Текст книги "Англичанка"

Автор книги: Дэниел Силва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

19
Люберон, Франция

К тому времени, как Габриель вошел в освещенную зону, Келлер уже во весь опор мчался по саду. Он первым добежал до открытой двери и встал слева от нее. Габриель остановился справа и бегло взглянул на поверженного охранника: даже не проверяя пульс, он понял, что мужчина мертв. Пуля сорок пятого калибра четко вошла в череп и вынесла мозги. Мертвец так и не понял, что его поразило. Он и умер-то, еще не коснувшись земли. Достойная смерть – для преступника, солдата… для всякого.

Габриель взглянул на Келлера. Оба замерли в одинаковых позах: плечом к стене, держа пистолет обеими руками, дулом вниз. Келлер коротко кивнул. Поднял пистолет на уровень глаз и медленно вошел в дом. Габриель – следом, прикрывая Англичанина справа. В гостиной было пусто и тихо, только работал телевизор: Джимми Стюарт вытаскивал Ким Новак из воды в бухте Сан-Франциско. Пахло прокисшей едой, табачным дымом и пролитым вином. Всюду валялись пустые коробки из-под продуктов. Месяц в Провансе, подумал Габриель, и тот проведен бандитами в духе марсельского криминального подполья.

Келлер вошел в пятно света от экрана телевизора, поводя пистолетом из стороны в сторону под углом в девяносто градусов. Габриель шел в полушаге следом, взяв на себя слепую для Англичанина зону. Так они дошли до разделяющей гостиную и столовую арки. Габриель заглянул в соседнюю комнату, огляделся во всех направлениях, не опуская пистолета, и вернулся к Келлеру. У входа в кухню повторил тот же маневр. В обеих комнатах он никого не заметил, и обе они были завалены грязной посудой и столовыми приборами. При виде беспорядка шея у Габриеля побагровела от гнева: как правило, если похититель живет как свинья, то и с пленником не слишком-то церемонится.

Наконец они добрались до прихожей – единственного помещения, что еще как-то соответствовало картинке на фотографиях в брошюре: тяжелая деревянная дверь, декоративный столик, две известняковые лестницы – одна наверх, вторая вниз, обе погружены во тьму.

Келлер встал ровно между пролетами, а Габриель, вынув из кармана фонарик, начал спускаться. Фонарик он не зажигал, постепенно погружаясь в темноту – одна ступенька, вторая, третья, четвертая… На полпути вниз он услышал наверху быстрые шаги, потом два приглушенных хлопка. Это Келлер быстро выпустил две пули.

Кто-то решил спуститься на первый этаж.

Кто-то наткнулся на человека, набравшего в свое время наибольшее число очков на херефордской «бойне».

Кто-то погиб.

Габриель зажег фонарик и продолжил спуск, перемахивая через две ступеньки за раз.

***

Внизу обнаружилось фойе с плиточным полом и дверьми во всех трех стенах. Слева располагалась запертая кладовая; амбарный замок ярко сверкнул в луче фонаря, а значит, провисел здесь недолго. Скинув рюкзак и достав из него болторез, Габриель перекусил дужку – небольшое усилие, и замок со звоном упал на пол. Габриель отодвинул щеколду и распахнул дверь – в ноздри ударил тяжелый и приторный запах. Запах человека, которого держат в плену. Габриель повел по сторонам лучом фонаря: койка, наручники, мешок, который, очевидно, надевали на голову пленнику, ведро для нужды, шумопоглощающая изоляция на стенах.

Вот только Мадлен здесь не было.

Наверху раздалось еще два хлопка.

Потом еще два.

***

Первое тело лежало у подножья лестницы на второй этаж. Это был один из охранников, который не показывал носу из дому. Правда, мало что от его носа, да и лица вообще осталось благодаря точным попаданиям двух пустотелых пуль сорок пятого калибра. Та же участь постигла и лежащего рядом Рене Броссара. Он все еще сжимал в безжизненной руке пистолет. На площадке второго этажа Габриель заметил труп женщины. Келлер не хотел убивать ее, но она не оставила выбора – навела на него пистолет и точно собиралась стрелять. Англичанин пощадил ее лицо, всадив обе пули в грудь. В итоге она единственная осталась жива. Опустившись рядом на колени, Габриель взял ее за ледяную руку.

– Я умру? – спросила женщина.

– Нет, – сказал Габриель. – Ты будешь жить.

– Помогите. Прошу, помогите.

– Помогу, – ответил Габриель. – Если ты поможешь нам. Скажи: где найти девушку?

– Не здесь.

– Тогда где она?

Женщина беззвучно шевелила губами.

– Где? Где она? – повторил вопрос Габриель.

– Клянусь, я не знаю. – Женщина задрожала, она уже не видела его. – Пожалуйста, – шепнула она, – помогите.

– Когда ее отсюда забрали?

– Два дня назад. То есть три.

– Когда точно?

– Не помню. Пожалуйста, помогите…

– До или после того, как вы с Броссаром ездили в Экс?

– Как вы узнали про Экс?

– Отвечай, – еще крепче стиснул ей руку Габриель. – До или после?

– В ту же ночь.

– Кто ее забрал?

– Поль.

– Он был один?

– Да.

– Куда он ее забрал?

– На другую явку.

– Он так и сказал? Явка?

– Да.

– Где эта явка?

– Не знаю.

– Отвечай.

– Поль нам не говорил. Назвал это оперативной маскировкой.

– Именно так и назвал? Оперативной маскировкой?

Женщина кивнула.

– Сколько у него явок?

– Не знаю.

– Две? Три?

– Поль не говорил.

– Долго здесь держали девушку?

– С самого похищения, – ответила женщина и умерла.

***

Трупы сложили на полу в кладовке и накрыли их чистой простыней. Отмывать кровь в доме не стали; только в саду Габриель наскоро полил из шланга плитняк, чтобы хоть как-то скрыть следы произошедшего на вилле. По его подсчетам, в запасе имелось где-то сорок восемь часов, потом женщина из «Недвижимости в Любероне» приедет забрать ключи и проверить состояние виллы. Увидит кровь, вызовет жандармов, а те обнаружат четыре трупа в подвале, где арендаторы превратили хозяйскую кладовую в импровизированную тюрьму. Итак, сорок восемь часов. Может, чуть – совсем чуть-чуть – больше.

Уже светало, когда они вернулись к мопеду Габриеля и старому «рено» Келлера. Габриель замер и напоследок обернулся посмотреть на виллу и долину: к виноградникам шел одинокий рабочий. Погрузив сумки в багажник машины, Габриель и Келлер порознь отправились в городок Бьо, где заглянули на кофе с булочкой в кафе, полное румяных местных жителей. От запаха свежеиспеченного хлеба Габриеля слегка замутило. Он позвонил в Лондон Грэму Сеймуру и непрямым текстом сообщил, что операция провалилась: Мадлен держали на вилле, однако семьдесят два часа назад перевезли в другое место. След завел в тупик, доложил Габриель и отключился. Оставалось ждать, пока Поль выдвинет свои требования.

– Вдруг он решит не рисковать и не станет ничего требовать? – предположил Келлер. – Возьмет и прикончит девчонку?

– Откуда такой пессимизм?

– С кем поведешься, от того и наберешься.

Люберон они покинули тем же путем, каким приехали, выслеживая Рене Броссара и его спутницу: вниз по склонам гор, через реку Дюранс, вдоль берега водохранилища в Сен-Кристофе – и так в конце концов вернулись в Марсель. Габриель и Келлер купили билеты на отходящий в полдень паром до Корсики и сели за разные столики в кафе при терминале. Габриель взял себе чаю, Келлер – пива. Англичанин заметно помрачнел – не часто ему доводилось возвращаться на Корсику, провалив задание.

– Это не ваша вина, – попытался утешить его Габриель.

– Я заверил вас, что девушка на вилле, – ответил Келлер. – А ее там не было.

– Похитители убедительно притворялись.

– Почему? Зачем они несли вахту по ночам, если Мадлен давно забрали?

В этот момент завибрировал сотовый Габриеля. Он медленно поднес трубку к уху, молча выслушал сообщение и снова положил мобильник на стол.

– Грэм? – спросил Келлер.

Габриель кивнул.

– Этой ночью в Гайд-парке под скамейкой оставили телефон.

– Где он сейчас?

– На Даунинг-стрит.

– Когда на него позвонят?

– Через пять минут.

Келлер допил пиво и сразу попросил повторить. Прошло пять минут, потом еще столько же. Снаружи объявили посадку на паром. Не успел диктор договорить, как телефон Габриеля вновь завибрировал. Как и в первый раз, Габриель молча выслушал звонившего.

– Ну и? – спросил Келлер, когда Габриель убрал сотовый в карман.

– Поль выдвинул требования.

– Сколько ему нужно?

– Десять миллионов евро.

– Это все?

– Нет, – сказал Габриель. – Премьер-министр хочет поговорить.

Снаружи от пристани к парому тянулась извилистая очередь машин. Келлер встал и вышел из кафе.

20
Марсель – Лондон

Ближайший рейс до Хитроу вылетал в пять вечера. В магазине близ Старого порта Габриель купил смену одежды и заселился в убогий отель при железнодорожной станции, чтобы помыться и привести себя в порядок. Старую одежду бросил в переполненный мусорный контейнер за рестораном, мопед оставил там, где с наступлением ночи его непременно должны были угнать, и на такси отправился в аэропорт. Терминал был пуст – будто все бежали из него в преддверии вражеской оккупации. Проверив французские новостные сайты, Габриель убедился, что жандармы еще не нашли тела убитых похитителей, а после купил на имя Йоханнеса Клемпа билет в первый класс до Лондона. В полете отказывался от любых услуг авиалиний и, игнорируя попытки соседа – лысого швейцарского банкира – завязать разговор, угрюмо пялился в иллюминатор. Любоваться особенно было нечем: небо на севере Европы заволокли густые облака. И лишь когда самолет вновь снизился до высоты нескольких тысяч футов, ночную мглу пронзили желтые огни натриевых ламп Западного Лондона. Будто море свечей, зажженных на алтаре. Габриель закрыл глаза, и перед мысленным взором его встала женщина в плаще, на коленях у алтаря, в плохо освещенном древнем соборе. Она перекрестилась – словно бы в первый раз.

Сойдя с самолета, Габриель встал в конец очереди на паспортный контроль. Офицер – бородатый сикх в васильковом тюрбане – проверил его паспорт с должным скептицизмом, а после, с силой поставив штамп, поприветствовал на земле Великобритании. Убрав паспорт в карман пальто, Габриель проследовал в зал прибытия, где его ожидал агент МИ-5 Найджел Уайткомб. (Он стоял один посреди толпы, сжимая в руках мятую табличку с надписью: «Г-Н БЕЙКЕР».) Уайткомб был правой рукой Грэма Сеймура и выполнял для него конфиденциальные поручения. С виду возмужалый, лет за тридцать, выглядел он тем не менее как подросток: румяные щеки без следа щетины. Пожимая руку Габриелю, Уайткомб бегло улыбнулся невинной улыбкой церковного служки. Такая благовидная внешность сильно пригодилась ему на службе: за ней скрывался хитрый и коварный ум, который мог дать фору любому террористическому гению или рецидивисту.

Из-за того, что Габриель приехал в Лондон инкогнито, Уайткомб забрал его на личном транспорте, «воксхолл-астра». Вел он лихо и уверенно, будто каждые выходные участвовал в скоростных автогонках. Только на подъезде к Вест-Кромвель-роуд стрелка спидометра опустилась ниже отметки в восемьдесят миль в час.

– Хорошо, что рядом больница, – заметил Габриель.

– Почему?

– Если не сбавишь скорость, она нам понадобится.

Уайткомб послушно убавил ход – правда, ненамного.

– Может, заглянем в «Хэрродс» на чашечку чая? – спросил Габриель.

– Мне велено доставить вас сразу по назначению.

– Да я шучу, Найджел.

– Знаю.

– Может, еще знаешь, зачем я прилетел?

– Нет, – ответил Уайткомб, – однако подозреваю, что дело срочное. Последний раз я Грэма видел таким, когда…

Он умолк, не договорив.

– Ну, и когда же? – спросил Габриель.

– …когда бомбист «Аль-Каиды» взорвал себя в Ковент-Гарден.

– Интересные времена, – мрачно заметил Габриель.

– Это была одна из наших лучших операций, согласны?

– Если забыть, как она завершилась.

– Будем надеяться, что эта завершится иначе. Что бы там ни было.

– Будем, – согласился Габриель.

Миновав настоящий водоворот из машин на Гайд-парк-корнер, Уайткомб понесся мимо Букингемского дворца к Бердкейдж-Уок. Проезжая Веллингтонские казармы, он позвонил кому-то по сотовому, быстро пробормотал что-то о доставленной посылке и оборвал связь. Спустя две минуты остановился за припаркованным на Олд-Куин-стрит лимузином «ягуар», на заднем сиденье которого сидел Грэм Сеймур. Вид у безопасника был такой, будто у него несварение после ужина в клубе.

– Полагаю, делового костюма у тебя нет? – спросил он у Габриеля, когда тот сел рядом.

– Был, – ответил Габриель, – но «Бритиш Эйрвейз» потеряла мой багаж.

Сеймур нахмурился, потом взглянул на водителя и скомандовал:

– Дом номер десять.

Дом номер 10 по Даунинг-стрит – самый, наверное, известный в мире адрес – некогда охранялся всего двумя констеблями. Один стоял снаружи, у выцветшей черной двери, второй сидел в передней, в удобном кожаном кресле. Все изменилось после минометного обстрела в феврале 1991 года: при входе на Уайтхолл выросло заграждение, а места двух констеблей заняли вооруженные до зубов бойцы группы дипломатической защиты из Скотланд-Ярда. Как и Белый дом, Даунинг-стрит превратилась в укрепленную зону за прутьями забора.

Изначально дом номер 10 состоял из трех построек: городского дома, коттеджа и обширного особняка шестнадцатого века, который назывался «домом на заднем дворе» и служил резиденцией для королевской семьи. В 1732 году король Георг II передал этот комплекс сэру Роберту Уолполу, негласному премьер-министру, и тот решил объединить все три постройки в одну. То, что получилось в результате, Уильям Питт описал не иначе как «огромный и нелепый дом», проседающий и трещащий по швам. Редко какой премьер-министр соглашался в нем жить. К концу восемнадцатого века дом пришел в такой упадок, что казначейство рекомендовало снести его; после Второй мировой его признали аварийным и ограничили допуск на верхние этажи из-за угрозы обрушения. И вот в конце 1950-х правительство приступило к тщательной реконструкции: прерываемая из-за стачек и средневековых находок под основанием дома, она завершилась через три года и обошлась в сумму, втрое превышавшую запланированную. Тогдашний премьер-министр Гарольд Макмиллан на время ремонта переселился в Адмиралтейский дом.

Почти все посетители попадают на Даунинг-стрит через ворота и пост охраны на Уайтхолле и входят через памятную черную дверь. Однако тем вечером Грэм Сеймур и Габриель проникли на территорию штаба правительства через ворота на Хорс-Гардз-роуд и вошли в резиденцию премьера через французские двери с видом на обнесенный стеной сад. В фойе их дожидалась секретарь из личного кабинета Ланкастера: чопорная «библиотекарша», которая, будто щит, прижимала к груди кожаную папку. Кивнув в знак приветствия Сеймуру, она тем не менее постаралась не смотреть в глаза Габриелю. Потом развернулась на каблуках и повела гостей по длинному элегантному коридору к закрытой двери, легонько постучалась в нее.

– Войдите, – раздался изнутри второй по значимости голос в Великобритании, и чопорная женщина провела Сеймура с Габриелем внутрь кабинета.

21
Даунинг-стрит, 10

Посвятив жизнь тайным службам, Габриель уже сбился со счета, сколько раз видел кабинеты людей на грани: неважно, чьи они были, в какой части света располагалась, – все они походили друг на друга. Один человек ходит кругами по комнате, второй тупо смотрит в окно, тогда как третий отчаянно пытается казаться собранным и хладнокровным, словно все у него под контролем… даже если контролировать больше нечего. На сей раз Габриель увидел Белую гостиную; кругами по ней ходил Саймон Хьюитт, в окно смотрел Джереми Фэллон, а спокойствие изображал Джонатан Ланкастер. Премьер-министр сидел на одном из двух противоположных диванов у камина; на низком прямоугольном столике перед ним лежал мобильный телефон – тот самый, который оставили под скамейкой в Гайд-парке. Премьер смотрел на сотовый таким злобным взглядом, будто это из-за него, а не из-за Мадлен Хэрт весь сыр-бор.

Поднявшись с дивана, он вышел навстречу Сеймуру и Габриелю. Ступал он осторожно, будто матрос по палубе корабля в неспокойном море. Телевидение создавало о нем ложное представление: премьер был выше, чем Габриель представлял его себе, и выглядел неплохо – если учесть сложность момента.

– Я Джонатан Ланкастер, – представился премьер, протянув Габриелю крупную ладонь. Его слова прозвучали несколько абсурдно. – Настало время нам с вами встретиться. Жаль, обстоятельства не слишком благоприятные.

– И правда жаль, господин премьер-министр.

Габриель хотел выразить сочувствие, однако по прищуру Ланкастера понял: премьер слышит в его голосе осуждение. Быстро пожав руку Габриелю, Ланкастер указал на двоих помощников.

– Полагаю, вы знаете, кто эти два джентльмена, – произнес он, совладав с чувствами. – Тот, что протаптывает дорожку в моем ковре, Саймон Хьюитт, мой пресс-атташе. Второй – Джереми Фэллон. Джереми – мой мозг, если вы, конечно, верите всему, что пишут в газетах.

Саймон Хьюитт рассеянно кивнул Габриелю. Без пиджака, с закатанными по локоть рукавами и ослабленным галстуком, он напоминал репортера, которому вот-вот сдавать статью, а состряпать ее буквально не из чего. Джереми Фэллон, по-прежнему стоявший у окна, напротив, пуговиц не расстегнул и галстука не ослабил. О Фэллоне как-то писали, что он видит себя премьер-министром – до тех пор, пока не глянет в зеркало. Скошенный подбородок, жидкие волосы, болезненно-желтоватая кожа – с такой внешностью он больше напоминал чиновника из загробного мира.

Оставался мобильный телефон. Не говоря ни слова, Габриель взял его с кофейного столика и проверил журнал звонков. На сотовый звонили всего раз – именно тогда, когда Габриель с Келлером ожидали посадки на паром из Марселя.

– Кто отвечал на звонок? – спросил Габриель.

– Я, – ответил Фэллон.

– Какой у него голос?

– Он подделал его.

– Сгенерировал на компьютере?

Фэллон кивнул.

– Во сколько перезвонят?

– В полночь.

Габриель отключил питание, вынул аккумулятор и симку. Разложил все это дело на кофейном столике.

– Что произойдет в полночь?

Ответил сам Ланкастер:

– Этот человек ждет ответа: «да» или «нет». Если я отвечу «да», значит, соглашаюсь отдать десять миллионов евро в обмен на жизнь Мадлен и обещание, что видео с ее признанием больше никто не увидит. Если «нет», Мадлен умрет, а наша интрижка станет достоянием общественности. Судя по всему, – тяжело выдохнул премьер, – выбора у меня нет, только согласиться на требования.

– То есть совершить, возможно, величайшую ошибку в жизни, господин премьер-министр.

– Вторую величайшую ошибку.

Опустившись на диван, Ланкастер прикрыл рукой свое знаменитое лицо. Габриель подумал о людях на улицах Лондона, что сейчас спешат по делам и не ведают, что их премьер-министр парализован страхом.

– Что мне еще остается? – спросил, помолчав, Ланкастер.

– Вы еще можете обратиться в полицию.

– Слишком поздно.

– Тогда надо торговаться.

– Похититель сказал, что торг неуместен и что Мадлен умрет, если я не соглашусь на условия.

– Все они так говорят. Поверьте, господин премьер-министр, если уступите, то тем лишь разозлите шантажиста.

– На кого он разозлится? На меня?

– На себя. Подумает, что продешевил, и вернется за добавкой. Если заплатите снова, он придет еще раз – будет доить вас, пока не выдоит досуха, миллион за миллионом.

– Что же вы предлагаете?

– Ждем звонка, отвечаем, что готовы дать один миллион. Хочешь – бери, не хочешь – не надо. Вешаем трубку и снова ждем.

– А если он больше не перезвонит? Если убьет Мадлен?

– Не убьет.

– Откуда вам знать?

– Слишком много он вложил денег и времени в этот проект. Да, для него это проект, работа, и ничего более. Смотрите на это как на тяжелые переговоры. Легких путей нет, придется измотать похитителя. Наберитесь терпения, иначе Мадлен не вернуть.

В комнате повисла гнетущая тишина. Джереми Фэллон отошел от окна и уставился на городской лондонский пейзаж работы Тёрнера, будто первый раз увидел эту картину. Грэм Сеймур внезапно живо заинтересовался рисунком ковра.

– Спасибо за совет, – произнес наконец Ланкастер, – однако мы решили… – Он помолчал. – …я решил отдать шантажисту все, что он требует. Если бы не мое бездумное поведение, Мадлен не похитили бы. Я просто обязан вернуть ее целой и невредимой. Это дело чести. Ради нее, ради нашей Партии.

Сказано было так, словно эту речь заранее написал для премьера Джереми Фэллон. Судя по вороватому выражению на лице шефа секретариата, так оно и было.

– Честь честью, – произнес Габриель, – однако поступаете вы не мудро.

– Не согласен, – возразил Ланкастер. – Джереми – тоже.

– При всем уважении, – обратился Габриель к Фэллону, – когда последний раз вы проводили успешные переговоры об освобождении заложников?

– Думаю, вы согласитесь, – ответил Фэллон, – что мы имеем дело не с обычным похищением. Цель вымогателей – премьер-министр Соединенного Королевства, и я ни при каких обстоятельствах не могу позволить ему вымотать себя затяжными переговорами.

Эти слова Фэллон произнес тихо и с полной уверенностью человека, привыкшего нашептывать указания на ухо одному из самых влиятельных людей в мире. Сколько раз за этим занятием ловили его фоторепортеры британской прессы. Сколько карикатур было нарисовано: Ланкастер-марионетка пляшет, управляемый Фэллоном-кукловодом.

– Где думаете раздобыть такую сумму денег и не вызвать подозрений? – спросил Габриель.

– Друзья премьер-министра согласились одолжить необходимые средства.

– Хорошо, наверное, иметь таких щедрых друзей, – заметил Габриель, вставая. – Похоже, у вас все под контролем. Остается найти того, кто передаст деньги вымогателям. Убедитесь, однако, прежде, что человек надежный. Иначе через несколько дней вновь соберетесь в этой комнате в ожидании звонка.

– У вас есть кого предложить? – спросил Ланкастер.

– Кандидат имеется, – ответил Габриель. – Боюсь, правда, что он недоступен.

– Почему?

– Ему нужно на самолет.

– Когда следующий рейс до Иерусалима?

– В восемь утра.

– Тогда, я думаю, не грех вам ненадолго задержаться?

Чуть помедлив, Габриель ответил:

– Нет, господин премьер-министр. Не грех…

***

Стрелки часов едва перевалили за десять вечера. Габриель, не испытывая ни малейшего желания торчать в одной комнате с политиком, чья карьера вот-вот должна провалиться в тартарары, спустился на кухню с твердым намерением совершить набег на холодильник премьер-министра. Ночная повариха – пухлая тетка пятидесяти с лишним лет, с лицом херувима – приготовила ему бутербродов и заварила чай. Она внимательно следила за ужинающим Габриелем, словно за оголодавшим ребенком. Умудренная опытом, она не стала спрашивать о цели его визита: мало кто наведывается к премьер-министру посреди ночи, в одежде из дисконта при марсельском супермаркете.

В одиннадцать к нему спустился Грэм Сеймур, бледный и изможденный. Отказавшись от предложения поварихи приготовить ужин, Сеймур присел за стол и жадно доел за Габриелем оставшиеся бутерброды с яйцом и укропом. Потом они вместе вышли в сад. Было тихо, лишь изредка потрескивала полицейская рация да шуршали покрышками по мокрому асфальту машины на Хорс-Гардз-роуд. Сеймур достал из кармана пальто пачку сигарет и мрачно закурил.

– Не знал, что ты куришь, – признался Габриель.

– Хелен уже давно заставила бросить. Я вот хотел, чтобы она перестала готовить, – не вышло.

– Жена у тебя, похоже, умеет вести переговоры. Отправим ее торговаться с Полем?

– Тогда у него не будет и шанса. – Сеймур выдохнул струю дыма в беззвездное небо и посмотрел, как сизое облако рассеивается над стеной. – Ты ведь понимаешь, что можешь и ошибаться. Что Мадлен уже завтра к вечеру вернется домой.

– А еще Британия вернет себе американские колонии, – поддел Сеймура Габриель. – То есть это возможно, но маловероятно.

– Десять миллионов евро – это ж чертова уйма денег.

– Отдать их проблем не составит. Совсем другое дело – вернуть заложника домой в целости и сохранности. Деньги вымогателям должен отнести профессионал, дока, готовый отменить сделку и ретироваться, если поймет, что похитители его обманывают. – Помолчав, Габриель добавил: – Работенка не для слабонервных.

– Есть шанс уломать тебя?

– Только не при нынешних обстоятельствах.

– Ну, спросить стоило.

– Кто тебя подослал?

– Сам как думаешь?

– Ланкастер?

– Вообще-то Джереми Фэллон. Ты очень его впечатлил.

– Не так чтобы очень. Он меня не послушал.

– Просто он в отчаянии.

– Вот поэтому его не стоит подпускать к телефону.

Бросив окурок на влажную траву и затоптав его, Сеймур отвел Габриеля назад в Белую гостиную. Ничего не изменилось: один человек по-прежнему расхаживал кругами по комнате, второй тупо смотрел в окно, третий отчаянно храбрился, делая вид, будто все под контролем, хотя контроля у него не осталось ни капли. Телефон – разобранный – по-прежнему лежал на столе. Габриель вставил в него симку, аккумулятор, включил питание. Сел напротив премьер-министра и стал ждать звонка.

***

Телефон зазвонил ровно в полночь. Фэллон установил громкость на уровне паровозного гудка и включил вибровызов: трезвоня, сотовый пополз к краю кофейного столика, будто подгоняемый толчками миниатюрного землетрясения. Рука Фэллона метнулась к телефону, однако Габриель перехватил ее, выждал десять мучительно долгих секунд и лишь затем позволил советнику премьера ответить. Фэллон плавно поднес сотовый к уху и, неотрывно глядя на Ланкастера, произнес:

– Я согласен на ваши условия.

Надо же, какой подбор слов!

Звонок наверняка записали в Управлении правительственной связи Великобритании. В их архиве запись и будет храниться до конца времен.

Следующие сорок пять секунд Фэллон не говорил. Не сводя глаз с Ланкастера, он достал из кармана пиджака авторучку и нацарапал несколько неразборчивых строчек на листе блокнота. Габриель слышал, как искусственный голос – тонкий, безжизненный, запинающийся – сочится из динамика, будто кровь из раны.

– Нет, – произнес наконец Фэллон, почти таким же безжизненным голосом. – В этом нет необходимости. – Потом, в ответ на следующий вопрос, сказал: – Да, разумеется. Даем слово. – Во время следующей паузы его взгляд заметался от Ланкастера к Габриелю и обратно. – Это вряд ли осуществимо, – осторожно ответил он. – Надо спросить.

Вымогатель прервал связь, и Фэллон выключил телефон.

– Ну? – спросил Ланкастер.

– Он потребовал сложить деньги в два чемодана на колесах. Чтобы никаких маячков, взрывающихся пакетов с чернилами и никакой полиции. Завтра днем он перезвонит и скажет, что делать дальше.

– Вы не спросили доказательств жизни, – заметил Габриель.

– Он не дал мне опомниться.

– Были еще какие-то требования?

– Только одно: чтобы деньги доставили вы. Вымогатель сказал: нет Габриеля – нет заложницы.