Текст книги "Дракон Фаунил"

Автор книги: Дэниел Худ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Лайам попытался ей возразить, но женщина крепко сжала его руку:

– Пожалуйста!

Лайам глубоко вздохнул и кивнул. Леди Неквер повернулась и почти бегом заспешила обратно. Лайам вздохнул еще раз, ошеломленно покачал головой и спустился в прихожую.

Возле входной двери стоял молодой незнакомец – тот самый, что сбежал с вечеринки из дома Неквера, – и гневно смотрел на слугу. С широких плеч его ниспадал потемневший от дождя плащ, на деревянный пол стекала вода. Незнакомец надменно вскинул голову и провел рукой по мокрым волосам. Лайама он не заметил – его внимание было всецело поглощено выговором, который он делал слуге, стоящему у него на пути.

– Еще раз тебе говорю, наглец: мне назначена встреча на этот час, и я не намерен выслушивать твою околесицу!

Лайам прищурился и начал повнимательнее оглядывать грубияна. Безукоризненно вылепленное лицо, небольшой подбородок, чуть заостренный нос, широко поставленные сверкающие глаза. Мужчина был широкоплечим, высоким и мускулистым. Чувствовалось, что он умеет владеть своим хорошо поставленным голосом и склонен пускать это умение в ход. Золотой герой с внешностью льва – и мрачный торговец Неквер.

“Ну и зачем же такой женщине, как Поппи Неквер, привечать меня и отказываться от общества такого красавца?” – подумал Лайам.

– Ларс, – сказал он, – леди просила передать, что ей нездоровится.

Слуга и незнакомец дружно, как по команде, повернулись к Лайаму.

– Слушаюсь, сэр Лайам, – с признательностью произнес слуга. А вот взгляд молодого человека был не столь дружелюбен. Точнее, в нем вспыхнула неприкрытая ненависть. Лайам в ответ окинул красавца бесстрастным взглядом, и тот, громко хлопнув дверью, покинул дом.

На миг в прихожей воцарилось молчание. Потом Лайам и слуга переглянулись. Взгляд Лайама выражал легкое удивление, взгляд слуги – явственное облегчение. Первым молчание нарушил Лайам:

– Ларс, не найдется ли у вас куска промасленной ткани? Боюсь, дождь не пойдет на пользу моим бумагам.

Слегка улыбнувшись, он указал на карты и книги, и пожилой слуга тут же ринулся разыскивать требуемое.

5

Лайам, невзирая на дождь, слякоть и темноту, довольно быстро добрался до своего жилья и там обнаружил, что госпожа Доркас поджидает его, обеспокоено ломая пухлые руки. Лайам промок до нитки и потому попытался проскользнуть мимо почтенной матроны. Ему сейчас хотелось лишь одного, подняться к себе в мансарду и переодеться в сухое.

– Ах, мастер Лайам, – воскликнула госпожа Доркас, преграждая ему дорогу, – здесь час назад был эдил! Он искал вас!

– В самом деле? – вежливо отозвался Лайам и, протиснувшись к лестнице, стал подниматься по шатким ступеням.

– Как вы думаете, это никак не связано со смертью старого колдуна?

Ее слова насторожили Лайама. Он остановился и медленно обернулся.

– Что?

– Ну… я подумала… вы ведь часто навещали этого старика, так что у эдила могут возникнуть насчет вас подозрения.

Почтенная дама произносила слово “эдил” с ударением на первом слоге, но Лайам не стал ее поправлять.

– А вы, собственно, откуда знаете, что Тарквин умер? Кто вам это сказал? Эдил?

Прорезавшаяся в голосе постояльца сталь сильно перепугала госпожу Доркас.

– Нет, ничего такого он не говорил. Насколько мне помнится, нет. Он просто сказал, что ему надо с вами поговорить, но я-то знаю, что вы бывали у колдуна и…

Лайам перебил ее:

– Тогда откуда же вам знать, что Тарквин умер?

– Ну, – домохозяйка совсем растерялась, – по слухам, конечно. В городе об этом известно кое-кому. Я, видите ли, знакома с одной особой, а та, в свою очередь, знакома со стражником из патруля, ну и…

Лайам мрачно усмехнулся и двинулся вверх по лестнице.

– Но, мастер Лайам, что же мне делать, если эдил придет снова? – крикнула ему вслед госпожа Доркас. Ее перепуганное квохтание рассмешило Лайама.

– Проведите его наверх, – крикнул он в ответ. – И научитесь правильно произносить его титул!

Добравшись до мансарды, Лайам развернул кусок промасленной ткани, которой снабдил его Ларс, и внимательно проверил, не пострадали ли карты. Удостоверившись, что с ними все в порядке, Лайам переоделся в сухое – в свободную домашнюю блузу и длинные брюки из серой фланели. Мокрую тунику он повесил на спинку стула, потом с отвращением изучил свою обувь. Через отверстия, оставленные зубами Фануила, в правый сапог затекала вода. Лайам отставил его в сторону. Авось эти дырки все-таки можно будет как-нибудь залатать. Он надел легкие войлочные туфли и прилег на тюфяк – подумать.

Кессиас ищет его. Что это значит? Возможно, эдил просто хочет кое-что уточнить. Возможно также – и наиболее вероятно, – что он в силу каких-то причин снова начал подозревать его, невзирая на вердикт матушки Джеф. Лайам нахмурился.

Нет сомнения, что о смерти Тарквина в ближайшем будущем будут судачить на каждом углу, и, следовательно, проводить расследование станет намного труднее. Несомненно также, что леди Неквер ему в том плохой помощник.

С супругой торговца явно творилось что-то неладное. Женщина находилась в таком смятении, что даже не очень трудилась его скрывать. Очевидно, все проблемы ее так или иначе связаны с тем молодым красавцем. И она, скорее всего, так настойчиво зазывает Лайама в гости именно потому, что хочет отвлечься от этих проблем. А возможно, вдруг сообразил Лайам, – и в поисках защиты.

Но чем бы ни объяснялось поведение молоденькой леди, она явно находится не в том состоянии духа, чтобы стать союзницей какого-то чужака в его сомнительных изысканиях. Однако все-таки любопытно, что же так беспокоит ее? Ну какую опасность может для нее представлять этот смазливый повеса? Даже если он – любовник леди Неквер, все равно ей нечего особенно опасаться. Шантажировать ее этот тип не может, поскольку торговец и без того что-то подозревает – его поведение на вечеринке говорило само за себя.

Так в чем же проблема?

Лайам сознавал, что эти мысли уводят его в сторону от насущных задач, но думать о леди Неквер ему было приятно.

Через какое-то время размышления Лайама были прерваны звуком тяжелых шагов и голосом госпожи Доркас. Почтенная домохозяйка говорила намеренно громко и несколько раз повторила “эдил Кессиас”. Она явно старалась предупредить своего постояльца. Лайам поспешно вскочил с тюфяка и отворил дверь прежде, чем посетитель успел постучать.

– Ренфорд! – произнес Кессиас, удивленно моргнув. – Это прекрасно, что я вас застал. Я к вам.

– Я так и понял, эдил Кессиас. Пожалуйста, заходите.

Лайам улыбнулся хозяйке дома, которая обеспокоено топталась на лестнице и делала ему большие глаза.

– Спасибо, что показали эдилу дорогу, госпожа Доркас.

Он намеренно подчеркнул правильное произношение слова.

– Боюсь, эдил, вы изрядно перепугали мою хозяйку, – продолжил Лайам, решительно затворив дверь. – Она думает, что вы собираетесь арестовать меня за убийство мастера Танаквиля.

Кессиас пригладил аккуратно подстриженную бороду и со спокойным любопытством оглядел мансарду.

– По правде говоря, Ренфорд, я могу это сделать. Я сегодня ознакомился с неким любопытным пергаментом.

Эдил остановился у стола, лениво поворошил лежащие там бумаги и мимоходом глянул в окно. Лайам прислонился к дверному косяку, стараясь принять непринужденную позу.

– И? – произнес он как можно небрежнее.

– И? Что – и? Ах, да. Я говорю – очень любопытный пергамент. Любопытнее самых любопытных. Это завещание мастера Танаквиля, написанное непосредственно в канцелярии герцога и заверенное личной печатью его высочества. Очень любопытное завещание.

– И что же в нем любопытного, эдил Кессиас?

Эдила явно интересовало что-то, лежащее на столе.

– Ренфорд, вы – ученый? – внезапно спросил он.

– Я получил какое-то образование… – начал Лайам, стараясь разглядеть из своего далека, какую бумагу эдил изучает.

– Похоже, Ренфорд, что Тарквин очень любил ученых. Он оставил все вам.

– Что?! – Лайам был настолько поражен, что с него слетела вся его деланная непринужденность. – Тарквин оставил все мне?!

– Участок, деньги, имущество – все. Вы удивлены?

– Еще бы! – От волнения Лайам стал заикаться. – Мы были едва знакомы!

– Похоже, вы все-таки были ему ближе, чем кто-либо другой. Это, дорогой Ренфорд, – уже улика, это сильный ход против вас.

Лайам почувствовал, что земля разверзается у него под ногами. Но тем не менее его голова заработала четко и ясно.

– Знаете, в давние годы, когда еще только-только учреждался ваш титул, досточтимый эдил, существовало одно – теперь полузабытое – правило: если обвинение против кого-то находили ложным, то обвинителя признавали виновным в содеянном преступлении, – холодно произнес Лайам.

Кессиас хмыкнул.

– Я так и думал, что вы, как книгочей, должны это знать. Но я также думал, что ученому человеку должно быть известно и еще кое-что: на действия стражей правопорядка это правило не распространяется. Потому что иначе их работа просто застопорится. Ну как?

Задетый за живое Лайам вспыхнул. Ему и в голову не приходило, что грубоватый эдил может разбираться в юридических тонкостях. Он невольно сжал кулаки, но промолчал. Кессиас же тем временем продолжал говорить:

– Должен признаться, Ренфорд, я шел сюда с намерением застукать вас на горячем. Я полагал, что, услышав о завещании, вы запаникуете и что, если надавить как следует, вас нетрудно будет сломать. Но теперь мне кажется, что я ошибался. Вы – скверный актер, Ренфорд, слишком скверный для расчетливого убийцы. И еще я обнаружил вот эту писульку.

Эдил приподнял лист бумаги. В голосе его звучало лишь легкое любопытство.

– Меня она здорово удивила. Зачем бы ученому выписывать в столбик имена знакомых убитого, снабжая их подробными примечаниями? Зачем ему составлять перечень всех, кто посещал чародея в последние дни? Ну правда ведь – странно? Я почти готов утверждать, что этот ученый от нечего делать взял и составил список всех тех, кто мог бы прикончить старика. Я прав?

Кессиас усмехнулся. Лайам нахмурился, но ничего не сказал.

– Вы, случайно, не догадываетесь, зачем бы ученому заниматься такой ерундой?

– Возможно, – медленно произнес Лайам, стараясь сдержать гнев (он злился прежде всего на себя за то, что не потрудился прибрать злополучный список), – возможно, этому ученому показалось, что местный эдил чересчур глуп, чтобы найти убийцу, и он решил взяться за эту работу сам.

Кессиас расхохотался, заполнив чердачное помещение раскатами смеха. Он хлопнул себя по колену, не выпуская списка из рук.

– Верно! Возможно, он так и подумал! Именно так! О, вы необычный убийца, Ренфорд, необычный убийца!

Продолжая смеяться, эдил аккуратно свернул список вчетверо и сунул за пазуху. Лайам не мог сообразить, как ему быть, а потому просто ждал, когда Кессиас отсмеется.

– Пошли, Ренфорд, – в конце концов сказал эдил. – Перекусим где-нибудь вместе.

* * *

На улице по-прежнему моросило, но Кессиас выбрал одну из соседних таверн, так что они не успели промокнуть. Лайам присел к дощатому столику, с бессознательным недоверием наблюдая, как эдил, грозно хмурясь, шагает к стойке, чтобы заказать пиво и еду. Хозяин таверны принял заказ. Эдил все с тем же серьезным видом вернулся к Лайаму.

– Итак, глаза, привыкшие шарить по книгам, теперь выискивают убийцу?

Лайам кивнул. Ему очень хотелось знать, что на уме у этого мнимого простака.

– По правде говоря, Ренфорд, мне это не нравится. Я вовсе не уверен, что мне это надо – чтобы вы мутили тут воду. Я знаю, что вы считаете меня чуть ли не клоуном, – он вскинул руку, предупреждая протесты Лайама, – и, возможно, у вас есть на то право. Я не отличаюсь орлиной зоркостью и не умею читать в сердцах. Я – человек простой, и мне далеко до ученого, каким бы недотепой тот ни казался. Но при всем при том я – эдил.

– И что это означает?

Эпитет, которым его наградили, крепко задел Лайама. Ему нелегко было сдерживать раздражение, и Лайам, чтобы отвлечься, стал барабанить пальцами по столу.

– Это означает, что я не особо склонен позволять вам вести этот розыск. Однако вы в одиночку успели составить такой список подозреваемых, какого мне никогда не составить, и вы лучше всех знали убитого старика. Может быть, не так уж и хорошо, но лучше, чем кто-то другой. И потому я думаю, что не стану убирать вас с дороги.

– И что же?

Лайам едва сдержался, чтобы не наорать на служанку, которая слишком медленно расставляла на столе глиняные пивные кружки, корзинку с хлебом и солью и тарелку с горкой сваренных вкрутую яиц. Эдил тут же осушил половину своей кружки, крепко посолил хлебный ломоть, потом очистил яйцо и принялся жадно закусывать. Лайаму пришлось ждать, пока он не оросит свою глотку новым добрым глотком. Наконец Кессиас заговорил:

– А то, Ренфорд, что в результате обнаружится, что вы носитесь по городу, суете во все нос и мешаете мне работать. И, – произнес Кессиас, многозначительно взмахнув новым полуочищенным яйцом, – вы обнаружите, что я делаю то же самое.

Лайам тоже меланхолически принялся за еду. Он понял, куда клонит эдил, и его раздражение отчасти улеглось.

– Значит, выходит, что мы стоим друг у друга на дороге, эдил. Если кто-нибудь из нас не придумает, что с этим делать, мы будем испытывать затруднения.

– По правде говоря, затруднения – это слишком мягкое слово. Чересчур мягкое, да.

– Тогда что же нам делать?

Кессиас ответил не сразу – на этот раз он выжидал, пока медлительная служанка разместит на столе два деревянных блюда с горячими пирогами.

– Я могу приказать вам не вмешиваться, – сказал эдил, сложив пальцы домиком и внимательно глядя на Лайама. Потом он махнул рукой и рассмеялся. – Но у меня хватает ума понять, что вы мне не подчинитесь. Скажите, вы решили влезть в это дело всерьез? Или просто возитесь с ним из научного любопытства?

– Да, Кессиас, я решил взяться за это всерьез.

Лайам вдруг почувствовал, что очень голоден. Его вниманием полностью завладел горячий пирог с мясом и овощами, обильно сдобренный пряностями (пряности вообще были в Саузварке в чести). Эдил ел жадно и долго, глотая кусок за куском. Наконец он счел возможным заговорить, хотя рот его все еще был набит пищей.

– Не знаю почему, но я был совершенно в этом уверен. Тогда, если вы отказываться от этой затеи не собираетесь и я тоже не собираюсь, то из этого следует один простой вывод – нам нужно работать вместе.

Это Лайам и предполагал, но он постарался скрыть, что рад такому исходу.

– Пожалуй, это неплохая идея.

– Отлично. Тогда выкладывайте, что вам известно, Ренфорд.

Лайам усмехнулся уголками губ, чуть обнажив зубы.

– А откуда мне знать – вдруг вы выслушаете меня, а потом возьмете и посадите под замок, чтобы я не путался у вас под ногами?

– И то правда – откуда? – отозвался Кессиас и сам усмехнулся по-волчьи, но резче и явственней, чем это сделал Лайам. Должно быть, Лайам побледнел, потому что эдил фыркнул, вытер руку об тунику и протянул ее собеседнику: – Моего слова хватит?

– Ладно-ладно, я вам верю, – поспешно произнес Лайам. Кессиас фыркнул еще раз и убрал руку.

Не упоминая о Фануиле, Лайам принялся излагать все, что он знал о людях, фигурирующих в его списке. Лайам боялся, что Кессиас примется выяснять, откуда он получил столь подробную информацию, но эдил не задавал лишних вопросов – он просто слушал и молча кивал. Напоследок Лайам рассказал о своем визите к Виеску и о том, что ему пришлось там выдать себя за торквейского иерарха.

Кессиас слушал, продолжая трудиться над своим пирогом. Покончив с ним, эдил отодвинул блюдо и со вздохом откинулся на спинку стула.

– М-да, должен признаться, вы собрали куда больше сведений, чем я. Я жалею, что не сцапал вас еще вчера и не присмотрелся к вам повнимательнее.

– Ну, теперь говорите, что стало известно вам? Помимо того, чем вы меня огорошили. Я имею в виду завещание.

– Лишь то, что вы только что мне рассказали, Ренфорд. По правде говоря, я пока еще не собрал ничего.

– Ничего?! – потрясенно воскликнул Лайам. – Вот так номер! Похоже, я заключил невыгодную сделку!

– Ну, зато я – очень выгодную, вам не кажется?

И эдил улыбнулся – довольно, словно обожравшийся кот. Лайам мрачно потер лоб, но все-таки не удержался и хмыкнул.

– Ну, ладно, – сказал он в конце концов. – По крайней мере, вы теперь должны будете держать слово, которое мне дали.

– Это будет честно, – усмехнулся эдил.

– А как насчет ножа? Я так полагаю, вы его забрали с собой. Удалось что-нибудь выяснить об этой вещице?

– Очень мало. Нож того типа, которым пользуются всякие циркачи, актеры, фокусники, шарлатаны и тому подобный народ. Эти ножи парные, и у них необычно широкие рукояти. У одного из дубликатов лезвие при ударе убирается внутрь – это нужно для отыгрыша сцен смерти в представлениях и тому подобных вещей.

– Тогда этот нож впрямую указывает на менестреля из нашего списка, – нетерпеливо начал было Лайам, но тут же перебил сам себя, прежде чем это успел сделать Кессиас. – Или на умного и хитрого человека, желающего свалить вину на другого.

– А вы быстро соображаете. На оч-чень умного человека, желающего увести подозрения как можно далее от себя. Раз он выбрал актерский нож, значит, он не актер, но вращается в этой среде. Отсюда следует, что он знатен или по крайней мере богат. А богатым в Саузварке может быть только торговец. И если я не выжил со вчерашнего дня из ума, то на первую роль в этом деле выдвигается Анкус Марциус. Он частенько якшается со всякими там актеришками, и у него вздорный нрав. Когда, вы говорите, он приходил к Тарквину? Ну не он, так похожий на него человек?

Мысли и образы Фануил передавал хорошо, но его восприятие времени было весьма скверным. Установить дату визита человека, похожего на торговца, можно было, лишь припомнив, что дракон говорил о погоде. Лайам потер лоб.

– За день-два до последнего сильного шторма. Я точно не знаю. Могу лишь сказать, что день был пасмурным, но дождь шел только изредка.

Кессиас задумчиво проворчал:

– Скорее всего, Марциус навестил старика сразу после того, как его лучший корабль разбился возле Клыков.

– Возле Клыков? Нет ли здесь связи с магическими опытами Тарквина?

– По правде говоря, мне это тоже пришло в голову. Тоже пришло, да. Возможно, Тарквин вел какое-то дело с Марциусом и провалил его. А этот Марциус, насколько я его знаю, таких вещей не прощает.

– Тогда, наверное, вам следует его допросить.

Эдил задумчиво поворошил останки пирога.

– Проще уговорить ветер не дуть или снять звезды с небес, чем допросить Марциуса. Он – важная шишка, у него очень высокие покровители. За подобный выпад против него я могу запросто полететь со своей должности. И потому я предпочел бы, чтобы этим занялись вы.

– Я? Если вы, представитель власти, не можете его допросить, то что могу сделать я?

– Притворитесь еще раз иерархом или, еще лучше, королем Таралона. Он быстро разговорится.

Напоминание о маскараде в аптеке Виеску заставило Лайама недовольно скривиться. Кессиас, заметив эту гримасу, расхохотался, потом резко посерьезнел.

– Лучше всего будет, если вы явитесь к нему как ученый, который ищет работу. Расскажете ему обо всем, что вы умеете, а потом вскользь упомянете, что ваш предыдущий хозяин убит. И вот вы, дескать, теперь ищете нового хозяина, достаточно влиятельного, чтобы он мог защитить вас от врагов хозяина прежнего.

– А потом я внезапно называю имя Тарквина, в надежде, что этот тип от неожиданности выдаст себя?

– Можно и так.

– А затем он кликнет кого-нибудь из своих подручных, и я очнусь на одном из его кораблей, сжимая в руках рукоять загребного весла галеры.

– Ну зачем же так мрачно смотреть на вещи? Если вы будете вести себя хорошо, ничего подобного не случится. Будьте кротким, вежливым, чуточку чокнутым – в общем, будьте самим собой. Раз уж он настолько умен, чтобы разыграть эту штуку с актерским ножом, то ему никогда и в голову не придет, что его сможет разоблачить какой-то бумагомарака. Ум и гордыня идут рука об руку.

– Ваши познания о человеческой природе меркнут в свете перспективы провести несколько лет гребцом на галере.

– Если вы не вернетесь от Марциуса, то я лично обыщу каждую галеру, прежде чем выпустить ее из Саузварка, – бодро отозвался Кессиас. – Клянусь.

Лайам невесело рассмеялся.

– А потом от всего сердца пожелаете мне приятного путешествия. Но заняться этим, видимо, все же придется. Я пойду к нему завтра. А что будете делать вы?

– Поскольку вы больше не можете заявиться к Виеску, не обрядившись каким-нибудь клоуном, я займусь им сам и, скорее всего, приставлю к нему своего человека – для слежки. Возможно, мы таким образом выясним, не наставляет ли он вечерами какую-нибудь заблудшую грешницу на истинный путь.

Они еще говорили какое-то время, в основном о Марциусе, а потом Лайам предоставил Кессиасу право рассчитаться за трапезу. Ему ведь как-никак в ближайшем времени предстоит встреча с убийцей, а эдил пока что ничем не рискует. Кессиас расхохотался, а Лайам покинул таверну и зашагал домой.

* * *

На этот раз, в отличие от вчерашнего дня, сон медлить не стал. Точнее говоря, Лайам был готов погрузиться в дремоту, как только он растянулся на тюфяке. Но ему хотелось кое-что обдумать, и потому он продолжал бодрствовать, закинув руки за голову и глядя на изъеденные жуками и временем потолочные балки.

Если взвесить все, то прошедший день никак нельзя было назвать неудачным. Визит к Виеску подкинул Лайаму новую версию убийства старого мага. Мысль о том, что в дело может быть замешана женщина, показалась Лайаму весьма увлекательной, хотя ему трудно было представить Тарквина – в его-то возрасте! – в роли коварного обольстителя. Лайама вновь посетило смутное воспоминание о юном создании, выпорхнувшем некогда из дома Тарквина, и некоторое время Лайам усиленно размышлял.

Затем он вздохнул и распрощался с этой идеей, решив, что она все же малоправдоподобна. Куда важнее обдумать вопрос о партнерстве с эдилом: оно сулило Лайаму множество выгод, а его шансы отыскать убийцу Тарквина возрастали в несчетное количество раз. Эдил оказался куда более проницательным человеком, чем многие чиновники подобного ранга. А еще Лайам понимал, что Кессиас куда лучше осведомлен о жителях Саузварка, чем та же леди Неквер.

“Удача опять со мной”, – подумал Лайам.

Да, союз складывался просто отменный. Отметив это, Лайам принялся думать об Анкусе Марциусе – торговце, который выходил в подозреваемые номер один. Итак, что ему, со слов Кессиаса, известно? Что Марциус занимает высокое положение и не очень-то чистоплотен в делах – как в торговых, так уж, наверное, и в личных. Лайам решил, что такой человек должен считать себя скорее князем торговли, чем обычным купцом. Корабль, который налетел на Клыки, был у него далеко не единственным, однако ходили слухи, что он воспринял это кораблекрушение как личное оскорбление и даже стал забрасывать местные храмы угрожающими письмами, требуя, чтобы их служители более ревностно молились о процветании его коммерции.

Лайам улыбнулся в темноте, – его позабавила заносчивость этого типа, – он подумал, что если уж Марциус такого высокого мнения о себе, то ему, возможно, и вправду будет несложно разыграть перед ним недотепу-ученого, мыкающегося в поисках нового места.

Но тем не менее Лайам отнюдь не был уверен, что извлечет какую-нибудь пользу из завтрашнего визита – разве что ему удастся каким-нибудь образом задеть Марциуса за живое.

Возможно, в этом ему мог бы помочь Фануил. Может быть, он знает какое-нибудь хитрое заклинание…

Не удержавшись, Лайам широко зевнул, повернулся на другой бок и начал понемногу засыпать, думая о дракончике. Интересно, почему Фануил так сильно хочет отыскать убийцу Тарквина? Если бы мелкий уродец был опечален, разгневан или скрипел зубами от ярости, взывая к отмщению, это выглядело бы вполне естественно. Но Фануил не выказывал никаких чувств вообще. Он просто размеренно двигался к какой-то неведомой цели.

Ночью Лайаму приснился сон, который в юности часто его донимал. Он опять стоял и беспомощно наблюдал, как войско враждебного лорда выжигает дотла поместье его отца. Но почему-то на этот раз пылало заведение госпожи Доркас, хотя логика ночного кошмара настаивала, что это – отцовский замок. А надо всем этим ужасом среди дыма и пламени метался, словно безумный, миниатюрный дракон, делающийся постепенно все больше и больше, пока не стал столь же огромным, как любой из его огнедышащих братьев.

Проснувшись от дробного стука капель, Лайам стряхнул с себя наваждение.

– Я думал, что это уже позади, – пробормотал он, выпрастываясь из-под теплого одеяла, чтобы встретить дождливый, унылый день.