Текст книги "Обреченная невеста"
Автор книги: Дениз Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Я глубоко благодарна вам, – сказала Флер.
– Но как мы будем ее звать? – спросил Певерил. – Она не осмеливается вернуться даже к имени своей юности, которое было Родни.
– Увы, нет, – сказала Флер.
Певерил посмотрел на нее взглядом, полным желания.
– Возможно, я мог бы дать ей свое имя? – сказал он низким голосом.
Ее щеки покраснели. Ее взгляд встретился с его, но она отвернулась, так как испугалась биения своего сердца.
А Певерил добавил:
– Однажды это будет, если это будет угодно Богу.
– У меня есть идея, – сказала Элис радостно. – Она может в настоящий момент сойти за молодую вдову и называться моим девичьим именем, которое было Трилони. Я корнуэлка по происхождению. Итак, Флер Трилони, разве не прекрасно звучит?
– Очень хорошо, – сказала Флер. – Я не могу сказать вам, насколько больше оно мне нравится, чем леди Чевиот, – и она сильно задрожала.
– Отличный план, Элис. Она будет миссис Трилони, – поддержал Люк.
– Что касается ее собственной родственницы, миссис де Вир, которая предала ее в руки этого ужасного человека, то она заслуживает, чтобы ее поджарили, – добавила Элис, вскидывая свою красивую голову.
При воспоминании о своей слабой и злой кузине Долли Флер снова содрогнулась. Ей не хотелось бы быть увиденной вблизи Найтсбридж-Трин, где жила ее кузина с семьей.
– Я тоже должна найти какую-нибудь работу. Я не могу быть полностью обязанной Люку, Элис или тебе, – добавила она, глядя на Певерила.
Он взял ее руку в свою и поцеловал.
– Флер, дорогая, не отнимай у меня самую большую привилегию и надежду на будущее, – сказал он низким пылким голосом.
Она вздохнула, а ее глаза наполнились счастьем. Быть здесь с этими хорошими людьми, которые готовы нежно любить ее, – сладчайший бальзам для ее глубоко израненного сердца.
Этой ночью, ужиная с Тейлорами и Певерилом, она почувствовала такую успокоенность, которой не знала со дня смерти своих родителей.
Глава четырнадцатая
Весь этот же день ужасный хаос царил в Кедлингтоне. Мир золотистого утра был нарушен пронзительным воплем миссис Динглфут, который заставил большую часть прислуги сбежаться из кухни и кладовых в спальню ее светлости. Сначала все подумали, что управляющая вошла в спальню бедной «сумасшедшей леди» и нашла ее лежащей мертвой в постели. Это доставило бы высочайшее удовольствие для миссис Динглфут, но вместо этого, отомкнув дверь, она нашла пустое помещение. Птичка улетела, а овчарка скулила и царапалась, чтобы ее выпустили.
Айвор только что собрался оседлать лошадь и ехать в Лондон, чтобы доставить бумаги своему хозяину, который ждал его. Они собирались пересечь Ла-Манш на следующем пароходе, отправляющемся в Булонь. Айвор молча стоял, наблюдая, как миссис Динглфут обыскивает комнату, крича и бессвязно лопоча, как разъяренная курица. Женщина не могла понять, как Альфа позволили ее светлости уйти.
– Из окна! И кто-то внизу помогал ей! Но собака была научена хватать ее, если та близко подойдет к окну. Я не могу постичь этого! – вопила женщина, ее волосатое лицо было красным и в испарине.
– Альфа была дружелюбна с молодым художником, – напомнил ей Айвор и добавил: – Его светлость перережет тебе глотку за это.
Миссис Динглфут приложила руку к своему отвислому горлу и простонала:
– Я сделала все, что могла. Что я еще могла сделать? Спать в этой комнате вместе с несчастной? О, если я когда-нибудь возьмусь за нее снова, то заставлю ее страдать за все.
– Ты никогда не сделаешь этого, – предсказал мрачно слуга. – Я уверен, что у ее светлости есть друзья, о которых ты ничего не знаешь.
– Кто? Скажи мне, – пробормотала миссис Динглфут.
– Художник, конечно, первый, – крикнул Айвор. – Кто же еще мог быть? Он ускользнул от меня, хитрая молодая рептилия.
– Твоя глотка будет перерезана так же, как и моя, петушок, – вопила миссис Динглфут в приступе ярости, швыряя постельное белье на пол с брошенной постели Флер.
– Тебе было поручено надзирать за ее светлостью, а не мне! – огрызнулся Айвор.
Они стояли, перебраниваясь и огрызаясь друг на друга, но в то же время сжимаясь от страха перед хозяином.
Вбежал один из более молодых слуг и подскочил к управляющей.
– Пожалуйста, мадам, Раббины, новой прислуги, нет, и она не спала в своей постели прошлой ночью.
– Что эта девка может сделать с ее светлостью? – начала экономка, но Айвор прервал ее:
– Глупая, ясно, от кого пришла помощь. Художник и эта девица Раббина вдохновили леди Чевиот на побег.
– Тогда езжай за ними! – закричала миссис Динглфут. – Не стой же здесь, дурак, и не теряй времени!
Слуги, которые все слышали, разлетелись по большим коридорам дома, возбужденно перешептываясь. Было ясно, что приближается беда. Но многие из них говорили с сочувствием о замученной жене барона.
– Я первый, кто рад, что бедняжка сбежала, – сказал молодой лакей, к которому проявила в свое время доброту леди Кедлингтон.
– Я вторая, – шептала посудомойка, – я видела ее в саду перед тем, как родился ребенок, и она выглядела, как ангел.
Все июльское утро штат слуг, возглавляемый миссис Динглфут, обыскивал дом, башню, сады и окружающий парк, надеясь обнаружить тело ее светлости.
Несколько позже они узнали правду. В обед племянник Сета Хоммока был обнаружен лежащим в канаве в полумиле от главных ворот. У него была опасная рана на черепе, а сам он находился в полубессознательном состоянии.
До захода солнца он не открывал глаза и не говорил, но потом рассказал своему дяде все, что знал. Старший Хоммок передал информацию Айвору и миссис Динглфут: леди Чевиот увезли в кабриолете, запряженном пегой кобылой в компании с Певерилом Маршем и Раббиной.
Миссис Динглфут скрежетала зубами и призывала самое адское мщение на головы Певерила и юной Рэб. Надо было узнать, кто управлял кабриолетом, но Джек Хоммок не мог вспомнить. Его сознание путалось, и он сказал, что никогда прежде не видел этого парня. Во всяком случае, он был не из Уайтлифа. Это было все, что он знал.
Работник фермы не имел представления, куда могла уйти дочь, и помочь ничем он не мог. Правду нельзя было больше утаивать от его светлости: кто-то должен рассказать ему о бегстве его жены.
Этим «кто-то» пришлось быть Айвору. Но когда наступил этот момент, великолепный Айвор стал малодушным трусом. Он, заикаясь, произносил извинения, когда стоял перед своим хозяином в кофейной комнате в харчевне, где Чевиот с нетерпением ждал его.
– Идиот, дурак из дураков! – кричал Чевиот. – Ты и эта старая глупая Динглфут позволяете моей жене сбежать, а сами лежите в постели и храпите, как ленивцы. Я перережу ваши глотки, вам обоим.
Его лицо было синевато-багровым от ярости. В его сознании шевелились злобные мысли о его молодой жене. Он, конечно, не хотел ее вернуть обратно в свои объятия. Он затаил слишком много ненависти к ее ужасному наследству, а его прежний разврат превратился в садистское желание сломить ее гордый дух и стереть ее в порошок.
Дензил, не способный на чистые или высокие побуждения, был уверен сейчас, что молодой художник – любовник Флер. Но если это так, то он должен быть уничтожен, а дерзкое пламя его жизни погашено. Что касается Флер, то она должна будет закончить остаток своих дней подвергнутой немилости и лишенной всяких средств. Чевиот найдет себе более подходящую жену, которая выносит ему наследника. Тем временем ярость Дензила воспламенялась еще больше. Ему представлялись те двое: вся тонкая красота Флер была теперь только для Певерила Марша, чья юность едва ли еще переросла в мужественность. Все, в чем она отказывала Чевиоту, теперь отдавалось художнику охотно, с жаром, восторгом, желанием.
– Я убью их обоих, – процедил сквозь стиснутые зубы Чевиот.
Повернувшись к слуге, он закричал:
– Убирайся. Я отменяю свою поездку во Францию. Мы немедленно возвращаемся в Кедлингтон.
ЧАСТЬ III
Глава первая
Спустя два года, в февральский холодный ненастный день высокий, преждевременно поседевший джентльмен с бакенбардами и мрачно одетый в темное пальто и накидку, с плоской овальной формы шляпой вышел из кареты, которая только что привезла его из Плимута в Лондон. Когда он снял свою шляпу, можно было увидеть множество неровных багрового цвета шрамов, портящих когда-то красивое и благородное лицо. Оно было темным от загара, как будто владелец много времени пробыл на тропическом солнце. Несколько минут он стоял, дрожа от колючего ветра, который дул по Ньючейт-стрит. Несколько перистых хлопьев снега упали на его накидку и шляпу и мгновенно растаяли. Но мрачные из-за погоды улицы были полны народа и очень украшены. В некоторых местах рабочие сидели верхом на фонарях, деловито полируя стекло. Вновь прибывшему казалось, что идут приготовления к какому-то большому событию. Он только что прибыл из Австралии и чувствовал, что должен порасспрашивать. Войдя в ближайшую таверну, он присоединился к нескольким джентльменам, которые пили и курили в коммерческом зале.
То, что он услышал, удивило и заинтересовало вернувшегося путешественника: послезавтра молодая королева Виктория должна была выйти замуж за принца Альберта, сына герцога Кобург Тота.
Путешественник поднял кружку пенящегося пива.
– Да здравствует королева, – сказал он с уважением.
Когда он снова вышел на мрачные улицы, то вспомнил, что не был на родной земле с тех пор, как молодая королева вступала на трон. Все изменилось в Англии, и Бог знает, какие еще изменения я найду, подумал он.
Застегивая воротник, он направился к фирме поверенных, чьи конторы находились недалеко от Пол-Чечьярд. На ее дверях и пыльных окнах было выгравировано имя: Нонсил и Дакенст.
Войдя в дверь, он сразу же спросил клерка, на месте ли мистер Кэлеб Нонсил. Последовал неутешительный ответ, что того нет в городе, он находится на похоронах одного из своих деревенских клиентов и не должен вернуться до завтрашнего дня.
– Ладно, я приду завтра, – сказал путешественник.
– Какое имя мне назвать, сэр? – спросил клерк.
– Ты не узнаешь меня?
Клерк, долговязый парень, близоруко всмотрелся в лицо высокого джентльмена со шрамом и покачал головой.
– Нет, сэр.
– Я изменился намного больше, чем ты, юный Бенжамин Дрю. Ты здорово подрос с тех пор, когда мы с тобой встречались в последний раз.
– Неужто, сэр, вы знаете меня?
– Да. Ты принимал меня здесь много раз, сначала моего дядю, а потом меня. Но это не имеет значения, я не буду раскрывать мою личность в данный момент. Пусть это будет сюрпризом для мистера Нонсила.
Улыбаясь, джентльмен повернулся и пошел прочь от офиса, оставив клерка с широко открытым ртом.
Путешественник недолго оставался в холодной серости зимнего утра. Он остановил проходящий кэб, сел в него и дал адрес дома на Найтсбридж-Грин. Боюсь, для Долли это тоже будет ударом – подумал он, и для Арчибальда, и для других.
Шел сильный снег, когда джентльмен со шрамом с силой дергал медный дверной молоток на двери узкого дома, обращенного в сторону Грина.
Он очень удивился, когда лакей сказал ему, что миссис де Вир здесь больше не живет. Лакей сообщил ему, что миссис де Вир около полутора лет назад снова вышла замуж – и теперь ее называли леди Сидпат.
– Леди Сидпат! – вернувшийся путешественник с удивлением повторил имя. – Значит, мистер де Вир умер?
– О да, сэр, в Индии, почти два года назад.
– Увы, бедный Арчибальд! Это первая утрата, о которой я слышу.
В прошлом один или два раза у Уайтов путешественник играл в карты с Сидпатом и проиграл ему.
Теперь Долли, леди Сидпат, жила в Беркли-Сквер. Лакей добавил, что обе молодые леди, мисс Имоджин и мисс Изабель, были до сих пор незамужем и жили в доме их отчима.
Джентльмен со шрамом не терял больше времени и отправился на Беркли-Сквер. Ему повезло застать леди Сидпат дома. Напудренный лакей, который встретил его, провел в красивую, богато украшенную гостиную.
Гость сказал:
– Будьте добры сообщить ее светлости, что я ее родственник и приехал из-за границы.
В следующую минуту он услышал в холле знакомый высокий голос; дверь распахнулась, и вошла Долли.
Она была одета так, как будто собиралась выходить. Она сильно пополнела и совсем не была больше привлекательной, несмотря на роскошь ее бархатного платья и жакета, прелестную соболью муфту, капюшон и модную шляпку с перьями.
В сапогах на высоких каблуках она прошла по паркетному полу к нему и первой сказала:
– Вы извините меня, сэр, но я не могу понять, что Дженкинз имеет в виду, когда говорит, что вы родственник из-за границы. У меня нет родственников.
Она замолчала, затем подошла ближе к высокому джентльмену и пристально посмотрела ему в лицо. Краска исчезла с ее лица, за исключением губной помады. Она прикрыла рукой губы и вскрикнула.
– О Боже милостивый! Этого не может быть, не может.
– Да, Долли, это так. Гарри Родни вернулся из своей водяной могилы, – глухим голосом сказал мужчина, – Назад, но, увы, без моей любимой жены, которая навсегда осталась под этими жестокими волнами. Моя бедная прекрасная Элен!
Пока он говорил, полная маленькая женщина в мехах, драгоценностях и перьях вскрикнула еще раз и, потеряв сознание, стала опускаться на пол.
Он подхватил ее, уложил на софу и позвонил лакею. Тот сходил за служанкой ее светлости, которая поспешно спустилась вниз с жжеными перьями и поднесла их к ноздрям своей госпожи. Долли застонала, что-то бессвязно пробормотала и открыла глаза, которые из-под черных ресниц жадно и исступленно смотрели на человека по имени Гарри Родни. Она лихорадочно задрожала и произнесла его имя.
– Гарри! Милостивый Боже, Гарри!
– Я должен попросить у тебя прощения, что нанес такой удар, кузина, – сказал он.
Она села прямо, краска прилила к лицу, а ее глаза продолжали рассматривать его. Она выглядела так, будто находилась во власти сильного ужасного страха. Она подала знак служанке и подождала, пока та выйдет из комнаты. Затем снова взглянула на него тем же исступленным взором.
– Да, это он. Со шрамом и седой, но все равно это он. Чем больше я смотрю, тем увереннее становлюсь.
– Ты можешь быть совершенно уверенной, – сказал Гарри Родни с кроткой улыбкой, – уверяю тебя, я не привидение.
Дрожащими пальцами Долли прижала носовой платок к губам.
– Но ты утонул! – прошептала она. – Ты погиб во время шторма, который потопил пароход на переправе через пролив три года назад!
Он уселся рядом с софой и скрестил руки на груди.
– Нет, Долли, я не погиб. Погибли другие, все, в том числе моя обожаемая жена. Я один остался в живых.
– Тогда почему мы не знали? Где ты был? Объясни мне, или я сойду с ума, я все еще думаю, что ты какое-то ужасное привидение.
Боже мой, думала она, если бы он знал, какие страшные переживания терзают ее полную вины душу. Теперь другое привидение встало за Гарри Родни в ее воображении: неясные очертания молодой девушки, которую Долли так низко предала. Флер, которую она продала в руки самого жестокого человека, чтобы заплатить за несчастные долги с помощью ее жениха. С тех пор день свадьбы Флер, когда Долли с притворной набожностью стояла на коленях в церкви, терзал ее совесть. Она ничего не слышала о Флер, даже после рождения ребенка. О том, что случилось потом, когда Чевиот в гневе и негодовании рычал на нее, Долли и не думала в этот момент. Она не хотела думать о том, что сталкивается с ужасной вероятностью того, что образ Флер будет преследовать ее до самой смерти.
Долли сидела, дрожащая и плачущая, слушая рассказ своего кузена. Когда «Пэкит» затонул, он попытался удержать свою тонущую жену, но напрасно. Прекрасная головка Элен скрывалась под волнами и, несмотря на все его попытки, в конце концов навсегда исчезла под ними. Потом он уцепился за плавающую перекладину, и, хотя его бросало и швыряло страшными штормовыми волнами, ему удалось продержаться несколько часов. Его охватывала дрожь при воспоминании о страшной сцене: тонущий перевернутый пароход во власти судьбы; стоны раненых и умирающих; последние булькающие крики тех, кто боролся с волнами, но ушел под воду, когда все силы иссякли.
Некоторое время Гарри несло течением, и когда он уже был на грани изнеможения, то обнаружил, что находится недалеко от плывущего судна, которое, хотя и болталось в волнах, казалось способным выдержать шторм. Позже он узнал, что это был греческий торговый корабль, следующий из лондонского порта в Афины. Как его спасли, он не помнил. Уже потом он получил страшную рану лица и головы, которая сильно изменила его внешность и ухудшила память.
Один из корабельных офицеров, немного говоривший по-английски, рассказал ему, как он был спасен. Его голову в воде увидел караульный офицер, который и бросил ему веревку. Гарри удалось завязать ее вокруг пояса, но когда матросы стали тащить его вверх по борту корабля, внезапный порыв ветра, который дул со штормовой силой, швырнул его на борт корабля. Он почувствовал сильную боль, кровь хлынула по лицу и ослепила его. Пока вытаскивали его на палубу, для него наступила полная темнота. Почти целую неделю он не приходил в сознание. За это время корабль отплыл от английского берега, направляясь к Греции. Благодаря прекрасному здоровью, тело его быстро поправилось, но лицо осталось сильно изуродовано шрамом, рассудок помутился и затуманился. Он не мог вспомнить ничего из своего прошлого: ни имени, ни истории.
Странный и горький удар судьбы дважды обрушился на человека, который был одарен прекрасным интеллигентным умом. Гораздо раньше, в своей юности, он, сопротивляясь противникам, уже был в таком же жалком состоянии. Теперь так же, как и раньше, он впал в бред. При нем не было ни денег, ни документов, так как он снял плащ, стараясь спасти жену, поэтому никто не мог узнать: кто он, кем был, откуда. Только когда он начал разговаривать, моряки пришли к выводу, что спасенный был родом из Англии.
Ему предложили остаться на корабле и помогать матросам, если он, конечно, согласится: в тот момент была вспышка оспы, и им не хватало людей. Так, на месяц или даже на два Гарри Родни стал матросом и работал с греческой командой на корабле с сомнительной репутацией и в таких условиях, которые могли бы погубить его, но судьбе было угодно, чтобы он остался в живых.
Он сильно страдал, впадая в сильный жар и бред. Несмотря ни на что, он выздоровел и даже привязался к морю и свыкся с жизнью на корабле, поэтому продолжал служить греческому капитану. Так как он был потомственным джентльменом и интеллигентом, его использовали в качестве переводчика в англоговорящих портах, в которые заходило судно.
Прошел год. Домашние считали его погибшим и покоящимся на дне пролива, а Гарри находился на борту греческого судна, которое заходило в Ботаническую Бухту, Порт Джексон и, наконец, приплыло в гавань Сиднея. Здесь, на берегу, Гарри неожиданно встретился с австралийским доктором, который проявил большой интерес к загорелому англичанину со шрамом и потерянной памятью и уговорил его остаться в Сиднее. Доктор чувствовал, что сможет помочь ему восстановить память. Таким образом Гарри остался и сильно привязался к австралийскому врачу и его жене.
Как раз перед Рождеством другой, хотя и менее значительный случай, изменил его жизнь еще раз. Он ехал на докторской двуколке по улицам Сиднея. Лошадь испугалась и рванула в сторону, двуколка перевернулась. Несчастный доктор погиб сразу же, но его пассажир отделался сломанной ключицей и легким сотрясением. Придя в сознание, Гарри обнаружил, что к нему вернулась память о прошлом. Это был для него потрясающий и волнующий момент. Он снова узнал себя как сэра Гарри Родни.
Вскоре он оправился от шока своего возвращения к нормальному состоянию. Вначале он испытывал страдания, когда вспоминал, как потерял Элен, свою обожаемую жену, однако испытал радость, вспомнив, что него еще есть кто-то, для кого ему стоило жить: его любимая дочь Флер. Ему очень хотелось вернуться обратно к ней, в их дом. Он мог только представлять себе, какое горе испытала девушка, когда узнала, что потеряла обоих родителей. Бедная любимая сирота! Прошло несколько месяцев, прежде чем у него появилась возможность совершить путешествие вокруг света и снова попасть в Англию.
Вдова доктора обеспечила его средствами, и он поднялся на борт нового корабля, который в первый раз совершал кругосветное путешествие. Судно было современным и быстрым, хотя и неудобным. Но главное – выигрывало в скорости, а это то, что прежде всего было необходимо Гарри Родни.
Корабль доставил его на берег в Плимут двадцать четыре часа назад, и вот он здесь.
Прохаживаясь туда-сюда по гостиной, Гарри больше говорил в пространство, чем своей кузине Долли, которая слушала этот поразительный рассказ с глубоким удивлением.
– Казалось, что я никогда не найду тебя, на чье попечение оставил Флер, – сказал Гарри, – и с кем я надеялся найти ее снова. Я только что зашел к мистеру Нонсилу, чтобы вернуть мои собственные деньги, но его не было дома, и поэтому я пришел прямо сюда.
Он замолчал и остановился, глядя вниз на Долли, сцепив руки за спиной.
– Флер по-прежнему с тобой? – спросил он. – Моя единственная дочь! Почти три года, как я покинул ее. Сейчас ей должно быть около двадцати одного года. Ах, кузина, расскажи мне, как моя малышка жила все это время без своих любящих родителей.
Долли не отвечала. Она лишилась дара речи. В самом деле, злая, бессердечная, маленькая женщина выглядела так, как будто она снова собиралась упасть в обморок. И тогда в первый раз Гарри почувствовал трепетный страх.
– Что случилось? Почему ты так смотришь на меня? Что случилось с Флер? Говори! – он чувствовал себя так, будто ледяная рука сжала его сердце. – Ради Бога, Флер больше нет в живых?
Долли тяжело вздохнула. Она ничего не могла поделать, только сказать правду или половину правды, чтобы обелить себя, насколько это было возможно.
– Насколько мне известно, Флер жива, – пробормотала она.
Глаза Гарри, все еще красивые голубые глаза человека, которого так безумно любила Элен, вновь засверкали.
– Слава Богу, – сказал он. – Она здесь?
– Нет. Она… она вскоре вышла замуж после твоей… твоей… ты утонул… мы думали, что ты утонул.
– Вышла замуж? За кого?
Долли сделала глотательное движение.
– За… за барона Кедлингтона, лорда Чевиота. Гарри Родни громко воскликнул:
– Боже мой! Моя маленькая Флер стала леди Чевиот? Невозможно!
Долли плотно закрыла глаза, будто хотела прогнать вид изменившегося лица Гарри. Она может только сидеть здесь, невнятно бормоча и желая одного – забыть эту позорную свадьбу.
Она тяжело вздохнула:
– Правда, Гарри… да… Флер вышла замуж через несколько месяцев после того, как ты оставил ее, сироту, как она думала.
– Где она живет?
– В Кедлингтоне. Загородном доме ее мужа.
– Тогда я не смогу увидеть ее сегодня. Она в Бэкингемшире! – воскликнул Гарри упавшим голосом.
Долли кивнула. Должно быть, она была самой несчастной женщиной в Лондоне, так тяжело она вздохнула. Ну как она могла предположить, что Гарри вернется к этой жизни? И все идет у нее плохо. Близнецы остались «в старых девах». Один или два джентльмена, которые сделали им предложения, были отвергнуты, потому что были слишком старыми или уродливыми. Никто из молодых и привлекательных поклонников и не приблизился к ним. Сирил, ее сын, плохо вел себя с тех пор, как покинул Оксфорд и сбежал с известной актрисой, что очень расстраивало Долли и одновременно обескураживало, так как она страстно желала блистать в обществе со своим новым титулом. А ее второй муж, Берти, после того, как с ним случился припадок, стал безобразным слюнявым стариком. Он был таким ревнивым, что все время держал ее возле себя и давал ей совсем маленькую возможность повеселиться в качестве богатой леди Сидпат.
– Я должен знать больше! – воскликнул Гарри. – Счастлива ли моя дорогая девочка? Хорошим ли мужем для нее является Чевиот?
Долли часто и тяжело задышала, опять поднеся жженое перо к носу. Она неуверенно бормотала и заикалась: она в самом деле не знала, как живет Флер, и волновалась, потому что долго не слышала ничего о девочке. Чевиот был странным, негостеприимным человеком: ни он, ни Флер не отвечали на ее письма. В последнее время никто в городе не видел Чевиота.
– Я должен сейчас же ехать в Кедлингтон, – начал Гарри глухим голосом.
Но Долли опять упала в обморок. Чувствуя уверенность в том, что с Флер что-то случилось, Гарри оставил Долли на руках служанки и покинул дом.
Когда Долли снова пришла в себя, она стала так истерично рыдать, что заставила своего больного мужа встать с постели. Пока Долли упрашивала старого дворянина немедленно отвезти ее на курорт с минеральными водами на континент, Гарри отправился в дом старого друга. Он не мог больше выносить истеричную Долли, но должен был попытаться разузнать самые последние новости о Флер. Он не мог ждать, пока Кэлеб Нонсил вернется в Лондон. Разумеется, завтра семейный адвокат, который являлся опекуном Флер, сможет проинформировать его о положении дел.
Гарри решительно не везло, так как друг, к которому он зашел с большой надеждой и с которым обычно играл в карты, несколько месяцев назад умер. Его вдова продала поместье.
Глубоко опечаленный, Гарри повернул к Пиркадили, поеживаясь на холодном ветру. Снег больше не шел, но ветер дул порывами, а он привык к теплу австралийского солнца. Что ему теперь делать? Было слишком поздно, чтобы нанять экипаж для поездки в Кедлингтон. Он должен был ждать до завтра, к тому времени он сможет увидеться с Нонсилом, так как Гарри нужны были документы и деньги. Одному Богу было известно, что случилось с поместьем и его имуществом, думал он мрачно. Увы, могло ли быть так, что Флер, невинное дитя, так безутешно оплакивала своих погибших родителей, что в своем горе повернулась к Чевиоту?
– Слава Богу, если он добр к ней. Если же нет, да поможет ему Бог! – Гарри мрачно бормотал слова, идя по улице.
Теперь судьба смилостивилась над ним, столкнув лицом к лицу с правдой. Он как раз проходил мимо молодой пары, которая стояла рядом с двуколкой, когда юная леди повернулась к нему. Гарри тотчас же узнал ее. Он вскрикнул, так как увидел, что некрасивое, но приятное лицо было покрыто бледными оспинами после болезни.
– Как! Кэтрин Фостер! – воскликнул он и снял шляпу.
Юная леди, одетая в длинную мантилью и отделанную мехом шляпку, придерживающая свою темно-коричневую бархатную юбку над заснеженной мостовой, пристально посмотрела на него и затем приглушенно вскрикнула:
– Сэр Гарри Родни! Но нет, этого не может быть! Это его двойник. Это призрак! Сэр Гарри умер!
Звеня колокольчиками, двуколка отъехала; молодой джентльмен повернулся к Гарри, и тот узнал его.
– Том Квинтли! – приветствовал его Гарри.
Том обнял свою жену и, поворачиваясь, воскликнул:
– Сэр Гарри Родни! Возможно ли это…
– О, Том, не призрак ли это? – неуверенно пробормотала сбитая с толку бедная Кэти, она уже не верила своим глазам.
– Ты права, Кэти, дорогая, это в самом деле я, – сказал Гарри. – Боюсь, что это удар для тебя и для всех, кто меня знал. Я должен объяснить вам, что случилось. Куда вы направляетесь? Где мы можем поговорить?
Молодая пара переглянулась. Том Квинтли сказал:
– Кэти теперь моя жена, сэр. Мы собирались зайти к моей тете, леди Квинтли, которая занимает этот дом. Мы проездом в Лондоне, чтобы быть свидетелями на свадьбе королевы послезавтра. Мой дядя, лорд Квинтли, является членом Аббатства.
Он замолчал, так как Гарри Родни, хлопая рукой по плечу юноши, прервал его:
– Да, да. Я сердечно поздравляю вас с браком, Том. Но я очень волнуюсь о своей дочери. После трехлетнего отсутствия – никаких новостей о моей девочке. Вы можете представить себе мою тревогу. Мне только что сказала моя кузина, Долли, что Флер вышла замуж, но почему-то она ничего не сообщила мне о Флер. Кэтти, ты была самой близкой подругой моей девочки. Ты должна мне сказать что-нибудь о ней.
Еще раз молодая чета Квинтли обменялась взглядами. Гарри заметил, что Кэти выглядела растерянной, и им опять овладела глубочайшая тревога. Но вмешался Том:
– Мы не можем стоять здесь на таком холодном ветру. Дорогой сэр Гарри, все, кто вас знал, будут очень рады вашему возвращению из могилы. Но боюсь, что любые новости, Которые мы можем сообщить вам о Флер, далеки от того, чтобы быть хорошими.
– Скажите мне, что она жива! – Гарри повернулся к Кэтрин.
Ее глаза наполнились слезами.
– Жива, да, но…
– Когда вы в последний раз видели ее? – сильно волнуясь, снова перебил ее Гарри.
– Полгода назад, – сказала Кэтрин, – когда Том и я были в Лондоне. Большую часть года мы живем в нашем загородном доме.
– Флер – в Лондоне? Я смогу ее увидеть сегодня вечером? Она не в Кедлингтоне? – Гарри задавал вопросы один за другим.
– Пойдемте внутрь, сэр, – сказал Том Квинтли. – Мы войдем в дом моей тети и поговорим.
Лакей открыл парадную дверь. Все трое вошли в хорошо освещенный холл.
Леди Квинтли была тут же проинформирована о том, что случилось. Она гостеприимно отнеслась к сэру Гарри, с кем раньше не встречалась, но много слышала хорошего от матери Тома.
Несколько минут спустя Гарри сидел в гостиной, маленькими глотками отпивая вино и протягивая руки к огню, и слушал страшную правду, такую, как ее знали Кэтрин Квинтли и ее муж.
