Текст книги "Барин-Шабарин 8 (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

На песке лежала мертвая девочка, а рядом стояли Бианки и Кожин, обнажив голову. Видимо, любопытствующий ребенок выскочил на берег и его задело картечью. А вдали, на горизонте, уже виднелись дымы новых кораблей – французы выслали подкрепление.

– Готовьтесь, – тихо сказал Бутаков. – Это еще не конец.

От автора:

Попаданец в тело самого ненавистного министра внутренних дел Протопопова.

Российская Империя вернёт себе былое величие!

На серию СКИДКИ:

/reader/206133/1790216

Глава 9

Узким коридором, освещенным лишь дрожащим пламенем керосиновых ламп, лакей проводил меня через потайную дверь за тронным залом к секретному императорскому кабинету. Стены, обитые темным дубом и ковровая дорожка на полу, поглощали звук шагов, словно дворец скрывал свои секреты даже от собственных обитателей. В конце коридора оказалась невысокая дверь. Часовой в мундире лейб-гвардии Преображенского полкамолча отдал честь и повернул массивный ключ в замочной скважине.

Кабинет оказался крошечным, словно монашеская келья. Или – арестантская камера. Я бы насторожился, если застолом, заваленном картами, не находились лица, которых вряд ли могли арестовать. В одном из кресел – император. Во втором – князь Горчаков. Их лица озарялись дрожащим светом одной единственной свечи. Третье кресло был явно предназначено для меня.

– Входи, Алексей Петрович, – тихо сказал Александр.

Щелчок замка за спиной прозвучал как выстрел. Я прошел к свободному креслу и медленно опустился в кресло.

– Если дело требует такой секретности, – сказал я. – Надо полагать, что и цена участия в нем будет немалая.

Император обменялся взглядом с Горчаковым.

– Немалая, – ответил старый князь. – Каковой и бывает цена лжи – спасительной и одновременно – смертельно опасной.

Князь молча подвинул ко мне карту Европы. На ней разноцветными чернилами были обозначены передвижения эскадр – наших, английских и французских.

– Вы знаете, господин вице-канцлер, что перед вашим отбытием в Варшаву, весь Петербург говорил о скором прибытии эскадры Нахимова? – спросил Горчаков.

Я кивнул.

– Знаю. Газеты писали, что он уже миновал Гибралтар. Мне непонятно, где он сейчас?.. У Гельсингфорса?

– Он не продвинулся дальше Мальты, – резко сказал император.

Тишина повисла тяжелой пеленой. Пламя свечи дрогнуло, отбрасывая на стены причудливые тени.

– Но… зачем? – вырвалось у меня.

– Чтобы Лондон и Париж дрожали, – прошептал Горчаков. – Чтобы они оттянули силы от Константинополя. Чтобы их союзники – австрийцы и пруссаки – усомнились, стоит ли связываться с Российской империей, у которой еще есть козырь в рукаве.

Александр вдруг встал, его тень на мгновение поглотила всю стену. Пришлось подняться и нам. Сидеть в присутствии государя, когда он стоит – недопустимо.

– Нахимов не придет. Но враг должен был верить в это до последнего.

Я сглотнул. Меня восхитил этот план – дерзкий, почти безумный.

– Выходит, им были подброшены «доказательства», – медленно сказал я. – Письма с фальшивыми печатями. Донесения двойных агентов…

– Именно, – император положил передо мной еще один документ – шифрованную депешу. – Это донесениеперехватили наши люди в Константинополе, из него следует, что англичане поверили.

Я развернул лист.

«В британском Адмиралтействе стало известно, чтоэскадра Нахимова, в составе 12 линейных кораблей и 4 пароходофрегатов, замечена у южной оконечности Гебрид. Курс – север– северо-восток»

Фальшивка. Блестящая фальшивка.

– Чье донесение? – спросил я.

– Вашего ставленника, Джеймса Бонда, – улыбнулся Горчаков. – Он же распустил слух, что Нахимов везет золото, захваченное в султанской казне.

Я откинулся в кресле, пытаясь осмыслить масштаб дезинформации.

– А если они проверят?

– Пусть проверяют, – холодно ответил император. – Дело сделано. Не даром же в Средиземном, Северном и Балтийском морях курсировало несколько наших судов под чужими флагами. Они «замечали» нашу эскадру то тут, то там. О том же сообщали «жители» прибрежных поселков Англии и Скандинавии, не говоря уже – о греках, итальянцах и испанцах.

– Выходит, англо-французская эскадра, опасаясь удара в спину, поспешно ретировалась из Финского залива?

– Да, – кивнул государь. – По донесениям наших агентов, они до сих стоят на рейде Христиании.

– Поздравляю, ваше императорское величество, вы выиграли войну относительно малой кровью.

Горчаков вдруг кашлянул в кулак.

– Но есть одна проблема.

Я поднял бровь.

– Австрия?

– Именно, – кивнул князь. – Если Вена узнает, что никакой нахимовской эскадры в Балтийском море нет и никогда не было…

– … то вместо капитуляции Австрии, мы получим новую антирусскую коалицию, – закончил я.

Император резко встал.

– Поэтому ты, Алексей Петрович, и отправишься в Вену. Официально – для переговоров о нейтралитете. На самом деле – чтобы убедить австрийцев, что Нахимов действительно идет к Петербургу.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок.

– Играть в двойную игру?

– В тройную, – поправил Горчаков.

За окном ударил колокол Петропавловского собора. Полночь. Ого, оказывается день давно миновал.

Император вдруг положил руку мне на плечо.

– Ты спросил о цене. Вот она, – его пальцы слегка сжали мой эполет. – Если враг раскроет наш план – тебя объявят человеком, который по собственной инициативе разработал и своими силами осуществил его. Все знают, что у тебя есть для этого и способности, и воображение и деньги. Тогда нам придется отречься от тебя. А если все получится – враги никогда тебя не простят.

Я кивнул, хотя перспективочка открывалась более чем веселая. Посмотрел на карту. На тонкие красные линии, что должны были запутать врага. На клочок бумаги с ложью, которая могла спасти империю.

– Когда я должен выехать?

– Завтра, – сказал император. – И запомни – даже Нессельроде не знает всей правды. И ни в коем случае знать не должен.

Свеча догорела, оставив после себя лишь тонкую струйку дыма.

* * *

Эгейское море пылало на закате, как расплавленное золото, разлитое между островами. Каждый всплеск волны отбрасывал красноватые блики на потрепанные борта русского брига «Язон», чьи паруса, изъеденные солеными ветрами, напоминали крылья гигантской птицы.

Капитан-лейтенант Василий Владимирович Ширинский-Шихматов стоял на корме, его пальцы судорожно сжимали потрепанное письмо, доставленное накануне голубиной почтой. Бумага пахла порохом и морской солью – кто-то из связных сильно рисковал жизнью, чтобы доставить эти строчки на берег и уже оттуда запустить голубя.

«Братья-греки ждут нашего сигнала. Турки уже вырезали половину Халкидики. В Стагире повесили триста человек на городских стенах. Оружие должно быть доставлено к новолунию, иначе…»

Остальное было залито бурыми пятнами, похоже – кровью. Ширинский-Шихматов перевел взгляд на горизонт, где едва виднелся зубчатый силуэт Афин. Где-то там, среди беленых домов и древних руин, умирали и надеялись. Он вспомнил глаза греческого мальчишки, которого подобрали месяц назад в открытом море – ребенок цеплялся за обломок мачты, повторяя одно слово: «Ελευθερία»… Свобода…

– Лейтенант Гурин! – окликнул командир Брига.

За спиной раздался знакомый скрип сапог по мокрому дереву. Лейтенант Гурин, его старший помощник, совсем еще молодой, но уже с наметившейся сединой у висков – следствие многочисленных боев в Архипелаге – вытянулся в струнку.

– Ящики готовы к погрузке, ваше благородие. Только вот… – он сделал паузу, и Ширинский-Шихматов почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

– Что?

– В бухте замечены турецкие фрегаты. «Селим» и «Шахин».

Ширинский-Шихматов медленно сложил письмо, пряча его в потайной карман кожаной сумки у пояса. Там же лежал миниатюрный портрет жены – подарок, полученный перед этим походом.

– Тогда будем прорываться ночью. Между Келифосом и Ситонией.

Гурин хотел что-то сказать, но в этот момент с марса раздался крик:

– Парус по правому борту!

И тут же с берега раздался пушечный выстрел. Ширинский-Шихматов поднял подзорную трубу. Облачко порохового дыма медленно рассеивалось в воздухе. Видимо, это был сигнальный залп с турецкого берегового форта.

Выстрелы не повторялись и вскоре южная ночь опустилась на море, как черное покрывало. «Язон» шел без огней, скрипя такелажем. Ширинский-Шихматов стоял на мостике, не сводя глаз с горизонта.

– Вижу огни! – прошептал впередсмотрящий.

Впереди, у входа в бухту, маячили два силуэта – турецкие фрегаты. «Селим» и «Шахин».

– Готовь абордажные команды, – тихо сказал Ширинский-Шихматов.

– Но, господин капитан-лейтенант, мы же… – начал Гурин.

– Мы не можем повернуть назад.

И в этот момент с борта «Селима» прозвучал выстрел. За ним – второй, третий, четвертый. Канониры явно пристреливались.

– Боевая тревога!

Первый залп картечи пронесся над палубой, срезая ванты. Осколки дерева и металла впивались в плоть.

– Орудия, огонь! – закричал Ширинский-Шихматов.

И «Язон» дрогнул от залпа собственных пушек. Одно ядро угодило прямо в грот-мачту «Селима», и та, с ужасным треском, рухнула за борт, увлекая за собой десяток османских матросов, из тех, что спешно ставили паруса.

В это время, пользуясь попутным ветром, русский бриг вклинился между двумя турецкими фрегатами. Маневр был более чем рискованным, ибо грозил столкновением либо с одним из вражеских судов, либо сразу с обоими. Во всяком случае, враг лишился возможности вести артиллерийский огонь.

– Абордаж! – скомандовал командир русского корабля.

Русские матросы, вооруженные тесаками и пистолетами, прыгали на вражеские палубы турецких фрегатов. Гремели выстрелы, звенели клинки. Сам Ширинский-Шихматов тоже не остался в стороне. Возглавив абордажную группу, что высадилась на «Шахин», с окровавленной саблей в руке, пробивался к шканцам.

Оглушительные звуки ружейной и револьверной стрельбы, звон стали и вопли умирающих людей огласили ночь. Моряки, возглавляемые лейтенантом Гуриным, прорубились сквозь ряды защитников «Селима», сметая их сосвоего пути.

Палуба, скользкая от крови, подрагивала от топота множества ног. Три корабля, опасно кренясь и едва не соприкасаясь бортами, заставляли море бурлить, принимая в себя кровь, стекающую с бортов турецких судов. Схватка с каждой минутой становилась все ожесточеннее исопротивление турок ослабевало.

Вдруг раздался громкий треск, сопровождаемый вспышкой огня – кто-то из русских моряков бросил гранату в крюйт-камеру «Селима». Взрыв потряс корабль, выбрасывая в небо искры и куски горящего дерева.

Охваченные пламенем, мачты трещали, снасти рвались, как гнилые нитки. Османы, осознав, что битва проиграна, принялись беспорядочно сигать за борт, намереваясь вплавь добраться до берега, под защиту гарнизона форта.

Когда рассвело, оба турецких фрегата горели, как факелы. «Язон», изрешеченный ядрами, но непобежденный, входил в бухту Моливос. На берегу уже собрались повстанцы. Их вождь, по фамилии Каратассос, высоко поднял старую византийскую хоругвь.

– Мы привезли вам оружие, – сказал Ширинский-Шихматов, сходя на берег.

– А что мы вам дадим взамен? – спросил Каратассос.

Капитан-лейтенант устало улыбнулся.

– Взамен вы обретете долгожданную свободу.

В этот момент где-то в городе раздался пушечный выстрел. Турки не сдавались, но высоко на холме кто-то уже поднимал сине-белый флаг.

* * *

Почтовая карета подпрыгивала на торцах мощеного камнем шоссе. Весна в Европе приживалась плохо. Снаружи было холодно и сквозь запотевшие стекла кареты едва проглядывали силуэты деревьев, покрытых молодой, но пожухлой от повторяющихся заморозков листвой. Я кутался в подбитое бобровым мехом пальто, но холод проникал даже сквозь толстую ткань – словно сама Европа встречала меня ледяным безразличием.

– Ваше высокопревосходительство, – камердинер Фомка, сидевший напротив, с опаской выглянул в окно. – Впереди таможня. Австрийская.

Я кивнул, доставая из походного бюро паспорт с гербом Российской империи. Документ был подлинным – но кто знает, какие глаза будут его изучать? Карета резко остановилась. За дверцей раздались грубые голоса, говорившие на немецком.

– Papiere!

Я глубоко вдохнул, распахивая дверцу. Передо мной стоял австрийский офицер в вытертой шинели, его обмороженные пальцы нервно теребили темляк шашки. За спиной у него выстроились солдаты с ружьями наперевес – молодые, испуганные мальчишки, видимо, недавно мобилизованные.

– Граф Шабарин, чрезвычайный посланник его величества императора всероссийского, – я протянул документы, стараясь не смотреть на винтовки.

Графский титул мне пока не был присвоен и существовал лишь на бумаге, но откуда этому австрияке знать об этом? Офицер медленно прочитал бумаги, потом резко поднял голову:

– Вы один?

– С камердинером.

– Оружие имеется?

– Только – шпага – знак дворянского достоинства.

Он что-то пробормотал, но печать все же поставил. Протянул паспорт, приложил два пальца к лакированному козырьку:

– Willkommen in Österreich!

Карета тронулась, и только теперь я заметил, как дрожат мои руки. Боялся ли я чего-нибудь? Вряд ли. Скорее – волновался за успех своей миссии. Формально я действительно был особым посланником Александром II, но на самом деле мне предстояло выступить в иной роли. Причем, достаточно убедительно, чтобы австрияки мне поверили.

Вена встретила меня запахом жареных кафейных зерен и тревожными взглядами. Город, похоже, еще не оправился от революционных бурь 1848-го года, а тут еще война на два фронта. Не удивительно, что австрийская столица жила в странном напряжении – балы во дворцах Хофбурга ипатрули на каждом углу.

В особняке русского посольства на Йозефплац пахловоском и старыми бумагами. Посол Мейендорф, седой как лунь дипломат старой школы, ждал меня в кабинете, заставленном разнообразными часами его коллекции – все они тикали вразнобой, словно символизируя шаткость нашего положения.

– Ваше сиятельство, – он поднялся навстречу. – Наконец-то! Мы вас заждались. И не только – мы.

– Кто же еще?

– Граф Буоль. Министр иностранных дел.

Я кивнул. Все пока идет по плану, хотя не стоило забывать, что Буоль – хитрый альпийский лис, и с ним следовало держать ухо востро. А с другой стороны – онглавный инициатор идеи сохранения австрийского нейтралитета. Принципиальный противник войны, как таковой, а с Россией – тем более.

– Когда?

– Сегодня вечером. Приватно. В его загородной резиденции.

Бруннов многозначительно посмотрел на меня:

– Полагаю, он знает про Нахимова.

– Почему вы так думаете, Петр Казимирович?

– Трудно сказать определенно, Алексей Петрович, так какие-то шепотки.

– Понятно. Ну что ж, с удовольствием посещу загородный особняк австрийского министра.

Вечером мне подали к посольству карету самого графа Буоля, роскошную, с бархатными сиденьями и серебрянымигербами на дверцах. И не просто – карету, а самим министром иностранных дел Австрийской империи внутри. Когда мы тронулись, мне бросилась в глаза странная деталь: все стекла в карете были матовыми, непрозрачными.

– Чтобы не беспокоили любопытные, – заметив мое удивление, сказал Буоль, поправляя пенсне. – Вы ведь понимаете, ваше сиятельство, насколько… деликатна наша встреча?

Я лишь кивнул, разглядывая его лицо – бледное, с тонкими губами политика, привычного ко лжи. Резиденция оказалась небольшим охотничьим замком в стиле рококо. В камине потрескивали дрова, слуга принес бутылку токайского и два бокала.

– Итак, – произнес Буоль, лично разливая вино, – адмирал Нахимов.

Я сделал глоток – вино было сладким, как ложь.

– Что именно вас интересует, граф?

– Где он на самом деле? – Буоль вдруг резко поставил бокал.

В камине треснуло полено, осыпав черный зев искрами.

– В Средиземном море, – ответил я, глядя прямо в его глаза.

– Лжете! – Он ударил кулаком по столу. – Наши агенты в Константинополе…

– Ваши агенты видят то, что мы хотим показать, – я медленно достал из портфеля карту – ту самую, что видел у императора. – Двенадцать линейных кораблей. Четыре фрегата. Через неделю они будут у Гибралтара.

Буоль схватил карту, его пальцы дрожали.

– Зачем вы мне это показываете?

– Потому что Австрия еще может выбрать правильную сторону.

Я встал, подошел к окну. За туманной пеленой угадывались огни Вены.

– Англия вас непременно предаст, – продолжал я. – Франция – тоже.

Вдруг где-то в доме хлопнула дверь. Послышались шаги – быстрые, нервные.

– У вас еще гости? – осведомился я, оборачиваясь.

Буоль побледнел.

– Нет, – проговорил я. – Может это кто-то из слуг?.. Я никого боле не жду.

Дверь приотворилась.

– Ваше сиятельство… – развел руками лакей, – я не…

Оттолкнув его, на пороге вырос высокий мужчина в английском мундире.

– Полковник Монтгомери, военный атташе ее величества, – представился он с легким поклоном. – Кажется, я прервал интересную беседу.

Я напрягся. Англичанин улыбнулся, проговорив вкрадчиво:

– Кстати, адмирал Нахимов передает вам привет. С Мальты.

Буоль в ужасе смотрел то на меня, то на англичанина.

Игра усложнялась.

* * *

Эгейское море было покрыто дымкой рассвета, словно серебристым саваном, накрывшим могилы погибших кораблей. Оба турецких корабля исчезли из виду, превратившись в обломки и всяческий сор, плавающий на поверхности воды.

«Язону» тоже досталось. Матросы снимали изорванные вражеской картечью паруса и ставили запасные. Латали поврежденные ядрами борта и рангоут. Бриг был одним из последних рыцарей уходящей эпохи парусников. Его залитая кровью палуба словно свидетельствовала об отмщении за муки, перенесенные греческим народом.

Капитан-лейтенант Ширинский-Шихматов осматривал горизонт, стараясь увидеть глазами опытного моряка любые признаки опасности. Вчерашняя выгрузка оружия и боеприпасов прошла успешно. Греческие повстанцы были чрезвычайно благодарны русским братьям, но «Язон» не спешил покидать воды Эгейского моря.

Задуманное капитаном-лейтенантом не входило в его обязанности, вмененные Главным Морским штабом. Скорее – наоборот. Если Ширинский-Шихматов выполнит свой замысел и при этом потерпит неудачу – это может стоить ему карьеры. Если – не хуже. И все же, просто доставить оружие и наблюдать с моря, как греки насмерть сражаются за свою свободу, истекая кровью, ему не позволяла честь русского морского офицера.

И потому он принял решение разделить экипаж своего корабля. Половина команды останется на борту, для того чтобы поддерживать повстанцев артиллерией с моря, а другая, во главе с самим капитаном-лейтенантом, высадится на берег в качестве десанта.

Он подозвал лейтенанта Гурина.

– Вот что, Аполлон Юрьевич, – начал командир брига. – Я высаживаюсь на берег с отрядом матросов, для того, чтобы поддержать наших православных братьев в сухопутном сражении. Вы остаетесь за командира. Ваша задача, по возможности, поддерживать нас огнем и заодно стеречь от возможного нападения с моря. Как поняли, господин лейтенант?

– Вас понял, ваше благородие!

– И если я не вернусь живым, приведете «Язон» в Севастополь, напишите рапорт и расскажете обо всем Софье Николаевне, моей супруге.

– Я это сделаю, Василий Владимирович, но лучше уж вы возвращайтесь живым.

– Как Бог даст.

Через час два баркаса с русским десантом отбыли к берегу. Каратассос встретил Ширинского-Шихматова на причале торжественно и одновременно напряженно. Он понимал всю важность момента, осознавая, что теперь судьба восстания зависит не только от оружия, привезенного русскими братьями, но и от того, как они – греки – будут мужественно сражаться плечом к плечу моряками, прибывшими из далекой России.

– Мы привезли еще немного оружия, – сказал командир «Язона» Ширинский-Шихматов, глядя на лица мятежников, отражавших смесь страха и надежды. – И намерены помочь вам в деле. Так что, прошу вас, доложите диспозицию.

Каратассос невольно посмотрел туда, где повстанцы сдерживали натиск турецкого гарнизона. Оружейная и пушечная пальба доносилась оттуда. Османы готовы былисломить сопротивление греческих патриотов. Нужно было действовать быстро.

– Наши закрепились у храма Николая Чудотворца, – мрачно заметил Каратассос. – Турки окружили их. Нужно разорвать кольцо о освободить наших героев.

– Тогда пойдем вместе, – ответил Ширинский-Шихматов, кивнув своим подчиненным. Матросы спешно выгрузили оружие и боеприпасы, передавая все, что смогли спасти во время жестокого сражения с двумя турецкими фрегатами.

Утро следующего дня застало окрестности городаПолигирос, объятыми хаосом битвы. Русская корабельная артиллерия вела интенсивный обстрел турецких позиций, пытаясь оттеснить врага подальше от берега.

Воспользовавшись суматохой, отряд капитан-лейтенант-лейтенанта Ширинского-Шихматова, бок о бок с повстанцами, во главе с Митрофаноисом Каллерисом, коренастым греком с золотыми серьгами в ухе и турецким ятаганом за поясом, подступил к церкви Николая Чудотворца.

Не считая двадцати матросов с «Язона», в группе прорыва было еще несколько десятков мужчин и подростков – соплеменников Каллериса. Они выстроились в линию, прижимая к плечам древние кремневые ружья, а кто и самодельные арбалеты. Смуглые лица сияли гордостью, за то что им выпала участь сражаться за свою свободу.

Капитан-лейтенант с русского корабля смотрел на этих бойцов скептически. Он понимал, что в этом штурме многие из них полягут, не принеся восстанию существенной пользы, но логика войны такова, что и не обстрелянные и плохо обученные новобранцы тоже могут сыграть свою роль в предстоящем сражении. В качестве – пушечного мяса.

Каллерис говорил по-русски, потому его Каратассос и назначил для взаимодействия с русским десантом.

– Действуем следующим образом, – сказал ему Ширинский-Шихматов. – Ваши люди должны открыть огонь по турецким позициям. Главная задача – плотность огня, чтобы неприятель и головы не мог поднять. Я же со своими людьми пойду на прорыв. И как только мы свяжем боем османов, вы со своим отрядом тоже переходите к рукопашной.

– Вас понял, господин капитан-лейтенант! – откликнулся грек и обратился к своим бойцам по-гречески.

Через десять минут, греки подняли пальбу по укреплениям турок, окружившим церковь. Ширинский-Шихматов только головой покачал. Огонь из старинных фузей и мушкетов нельзя было назвать особо плотным. Спасибо, что обороняющие крепость греки, ударили со своей стороны.

Туркам пришлось туго и они начали отступать. Капитан-лейтенант махнул платком. И на том участке прорыва, где расположился русский десант, дружественный огонь прекратился.

– Ну, братцы, – сказал командир «Язона», – с Богом!

От автора:

✅ Боксёр из 90-х очнулся на конференции поп-ММА. Спонсоры, камеры, хайп.

– Мага, тормози! – орет кто-то.

Бородатый в капюшоне душит парня, вися на нём клещом.

✅ На первый том СКИДКА /reader/459611/4276150