Текст книги "Крым наш! (СИ)"
Автор книги: Денис Старый
Соавторы: Валерий Гуров
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Уже потому, как она резко выдернула свою ручку, я понял, что на первых порах счастья семейной жизни мне не видать. И что в тылу, если использовать аллегорию с войной, могут действовать диверсанты.
Но не всё же коту масленица! А то получается, что в жёны отхватываю далеко не уродину, по крайней мере, в моём понимании женской красоты. Так еще и получаю в пользование огромное поместье с крепостными душами… Да много чего приобретаю.
Нужно же и немного дёгтя в этой бочке мёда! Вот и будет мне дёготь в лице строптивой Юлианы. Впрочем, я этого лица могу и не видеть, покуда делами да службой занят.
– Сударь, я лишь подчиняюсь обстоятельствам и вынужденно стану вашей женой! – дерзко, с вызовом, сверкая взглядом не столько на меня, сколько на герцога, произнесла Юлиана. – Вы должны это знать и понимать.
Ай да девка! Вот такой норов мне нравится! Норов?.. Опять игра слов: у Норова и жена с норовом! Очень забавный каламбур выходит. Если кто-то не додумается, то я сам обязательно пущу эту фразу в народ. Это мне подходит, как и жена вот такая, с огоньком, неробкая. Пусть обо мне чаще говорят, пусть я стану своего рода медийной личностью, популярным человеком.
– А ещё, сударь, как ваша невеста и будущая жена, да ещё и меняя веру свою христианскую на православие, прошу и вас пойти на согласие со мной. Отстаньте нынче же от господина Линара! Не унижайте его ни рублём, ни тысячей рублей! – несмотря на то, что Эрнст Иоганн Бирон всеми своими кривляньями показывал, как ему неприятен тот разговор, который затеяла Юлиана, девушка продолжала гнуть свою линию.
Как же новости быстро расходятся. Уже и Юлиана знает о результатах моего разговора с Ушаковым.
– Рубль. Он должен мне рубль, – жёстко припечатал я, не моргая и строго смотря на свою будущую жену.
Она тяжело, бурно дышала. Её глаза, казалось, были готовы вот-вот выпустить заряды молнии.
– Вопрос решён, Юлиана. Или возвращайся к своим родителям! – наше визуальное противостояние прервал герцог.
И тут я увидел страх в глазах девушки. Вот оно что… Она явно боялась отправляться вновь к родителям. Ещё бы! Ведь здесь, в Петербурге, Юлиана имеет немалый вес в обществе. А в перспективе может стать и вовсе той, которая будет нашёптывать решения государственного уровня. А стоит уехать в Эстляндию – или откуда там прибыла эта девчонка – и останется лишь заниматься тем, что подсчитывать количество кур, яиц, да переживать за каждого сгинувшего гуся.
– Венчание состоится аккурат после праздника Крещения! – произнёс Бирон, после чего неожиданно повернулся и пошёл к выходу. Лакей споро распахнул перед ним дверь, и герцог скрылся в небольшой анфиладе Зимнего дворца.
– Так что же, намерены ли вы, сударыня, затевать войну со мной? – строго спросил я Юлиану, когда остался с ней наедине.
– Я покорна воле Её Величества и Её Высочества. Ваше же сердце, насколько я понимаю, отдано иной. Тело же ваше…
– Я думаю, что не стоит говорить о том, чьи тела кому принадлежали или принадлежат! Мне так же стоило бы об этом задуматься! – строго отрезал я.
Вдруг Юлиана отвернулась, сделала два шага в направлении ближайшего кресла, уткнулась в него и зарыдала.
– Всё будет хорошо. Ни к чему воспринимать вынужденное замужество как каторгу. Мы сумеем быть друг другу не только переносимы, а и приятны. Но знайте главное, что я не потерплю неуважения к себе, – сказал я и намерился уже выходить из помещения, где происходил вначале разговор с Бироном, а после и сцена с моей будущей женой.
Оружие массового поражения мужчин – женские слезы – в этот раз на меня не действовали. Было даже несколько неприятно.
– Александр! – когда я уже собирался выходить, мне на шею бросилась…
– Ваше Высочество! – сказал я, принимая объятия от Анны Леопольдовны.
– Ваши виршы! Они прекрасны! – сказала Анна Леопольдовна, а после переменилась и строго обратилась к Юлиане: – Выйди прочь и оставь меня с господином Норовым!
Юлиана посмотрела на меня своими заплаканными глазами, но покорилась воле великой княжны.
А потом мы, что таить, мало говорили. В какой-то момент я прильнул к губам Анны Леопольдовны, и она нежно отвечала на мои поцелуи. Сложно было не пойти дальше… не закрыться в этом помещении… не предаться плотским утехам.
Но это было бы неправильно и слишком вызывающе.
И только к десяти вечера я смог добраться до ресторана. Тут уже вовсю кипело празднование возвращения моей роты в Петербург. Половые еле справлялись, унося опустошённые бутылки венгерского вина. Попадалось здесь и французское вино – не шампанское, а, может, анжуйское или ещё какое-то. И в разных уголках ресторана я слышал стройное хоровое пение тех самых песен, которые уже ранее прозвучали в моем исполнении.
– Господин Норов… – ко мне подошла Марта, остановилась в низком реверансе, опуская свой взгляд.
– Всё хорошо, Марта. Будь счастлива. Фролов – хороший человек. И то, что случилось между вами… отслужите своей преданностью ко мне, – сказал я.
И больше мне не хотелось копаться в себе, искать какие-то эмоции, чувства. От этого я сегодня устал.
И потом, ведь все эти любовные переживания – они лишь вешечки или заячьи петли на пути к моей цели, но никак не самоцель. Все больше меня занимала тема новых изобретений, чтобы успеть еще что-то сделать, перед тем, как отправиться в Малороссию для участия в самой важной войне правления Анны Иоанновны.
От автора:
Я работал тренером боевых искусств. Ценой своей жизни бросился спасать ребёнка – очнулся в 1983 году, в СССР. Молодое тело, самбо по-прежнему моё и я знаю где находится ближайший зал… Стартовал 3 том: /work/377442
Глава 6
Мы подождем, пока американцы истратят деньги на новые технологии, а потом – цап-царап! Посмотрим, мы заинтересованы в этом сегодня или нет.
Владимир Владимирович Путин
Петербург
28 ноября 1734 года
И всё-таки я не железный человек. Похмелье – вот та зараза, которая не проходит и мимо меня. Особенно если в какой-то момент отпустить всё, перестать себя строго контролировать, а просто пить. Как оказалось, в ресторане «Астория» запасов хмельного хватает. Мало того, что венгерского было вдоволь, пива в избытке, так ещё и малоросское хлебное вино в наличии. Вот, наверное, чрезмерное употребление горелки меня и подкосило.
Как в той присказке: пили пиво, потом вино, водку, виски… А после съели печеньку, и траванулись.
Ну а как прикажете спокойно относиться к тому, что со мной происходит? Женюсь на какой-то мегере, рыжая красотка то и дело мелькает передо мной, как в той загадке: ходит рыжая груша – нельзя скушать. Ну и вокруг бушевало всеобщее веселье. Я-то ведь и сам сосватал Фролова за Марту… Или Марту за Фролова. Обе свадьбы, и моя и Фрола, – сразу после Рождественского поста и, собственно, Рождества.
И мне достаточно было увидеть глаза Марты. Не те, которыми она смотрела на меня, постоянно словно прося прощения. А то, как она наблюдала за своим мужчиной. Бороться за Марту? Мог и с явными шансами на успех. Но стоит ли портить девочке жизнь. Ведь единственно, кем я могу ей предложить оставаться рядом со мной – это содержанкой. Любовницей, и то не в первых рядах. Эх… Если б я был султан, я б имел…
Так что когда меня разбудил Кашин, назначенный мной в какой-то момент пьянки ответственным за побудку, я вставал полумёртвым. Ни кофе не привело меня в порядок, ни студёная водичка, употреблённая как вовнутрь, так и наружу – прям окунался в кадь с водой.
А нужно было было в форме. Собрание, куда к полудню мне надо было явиться – более чем серьёзное. Мало того, это я и выступаю с инициативой создания русского торгово-промышленного общества. Так я же и просил многих уважаемых людей прибыть на это мероприятие, чтобы послушать, что я предложу, ну и с возможностью согласиться создать на паях пока что небольшое предприятие, но с возможностями разрастись в будущем в целую корпорацию государственного масштаба.
Сущность проекта была в том, чтобы создать флагман промышленного переворота в России. Заводы и фабрики, которые должны возникать в рамках корпорации, будут оснащаться механизацией. Причем, принудительно и принципиально.
За столом сидели, если считать со мной, пятеро мужей и пока что молчали. Усилием воли я более широко раскрыл веки, чтобы постараться состроить энергичный взгляд и задать тон нашему совещанию. Казалось, что, приподнимаясь, мои веки скрипят, как несмазанная дверь. Но скрип этот, надеюсь, звучал лишь только в моём воображении.
– Господа, – всё же, набравшись мужества, начал я совещание. – Я предлагаю нам всем поучаствовать в создании русского торгово-промышленного общества. Понимаю, что те дела, кои только сейчас начинаются – сие мелко для вас, Акинфий Никитич. Но мыслю я так, что все те розмысловые приспособы, станки и макины, что будут сделаны на нашем заводе, вам весьма придутся впору. Более того… Я хотел бы начать производство русских паровых макин. Их в шахтах самое то использовать паровые машины.
Все, кто не был с серьёзного похмелья, посмотрели на меня с широко раскрытыми глазами. Это Яков Тимофеевич Батищев и Акинфий Никитич Демидов. Хотя за последнего я не ручаюсь, этот мог и выпивать. Остальные же… все те, которые со мной же вчера полностью и покорились власти пьяного Бахуса, взирали также с прищуренными, будто хитрыми глазами. Шувалов с Нартовым еще и тяжело дышали. Причем, такое ощущение, что пожилой Андрей Константинович Нартов перепил Петра Ивановича, вдвое младше токаря Петра Великого.
Я вот даже думаю, может, пусть бы Марта принесла нам всем по кружке свежесваренного пива? Хотя тут ведь такое дело, на старые дрожжи даже меня может слегка повести, и если не накроет хмельным туманом, то явно осложнит видимость.
– На превеликое дело замахиваетесь, господин Норов. При всём уважении, но у меня нет ни людей, которые бы занимались вашими идеями, ни времени, чтобы следить за всем, – вполне дипломатично высказался Демидов.
Заводчик, видимо, посчитал, что ему уготована роль быть «старшим братом», которому и предстоит следить за шалостями младших братиков. Ничего, прочтет бизнес-план, поймет, что его роль не столь и велика, как Демидов думает. Я не хотел попадать в полную зависимость даже от этого, исключительно приятного мне, человека.
Понятно, что Акинфия Никитича Демидова тот уставной фонд, который я хотел бы привлечь для будущего Охтынского станкостроительного завода – капля в море. И Демидову действительно могло показаться, что мы занимаемся мышиной вознёй. Самое в данном случае обидное то, что, если Акинфий Никитич упрётся, переубедить я его не смогу. По крайней мере, пока не станут очевидными первые результаты нашей деятельности.
– Господин Демидов, вы среди нас самый богатый человек, самый успешный. И вы же видели, как работают созданные нами с Андреем Константиновичем Нартовым прядильные станки? А каковы котлеты из перекрученного в мясорубке мяса? А знакомы вы со станком Якова Тимофеевича Батищева? А там не только один станок… И его станки работают уже на тульских оружейных заводах…
– На моём заводе тако же есть два станка от Якова! – перебил меня Демидов. – Исполненные моими умельцами по образу из Тулы.
Странная получилась ситуация. Мне, как человеку из будущего, абсолютно непонятная. Станки и механизмы Якова Батищева, как и Андрея Нартова, всеми признаны. Доказано, что тот же станок Батищева, который полностью механически, без участия человека, подготавливает стволы для ружей, заменяет сразу двенадцать оружейников.
Причём тут ведь что важно – если шестерёнки крутятся без поломок, то стволы получаются одинаково хорошего качества, без вреда для здоровья того же оружейника. И кадровый вопрос для многих русских предприятий – ключевой. Сложно из крепостного сделать квалифицированного рабочего. Да хоть какого рабочего, если работа предполагает даже чуточку разумности.
Хотя об этом здесь и сейчас будут думать как раз-таки в последнюю очередь. Крестьян, как считается, много, пусть работают.
Сейчас, более подробно изучив вопрос русского станкостроения начала XVIII века, я убеждён, что Россия при Петре I стояла и стоит на пороге промышленного переворота. Вот только никак в толк не возьму, почему даже прибыльные, эффективные станки, механизмы, постигала странная участь: они в лучшем случае внедрялись в производство разово, не системно.
После того как механизмы Батищева стали использоваться на Тульском оружейном заводе, да ещё парочка похожих машин, скорее, реплик, вероятно, и не лучшего качества, были внедрены на других производствах, эта уникальная, из того, что я видел на чертежах, скорее, подходящих даже и XIX веку, машина практически не использовалась.
Нужно было создать целое производство таких станков, внедрить технологии на всех предприятиях, одновременно разрабатывая новое оборудование. И так далее… К технологическому будущему. А старые станки продавать… Пусть полякам, или персам, это не принципиально, когда собственное производство становится все более массовым и производительным.
Вот как получается, что один токарный станок Нартова есть в Академии наук, ещё парочка – у самого Нартова, в его мастерской. Где-то использовались похожие механизмы, но опять же не системно, да и выполнены они каким-то отдельным умельцем, имя которого история и знать-то не будет.
Не скажу, что проблема внедрения новых технологий – это проблема лишь только Российской империи. История знает примеры, когда действительно дельные новшества не приживались и в той же Англии.
Например, создателя прядильной машины, технологию которой я уже «сплагиатил», в какой-то момент даже сожгли вместе с его же изобретением коллеги-прядильщики. Почему? Потому что от станка не было толку? Нет, они боялись остаться без работы из-за того, что механизмы вполне успешно будут заменять их труд. В России такой мотивации жечь людей не должно быть.
– Так вот, господа, исходя из того, что я только что вам рассказал, и по собственному разумению… – в какой-то момент забыв даже о своём не самом лучшем самочувствии и увлекаясь речью, говорил я. – Общество наше будет заниматься тем, что станет повсеместно внедрять новые макины, технологии, станки, что могут заменять сотни работников.
– Так-то да… – сказал Яков Батищев, почесав свой морщинистый лоб. – Но кому сие нужно? Сколь много я делал макин, а все едино… Токмо при Петре Алексеевиче, нашем амператоре и был толк.
Обида Батищева понятна. Этот человек на данный момент был практически оттёрт от всех проектов. Он, пусть и самоучка, но гений инженерной мысли, был лишь консультантом, а значит, фактически никем при строительстве плотины в Охтинской слободе.
А ведь не сказать, что Яков Тимофеевич старый человек. Скорее, пожилой, уставший, будто лишённый смысла жизни, но никак не старый. Просто время такое… Не петровское. Если уже главного токаря страны, личного друга первого русского императора, Андрея Константиновича Нартова, и того практически сослали в Москву в ссылку, чтобы не мельтешил перед глазами.
То, что же говорить про Батищева, который был, может быть, и не менее гениальным и талантливым, чем Нартов, но который наладил работу как минимум пяти различных заводов, часть производственных процессов поставил на механизацию. И он оказался не у дел.
Такие люди, как Нартов, Зотов, Батищев, иные изобретатели времён Петра Великого – нужны только при таком государе, каким был Пётр Алексеевич. А сейчас же считается, что человеческий труд – это намного дешевле, чем сконструировать какой-либо механизм, за которым ещё нужно следить, а значит, иметь высококлассных специалистов-механиков. Нужно же вовремя чинить механизмы!
А людей?.. А зачем особо их «чинить», если можно будет ещё одну, две или даже три деревеньки целиком поднять, посадить в телеги и погнать на Урал, на заводы. Правда, именно эту мысль я высказывать не стал. Того же Демидова сложно назвать гуманистом, который печется о благе крестьян, что у него работают. Впрочем, ходят слухи, что у других заводчиков еще хуже.
– Ну хорошо! Вот создали вы добрую машину… Прислали её мне на завод… Она заменила… пусть и два десятка рабочих рук. Сколько стоить будет такая махина? Сколько стоить будут мне те размыслы, кои будут следить за этими макинами? А людишек я и так наберу, мне им только харчи добрые давать… И не напасётесь вы размыслов учить, дабы они понимали, да с кажной макиной вашей отправлялись на завод! – уже в который раз выражал свой скепсис в ответ на мой оптимизм Демидов.
Что ж, что я не сказал – то он произнёс. Но мне есть чем парировать этот выпад.
– А на что нам, Акинфий Никитич, коли вы будете покупать многие макины, с каждой посылать размысло́в? Двух-трёх наставников пришлём, за год они выучат разумных людишек ваших, да отправятся изнова в иные места, чтобы и там обучать, – вершина айсберга образовательной программы, которая предполагала бы подготовку специалистов для будущего толчка в сторону промышленного переворота, должна была быть теперь видна моим собеседникам.
– И сколько серебра вы, господин Норов, предлагаете нам выложить, дабы начать всё то, о чём вы нынче рассказываете? – задал для многих, только вряд ли для него, животрепещущий вопрос Демидов.
Дело в том, что из всех присутствующих только Демидов обладал такими средствами, которыми бы он мог купить всех нас с потрохами. Ещё я и старший Шувалов, Петр Иванович, были способны вложить по три тысячи рублей. А вот Батищев был на мели, Нартов же вряд ли мог собрать больше двух тысяч рублей.
Между тем именно эти двое инженеров имели не только значительные связи среди себе же подобных – они обладали колоссальным опытом организации производств с нуля.
Иван Иванович же Шувалов уже доказал свою профессиональную пригодность как энергичный менеджер. Именно с его помощью сейчас работал, и уже через пару месяцев начнёт приносить ощутимую прибыль, окупив все затраты, ресторан «Астория». Он же подыскал ещё одно место для похожего заведения, где начались работы по внутренней отделке помещений.
– Читайте, господа! – сказал я и предложил собравшимся пять экземпляров бизнес-плана создания русского торгово-промышленного общества.
Мне это стоило немалого труда, ведь нужно было не только составить проект со всеми цифрами и расчётами (чтобы доходчивее смотрелось), но ещё и написать сразу пять копий. Пока что старой грамматикой. Новую-то я только собираюсь внедрять.
Уже то, что в одном месте мне удалось собрать таких ярких людей – большая заслуга и успех. Да и вчера к нашей грандиозной пьянке присоединился ещё и Андрей Константинович Нартов. Даже без моей помощи Иван Иванович Шувалов и токарь Петра Великого нашли общие темы для разговоров.
Периодически я участвовал в их дебатах и понял, что порой посадить рядом за одним столом двух увлекающихся людей – уже достаточно для большого дела, нужно им только не мешать. Ведь Нартов знает, как можно создать, сотворить то или иное изобретение, а вот у Петра Ивановича Шувалова имеется дар понимать, как можно фантазию творца продать.
А без одного не может быть другого. Нет продукта – нечего продавать, но и ежели не продать – может никогда больше не случиться никакого продукта.
Петр Иванович, словно иной национальности, вел себя, словно торгаш, пусть и элементами широкой русской души. Он умел договариваться, чувствовать прибыль, договариваться с людьми. Из тех отчетов, что были составлены по результатам работы ресторана, я смог вычленить большую работу не только Марты, но и Шувалова. И этого дельца, который и в иной реальности смог заработать большие деньги, нужно использовать.
– Но позвольте, Александр Лукич… – видимо, дочитав до момента, где я предлагаю конкретных людей на конкретные должности, начал возмущался все тот же Петр Шувалов. – А как же открытие второго ресторана? Вы вот здесь предлагаете мне стать управляющим завода, коий не обязательно будет приносить доход, и что же – отказаться от второго ресторана, который этот доход будет приносить обязательно? Не желаете ли создать товарищество на паях и открывать рестораны? Да с этой… С мясорубкой, мы будем процветать.
Он глядел на меня так, будто это были не проекты – а будто я уже залез к нему в карман и там звеню монетами.
– А когда я предлагал вам помочь с обустройством первого ресторана, в котором мы ныне и находимся, разве вы не сомневались? Так доверьтесь и в этот раз! – отвечал я Ивану Ивановичу. – А рестораны нужно открывать. При этом все более богатые, словно при лучших дворах Европы. Но ищите людей! У вас брат есть, Александр Иванович.
Я предполагал, что Шувалов станет управляющим нашего общества. А вот Якова Батищева я бросил бы на должность кого-то вроде главного инженера. Нартов же становился соучредителем и консультантом. А я… наверное, тем, кто будет подкидывать очередные идеи, не свойственные этому времени, опережая его. Демидов же – главный денежный мешок. А еще он и один из основных выгодополучателей.
– Как и думал я! С меня-то деньги! – сказал Акинфий Никитич и рассмеялся.
И всё-таки в смешке Демидова, к его чести, которым хотел смягчить реакцию, прозвучала некая досада.
– Лишь три тысячи рублей от вас, Акинфий Никитич. Столько же, сколько даю и я! – строго ответил я Демидову. – И могу ли я вас спросить, Акинфий Никитич: а сколько и как часто у вас случаются пожары от молнии?
– Бывает, как и у всех, – задумавшись и несколько растерявшись, ответил мне Демидов.
– А коли я скажу, как сделать так, чтобы молния не жгла ни единого строения и дома на заводах ваших, будет ли то оценено благостно? – с ухмылкой спрашивал я. – И сие смягчит ваше огорчение?
– Любопытно, – сказал Демидов.
– Я передам вам устройство, кое названо мной «молниеотвод», – сказал я, усмехнулся. – Всем вам, господа, передам чертеж устройства. И более молнии не будут страшны вашим домам.
Ещё час разговоров, обсуждений, а потом ещё три кружки пива, и дело пошло. Уже не говорили о том, нужно ли создавать общество. Перебивая друг-друга приводили примеры, где и как мы могли бы продвинуть технологии и внедрить уже имевшиеся станки.
Правда, Шувалов не пил, а после написания Демидовым бумаги в Берг-коллегию покинул нас и отправился узнавать, как и когда можно добиваться открытия Русского торгово-промышленного общества.
Я же подумал о том, что мне стоило бы подойти к герцогу Бирону, чтобы он также поспособствовал, и мы не встретили никаких бюрократических препон, могли рассчитывать на блат, но не на то, что придётся платить взятку за открытие общества.
Ещё одна закладка в будущее мною была сделана. Получится ли – вопрос времени. Но думаю, что и моих знакомств, и авторитета тех людей, которые участвуют в создании общества, должно хватить, чтобы официально было разрешено строительство завода в Охте, которая пока ещё даже не входила территориально в Санкт-Петербург.








