Текст книги "Дневник киллера"
Автор книги: Дэнни Кинг
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
– Спасибо, что подвез, – сказала она, ступая на мостовую. – Пока!
– Погоди! – крикнул я, поспешно выкарабкиваясь из машины. – Э-э... ты пьешь что-нибудь?
– Что?
– Я в смысле... что бы ты хотела? Анджела удивленно смотрела на меня.
– Хотела?
– Ну да. Со мной. Хочешь, выпьем чего-нибудь?
– Извини, мне нужно обед готовить.
– Знаешь... давай пойдем куда-нибудь, и я угощу тебя обедом.
– Нет, это не для меня, – сказала она, оглядываясь на дом. – Для моей мамы.
– Что? – Может, я не расслышал? – Для мамы?
– Ну да. Я живу с мамой. Она нездорова, и я ухаживаю за ней.
Вот здорово! Живет с матерью. Значит, никаких мужчин. У меня определенно есть перспективы. И главное, Анджела будет меня любить еще и за то, что я готов мириться не только с ее ногой, но и с больной матерью! Ну, то есть я имею в виду, мы будем иногда навещать ее. Я покладист, всегда вежлив, и старушка скоро убедится, что ее дочь в хороших руках. Сегодня, само собой, поехать выпить не удастся, однако потом я найму мамаше прислугу, чтобы она была на всем готовом, и тогда мы с Анджелой сможем проводить время вместе.
Прокрутив в голове новую информацию, я вновь обрел оптимизм.
– А как насчет завтра, пойдем куда-нибудь?
– Я не могу.
– А послезавтра?
– Извини.
– А что такое?
– Я работаю.
– Не беспокойся... – Тут я осекся, осознав, что слишком поспешные финансовые предложения могут выглядеть как подачка – или, хуже того, плата за интимные услуги. – То есть я хочу сказать, ты могла бы взять выходной.
– Нет, не получится.
– Ну хорошо, а в обед или вечером?
– В это время я больше всего нужна маме.
– Неужели она не может хоть один вечер побыть одна? – воскликнул я.
– Извини, – покачала головой Анджела. Несколько мгновений мы стояли, глядя друг на друга. Потом я отвел взгляд, не в силах скрыть жестокого разочарования. Внутри меня все переворачивалось. Снова поймав взгляд Анджелы, я прочистил горло, чтобы попрощаться, но лишь что-то невнятно прохрипел.
– До встречи, – сказала она.
– Угу. Пока, – мрачно кивнул я. Забравшись в машину, я даже не смог как следует закрыть дверь – пришлось снова открыть ее и захлопнуть. Включив зажигание, я уже был готов отъехать, когда Анджела вдруг постучала в окно.
– Если хочешь, мы можем встретиться в следующий четверг, у меня будет выходной.
– В четверг?
– Да, днем. Мама привыкла, что я днем работаю, она справится сама. Так что, если хочешь...
– Да, конечно! Отлично! – Спокойно, Иан, а то все испортишь. – Я заеду за тобой. Во сколько?
– В час.
– Отлично. В следующий четверг, в час дня. Выходи, я буду ждать.
– Хорошо, до встречи, – улыбнулась Анджела и заковыляла по садовой дорожке к дому. Я был в таком возбуждении, что не уехал, пока она не скрылась за дверью.
У меня будет свидание!
Свидание с Анджелой. Наконец-то! Я едва мог держать себя в руках. Все получилось! Немного настойчивости – и дело в шляпе!
Свидание.
Анджела.
Но черт побери, что же мы будем делать?
7. Любовь и слезы
Меня посетила гениальная идея: сводить Анджелу в лондонский Аквариум. Идеальное место для первого свидания – совсем не то, что ресторан, где сидишь и не знаешь, что сказать. А так всегда есть тема для разговора, ходишь не торопясь и рыб всяких разглядываешь. Как это я раньше не догадался? Вообще свидания, особенно первые, для меня что-то вроде минного поля. В смысле, как себя вести. Взять хотя бы те же рестораны, или там кино, или пабы. Что люди делают, чтобы узнать друг друга получше? Не будем же мы всю жизнь только набивать желудок, смотреть фильмы или напиваться до соплей, что-то ведь и еще должно быть, разве не так?
Да и Аквариум годится на один раз, на следующей неделе придется выдумывать что-то другое, по крайней мере такое же интересное. Тем не менее для начала совсем неплохо. Анджела поймет, что я не какой-нибудь безмозглый тупица, который только и может, что в баре сидеть, а человек думающий, с широкими интересами. Серьезный. В общем, такой, на кого можно положиться. И главное, если Анджеле понравится Аквариум, я смогу повести ее в зоопарк, Национальную галерею, Хэмптон-Кортский лабиринт, Музей восковых фигур и всякие другие места, и тогда она узнает меня как следует и поверит настолько, что пойдет со мной в постель.
Я приехал ровно в час, и мы отправились в Аквариум. По дороге особо не разговаривали: к перспективе увидеть столько рыб сразу Анджела отнеслась довольно спокойно, не выказав ни особой радости, ни разочарования. Я решил, что это от волнения. Ничего удивительного – ведь для нее наше свидание тоже первое.
Аквариум оказался точно таким, как я и ожидал: ярким, разноцветным и очень интересным, но Анджела по-прежнему хандрила. Мы походили там около часа, обмениваясь редкими фразами типа "Гляди, вот опять красненькая плывет", потом Анджела пожаловалась на больную ногу и захотела присесть. Мне как-то не пришло в голову, что с ее хромотой ходить целый день – не великое удовольствие. Понятно теперь, почему она такая унылая. Следовательно, зоопарк и Хэмптон-Корт накрылись медным тазом. С другой стороны, исчезла опасность, что она затащит меня куда-нибудь на дискотеку, так что оно и к лучшему. В общем выбор мест для свиданий несколько сузился, хотя меня тут не в чем упрекнуть. Стало быть, Анджела, понимая это, должна приложить усилия, чтобы эти неудобства скомпенсировать.
Не тут-то было.
Мы зашли в закусочную, взяли по чашечке кофе, и внезапно все стало как всегда...
Темы для беседы иссякали быстрее, чем кофе в чашках, и очень скоро я обнаружил, что таращусь на Анджелу, пытаясь понять, не обидел ли я ее чем-либо.
– Интересное все-таки место, правда?
– Да, – тихо ответила она.
– Как кофе, ничего?
– Нормальный.
– Да? Мой тоже. – Я сделал глоток. – Хочешь пирожное?
– Нет, спасибо.
– Тут есть шоколадные и всякие.
– Спасибо, я сыта.
– Если все-таки захочешь, скажи, и я возьму.
– Хорошо.
– Значит, взять?
– Нет, спасибо.
– Понял. – Я огляделся в поисках вдохновения. – Ты давно работаешь уборщицей?
– Лет шесть.
– А раньше где убирала?
– В школе.
– Правда? М-м... Ну и как?
– Ничего, неплохо.
– А зачем тогда ты пошла в "Вольеру"?
– Там лучше платят.
– Если тебе не хватает денег, я...
Анджела быстро опустила глаза, и я понял, что наступил на первую мину и потерял обе ступни. Последовала неловкая пауза. Я попытался спасти положение.
– Ты всегда хотела стать уборщицей?
– Нет.
– А чем ты хотела заниматься?
Она пожала плечами:
– Не знаю.
– Я думал, что все девчонки хотят стать принцессами или ветеринарными врачами.
Анджела пожала плечами, давая понять, что ее этот вопрос нисколько не занимает.
– М-м... – Я задумчиво кивнул. Молчание.
Да что с ней такое, черт возьми?
Если она не хочет быть со мной, то почему согласилась на свидание? Какого еще рожна ей надо? Видал я робких девчонок, но Анджела им сто очков вперед даст. Клещами слова не вытянешь! За все время, что мы знакомы, эта красотка ни разу меня ни о чем не спросила. Ни о чем! Неужели я ей настолько не интересен?
Я в бешенстве скрежетал зубами, наблюдая, как она теребит пластиковую ложечку.
Ничего, в следующий раз все будет иначе. Первая неловкость пройдет...
– Так кем ты хотела стать? – спросил я снова, на этот раз более резко.
– В каком смысле?
По крайней мере это давало мне возможность повторить вопрос.
– Когда была маленькой. О чем ты мечтала? Анджела молчала довольно долго, и я подумал, что она решила не отвечать, но ошибся.
– О счастье.
Ложечка сломалась. Я вгляделся в лицо Анджелы и вдруг понял, что она и в самом деле глубоко несчастлива.
– Значит, тебе сейчас плохо?
– Да нет, не очень. – Анджела наклонила голову еще ниже, и мне вдруг отчаянно захотелось сделать ее счастливой. Эта девушка так похожа на меня – ей нужно лишь немного любви, и она сама готова любить. Мы просто созданы друг для друга.
– А что тебе нужно для счастья? – с надеждой спросил я.
Анджела подняла на меня смущенный взгляд.
– Скажи, мне очень хотелось бы знать!
– Чтобы моя мама выздоровела.
Я сочувственно кивнул, чтобы скрыть разочарование.
Мама? Выздоровела? Боже мой!
Вот уж чего не ожидал! Понятно, я не рассчитывал, что она кинется мне на шею и воскликнет: "Мне нужен ты, Иан, забери меня отсюда!", но могла бы по крайней мере сказать что-нибудь толковое. Поехать в отпуск, например, или вылечить ногу... Выйти замуж, в конце концов! Или, на худой конец, разобраться с каким-нибудь типом. Да что угодно!
Мама...
Да пошла она на хрен со своими болезнями! И не надо говорить, что это жестоко. Сколько лет Анджеле – двадцать восемь? тридцать? Пора же наконец и о себе подумать!
– Ну конечно! Что еще ты способен сказать! – тут же встряла моя собственная мамаша. – Ты-то никогда в жизни не думал ни о ком, кроме себя!
Я придушил ее прежде, чем она разоралась по-настоящему, и постарался понять, в чем суть проблем Анджелы. Может, ей нужен совет, пара слов от знающего человека, который прошел через то же самое? Не то чтобы я был таким человеком, но она-то ведь этого не знает.
– А что с твоей мамой? – поинтересовался я. Она смутилась. Хороший знак.
– Болезнь Альцгеймера. – Анджела посмотрела мне прямо в глаза. – Пока ей еще не совсем плохо, выпадают дни, когда все почти нормально, но иногда... – Она зябко повела плечами. – Бывает трудно. Очень трудно.
Я накрыл ее руку своей, чтобы продемонстрировать сочувствие. Анджела не шевельнулась и убрала руку, только когда я сказал:
– Знаешь, мне кажется, что ей будет лучше в больнице.
– Моей маме не нужна больница, ей нужна только я.
– Извини, я совсем не то имел в виду, просто я думал о тебе. Ведь это невыносимо для тебя... плюс еще работа и... и все остальное. – Под "остальным" я имел в виду ее ногу.
Анджела так и вскинулась. Мол, и вовсе ей не трудно, и со всем она справляется, и мамочка без нее не может, и все такое прочее. Мне стоило великих трудов убедить ее, что я не имел в виду ничего плохого.
Наконец я нашел маленькую щелочку в ее броне.
– Когда у нее это началось? – тихо спросил я.
– Шесть лет назад. – Анджела опустила глаза.
– Шесть лет... – Я качал головой и говорил, как ей сочувствую, а сам пытался подсчитать, сколько еще может протянуть старушка. Сколько живут с болезнью Альцгеймера? Из чего надо вычесть шесть? Лучше не спрашивать, а то опять обидится.
– У тебя есть братья или сестры? У нее никого не было.
– А отец? Давно умер.
– Так ты совсем одна? – нанес я решающий удар.
– Нет! У меня есть мама! – снова вскинулась Анджела.
Так, осторожно. Старушка, конечно, не в себе, но для дочери она по-прежнему человек. Единственная родственница.
Так мы сидели еще с полчаса, болтая об Альцгеймере, дочернем долге и протертой пище, пока Анджела не обнаружила, что уже поздно. Я высадил ее у дома, и она пошла к двери не оглядываясь – так и ушла бы, если бы я не спросил насчет следующего четверга.
– М-м... Не знаю, как мама себя будет чувствовать, – замялась она.
– Я замечательно провел время. Мне бы очень хотелось снова тебя увидеть.
Она еще некоторое время пыталась темнить, однако убедившись, что от меня не отделаться, согласилась встретиться.
* * *
На следующей неделе мы пообедали и, в общем, довольно мило поболтали. Разговор в основном шел о мамочке и ее болезни, что было довольно утомительно, особенно когда Анджела начала рассказывать подробности: как та вдруг вспоминает что-то в понедельник, чтобы снова забыть во вторник, и все такое прочее. Зато мы разговаривали, а это главное.
Через неделю мы ходили в кино, еще через неделю снова обедали, потом ходили в пиццерию и так далее, пока я вдруг не понял, что мы встречаемся уже больше двух месяцев. Каждый четверг мы едем куда-то, беседуем, смеемся (да-да, даже так) в течение трех часов, становясь все ближе и ближе друг к Другу. Неплохо. Однако если сложить все эти часы вместе, то едва ли наберется один полный день. Неправильно. Другие вон за одни выходные успевают больше, чем мы с Анджелой за все время знакомства.
Несправедливо. Ни черта у нас не получится, если встречаться по три часа раз в неделю. Пока мы по-настоящему узнаем друг друга, я сам, чего доброго, успею заполучить этого Альцгеймера. Нет, так больше нельзя.
В следующий четверг я всячески уламывал Анджелу взять выходной в субботу, чтобы провести его вместе, но пережал, и дело закончилось слезами.
– Извини. Ну прости, пожалуйста, я просто очень хочу быть с тобой.
– Я думала, ты понимаешь, – всхлипнула она. – На это надеяться нельзя.
Домой мы ехали молча.
У меня возникли опасения насчет будущего четверга. Я привык к нашим коротким свиданиям, жил только ими и думал о них всю неделю. Неудивительно, что два месяца промелькнули как один день. Логан ничего не поручал мне все это время; я только и делал, что планировал предстоящую встречу и читал в сети про болезнь Альцгеймера. Не представляю, что бы со мной стало, если бы Анджела сказала, что не хочет больше меня видеть.
Как оказалось, страхи были напрасны: на прощание она поцеловала меня и обещала через неделю встретиться.
В следующий раз все было как обычно, и я успокоился, но еще через неделю она вдруг отменила свидание. Оказалось, что в четверг, когда мы сидели в ресторане, ее мать упала и ушибла бедро. Анджела совсем расклеилась. Уволилась из "Вольеры" и не соглашалась выйти из дому больше, чем на полчаса, став такой же зажатой, как и в начале нашего знакомства.
Я чуть с ума не сошел.
Эта девушка была мне так дорога, что когда наших четвергов не стало, то с ними словно ушла какая-то часть меня самого.
Она не дала мне и слова сказать.
– Извини, дело не в тебе. Я люблю тебя, но видеться не могу... ничего не получится... Лучше было и не начинать... ничем тут не поможешь. Прощай!
Анджела любит меня!
Любит... Сама сказала!
Ничем не поможешь?
Как жестоко. И не только жестоко – неверно.
Уж я-то знаю, как тут можно помочь.
8. Доброе дело
Мать Анджелы извивалась в моих объятиях. Я тащил ее к лестнице. Она оказалась сильнее, чем я ожидал, и увертливой, как мешок живых угрей, но у меня особо не побалуешь. Я ей не Анджела. И перчатки у меня не какие-нибудь лайковые, а черные и из жесткой кожи, без дураков, не прокусишь. Поборовшись некоторое время, я наконец ухватил старуху как следует.
– Анджела! Анджела! – вопила она. – Где ты?
– Тихо, тихо, – прошептал я ей на ухо, потом, опершись поудобнее на одну ногу, бросил ее вниз, так, чтобы основной удар при падении пришелся на голову. Раздался характерный треск, старушка немного подергалась и затихла. По ковру начало расплываться алое пятно.
Я спустился и взял мамочку за руку. Пульс еще прощупывался. Тащить ее наверх и повторять операцию? Нельзя: все вокруг будет заляпано кровью. Поэтому я просто зажал ей рукой рот и нос и подождал немного.
Так. Сколько осталось времени? Анджела ушла в магазин десять минут назад. Возможно, ей нужен только хлеб или банка консервов – тогда у меня осталось минут пять. Вряд ли есть лучший способ спустить в сортир нашу любовь, чем продемонстрировать Анджеле, как я лечу ее мамочку от болезни Альцгеймера. Просто класс: я устраняю единственное препятствие, стоящее между нами, а плоды пожинает другой парень.
Нет, такого допустить нельзя. Убедившись, что горизонт чист, я выскользнул через заднюю дверь.
И позвонил через несколько дней, не желая рисковать, что меня кто-нибудь опередит. Как будто ничего не знаю.
Боже мой, какой ужас! Просто гром среди ясного неба.
* * *
– Ну, ну, поплачь, тебе легче будет... – бормотал я, гладя ее по волосам. Мой рукав насквозь пропитался слезами, но я не убирал руку. Пусть стонет и всхлипывает сколько угодно: где же еще ей плакать, как не у меня на груди. – Ш-ш-ш...
– Это я во всем виновата, – повторяла она снова и снова, – только я.
– Ну, ну, не говори ерунды, можно подумать, ты сама столкнула ее с лестницы. Несчастный случай, вот и все. – Анджела не могла видеть моего лица, но на всякий случай я отвернулся. – Что-нибудь в этом роде рано или поздно случилось бы, не могла же ты ходить за ней двадцать четыре часа в сутки. Просто несчастный случай.
Анджела ничего не хотела слушать и продолжала себя обвинять: в том, что вышла из дому, что не устроила мать в санаторий, как советовали все вокруг, что целовала ее только сто раз в день, а не двести... в том, что оказалась в больнице со своей ногой, когда умер отец, – как я понял, тогда-то все и началось. Она вырвалась из моих рук, убежала наверх, заперлась в спальне матери и сидела там, пока я не ушел. На следующий день даже отказалась меня видеть и послала подальше в таких выражениях, каких я от нее ни разу еще не слышал. Лишь спустя пару дней она немного пришла в себя и согласилась вновь поплакать в моих объятиях.
Большую часть следующей недели, до похорон и после, Анджела продолжала терзаться и обвинять себя. Меня она всячески отталкивала, и я уж было совсем решил, что проиграл и пора махнуть рукой на все это дело, как вдруг услышал ее смех.
Я был в кухне и заваривал чай. Анджела сидела в гостиной и хихикала как школьница. Бросившись к ней, я обнаружил, что она сидит перед телевизором и смотрит "Мистера Бина". Он делал у себя дома ремонт – Анджела так и покатывалась со смеху.
Разумеется, когда серия кончилась, она снова замкнулась в своей скорлупе. Наверняка принялась корить себя, что веселится спустя всего несколько дней после того, как мамочка вывалила мозги на ковер.
Однако дело сдвинулось с мертвой точки. Чуть-чуть, самую капельку, но сдвинулось.
На следующий день я пошел и купил все серии "Мистера Бина" на DVD.
А потом купил Анджеле DVD-плеер.
– Ты такой хороший, не знаю, что бы я делала без тебя, – улыбнулась она.
– Ну что ты, я просто очень рад быть с тобой. Я люблю тебя, и мне так больно, когда тебе плохо. – Я улыбнулся как можно искреннее и увидел отражение своей улыбки на лице Анджелы. – Пей.
Я долил ее бокал доверху. Анджела сделала пару больших глотков и подняла на меня взгляд, полный любви.
– А ты больше не будешь? – спросила она, увидев, что мой бокал остался пустым.
– Нет, одного достаточно. Я вообще редко пью, мне не очень нравится, – объяснил я уже в третий раз. Анджела мало на что обращала внимание в эти дни – неудивительно, что забыла.
– Я тоже. Но сейчас... Надеюсь, ты не возражаешь – это мне помогает.
– Что ты, конечно. Не стесняйся. Анджела отпила еще и глубоко вздохнула.
За последнюю неделю все сильно изменилось. Еще в прошлую субботу она нарочно рассадила руку о сушилку и перебила все чашки, но теперь вполне успокоилась и примирилась с происшедшим. Пережив потерю, она начала наконец сознавать, что кроме прошлого существует и будущее. Разумеется, для этого потребовался не только "Мистер Бин", а кое-что еще, хотя и не столь уж много. Плечо друга и время – вот и все. Как бы велика ни была потеря, нельзя без конца грустить. Надо жить дальше.
Вместе со мной.
Я делал для Анджелы все: обнимал, когда она была в отчаянии, слушал ее причитания, разубеждал, когда она винила себя, терпел истерики. Сомневаюсь, что есть на свете хоть один человек, который мог бы стать ей лучшим другом, чем я, в те трудные месяцы. Она была моей девушкой с лейкемией – той самой! – и мне удалось показать себя в самом лучшем виде.
А теперь наступила ее очередь делать все для меня. Не в смысле секса, секс – ерунда. Я имею в виду настоящую любовь – поддержку, понимание, общение. То, на что имеет право любой человек на земле. Чем я хуже других? Разве это преступление – стремиться найти кого-то, чтобы прожить вместе жизнь?
И вот я нашел.
– Ты самый добрый человек на свете, я недостойна тебя, – прошептала Анджела.
– Ну что ты, конечно, достойна, поверь мне. – Не хватало еще, чтобы она вбила себе в голову, что мы друг другу не подходим. – Я люблю тебя, Анджела, просто обожаю и хочу всегда быть с тобой.
– Зачем? Я ничего собой не представляю, а ты такой добрый и чудесный – любая девушка была бы с тобой счастлива.
Чушь собачья! Терпеть не могу, когда женщины так говорят. Ничего они не понимают. Уж я-то в этом разбираюсь, поверьте. Если бы все на самом деле было так и все девушки были у моих ног, я бы ими и занимался, а не возился с одной-единственной. "Ах, ты такой добрый, такой чудесный! Можешь осчастливить любую!" Ну да, конечно! Мне что – подходить ко всем девчонкам на улице и рассказывать, какой я добрый и чудесный? Если ты их не интересуешь, то хрена лысого получишь, и едва ли они согласятся взять тебя на испытательный срок, чтобы проверить твою доброту. Боже, неужели Анджела не помнит, как обращалась со мной в первые недели? Как с последней собакой, верно? Мне, ни много ни мало, пришлось укокошить ее мамочку, чтобы она наконец поняла, какой я добрый и чудесный.
– Мне не нужна никакая другая женщина – только ты!
– Ты мне тоже нужен, только... – начала она и вдруг запнулась.
– В чем дело? Что теперь не так? – взвился я и тут же пожалел об этом "теперь".
– Ничего. Я не знаю... Извини, у меня мысли расползаются...
– Анджела, я люблю тебя, – прошептал я, сделав ударение на слове "люблю", как будто все дело было в этом.
– Пожалуйста, не говори так, – проговорила она, вся сжавшись, словно получила удар в живот.
– Не понимаю. Что случилось?
Она долго смотрела на меня, понемногу успокаиваясь.
– Ты тут ни при чем. Дело во мне.
– Я что-то не то сказал?
– Нет-нет. Извини, я ничего не имела в виду. Просто я очень боюсь и иногда смущаюсь. Понимаешь, мама умерла совсем недавно...
– Конечно.
– Ладно, не обращай внимания, – рассмеялась она, – я пьяная. – Вдруг, став опять серьезной, добавила: – Я очень люблю тебя, ты знаешь?
– Да, знаю. И хочу, чтобы ты знала – я тоже тебя люблю и буду изо всех сил стараться сделать тебя счастливой.
Глаза Анджелы наполнились слезами. Она отвернулась и приложила к лицу платок, потом снова повернулась ко мне и произнесла слова, от которых мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
– Хочешь, пойдем в постель?
– Да, да, хочу! – воскликнул я, чуть не падая в обморок от счастья. И мы стали подниматься по лестнице.
Неужели свершилось? Неужели я все-таки нашел ее, женщину своей мечты? Тогда я был в этом уверен.
Однако путь истинной любви никогда не бывает гладким, верно?