Текст книги "Солнце сквозь снег"
Автор книги: Дениз Робинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Я достаточно уже наслушался подобной чепухи вчера!
Люсия поплотнее запахнула халат, глаза ее сверкали.
– Ладно, докажи, что ты хороший отец! Я останусь с тобой – ради дочерей, но только если ты больше никогда не будешь приходить ко мне в спальню! Только на этом условии! Я согласна на компромисс. Ты отказываешься от близости со мной, а я отказываюсь от Чарльза! Мы квиты! Я готова вернуться, но не на твоих условиях – на равных!
Минуту царило молчание. Люсия не отрываясь смотрела на мужа, ожидая его ответа, чувствуя, что вся ее жизнь зависит от того, что он сейчас скажет. Если он согласится на ее условие – прощай Чарльз, если же нет – ей придется распрощаться с детьми. Как бы ни обернулось дело, в любом случае сердце ее будет разбито.
Наконец Гай откашлялся и заговорил:
– Я нахожу непревзойденной наглостью с твоей стороны выставлять мне какие-либо условия в подобной ситуации, моя дражайшая Люси. И если ты считаешь, что нужна мне только в качестве украшения интерьера, то ты чертовски ошибаешься.
Трагический момент миновал. Она поняла, что все кончено.
– Так я и думала. Тебе дела нет ни до детей, ни до моих чувств. Ты как был тупым самодовольным собственником, так им и остался.
Гай направился к двери.
– Больше мне нечего тебе сказать, кроме того, что сегодня же ты уедешь из моего дома, а я свяжусь с тобой через адвокатов.
Глава 4
1
Миссис Флоренс Грин принадлежала к тем женщинам, которые ни за что не станут завтракать в постели, если только не больны. В свои шестьдесят четыре она оставалась по-прежнему энергичной и деятельной, у нее было множество различных интересов в жизни, и именно это, как она часто говорила Чарльзу, позволяло ей чувствовать себя молодой. Это и еще ее единственный, безоглядно обожаемый сын.
Когда-то Флоренс точно так же относилась к его отцу Эдуарду. Она была еще довольно молодой женщиной, когда майор Грин скончался от ран во время Первой мировой войны. Он был прекрасным человеком и мужем, с которым у нее всегда сохранялись самые нежные отношения. Потеря подкосила ее, она так и не оправилась до конца от этого удара. Но Эдуард продолжал жить для нее в их сыне. Чарльз унаследовал все лучшее от отца. Внешностью он, правда, пошел больше в материнскую линию, но душевный склад у него был отцовский – то же непобедимое чувство юмора, миролюбивый нрав и незаурядный ум.
Когда Чарльз уезжал за границу, он всегда писал оттуда матери, когда был в Лондоне, не забывал уделять ей время и часто водил куда-нибудь развеяться или приглашал на свои домашние вечеринки. Флоренс знала, что сын гордится ею. Она отлично сохранилась: стройная, как в юности, фигура, тонкая талия, белоснежно-седые волосы всегда аккуратно уложены. А глаза у нее были как у Чарльза – яркие, карие, веселые.
Тем утром она закончила свой туалет и спустилась в столовую.
Кейт, служанка, внесла и поставила на столик у стены поднос с завтраком, накрытый салфеткой, и серебряный антикварный кофейник.
Через пять минут появился Чарльз. Флоренс с удивлением отметила, что сегодня мальчик какой-то задумчивый и печальный. Он показался ей бледнее обычного, что ее слегка встревожило. Конечно, в Лондоне стоит ужасная жара, а он много работает… Нет, определенно что-то случилось: он даже не подошел к ней, чтобы поцеловать в щеку, как у них было заведено, а сразу направился к подносу.
– Сегодня на завтрак почки, дорогой, – весело сообщила Флоренс. – Как ты любишь.
– Нет, спасибо, что-то я не хочу есть, – сказал Чарльз и сел за стол с одной только чашкой кофе.
Миссис Грин приподняла бровь.
– Печень пошаливает, милый? – спросила она с легкой улыбкой. – Ты вчера поздно вернулся. Может, рассольчику?
Он сосредоточенно мешал ложечкой кофе в чашке.
– Нет, все в порядке. Просто аппетит пропал.
Мать не стала больше ни о чем спрашивать. Она знала – лучше подождать, пока он все расскажет сам.
Наконец Чарльз поднял взгляд от чашки кофе.
– Мне надо тебе кое-что сказать… Даже не знаю, с чего начать. Я так боюсь тебя расстроить…
Сердце у миссис Грин застучало быстрее. На минуту ее охватила паника. Еще до того, как он произнес эти слова, она каким-то шестым чувством угадала, что здесь замешана женщина… Скоро что-то произойдет, скоро будет положен конец их мирной счастливой жизни, которой они наслаждались двадцать три года.
– Что случилось, Чарльз? – спросила она тихо.
– Я давно уже собирался тебе все рассказать, мама, – начал он. – Но раньше не мог, потому что дело касается не только меня. Собственно, еще и рассказывать было нечего, я не хотел раньше времени тебя волновать. Однако теперь обстоятельства изменились, и пора во всем признаться. Только прошу, не надо расстраиваться. Это для меня главное.
Мать грустно улыбнулась, услышав наивную просьбу сына.
– Милый мой, – сказала она, – мне кажется, мы с тобой всегда понимали друг друга, и надеюсь, это взаимопонимание не исчезнет. Если то, о чем идет речь, касается твоего счастья, все остальное для меня безразлично. Я расстроюсь, только если ты будешь несчастлив.
Он подарил ей исполненный благодарности взгляд:
– Мама, как это на тебя похоже! Только… Я со временем буду очень счастлив, но сначала мне предстоит пройти через некоторые трудности. И меня это не пугает, если только ты не станешь так переживать.
Тут сердце у Флоренс Грин на мгновение замерло, а потом заколотилось пуще прежнего.
– Может, все-таки расскажешь, в чем дело? – мягко попросила она.
И он ей все рассказал, сидя в маленькой уютной столовой, где они столько раз вместе завтракали, беспечно болтая и обмениваясь милыми шутками.
Да, Флоренс оказалась права – в его жизни появилась Женщина. Причем замужняя женщина. Это не могло ей присниться даже в самом страшном сне. Она так идеализировала своего сына, так верила в чистоту его помыслов, в его безупречную порядочность, что ей трудно было представить, что он полюбит женщину, которая принадлежит другому мужчине.
Постепенно, слово за словом, перед ней раскрылась вся история отношений ее сына и Люсии Нортон: первая встреча в отеле в Сан-Морице, мгновенное чувство притяжения друг к другу, долгие месяцы борьбы и сомнений. Она узнала, как, наконец, любовь захватила их обоих и они не могли больше сопротивляться ей. И вот теперь жребий брошен. Эта женщина, Люсия Нортон, во всем призналась мужу и ушла от него. И сегодня она должна переехать к Чарльзу.
– Ты же знаешь, мама, – продолжал он, – я старался тебе никогда не врать, и теперь ты понимаешь, почему я так долго скрывал от тебя эту историю. Я тогда еще не знал, согласится ли Люсия стать моей женой, и, пока она не приняла решения, не хотел тревожить тебя. Но я же тебя не обманывал, понимаешь?
– Да, – ответила миссис Грин. – Да, конечно.
– Тогда ты должна мне поверить – это не преходящее увлечение, не просто влюбленность… это очень серьезно. И Люсия относится ко мне так же. Она в своей жизни никого не любила, кроме меня, вышла за Гая Нортона еще совсем молоденькой и никогда не была с ним счастлива. Но она очень хорошая, правда, мама, можешь мне поверить! Она просто ангел, и кроме этого… то есть измены мужу, я уверен, она не сделала ни одного дурного поступка.
Миссис Грин сидела неподвижно, сложив белые руки на коленях. Еда на тарелке оставалась нетронутой. Сердце матери разрывалось от боли… такой боли она не испытывала с того дня, как получила конверт из Военного комитета с сообщением о гибели отца Чарльза, ее любимого Эдуарда. Тогда для нее это означало конец жизни. Сейчас, казалось, она умирала во второй раз – как мать Чарльза. История, которую он поведал, прогремела для нее как гром с ясного неба, гром, сотрясший ее мирный дом, основы ее существования.
Флоренс видела, что Чарльз по-настоящему любит эту женщину, иначе не позволил бы их отношениям зайти так далеко. Она даже готова была поверить, что эта миссис Нортон действительно так хороша, как говорил сын: умна, красива, благородна, добра… Действительно, в девятнадцать лет еще рано выходить замуж, особенно девушке утонченной и импульсивной, а жить с нелюбимым мужем – что может быть ужаснее! Сама Флоренс Грин не знала с мужем ничего, кроме безоблачного счастья, поэтому вполне могла пожалеть женщину, которая не обрела счастья в браке. Но присутствовал еще очень важный момент, который в корне менял дело. У нее были дети! Если бы у миссис Нортон не было детей – это еще полбеды, хотя сам по себе развод – дело неприятное, и миссис Грин его не одобряла. Но оставить двух маленьких дочек – сколько им?.. пятнадцать и одиннадцать, кажется, – это вызывало у нее такое возмущение, которое она не могла в себе преодолеть.
Чарльз продолжал расточать хвалы Люсии и выражать ей всяческое сочувствие.
– Я знаю, мама, ты полюбишь ее сразу же, как только увидишь! Ее нельзя не полюбить. Не бойся, она не из легкомысленных красавиц и не из прихоти оставила мужа и уходит ко мне. Кстати, и меркантильные соображения тут ни при чем – на самом деле Гай Нортон богаче меня. Но Люсия такая наивная, она еще верит в рай в шалаше. Она даже романтичнее, чем я, представляешь?
Глаза миссис Грин округлились и наполнились ужасом.
– Боже мой, – только и смогла произнести она, – боже мой. Я даже не знаю, что сказать. Если честно, для меня это удар. Ужасный удар. Я всегда так надеялась…
– …что я женюсь на очаровательной юной девушке и пойду с ней к алтарю под звуки свадебного марша? – подхватил Чарльз. – Да, дорогая мама, знаю. Прости, что разочаровал тебя. Но я никогда не интересовался молодыми девушками. Меня от них одолевает зевота. На самом деле Люсия – единственная на свете женщина, которая мне нужна, просто так уж получилось, что она замужем.
– Ты говоришь, ей тридцать пять? Она старше тебя, Чарльз.
– Всего на три года! Этим можно пренебречь. А выглядит она на двадцать пять, когда у нее хорошее настроение и она счастлива. Хотя в последнее время она столько пережила, бедняжка. И все равно она похожа на ангела.
Флоренс Грин нахмурилась. Она чувствовала, что уже начинает немного ревновать сына к незнакомке по имени Люсия. Ее стало раздражать то, что он через слово называет эту женщину «ангелом».
Чарльз с тревогой наблюдал за матерью.
– Значит, я тебя все-таки расстроил, да, мам? Боже, ну ты же знаешь, как ты мне дорога… Я так благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Мне страшно не хочется тебя огорчать. Но я знал, что так будет, я тебя предупреждал!
Миссис Грин достала надушенный платок и поднесла к губам. В горле у нее пересохло, а в глазах подозрительно защипало.
– Милый мой, – вздохнула она, – я знаю, сейчас другие времена, у молодежи другие представления, всякие новые идеи, и сегодня развод уже не так страшен, как бывало в наши дни. Но я уверена, что еще найдется достаточно людей, которые не разделяют такие передовые взгляды, и…
– Мамуля, – перебил он, – я тоже не разделяю такие взгляды. И Люсия не разделяет. Нас с ней это очень и очень беспокоит, мы много раз это обсуждали, бесконечно, снова и снова, и не считаем развод легким или пустяковым делом. К тому же Люсии будет гораздо тяжелее все это пережить, чем мне. Но в наши просвещенные времена я все же считаю, что мы должны относиться к этому, как, например, в Америке – просто как к факту, объективной необходимости. Когда муж и жена не хотят больше жить вместе, они понимают, что развод – это совсем не преступление.
– Но, мой милый, нельзя же нарушать священные брачные обеты…
– А разве мужчина и женщина должны ради них до конца своих дней жить в постоянных ссорах, несчастливые, озлобленные?
– Ну, не знаю, не знаю… – Миссис Грин глубоко вздохнула.
Чарльз подошел и положил руки ей на плечи.
– Прости, мам. Знаю, ты потрясена. Но поверь, для меня все это очень серьезно, так что остается лишь примириться с обстоятельствами. Я прошу у тебя совсем немного: познакомиться с Люсией и поддержать меня.
– Не знаю, удастся ли мне это…
– Мама, послушай, мы с тобой навсегда останемся близкими людьми. И потом, ты ведь знала, что в один прекрасный день я все-таки женюсь.
Флоренс нервно сплетала и расплетала длинные аристократические пальцы. В этот момент она всей душой ненавидела Люсию Нортон. Но ее сын, ее любимый Чарльз, молил о поддержке. Она никогда не могла устоять перед его просьбами, даже когда он был еще маленьким. Сильный материнский инстинкт всегда подсказывал ей, что нужно поступать так, как будет лучше для ребенка.
С видом мученицы она подняла на сына трагический взгляд, посмотрела в бледное, серьезное лицо и постаралась улыбнуться.
– Я сделаю, как ты хочешь, Чарльз. Разумеется, я приму миссис Нортон, если она когда-нибудь станет твоей женой, – приму как родную дочь, но только ради тебя.
Лицо молодого человека прояснилось, с его плеч словно упал тяжкий груз. Он наклонился и обнял мать с горячностью, которая одновременно и обидела, и утешила ее.
– Ты просто ангел, мамочка! Я говорил Люсии, что ты все равно будешь на моей стороне, даже если тебе это не понравится. И я не ошибся! Благослови тебя Бог!
Флоренс потрепала его по щеке и вышла из-за стола.
– Так что, эта миссис Нортон… приедет сюда, к нам? – спросила она, не оборачиваясь. Перед глазами у нее плыло, ноги не слушались, пришлось опереться на спинку стула.
– Мы с ней встречаемся за обедом, а потом я привезу ее сюда и познакомлю с тобой!
– Хорошо, милый, я буду вас ждать.
– У тебя были другие планы?
– Я отложу их.
Чарльз подошел к матери и снова порывисто обнял ее.
– Мамочка, ты просто прелесть!
Все еще не в силах смотреть ему в лицо – от страха, что не удержится и даст волю слезам, – она спросила:
– И когда ты уезжаешь из дому, Чарльз?
Он потянул себя за мочку уха, слегка задумавшись.
– Наверное, сегодня. Я же не могу оставить Люсию одну.
– А она не может пока поехать к своей матери?
– Мать у нее вдова, инвалид, она живет с какой-то компаньонкой и почти не выходит из дому. К тому же Люсия разводится из-за меня, так что нам лучше не расставаться и держаться вместе. У ее матери, миссис Кромер, совсем маленькая квартирка в Хэмпстеде, и, я думаю, Люсии там будет неудобно.
– Значит, вы с миссис Нортон намерены уехать немедленно?
– Ну, в общем, да. И прошу тебя, дорогая, зови ее Люсия. Если бы ты только знала, как мне противно слышать эту фамилию – Нортон!
– Хорошо, Люсия так Люсия, – послушно кивнула миссис Грин. – Довольно редкое имя, очень красивое.
– Ты ведь понимаешь, что нам с ней лучше сейчас жить вместе, раз уж это дело станет достоянием гласности?
– Не знаю, мне как-то не очень нравится, что вы будете жить вместе до свадьбы. Все-таки это грех, что ни говори…
Слова матери впервые в жизни вызвали у Чарльза раздражение.
– Дорогая, это же мещанство! – возмутился он. – Никакого греха тут нет. То есть да, я нарушаю закон тем, что увожу Люсию от мужа, но зачем притворяться и жить отдельно ради какого-то общественного мнения?
– Делай, как считаешь нужным, сынок.
Чарльз посмотрел на часы.
– Господи, я на работу опаздываю! Надо бежать. Прошу тебя, не переживай слишком сильно, мама. Я буду часто к тебе приезжать, – пообещал он и добавил: – Если, конечно, ты захочешь меня видеть… – и так обезоруживающе улыбнулся, что миссис Грин, посмотрев на него, невольно улыбнулась в ответ. Она не могла устоять перед его улыбкой – мальчишеской, искренней и задорной, от которой он сразу делался таким юным…
Пожилая женщина усилием воли поборола желание броситься сыну на шею, обнять и зарыдать у него на груди. Она не могла себе этого позволить – Чарльз ненавидел мелодраматические сцены, да и она тоже их не выносила.
– Конечно, я всегда буду рада тебя видеть, дорогой, – сказала она дрогнувшим голосом.
Он чмокнул ее в щеку:
– Пока, мамуль, увидимся днем. Я приеду с Люсией примерно в половине третьего, не раньше.
Флоренс смотрела на его высокую удаляющуюся фигуру сквозь пелену слез.
– А как насчет сегодняшнего вечера, Чарльз? У нас будут гости…
Он обернулся, уже у самой двери, и виновато улыбнулся:
– Боюсь, вечером я не смогу.
– Хочешь, чтобы Кейт собрала твои вещи?
– Да, если успеет. Один чемодан – все, что она обычно укладывает, когда я уезжаю на неделю. А остальное я заберу потом.
– Хорошо, – кивнула миссис Грин и прокашлялась. – Нам с тобой надо будет еще многое обсудить. Сейчас, конечно, не время, но когда-нибудь потом… ведь теперь наша жизнь изменится. Сейчас я не буду тебя задерживать, раз ты опаздываешь, но прежде чем ты от меня уедешь, нам непременно надо будет поговорить.
– Ну конечно, поговорим. И он ушел.
Прибежала Кейт, чтобы забрать поднос. Ровным, бесцветным голосом миссис Грин велела ей собрать вещи мистера Чарльза, но смотрела она при этом не на служанку. Сквозь тюлевые занавески мать следила за высокой фигурой сына, шагавшего по улице. Сердце у нее болело. Теперь, оставшись одна, она всем своим существом ощутила боль от удара, который постиг ее, и терпеть не было сил. Уже сегодня вечером Чарльз уедет от нее. Скоро все его вещи исчезнут из этого дома, и она станет такой же одинокой, как ее подруга Гертруда Маршалл, у которой не было ни мужа, ни детей. Флоренс всегда втайне жалела бедняжку Гертруду и всех несчастных старых дев, обреченных на одиночество, а теперь сама уподобится им.
Миссис Грин вздрогнула от этой страшной мысли, хотя жаркое летнее солнце грело ее своими лучами. Она не сможет жить в этом доме одна, без Чарльза. Она продаст дом, а сама поедет к своей сестре-близняшке Бланш, которая живет на острове Уайт. Каждый год миссис Грин проводила там один летний месяц – у сестры и ее мужа Арнольда, бывшего преподавателя Оксфорда. У них был очаровательный домик в Сандауне. Флоренс и Бланш всегда были искренне привязаны друг к другу, к тому же Флоренс неплохо ладила с Арнольдом, который, хоть и стал к старости нудноват и болтлив, был довольно добродушным и в целом вполне сносным.
Она сегодня же обо всем напишет Бланш и спросит, можно ли ей приехать. Как ей хотелось, чтобы в этот тревожный момент сестра была рядом! Хотя страшно даже подумать, что Бланш и Арнольд, глубоко религиозные люди, подумают о Чарльзе, своем единственном любимом племяннике, который собирается участвовать в бракоразводном процессе, а потом жениться на разведенной женщине!
2
– Ты почти ничего не ела, дорогая. Выпей хотя бы кофе с бренди, я настаиваю! – В голосе Чарльза Грина звучала тревога.
Люсия взяла его за руку и вымученно улыбнулась.
– Ах, да ты уже начинаешь мне приказывать? – с притворной веселостью проворковала она.
– Ну конечно, дорогая! Час назад, войдя в этот отель, ты перестала быть женой Нортона и стала моей, – заявил молодой человек.
Вид у него при этом был такой счастливый, он так этим гордился, что у Люсии сразу отлегло от сердца. Она очень нуждалась в утешении. Ей не хотелось признаваться в этом Чарльзу, но она пережила самое страшное утро за всю жизнь.
Они сидели в вестибюле отеля «Лэнгхем», за столиком в тихом уголке. Люсия действительно почти ничего не съела – в таком состоянии ей кусок в горло не лез. Поэтому, хотя она редко позволяла себе даже бокал вина за обедом, сейчас согласилась на предложенный Чарльзом бренди – ей, как никогда, нужно было взбодриться и подкрепить силы.
Она томно откинулась на спинку кресла, стараясь ни о чем не думать, отбросить все воспоминания о прежней жизни. Ах, если бы можно было просто стереть прошлое из памяти, предать забвению, как будто его никогда не существовало!
Чарльз смотрел на нее и думал о том, какая она красивая и необыкновенная. Бедняжка! Она была бледна, под глазами залегли глубокие тени. Она ничего не рассказала ему о прощании с Нортоном, но он по ее виду догадывался, что сцена была не из приятных. То, что ее муж не согласился развестись с ней иначе, как через суд, и не хотел отдавать детей, его ничуть не удивило. Он и не ожидал от этого надутого индюка такого великодушия.
На самом деле в этот момент Чарльз не мог думать ни о чем, кроме того, что Люсия наконец – боже, наконец-то! – принадлежит ему. Ликование горячей волной смыло все чувства. Она разбила свои оковы, пришла к нему, и от этой мысли у него радостно трепетало сердце, он был благодарен ей за это свидетельство любви и доверия. Ведь он прекрасно понимал, чего ей стоило оставить двух обожаемых дочерей.
Что ж, он уже сотни раз говорил ей, что сделает все, чтобы она никогда не пожалела об этом.
Чарльз с нетерпением ждал момента, когда сможет привезти возлюбленную в свой дом и познакомить с матерью. Той достаточно будет один лишь раз взглянуть на Люсию – и она мгновенно поймет, почему ее сын решился на такой важный шаг в жизни. Несмотря на бледность и усталый вид, Люсия выглядела великолепно и изысканно в прекрасно сшитом черном костюме, который ловко облегал ее высокую, стройную фигуру. Через плечо у нее была переброшена темно-синяя меховая накидка из лисьих хвостов. Голову венчала крошечная шляпка с белыми цветами, слегка сдвинутая на одну бровь.
Чарльз быстро наклонился и поцеловал ее тонкие нервные пальцы.
– Дорогая, дорогая моя! Я так счастлив. Я даже не могу поверить, что сегодня вечером нам уже не придется расставаться. Больше не надо тайком пробираться в квартиру Джимми и выходить оттуда украдкой. Сегодня мы впервые будем с тобой вместе, как муж и жена!
От этих слов на щеках женщины вспыхнул румянец, а глаза засияли.
– Да, я знаю! Это будет волшебно!
– Ты уже решила, куда хочешь поехать?
– Куда угодно, лишь бы подальше от города, и… чтобы не было реки.
– Я тебя понимаю, дорогая.
Он выпустил ее руку и, пока прикуривал сигарету, думал, где им можно было бы остановиться. Теперь им не нужно скрываться и бояться, что их увидят вместе. Скоро их «секрет» станет всем известен, об этом узнают друзья и родственники, сегодня утром он рассказал обо всем матери, так что терять им нечего. Но не стоит уезжать далеко от Лондона – ему надо каждый день успевать на работу. Сейчас он никак не мог взять отпуск – дела в издательстве этого не позволяли. Но все равно он был счастлив. Ему невероятно льстило то, что эта красивая женщина, которая сейчас сидит рядом, ради него готова отказаться от всего – семьи, детей, роскошной жизни. И он не чувствовал за собой никакой вины. Этот сварливый осел Нортон заслужил, чтобы она его бросила, а что касается дочерей – что ж, она вернет их потом, когда они подрастут.
Люсия думала о том же. Последние четыре часа тянулись для нее как четыре недели. В девять утра она уехала на машине из дома с одним чемоданом, попросив Элизабет собрать остальные вещи и переслать ей по почте. Она ни с кем не попрощалась, кроме гувернантки, да и с той обменялась лишь парой слов. Потом Элизабет расскажет детям, что маму срочно вызвали к бабушке, потому что та заболела. А потом кто-нибудь – Гай или Элизабет – сообщат им, что на самом деле мама больше не вернется.
Каждый раз, когда Люсия вспоминала Гая, ее переполняли горечь и отвращение. Она вздрагивала всем телом при воспоминании о том, как он пытался навязать ей свою любовь тогда, в спальне, как пытался восстановить былую власть, заманить в клетку, шантажировал детьми… Она никогда, ни за что не простит ему этого! Она была огорчена, но у нее тоже не было к нему жалости… жалость она испытывала только к Барбаре и Джейн… ну, может быть, немного жалела себя, потому что ей было трудно расставаться с девочками. Трудно, даже несмотря на то, что она любила Чарльза всем сердцем. Но, как она сказала перед отъездом Элизабет, есть два вида любви – любовь к мужчине и любовь к ребенку. Они равны друг другу по силе и глубине, обе одинаково важны для женщины, и лишить ее одной из них – означает попрать ее самые исконные права.
Люсия жестоко страдала все время, пока ехала из Марлоу в Лондон. Кроме того, ей еще предстояло рассказать обо всем матери.
Как она и ожидала, миссис Кромер восприняла новость спокойно. С годами ей стало ясно, что она совершила ошибку, отдав дочь за Гая Нортона. Зять почти не обращал на нее внимания. Старушки наводили на него тоску, и он частенько обижал тещу или выказывал неуважение.
В последние десять лет недолгие периоды улучшения здоровья сменялись у Вайолетт Кромер неделями недомогания, и болезнь постепенно подтачивала ее силы. Она почти безвыходно сидела дома вместе со своей компаньонкой, мисс Аткинс, которая самоотверженно ухаживала за ней.
Люсия была очень признательна мисс Аткинс за ее преданность и терпение. А тем утром она даже не знала, как выразить благодарность своей доброй мамочке, которая выслушала ее рассказ с полным пониманием.
Миссис Кромер слегка всплакнула при упоминании о разводе и громком судебном процессе, но укрепила дочь в ее решении бросить мужа. Она считала зятя грубияном и невежей и сказала, что Люсия и так слишком долго с ним мучилась. Впрочем, несмотря на это, пожилая дама засомневалась, прилично ли Люсии жить с другим мужчиной. Дочь попыталась уверить ее, что Чарльз – полная противоположность Гаю и с ним у нее будет подлинный брак, единство душ.
В общем и целом для Люсии утро выдалось не очень веселым и довольно утомительным, потому что от матери ей пришлось еще ехать в нотариальную контору, чтобы проконсультироваться по некоторым юридическим вопросам.
По старой памяти она отправилась к адвокатам, которые вели когда-то дела ее отца. Они до сих пор исправно выплачивали Люсии ежегодные проценты с капитала, который она унаследовала, а также вычитали с него налоги и оформляли все документы.
Мистер Дагдейл, владелец конторы, был уже пожилым человеком и редко появлялся на работе, поэтому Люсию принял его сын, Джон. Этот высокий белокурый юноша, казалось, готов был пялиться не отрываясь на красивую молодую женщину, которая тем временем принялась рассказывать, что ушла от мужа и хочет узнать, как предъявить ему уведомление о разводе. Увидев на его мальчишеском лице щенячий восторг, Люсия чуть не рассмеялась, забыв на мгновение обо всех своих бедах.
Опомнившись, Джон, немного заикаясь, пробормотал несколько сочувственных слов, потом зарделся до корней волос и поспешил поздравить с принятым решением, окончательно смутился и, приняв очень деловой вид, выложил ей все, что она хотела узнать.
Люсия сообщила ему имя адвоката Гая. Джон заверил ее, что свяжется с ним немедленно. В доказательство близости Люсия и Чарльз должны предоставить счет за номер в отеле, а он, Дагдейл, позаботится о том, чтобы противная сторона его получила без задержек.
Когда Люсия спросила, как долго может затянуться дело, молодой адвокат ответил, что разбирательство в суде займет от девяти месяцев до года. Сейчас все суды закрыты на каникулы. К слушанию накопилось огромное количество дел о разводе, и еще сотни таких дел остались с предыдущей сессии, так что обещать он ничего не может, но в любом случае кто-то – он сам или его отец – свяжется с адвокатами мистера Нортона и попросит их предоставить все материалы как можно скорее.
Вот и все, что ей удалось выяснить. Когда позднее она рассказала об этом Чарльзу, тот вздохнул: «Ну что поделаешь, дорогая… Знаешь, пусть Дагдейлы представляют и мои интересы в суде, и чем скорее все это кончится, тем лучше. Если все пойдет хорошо, к весне мы сможем пожениться».
Люсии показалось, что это будет еще очень не скоро. Долгие месяцы ожидания наверняка окажутся нелегкими. Они с Чарльзом превратятся в изгнанников, потому что до тех пор, пока официально не поженятся, не смогут видеться с друзьями и появляться в свете, а главное, она не сможет видеть детей. Боже, как невыносимо знать, что она не увидит Барбару и Джейн долгие девять месяцев!
За обедом Люсия не переставала думать о том, что сейчас происходит у нее в доме. Она представляла себе, как Элизабет ведет девочек на пикник к реке. День они проведут весело, будут смеяться и купаться, но к вечеру загрустят, потому что мамы не окажется рядом…
Она пыталась вообразить, что будет, когда им скажут, что они ее больше не увидят, по крайней мере в ближайшее время. И если Гай захочет очернить ее в глазах дочерей и заявит, что мать «предала их», Барбара вполне может принять сторону отца, а вот Джейн… маленькая толстушка Джейн станет по ней скучать, будет плакать… Тут у самой Люсии на глаза навернулись слезы, и она постаралась поскорее отогнать эту мысль.
Выйдя из адвокатской конторы, она наспех поболтала со своей лучшей подругой Барбарой Грей, актрисой, в честь которой назвала старшую дочь. Мисс Грей была крестной матерью ее Барбары, они дружили еще с тех пор, когда Люсия училась в Королевской академии драматического искусства.
Барбаре-старшей удалась артистическая карьера, сейчас она уже играла ведущие роли в самых шумных лондонских постановках, а за последнюю работу в театре ее стали называть в прессе одной из самых выдающихся английских актрис.
Люсия души не чаяла в Барбаре, и, когда та приезжала к ним в поместье на выходные, они очень славно проводили время все вместе, если, конечно, дом не был наводнен приятелями Гая – любителями гольфа.
Хотя женщины были близкими подругами, характеры у них сильно отличались, и каждая могла дать другой то, чего ей недоставало. Люсия была нежная, мягкая, эмоциональная. Барбара, напротив, жесткая, уверенная, практичная; мощный темперамент, необходимый хорошей актрисе, сочетался в ней со стальной волей и твердостью, доходящей почти до непреклонности, без которой невозможно добиться успеха в этом мире. «Если ты будешь слишком уступчивой, люди начнут тебя использовать, – частенько говорила она Люсии. – Вместо этого ты сама должна иметь твердую волю и использовать их».
Барбаре никогда не нравился муж подруги, хотя она умела с ним ладить. Умная, очаровательная, искушенная в делах житейских, она знала, как найти подход к мужчинам, а Гай был очень податлив на лесть. Но ей не нравилось, что он так самовластно присвоил себе Люсию и ничего ей не разрешал. Она всегда говорила, что Люсия ему «поддалась» и слишком многое позволяет.
Сама Барбара за всю жизнь «поддалась» только одному кавалеру. Это было в юности, когда она начинала карьеру на подмостках. Тот человек ее бросил, и с тех пор у Барбары накопилась целая коллекция бурных романов, причем она всегда зорко следила, чтобы ее любили сильнее и отдавали больше, чем брали.
Сегодня она прибежала с репетиции специально, чтобы встретиться с Люсией после ее отчаянного телефонного звонка. Узнав обо всем, что случилось, она полностью одобрила поведение подруги.
– Я всегда знала, что рано или поздно Гай тебя потеряет. Ты была к нему слишком добра – совсем его разбаловала, и давно пора это прекратить, – заявила она. – Благословляю тебя – наслаждайся свободой и ни о чем не переживай… А твой Чарльз мне нравится… Помнишь, когда ты нас познакомила, я еще сказала, что в такого мужчину и сама не прочь запустить коготки. Так что будьте счастливы, и давай за это выпьем!
