Текст книги "По лезвию бритвы"

Автор книги: Дэниел Полански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

12

С интересом дослушав повесть о том, что произошло со мной в последние дни Войны, Синий Журавль налил в бокал своей горькой микстуры, сделал несколько медленных глотков, поежился. Похоже, моя история нисколько не испугала его, отчего мое ближайшее будущее казалось мне мрачным.

– Ты уверен, что монстр Адлвейда и та тварь, которая убила киренца, – одно существо?

– У меня сохранилось яркое воспоминание.

– Существо из внешней пустоты разгуливает по улицам Низкого города. – Волшебник через силу допил остатки микстуры и вытер губы костлявой рукой. – Упаси нас Хранитель Клятвы.

– Можете что-нибудь рассказать об этом?

– Я слышал легенды. Говорят, будто Атрум Ноктал, монах-самозванец из Наркассии, умел заглядывать в пустоту между мирами, и существа, которых он видел там, отвечали на его зов. Шестьдесят лет назад мой учитель Роан Хмурый повел магов королевства против ордена Квадратного Круга, чьи преступления против Высших законов были столь вопиющими, что все записи об их деятельности впоследствии уничтожили. Что же касается непосредственного опыта… – пожал плечами Журавль. – У меня его нет. Изучение Искусства – это извилистый путь и со многими ответвлениями. До учреждения Академии развития магических искусств мы учились тому, чему наши наставники могли обучить нас, и изучали то, к чему имели склонность. Роан избегал общения с тьмой, и я, хотя и покинул его, остался верен его заповедям.

На лице Журавля появилась улыбка, и я с некоторым удивлением вдруг заметил, что он улыбается впервые с того момента, как я пришел. Клянусь Шакрой, старик быстро сдавал.

– Для меня Искусство никогда не служило способом достижения власти или проникновения в таинства, скрытые там, где ничего живого не существует. – Его руки замерцали мягким голубым светом, который постепенно собрался в искрящийся шар и застыл в воздухе. Волшебник часто исполнял этот фокус для нас с Селией, когда мы были детьми, пуская синий клубок скакать под столами и перепрыгивать через стулья, совсем рядом с нами, но всегда на таком расстоянии, чтобы мы не смогли достать до него. – Я пользовался своими дарованиями, чтобы давать исцеление и приют, чтобы защищать слабого и нести облегчение уставшему от забот. Я никогда не желал большего.

Раздались два резких удара в дверь, и в комнату вошла Селия. Голубой светящийся шар поблек, затем исчез.

Журавль быстро перевел взгляд на Селию.

– Селия, радость моя, посмотри, кто вернулся!

Голос старика показался мне немного странным.

Селия прошла по комнате, бледно-зеленое платье слегка раскачивалось, вторя ее движениям. Я чуть наклонился вперед, и она поцеловала меня в щеку, проведя руками по моему лицу. На ее указательном пальце сверкало серебряное кольцо с крупным сапфиром – знак ее признания магом первого ранга.

– Какая приятная неожиданность. Учитель подозревал, что мы больше не увидим тебя, что твой прошлый визит был всего лишь счастливой случайностью. Но я в это не верила.

– Да, ты была права, радость моя! Абсолютно права! – Скупая улыбка растянулась на его старческом лице. – И теперь мы снова вместе, как в прежние времена. – Он протянул руки, легонько обняв нас обоих. – Как нам и суждено было быть.

Селия высвободилась из объятий, позволив и мне стряхнуть руку Учителя. За это я был благодарен ей. Легкий изгиб ее губ, возможно, подразумевал улыбку.

– Полагаю, твой визит носит сугубо светский характер, однако любопытно, о чем это вы тут шептались перед моим приходом?

Я посмотрел на Журавля неодобрительным взглядом, надеясь сохранить содержание нашей беседы в тайне, но старик как будто не понял намека или намеренно проигнорировал мою просьбу.

– Наш друг желает узнать побольше о том существе, которое напало на него. Говорит, что видел его на Войне. Сдается мне, наш друг намерен стать новым Гаем Непорочным, истребителем врагов Шакры с мечом из священного пламени! – Деланый смех волшебника захлебнулся в удушливом кашле.

Селия выхватила из рук Журавля пустой бокал, снова наполнила его снадобьем из зеленого графина и отдала старику.

– Я уж было подумала, что ты наигрался в героев. Лишь некоторые из них переживают встречу с пустотой, и тот, кто остается в живых, редко стремится повторить опыт.

– Я пережил многое. Милостью Перворожденного переживу и еще.

– Твое мужество достойно восхищения. Обязательно закажем сочинить о тебе поэму, чтобы прочесть над гробом с твоим изуродованным телом.

– Почему бы не положить слова еще и на музыку. Мне всегда казалось, что я заслужил оду.

Я надеялся, что мое предложение вызовет хотя бы ухмылку, но Селия не повела и глазом, а Журавль, казалось, вообще не слушал меня.

– Возможно, это не мое дело, – сказал я. – Только исчезла еще одна девочка.

Новость вывела Журавля из забытья, его затуманенный взор пробежал по моему лицу и остановился на Селии.

– Я не слышал об этом. Думал, что… – Старик замолчал и выпил остатки снадобья. Из чего бы ни была сделана эта стряпня, к утру крепкий сон все перемелет.

Положив руку на спину Учителя, Селия подвела его к креслу. Старик вздрогнул от ее прикосновения, но позволил усадить себя на мягкую кожу и уставился в пространство. Селия склонилась над ним и погладила старика по голове. Деревянное ожерелье свесилось над глубоким вырезом ее платья и снова прижалось к коже, как только Селия выпрямилась.

– Печальное известие, – произнесла она, – но я не пойму, какое отношение оно имеет к тебе.

– Корона знает, что я нашел убитую девочку и причастен к смерти киренца. То, что мне начнут задавать вопросы, – лишь вопрос времени, и если мне нечего будет ответить… все может кончиться плохо.

– Но ты ведь не имеешь никакого опыта обращения с магией! Они должны понимать. Ты сам был когда-то агентом! Им придется выслушать тебя!

– Я не вышел в отставку с почетом – меня выгнали и лишили звания. Там будут рады пришить мне что-нибудь только для того, чтобы залатать брешь, – (Странное все-таки у правящих классов представление об отправлении правосудия.) – Доброта душевная вовсе не их конек.

Когда Селия заговорила вновь, ее слова были полны твердой решимости.

– Отлично. Если это дело коснулось тебя, значит, оно коснулось и нас. Каким будет наш следующий шаг?

– Наш?

– Можешь сколько угодно тешить свое самолюбие игрой в одинокого волка, но ты не единственный, кого волнует судьба Низкого города. Быть может, в это трудно поверить, только время в Гнезде течет так же, как и снаружи. – Она приподняла руку к свету, привлекая внимание к своему кольцу. – Учитывая характер твоего расследования, возможно, вполне разумно рассчитывать на помощь первого мага королевства.

– Возможно, – допустил я.

Селия задумчиво сжала губы. Я старался не замечать ее зрелости, пытался обмануть себя, будто не вижу, как помада на губах подчеркивает цвет ее глаз.

– Подожди-ка, – сказала она. – У меня есть кое-что, что может тебе помочь.

Я проводил ее взглядом и повернулся к Журавлю.

– Ваша подопечная быстро осваивается с новыми обязанностями.

– Она уже не та девочка, которой была раньше, – не взглянув на меня, ответил Журавль.

Я хотел продолжить наш разговор, но в меркнущем свете дня лицо старика показалось мне таким болезненно-бледным, что я решил молча дождаться возвращения Селии.

– Снимай рубашку, – велела она.

– Я знаю о своей неотразимой привлекательности, но, кажется, сейчас не время наслаждаться ею.

Селия закатила глаза и сделала рукой нетерпеливый жест. Я бросил свою куртку на соседний стул и стянул рубаху через голову. Раздетый, я почувствовал сквозняк в комнате. Хотелось надеяться, что в намерения Селии не входила пустая трата моего времени.

Она запустила руку в карман платья и достала оттуда сапфир кристально-синей воды размером с ноготь на моем большом пальце.

– Я заговорила камень. Если он нагревается или причиняет тебе боль, значит, вблизи тебя действует черная магия, сам колдун или его сообщник.

Она прижала камень к моей груди, чуть пониже плеча. Мне сильно обожгло кожу. Как только Селия отпустила сапфир и отвела руку, камень остался висеть на моем теле. Я вскрикнул и потер место на коже вокруг сапфира.

– Почему не предупредила меня, что собираешься делать? – возмутился я.

– Подумала, будет лучше, если для тебя это окажется неожиданностью.

– Глупости, – возразил я.

– Я дала тебе чудодейственный дар, а ты жалуешься на укус пчелки, который необходим, чтобы вживить камень?

– Ты права. Спасибо. – Я чувствовал, что должен был сказать больше, но благодарность – это то чувство, которое я редко выражал открыто, и перемена в наших обычных позициях смутила меня. – Спасибо, – снова произнес я неуверенно.

– Ни к чему благодарности. Ты же знаешь: я все сделаю ради тебя. – Ее взгляд скользнул по моей обнаженной груди. – Все.

Я надел рубашку и потянулся за курткой – лучшее, что я мог сделать, чтобы скрыть свое неумение произносить речи.

– Что дальше? – деловито спросила Селия.

– Есть некоторые соображения. Я загляну к вам на днях и расскажу, как продвигается дело.

– Не забудь. А я свяжусь кое с кем из своих знакомых в Министерстве магии, вдруг им что-то известно.

Журавль прервал свое молчание новым приступом кашля, и я решил, что мне пора уходить. Я поблагодарил Учителя, и тот, не прекращая кашлять, быстро махнул мне рукой на прощание.

Селия проводила меня до двери.

– Не пренебрегай помощью камня, – добавила она очень серьезно. – Он выведет тебя на виновного.

Спускаясь по лестнице, я обернулся назад. Кашель Синего Журавля грохотал эхом вдоль синих стен, а Селия, стоя в дверях, провожала меня взглядом. Ее лицо наполняла тревога, глаза потемнели.

13

Какие бы неприятности ни случились со мной в последнее время, я зарабатываю на скромную жизнь торговлей дурманом, и попытки скрыться от агентов Короны не имели бы смысла, если бы в результате я лишился важного источника своих доходов. Кроме того, в новых обстоятельствах даже простой сбыт товара, казалось, идеально приводил в порядок мой разум. Йансей просил меня зайти в имение одного аристократа, для которого он исполнял номера. При этом Рифмач намекнул на деньги. Я остановился у тележки островитянина около гавани и быстро перехватил тарелку пряной курятины перед началом пути.

Прямо на север от центра – и ты выходишь к Корским высотам, где старая аристократия и нувориши возвели райский сад вдали от взглядов толпы. Вонь железоплавильных мастерских и портовая грязь уступают тут место чистому воздуху, а узкие улочки и тесные хибары сменяются широкими аллеями и великолепными особняками. Я не любил бывать здесь, в этом мире, которому не принадлежу, но тогда я толком не расспросил, с чего это вдруг какому-то патрицию приспичило повидаться со мной за пределами «Пьяного графа». Я сунул руки в карманы и прибавил шагу, стараясь не создавать впечатления, будто проворачиваю некое дельце сомнительного свойства.

Придя по указанному Йансеем адресу, я остановился у входа. За коваными железными воротами моему взору открылись акры аккуратных лужаек, и даже в тусклом вечернем свете бросались в глаза сонные цветочные клумбы и искусно подстриженные кусты и деревья. Я направился вдоль кирпичной стены к заднему входу в имение – джентльмены моей профессии редко пользуются парадной дверью. Пройдя несколько сотен ярдов, я оказался у скромных и уродливых ворот для прислуги.

При входе в имение меня встретил привратник – краснощекий тарасаинец с необычной для обитателей болотистых равнин шевелюрой огненно-рыжих волос, продолженной до самого подбородка густым кольцом бакенбард. Поношенная униформа привратника, как и облаченный в нее человек, имела опрятный вид. Должно быть, ему перевалило за пятьдесят, главным доказательством чему служила небольшая выпуклость над ремнем.

– Я друг Йансея Рифмача, – представился я. – У меня нет приглашения.

К моему удивлению, привратник приветливо протянул мне руку.

– Дункан Баллантайн, и у меня тоже нет приглашения.

Я пожал его пятерню.

– Кажется, привратнику приглашения не требуется.

– Чтобы войти, приглашения не требуется вообще, во всяком случае для того, за кого ручается Йансей.

– Он уже здесь?

– Без Рифмача не было бы и праздника для высокорожденных. – Привратник огляделся по сторонам с видом преувеличенной секретности. – Конечно, лучшее из своего арсенала он припас на перерыв между выступлениями. Думаю, его можно найти снаружи – добавляет дымка кухонному чаду. – Он подмигнул мне, и я засмеялся.

– Благодарю, Дункан.

– Ерунда, ерунда. Быть может, еще свидимся на обратном пути.

Я направился на задворки имения по выложенной камнем тропинке через зеленый луг. До меня долетали звуки музыки, прохладный вечерний ветерок приносил знакомый аромат сон-травы. Насколько я мог судить, музыка звучала на вечеринке гостей, но благовонным дымком веяло от темнокожей фигуры, затаившейся в тени трехэтажного кирпичного особняка и ритмично бормотавшей что-то себе под нос.

Йансей передал мне свою самокрутку, не прерывая потока идеальных синкопальных рифм. Травка Рифмача, как всегда, была хороша, вязкий сорт, хотя и недостаточно крепкий, и я пустил в ночной воздух серебристую струйку.

Йансей дотянул последнюю ноту.

– Сто лет жизни, – поприветствовал его я.

– И тебе, брат. Рад, что ты смог прийти. В последнее время выглядишь немного вялым.

– Много сплю. Я пропустил твое выступление?

– Первое, сейчас выступает оркестр. Мама в недоумении. Спрашивает, почему не заходишь к нам. Я сказал, это оттого, что она не оставляет попыток найти тебе спутницу жизни.

– Ты, как всегда, проницателен, – отозвался я. – С кем я должен увидеться?

Его глаза сузились, и Рифмач взял из моей руки сигарету.

– Разве не знаешь?

– В твоем послании был только адрес.

– С самим королем шутов, братец. С герцогом Роджаром Калабброй Третьим, лордом Беконфилдом. – Йансей осклабил белые зубы, ярко блестевшие на фоне его смуглой кожи и наступающей ночи. – С Веселым Клинком.

Я тихонько присвистнул, жалея о том, что слегка опьянел от дури. Веселый Клинок – видный придворный, прославленный дуэлянт и enfant terrible. [1]1
  Несносный ребенок (фр.).


[Закрыть]Говорили, что он в хороших отношениях с кронпринцем, и еще он признавался самым грозным шпажистом после Каравольо Непревзойденного с тех пор, как последний лет тридцать назад перерезал себе вены, потеряв возлюбленного юношу во время красной лихорадки. Йансей выступал главным образом перед отпрысками мелкой знати и аристократов средней руки. Рифмач в самом деле шел в гору.

– Как ты с ним познакомился?

– Тебе известны мои таланты. Человек видел где-то мое выступление и расчистил для меня местечко возле себя. – Йансею была незнакома излишняя скромность. Он выдохнул через нос струю дыма, и серое облачко растеклось по его лицу, окутывая голову прозрачным нимбом. – Вопрос в том, почему он ищет встречи с тобой?

– Должно быть, хочет прикупить немного дури, а ты сказал ему, что я именно тот человек, которого он ищет. Если он пригласил меня в такую даль для уроков танца, боюсь, мы оба сильно его огорчим.

– Я подал тебе реплику, но не ввел в игру. Интересовались именно тобой. Честно говоря, если бы я не знал, что я гений, то наверняка подумал бы, что меня наняли именно для этой роли.

Последнего откровения было достаточно, чтобы поставить крест на веселье, вызванном действием сон-травы. Я не знал, зачем герцог хотел видеть меня, не знал, каким образом ему вообще стало известно обо мне. Однако тридцать пять лет попыток удержаться за подбрюшье ригунского общества заставили меня понять одну истину: никогда не привлекать к себе внимания высокорожденных. Лучше оставаться бледным пятном в безликой армии народа, сотворенного Шакрой для удовлетворения их прихотей, полузабытым лицом, подпертым плечом собрата по безымянному клубу.

– Будь осторожен с ним, брат, – предупредил Йансей, стряхивая пепел с окурка.

– Опасен?

Последние пять минут он говорил с подчеркнутой важностью.

– И не только из-за своей шпаги.

Рифмач провел меня через заднюю дверь и просторную кухню, где суетилась маленькая армия поваров, каждый из которых занимался своей батареей блюд, изысканных и аппетитных. Я пожалел, что по пути перехватил пряной куры, хотя, с другой стороны, никто не обещал пригласить меня за праздничный стол. Сутолока слегка задержала нас, но при первой же возможности мы с Йансеем вошли в главный зал.

На подобных светских вечеринках я бывал много раз благодаря связям Йансея, и, надо сказать, эта была одной из лучших. Гости были из той породы людей, что смотрят с таким видом, будто просто достойны получить приглашение на праздник жизни, что не всегда так.

Хотя своим впечатлением я, возможно, был обязан архитектуре. Размеры гостиной раза в три превосходили пивной зал «Пьяного графа», но, помимо пространства, здесь мало что могло бы даже сравниться со скромным заведением Адольфуса. Деревянные стены, покрытые замысловатой резьбой, поднимались над киренскими коврами тонкой ручной работы. С позолоченного потолка свисала дюжина стеклянных люстр на сто восковых свечей каждая. В центре всего этого великолепия группа аристократов развлекалась причудливыми фигурами контрданса, ритмично двигаясь под звуки оркестра, игравшего после выступления Йансея. Со всех сторон вокруг главного ядра приглашенных рассыпались мелкие кучки знатных гостей, занятых веселой и непринужденной болтовней. Возле них сновала туда и сюда услужливая прислуга, разнося мелкую закуску и всяческие напитки.

Йансей наклонился ко мне.

– Доложу важному человеку, что ты пришел, – сказал он и исчез в толпе.

Пользуясь случаем, я сцапал бокал шампанского с подноса проходившего мимо слуги, на что тот презрительно фыркнул в ответ. Высокомерие черни, с которым она глядит на тебя от имени своих господ, всегда потешало меня. Глотая понемногу шипучку, я пытался припомнить, за что ненавижу этих людей. Это давалось с трудом. Все они казались такими милыми и как будто все замечательно проводили время, а я напрасно силился возбудить в себе классовую неприязнь в окружении веселья и праздничных красок. Да и травка ничуть не содействовала моим усилиям, приятный дурман лишь притуплял застарелую злобу.

Среди позолоты и блеска бросалась в глаза фигура в углу – точно сломанный палец на ухоженной ручке. Это был грузный и полный коротышка. Казалось, ему решительно все равно, во что превратилось его тело. Складки жира свисали через ремень, распухший нос с ломаными линиями багряных вен говорил о более чем близком знакомстве с выпивкой. Одежда лишь добавляла незнакомцу загадочности. О том, что герцог не стал бы нанимать на службу особу, чей облик явно свидетельствовал о большом недостатке воспитания, можно было только предположить, но я был абсолютно уверен, что он ни за что не позволил бы коротышке надеть такой несуразный костюм. Когда-то этот костюм стоил приличных денег, хотя никогда не был в моде: черная рубашка от вечернего костюма и черные штаны, причем покрой и шитье – результат работы искусного мастера. Однако старания портного пропали втуне из-за небрежности владельца, пятна грязи покрывали его кожаные сапоги до отворотов, не в лучшем состоянии была и туника.

Не будь именно я приглашен на званый вечер, то, наверное, принял бы этого человека за поставщика дури и своего соперника. Повстречай я его на улицах Низкого города, посчитал бы его жуликом или каким-нибудь второсортным толкачом травки и не взглянул бы на него во второй раз, однако здесь, в окружении сливок ригунского общества, этот тип заслуживал внимания.

К тому же он без толики стеснения таращился на меня с того момента, как я вошел в зал, не скрывая насмешки на губах, будто бы знал обо мне нечто постыдное и наслаждался своим преимуществом.

Кем бы он ни был, я не собирался отвечать на его неприкрытое любопытство хотя бы коротким взглядом, и мои наблюдения были сделаны краем глаза. И все же я держал его в поле зрения и видел, что незнакомец потихоньку идет ко мне, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу.

– Часто бываешь здесь? – поинтересовался он, похрюкивая от удовольствия.

Он говорил с выраженным провинциальным акцентом, и у него был отвратительный смех в сравнении со всем, что окружало его. Я ответил ему полуулыбкой, с которой смотрят на попрошайку, отказывая тому в паре монет.

– Чего молчишь? Или мое происхождение недостаточно высоко, чтобы вести со мной разговор?

– Дело не в вас. Это я глухонемой.

Незнакомец вновь залился смехом. Способность воспринимать шутку – по крайней мере, безобидная, если не забавная черта характера большинства людей. Но этот тип принадлежал к той их породе, чье ржание режет слух, как грубое полотно натирает больную мозоль.

– А ты весельчак. Просто шутник.

– Всегда рад скрасить вечер.

Незнакомец оказался моложе, чем я предположил вначале, моложе меня. Скверная жизнь преждевременно состарила его, обесцветив кожу и наложив складки морщин на лицо и руки. На пухлых пальцах поместилось необычное собрание колец из чистого серебра, усыпанных разноцветными каменьями до того яркими и блестящими, что у меня не возникло и тени сомнения насчет их достоинства – все были подделкой, пустыми безделицами, которые в очередной раз намекали на состояние, растраченное без малейшего признака вкуса. Их владелец не закрывал рта, втягивая воздух сквозь ряд неровных, пожелтевших зубов, часть которых заменило поблекшее золото. Дыхание незнакомца отдавало отвратительной смесью соленого мяса и водки.

– Знаю, о чем ты думаешь, – сказал он.

– В таком случае надеюсь, что вы не обидчивы.

– Думаешь: и как это мне теперь привлечь внимание прекрасного пола, когда этот мерзкий ублюдок ездит мне по ушам?

На самом деле ни о чем таком я не думал. Я пришел сюда по делу, а даже если и не по делу, то все равно казалось сомнительным, что я, с таким положением и моим внешним видом, буду иметь хоть какой-то успех у здешних дам. Разумеется, если бы я и надеялся найти компаньонку, стоявший рядом жердяй вряд ли мог бы мне в этом помочь.

– Так я разочарую тебя: этих блядей, – он погрозил указательным пальцем перед моим лицом, как строгий школьный учитель, – такие, как мы, не интересуют. Для них мы недостаточно хороши.

Его речь была отвратительна даже по моим меркам. Так или иначе, следовало положить конец нашей беседе.

– У нас с вами так много общего?

– Когда дело касается женщин, у нас много общего, – ответил он, проговаривая каждое слово медленно и серьезно.

– Было исключительно интересно, – ответил я. – Но, если не возражаешь, сделай одолжение – отвали.

– К чему такая неучтивость? Я пришел поговорить с тобой, как с человеком, а ты мне от ворот поворот. Ты такой же, как и все эти избалованные твари, любители задирать нос. А я-то думал, что мы можем стать друзьями.

Понемногу мы начинали привлекать внимание окружающих, которого обычно стараешься избежать, если приходишь в чужой дом с целью сбыть дурь.

– Друзей у меня хватает, полно товарищей и давно исчерпана квота приятелей. Свободные места остались только для незнакомцев и для врагов. Советую тебе остаться в числе первых, если не желаешь, чтобы я занес тебя в список последних.

До сих пор я считал этого человека хотя и грубым, но безобидным и думал, что мне не составит труда припугнуть его. Однако мои слова не возымели должного действия, разве что вызвали у него угрожающий блеск в налитых кровью глазах.

– Так ты этого хочешь? Что ж, я не против. Меня часто заносили в списки врагов, хотя всегда не надолго.

Я пожалел, что не мог проиграть сцену всей нашей встречи заново, но вызов был брошен и отступать уже было некуда.

– Ты говоришь так, будто сегодня за весь день никто еще не приласкал тебя, – сказал я, заметив, что Йансей машет рукой из толпы, подзывая меня. – Но сейчас не время выяснять отношения.

– У тебя еще будет такая возможность! – прокричал он мне в спину, достаточно громко, чтобы привлечь внимание гостей. – Не сомневайся на этот счет!

Скверная интерлюдия, казалось, предвещала мне лишь дальнейшие неприятности, но я выбросил тревожные мысли из головы и стал осторожно пробираться сквозь толпу для встречи с герцогом, стараясь не задевать патрициев, занятых флиртом на этом празднике жизни.

Если человеческая раса и создавала некий институт разведения интеллектуальных и моральных калек более совершенный, чем аристократы, значит, мне еще предстоит познакомиться с ним. Возьмите потомство от полувековой череды кровнородственных браков, троюродных родственников и разносчиков гемофилии. Взрастите их с помощью нескольких поколений разжиревших кормилиц, пьяных наставников и неудавшихся академиков, ибо и Шакре известно, что маменька и папенька слишком заняты при дворе, чтобы растить свое чадо. Проследите за тем, чтобы всякое полезное знание, которое они получают, не включало ничего более бестолкового, чем фехтование и зубрежка языков, на которых давно не говорят. Выделите им целое состояние на достижение зрелости; поставьте их за рамки всякого уложения законов, более совершенного, нежели дуэльный кодекс; добавьте сюда общечеловеческую склонность к лености, жадности и фанатизму; все тщательно перемешайте – и вы получите аристократию.

На первый взгляд лорд Беконфилд казался до кончиков ногтей произведением этой адской социальной машины. Его волосы были причесаны, надо полагать, по последней придворной моде, и весь он благоухал густым ароматом меда и розовой воды. На щеках его горели румяна, изящная козлиная бородка была до того превосходно подстрижена, что внушала впечатление нарисованной. От яркого, до тошноты, наряда, украшенного разноцветной отделкой, буквально рябило в глазах.

И все же в лорде имелось нечто такое, что не позволяло мне судить о нем как о полном ничтожестве, пронзительный взгляд его глаз будто намекал на то, что его пышный костюм – наполовину маска притворства. Быть может, на меня повлияли движения его руки вокруг эфеса рапиры, заботливо ухоженной и на удивление простой в сравнении с его одеянием. Быть может, на меня произвел впечатление тот факт, что под кружевами герцога чувствовалась твердая стройность тела, скорее закаленная п о том, чем изнеженная духами. А может, в своих суждениях я просто руководствовался знанием, что стоящий передо мной человек прикончил больше людей, чем королевский палач.

Окружение герцога, напротив, являло собой набор до того типичных образцов своего сословия, что каждый из них едва ли заслуживал особого внимания. Все были одеты под стать своему предводителю, и каждый был пьян почти до забвения.

Йансей напомнил мне кратким взглядом о предупреждении, которое дал мне недавно, и заговорил притворно-преувеличенным говорком, каким обычно развлекал богатых и знатных.

– Вот мой партнер, о котором я рассказывал вам.

– Счастлив познакомиться с вами, милорд, – сказал я, делая поклон, который оценили бы при любом дворе. – Воистину могу сказать, что для меня честь быть приглашенным на такое великолепное торжество. Должно быть, Дэвы не устраивают такой пир на праздник Чинвата.

– Просто большая вечеринка, чуть больше, чем разминка перед приемом, который я устраиваю на будущей неделе. – Герцог расплылся в широкой улыбке, обаятельной и на диво искренней даже под слоем развратных румян.

– Люди моего сорта сочли бы малейшее из ваших увеселений достойным богов. – Разумеется, я хватил через край, но, в конце концов, и говорил я с человеком, который пользуется румянами и пудрой.

– Мне рассказывали о вас как о человеке, обладающем многими талантами, но ни разу не упомянули о вашем обаянии.

– Имей я дерзость возразить милорду, я бы отклонил столь несправедливую похвалу, но, будучи смиренной душой, могу лишь поблагодарить милорда за его милость.

– Вы служили учителем придворного этикета, перед тем как занялись вашим нынешним ремеслом?

– Я сменил множество профессий, перед тем как взялся за свое нынешнее занятие, милорд. – Наше знакомство затянулось дольше, чем следовало; гости наверняка начинали задаваться вопросом о том, какое дело могло быть у их хозяина к этому типу в грязной куртке. – И даже теперь я имею множество разных занятий. Не будет ли вашему превосходительству угодно назвать то из них, которое вы желаете иметь в своем полном распоряжении?

Возникла долгая пауза, во время которой Веселый Клинок не сводил с меня блестящих глаз. Мне уже начинало казаться, что я несколько переоценил трезвость герцога.

– Возможно, однажды мы обсудим подробнее перечень услуг, которые вы могли бы оказать мне. А пока что Фанфарон введет вас в курс дела. – Взмахом руки Беконфилд указал на стоявшего неподалеку молчаливого джентльмена в роскошном темном камзоле. – Не пропадайте надолго. Человек такого ума и способностей всегда желанный гость в моем доме, каким бы ни был повод для встречи.

Я поклонился, сначала герцогу, затем еще раз его свите. Никто не ответил мне хотя бы кивком, и только Йансей быстро кивнул мне, когда я уходил. Слуга Веселого Клинка вывел меня из главной гостиной в маленький коридор.

Вблизи от Фанфарона повеяло чем-то вроде чернил и канцелярской службой. Неприятно пощелкивая языком, он вынул из нагрудного кармана листок бумаги, развернул его и вручил мне со словами:

– Вот перечень того, что нужно доставить хозяину.

Я постарался не подавать вида, будто разнообразие наименований и требуемое количество поразили меня.

– Сон-траву и амброзию я могу дать прямо сейчас. Остальное достану через день или два. Кроме последнего. Я не торгую змием. Придется найти кого-то другого.

– Я и не подозревал, что люди вашего рода занятий могут позволить себе такую разборчивость в средствах.

– Рад поспособствовать вашему просвещению.

Дворецкий герцога полыхнул недовольством и попытался подобрать какой-нибудь едкий ответ. Я решил не лишать человека возможности отыграться и несколько секунд подождал. Но когда стало ясно, что ему ничто не приходит на ум, я продолжил:

– Полагаю, деньги при вас?

Человек достал пухлый кошель и передал его мне каким-то нелепым, манерным жестом, явно несообразным ситуации, если принять во внимание, что мы совершали сделку с наркотиками. Кошель весил больше, чем нужно. Значительно больше.

– Герцог невероятно щедр.

– Лорд покупает ваше молчание и вашу преданность.

– Передайте ему, что первое бесплатно, а второе не для продажи.

Я убрал кошель в свою сумку и вручил дворецкому большую долю из оставшихся у меня припасов.

Он принял ее с выразительно-театральным видом презрения.

– По этому коридору вы выйдете в сад. Тропинка выведет вас к задним воротам.

– Тот джентльмен, с которым я беседовал до встречи с герцогом, – перебил его я, – кто он?

– Хотите верьте, хотите нет, сэр, – он особо подчеркнул последнее слово, как бы давая понять, что не причисляет меня к этому сорту людей, – у меня и в мыслях не было следить за каждым вашим шагом.