной к скале. Перед ним был плоский камень, на который он осторожно поставил бутылку. В ее глубине мерцал тусклый отблеск лунного света, словно там хранилась перламутровая жемчужина.

Он долго смотрел на нее. Он страшно устал, в последнее время спал урывками, и напряжение этих дней сказывалось. Правда, теперь на ночное дежурство становились также мисс Понски и Бенедетта, так что стало немного полегче. Вблизи моста Виллис и Армстронг возились с требуше. О'Хара сначала решил пойти и помочь им, но передумал. «Ну его к черту! – пронеслось у него в голове. – Может же О'Хара хоть час уделить самому себе!»

Противник – этот странно безликий противник – раздобыл еще один джип. Его подогнали к мосту, и он теперь вновь был освещен. Они явно не хотели, чтобы в ночное время кто-нибудь подобрался к мосту и поджег его. О'Хара никак не мог понять, чего они там ждут. Прошло уже два дня, как был сожжен грузовик, а никаких наступательных действий на том берегу не предпринимали, если не считать бесполезной и беспорядочной винтовочной стрельбы. «Что-то они все же готовят, – подумал он. Это, видимо, окажется сюрпризом».

О'Хара задумчиво разглядывал бутылку. Форестер и Родэ к утру будут уже на пути из рудника к перевалу.

Интересно все-таки, удастся ли им пройти? Он был честным в разговоре с Виллисом: он действительно сомневался в том, что есть хоть какая-то надежда на них. Если они не перейдут на ту сторону, а может, даже если и перейдут, – противник одержит победу. Бог войны – на его стороне, потому что там народ.

Протяжно вздохнув, он взял бутылку, откупорил ее, сдаваясь на милость сидевшим у него в душе бесам.

IV

Мисс Понски сказала:

– Вы знаете, мне все это нравится. Правда.

Бенедетта посмотрела на нее с беспокойством.

– Нравится?

– Да, нравится, – повторила мисс Понски с удовлетворением. – Я никогда не думала, что мне выпадут такие приключения.

Бенедетта сказала осторожно:

– Вы знаете, что нас всех могут убить?

– Да, дитя мое. Я знаю. Но теперь знаю, почему мужчины воюют. По той же причине они любят игры. Только на войне ставка более высока – их собственные жизни. Это придает переживаниям определенную остроту. – Она плотнее запахнула пальто и улыбнулась. – Я учительствую в школе уже тридцать лет. И я знаю, что обычно думают об училках – они скучны, ворчливы, прозаичны. Но я такой никогда не была. Пожалуй, я была слишком романтична, в ущерб себе. Я рассматривала жизнь через призму старинных легенд, исторических романов, а она ведь совсем другая. Однажды я встретила человека… – Бенедетта молча слушала, не желая прерывать эти удивительные откровения. Мисс Понски запнулась и затем взяла себя в руки. – В общем, вот такой я и была – романтической девушкой, постепенно взрослевшей, продвигавшейся по службе. Я стала старшим учителем – своего рода драконом для школьников. Но в свое свободное время я по-прежнему чувствовала себя немного романтиком. Я, кстати, неплохо фехтовала, когда была помоложе, а позже стала упражняться в стрельбе из лука. Но мне всегда хотелось быть мужчиной, уехать куда-нибудь, испытать острые чувства от приключений. Мужчины все же намного свободнее нас, знаете ли. Я почти оставила все свои надежды, когда случилось все это. – Ее лицо расплылось в счастливой улыбке. – И вот сейчас, когда мне уже почти пятьдесят пять, я попала в такую отчаянную переделку. Я знаю, что меня могут убить, но это стоит того. Я за многое вознаграждена.

Бенедетта в недоумении смотрела на нее. То, что происходило с ними, угрожало разрушить все надежды ее дяди на будущее страны, а мисс Понски видела все в романтическом свете какого-нибудь романа Стивенсона, как пряную приправу к ее пресной жизни. Совсем недавно она была в состоянии паники, когда ей пришлось убить человека, а теперь, когда руки ее уже окрасились кровью, ее взгляд на человеческую жизнь изменился. И теперь, когда или если она вернется домой, в свой любимый, безопасный Саутбридж, он ей будет казаться слегка нереальным, а реальностью будут мрачные склоны гор, над которыми витает смерть, и чувство скоротечности жизни оттого, что опасность заставила сильнее биться в жилах ее старую девичью кровь.

– Но я что-то разболталась, – проговорила быстро мисс Понски. – Пойду к мосту. Я обещала мистеру О'Харе. Такой мужественный молодой человек, не правда ли? Но временами он выглядит таким печальным.

– Я думаю, что он несчастлив, – тихо ответила Бенедетта.

Мисс Понски важно кивнула в знак согласия.

– В его жизни было большое горе, – сказала она.

И Бенедетте стало ясно, что она видит О'Хару в качестве мрачного байронического типа, соответствующего тому мифу, в котором она жила. «Но он же не такой, – воскликнула она про себя. – Он нормальный человек из плоти и крови и глупый, конечно, потому что не хочет, чтобы ему кто-нибудь помогал, чтобы кто-то разделил его переживания». Она думала о том, что произошло с ними в лагере, о его поцелуе, о том, как он взволновал ее, и о том, как он стал необъяснимо холоден к ней после этого. Если он не хочет никому отдавать частицы своей души, то такой человек – не для нее, но ей так хотелось в этом ошибиться.

Мисс Понски подошла к выходу из убежища.

– Смотрите, какой туман! – воскликнула она. – Надо быть еще более внимательными на дежурстве.

Бенедетта отрешенно сказала:

– Я спущусь через два часа.

– Хорошо! – жизнерадостно отозвалась мисс Понски и застучала каблучками по камням на пути к мосту.

Некоторое время Бенедетта сидела молча и штопала прореху в своем пальто. Иголку она всегда носила с собой, воткнутой во внутренний карман своей сумочки. Закончив эту небольшую домашнюю работу, она подумала, что рубаха у Тима тоже порвана и она смогла бы заштопать ее.

Он был мрачен и отчужден за ужином и после сразу же ушел вдоль берега вправо от моста. Что-то было у него на уме, но она не остановила его, а только заметила направление, в котором он скрылся. Теперь она накинула пальто, вышла из убежища и направилась на его поиски, осторожно обходя камни.

Она нашла его неожиданно по звяканью стекла о камень. Тихо подошла сзади и увидела, что он сидит с бутылкой в руке, смотрит на луну и напевает какой-то мотив. Бутылка была уже наполовину пуста.

Заметив ее, он повернулся и протянул ей бутылку.

– Выпейте, это полезно для здоровья. – Он говорил хрипловато и невнятно.

– Нет, спасибо, Тим. – Она села рядом. – У вас порвана рубашка. Я ее заштопаю, пойдемте в убежище.

– Ах, маленькая женщина, дом в пещере – это прекрасно. – Он невесело рассмеялся.

Она показала на бутылку.

– Вы думаете, сейчас это так необходимо?

– Это необходимо в любое время, но сейчас – особенно. – Он помахал бутылкой в воздухе. – Пейте, ешьте, веселитесь, все равно мы все умрем. – Он протянул ей бутылку. – Отпейте-ка глоточек.

Она взяла ее и быстрым движением разбила о камень. Он протянул руку, словно желая спасти бутылку, и сказал раздраженным тоном:

– Для чего это вы сделали, черт возьми?

– Ваше имя не Пибоди, – отрезала она.

– Что вы об этом знаете? Мы с Пибоди старые приятели, дети бутылки. – Он вдруг стал шарить рукой по земле: может, она не совсем разбилась, может, что-нибудь осталось. Внезапно он отдернул руку. – Черт, я, кажется, порезался. – И он истерически засмеялся. – Смотрите, у меня палец в крови.

Она увидела, как из пальца действительно текла черная в лунном свете кровь.

– Вы безответственны, – строго сказала Бенедетта. – Дайте-ка руку. – Она приподняла юбку и оторвала от белья кусок материи для бинта.

О'Хара разразился хохотом.

– Классическая ситуация. Героиня бинтует раненого героя и делает все, что придумал для таких случаев Голливуд. Как благородный человек, я сейчас должен скромно отвернуться, но у вас красивые ноги, и мне нравится на них смотреть.

Она молча бинтовала его руку. Он посмотрел на ее темную головку и сказал:

– Безответствен? Наверное, так. Ну и что? За что мне нести ответственность? Пусть он провалится, весь этот мир, мне до него нет дела! – Он опять стал напевать. – Нагим пришел я в этот мир, нагим я выйду из него. А что лежит в середине, все это чепуха.

– Ничего себе – философия жизни, – сказала она, не поднимая головы.

Он взял ее за подбородок, поднял ее лицо, посмотрел в глаза:

– Жизни? Что вы знаете о жизни? Вот вы – ведете борьбу в этой поганой стране, чтобы живущие здесь глупые индейцы получили то, что они могли бы получить сами, будь у них смелости побольше. А вокруг – огромный мир, который постоянно вмешивается во все. И в конце концов бухнетесь в ножки русским или американцам. Этого вам не избежать. Если вы думаете, что будете хозяевами в этой стране, то вы более глупы, чем я думал.

Она не отвернулась от его взгляда и спокойно сказала:

– Мы можем попытаться.

– Ничего подобного, – он опустил руку. – Это мир, в котором все грызутся друг с другом, и ваша страна – кусок, из-за которого грызутся большие псы. Не съешь – тебя съедят, не убьешь – тебя убьют.

– Я в это не верю, – сказала она.

Он коротко засмеялся.

– Неужели? А что же мы здесь делаем, черт возьми? Почему бы нам не собрать вещички и не разъехаться по домам? Представим себе, что на другом берегу никого нет, никто в нас не стреляет, никто не хочет нас убить.

Она ничего не ответила. Он обнял ее одной рукой, а другую положил ей на колено и медленно повел вверх под юбку. Она рывком освободилась от него и изо всей силы ударила по лицу. Он уставился на нее, потирая щеку, с выражением полного недоумения.

Она закричала:

– Вы, оказывается, слабак, Тим О'Хара, вы – один из тех, кого убивают и едят! У вас нет мужества, и вам все время необходимо утешение – в вине, в женщине, какая разница. Жалкий, исковерканный человек.

– Господи, что вы знаете обо мне? – проговорил он, пораженный ее презрительным тоном, но чувствуя, что это презрение нравится ему больше, чем ее сострадание.

– Немного, – отрезала она. – А то, что знаю, мне не особенно нравится. Но я теперь точно знаю, что вы хуже Пибоди. Он слабый человек, но он с этим поделать ничего не может. А вы – сильный, но поддаетесь легко слабоволию. Вы все время проводите, разглядывая свой пупок, и думаете, что это центр мира, и нет никого на свете, кто бы посочувствовал вам.

– Посочувствовал? – взорвался он. – На что мне ваше сочувствие! С людьми, которые меня жалеют, я не общаюсь. Этого мне не нужно.

– Это всякому нужно. Мы все испытываем страх – это слабость, присущая любому человеку, и любой, кто говорит обратное, лжет. – И, понизив голос, она спросила: – Вы не были таким, Тим, что случилось?

Он обвил голову руками. Сам чувствовал, что что-то в нем надломилось. Стены и бастионы, которые он нагромоздил в своей душе, за которыми он так долго прятался, начинали рушиться. Он вдруг понял, что слова Бенедетты – правда: его внутренний страх – не что-то ненормальное, а понятное человеческое чувство, и в том, чтобы это признать, нет никакого стыда.

Он сказал придушенным голосом:

– Боже мой, Бенедетта! Я действительно напуган. Я не хочу опять попасть им в лапы.

– Коммунистам?

Он кивнул.

– Что они вам сделали?

И он рассказал ей все – о том, как лежал голым на ледяном полу среди собственных нечистот, о вынужденной бессоннице и бесконечных допросах, о слепящем свете электролампы и электрошоках, о лейтенанте Фэнге.

– Они хотели, чтобы я признался в том, что распространял бациллы чумы. Но я не признался, потому что этого не делал. – Он схватил ртом воздух. – Но я был близок к этому.

Во время его рассказа Бенедетта сидела бледная, по ее щекам текли слезы. В глубине души она испытывала жгучее презрение к себе за то, что назвала этого человека слабым. Она притянула его и положила его голову к себе на грудь. Его всего трясло.

– Все хорошо, – приговаривала она. – Теперь все хорошо, Тим.

Он был опустошен и благодатно облегчен от того, что было замкнуто в его душе многие годы. То, что он рассказал обо всем другому человеку, странным образом сделало его сильнее, приподняло его. Он чувствовал, будто в его душе вскрылся давний нарыв, и весь гной вытек наружу. Бенедетта мужественно приняла на себя этот поток окрашенных горечью слов, и утешала его отрывочными, почти бессмысленными фразами. Она чувствовала себя и старше и моложе его одновременно, и это смущало ее. Она не знала, что ей делать дальше.

Наконец, он успокоился, замолк, прислонившись к скале, словно в изнеможении. Она взяла его руки в свои и сказала:

– Извините, Тим, за то, что я наговорила вам сгоряча.

Он с трудом улыбнулся.

– Вы были правы, я вел себя как законченный негодяй.

– У вас были на то свои причины.

– Мне надо извиниться перед другими. Я их совсем заездил.

Она осторожно сказала:

– Мы ведь не шахматные фигурки, Тим. У нас есть чувства. А вы, по правде говоря, распоряжались нами, как в шахматной игре, и двигали нас – моего дядю, Виллиса, Армстронга, Дженни тоже – просто, чтобы решить определенную проблему. Но это не только ваша проблема, это касается всех нас. Виллис, к примеру, работал больше всех, и не надо было набрасываться на него так, когда разладился требуше.

О'Хара вздохнул.

– Я знаю. Но это кажется, было последней соломинкой. Я пришел в жуткое состояние. Но я извинюсь перед ним.

– Лучше всего было бы помочь ему.

Он кивнул.

– Хорошо. Я сейчас пойду. – Он посмотрел на Бенедетту и подумал, что, может быть, он навсегда оттолкнул ее от себя. Ему казалось, что никакая женщина, узнавшая то, о чем он рассказал, не сможет его полюбить. Но Бенедетта широко улыбнулась, и он с облегчением понял, что все будет хорошо.

– Пошли, – сказала она. – Я пойду с тобой до убежища. – Она чувствовала, что в ее груди поднимается волна огромного, беспричинного счастья. Она теперь знала, что ошибалась, когда думала, что Тим не для нее. Нет, это был человек, с которым она была готова разделить собственную жизнь до конца своих дней.

Она поцеловала его, и они разошлись неподалеку от убежища. Когда его темная фигура почти скрылась за камнями, она вдруг вспомнила о его порванной рубашке и крикнула:

– А когда же заштопать дырку?!

– Завтра! – почти весело крикнул он в ответ и зашагал туда, где не покладая рук работал Виллис.

V

Рассвет был туманным, но поднявшееся солнце быстро сожгло серую пелену. Они провели утреннее совещание у требуше, чтобы решить, что же делать дальше.

– Что вы думаете? – спросил О'Хара у Виллиса. – Сколько еще времени нужно, чтобы починить эту штуку?

Армстронг, закусив мундштук трубки, с интересом посмотрел на О'Хару. С этим человеком явно что-то произошло, что-то хорошее. Он бросил взор туда, где находилась на дежурстве Бенедетта. Она невероятно сияла в это утро. Казалось, от нее исходили почти видимые лучи света. Армстронг улыбнулся – эти двое были просто неприлично счастливы.

Виллис сказал:

– Сейчас работа пойдет побыстрее. Теперь мы хотя бы видим, что делаем. Еще часика два. – Его лицо выглядело похудевшим и уставшим.

– Давайте продолжим, – сказал О'Хара.

Он хотел что-то добавить, но вдруг замер, наклонив голову. Через несколько секунд Армстронг понял, к чему прислушивался О'Хара, – это было завывание стремительно приближавшегося реактивного самолета.

Он появился совершенно внезапно в бреющем полете над руслом реки. Звук его быстро вырос до рева, потом пробежала его тень, и он, пронесясь над их головами, круто взял вверх и влево. Виллис завопил:

– Нас нашли, они нашли нас! – И он начал подпрыгивать и возбужденно размахивать руками.

– Это «Сейбр»! – прокричал О'Хара. – Он возвращается.

Они наблюдали за тем, как самолет дополз до высшей точки разворота и пошел на них по плавной линии. Мисс Понски начала кричать изо всех сил, делая руками знаки летчику, но О'Хара вдруг напрягся:

– Мне это что-то не нравится. Ну-ка все – врассыпную и в укрытие!

Он знал эту тактику по войне в Корее – в поведении летчика были все признаки подготовки к штурмовой атаке.

Они разбежались в разные стороны, как цыплята при виде коршуна, и снова самолет промчался над ними, но пулеметной очереди не последовало – лишь затихающий вдали рев. Еще дважды он совершал этот маневр, заставляя трепетать жесткие стебли травы под напором воздушной волны. И затем, взлетев почти вертикально вверх, он пошел на запад через горы.

Они выбрались из укрытий и, сгрудившись, долго смотрели на вершины гор. Первым очутился Виллис.

– Черт бы вас побрал! – набросился он на О'Хару. – Зачем вы заставили нас спрятаться? Этот самолет, наверное, искал нас.

– Вы так думаете? – с иронией сказал О'Хара. – Бенедетта, есть у Кордильеры «Сейбры» в военно-воздушных войсках?

– Это был истребитель, – сказала она. – Но не знаю, из какой эскадрильи.

– Я не успел разглядеть знаки, – сказал О'Хара. – Кто-нибудь их заметил?

Оказалось, что никто.

– Интересно все же, из какой они эскадрильи? – задумчиво произнес О'Хара. – Это немаловажно.

– Я говорю вам, что это были поиски, – настаивал Виллис.

– Ничего подобного, – отрезал О'Хара, – Летчик прекрасно знал, куда лететь. Он ничего не искал. Ему сообщили наше местонахождение с абсолютной точностью. В его маневрах не было никакой неопределенности. Мы ему о нас ничего не сообщали, Форестер, ясно, не сообщал, – они еще только уходят с рудника. Тогда кто?

Армстронг вынул изо рта трубку и, ткнув мундштуком в сторону реки, проговорил:

– Они. И это значит, что ничего хорошего нам ждать не следует.

О'Хару словно ударило током, и прежняя активность вернулась к нему.

– Давайте-ка побыстрее вернем это проклятое животное к жизни. Мост надо уничтожить как можно скорее. Дженни, берите арбалет, идите к реке в то место, откуда хорошо виден поворот дороги на том берегу. Если кто-то появится, стреляйте и моментально бегите сюда. Бенедетта, вы наблюдаете за мостом. Остальные занимаются требуше.

Виллис был слишком большим оптимистом, когда говорил о необходимых двух часах для ремонта требуше. Это время прошло, а машина была еще в разобранном виде и до конца работы было еще далеко. Грязной рукой он вытер пот со лба.

– Ничего, еще часок, и все будет в порядке.

Но часок не получился. Бенедетта крикнула:

– Слышу шум грузовиков!

И почти тут же внизу по реке раздались винтовочные выстрелы и еще один звук, который заставил О'Хару содрогнуться: сомневаться не приходилось: та-та-та-та бил на другом берегу реки пулемет. Он подбежал к Бенедетте и спросил, задыхаясь:

– Что ты видишь?

– Пока ничего, – ответила она. – Нет, подожди, три больших грузовика.

– Спускайся, я хочу посмотреть.

Она ловко сползла по камням, и он занял ее место.

Вверх по дороге, вздымая клубы пыли, быстро двигался большой американский грузовик, за ним – еще один и еще. В кузове первого были люди, вооруженные винтовками, человек двадцать, по крайней мере. Грузовик выглядел немного странно, и сначала О'Хара никак не мог понять, в чем дело, но потом он увидел, что бензобак был прикрыт большим стальным щитом. Враг предпринял меры предосторожности.

Грузовик остановился против моста, и люди стали выпрыгивать из кузова. Второй подъехал и стал следом за первым. В нем людей не было, если не считать двух человек в кабине. В кузове находилось что-то закрытое брезентом. В третьем грузовике опять были люди, хотя значительно меньше. С него сняли легкий станковый пулемет и утащили в укрытие. У О'Хары екнуло сердце.

Он обернулся и сказал Бенедетте:

– Дай мне арбалет и приведи всех сюда.

Но когда он снова посмотрел через реку, стрелять было не в кого – на том берегу, казалось, было пустынно, а бить по грузовикам не имело смысла.

Подошли Армстронг и Виллис, и О'Хара объяснил им ситуацию.

Виллис заметил:

– Пулемет – это, конечно, звучит скверно, но, с другой стороны, что они могут нам сделать? Ведь винтовки они уже применяли! Так что, какая разница?

– Разница такая, что они могут поливать нас очередями, как из кишки, и пользоваться арбалетами будет теперь чертовски опасно.

– Вы сказали, что второй грузовик пуст, – подключился к разговору Армстронг.

– Я этого не говорил. В нем не было людей, это да, но в кузове что-то находится… под брезентом. – Он кисло улыбнулся. – Вероятно, они раздобыли горную гаубицу или миномет. Если это действительно так, кончен бал, тушите свечи.

Армстронг рассеянно выбил трубку о камень, несмотря на то что она была пуста.

– Придется начинать переговоры, – сказал он неожиданно. – Насколько я знаю, во время всякой осады рано или поздно начинаются переговоры.

– Ради Бога, говорите дело! – взмолился О'Хара. – О каких переговорах может идти речь? Что мы им можем предложить? Эти ребята – хозяева положения, и они это прекрасно понимают. С чего бы это им вступать с нами в переговоры? И если уж на то пошло, зачем они нам? Они наобещают нам с три короба, а потом все равно ничего не выполнят, это ясно. Какой же в этом толк?

– Почему? У нас есть, что предложить, – спокойно возразил ему Армстронг. – У нас есть Агиляр. Они хотят его получить, вот его мы и предложим. – Он поднял обе руки вверх, отвергая раздавшиеся сразу же бурные протесты. – Что они могут дать нам? Наши жизни, конечно. Да, мы знаем, чего стоят их обещания, но это не имеет значения. Разумеется, мы им не отдадим Агиляра, но при некотором везении мы договоримся о перемирии и получим несколько лишних часов. Кто знает, может, именно эти часы и сыграют свою роль впоследствии.

О'Хара подумал и обратился к Виллису:

– Что вы на это скажете?

Виллис пожал плечами:

– Вообще-то мы ничего не теряем. Наоборот, приобретем время. Ведь мы же пока все делали для того, чтобы выиграть время.

– Можно починить требуше, – задумчиво произнес О'Хара. – Из-за одного этого стоит попробовать. Хорошо, давайте.

– Подождите, – сказал Армстронг. – Что там сейчас происходит, на том берегу?

О'Хара поглядел.

– Да ничего пока, все тихо.

– Я думаю, что надо подождать, пока они чего-нибудь не предпримут, – посоветовал Армстронг. – Я полагаю, что сейчас у них идет совещание – новых со старыми. Есть смысл им не мешать. Любое выигранное нами время – наше преимущество. Так что подождем.

Бенедетта, стоявшая все время молча, сказала:

– Дженни почему-то не вернулась.

О'Хара резко повернулся:

– В самом деле…

Виллис обеспокоенно выпалил:

– Может, ее ранили? Этот пулемет… – Его голос прервался.

– Я пойду посмотрю, – сказала Бенедетта.

– Нет, – резко возразил О'Хара. – Пойду я. Может, ее придется нести – тебе с этим не справиться. Ты лучше будь здесь на посту, а остальные смогут заняться требуше.

Он сорвался с места и побежал в сторону моста, быстро пересек открытое пространство дороги и скрылся в камнях по другую ее сторону. Он хорошо представлял себе, какое место могла выбрать мисс Понски, и уверенно шел прямо туда. Чертыхаясь про себя, он думал о том, что если мисс Понски убита, он никогда не простит себе этого.

Весь путь занял у него двадцать минут, – великолепно, если считать, что идти по каменистой местности было трудно. Но, когда он подошел к месту, там никого не было. Три болванки стояли вертикально воткнутые в землю, а рядом в каменной выемке блестела небольшая лужа крови.

Он наклонился и увидел еще одно кровавое пятно, затем еще одно. Следуя по этому кровавому следу, он прошел около ста ярдов и тогда услышал слабый стон и увидел мисс Понски, лежавшую в тени большого камня. Рука ее сжимала правое плечо. Он опустился на одно колено рядом с ней и поднял ее голову.

– Куда вас ранило, Дженни? В плечо?

Ее глаза раскрылись, и она еле заметно кивнула.

– Еще?

Она покачала головой и прошептала:

– О Тим, извините, я потеряла арбалет.

– Ничего, ничего, – говорил он, разрывая блузку на ее плече и стараясь не делать резких движений. Рана обнажилась, и он вздохнул с облегчением – пуля прошла навылет, по-видимому, не задев кости. Но Дженни потеряла много крови, испытала болевой шок и сильно ослабла.

– Мне надо было крепче держать арбалет, – сокрушенно сказала она. – Он упал с камней в реку. Так жаль.

– К черту арбалет! – воскликнул О'Хара. – Ваше здоровье дороже.

Он наложил на рану с обеих сторон куски материи, оторванные от своей рубашки, и сделал грубую перевязку.

– Вы можете идти?

Она попыталась, но тут же присела. Он бодро сказал:

– Тогда мне придется нести вас. Как пожарнику. Давайте. Он пригнулся, взвалил ее на плечи и медленно пошел по направлению к мосту. К тому времени, как он добрался до их убежища и передал Дженни на попечение Бенедетты, она опять потеряла сознание.

– Тем более нам нужно перемирие, – мрачно бросил он Армстронгу. – Нужно успеть поставить Дженни на ноги, чтобы она смогла быстро двигаться. Что-нибудь произошло за это время?

– Ничего. Но мы почти закончили работу с требуше.

Спустя немного времени около грузовиков появились два человека и начали снимать брезент с кузова второго из них.

– Теперь попробуем, – сказал О'Хара и, набрав в легкие побольше воздуха, прокричал по-испански: – Сеньоры, сеньоры, я хочу поговорить с вашим командиром! Пусть он выйдет – мы не будем стрелять.

Двое на том берегу замерли и посмотрели друг на друга. Затем повернули головы в сторону противоположного берега. Они явно были в нерешительности. О'Хара иронически заметил, обращаясь к Армстронгу:

– Как будто у нас много того, чем стреляют.

Наконец, эти двое на том берегу приняли решение, и один из них побежал. Вскоре откуда-то из-за камней вылез грузный человек с бородой. Он подошел к самому мосту и прокричал:

– Это сеньор Агиляр?

– Нет, – ответил О'Хара, переходя на английский. – Это О'Хара.

– А, летчик, – отозвался тот также по-английски, обнаруживая удивившую О'Хару осведомленность. – Чего вы хотите, сеньор О'Хара?

Подошедшая в этот момент Бенедетта быстро проговорила:

– Он не кордильерец. У него кубинский акцент.

О'Хара подмигнул ей и продолжил переговоры:

– Сеньор кубинец, почему вы стреляли в нас?

Человек весело рассмеялся:

– Почему бы вам не спросить об этом сеньора Агиляра? Или он все еще продолжает называть себя Монтесом?

– Агиляр не имеет никакого отношения ко мне! – прокричал О'Хара. – Это его дела, не мои, а мне уже надоело попадать под пули.

Кубинец опять разразился смехом и стал хлопать себя по бокам.

– Ну и что?

– Ничего, я просто хочу выбраться отсюда.

– Вместе с Агиляром?

– Вы можете получить своего Агиляра, вы ведь для этого здесь, не так ли?

Кубинец, казалось, глубоко задумался, а О'Хара сказал Бенедетте:

– Когда я ущипну тебя, визжи изо всех сил.

Она посмотрела на него с удивлением, но согласно кивнула.

– Приведите Агиляра на мост и вы свободны, сеньор О'Хара.

– А как быть с девушкой?

– Девушка нам тоже нужна, конечно.

О'Хара ущипнул Бенедетту за руку, и она издала леденящий душу визг, артистически его оборвав, словно ей заткнули рукой рот. О'Хара улыбнулся и несколько секунд выжидал. Затем крикнул:

– Извините, сеньор кубинец, тут у нас небольшая заминка. – И, сделав паузу, продолжал. – Я ведь не один. Тут еще несколько человек.

– Вы все будете свободны, – сказал кубинец с интонацией щедрого богача. – Я сам провожу вас до Сан-Кроче. Приведите сейчас же Агиляра! Как только мы его получим, вы все сможете уходить.

– Сейчас это невозможно, – сказал О'Хара. – Он наверху, в лагере. Он отправился туда сразу же после того, как увидел, что здесь происходит. Нужно время, чтобы привести его сюда.

Кубинец насторожился.

– Агиляр сбежал? – спросил он удивленно.

О'Хара мысленно выругался. Он не предполагал, что Агиляр имеет такую высокую репутацию у врагов. Он быстро сымпровизировал.

– Ему велел идти туда Родэ, его друг. Кстати, он попал под пулеметную очередь и убит.

Кубинец был в нерешительности. Он стоял, уставившись в землю, и нервно притопывал ногой. Затем, подняв голову, сказал:

– Подождите, сеньор О'Хара.

– Долго?

– Несколько минут. – Он повернулся, прошел по дороге и скрылся за камнями. Армстронг сказал:

– Пошел советоваться со своим помощником.

– Клюнет он на это, как вы думаете?

– Может быть, – сказал Виллис. – Предложение ведь заманчивое. Вы ему хорошую наживку подбросили. Он, наверное, думает, что Родэ командовал нами, держал нас в узде, и теперь, когда он мертв, мы готовы сдаться. Это хорошо придумано.

Кубинец отсутствовал минут десять и вновь появился у моста, но не один, а вместе со смуглым, индейского типа человеком.

– Хорошо! – прокричал он. – Как вы, североамериканцы, любите говорить, сделка сделана. Сколько вам нужно времени, чтобы привести Агиляра?

– Порядочно, часов пять.

Двое посовещались, и кубинец крикнул:

– Хорошо. Пять часов.

– Заключаем перемирие?! – прокричал О'Хара. – Никакой стрельбы ни с той, ни с другой стороны.

– Мы не будем стрелять, – пообещал кубинец.

О'Хара вздохнул с облегчением.

– Ну вот. У нас есть пять часов передышки. Надо закончить требуше. Как Дженни, Бенедетта?

– Ничего. Я дала ей горячего супа, завернула в одеяло. Ей надо быть в тепле.

– Пять часов – это не так много, – заметил Армстронг. – Конечно, хорошо, что они у нас есть, но это совсем немного. Может, как-нибудь протянем подольше.

– Попытаемся, – сказал О'Хара. – Но на много больше – не удастся. Если через пять часов мы не выдадим Агиляра, они поймут, что тут что-то не так.

Армстронг пожал плечами:

– Ну а что они могут сделать, кроме того что делали в эти последние три дня?