Текст книги "Пир попрошаек"

Автор книги: Дэниел Худ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Да, Дуэсса тут всякого наговорила, – сухо подтвердила госпожа Присциан.

– Боюсь, ничего увлекательного я вам рассказать не смогу, – пробормотал Лайам, белея от бешенства. Он не знал, во что именно эта дуреха «посвятила» Фурзеусов, но ей следовало бы держать язык за зубами. Дуэсса словно почувствовала его недовольство, а возможно, на нее подействовал холодный тон тетушки Трэзи. Она выпрямилась в кресле, расправила складки на платье, вздернула подбородок и с вызовом посмотрела гостю в глаза.

– Ну что вы, господин Ренфорд, – сказала она, сделав ударение на обращении «господин», подчеркивая тем самым разницу в их общественном положении. – Наверняка у вас есть чем нас удивить. Это ведь не какая-нибудь вульгарная кража, а похищение, переполошившее весь Саузварк.

Оправившись от похмелья, Дуэсса приобрела стать и осанку. Она была по-своему даже красива, но особенной – кукольной – красотой. Иссиня-черные волосы, вьющиеся крупными локонами, обрамляли нежное личико леди.

– Не могу сказать, что я крупный специалист по кражам, – медленно произнес Лайам, – но то, что случилось в вашем доме, действительно весьма расходится с представлениями о происшествиях подобного рода. – Он еле сдержался, чтобы не скрипнуть от гнева зубами. Леди Окхэм не имела права себя так вести. Фурзеусы находятся под подозрением. Они или не они похитили камень – дело десятое, но она не должна была им ничего говорить! О чем только думает эта особа? И думает ли она вообще? – Но следствие – это всего лишь рутина, – продолжил он, ослепительно улыбнувшись. – Когда я задам вам пару скучных вопросов, вы тут же поймете, что в них ничего интересного нет. Готовы ли вы, леди, подарить мне минуту внимания?

– Пожалуй, – кивнула Дуэсса с таким видом, будто делала Лайаму огромное одолжение. – Надеюсь, вы нас извините, друзья?

Фурзеусы засуетились и начали было вставать со своих мест, но Лайам, вскинув руки, остановил их сборы:

– Вы нисколько не помешаете нам. Останьтесь, прошу вас. Возможно, вы тоже сумеете мне помочь.

Уж если эта чертова кукла сочла возможным рассказать сладкой парочке «все», пусть и Фурзеусы поучаствуют в разговоре, они могут оказаться полезными, если Дуэсса захочет что-нибудь скрыть или соврать. Тоненький внутренний голосок, еле пробившийся к сознанию Лайама, напомнил ему, что он обещал быть деликатным.

Фурзеусы явно обрадовались, когда им разрешили остаться. Поэна порозовела и засияла, а Симбер, опять устроившись в кресле, облегченно и шумно вздохнул. Госпожа Присциан нахмурилась, однако ничего не сказала и знаком предложила Лайаму сесть, что он и сделал, но с легкой заминкой, ибо нуждался в паузе, чтобы привести мысли в порядок и унять свою злость.

У него было чем осадить зарвавшуюся девчонку. Например, он мог вежливо осведомиться, не продолжает ли ее мучить вчерашнее недомогание. Уж если ты строишь из себя высокородную леди, не надирайся, как грузчик, или хотя бы справляйся со своим похмельем втихую. Леди неприлично так пить; впрочем, если леди так поступает, то не очень-то вежливо ей об этом напоминать. «Дуэсса – всего лишь дочка торговца, которой выпал случай удачно выскочить замуж, – сказал он себе. – Пусть поважничает, если ей так уж хочется, что в том за беда?»

– Итак, – заговорил он уже совершенно спокойно, – мне хотелось бы спросить у присутствующих, не проявлял ли кто-либо в последнее время к реликвии Присцианов особенный интерес?

Дуэсса склонила голову набок и с легкой долей насмешки сказала:

– Все, господин Ренфорд, проявляли к нашему камню большой интерес. Этот ведь не какая-то побрякушка – это редкая, дорогая и очень красивая вещь.

Лайам широко улыбнулся в ответ.

– Я понимаю, леди. Но я говорю о другом. Не выказывал ли кто-либо из ваших друзей повышенного желания обладать этой вещью? К примеру, я знаю, что этот камень очень хотел приобрести граф Ульдерик.

Кто-то из Фурзеусов фыркнул. Лайам не успел понять кто, потому что Дуэсса внезапно вскинула голову и на ее бледных щеках вспыхнули яркие пятна румянца.

– Что, господин Ренфорд, вы хотите этим сказать?! Что граф мог иметь какое-то отношение к краже?!!

– Уймись, Дуэсса! – вмешалась госпожа Присциан. – Следствие должно детально во всем разобраться. Мы ведь с тобой это уже обсуждали.

– Нет, тетушка Трэзи, я этого не потерплю! Мошенник, похитивший камень, где-то гуляет, а ваше хваленое следствие пытается возвести напраслину на моих лучших друзей! Говорю вам, я этого так не оставлю! – Дуэсса гневно топнула ножкой, но впечатление получилось комическим, ибо она сидела, а не стояла. Но никто из присутствующих даже не улыбнулся. Фурзеусы словно бы впали в ступор – от глубочайшего изумления. Брат замер с разинутым ртом, а сестра широко раскрыла глаза. Наконец Поэна пришла в себя и громким шепотом обратилась к подруге:

– Дуэсса, неужто все это правда? Нас что – действительно подозревают?

– Боги! – задыхаясь, воскликнул Симбер. – Боги! Я – вор!

Дуэсса вскочила с кресла и, сжав кулаки, закричала:

– Да! Да! Тут все вас подозревают! Но я этого снести не могу! – Она зажала уши руками и стремительно понеслась к выходу из солярия. Хлопнула дверь. В помещении повисла напряженная тишина.

«Бедный Окхэм», – подумал сочувственно Лайам.

Наконец госпожа Присциан решилась нарушить молчание:

– Я совершенно уверена, что подозрения господина Ренфорда не имеют отношения ни к вам, Поэна, ни к вам, дорогой Симбер. Дуэсса немного расстроена, прошу вас ее извинить.

Лайам почувствовал в ее словах легкую укоризну, которую тут же отнес на свой счет.

– Да-да, – пробормотал он, запинаясь, – конечно. Я и не думал подозревать кого-то из вас.

Фурзеусы были явно разочарованы. Как дети, с которыми не захотели играть.

– Проклятье! – с усмешкой сказал толстячок. – Я бы не возражал, если бы во мне заподозрили вора. Ах, какой бы я был вор! Хитрый, коварный, отчаянный, сорвиголова! Пах, пах! – Он проделал несколько пассов рукой, изображая фехтовальные выпады.

– Нас не подозревают, но кто-то из наших знакомых все-таки вор, – с восторженным изумлением проговорила Поэна. – И кто же? Я ставлю на Квэтвела. Да – на него!

– А я – на слуг! – живо возразил старший Фурзеус. – Этот Тассо очень похож на голодного волка.

– Ты проиграл – в доме не было слуг! – захлопала в ладоши сестра.

Симбер вынужден был признать поражение.

– И все равно эти слуги часто воруют! Помнишь серебряное блюдо, пропавшее у Антеурия?

Брат с сестрой ударились в воспоминания: что, у кого и когда пропадало. Они говорили наперебой и взахлеб, совершенно не обращая внимания на Лайама и госпожу Присциан. Их перепалка так затянулась, что Лайам вынужден был шепотом предложить вдове куда-нибудь перейти, чтобы без помех объясниться.

– Конечно, пойдемте, – сказала госпожа Присциан и величаво поднялась с кресла. – Мы можем пройти на кухню.

Лайам встал также, и тут Фурзеусы словно опомнились.

– О, господин Ренфорд, госпожа Присциан! Простите нас, умоляем, простите! – испуганно закричали они, как дети, которых взрослые собрались оставить одних. – Мы заболтались, мы вели себя глупо! Простите, останьтесь, сейчас мы уйдем…

– Нет, это вы останьтесь, прошу вас, – поспешил успокоить их Лайам. – Посидите немного без нас. Госпожа Присциан кое-что мне покажет, и мы тут же придем. У меня еще есть к вам вопросы.

Фурзеусы охотно уселись в свои кресла, немного ошеломленные, но как будто довольные. Лайам вместе с госпожой Присциан вышел на кухню. Они остановились возле разделочного стола.

– Верно ли я поняла – вы действительно считаете, что Фурзеусы… вне подозрений? – спросила госпожа Присциан. Лайам кивнул. – Это хорошо. Они – очень милые, и их отец был неплохим человеком. Чего вы от них хотите?

– Я надеюсь обсудить с ними вещи, о каких леди Окхэм не захотела со мной говорить.

– Ах… Моя племянница такая…– госпожа Присциан замолчала, подбирая подходящее слово, – такая строптивица. Что поделать, так уж ее воспитали. Ну а Фурзеусы наверняка с удовольствием ответят на ваши вопросы. Они любят поговорить… – Госпожа Присциан взмахнула руками, словно отстраняясь от докучных забот. – А теперь, я полагаю, вы хотите узнать, не нашла ли я чего-нибудь для вашей знакомой?

– Да. Но если вы ничего не нашли – это не важно.

– Нашла. Хотя и не знаю – то ли. Несколько тетрадей, помеченных именем Эйрина, и какую-то книгу. Полагаю, это его работы. Они лежали в дальнем углу мансарды и довольно хорошо сохранились, учитывая их древность. Я не хочу, чтобы записи выносили из дома, поэтому ваша знакомая может просмотреть их у меня. Наверху имеется кабинет – просторный и хорошо освещенный. Когда мне ее ожидать?

– Она придет в любое удобное для вас время, – сказал Лайам. – Для нее, насколько я понимаю, эти записи будут подарком судьбы.

– Мне они все равно ни к чему. Пусть приходит… ну, скажем, через пару часов и остается тут сколько захочет. Вы приведете ее?

– Да, – с искренней благодарностью в голосе сказал Лайам. – Обязательно. Благодарю вас, госпожа Присциан.

– Пустяки, – отмахнулась вдова. – Значит, мы еще увидимся с вами… Что ж, тогда и поговорим. Я очень обеспокоена происходящим.

На взгляд Лайама, она вовсе не выглядела обеспокоенной, но он постарался уверить ее, что все идет хорошо. Госпожа Присциан рассеянно покивала, потом поспешила обратно в комнаты.

– Фурзеусы, наверное, нас заждались…

Фурзеусы ожидали в прихожей, уже одетые в одинаковые плащи с капюшонами. Гостеприимство гостеприимством, но им не хочется надоедать госпоже Присциан, да и все равно давно пора восвояси… И если господин Ренфорд согласится их проводить…

– С превеликой радостью, – сказал, улыбаясь, Лайам. Геллус уже стоял рядом, держа его плащ наготове.

Выйдя на улицу, брат и сестра взяли своего спутника под руки и дружно накинулись на погоду.

– Нет, ну и зима нынче стоит, – затараторил отдышливо Симбер, тепло укутанный и обвязанный длинным шарфом. – Такой холодины Саузварк не видал добрую сотню лет, уж можете мне поверить!

– Да, холод просто кошмарный! – подхватила Поэна, упакованная не хуже, чем брат. Лайам хотел с ними согласиться, хотя зима была как зима, – но Фурзеусы в его согласии не нуждались. Чуть наклоняясь вперед и переглядываясь друг с другом, они увлеченно заговорили о госпоже Присциан.

– Тетушка Трэзи сегодня была недовольна, тебе не кажется, а?

– Очень, очень! – согласилась Поэна, а потом специально для Лайама пояснила: – Мы называем ее тетушкой, хотя на самом деле она нам не родня. Просто наш покойный отец дружил с ней чуть ли не с детства. Она добрая женщина, хотя иногда бывает сурова. Ох, как сурова, даже не передать!

– Когда мы были маленькими, мы ее страшно боялись, – подхватил эстафету Симбер, не давая Лайаму раскрыть рта. – Мы и до сих пор ее очень боимся!

– Но все-таки в душе она – сама доброта. Я уверена, что вскоре вы сами в том убедитесь. – Поэна успокаивающе похлопала Лайама по руке, опасаясь, что спутник может не на шутку перепугаться.

– О… Я это уже понял, – быстро сказал Лайам. – И отношусь к госпоже Присциан с большим уважением. Но сейчас… сейчас я бы хотел поговорить о другом…

– Это Квэтвел! – заявил Симбер тоном, не допускающим возражений. – Тот, кого вы ищете, – Квэтвел, вот вам и весь сказ!

– А почему же не Ульдерик? – возразила Поэна. – Ему этот камень нужен нисколько не меньше.

– Квэтвел моложе – им движет бурная страсть. А граф пожил свое, он холоден, как лягушка.

– Ох уж мне эти страсти! – пренебрежительно фыркнула Поэна. – И что ты можешь в них понимать! Где вообще ты подцепил это слово? Барон Квэтвел – поверхностный, непостоянный юнец, сегодня ему хочется одного, завтра – другого! А граф борется за то, что потерял. Это же так очевидно!

Они свернули с Крайней улицы, прошли мимо особняка Годдардов и направились к городской площади.

Симбер надулся:

– Барон – молод, горяч. А твоему графу дали отставку. Иначе зачем бы ему ежедневно таскаться сюда? – Фурзеус кивком указал на заведение Герионы.

Лайам, используя короткую паузу, слегка прихватил Фурзеусов за локотки – словно сдерживая разгоряченных лошадок. Голова его пошла кругом.

– Прошу прощения… но я не совсем понимаю, о чем идет речь… За что борются граф и барон? И при чем тут украденный камень?

Брат и сестра удивленно переглянулись – разве господин Ренфорд не знает всем известных вещей? – и с жаром пустились в объяснения. Графиня Пинелла заварила всю эту кашу, да-да, женушка графа, она и только она! Ей приглянулся камень Дуэссы, ну так приглянулся, что можно сказать даже – обворожил. Вышел скандал, да-да, жуткий скандал, с перебранкой и оскорблениями, но Дуэсса Пинелле свой камень не уступила. (Парочка говорит – скандал, лорд Окхэм – размолвка! Кому верить? Фурзеусам или ему?) Потом, конечно, они помирились, но после графиня не раз (не в шутку, нет, а всерьез!) заявляла, что готова ради этого камня на все. (Понимаете, Ренфорд, – на все!) Правда, не при Дуэссе, нет! При Дуэссе графинюшка помалкивает, как рыба.

Тут Фурзеусы погрузились в царство намеков, настолько, впрочем, прозрачных, что Лайам не раз внутренне усмехался, слушая их болтовню. Граф Ульдерик в браке несчастлив – весь город об этом знает, недаром же он, что ни вечер, таскается к Герионе, и ходят слухи (да какие уж там слухи! Все – сущая правда!), что… что графинюшка тоже в его отсутствие принимает кое-кого. Нет, не кое-кого, а многих (понимаете – многих!), а молодой Квэтвел спит и мечтает попасть в их число. Но бедный барон такой невезучий, он постоянно получает от ворот поворот.

– Однако любому, кто поднесет Пинелле на блюдечке сокровище Присцианов, дорога к ее сердцу будет открыта, – подвела итог Поэна Фурзеус и улыбнулась, явно довольная своим рассуждением.

– Ну и на добренькое здоровьице! – прибавил старший Фурзеус, пыхтя и отдуваясь, хотя вся компания уже довольно давненько топталась на месте. – Что до меня, так она того вовсе не стоит.

– Не все думают так же, как ты, Симбер, – возразила Поэна. – Многие кавалеры готовы отдать все на свете за один только ее поцелуй!

Они увлеченно заспорили о природе мужских и женских сердец, но Лайам уже их не слушал. Ему срочно нужно было все это обдумать. Он вспомнил слова Квэтвела перед игрой – о том, что есть вещи и подороже денег, вспомнил странный сон Ульдерика и то, как граф поглядывал на молодого барона, когда пересказывал свой сон. И конечно же, вспомнил все оскорбления, которые Квэтвел бросал графу в лицо и каковые, собственно, и послужили причиной намечающейся дуэли. «Все сходится, все так очевидно… Я должен был сам догадаться», – подумал Лайам, но расстраиваться не стал. Все-таки он не ошибся – ни Квэтвел, ни Ульдерик не хотели заполучить камень ни для себя лично, ни ради денег, ни ради магической силы, которой тот предположительно обладал. Они хотели, завладеть им лишь потому, что он «открывал путь к сердцу графини».

Стоит ли этот «путь» того, чтобы вокруг него завертелось такое? Лайам решил, что сможет судить о том только тогда, когда увидит графиню своими глазами.

– Так это правда? Правда? Ответьте нам поскорей!

Одышливая скороговорка Симбера оторвала Лайама от раздумий. Брат и сестра пожирали его глазами, сгорая от любопытства.

– Что правда? – переспросил Лайам, не понимая, о чем они говорят.

– Что граф и барон будут драться?

– Ах, вот оно что… да, правда, но… так сказать, не совсем… Официально вызов еще не брошен, и условия схватки не оговорены, – пробормотал Лайам, пытаясь сообразить, скоро ли полдень. Дом Ульдерика был совсем рядом. Наверное, стоит зайти к графу прямо сейчас и между делом взглянуть на его супругу.

– Они подерутся, это точно, – заявила Поэна с улыбкой провидицы и погрозила пухлым пальчиком обоим мужчинам. – Вот увидите – как я сказала, так все и будет.

Лайам осторожно высвободился из захвата дружеских рук.

– Вы мне кое о чем напомнили, – сказал он. – Я должен идти. У меня назначена встреча с графом. Кажется, он живет где-то здесь?

– Вон там, – Симбер показал на высокий дом с узким фасадом. – Вы будете говорить о дуэли?

– И, надеюсь, постараетесь отговорить от нее графа. Бедный Квэтвел и так пострадал, – подхватила Поэна.

Симбер пренебрежительно фыркнул и похлопал сестру по руке.

– Разве его возможно отговорить? Или Квэтвела, если на то пошло?

– Жаль, что нет никакой возможности хоть одним глазком поглядеть на его нос!

– Тассо сказал, что нос барона расплющен в лепешку, – хихикнул Симбер. И они с азартом принялись обсуждать, останется ли Квэтвел на всю жизнь уродом, или нос его все-таки постепенно примет прежнюю форму.

Лайам отступил на шаг и поклонился.

– Благодарю вас за приятную и содержательную беседу, но мне и вправду пора.

Он сделал еще шажок и с облегчением понял, что увлеченные разговором Фурзеусы даже не замечают его ретирады.

Повернувшись, Лайам не спеша двинулся к зданию, на которое ему указали.

11

Хотя снаружи дом графа Ульдерика ничем не выделялся из ряда соседних домов, его внутреннее убранство мгновенно заставило Лайама выбросить из головы остатки сомнений в кредитоспособности графа. Расфранченный лакей спросил гостя, как о нем доложить, и ушел наверх по широкой лестнице, оставив Лайама в холле. Все вокруг кричало о деньгах, об огромных деньгах – и причудливые узоры на привозных толстых коврах, приглушавших шаги слуги, и позолоченные рамы настенных портретов, и блестящие вензеля на изразцах отделки камина. Слева – за приоткрытыми створками дубовых дверей – виднелся буфет, ломящийся от серебра столовой посуды, он возвышался над длинным резным столом, обставленным тяжелыми стульями. Довершала эту картину огромная хрустальная люстра.

«Ну и зачем же ему понадобились мои жалкие кроны? – с досадой подумал Лайам. – Разве для того, чтобы прикупить еще пару тарелок».

– Граф Ульдерик еще не вернулся, но графиня вас примет, – негромко сказал спустившийся сверху слуга.

Поднимаясь по лестнице, Лайам позволил себе слегка улыбнуться. Он, конечно, хотел увидеть графиню, но не очень надеялся, что ему это удастся, а тут вдруг образовалась возможность поговорить с ней с глазу на глаз. Правда, о чем говорят с похитительницами сердец, он не имел никакого понятия.

Гостиная графини располагалась на втором этаже, за ближайшей к лестнице дверью. Слуга объявил о приходе гостя и неслышно ушел. Лайам поклонился и встал, стараясь держаться прямо, чтобы отделка комнаты не отвлекала его. И все же в глаза ему со всех сторон бросились нагромождения хрусталя, золота и заморских шелков, словно клубящихся вокруг низенького дивана, очень похожего на библиотечный диванчик Тарквина Танаквиля. Правда, ножки диванчика, на котором Лайам коротал свои ночи, не были позолочены, и его не обтягивали роскошные ткани, расшитые серебром. И возле него никогда не стоял лакированный столик, служивший подставкой для вычурного кальяна и золотой вазочки с фруктами и конфетами.

– Входите же, господин Ренфорд, – произнес низкий грудной голос.

Его обладательница полулежала, облокотясь на подушки, но, когда Лайам сделал пару шагов, она приподнялась навстречу гостю и села.

Лайам вежливо улыбнулся и сузил глаза, чтобы лучше видеть лицо хозяйки гостиной. «Сокровище не сокровище, но эту красотку многие не отказались бы выкрасть», – подумал он. К тому имелись все основания. Леди Ульдерик была ослепительно хороша и умела себя подать. Она сидела, откинувшись на руки и чуть изогнув талию, отчего ее и без того высокая грудь при дыхании подавалась вверх и вперед, словно стремясь покинуть лиф открытого платья. Слой искусно наложенной на лицо пудры выгодно сочетался с естественной белизной шеи и плеч графини, и алые губы ее казались такими сочными, что Лайаму захотелось присвистнуть. Чтобы унять дурацкий порыв, он потянул воздух носом и ощутил аромат тонких духов.

– Прошу простить меня за беспокойство, миледи, – еще раз поклонившись, сказал Лайам. – Я рассчитывал повидаться с вашим супругом.

Графиня окинула его томным взглядом, и Лайама охватило желание расправить плечи пошире и выпятить грудь колесом. Он вновь усилием воли сдержал себя, отметив краем сознания, что укротить очередной дурацкий порыв ему будет гораздо труднее.

– Граф должен скоро прийти. Могу ли я занять вас чем-нибудь, чтобы скоротать ожидание? – Говоря это, графиня чуть шевельнула коленями.

«Можешь, и еще как! – мелькнуло в его мозгу. – Кошка всегда найдет, чем развлечь мышку!»

– Как будет угодно миледи.

– Полагаю, ваш визит связан с конфликтом между бароном и графом? – Она чуть изогнула губы, изображая улыбку.

– Да, – с сожалением в голосе сказал Лайам. – С этим несчастным недоразумением.

– Я бы так не сказала…– Графиня принялась заправлять кальян. Она делала это ловко и быстро. – Честь дамы следует защищать.

«Да, если дама ее блюдет, – подумал он, внутренне морщась. Ей льстит, что вскоре из-за нее кого-то убьют».

– Несомненно, миледи.

Меж тем мозг Лайама лихорадочно заработал. Итак, кто-то (граф или барон) похитил реликвию Присцианов, но вот вопрос – отдал ли он свою добычу графине? На ней не было никаких украшений, но это еще ничего не значило. Она не дура, чтобы носить этот кулон при посторонних. Однако удачливый вор вряд ли бы в тот же вечер уселся за карты. Скорее, он со всех ног помчался бы получать обещанную награду.

Графиня раскурила кальян, взяла в рот мундштук и осторожно вдохнула дым, полуприкрыв веки. Возможно, вор просто-напросто выжидает? Но чего же он ждет? И потом, разве человек, снедаемый страстью, может быть столь терпеливым? Хозяйка гостиной открыла глаза, в них плавала поволока.

Лайам прокашлялся и решился заговорить:

– Я все же надеюсь, что дело можно уладить миром. Барон Квэтвел был пьян.

Графиня внезапно хихикнула и отложила мундштук. Из курительной трубки тонкой струйкой потек дым, его сладковатый запах смешивался с ароматом духов. На лице женщины появилось мечтательное выражение.

– Думаете, он согласится принести извинения?

– Я очень на это надеюсь.

Зачем ждать, почему не преподнести сокровище сразу? Графиня откинулась на подушки, подобрав под себя ноги. Она несомненно была хороша, а для кого-то, возможно, – и неотразима. Но только не для того, кто сейчас стоял перед ней. В Лайаме поднималась волна раздражения.

Все вновь запутывалось. Только что главными подозреваемыми были Квэтвел и Ульдерик. У каждого из них имелся мотив – благосклонность графини. Но ни тот ни другой, насколько мог Лайам судить, этой благосклонности еще не добился. Значит ли это, что камешек не у них? Или пока не у них? Или все же у них, но они выжидают? «Не они выжидают, а кто-то из них», – поправил себя Лайам. Но – кто же?

Оставался, конечно, еще и Кэвуд – эту версию тоже не следует упускать. Лайаму почему-то вдруг захотелось, чтобы похитителем оказался торговец. Нужда более извинительна, чем чье-то стремление удовлетворить прихоти порочной аристократки.

– А я – нет, – сказала графиня и зевнула, прикрыв рот ладонью. – Ну вот, сейчас все прояснится.

– Миледи?

Что она хочет этим сказать?

– Мой супруг вернулся, – произнесла поскучневшим тоном графиня и закрыла глаза.

Граф, распахнув дверь, застыл на пороге. Лицо его ничего хорошего не предвещало. Лайам поклонился.

– Господин Ренфорд? – Граф оглядел комнату, оценивая ситуацию, и отступил в коридор. – Извольте пройти со мной, – он выпустил гостя из комнаты и с силой закрыл за ним дверь. – Вы пришли слишком рано.

– Обстоятельства сложились так, что я оказался возле вашего дома немного раньше, чем полагал.

– Моя супруга не принимает, – мрачно сказал Ульдерик. – Вам было назначено в полдень.

– Приношу свои извинения, – произнес Лайам, хотя ответить ему хотелось совсем по-иному. «Спокойно! – сказал он себе. – Место Квэтвела еще не стало вакантным!» – Я надеялся вас застать, – и он улыбнулся графу.

Тот проворчал что-то неразборчивое и повел его дальше по коридору в свой кабинет, который по площади был меньше приемной графини, но не уступал ей в роскоши обстановки. Даже не предложив гостю присесть, граф прошел к массивному письменному столу и устроился в кресле. Его хмурая физиономия тут же отразилась в полировке столешницы.

– Мне желательно провести схватку с бароном, как только он почувствует себя в силах выступить против меня. Никаких извинений я не приму. Выбор оружия остается за ним. Надеюсь, я высказался достаточно ясно?

– Вполне, – сказал Лайам и печально вздохнул. – Но вы уверены, что не захотите принять во внимание все обстоятельства ссоры? Барон много выпил, он был не в себе.

– Я уже объявил, что не приму извинений.

– Но вы могли бы…

Граф хватил по столу кулаком.

– Довольно, господин Ренфорд! Советчики в столь щекотливых делах мне не нужны! Схватка не состоится лишь в том случае, если барон струсит, чем навсегда опозорит себя! Это понятно?

И вновь Лайам напрягся, укрощая задетое самолюбие.

– Да, – сказал он. А потом, повинуясь внутреннему толчку, добавил: – Конечно, граф… я вас понимаю… Барон молод, горяч, а тут еще эти слухи… об украденном камне… Нужно как можно скорее положить им конец.

Ульдерик вскинул голову.

– Какие слухи?

– О, не обращайте внимания, – Лайам смущенно взмахнул рукой, словно отстраняясь от собственных слов. – Мне не стойло об этом упоминать… Пожалуйста, забудьте, что я сказал. Ведь сплетня может дойти до лорда, а лишнее расстройство ему совсем ни к чему…

– Значит, идет слух, что Квэтвел украл этот камень? Так или нет? – вскричал Ульдерик. Он свел губы в тонкую линию, сжал кулаки, и Лайам пожалел о том, что стал так неосторожно забрасывать сети. Ему представилось во всей четкости, как лихорадочно скачут сейчас мысли графа, приводя его к однозначному выводу.

– Это всего лишь досужие выдумки, – поспешно добавил Лайам. – Сам я им нисколько не верю. Зачем, если вдуматься, молодому барону эта реликвия? Какой ему от нее прок? – Уже заключая последнюю фразу, Лайам понял, что этого тоже не стоило говорить.

– Никакого проку ему от этого камня не будет, – процедил Ульдерик сквозь зубы. Бледные щеки его пошли красными пятнами, а жилы на тонкой шее натянулись, словно корабельные тросы. – Передайте барону мой вызов как можно скорее, господин Ренфорд. И не забудьте вернуться с ответом.

Граф встал и направился к выходу.

– Надеюсь, вы сами найдете дорогу к прихожей?

Лайам вышел из комнаты и пропустил Ульдерика вперед. Тот быстрым шагом направился к гостиной супруги. Спускаясь по лестнице, Лайам смотрел себе под ноги и качал головой.

«Ну и что нового ты узнал?»

Ничего ровным счетом – напрашивался ответ. Но поразмыслить над всем увиденным и услышанным стоило все равно.

В прихожей Лайама поджидал уже знакомый слуга. Он низко поклонился и молча протянул гостю сложенный лист бумаги. Лайам кивнул и вышел на улицу. Там он спрятал пахнущую духами записку в карман. Письмецо от похитительницы сердец можно будет прочесть и позже. В настоящий момент Лайаму очень хотелось разложить по полочкам все, что он в это утро узнал, – если, конечно, все эти новости о чем-нибудь говорят. Он бесцельно побрел по улице, пока не остановился у заведения Герионы.

Итак, Ульдерик заявил, что Квэтвелу от камня никакого проку не будет. Есть ли в этом заявлении какой-либо смысл?

Граф наверняка знает, что его дражайшая половина спит и видит, как бы заполучить этот камень, и что она обещала пойти ради него «на все». А теперь еще благодаря Лайаму граф думает, что реликвия Присцианов – у Квэтвела, и решил осуществлению его замыслов помешать. Каким образом? Посадив свою супругу на цепь? Или ограничив возможности самого Квэтвела? Кто скажет, что может твориться в голове у ревнивца и до чего он в своей ревности может дойти?

Впрочем, Лайам хорошо понимал, на что может быть способен граф, особенно если его разъярить. Он видел работу его трости. Прихлопнуть соперника для него не вопрос. А уж тем более какого-нибудь вора или там нищего.

Тогда получается, что камень похитил граф.

Однако это очень и очень сомнительно. Зачем бы ему в таком случае проводить время вне дома? Резаться в карты, глазеть на травлю несчастных животных? Квэтвел, будь у него этот камень, тоже не стал бы таскаться по злачным местам. Он нашел бы себе занятие поинтересней.

Ступени лестницы, ведущей к дому услад, были чисты, – как видно, их недавно помыли. Лайам подобрал под себя полы плаща и сел, не обращая внимания на окружающих.

Нет, нужно искать что-то другое. Теперь, когда главные подозреваемые выбыли из игры, становилась бесполезной и та задумка, которая пришла ему в голову раньше, в казарме. Незачем было торопить Кессиаса с розыском Дезидерия, маг стал не нужен. Впрочем, задумка Лайама в маге и не нуждалась, достаточно было лишь вызнать, где тот живет. Попросту говоря, Лайам собирался пустить среди подозреваемых слух, что в городе находится чародей, который хотел бы приобрести реликвию Присцианов. Потом оставалось бы только поместить в какую-нибудь гостиницу своего человека и ждать, когда вор придет к нему и попытается сбыть украденный камень. А чтобы чего не вышло, ряженого чародея следовало разместить подальше от места проживания настоящего мага. План нравился Лайаму, ибо он избавлял его от раздумий и долгих хлопот, но теперь придется с ним распрощаться, если только… если только торговец Кэвуд не обременен кучей долгов.

Если только… да! План все же может сработать! Эта ловушка – единственное решение загадки, которое Лайам может сейчас предложить. Других версий его фантазия не выдвигала, да и не могла выдвинуть, ибо ее кормушка была пуста.

«Все, – сказал он себе, – хватит бесплодных раздумий!» Ломать голову незачем, пока господин Кэвуд остается в тени. Нужно сперва посмотреть на него и вынести то или иное суждение. А еще неплохо бы поговорить с Кессиасом. Вполне возможно, у него тоже имеется какой-нибудь план. Что до раздумий, то лучше раздумывать вслух – с Фануилом. Уродец частенько наводит на дельные мысли, в чем Лайам уже успел убедиться, причем не раз и не два.

Подумав о Фануиле, Лайам вспомнил и о Грантайре. Он закрыл глаза, и позвал мысленно:

«Фануил!»

«Да, мастер?» – ответ пришел моментально.

«Пожалуйста, передай нашей гостье, что госпожа Присциан ее ждет. Пусть поторопится. Мы встретимся…»

Лайам так и не закончил своей мысли, ибо дракончик его перебил:

«Я не могу, мастер».

Лайам в изумлении вскинулся.

«Как это так?»

«Я не могу ничего передать нашей гостье».

Лайам послал одно только слово, но огромное – на полнеба:

«ПОЧЕМУ?»

«Я не умею говорить».

– О-о-о! – застонал Лайам, хватив себя по лбу ладонью. – О-о-о!

Недовольный собой, он послал дракончику еще одно сообщение:

«Готовься к порке, паршивец. Я выезжаю сам».

Он встал и долго охлопывал свои ляжки, которые от длительной неподвижности успели основательно занеметь, потом полез в карман и вынул вчетверо сложенный листик бумаги, запечатанный аккуратным кружочком красного воска. Бумага слегка захрустела, когда печать подалась.