Текст книги "Пир попрошаек"
Автор книги: Дэниел Худ
Жанр:
Детективная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
15
Лайам бежал, и плащ за его спиной развевался, как крылья. Ему страстно хотелось что-нибудь сокрушить. Разбивать ударами кулаков стекла в мелькающих сбоку окнах или сшибать грудью все встречные факелы. Но пока он лишь яростно и с излишним усердием впечатывал в мостовую подошвы сапог. Лайама душил гнев, в голове роились немыслимые проклятия. Где он, этот Окхэм, этот красавец, этот вор, этот гнусный убийца?! Пусть только покажется, и от страшной и скорой смерти ему не уйти.
«Он следил за мной! Он втерся в доверие, он вызнавал все мои планы! Проклятый ублюдок!»
Лайам остановился, наклонился, упершись руками в колени, и застонал. Дом Кессиаса был уже совсем рядом, но идти к приятелю в таком состоянии он, конечно, не мог. Лайам опять выпрямился и медленно побрел дальше. От быстрой пробежки по морозному воздуху его легкие жгло огнем, а лицо просто пылало.
«Все это время негодяй водил меня за нос. Следил за мной и мной управлял, поскольку знал каждый мой шаг. Он пытался уверить меня, что Квэтвел вне подозрений, прекрасно понимая, что этим лишь подогреет мой интерес к барону. Боги, великие боги!»
Гнев Лайама еще не остыл, но способность рассуждать здраво к нему все же вернулась.
Окхэм был просто великолепен. Вот именно – великолепен! Другого тут слова не подберешь. Он вовремя подливал масла в огонь, он очень тонко подбрасывал Лайаму компромат на своих же приятелей – всякий раз с видимой неохотой, делая вид, что его вынуждает к тому стечение обстоятельств. Так Лайаму было рассказано о том, что Ульдерик пытался выкупить камень, и о ссоре супруги графа с Дуэссой, и о сильной тяге барона к игре. Лорд, правда, почему-то не сообщил умнику-квестору, что Рейфу Кэвуду грозит долговая тюрьма, но сам он безусловно слышал об этом. На Штапельном рынке наверняка много судачили о пропавших без вести кораблях.
«Небо! Как весело он, должно быть, надо мной хохотал!» – подумал Лайам и скрипнул зубами. И вдруг ощутил, что у него нервно задергался глаз. Все, хватит в эту сторону думать! Задетое самолюбие следует спрятать в карман. Каким бы дураком он ни выглядел, терзаться не стоит. Пора поразмыслить, что дает ему новое знание. Поразмыслить спокойно и без истерик.
Теперь ему известно, что лорд имеет долги. Ульдерик на прямой вопрос Лайама не ответил, но ничего и не отрицал. Окхэм действительно обременен долгами, и должен он графу. Как же сиятельный лорд попал в долговой капкан? Проигрался в карты? Скорее всего – да. Все эти россказни, что барон страстный игрок, возможно, к Кэтвелу и не относятся. Возможно, любит просаживать денежки совсем не кузен красавца аристократа, а сам красавец аристократ.
Дом, в котором живут Окхэмы, принадлежит госпоже Присциан. Вдова состоятельна, она может позволить себе содержать постоянно проживающего при ней слугу, а Окхэмы – нет, у них слуги приходящие (если судить по тому, что двери вечерами открывает Дуэсса). Во время игры в карты деньги у лорда кончились, и он, как и кое-кто из играющих, вынужден был призанять. Но кое-кто денежки отдал, а отдал ли их сиятельный лорд?
Новая мысль сверкнула в мозгу Лайама так неожиданно, что он даже высказал ее вслух:
– Лорд плутовал!
Плутовал, но не ради собственной выгоды. Он играл на чужой карман. Играл, постоянно атакуя – неутомимо и безрассудно. Растрачивая свои силы, он ослаблял других игроков, не трогая лишь Ульдерика. И в каждой партии граф выходил победителем и забирал банк.
Лайам удовлетворенно кивнул, но решил пока что об этом не думать. Все равно плутовство лорда недоказуемо и, в общем-то, не имеет отношения к делу.
К делу… Внезапно Лайам понял еще кое-что. Детали связались.
Камень у Окхэма. Окхэму нужны деньги. Окхэм все знает о Дезидерии и на встречу с Кэвудом не явился.
«Фануил! – отчаянно взметнул спою мысль к небесам Лайам. – Немедленно лети к «Трем лисицам»! Лети как можно скорее!»
«Да, мастер. Уже лечу».
Спокойный ответ дракончика его отрезвил и удержал от новой истерики. Лайам остановился и трижды вдохнул и выдохнул воздух, потом распрямил плечи. Теперь он точно знал, куда направился Окхэм. Неясно было другое – что ему следует по этому поводу предпринять?
Подходя к дому Кессиаса, Лайам отметил, что Даймонд накрыт попоной. Да, Бурс – это все-таки Бурс. Он ласково погладил коня по морде, потом толкнул дверь и без стука вошел.
Кессиас и Грантайре стояли с чашами у камина. Они одновременно обернулись к нему.
– Какие новости, Ренфорд? – Эдил, улыбнувшись, кивнул. – Госпожа Грантайре мне кое-что тут рассказала. О вашем бароне и о чародее, с которым мы познакомились днем.
Грантайре не обратила внимания на то, что ее неверно титуловали.
– Мне пришлось все объяснить, – сказала она Лайаму с извиняющейся улыбкой.
– Вот и прекрасно, – быстро сказал Лайам. – Но загвоздка не в Квэтвеле. Главная загвоздка теперь – сам лорд.
И Лайам принялся последовательно излагать все, что ему буквально в последние минуты открылось, но вот странность чем больше он говорил, тем менее убедительными казались ему его собственные слова. Выводы Лайама опирались на довольно шаткие факты, которые можно было по-разному истолковать. Ульдерик, например, не признал открыто, что Окхэм – его должник. А лорд мог наталкивать Лайама на какие-то подозрения в отношении участников вечеринки вовсе не для того, чтобы сбить расследование с истинного пути. Даже упоминание о перерезанной глотке несчастного нищего ничего, в общем-то, не доказывало. Нет никакой гарантии, что об этой подробности лорд не узнал от Лайама, о чем сам Лайам забыл.
Эй, квестор, так ли уж ты уверен, что все тут тобой нагороженное отвечает действительности? Отвечает или не отвечает, но дело зовет к каким-то шагам. Эта версия побуждает к тому – в ней больше смысла, чем во всех других, вместе взятых. Однако, поглядывая на Грантайре и Кессиаса, Лайам вновь начинал сомневаться в себе.
«Единственный приятный, порядочный человек в компании картежников и задир. А я хочу нанести удар именно по нему!»
Волшебница явно была не готова высказывать какие-то мнения. Она выжидательно смотрела на Кессиаса. Тот подошел к креслу, уселся в него и тяжко вздохнул. Он покачал головой, но не в знак отрицания, а лишь выражая степень своего потрясения.
– Да, – выдохнул он наконец. – Это, конечно, да.
– Не уверена, что я все правильно поняла, – нерешительно заговорила Грантайре. – Зачем Окхэму красть камень? Он ведь и так принадлежит ему.
– Нет, – пустился в терпеливые объяснения Лайам. – Кристалл принадлежит госпоже Присциан. Возможно, Окхэм когда-нибудь и унаследует его, но… но только через жену, да и когда еще это будет. А деньги ему нужны прямо сейчас. Он говорил, что собирается ехать в Торквей, потому что жена его слишком тяжело переживает случившееся. Но забота о здоровье жены, скорее всего, только ширма. Истинная причина отъезда – камень, который лорд намеревался сбыть вдалеке. Правда, теперь, я думаю, он хочет продать его Дезидерию.
«Интересно, сколько билетов Окхэм заказал до Торквея? – скользнуло у него в голове. – Бьюсь об заклад, что один!»
– Мы должны его остановить, – решительно сказала Грантайре. – Дезидерий не должен заполучить камень!
– Да, – отозвался Кессиас. – Да.
Он встал и повернулся к Лайаму.
– Что мы предпримем?
– Трудно сказать, – Лайам нахмурился. Ему не нравилось на ходу разрабатывать планы, но – делать нечего – обстановка требовала того. – Я думаю, лорд сейчас направляется к Дезидерию или уже находится у него. Так это или не так – мы скоро узнаем, от вашего человека или от Фануила. Если Окхэм действительно встретится с магом, мы попытаемся их обоих арестовать.
– Арестовать Дезидерия не так-то легко, – возразила Грантайре.
– Я понимаю. В принципе, мы можем его и не трогать. Все зависит от того, возьмет Окхэм камень с собой или нет. Я склонен думать, что не возьмет.
– Конечно, нет – если у него осталась хоть капля мозгов, – заявил уверенно Кессиас. – Он ведь должен проявлять элементарную осмотрительность. Наверняка лорд просто хочет договориться о сделке. А если камешка у него не окажется, наш арест закончится пшиком.
– Вот именно. Поэтому нам лучше выждать, пока они не расстанутся. Мы арестуем лорда после его ухода от чародея, и лучше – когда он вернется домой.
– Почему? – поинтересовалась Грантайре.
– Мы разыграем там небольшую инсценировку, – медленно произнес Лайам. – Я готов выступить и актером, и режиссером. – Он вовсе не был к тому готов, но Грантайре и Кессиас согласно кивнули. – Да, так и следует поступить, – сказал больше себе, чем окружающим, Лайам и тряхнул головой.
На какое-то время в гостиной воцарилось молчание, наконец Грантайре спросила о том, о чем никому из присутствующих спрашивать не хотелось. |
– А что, если лорд уже передал Дезидерию камень?
Лайам покосился на мешочек с предметами из «музея» Тарквина.
– Вы уверены, что сможете выстоять против него?
Грантайре рассмеялась – резко и хрипло.
– Я-то смогу, но мне не хочется, чтобы дело дошло до того.
– Если нам повезет, то ваш выход и не понадобится. Я один пойду к Дезидерию и объясню, что ему продали краденую вещицу, о чем он безусловно не знал. А еще скажу, что лорд арестован и что камень придется вернуть. Если маг возвратит камень, все на том и закончится, если нет – в дело вступите вы. У вас есть козырь, маг не знает, что вы – в Саузварке, и к чему-то серьезному он вряд ли будет готов.
– Прекрасно, – кивнула Грантайре. Она, похоже, нисколько не опасалась сражения. – Надеюсь, вы понимаете, что мне придется его убить?
– Да, конечно, – сказал Лайам. Кессиас промолчал, только помрачнел еще больше.
– Что же мы будем делать сейчас?
– Ждать, – сказал Лайам и пересел поближе к камину.
Бурс принес чаши с горячим напитком и, заметив, как все напряжены, поспешил удалиться. Лайам рассеянно взял чашу, но пить не стал. Он сидел, тупо уставившись в пол.
А что, если он возводит на паиньку-лорда поклеп? Что, если тот просто где-нибудь загулял и думать не думает о каких-то там чародеях? «Тогда мы так ничего и не дождемся», – сказал он себе. «Дождемся», – возразил ему его же собственный внутренний голос. Лайам мысленно усмехнулся. Какое-то из его «я» опять ошибается, но какое?
Время шло. Ему стоило огромных усилий не тормошить Фануила вопросами. Если кто и не знает сомнений, так это дракончик, и никаких ошибок он точно не совершит.
Пришел Бурс с кувшином, чтобы наполнить опустевшие чаши. Вообще-то, опустела лишь чаша Кессиаса, но эдил накрыл ее широкой ладонью и знаком велел слуге удалиться. Когда Бурс скрылся за дверью, в сознание Лайама впрыгнула мысль:
«Лорд Окхэм выходит из гостиницы».
Лайам закрыл глаза и безмолвно возблагодарил небеса.
– Окхэм вышел, – сообщил он остальным. Кессиас привстал, но Лайам покачал головой. – Мы подождем, пока он не доберется до дома.
Кессиас все-таки встал.
– Я хочу послать в «Три лисицы» еще одного человека, и мне все равно нужно проверить, как дела у ночной стражи. Я схожу в казарму и тут же вернусь.
Когда эдил ушел, Лайам мысленно обратился к дракончику:
«Фануил, следуй за лордом. Сообщи, когда он придет домой».
«Хорошо, мастер».
Лайам подумал: «Ну почему я не чей-нибудь фамильяр? Я был бы таким спокойным, таким логичным, таким рассудительным. И начисто лишенным каких-либо эмоций… Наверное, быть фамильяром приятно и очень легко… правда, не при хозяине вроде меня».
Впрочем, он обнаружил, что ожидание перестало его тяготить. Лайам неторопливо поднялся, склонился к камину и протянул руки к огню, едва не задев локтем Грантайре. Она повернулась и посмотрела на него с немым ожиданием.
– Ну что… как дела? – спросил Лайам и засмеялся, но смех получился немного натянутым.
– Как вы собираетесь поступить с этим лордом?
– Отшлепаю его и отправлю в кроватку, – ответил Лайам и засмеялся, на этот раз совершенно искренне. Грантайре тряхнула гривой волос.
– В таком случае ему можно лишь позавидовать.
Лайам рассеянно улыбнулся. Он уже раздумывал о другом. «Нужно ли мне чем-нибудь вооружиться?» Выходило, что нет. Окхэм орудовал ножом. Нож – не такое уж страшное оружие, если быть начеку, а Лайам считать ворон вовсе не собирался. Нищий, скорее всего, просто не ожидал нападения. «Однако если завяжется драка, я ведь могу его и убить».
Эта мысль несколько ошарашила Лайама. Хочется ли ему своими руками наказать того, кто над ним насмеялся? Кажется, нет. Боль первой обиды прошла, задетое самолюбие утихомирилось, и к сложившейся ситуации он стал относиться как к данности. Пусть уж лорда осудят законным путем, а потом и благополучно повесят. Лайам попытался представить, как тело красавца аристократа покачивается под перекладиной виселицы, но попытка не удалась. Да и вряд ли дело закончится виселицей. Окхэм как-никак дворянин, а дворян за убийство воришек и нищих не вздергивают.
Кроме того, всегда трудно сказать, кто виноват, кто прав в стычках со смертельным исходом. Воры вспыльчивы, Шутник был горяч, а нищий… Кто его знает? Мало ли чем он мог пригрозить лорду.
Лайам покачал головой. Как ни крути, на Окхэме повиснет лишь обвинение в краже со взломом, причем у собственной тетушки, и это дельце вполне могут замять. Вряд ли суд решится позорить благородного лорда…
Вернулся Кессиас, впустив в дом облако холодного воздуха. Он сообщил, что отправил в «Три лисицы» еще одного наблюдателя.
– И кстати, Ренфорд… Вас ожидает на улице какая-то пигалица. Грязная, как навозная куча.
Это была Мопса. И действительно, неимоверно грязная. Она стояла возле дома эдила, похлопывая Даймонда по ноге. Лайам присел возле нее, дрожа от холода – он забыл накинуть плащ.
– Что ты здесь делаешь?
– Меня послал к тебе Волк, – произнесла Мопса голосом, полным отчаяния. – И я теперь засветилась!
– Что?! Что ты мелешь?
– Я засветилась! – захныкала маленькая воровка. – Теперь меня знает в лицо сам эдил, а к утру будет знать вся стража!
Лайаму некогда было думать о таких пустяках.
– Чего хочет Оборотень?
– Он хочет знать, что ты выяснил, – всхлипнула Мопса. – Сказал, что доволен тем, как все идет, а еще сказал, что ждет разъяснений. Я просто не понимаю, почему у него так засвербило? Зачем он погнал меня к тебе ночью, а не с утра? Теперь все пропало!
– Мопса, уймись, – перебил ее Лайам. – Ступай к Оборотню и скажи, что я все уже знаю. Что это не нищие, а совсем другой человек и что скоро я доберусь до этого человека. – Мопса все еще всхлипывала, поэтому Лайам схватил ее за плечи и резко встряхнул. – Это очень важно! Передай ему, что нищие тут ни при чем. Запомнила?
– Конечно, чего тут запоминать, – она высвободилась из его рук. – Тебе что, совсем наплевать, что я засветилась? Я теперь не смогу работать в толпе, понимаешь?
Он понимал. Он все понимал. Мопса считает, что ее грязно подставили, и ищет сочувствия.
– Я сожалею. Но с этим теперь ничего не поделать. Срочно передай Волку мои слова.
– Ха!
– И еще скажи, что я вскоре все объясню. Ты идешь или нет? Или мне показать тебя эдилу еще раз?
Мопса нахмурилась.
– Да иду я, иду, – пробормотала она, а потом выпалила: – А где мой подарок?
Лайам поморщился. Он совсем позабыл о своем обещании.
– Ты его непременно получишь. Но сейчас тебе следует поторопиться. Мой подарок будет самым лучшим на свете. Ступай!
Мопса с подозрением глянула на него, а потом, не сказав ни слова, развернулась и скрылась в ночи.
Лайам, стуча зубами, вернулся в дом.
– Это моя осведомительница, – пояснил он Кессиасу, понимая, что этим может совсем скомпрометировать Мопсу, и поклявшись загладить свою вину перед ней. – Я думаю, с этим делом мы покончим сегодня.
Эдил не успел кивнуть, как в сознание Лайама вторглась короткая мысль:
«Лорд Окхэм на месте».
Лайам улыбнулся.
– Лорд вернулся домой. Пора бы нам с ним повидаться.
Они стояли на улице Герцогов, оглядывая дом Окхэмов из-за угла. Все здание окутывал мрак, и только в одном из окон первого этажа теплился огонек.
– Он ждет меня, – сказал спутникам Лайам. – Он сказал, что оставит свечу, если не завалится спать.
Признаться, Лайам весьма удивился, увидев условный сигнал. Ему казалось, что Окхэм предпочтет уклониться от встречи. Особенно если вспомнить, какое дельце благородный лорд только что провернул. Тем не менее свеча призывно горела, подмигивая и отбрасывая слабый свет на ступени крыльца.
– Ну что ж… Мне пора. – Лайам нервно потер руки.
– Ренфорд, не лучше ли нам прогуляться к лорду вдвоем? – спросил Кессиас, взмахнув свисающим с его руки фонарем.
– Мы с ним поиграем, – сказал Лайам. – Досчитайте до десяти тысяч и, если я к тому времени не появлюсь, идите на выручку. Я хочу переговорить с ним с глазу на глаз.
«И пнуть его хорошенько, если мне повезет…»
Он улыбнулся и быстро пошел через улицу, чтобы не слышать недовольного ворчания бравого стража порядка. Тот сетовал на собачью службу, а заодно и на то, что кое-кому сейчас будет уютно, а кое-кто так и останется торчать на морозе.
Перепрыгивая через ступеньки, Лайам взлетел на крыльцо и взялся за дверной молоток. Но в дело его не пустил, а, немного подумав, постучал по косяку костяшками пальцев.
Дверь распахнулась мгновенно. Окхэм держал над головой зажженный фонарь. Красивое лицо его было смертельно бледным и казалось измученным. Он схватил Лайама за руку и втащил в коридор.
– О боги, Ренфорд! Наконец-то вы появились! Случилось нечто невероятное!
Лайам позволил протащить себя с десяток шагов, а потом уперся в пол каблуками. Он никак не рассчитывал на такую бурную встречу.
– Идемте же!
– Да в чем, собственно, дело?
Коридор, где они уже находились, окутывал мрак. Его освещал лишь неверный свет фонаря, тени обоих мужчин плясали на стенах.
– Камень! – прошептал Окхэм. – Он снова на месте! Идемте!
Лорд опять схватил Лайама за руку и потянул за собой, увлекая его в сторону кухни.
Что-то тут было не так. Лайам снова остановился.
– Да скажите же наконец, куда вы меня тащите?
– В склеп! Камень там! – Лорд быстрым шагом пересек кухню и скрылся за дверью, ведущей к спуску в подвальное помещение.
Свет фонаря мгновенно исчез, и Лайаму пришлось поторопиться, чтобы не оставаться в кромешной тьме. Он двинулся вниз по ступенькам, стараясь поспевать за колеблющейся границей светового пятна, но Окхэм все же передвигался быстрей, время от времени издавая невнятные восклицания.
Лайам, спустившись в кладовую, тут же ударился обо что-то ногой. Он сдавленно выругался и, прихрамывая, побрел дальше – к тому углу помещения, где открывался вход в семейный склеп Присцианов.
– Камень здесь! – Окхэм стоял в дальнем конце прохода, ведущего к склепу, держа в одной руке фонарь, а другой ухватившись за прутья железной решетки. За его спиной – в глубине склепа – мерцал огонек еще одного фонаря.
Лайам сделал два шага по направлению к Окхэму, потом остановился, жалея, что не прихватил с собой никакого оружия. Впрочем, и лорд тоже, кажется, безоружен, так что, если держаться настороже, его можно не очень-то опасаться.
Он сделал еще два шага и поравнялся с Окхэмом, а потом жестом предложил тому первым войти в склеп.
– Я не вижу, куда идти.
Окхэм коротко кивнул и прошел в пещеру, по-прежнему высоко поднимая фонарь.
– Это просто невероятно! – сказал он и, повернувшись к Лайаму, удивленно спросил: – Почему же вы медлите?
– Иду, – отозвался Лайам. Его настороженность нарастала с каждой минутой. Он вошел в склеп и огляделся. Второй фонарь, свет которого был виден из коридора, помещался на крышке центрального саркофага. Окхэм стоял возле него и делал Лайаму призывные знаки.
– Он здесь! Он вернулся туда, где ему и надлежит быть! – Лорд пританцовывал на месте от возбуждения, фонарь плясал в его руке, отбрасывая причудливые тени на стены и каменные параллепипеды саркофагов. Из сквозного проема в стене несло зимним холодом.
Лайам пошел к Окхэму, беспокойно обшаривая взглядом пещеру. Его каблуки гулко постукивали по камню. Кулаки сжаты, руки чуть полусогнуты – осторожность есть осторожность и… не надо спешить.
– Ренфорд! Да идите же вы сюда наконец! – В голосе Окхэма зазвучали нотки отчаяния.
Лайам подошел и остановился около саркофагов. Он чувствовал себя неуютно, ибо не мог ничего разглядеть – один фонарь слишком тускло светил, а второй был чересчур высоко поднят. Окхэм отступил на шаг и поднял фонарь еще выше.
– Смотрите! – сказал он и кивнул в сторону саркофага Эйрина.
Лайам несколько долгих секунд смотрел на красавца аристократа, силясь понять, ради чего все это затеяно, но никакого разумного объяснения придумать не мог. Он медленно и неохотно стал поворачиваться к саркофагу.
Свободная рука Окхэма метнулась к поясу. Лайам, краем глаза заметив это движение, мгновенно отпрыгнул назад и закричал, пытаясь заглушить криком страх и пробудить в себе ярость. Прыжок был неудачным, он оступился и стал падать навзничь, но сумел устоять на ногах, ударившись затылком о стену.
Окхэм тоже закричал, но не кинулся на него, а чуть отступил и опять застыл, выпрямившись во весь рост. Одна рука его все так же сжимала фонарь, а во второй виднелось что-то вроде длинной деревянной спицы. Лайам замер, глядя на эту спицу. Он слышал неровное дыхание лорда.
Не отводя взгляда от Лайама, Окхэм тремя пальцами сильно надавил на тоненький стерженек – и спица сломалась.
Несколько долгих мгновений мужчины стояли, не шевелясь, потом Лайам медленно и осторожно пошел вперед – кошачьим, чуть пружинящим шагом. Он вспомнил о сломанной булаве, лежавшей на саркофаге первого Присциана, и быстро скосил глаза. Булавы на месте не оказалось.
«Ну, наплевать», – мелькнуло у него в голове, и губы Лайама изогнулись в волчьей усмешке. Он и так с большим удовольствием отделает Окхэма – что бы ни означала его дурацкая спица.
– Стойте там, где стоите! – испуганно вскрикнул лорд. – Не смейте ко мне приближаться!
Лайам улыбнулся еще шире и, согнув руки в локтях, приготовился к драке.
«Мастер! – влетела в его сознание мысль Фаиуила. – Возле городской площади кто-то творит заклинание».
Лайам снова замер на месте и настороженно вскинул голову.
«Кто…»
Он не успел сформировать мысль до конца, потому что заметил во мгле пещеры слабое свечение – бесформенную сверкающую дымку, похожую на серебристую паутину. Дымка сгущалась, свечение становилось ярче. Лайам на секунду зажмурился, а когда он открыл глаза, перед ним стоял Дезидерий. Не совсем перед ним, а немного поодаль – в изголовье тускло освещенного барельефа первого Присциана. Лицо мага было скрыто в тени, руки со сжатыми кулаками он вскинул над головой.
– Хватайте его! – выкрикнул Окхэм.
«Это западня! – вдруг осознал Лайам, и ноги его подкосились от ужаса. – Меня заманили в ловушку!»
– Это не так-то просто, – фыркнул чародей, а потом, после недолгого колебания, разжал кулаки и быстро зашевелил пальцами.
Из кончиков пальцев мага вырвались белые струи. Они устремились к Лайаму, обвились вокруг его торса, оплели ноги и руки. Лайам дернулся, пытаясь бежать, но не смог даже пошевелиться – его словно завернули во влажный ковер. О небо! Он потерял всяческую возможность сопротивляться!
«Мастер, теперь заклинание творят против вас!»
– Я знаю, – прошептал Лайам, зачарованно глядя на мага. Дезидерий опустил руки и тоже смотрел на него – с каким-то недоверчивым удивлением. Потом лицо представителя харкоутской гильдии расплылось в улыбке, на фоне уродливого пятна сверкнули неестественно белые зубы.
– Так вы и вправду не чародей? Какая удача!
– Убейте его! – взвизгнул лорд. Дезидерий остановил его жестом.
– Успеется. Он ведь совсем беззащитен! – Маг стоял, уперев руки в бока, сияя от удовольствия.
«Мастер…»
«ФАНУИЛ! – вскричал мысленно Лайам. – ПРИВЕДИ КЕССИАСА! СКОРЕЙ! КАК МОЖНО СКОРЕЙ!»
– Убейте его! – повторил Окхэм. – Вор утверждал, что он – чародей!
Лайам облизнул пересохшие губы.
– Это не так. Я уже говорил вам.
– О да, да! Конечно, вы говорили, – усмехнулся харкоутский маг. – Но я далеко не всегда верю словам!
– Вор очень боялся этого человека! – воскликнул Окхэм, и мозг Лайама озарила догадка. Белея от ярости, он зарычал:
– Поэтому вы убили его?!
– Он требовал вернуть камень на место! – Лорд подскочил к Лайаму и горячо, словно оправдываясь, заговорил: – Этот малый все твердил, что вы – дьявольски проницательны, Ренфорд, и умеете читать в душах людей…
– Но он этого не умеет, – заявил Дезидерий, явно наслаждаясь своим превосходством. – Я был лучшего мнения о мастере Танаквиле.
Лайам мысленно послал магу сабельный удар в поясницу и взмолился: «О боги! Сделайте так, чтобы Кессиас не опоздал!»
– Но вот ведь что интересно, – продолжал Дезидерий. Он больше не улыбался. – Я не поверил, что вы – не чародей, и поверил, что вы не встречались с Грантайре. Возможно, я совершил двойную ошибку? – Маг шевельнул рукой, и белесый кокон, сжимающий Лайама, пришел в движение, вминая его руки в бока. – Мог ли я ошибиться дважды?
Лайам вскрикнул от неожиданности, но боли не ощутил.
Ему показалось, что в проеме за спиной чародея мелькнула какая-то тень.
Кокон стянулся еще туже, и Лайам издал душераздирающий вопль. Сжатие прекратилось, но истерика не могла прекратиться мгновенно – вопль продолжал звучать. Лицо Дезидерия перекосилось в злобной гримасе, и Окхэм торопливо зажал кричащему рот. Лайам укусил лорда за пальцы и вновь завопил. Окхэм отдернул руку и наотмашь ударил.
Голова Лайама безвольно мотнулась. Где же Фануил?
Ему показалось, что из глаз его посыпались искры. Они ярко вспыхнули и разлетелись во все стороны. Окхэм куда-то пропал, а одна искорка вонзилась в грудь чародея и засияла, словно крохотная звезда. Дезидерий в недоумении посмотрел на ужалившую его золотистую пчелку и поднес к ней руки, словно собираясь погладить. Потом посмотрел с упреком на Лайама:
– Вы все-таки меня…
Договорить он не сумел. Новые пчелки облепили весь торс чародея, зароились в руках и ногах. Дезидерий вновь открыл рот, чтобы что-то сказать, но и язык его уже был покрыт золотистыми искрами, и вскоре харкоутский маг стал походить на огромный сгусток шевелящихся золотых червячков. Спина Дезидерия изогнулась дугой, словно от невероятного напряжения, но он не издавал ни звука, и только негромкое потрескивание сопровождало странный процесс.
Белый кокон поблек и истаял, и Лайам пошатнулся, внезапно лишившись поддержки. Он отвернулся от сверкающей головни, в которую превратился маг, и нашел взглядом Окхэма. Красавец лорд, белый как полотно, стоял, прижимаясь спиной к дальней стене склепа.
Лайам не видел, как золотые мошки, внезапно вспыхнув, разлетелись в разные стороны. Он не видел, как то, что было Дезидерием, осыпалось на пол, образовав кучку серого пепла.
Он ударил Окхэма только раз – но и этого оказалось достаточно.