Текст книги "Собиратель земель (СИ)"

Автор книги: Денис Старый

Соавторы: Валерий Гуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 7

– Никифор, ты клятву давал мне! – возмущенно выкрикнул Иван Ростиславович Берладник, князь Галича.

– Князь, но я давал клятву и церкви нашей христианской, что буду двигать Братство православное Андрея Первозванного, что стану… – невозмутимо говорил младший воевода Братства Никифор.

– Да не нужно говорить одно и тоже! Слышал я твои слова уже! – выкрикнул Иван Ростиславович.

– Не буду, князь, но дозволь сказать, мне, как мужу, что уже год тебя не видел… Ты изменился, сильно изменился, – заметил Никифор.

Иван Ростиславович сел на свой стул и понурил голову. Он, действительно, изменился. Он стал пленником, при том, что владеет большим и богатым княжеством, что у него дружина достигает трех тысяч ратников, а это много, очень много. Но все, как будто не его, словно чужое.

– Дозволь совет тебе дать, княже! – сказал Никифор.

– Что можешь ты посоветовать мне? – с некоторым пренебрежением спросил Иван Ростиславович.

Ранее князь относился к Никифору, как к хорошему исполнителю, словно к механизму, который действует по заранее заложенной программе. Бывший сотник поступал всегда правильно, безынициативно, но делал, по мере своих сил, все качественно. Никогда не думал Иван Ростиславович Берладник, что Никифор умеет принимать решения, что он умеет так держаться перед князем, как сейчас, и говорить «нет».

На самом деле, внутри младшего воеводы Братства, Никифора, бурлили эмоции, основанные на сомнениях. Ему было очень тяжело отказать князю даже в такой глупости и в таком бесчестном предложении. Сложись так, что Иван Ростиславович обдумал бы свои предложения, а не почти приказал предать воеводу Братства, то Никифор колебался бы больше. И кто его знает, в какую сторону в итоге склонился бы бывший сотник князя-беглеца, а нынче правителя Галича и иных городов Галичской Руси. Может и предал бы воеводу Владислава.

– Не иди против чести, а иди с нами, развейся, прими участие в будущих боях. Это вернет тебя к жизни, – последовал совет Никифора.

Иван Ростиславович поерзал на стуле и выразил мимикой лица свое отношение к совету, пренебрежительное в своей основе. Никифор не понимал всю сложность ситуации. Так, Иван Ростиславович просто опасается оставлять свою жену в Галиче одной. Князь не понимал, как именно, но эта стерва, недовольная своим статусом всего лишь княжны одного из русских княжеств, захватит власть. С нее станется, придумать, как именно это сделать. По крайней мере, она может сильно нагадить в княжестве в отсутствие князя.

– Ты обещал рассказывать мне все, что происходит в Братстве. А сейчас отказываешь в деле? – все равно настаивал на преступлении Иван Ростиславович.

– А я и рассказал тебе все. И, случись тобой задуманное, так не только Братство пострадало бы, но вся Русь лишилась бы возможности к развитию. Ты, князь, не понимаешь, сколь велики задумки у воеводы Владислава Богояровича, – сказал Никифор, внутренне приготовившись к самому худшему варианту развития встречи.

Ивана Ростиславовича раздражало упоминание воеводы Братства. Он чувствовал себя обманутым. Ну, почему не оставил в свое время воеводой Братства Боромира? Или не настоял на том, чтобы Никифор стал главой организации? Хотя он и показывает сейчас несогласие с князем. И какие там задумки могут быть? Ну, лучше брони, ну, бумага, которая уже кое-где появляется и пока сильно дорога. Ну, мед, который… А уже немало.

«А почему я у себя до сих пор не приказал наладить добычу меда с деревянных ульев, как у Влада на землях?» – задал себе вопрос Иван Ростиславович, на который не мог ответить.

В принципе, можно было и многое другое сделать так, как во Владово видел князь. И сады рассадить у деревень и плуги ковать, косы такие же ладить, ибо весьма удобные и сильно ускоряют сбор сена для скота. А еще перейти на трехполье, которое уже себя показало хорошо. Особенно озимые хлеба давали хороший урожай.

– И что сделает войско твое, если ты тут останешься? На приступ Галича пойдут? – вымученно усмехнулся князь.

– Могут, – почти не размышляя, отвечал Никифор.

Князь опешил, посмотрел в глаза своего бывшего сотника и не увидел там лжи, или сомнения. Могут пойти и на приступ? Почему такая преданность воеводе Владу? Потому что много худородных получили власть и статус? Или по иным причинам?

– Ничего чтобы не рассказывал воеводе своему! Продолжишь сообщать мне все, что происходит в Братстве. Сына моего возьмешь с собой и станешь продвигать его. Чтобы уже этим летом он стал витязем, а следующим годом тысяцким. Все ли понятно? – спросил галичский князь.

– Все, княже, не изволь сомневаться, что ВСЕ понял. А как же торки? – говорил Никифор.

– Отпишусь им, чтобы ничего не предпринимали, – отмахнулся Иван Ростиславович.

Задумка Ивана Ростиславовича заключалась в том, чтобы часть огромного обоза Братства Никифор отправил в сторону от основного каравана, под защитой, к примеру, сербов-братьев, которые шли в обозе на обучение. Или пусть бы охраняли те, кого Никифору не жалко. А вот Иван Берладник по своим каналам предупредил бы соседей о таком подарке. Как следствие, ограбленный обоз.

Соседями у Галича были черные клобуки, всякие берендеи с торгами и печенегами. Эти полуоседлые, полуподчиненные отряды ранее частенько кормились с того, что ходили в Дикое поле и там щипали половцев, натаскивая свой молодняк. А теперь и ходить особо некуда. Остается либо Крым, но это все же далековато для набегов отдельных отрядов, либо Орда Башкорда, которая не так далеко, но столь сильна, что черные клобуки пока не поняли, что с этим делать.

Вот и получалось, что некоторые отряды особо непримиримых клобуков, торков, берендеев, печенегов, начали пробовать нападать на галичские земли. Так, чуть пограбят одну деревушку, пошалят в другом поселении, не подходя к городам и даже с невеликими жертвами. Князь так же начинал посылать свои отряды на границу. Но это все вело в никуда, скорее, к войне двух верных великому князю сил.

Иван Ростиславович хотел «скормить» часть обоза Братства торкам, но это только часть плана. А вот второй частью, вторым дном задумки, было желание расправиться с торками чужими руками, того же Братства. Зная пылкость воеводы Владислава, Иван Берладник не сомневался, что уже скоро здесь появится все войско Братства и будет бить уже торков. В сущности, князь хотел повторить прием, который он осуществил после бегства из Берлады, подставляя галичского князя Владимирко.

Но… не срослось.

– Князь, братья волнуются. Требуют своего младшего воеводу. Уже в боевые порядки выстраиваются, – в палату вбежал воевода Боромир.

Иван посмотрел с интересом на Никифора, наконец, начиная воспринимать его, как должно, как игрока и того человека, который может сильно подпортить настроение Ивану Берладнику.

– Готовься, воевода Боромир, к походу. Возьми тысячу ратных и отправляйся в Братство. Помоги им… Да сторгуй брони, участвуй в набеге на Булгарию и жду большого скарба оттуда. А еще… – князь прищурился. – Посмотри, как клятвы свои держит Никифор, да сопроводи сына моего, пусть он становится братом, витязем и скоро возглавит Братство. Да и мне дома будет легче, все же Берта с Ростиславом-сыном не ладят.

А в это время, действительно, витязь-брат Алексей приказал разворачивать войско в боевые порядки, спешно собирать пороки. Воевать он не собирался, а так… словно попросить ускориться Никифора.

Уже готова была тысяча ратных для спешной отправки в Братство, уже получили они по второму коню, запасы еды на четыре дня. Уже отправлены люди с серебром, чтобы по пути следования этого отряда закупить корм для лошадей продукты для бойцов. Предполагалось уже завтра отправлять такую существенную помощь Владиславу Богояровичу.

* * *

Я ждал. Прошел день, другой, третий моего заточения. Нет, меня не посадили в темницу, более того, пусть и не без сопровождения, но я выходил во двор терема и имел возможность тренироваться, причем, как со своими бойцами, так и с гриднями Ростислава Юрьевича. Быстро стало понятно, что князь решил позабавиться и в некотором роде проучить меня.

На каждую из тренировок приходили все более матерые мечники и конные из ближней дружины князя. Наверняка, целью было хорошенько надавать мне тумаков, дабы не зазнавался. Вот только получалось с точностью наоборот. У меня неизменно выходило брать верх.

Здесь бы не возгордиться, но и не преуменьшить свою значимость. Однако мне, не без участия иных воинов, удалось создать свою особенную школу фехтования на саблях. Большое внимание уделялось ложным движениям, приемам, ударам, а также использованию локтей, ног и, что не совсем свойственно сабельному бою, уколам, хотя последнее использовалось крайне редко и лишь тогда, когда следовало удивить противника. Учитывая мою несравненную силу, развитую выносливость и не менее развитую скорость принятия решений, я могу назвать себя достойным бойцом.

Появлялось даже желание попробовать выковать что-то вроде боевой шпаги. Нужно будет еще раз изучить возможности производства стали и понять, есть ли вероятность выковать более тонкий и удлиненный меч.

Уколы в сочленение кольчуги, как мне кажется, могут дать немалую фору моим воинам в ближнем бою. А еще почему-то именно сейчас пришла шальная мысль устанавливать на арбалетах штыки. Безусловно, арбалет – не то оружие, которым можно орудовать словно копьем, не ружье. Однако, были уже во время сражений такие моменты, когда арбалетчик оставался вовсе незащищенным перед атакой противника. Воин не успел арбалет откинуть в сторону, как и не получилось вовремя извлечь клинок, все, смерть. И вот этот самый штык, когда воин мог бы боднуть своего врага, становился хоть каким аргументом. Тем более, что тонкое лезвие способно протиснуться сквозь кольца кольчуги, либо сильным ударом их чуть раздвинуть. В любом случае попробовать можно.

На третий день пребывания в таком вот заточении, но главное, что практически в информационном вакууме, мне принесли гуся, запеченного с гречкой и салом. Крупа плавала в жиру, вызывая у меня, скорее, противоположные приятным ощущения. Все же по возможности я стараюсь правильно питаться, исходя из понимания существования белков, жиров, углеводов, клетчатки, витаминов и аминокислот. А тут…

Но не главное то, что мне предлагалось есть эту жирнющую жижу, важнее то, что это блюдо под собой подразумевало. Переперченная, изрядно посоленная каша, да еще такая жирная – это знак почетности, попытка меня задобрить. И такой подход внушал оптимизм.

Через скудные клочки информации я все же узнал, что в Суздали произошли какие-то события, которые православным людом могут быть расценены, как поругательство над верой и бесовская атака на церковь. Там в оконце услышал слово, тут послышался обломок фразы, а также, соединив все полученные кусочки, пазлы, в том числе и согласно плану действия Братства, я понял, что именно происходит.

Народ бурлил. В понимании и разумении даже новгородцев бить епископа нельзя, причем, и католического, а уж тем более православного. Так что, князь Ростислав Юрьевич должен был отвечать на немалое количество весьма неудобных для него вопросов.

Занимаясь бумажной работой, чего лишить меня не додумались, я не сразу среагировал на шаги в коридоре. Однако, двое моих телохранителей спешно затягивали ремни с привязанными на них саблями. Иного оружия у нас не имелось. Хотя нет, было. Среди моих личных вещей никто и не подумал забрать три небольших бочонка с порохом и два запечатанных воском кувшина с горючей жидкостью, типа «греческий напалм». Не питая иллюзий, что даже благодаря этому оружию удастся выбраться, я все же посчитал, что пусть лучше оно будет, чем оставаться без оного.

– Сабли свои мне отдайте! Ножи также! – сказал, вошедший в мою горницу, выделенную в тереме Ростислава, один из ближайших гридней князя, хотя этого воина я видел больше рядом с лжеархиепископом. – Нынче зайдет Владыко Нифонт и будет с тобой, воевода, говорить.

Сказав это, гридень прошелся по достаточно просторной горнице, заглянул под стол и лавки и направился на выход. Наверняка предполагал, что лжеархиепископа я попробую убить.

Но, как же было бы глупо умерщвлять того, кто, так или иначе, идет договариваться? А иначе зачем Нифонтрешил меня посетить? Ему бы сейчас ходить по улицам Владимира, да увещевать, наставлять тех бунтарей из местных, а также новгородцев, что считают себя истинно православными. Еще этот гусь с гречкой…

– Я могу при твоих людях говорить прямо или стоит им сходить погулять под дождем? – спросил Нифонт, как только вошел в горницу, и монах, сопровождающий его, плотно закрыл дверь.

Я задумался, посмотрел на своих уже ставшими для меня товарищами охранников и после недолгих раздумий решил, что не может ничего такого прозвучать, что стоило бы скрыть от людей, готовых за меня умирать.

– Говори! – сказал я, показывая Нифонту на лавку у стола. – Раздели со мной трапезу, коли голоден. Гуся мне принесли, да крупы жирной и троим мужам столько не съесть.

– Благодарствую, добрый хозяин, – С максимальной иронией и сарказмом произнес самопровозглашенный архиепископ.

Уже тот факт, что разговор не начался сразу же, а Нифонт все же пару ложек жирной каши употребил, говорил о том, что со мной действительно собираются договариваться.

– Не распознал я вовремя, воевода Владислав Богоярович, в тебе силу значимую. Это же непонятно, неправильно, что князья идут тебе на выручку, что народ бунтует не без помощи твоих людей. Ты даже и не знаешь, что стоял на краю гибели своей. Мне стоило труда уговорить не убивать тебя уже после того, как не привезли твою семью, а люди, посланные за ней, исчезли, – говорил Нифонт, а после посмотрел на меня взглядом, полным решимости, и с немалой толикой злобы и выкрикнул. – Где держат Мстислава Ростиславовича? Твои люди скрали княжича, али кто иной? Можешь ли ты найти тех, кто скрал и договориться? Серебра нужно? Есть оно!

Ох, и сколько же стоило мне усилий не улыбнуться. Это Нифонт мне тут говорит, что я прошел по краю лезвия? Нет, они не убили бы меня. Они поняли, что великий князь сыграл свою партию, подставляя меня под удар новгородцев. Между тем, мне пришли на выручку рязанцы и муромцы, может и прибыли половцы, а людей князя Ростислава побили в Ростове, Суздали, даже здесь во Владимире княжеские ратники, пусть и залили в кровью стольный град, остановили бунт, но немало в тех лужах алой жидкости и от новгородцев со шведами.

Меня придерживали, возможно, благоразумие Нифонта и спасло мне жизнь, зная взрывной характер Ростислава, но кланяться в ножки лжеархиепискому я не стану. Нельзя меня убивать – это выстрел в ногу. А теперь еще и украденный наследник Ростислава Юрьевича. Аргумент серьезный и хорошо, что нет доказательств участия в этом похищении братьев, а оно не могло быть без крови, так как княжич уже восемнадцати лет и со своей дружиной.

– Ты не кричи, – максимально спокойным голосом сказал я. – Теперь давай все по порядку. Что-то расскажу я, что-то поведаешь ты. Итак, первое, семью мою взять в заложники вы не смогли. Из того, что я знаю… а в тереме все слишком громко разговаривают, во дворе, так и вовсе кричат, сложно не услышать, если захотеть. Так вот, братья мои не приняли условий князя. И не сделают этого, пока слова моего не прозвучит. Вы чего хотели добиться, когда заставили гостить в тереме без моего желания? У Братства нынче три тысячи ратных, четыре крепости, греческий огонь…

– А гром с молнией и быстрым огнем в Братстве имеется? – с лукавым прищуром спрашивал Нифонт.

Просчитать ситуацию не составило большого труда. Конечно же, лжесвященник говорит об использовании пороха. А вот лукавый прищур указывал в пользу того, что порох использовали при тайных делах. Взрывов во Владимире я не слышал, хотя не факт, что их не было, но, скорее всего, сотник Звяга в Суздали применил последний довод, порох.

– Да, Братство продало новое оружие представителям от суздальских и ростовских бояр, сделали это еще полгода тому, или еще раньше, – после некоторой паузы и обдумывания ответа я решил не юлить и признать наличие нового оружия. – У ромеев я купил много греческого огня, что можно поставить не только на корабли, но и при обороне крепостей. Там же я купил оружие, которое называется «порох». Много купил.

– У меня есть доказательства, что это люди Братства подбивали народ на бунт, – вновь повышенным тоном сказал Нифонт.

– Я не готовил бунтов, я был здесь. Не давал никаких указаний, – лгал я. – Могу предположить, что люди князя, а лучше бы это были шведы, на которых можно все свалить, стали разорять склады Братства, а они были всегда под охраной. Вот мои братья и действуют, защищают наши товары. А я, сидя здесь, и не знаю, как это предотвратить.

– Ты посылал к великому князю своих людей? – спросил лжеархиепископ.

– Посылал, – согласился я. – Изяслав обещал мне помощь и защиту. А я ему. Можно было бы договариваться и с твоим князем, но вы выбрали путь силы, не посчитав, какая мощь будет вам противостоять.

– Изяслав пойдет тебе на выручку? – последовал очередной вопрос этого допроса.

– Зачем? – с ухмылкой отвечал я. – Ему проще идти, соединяясь с полками Смоленска и Пскова, может, и Полоцка, прямо на Новгород, который сейчас стоит без защиты. Пока вы будете брать мятежную Москву, пока попробуете взять Суздаль или Ростов, Изяслав будет молиться в Новгородской Софии и слушать проповедь нового архиепископа Новгорода. Ну и, конечно, считать добычу, которую отымет у новгородского купечества.

Нифонт встал и начал нервозно расхаживать вокруг стола. Он прекрасно понял, в какую ловушку сам же увлек и князя Ростислава, и Новгород. И я здесь лишь, как это неприятно осознавать, второстепенная фигура. Если такиесобытия, целая цепочка, случились из-за Изяслава, то стоит только поаплодировать великому князю за исполнение отличной интриги. Как государственник я все прекрасно понимаю, подставить меня, чтобы выиграть северо-западную Русь – это та жертва, которую можно совершить.

Вот только, как человеку, мне не нравится быть пешкой. Между тем, вредить Изяславу тоже нельзя. Чем же я тогда буду отличаться от князей, стремящихся к раздробленности? Но стребовать кое-какие материальные блага нужно обязательно и впредь учитывать больше факторов.

– Мстислава Ростиславовича, княжича, нужно вернуть. Иначе князя в его гневе мне не удержать. Прольется слишком много православной крови, – после долгой паузы сказал Нифонт.

– Я не знаю, кто скрал Мстислава. Кто это сделал, должен был назвать условия освобождения. Если это деньги, то мои люди здесь точно не при чем. Если потребуют отдать княжича взамен моего освобождения, то это могут быть мои люди. Выпусти меня, и я даю слово, что сделаю все, что от меня зависит, чтобы освободили Мстислава. Далее… Ростислав должен умереть…

– Да, как ты смеешь⁈ – взбеленился Нифонт.

– А ты видишь хоть какой-то выход при том, что Ростислав Юрьевич останется жив? Так научи меня, о мудрейший! – сказал я, позволив себе иронию.

Нифонт замолчал. Вновь стал расхаживать, поглаживая свою рыжеватую бороду. Наверняка он прикидывал, как выйти из положения. Думал об этом и я.

Допустим, оставлять все, как есть, с моим заточением или даже убийством. Братство будет сопротивляться. Мало того, я уверен и в хане Аепе, в помощи рязанцев и муромцев. Учитывая тот факт, что ряд крупных городов Владимирской Руси не контролируется Ростиславом, и без помощи великого князя киевского Ростислав Юрьевич проиграет.

Второй вариант развития событий для новгородцев – это закрыться во Владимире и отправить большинство воинов к Новгороду, чтобы не допустить захват этого города киевско-смоленскими войсками. И даже в этом случае нужно какое-то политическое согласование и урегулирование. Если Ростислав Юрьевич не признает верховенство власти Изяслава, то война продолжится. Слишком много сделал заявлений на людях князь Ростислав, чтобы в итоге без боя пойти на поклон в Киев. А любой бой – это, скорее всего, поражение.

Третий вариант предлагал я. Этом случае нет Ростислава. Он должен умереть. Пусть его сын, тот же Мстислав, которого мог украсть сотник Стоян со своими людьми, становится новгородским князем. Северо-западная Русь в таком случае получает посадников из Киева. И устанавливается полное единовластие на Руси. Конечно же, и новгородское вече, и новгородский князь присягают Изяславу и оставляют за великим князем право запрета, вето, на избрание нового новгородского князя.

Последний вариант я и озвучил.

– Я не вижу, что твое предложение может быть исполнено. Но я хочу поменять тебя на Мстислава. Но ты придержишь княжича у себя. Я уже что-то начал понимать и вижу участие твоих людей в похищении. Уже то, что похитители были в панцирях, говорит об участии Братства. – Нифонт будто выжимал из себя слова, говорил то, чего не хотел, но, что сказать был должен. – Покажешь княжича тогда, как я тебе скажу.

– Ты имеешь право меня отпустить? – с сарказмом спросил я.

– Права не имею. Надевай рясу, и пусть твои воины это делают. Я выведу вас за город, а дальше сами. Братство должно прекратить любые действия против Новгорода и Ростислава. Увести своих людей из городов Владимирской Руси. Без твоего участия Изяслав не пойдет на Новгород. И усобица будет слишком кровавой без участия Братства. Изяслав может не решиться на войну, – Нифонт достал крест и протянул его мне. – Целуй крест на том, что клянешься сделать то, о чем я сказал!

Я поклялся, точно будучи уверенным, что клятву нарушу. Неужели не понимает Нифонт, что клятва лжесвященнику, нерукоположенному, непризнанному архиепископу ничтожна? Или, по крайней мере, у меня есть возможность без ущерба для себя, нарушить крестоцелование.