Текст книги "Спасенный светом. Что вас ждет после смерти"

Автор книги: Дэннион Бринкли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

БРИНКЛИ Дэннион
"СПАСЕННЫЙ СВЕТОМ.
ЧТО ВАС ЖДЕТ ПОСЛЕ СМЕРТИ"
при участии Пола Перри

СПАСЕННЫЙ СВЕТОМ

Эта книга посвящается врачам, медсестрам и добровольцам, которые выполняют очень важную миссию, ухаживая за неизлечимо больными, а также моей семье и особенно доктору Реймонду Моуди.

Предисловие

Впервые я прочитал о Дэннионе Бринкли в одной из газет города Огаста, штат Джорджия. В статье сообщалось о молодом человеке из соседнего штата Южная Каролина. Молния ударила в его голову, но молодого человека удалось чудесным образом воскресить после остановки сердца. Этот человек все еще пребывал в критическом состоянии, жизнь его висела на волоске.

Дело было в 1975 году, и моя книга «Жизнь после жизни» как раз готовилась к публикации. Помню, меня заинтересовало, пережил ли этот человек присмертный опыт. Я сохранил статью, надеясь, что в будущем смогу справиться о его состоянии, а возможно и повидаться с ним, если он останется жив.

Но случилось так, что не я разыскал его, а он меня.

Я читал лекцию в одном из колледжей Южной Каролины о присмертном опыте и о людях, переживших такое состояние. Во время дискуссии после лекции Дэннион поднял руку и поведал о своем опыте. Публика была захвачена его драматической историей. Дэннион рассказал, что покинул свое тело после того, как был «убит» молнией, и отправился в царство духа, где все пропитано любовью, а знание так же доступно, как воздух. Слушая его, я внезапно понял, что это тот самый молодой человек, о котором я читал в газете.

Впоследствии я договорился с ним об интервью и отправился к нему домой, чтобы выслушать его историю. Присмертный опыт Дэнниона Бринкли является и поныне одним из самых замечательных среди всех, которые мне известны. Он дважды видел свое мертвое тело – когда покинул его и когда вернулся назад, – а в промежутке побывал в духовном царстве, населенном добрыми и могущественными созданиями, которые позволили ему взглянуть на собственную жизнь в полном объеме и самому оценить свои успехи и неудачи. Потом Дэннион отправился в прекрасный хрустальный город и очутился перед тринадцатью Существами Света, которые наполнили его знаниями.

Это были удивительные знания. Дэннион утверждал, что в присутствии этих существ ему было позволено заглянуть в будущее.

Дэннион рассказал мне, что именно он видел, и я счел это полной чушью, бредом человека, пострадавшего от удара молнии. Например, он заявлял, что в 1989 году произойдет распад Советского Союза, который будет сопровождаться голодными бунтами. Дэннион даже упомянул о большой войне в пустынях Ближнего Востока, которая разразится из-за того, что большая страна вторгнется в маленькую. В 1990 году произойдет столкновение двух армий, одна из которых будет уничтожена. Разумеется, речь шла о войне в Персидском заливе.

Как я уже сказал, я счел эти предвидения полнейшей чепухой. Несколько лет я всего лишь кивал и записывал, что говорил мне Дэннион. Долгое время мне казалось, что его мозг пострадал от несчастного случая. В конце концов, любой человек вел бы себя несколько странно после удара молнией.

Однако со временем, осознав, что предсказанные им события происходят на самом деле, я сам стал вести себя так, будто молния угодила в меня! Как подобное могло произойти, спрашивал я себя? Каким образом присмертный опыт мог привести к способности предвидеть будущее? Я не находил ответа.

Со времени нашей первой встречи в доме Дэнниона я стал его близким другом. За эти годы еще одно открытие поразило меня как удар молнии. Оказалось, Дэннион Бринкли умеет читать чужие мысли!

Он проделывал подобное со мной много раз – просто смотрел мне прямо в глаза и говорил, что происходит в самых личных областях моей жизни. Самое поразительное то, что я был свидетелем того, как он читает мысли совершенно незнакомых людей, говорит им, что они получили сегодня по почте, кто звонил им по телефону или что они испытывают по отношению к своим мужьям, женам, детям и даже самим себе.

Это были отнюдь не неопределенные заявления. Напротив, Дэннион был в высшей степени конкретен. Однажды он пришел в аудиторию колледжа, где я читал лекции, и назвал подробности личной жизни каждого из присутствующих студентов! Его описания были настолько точны и детальны, что студенты слушали, раскрыв рты, а некоторые не могли удержаться от слез. Должен заметить, что он никогда раньше не разговаривал ни с кем из этих студентов. Все они были ему абсолютно незнакомы.

Я столько раз видел, как Дэннион «читает мысли» посторонних людей, что это стало для меня почти обыденным явлением. Но мне никогда не забыть, как скептицизм сменился ужасом, а потом изумлением от того, что твои самые сокровенные мысли читаются словно открытая книга.

Как же могло случиться, что человек, переживший присмертный опыт, внезапно научился читать мысли и предсказывать будущее?

В своей книге «Преображенные Светом» доктор Мелвин Морс описывает проведенные им исследования, которые доказывают, что у людей, перенесших подобный опыт, психика втрое более чуткая, чем у остальных людей. Конечно, объекты исследований доктора Морса демонстрировали не столь поразительные возможности психики, как Дэннион, но тем не менее они убеждают, что пребывание на пороге смерти, воздействуя на духовный мир, стимулирует экстрасенсорное восприятие.

Должен признать, что в конце концов Дэннион Бринкли загнал меня в угол. В то же время его история подействовала на меня благотворно. Конечно, это тайна, но подобные тайны побуждают нас искать их разгадку.

Реймонд Моуди, доктор медицины

Глава 1. Первый раз, когда я умер

Примерно за пять минут до смерти я услышал раскат грома, когда очередная гроза разразилась над Эйкеном, штат Южная Каролина. Из окна я видел зигзаг молнии, перечеркнувшей небо с шипящим звуком, который предшествовал удару в землю – «Божьей артиллерии», как называл это кто-то в моей семье. С детства я слышал многочисленные истории о людях и животных, в которых ударила молния. Такие истории мой двоюродный дед любил рассказывать по ночам, когда грохотали летние грозы и комнату ярко освещали молнии; они казались мне не менее страшными, чем рассказы о привидениях. Страх перед молнией никогда не покидал меня. Даже в тот вечер, 17 сентября 1975 года, в возрасте двадцати пяти лет, я хотел поскорее закончить телефонный разговор, чтобы избежать «звонка от Бога». (Кажется именно двоюродный дед говорил мне: «Помни, если тебе позвонит по телефону Господь, ты превратишься в горящий куст». Хотя я уверен, что он просто шутил.)

– Слушай, Томми, я должен идти. Начинается гроза.

– Ну и что? – спросил Томми.

Всего несколько дней назад я вернулся из Южной Америки и с тех пор не отрывался от телефона. Я работал на правительство, а кроме того занимался и собственным бизнесом – приобретал и сдавал в аренду дома, покупал и чинил старые автомобили, помогал семье, занимавшейся бакалейной торговлей, и собирался основать компанию. Когда за окном хлынул дождь, я заканчивал последний разговор с деловым партнером.

– Томми, мне нужно идти. Мама всегда твердила, чтобы я не разговаривал по телефону во время грозы.

Она говорила не зря. Следующий звук, который я услышал, был подобен товарному поезду, въезжающему мне в ухо со скоростью света. Электричество пронзило каждую клетку моего тела. Гвозди в моих ботинках накрепко прилепились к гвоздям в половицах, поэтому, когда меня подбросило в воздух, ботинки остались на полу. Я увидел потолок прямо перед глазами и не мог представить, какая сила может причинять такую невыносимую боль и держать меня в тисках, болтающимся в воздухе над собственной кроватью. Это случилось за доли секунды, а мне показалось, что прошел целый час.

Где-то в холле моя жена Сэнди крикнула, услыхав гром:

– Ударило совсем близко!

Но я не слышал ее слов и узнал о них гораздо позже. Я также не видел выражение ужаса на ее лице, когда она заметила, что я вишу в воздухе. Перед глазами у меня была только штукатурка на потолке.

И затем я отправился в иную сферу.

После страшной боли я внезапно погрузился в мир и покой. Подобного ощущения я никогда не испытывал ни до, ни после этого. Я словно купался в чудесном спокойствии, среди ярко-синих и серых красок. Я смог расслабиться и даже поинтересоваться, что же ударило меня с такой силой. Неужели на дом рухнул самолет? А может, наша страна подверглась ядерному нападению? Я понятия не имел, что произошло, но даже в эту минуту покоя хотел знать, где нахожусь.

Я начал переворачиваться в воздухе, оглядываясь вокруг. Внизу, поперек кровати, лежало мое собственное тело. Мои ботинки дымились, а телефонная трубка плавилась у меня в руке. Я видел, как Сэнди вбежала в комнату и ошеломленно уставилась на меня. На мгновение ее охватила дрожь, но она смогла взять себя в руки. Сэнди недавно прошла курс сердечно-легочной реанимации и твердо знала, что надо делать. Сначала она прочистила мне горло и отодвинула в сторону язык, потом запрокинула мою голову назад и начала дышать мне в рот. Сделав три выдоха, она стала надавливать мне на грудь, хрипя при каждом толчке.

Я подумал, что меня, очевидно, нет в живых. Я ничего не чувствовал, так как находился вне своего тела, наблюдая за последними минутами своего пребывания на Земле так же бесстрастно, как если бы наблюдал за актерами, проделывавшими все это по телевизору. Мне было жаль Сэнди, и я понимал ее страх и боль, но человек, лежащий на кровати, меня совершенно не заботил. Припоминаю мысль, демонстрирующую, насколько далека от меня была собственная боль. Глядя на человека на кровати, я подумал, что считал себя более привлекательным.

Однако первая помощь, должно быть, подействовала, потому что я внезапно вернулся в свое тело и почувствовал, как Сэнди толкает меня в грудь. В нормальных условиях такая процедура была бы весьма болезненной, но боли от толчков я не ощущал. Я лишь чувствовал, что каждая точка моего тела была насквозь прожжена электричеством, и начал стонать, так как был слишком слаб, чтобы кричать.

Томми появился менее чем через десять минут. Он понял, что что-то не так, потому что слышал взрыв по телефону. Томми раньше служил во флоте, так что Сэнди позволила ему действовать. Он завернул меня в одеяло и велел ей вызвать «скорую помощь».

– Мы сделаем все, что можем, – сказал Томми, положив руки мне на грудь.

Но я вновь покинул свое тело и наблюдал сверху за всеми тремя – Сэнди, Томми и самим собой, – слыша, как Томми проклинает медлительность «скорой помощи». Наконец машина прибыла, медики положили меня на носилки и вынесли из дома.

С высоты примерно четырех с половиной метров я видел, как дождь хлещет по моему лицу и спинам медработников. Сэнди плакала, и я остро чувствовал жалость к ней. Томми тихо говорил с врачом. Санитары втолкнули носилки в машину и закрыли дверцы.

Происходящее в автомобиле я наблюдал, словно на экране телевизора. Человек на носилках начал дергаться и извиваться. Сэнди прижалась к стенке, в ужасе глядя, как ее муж корчится перед ней. Один из медиков сделал укол, надеясь на положительный результат, но спустя еще несколько секунд мучительных конвульсий тело на носилках стало неподвижным. Врач приложил к его груди стетоскоп и тяжело вздохнул.

– Он умер, – сказал он Сэнди.

Внезапно я четко осознал, что труп на носилках был мой! Я видел, как врач натянул на мое лицо простыню и откинулся назад. Машина не замедлила скорость, врач на переднем сиденье все еще переговаривался по радио с больницей, пытаясь узнать у врачей, нужно ли им предпринимать еще какие-нибудь меры. Но человек на носилках был, несомненно, мертв.

«Я умер!» – подумал я, понимая, что нахожусь вне своего тела, и не испытывая ни малейшего желания снова оказаться в нем. Мне казалось, что кто бы я ни был, Я не имею никакого отношения к трупу, накрытому простыней.

Сэнди всхлипывала и гладила мою ногу. Томми все не мог прийти в себя от случившегося. Медик смотрел на труп, переживая из-за постигшей его неудачи.

«Не огорчайся, приятель, – подумал я. – Это не твоя вина».

Я посмотрел вперед. Ко мне стремительно приближался туннель, открываясь, как глаз урагана. Я подумал, что оказаться там было бы интересно, и устремился туда.

Глава 2. Туннель вечности

В действительности я не двинулся с места – туннель приблизился ко мне. Послышался звон колоколов, когда туннель завертелся вокруг меня спиралью. Вскоре все исчезло – и плачущая Сэнди, и медики, пытающиеся оживить мое мертвое тело, и врач, в отчаянии переговаривающийся с больницей. Остались только туннель, поглотивший меня целиком, и усиливающиеся звуки семи колоколов, ритмично сменяющие друг друга.

Я посмотрел вперед. Там появился свет, и я начал быстро двигаться к нему, но не ногами. Свет становился все ярче и ярче, покуда полностью не вытеснил темноту. Я в жизни не видел такого яркого света, но он ничуть не раздражал мои глаза, а скорее успокаивал их, хотя когда выходишь из темной комнаты на солнце, обычно испытываешь боль.

Посмотрев направо, я увидел серебристый силуэт, формирующийся в тумане. С его приближением я начал ощущать любовь – чувство, заключающее в себе весь смысл существования, словно видел перед собой возлюбленную, мать и лучшего друга, размноженных в тысячах экземпляров. Это чувство становилось все сильнее, противостоять ему было невозможно. Я как бы утрачивал плотность, потеряв более десяти килограмм. Вес моего тела остался позади, и я превратился в необремененный им дух.

Я взглянул на свои руки. Они были прозрачными, мерцающими и двигались мягко и плавно, как вода в океане. Посмотрев на свою грудь, я увидел, что она тоже стала полупрозрачной и колыхалась, словно шелк при легком ветерке.

Существо из Света находилось прямо передо мной. Вглядываясь в него, я видел разноцветные призмы, как будто оно состояло из тысяч миниатюрных бриллиантов, каждый из которых переливался всеми цветами радуги.

Я начал осматриваться вокруг. Под нами находились другие Существа, походившие на меня. Они казались растерянными и мерцали медленнее, чем я. Наблюдая за ними, я заметил, что тоже стал мерцать медленнее. Это создавало ощущение дискомфорта, и я отвернулся.

Наверху тоже были Существа, только мерцающие значительно ярче и быстрее меня. Глядя на них, я снова ощутил дискомфорт, потому что также начал мерцать быстрее. Опустив взгляд, я посмотрел вперед на Существо Света, которое теперь стояло передо мной. В его присутствии я чувствовал себя спокойнее – мне казалось, будто оно испытывало те же ощущения, что и я, начиная с моего первого вздоха и до того момента, когда меня уничтожила молния. Глядя на это Существо, я испытывал уверенность, что никто не в состоянии любить меня и сочувствовать мне сильнее, чем оно.

Существо Света я никогда не рассматривал как мужчину или женщину. Много раз оживляя в памяти первую встречу, я могу утверждать, что ни одно из этих Существ не имело пола, что не мешало им обладать поразительной силой.

Существо Света словно поглощало меня, и я начинал видеть перед собой всю мою жизнь, все, что когда-либо со мной происходило. Казалось, прорвалась плотина, и все воспоминания, хранящиеся в моем мозгу, хлынули наружу.

Это обозрение моей жизни было не слишком приятным. От рождения и до смерти я выглядел весьма не симпатичным субъектом, черствым и эгоистичным. Глядеть этому факту в лицо было маленьким удовольствием.

Сначала передо мной предстало мое детство. Я видел себя, мучающим других детей, крадущим их велосипеды и издевающимся над ними в школе. Одной из самых впечатляющих сцен была та, где я дразнил мальчика, у которого на шее был зоб. Другие дети в классе тоже дразнили его, но я был самым худшим. Тогда мне это казалось забавным, но теперь, видя перед собой все это, я словно перевоплощался в бедного мальчугана, ощущая боль, которую ему причинял.

Передо мной возникали один за другим все неприглядные случаи из моего детства, а их было немало. С пятого по двенадцатый класс я участвовал по меньшей мере в шести тысячах драк. Я заново переживал каждую из этих потасовок с той разницей, что теперь был потерпевшим.

Я чувствовал не удары, которые наносил противникам, а испытываемое ими унижение. Многие из тех, с кем я дрался, это заслужили, но другие были невинными жертвами моего гнева, и сейчас меня заставляли их боль ощущать.

Я чувствовал горе, которое причинял моим родителям. Я рос неконтролируемым и гордился этим. Хотя они ругали и наказывали меня, я давал им понять, что их действия ровно ничего не значат. Отец и мать часто умоляли меня взяться за ум, и каждый раз я их разочаровывал. При этом я похвалялся перед друзьями тем, как обижаю родителей. Теперь я ощущаю их душевную боль, причиняемую поведением сына.

В моей школе в Южной Каролине родителей учеников, получивших двенадцать замечаний, вызывали для беседы, а учеников, получивших тринадцать замечаний, временно исключали. За три дня пребывания в школе я получил сто пятьдесят четыре замечания. Теперь таких учеников называют «гиперактивными» и применяют соответствующие меры, но тогда нас считали просто скверными и ни на что негодными мальчишками.

Когда я был в четвертом классе, рыжий мальчик по имени Курт каждый день подкарауливал меня возле школы и грозился избить, если я не отдам ему деньги, которые мне выдавали на завтрак. Я боялся и отдавал Курту деньги.

Наконец я устал ходить голодным целыми днями и рассказал обо всем отцу. Он показал мне, как сделать дубинку из пары нейлоновых чулок моей матери, насыпав в них песок и связав концы. «Когда он снова к тебе пристанет, вздуй его как следует», – посоветовал мне отец. Мой отец не имел в виду ничего плохого – просто он показал мне, как защищаться от старших ребят. Проблема заключалась в том, что после того, как я поколотил Курта и отобрал у него деньги, у меня развился вкус к дракам. С того момента единственное, чего мне хотелось, это причинять другим боль и быть «крутым».

В пятом классе Я провел опрос среди моих друзей и выяснил, кого они считают самым «крутым» парнем в округе. Все назвали крепкого мальчишку по прозвищу Бутч. Я отправился к нему домой, постучал в дверь и спросил у его матери, дома ли он. Когда Бутч вышел, я стал бить его и бил до тех пор, пока он не свалился на крыльцо, а потом я убежал.

Меня не интересовало, с кем я дерусь и сколько ему лет. Мне хотелось только пустить моему противнику кровь.

Однажды в шестом классе учительница потребовала, чтобы я прекратил драться. Я отказался, тогда она схватила меня за руку и потащила в кабинет директора. Как только мы вышли из класса, я вырвался и сбил ее с ног апперкотом. Пока она зажимала кровоточащий нос, я сам отправился к директору. Родителям я объяснил, что я не возражал идти туда, но я не хотел, чтобы меня тащила за руку учительница.

Мы жили по соседству со школой, и когда меня временно исключали, я мог сидеть на крыльце и наблюдать за ребятами на спортивной площадке. Однажды, когда я сидел там, группа девчонок подошла к забору и стала меня дразнить. Я не собирался этого терпеть. Вернувшись в дом, я взял дробовик брата, зарядил его солью, вышел на крыльцо и выстрелил девчонкам в спину, когда они с визгом убегали.

К семнадцати годам я считался одним из лучших драчунов в старших классах. Чтобы поддержать репутацию, я дрался почти ежедневно. Когда мне не удавалось избить кого-нибудь из соучеников, я находил жертву в других школах.

По крайней мере раз в неделю мы устраивали драки на автостоянке возле школы. Парни проезжали 50 киллометров, чтобы принять участие в этих драках и поглазеть на них. Но многие боялись вылезать из машин, потому что, расправившись с противником, я часто, просто для забавы, поколачивал зрителей.

В те дни в старших классах еще существовала рассовая сегрегация, и у нас бывали настоящие сражения между черными и белыми.

Чемпионом среди черных был верзила по имени Ланди. Никто не хотел с ним драться после того, как он разделался с белым чемпионом за две минуты. Даже я старался избегать его, зная, что в драке с ним мне не победить. Однажды мы столкнулись возле лотка с гамбургерами. Я хотел уйти, но он преградил мне дорогу и сказал:

– Встретимся завтра утром на стоянке.

– Хорошо, – согласился я, а затем, когда он повернулся, чтобы отойти, я с такой силой ударил его в правое ухо, что он минут десять не мог открыть глаза. Ланди корчился на земле, и я пару раз изо всех сил пнул его ногой в грудь.

– Завтра у меня дела, – объяснил я. – Поэтому мне пришло в голову проделать это сегодня.

Я знал, что мне не одержать над ним верх в честной драке, поэтому и ударил его сзади.

Вот как проходила моя учеба в старших классах.

Двадцать лет спустя, во время встречи соучеников, один парень сказал моей подружке:

– Знаешь, чем он был знаменит? Тем, что мог избить любого парня или увести у него девчонку, а иногда сделать и то и другое одновременно.

Я не мог с ним не согласиться. К окончанию школы я был именно таким. И дойдя до этого момента в обозрении моей жизни, я почувствовал стыд за свое поведение. Теперь я ощутил ту боль, которую причинял другим. Когда мое мертвое тело лежало на носилках, я заново переживал каждый момент своей жизни, все эмоции и побудительные причины моих поступков.

Глубина чувств, которые я испытывал в процессе этого обозрения, удивляла меня. Я не только мог ощущать эмоции моего собеседника или противника, как свои собственные, но и чувства других людей, реагирующих на происходящее. Я находился в цепной реакции эмоций и понимал, как сильно мы влияем друг на друга. К счастью, не все из этих инцидентов были так уж плохи.

Например, однажды мой двоюродный дед и я ехали в машине и увидели, что какой-то мужчина избивает козу, у которой голова каким-то образом застряла в изгороди. Он колотил ее веткой по спине изо всех сил, пока несчастное животное не начало блеять от боли. Я остановил машину и перепрыгнул через канаву, и прежде чем фермер успел обернуться, сбил его с ног ударом в затылок и стал дубасить его, покуда мой дед меня не оттащил. Потом мы освободили козу и уехали.

Заново переживая этот случай, я радовался унижению фермера и спасению козы, чувствуя, что она говорила мне спасибо на своем языке.

Но я не всегда был добр к животным. Я видел себя, хлещущего собаку за то, что она изжевала ковер в нашей гостиной. Переживая этот инцидент, я чувствовал, как собака хочет сказать, что любит меня и не собиралась сделать ничего дурного. Я ощущал ее боль и страдание.

Позднее я понял, что люди, которые били животных или были к ним жестоки, должны осознать чувства этих животных, заново обозревая свою жизнь.

Я также открыл, что важны не столько сами поступки, сколько причины, по которым ты их совершаешь. Например, заново переживая драку, затеянную мной без всякого повода, я чувствовал куда больший стыд, чем видя перед собой драку, навязанную мне противником. Самую большую боль причиняет вред, нанесенный тобой просто ради забавы. Если существовал повод, который ты считал обоснованным, боль не так сильна.

Это стало особенно очевидным, когда обозрение дошло до моей службы в армии и в разведке.

На протяжении нескольких секунд я заново переживал начальную военную подготовку, где я научился направлять свой гнев в русло, соответствующее моей новой роли солдата. Наблюдая себя на специальной тренировке, я видел, как формируют мой характер, приучая убивать. Это был период вьетнамской войны, я снова очутился в душных джунглях Юго-Восточной Азии и занимался тем, что мне нравилось больше всего – дракой.

Во Вьетнаме я был недолго. Я служил в разведывательном подразделении, которое действовало главным образом в Лаосе и Камбодже. Я наблюдал в бинокль за передвижениями вражеских войск. Но основная моя работа заключалась в «планировании и устранении враждебных политиков и военных». Короче говоря, я был убийцей.

Действовал я не в одиночку. Еще двое морских пехотинцев обшаривали вместе со мной джунгли в поисках определенной цели. Их задачей было установить местонахождение жертвы с помощью мощных оптических приборов и убедиться, что она устранена. Моей работой было спустить курок.

Например, однажды нам поручили убрать одного северовьетнамского полковника, который находился со своими солдатами в джунглях Камбоджи. Аэрофотосъемка зафиксировала место, где прячется этот полковник. Нам предстояло отправиться в джунгли и отыскать его. Хотя на подобные операции уходила уйма времени, они считались важными, так как убийство командира подрывало моральный дух вражеских солдат.

Мы нашли полковника в том месте, где было указано на картах, и засели в шестистах метрах от лагеря противника в ожидании удобного случая.

Такой случай представился рано утром, когда солдаты выстроились на ежедневный осмотр. Я занял позицию и прицелился из мощной снайперской винтовки в голову полковника, который стоял перед солдатами.

– Это он? – спросил я у морского пехотинца, чьей задачей было идентифицировать цель при помощи оптических приборов.

– Да, – ответил пехотинец. – Тот человек, который стоит перед солдатами.

Я выстрелил и увидел, как голова полковника взорвалась, а тело рухнуло наземь перед застывшими от ужаса солдатами.

Переживая вновь этот инцидент, я словно рассматривал его с точки зрения северовьетнамского полковника. Я не чувствовал боли, которую он наверняка испытал, но ощутил его испуг и печаль, когда он покинул свое тело, понимая, что никогда не вернется домой. Затем последовала цепная реакция – я почувствовал горе его семьи, осознавшей, что они остались без кормильца.

Подобным образом я заново пережил все мои убийства. Я видел, как совершаю их, а потом чувствовал их ужасные результаты.

В Юго-Восточной Азии мне приходилось видеть убитых женщин и детей и сожженные деревни – причем иногда это делалось без всякой причины. В этих преступлениях я не участвовал, но переживал их снова с позиции жертв.

Однажды меня отправили в пограничную область ликвидировать правительственного чиновника, который не разделял «американскую точку зрения». Со мной была небольшая группа. Мы намеревались убить этого человека в маленькой сельской гостинице, где он остановился. Это должно было показать, что никто не находится вне досягаемости правительства Соединенных Штатов.

Мы торчали в джунглях четыре дня, поджидая удобной возможности, но этот чиновник был постоянно окружен телохранителями и секретаршами. Наконец мы решили действовать по-другому – поздно ночью, когда все спят, взорвать гостиницу.

Так мы и поступили. Мы обложили гостиницу пластиковыми бомбами и на рассвете привели их в действие, убив чиновника и еще пятьдесят человек в придачу. Тогда я смеялся над этим и сказал моему командиру, что эти люди заслужили смерть как соучастники.

Во время присмертного опыта я видел этот эпизод вновь, но теперь на меня хлынул поток эмоций и информации. Я чувствовал ужас, который испытывали эти люди, сознавая, что жизнь покидает их. Я ощутил боль их семей, узнавших, что они потеряли близких таким жутким образом. В некоторых случаях я даже сознавал то, что потеряли с их смертью будущие поколения.

По моей вине в Юго-Восточной Азии погибло много людей, но тогда я находил утешение в мысли, что мои поступки были правильными. Я убивал во имя патриотизма, и это ослабляло ужас от содеянного.

Вернувшись в Соединенные Штаты, я продолжал работать на правительство, осуществляя тайные операции. В основном они касались доставки оружия людям и странам, дружественным США. Иногда мне даже поручали обучать этих людей искусству уничтожения себе подобных.

Обозревая свою жизнь, я видел смерти и разрушения, происшедшие в мире в результате моих действий.

«Мы все – звенья великой цепи, – сказало Существо Света. – То, что ты делаешь, отзывается на других звеньях».

Мне приходило на ум много примеров, но из них особенно выделялся один. Я видел себя разгружающим оружие в латиноамериканской стране. Оно предназначалось для войны против тех, кого поддерживал Советский Союз. Моей задачей было просто доставить это оружие на самолете нашим союзникам. Когда это было выполнено, я сел в самолет и улетел назад.

Но во время обозрения все выглядело далеко не так просто. Я видел, как оружие распространялось в районе боевых действий, видел, как из него убивали людей, в том числе ни в чем не повинных. Было ужасно свидетельствовать результаты моей роли в этой войне.

Доставка оружия в Центральную Америку была последним поручением, которое я выполнял перед тем, как меня ударила молния. Глядя на плачущих детей, которым сообщили о гибели их отцов, я знал, что эти смерти были работой привезенного мной оружия.

На этом обозрение завершилось.

Теперь я мог обдумать то, чему был свидетелем, и сделать вывод. Мне было стыдно. Я понимал, что прожил жизнь эгоистом, редко протягивая кому-нибудь руку помощи. Почти никогда я не улыбался из чувства братской любви и не давал доллар опустившемуся бедняге, который нуждался в выпивке. Вся моя жизнь была только для меня самого. Другие были мне до лампочки.

Я посмотрел на Существо Света и снова ощутил стыд, ожидая космической взбучки, которая потрясет мою душу. Перед моими глазами прошла моя жизнь, и это была жизнь никчемного человека. Естественно, что я не заслужил ничего лучшего, чем взбучки. Глядя на Существо Света, я чувствовал, будто оно прикасается ко мне. Этот контакт вызывал любовь и радость, сравнимые с любовью, которую дед испытывает к внуку.

«Кто ты, определяет Бог, – сказало Существо. – И это определение есть Любовь».

В действительности эти слова не были произнесены, но их смысл передался мне с помощью какой-то формы телепатии. До сих пор мне неизвестно точное значение этой загадочной фразы.

Мне снова дали время на размышление. Сколько любви я отдал людям? Сколько любви получил от них? Судя по обозрению моей жизни, на каждый мой хороший поступок приходилось двадцать плохих. Если бы вина обладала массой, я бы весил более двухсот килограмм.

Когда Существо Света удалилось, я почувствовал, как исчезла тяжесть этой вины. Я ощущал боль и стыд, но в то же время приобретал знания, которыми мог бы воспользоваться, исправляя мою жизнь. Снова я услышал слова Существа, как будто переданные телепатическим способом:

«Люди – могущественные духовные создания, призванные творить на Земле добро. Как правило, это добро достигается не героическими подвигами, а чутким и заботливым отношением друг к другу. Проявление этого отношения куда значительнее подвигов – эти поступки более спонтанны и показывают, кто ты есть на самом деле».

Я испытывал жгучую радость. Теперь я знал простой секрет того, как изменить человечество к лучшему. Количество любви и добра, которые ты получаешь в конце жизни, равно любви и добру, отданному тобой другим.