Текст книги "Детектив США. Выпуск 6"

Автор книги: Дэшилл Хэммет

Соавторы: Хью Пентикост,Роберт Чандлер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

XXVII

Перед обедом я зашел к Гилду и сразу после того, как мы пожали друг другу руки принялся его обрабатывать.

– Я пришел без адвоката. Мне показалось, что если я приду один, это произведет более благоприятное впечатление.

Он наморщил лоб и покачал головой, словно я обидел его.

– Что вы, дело совсем не в этом, – терпеливо проговорил он.

– Похоже, что как раз в этом.

Он вздохнул.

– Никогда бы не подумал, что вы сделаете ту же ошибку, которую делают многие, поскольку полагают, будто мы… Вы ведь знаете: мы должны отработать все варианты, мистер Чарльз.

– Где-то я слышал нечто подобное. Что же вы хотите знать?

– Я лишь хочу знать, кто убил ее… и его.

– Попробуйте спросить Гилберта, – предложил я.

Гилд поджал губы.

– А почему именно его?

– Он рассказал сестре, что знает, кто это сделал, а узнал он якобы от Уайнанта.

– Вы хотите сказать, что он встречался со своим стариком?

– Она уверяет, что он так сказал. У меня не было возможности спросить его самого.

Гилд скосил на меня свои водянистые глаза.

– Что же там у них происходит, мистер Чарльз?

– В семье Йоргенсенов? Вы, по-видимому, знаете не хуже моего.

– Не знаю, – сказал он, – и это факт. Я просто совсем не могу их понять. Например, миссис Йоргенсен: что она из себя представляет?

– Блондинка.

– Вот-вот, и это все, что я знаю, – угрюмо кивнул он. – Но послушайте, вы их знаете уже давно, и то, что она рассказывает про вас и про себя…

– А также про меня и про свою дочь, про меня и про Джулию Вулф, про меня и про королеву Великобритании. С женщинами я сущий дьявол.

Он поднял руку.

– Я не хочу сказать, будто верю всему, что она говорит, и незачем обижаться. Вы заняли неправильную позицию, если позволите так выразиться. Вы ведете себя так, словно думаете, что мы охотимся за вами, а это не соответствует действительности, совершенно не соответствует действительности.

– Возможно, однако, вы двурушничаете со мной с тех пор, как в прошлый…

Твердый взгляд его бледно-серых глаз уперся в мое лицо, и Гилд спокойно сказал:

– Я – полицейский и должен выполнять свою работу.

– Довольно справедливо. Вы велели мне зайти сегодня. Чего вы хотели?

– Я не велел вам зайти, я просил вас.

– Ну хорошо. Чего вы хотите?

– Я не хочу того, что мы имеем сейчас, – сказал он. – Я не хочу ничего подобного. До сих пор мы с вами говорили как мужчина с мужчиной, и мне бы хотелось продолжать в том же духе.

– Вы сами все испортили.

– По-моему, это не факт. Послушайте, мистер Чарльз, вы готовы не сходя с места присягнуть или хотя бы просто дать мне честное слово, что вы всегда нам выкладывали все, как на духу?

Бессмысленно было говорить «да» – он все равно бы мне не поверил. Я сказал:

– Практически, все.

– Вот именно – практически, – проворчал Гилд. – Каждый из вас рассказывает мне практически всю правду. А мне бы нужен какой-нибудь непрактичный придурок, который выложит все до конца.

Мне было жаль его: я хорошо понимал его чувства. Я сказал:

– Быть может, никто из тех, с кем вы говорили, не знает всей правды.

Он скорчил отвратительную гримасу.

– Весьма вероятно, не так ли? Послушайте, мистер Чарльз. Я беседовал со всеми, кого смог обнаружить. Если вы найдете мне еще кого-нибудь, я побеседую и с ними. Вы хотите сказать, я не говорил с Уайнантом? Неужели вы полагаете, что полиция не работает круглые сутки и не делает все возможное, чтобы разыскать его?

– Но ведь есть еще сын Уайнанта, – предложил я.

– Есть еще сын Уайнанта, – согласился Гилд. Он позвал Энди и смуглого кривоногого полицейского по имени Клайн. – Приведите сюда этого щенка, Уайнантова сына: я хочу потолковать с ним. – Они вышли. Гилд сказал: – Вот видите, мне нужны люди, с которыми можно было бы побеседовать.

– Сегодня у вас скверновато с нервами, не так ли? – произнес я. – Вы не собираетесь доставить сюда из Бостона Йоргенсена?

Он пожал большими плечами.

– Я вполне удовлетворен его показаниями. Не знаю. А вы хотели изложить мне по этому поводу свое мнение?

– Еще бы.

– Я и правда что-то слегка нервный сегодня, – сказал он. – Мне прошлой ночью так и не удалось сомкнуть глаз. Собачья жизнь. И чего это я так держусь за нее? Можно было бы купить где-нибудь участок земли, поставить железную ограду, раздобыть несколько пар черно-бурых лисиц и… В общем, по его словам, когда вы, ребята, в тысяча девятьсот двадцать пятом году напугали его, Йоргенсен, бросив жену на произвол судьбы, удрал в Германию – надо сказать, он не очень любит вспоминать об этом – и поменял имя, чтобы как можно больше затруднить ваши поиски; по той же причине он не хотел устраиваться на постоянную работу – он называет себя то ли техником, то ли как-то еще в том же роде, – поэтому факты, которыми мы здесь располагаем, довольно скудны. Йоргенсен говорит, будто брался за всякую работу, какую только мог найти, но насколько я себе представляю, в основном он жил за счет женщин – надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду, – причем богатенькие среди них попадались нечасто. В общем, году в двадцать седьмом или двадцать восьмом Йоргенсен оказывается в Милане – есть такой городишко в Италии – и в Парижском «Геральде» читает, что эта Мими, недавно разведенная с Клайдом Миллером Уайнантом, приехала в Париж. Он не знаком с ней лично, как, впрочем, и она с ним, однако, Йоргенсен знает, что она – головокружительная блондинка, которая любит мужчин и веселую жизнь и к тому же не обладает слишком трезвым рассудком. Ему приходит в голову, что после развода она, должно быть, урвала изрядный кусок Уайнантовского состояния; с его точки зрения, он имеет право наложить руки на часть этих денег, возмещая те убытки, которые причинил ему Уайнант – таким образом, он лишь возьмет себе то, что ему все равно причитается. Поэтому он наскребает денег на билет до Парижа и направляется туда. Пока все звучит правдоподобно?

– Вполне.

– Мне тоже так показалось. В общем, Йоргенсен без особого труда знакомится с ней в Париже – то ли сам, то ли через кого-то, то ли как-то еще – ну, а дальше – еще проще. Она влюбляется в Йоргенсена – по его словам, не сходя с места, с полуоборота – и прежде, чем он успевает что-либо сообразить, Мими уже строит планы относительно их женитьбы. Естественно, он и не пытается ее отговаривать. Вместо алиментов она выжала из Уайнанта кругленькую сумму – двести косых, черт побери! – и могла вторично выйти замуж не опасаясь, что Уайнант прекратит платить алименты, ну а Йоргенсен посредством женитьбы прямиком попадал на ложе, устланное денежными купюрами. Итак, они женятся. По его словам, это была довольно «хитрая» женитьба, которая состоялась где-то в горах между Испанией и Францией; обвенчал их испанский священник на территории, принадлежащей, в общем-то, Франции, благодаря чему женитьбу нельзя считать законной; мне, впрочем, кажется, что Йоргенсен таким образом просто пытается заранее опровергнуть обвинение в двоеженстве. Как бы то ни было, лично мне на это наплевать. Суть в том, что Йоргенсен прибирает денежки к рукам и вовсю ими пользуется, пока денежки не кончаются, И обратите внимание: все это время, уверяет он, Мими и не подозревает, что он может быть кем-нибудь другим, кроме как Кристианом Йоргенсеном, с которым она познакомилась в Париже, и так ничего и не узнает до тех пор, пока мы не хватаем его в Бостоне. Это тоже звучит правдоподобно?

– Вполне, – сказал я, – кроме разве что истории с женитьбой, как вы сами заметили, однако, даже это может быть правдой.

– Вот-вот, да и какая, в конце концов, разница? Итак, приближается зима, банковский счет истощается, и Йоргенсен совсем уж собирается улизнуть от нее, прихватив с собой все, что осталось от деньжат, как вдруг Мими предлагает вернуться в Америку и попытаться выжать из Уайнанта кое-что еще. По его мнению, мысль вполне справедливая, если только осуществима в принципе, она же уверяет, что мысль вполне осуществима, они садятся на корабль и…

– А вот здесь у него концы с концами не совсем сходятся, – сказал я.

– Почему вы так думаете? Он не собирается ехать в Бостон, где, как известно, живет его первая жена, и рассчитывает держаться подальше от тех немногих людей, кто знает его и особенно от Уайнанта; к тому же, кто-то сообщает Йоргенсену о существовании статьи о сроке давности, согласно которой по истечении семи лет все его проблемы исчезают. Он полагает, что почти ничем не рискует. Они не собираются оставаться здесь надолго.

– И все же эта часть его рассказа мне не нравится, – упрямо произнес я, – ну да ладно, продолжайте.

– В общем, на второй день их пребывания здесь – пока они все еще разыскивают Уайнанта – ему крупно не везет. На улице он случайно сталкивается с подругой своей первой жены – с этой Ольгой Фентон – и она узнает его. Йоргенсен пытается уговорить ее не сообщать первой жене, и ему удается на пару дней сбить ее с толку при помощи какой-то детективной истории, которую он придумывает на ходу – Боже милостивый, ну и воображение у этого парня! – однако, он не может долго водить ее за нос, она идет к своему исповеднику, рассказывает ему все и спрашивает, как ей поступить, он советует сообщить первой жене, она так и делает, а при следующей встрече с Йоргенсеном рассказывает ему про содеянное, он мчится в Бостон в надежде уговорить жену не поднимать скандала, и мы его там арестовываем.

– А зачем он ходил в ломбард? – спросил я.

– Это вписывается в его рассказ. Он говорит, что ближайший поезд на Бостон отходил буквально через несколько минут, у него с собой не было денег, заскочить домой он уже не успевал и к тому же не горел желанием объясняться со своей второй женой, не утихомирив предварительно первую, – а банки были закрыты, вот он и заложил свои часы. Все сходится.

– А вы видели эти часы?

– Могу на них взглянуть, если надо. А что?

– Я просто полюбопытствовал. Вам не приходило в голову, что эти часы могли когда-то висеть на сломанном конце той цепочки, которую вам вручила Мими?

Гилд выпрямился на стуле.

– Черт побери! – Затем он подозрительно скосил на меня глаза и спросил: – Вам об этом что-нибудь известно, или вы…

– Нет. Я просто полюбопытствовал. А что Йоргенсен говорит по поводу убийств? Кто, по его мнению, их совершил?

– Уайнант. Йоргенсен признает, что в течение какого-то времени он полагал, будто их могла совершить Мими, однако, она убедила его в обратном. По его словам, она так и не сказала ему, какими уликами против Уайнанта располагала. Возможно, в этой части он просто пытается себя обезопасить. По-моему, вряд ли могут быть сомнения в том, что они намеревались использовать улику, чтобы выжать из Уайнанта деньги.

– Значит, вы не думаете, что цепочка и ножик были ею подброшены?

Уголки его рта поползли вниз.

– Она могла их подбросить, чтобы иметь возможность его шантажировать. Чем вам не нравится такая версия?

– Для простого человека вроде меня это чуть-чуть сложновато, – сказал я. – Вы уже выяснили, сидит ли Фэйс Пепплер до сих пор в тюрьме в Огайо?

– Ага. Он выходит на следующей неделе. Кстати, это объясняет наличие у секретарши кольца с бриллиантом. Он попросил своего приятеля, который находится на свободе, переслать ей это кольцо. Похоже, после его освобождения они собирались пожениться и завязать, или что-то еще в этом роде. Во всяком случае, администрация тюрьмы говорит, что они писали друг другу письма с подобным содержанием. Пепплер уверяет администрацию, будто не может сообщить ничего для нас полезного, а администрация не припоминает, содержалась ли в письмах какая-либо информация, которая могла бы нас заинтересовать. Конечно, даже эти скудные данные уже помогают нам прояснить мотив. Скажем, Уайнант ревнив, а она носит это кольцо и собирается уйти к Пепплеру. Тогда он… – Гилд оборвал себя на полуслове и снял трубку телефона. – Да, – сказал он в трубку. – Да… Что? Конечно… Конечно, только пусть там кто-нибудь останется… Правильно. – Он отодвинул телефон в сторону. – Опять заваривается каша по поводу этого убийства, совершенного вчера на Двадцать девятой улице.

– А-а, – протянул я. – А мне послышалось имя Уайнанта. Вы знаете, как далеко иногда разносятся голоса из телефонной трубки.

Гилд покраснел и закашлялся.

– Наверное, на том конце сказали что-то созвучное. Да-да, кажется, что-то созвучное и правда было сказано. Кстати, чуть не забыл: мы поинтересовались для вас тем парнем по кличке Спэрроу.

– И что вам удалось узнать?

– Похоже, ничего для нас существенного. Его зовут Джим Брофи. Судя по всему, он стремился произвести впечатление на ту девчушку, которую мы встретили у Нанхейма, она была на вас обижена, а он напился до такой степени, что решил, будто выиграет в ее глазах, если даст вам в зубы.

– Отличная мысль у него возникла, – сказал я. – Надеюсь, вы не причинили неприятностей Стадси.

– Он кто – ваш приятель? Может, вы не в курсе, но он – бывший заключенный с внушительным послужным списком.

– Я знаю. Однажды я сам его посадил. – Я взялся за свои пальто и шляпу. – Вы слишком заняты. Пожалуй, я побегу и…

– Нет-нет, – сказал Гилд. – Побудьте здесь, если у вас есть время. Скоро я займусь кое-какими делами, которые могут вас заинтересовать, к тому же вы, вероятно, не откажетесь мне помочь в беседе с отпрыском Уайнанта.

Я вновь уселся.

– Может, хотите выпить? – предложил Гилд, открыв ящик своего стола, однако, мне никогда не везло с виски, которое предлагалось мне полицейскими, и потому я ответил:

– Нет, спасибо.

Телефон вновь зазвонил, и Гилд произнес в трубку:

– Да… Да… Ничего. Поднимайтесь. – На сей раз из трубки до меня не донеслось ни слова.

Он покачался взад-вперед на стуле и положил ноги на стол.

– Послушайте, – сказал он. – Я ведь не шутил, когда говорил насчет разведения черно-бурых лисиц, и мне хотелось бы узнать, что вы думаете о Калифорнии как о возможном месторасположении фермы?

Я никак не мог решить, стоит ли подать ему идею о приобретении фермы для разведения львов и страусов где-нибудь в южных штатах, когда дверь распахнулась и толстый рыжий полицейский ввел в комнату Гилберта Уайнанта. Один глаз его настолько опух, что не открывался, а на левой штанине его брюк зияла рваная дыра, сквозь которую виднелось колено.

XXVIII

Я сказал Гилду:

– Когда вы говорите, чтобы кого-нибудь привели, его приводят несмотря ни на что, верно?

– Погодите, – сказал Гилд. – Все не так просто, как вам представляется. – Он обратился к толстому рыжему полицейскому: – Давай, Флинт, рассказывай.

Флинт вытер губы тыльной стороной руки.

– Этот пацан – просто звереныш, точно вам говорю. На вид он не такой уж крепкий, но, черт возьми, сопротивлялся отчаянно, могу поклясться. А как он бегает!

– Ты, как я вижу, настоящий герой, – проворчал Гилд, – и я поговорю с комиссаром, чтобы тебя немедленно наградили медалью, однако, это мы обсудим чуть позже. А сейчас ближе к делу.

– Я вовсе не хотел сказать, будто совершил какой-то подвиг, – запротестовал Флинт. – Я просто…

– Мне наплевать, что ты там совершил, – сказал Гилд. – Я хочу знать, что совершил он.

– Так точно, сэр, я как раз собирался рассказать об этом. Я сменил Моргана сегодня в восемь утра, и все шло гладко и тихо как обычно, ни одна тварь не шевелилась, по словам Моргана, и так все продолжалось минут до десяти третьего, а потом я вдруг слышу, как в двери поворачивается ключ. – Флинт пожевал губами, предоставляя нам возможность выразить наше изумление.

– Это происходило в квартире секретарши Вулф, – объяснил мне Гилд. – У меня было что-то вроде предчувствия.

– Да еще какое предчувствие! – едва не впадая в экстаз от восхищения, воскликнул Флинт. – Бог ты мой, какое предчувствие! – Гилд сверкнул на него глазами, и он торопливо забормотал: – Да, сэр, ключ, а потом открывается дверь, и заходит вот этот пацан. – Он с гордостью и обожанием посмотрел на Гилберта. – Испуган он был страшно, а когда я бросился на него, он подскочил и кинулся наутек что твой заяц, и поймать его мне удалось аж на первом этаже, а там, разрази меня гром, он принялся так брыкаться, – что мне пришлось залепить ему в глаз, чтобы унялся. На вид-то он совсем хлипкий, но…

– Что он делал в квартире? – спросил Гилд.

– Он не успел ничего там сделать. Я…

– Ты хочешь сказать, что набросился на него, не дождавшись, пока он покажет, зачем туда явился? – Вены на шее у Гилда вздулись так, что, казалось, воротничок его рубашки вот-вот лопнет, а лицо полицейского приобрело такой же оттенок, какой имели волосы Флинта.

– Я подумал, что лучше не рисковать.

Глазами, полными одновременно ярости и изумления, Гилд посмотрел на меня. Я же изо всех сил старался сохранять непроницаемое выражение лица. Задыхающимся голосом Гилд сказал:

– Достаточно, Флинт. Подожди за дверью.

Рыжий полицейский был, по-видимому, озадачен. Он медленно произнес:

– Слушаюсь, сэр. Вот его ключ. – Он положил ключ на стол перед Гилдом и направился к двери. У двери он повернул голову и сказал через плечо: – Пацан уверяет, будто он – сын Уайнанта. – Он радостно захихикал.

Все еще задыхающимся голосом Гилд спросил:

– Вот как, неужели?

– Ага. Где-то я его уже видел. По-моему, он входил в шайку Большого Шорти Долана. Кажется, я встречал его в…

– Убирайся! – прорычал Гилд, и Флинт выскочил за дверь. Гилд издал стон, идущий из самой глубины души. – Этот детина совсем меня достал. Шайка Большого Шорти Долана! – С видом безнадежного отчаяния он помотал головой из стороны в сторону и обратился к Гилберту:

– Ну что, сынок?

Гилберт сказал:

– Я знаю, мне не следовало этого делать.

– Неплохое начало, – добродушно сказал Гилд. Лицо его постепенно принимало нормальный оттенок. – Мы все совершаем ошибки. Подвигай к себе стул, и мы посмотрим, как нам поступить, чтобы вытащить тебя из этой передряги. Может, что-нибудь приложить к твоему глазу?

– Нет, спасибо, все в порядке. – Гилберт подвинул стул на два или три дюйма в сторону Гилда и сел.

– Этот громила ударил тебя просто от нечего делать?

– Нет-нет, я сам виноват. Я… я оказал сопротивление.

– Что ж, – сказал Гилд, – никто не любит попадать под арест, я полагаю. Ну, так в чем же дело?

Здоровым глазом Гилберт посмотрел на меня.

– Ты попал в тяжелое положение, а лейтенант Гилд хочет помочь тебе, – сказал я Гилберту. – Ты сам облегчишь свою участь, если поможешь ему.

Гилд одобрительно кивнул.

– Это факт. – Он поудобнее устроился на стуле и доброжелательным тоном спросил: – Откуда у тебя ключ?

– Отец прислал мне его в письме. – Гилберт достал из кармана белый конверт и протянул его Гилду.

Я зашел лейтенанту за спину и через его плечо взглянул на конверт. Марки на нем не было, а адрес был напечатан на машинке: «Мистеру Гилберту Уайнанту, гостиница «Кортлэнд».

– Когда ты получил это письмо? – спросил я.

– Оно лежало на стойке администратора, когда я вернулся вчера часов около десяти вечера. Я не спросил служащего, как долго оно там находилось, но, по-моему, когда я выходил вместе с вами, его там еще не было, иначе мне бы его передали.

В конверт были вложены две страницы, на которых уже знакомым шрифтом был неумело напечатан текст. Мы с Гилдом принялись читать вместе:

Дорогой Гилберт!

Если на протяжении всех этих лет я не делал попыток вступить с тобой в контакт, то только потому, что так пожелала твоя мать; теперь же я нарушаю молчание и обращаюсь к тебе за помощью, поскольку большая нужда заставляет меня пойти против желаний твоей матери. Кроме того, теперь ты уже взрослый мужчина, и мне кажется, что лишь ты один можешь решить, следует ли нам по-прежнему оставаться чужими друг другу или же мы должны действовать, руководствуясь теми родственными узами, которые нас объединяют. Полагаю, тебе известно то двусмысленное положение, в котором я нахожусь сейчас в связи с так называемым убийством Джулии Вулф, и надеюсь, ты сохранил еще хотя бы отчасти доброе расположение ко мне, позволяющее тебе, по крайней мере, верить в то, что я совершенно невиновен в этом преступлении и никак не замешан (и это действительно правда) в данном деле. Я обращаюсь к тебе за помощью, тем самым раз и навсегда демонстрируя полиции и всем другим свою невиновность, и я уверен, что даже если бы не мог рассчитывать на твое доброе расположение, то мог бы все же рассчитывать на твое желание сделать все возможное, дабы сохранить незапятнанным имя, принадлежащее в равной степени тебе, твоей сестре и вашему отцу. Я обращаюсь к тебе также и потому, что, пользуясь услугами компетентного адвоката, верящего в мою невиновность, предпринимающего все возможное, чтобы доказать ее, и питающего надежды на помощь со стороны мистера Ника Чарльза, я тем не менее не могу просить их пойти на то, что в принципе является незаконным актом, и кроме тебя у меня нет никого, кому бы я осмелился довериться. Я хочу, чтобы ты сделал следующее: необходимо завтра пойти в квартиру Джулии Вулф, находящуюся на Пятьдесят четвертой восточной улице, 411, войти в нее, воспользовавшись ключом, который я вкладываю в этот конверт, отыскать между страницами книги «Хорошие манеры» некий документ (или заявление), прочесть его и немедленно уничтожить. Ты должен убедиться, что документ полностью уничтожен, и от него ничего не осталось кроме разве что пепла, а прочитав его, ты поймешь, почему это необходимо сделать, и почему я доверяю тебе выполнение этой задачи. В случае, если в силу каких-то причин нам потребуется изменить наши планы, я позвоню тебе по телефону сегодня ночью. Если же я не позвоню сегодня, то позвоню завтра вечером, чтобы узнать, удалось ли тебе выполнить мои инструкции, а также чтобы договориться о встрече. Я нисколько не сомневаюсь, что ты осознаешь ту огромную ответственность, которую я возлагаю на твои плечи, и что мое доверие будет полностью оправдано.

С любовью,

Твой отец.

Размашистая, сделанная чернилами подпись Уайнанта находилась под словами «твой отец».

Гилд ждал, пока я скажу что-нибудь. Я ждал, пока что-нибудь скажет он. Через несколько минут такого молчания лейтенант спросил Гилберта:

– А он звонил?

– Нет, сэр.

– Откуда ты знаешь, – спросил я. – Разве ты не велел телефонистке ни с кем ваш номер не соединять?

– Я… да, велел. Поскольку вы были там, я боялся, что, если он позвонит, вы узнаете, кто это; отец же, как мне подумалось, мог просто передать мне что-нибудь через телефонистку, однако, он так и не позвонил.

– Значит, ты не виделся с ним?

– Нет.

– И он не сообщал тебе, кто убил Джулию Вулф?

– Нет.

– И ты солгал Дороти?

Он опустил голову, уставился в пол и кивнул головой.

– Я… Это… Наверное, я на самом деле сказал так из ревности. – Он посмотрел на меня; теперь лицо его было пунцовым. – Понимаете, раньше Дороти, глядя на меня, полагала, будто практически обо всем я знаю больше, нежели все остальные, и она, видите ли, обращалась ко мне, если хотела узнать что-либо, и всегда поступала так, как я ей говорил, а потом, когда она стала часто видеться с вами, все изменилось. Она уже смотрела снизу вверх на вас и уважала вас больше… то есть, это вполне естественно, и было бы глупо с ее стороны так не делать, поскольку здесь никакого сравнения и быть не может, но я… я, наверное, ревновал и осуждал… ну, не то чтобы осуждал – ведь я и сам смотрел на вас снизу вверх, – однако, мне хотелось как-нибудь вновь произвести на нее впечатление – вы, пожалуй, назовете это бравадой, – и, получив письмо отца, я соврал, будто регулярно встречаюсь с ним, и будто он рассказал мне о том, кто совершил эти убийства, так как я надеялся, что она подумает, будто мне известно то, чего не знаете даже вы. – Гилберт, словно выбившись из сил, остановился и вытер лицо носовым платком.

Мне снова удалось одержать верх в молчаливом поединке с Гилдом, и он, наконец, произнес:

– Ну что ж, по-моему, ничего такого страшного ты не натворил, сынок, если только ты уверен, что не утаиваешь какие-нибудь факты, о которых нам следует знать.

Мальчик покачал головой.

– Нет, сэр, я ничего не утаиваю.

– А тебе ничего не известно о цепочке и ножике, которые твоя мать передала нам?

– Нет, сэр, я и узнал-то о них только после того, как мама вам их отдала.

– Как она себя чувствует? – спросил я.

– О, с ней все в порядке, по-моему, правда, она сказала, что сегодня не будет вставать с постели.

Глаза Гилда сузились.

– А что с ней случилось?

– Истерика, – сказал я ему. – Они вчера поссорились с дочерью, и Мими сорвалась.

– Поссорились на почве чего?

– Кто их знает – обычная ссора между женщинами из-за сущих пустяков.

– Хм-м-м, – протянул Гилд и почесал подбородок.

– Флинт сказал правду о том, что у тебя не было возможности отыскать тот документ? – спросил я у Гилберта.

– Да. Я не успел даже дверь закрыть, как он на меня набросился.

– Гениальные детективы со мной работают, – проворчал Гилд. – А он не кричал: «Ату его!», когда на тебя бросился? Ну да ладно. Что ж, сынок, я могу сделать две вещи, и на которой из них остановлюсь, зависит только от тебя. Я могу задержать тебя на некоторое время, а могу и отпустить в обмен на обещание, что, если отец с тобой свяжется, ты тут же дашь мне знать, и расскажешь, о чем он будет с тобой говорить и где назначит встречу.

Я заговорил прежде, чем Гилберт успел открыть рот:

– Вы не можете этого от него требовать, Гилд. Речь ведь идет о его родном отце.

– Не могу, вот как? – Нахмурившись, он посмотрел на меня. – А разве это не в интересах его отца, если он действительно невиновен?

Я ничего не ответил.

Постепенно лицо Гилда просветлело.

– Ну ладно, сынок, тогда, предположим, я возьму с тебя слово. Если твой отец или кто-нибудь еще попросит тебя что-либо сделать, ты скажешь им, что не можешь, поскольку дал мне честное слово?

– Вот это звучит разумно, – сказал я.

– Да, сэр, даю вам слово, – ответил Гилберт.

Гилд сделал широкий жест рукой.

– О'кей. Ну, тогда беги.

Мальчик встал и сказал:

– Большое вам спасибо, сэр. – Он повернулся ко мне. – Вы не собираетесь сегодня…

– Подожди меня на улице, – сказал я, – если не спешишь.

– Я подожду. До свидания, лейтенант Гилд, и еще раз спасибо. – Гилберт вышел.

Гилд схватил телефонную трубку и приказал немедленно найти книгу «Хорошие манеры» и принести ее к нему вместе со всем содержимым. Сделав это, он заложил руки за голову и принялся покачиваться на стуле.

– Итак?

– Кто его знает, – сказал я.

– Послушайте, неужели вы до сих пор полагаете, что это сделал не Уайнант?

– Какая разница, что я там полагаю? Вместе с показаниями Мими у вас против него много улик.

– Разница довольно большая, – заверил он меня. – Мне бы очень хотелось знать, что вы думаете и почему вы так думаете.

– Моя жена считает, что он кого-то покрывает.

– Вот как? Хм-м-м. Я никогда не относился к числу тех, кто приуменьшает значение женской интуиции, а миссис Чарльз, если вы позволите мне так выразиться, чрезвычайно умная женщина. А кого, по ее мнению, Уайнант покрывает?

– Когда я в последний раз с ней разговаривал, она еще не решила.

Гилд вздохнул.

– Что ж, вероятно, тот документ, за которым он послал парнишку, что-нибудь да прояснит.

Однако документ ничего не прояснил: людям Гилда в квартире убитой женщины так и не удалось найти ни его, ни экземпляра «Хороших манер».