Текст книги "Судьба на выбор"
Автор книги: Дэни Аткинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Я покачала головой, как мокрая собака рассыпая вокруг капли.
– Нет, я на минутку. Просто хотела передать тебе кое-что. Подожди, в машине…
Однако мускулистая рука уже обхватила мое запястье.
– Если это не резиновая лодка, подождет. А то ты вот-вот утонешь.
Я с легкостью могла бы освободиться, но почему-то позволила затащить себя в дом. Коридор был темным и узким, и я поняла, что задыхаюсь от пьянящего запаха влажной кожи, смешанного с ароматом геля для душа.
– Идем, – позвал Джек, и его рука скользнула по моему запястью, чтобы ласково обхватить ладонь. Я молча последовала за ним по коридору, размышляя, можно ли качественнее провалить свой план по сохранению дистанции. Сейчас я нахожусь с ним наедине в затерянном коттедже, он практически раздет, а меня мокрая одежда облепила так, что, считай, ее и вовсе нет…
Кухня оказалась теплой, уютной и очень просторной, с каменными стенами, потолочными балками и чугунной плитой, дышащей жаром. Я невольно подошла ближе. Было темно, только молнии сверкали за двойными стеклянными дверями, ведущими в небольшой сад, за которым раскинулось море.
– Ничего себе! – не сдержала я потрясенный вздох, когда очередной особенно яркий всполох озарил небо и утонул в зыби волн. – Вид – супер!
– Ага, – согласился Джек, и его дыхание разметало волосы на моем затылке. Я вздрогнула. – Ты замерзла, – сказал он, глядя на мою мокрую блузку. Взял висевшее над плитой полотенце, но вместо того чтобы протянуть его мне, сам обернул мои плечи теплой тканью. И, не выпуская края из рук, замер. А я не отступила, как следовало бы.
Я слышала свое дыхание, почему-то немного хриплое, и испытывала непреодолимое желание поднять руку и положить ладонь на мускулистую грудь. Слова Кэролайн эхом бились в голове. Не надо этого делать, нельзя…
Я все-таки нашла силы отойти, и чары сразу же развеялись. Я закуталась в полотенце, а Джек потянулся к футболке, переброшенной через спинку стула.
– Прости, не могу предложить тебе горячий кофе или еще что, – сокрушенно покачал он головой. – Из-за шторма вырубило электричество.
Что ж, теперь ясно, почему здесь так темно.
– Да, такое часто у нас случается, – подхватила я, готовая сколь угодно рассуждать об оборванных проводах и неблагоприятных погодных условиях, лишь бы забыть недавний момент близости. Мы оба старательно делали вид, что ничего не произошло. – У тебя хотя бы есть плита, можно вскипятить воду или приготовить что-нибудь.
– А я буду выглядеть тупым американцем, если спрошу, как ею пользоваться?
О, это уже больше похоже на безобидные шутки, которыми мы обменивались во время обеда. С таким Джеком я справлюсь.
Я огляделась в поисках чайника, но на глаза попался лишь электрический, поэтому я взяла с ближайшей полки кастрюлю.
– Сейчас покажу, – пообещала я, подставляя ее под струю воды. – И тогда ты на личном опыте сможешь убедиться, что все басни про англичан с их церемониальными чаепитиями – чистая правда.
Расхохотавшись, Джек достал чай в пакетиках, кружки и молоко.
– Раз уж ты эксперт по плитам, может, подскажешь, что с этим делать? – Он выудил из холодильника пластиковый лоток с двумя огромными стейками. – А то еще испортятся – бог знает, сколько я просижу без электричества.
Дожидаясь, пока закипит вода, я протянула озябшие руки к теплой конфорке. В мокрой блузке было очень неуютно.
– Давай поищу тебе что-нибудь сухое, – предложил Джек, исчезая в темном коридоре. Через пару минут он принес мягкую серую толстовку с логотипом Гарвардского университета. Удивленно улыбнувшись, я провела по ней пальцами.
– А в Техасе, оказывается, умные мальчики.
– У меня были отличные родители и замечательные учителя, – скромно ответил Джек.
Я натянула толстовку через голову, стараясь не замечать мужской запах, впитавшийся в складки.
– Я отвернусь, – деликатно предложил он, когда я под прикрытием свитера принялась расстегивать блузку.
– Да не стоит, все нормально, – отмахнулась я, с трудом протискивая упрямые пуговицы в отверстия. Джек с удовольствием наблюдал, как я неуклюже и не слишком успешно пытаюсь выпутаться из одежды. Нервозность росла с каждой минутой – кажется, еще немного, и я окончательно запутаюсь в чертовой блузке.
– Помощь нужна? – поинтересовался он, с трудом сдерживая ухмылку.
– Нет-нет, – возразила я, замерев с поднятыми локтями и пытаясь зубами расстегнуть пуговицу на манжете. Из-за неудобной позы свело шею. – Я видела такое в одном фильме… на экране это выглядело проще. – По крайней мере, не припомню, чтобы актриса так натужно пыхтела.
– «Танец-вспышка»?
Я перестала извиваться, потрясенно уставившись на Джека из глубин толстовки.
– Ого!
– Я же говорил, что люблю кино.
Точно. А я и забыла.
Наконец я избавилась от злосчастной блузки и с шумным вздохом облегчения вытащила ее из-под свитера.
– Если я правильно помню, в фильме девушка снимала лифчик, – заявил Джек.
Довольно ухмыльнувшись, я залезла в рукав и, будто кролика из шляпы, извлекла из него промокший бюстгальтер.
– Ого! – не меньше моего восхитился Джек.
Мы сидели в почти полной темноте за маленьким кухонным столом и потягивали чай, наблюдая за бушующей снаружи бурей. Мы словно находились в безопасной гавани, надежно укрытые не только от капризов природы, но и от всех опасностей на свете. И этим чувством я была обязана Джеку. Может, потому что он спас мне жизнь. Хотя это никак не объясняло странное ощущение, что я наконец вернулась домой после очень долгих странствий.
«Шеридан», – прозвенело в голове сигнальным колоколом. Это ее дом, не мой. Я со стуком поставила кружку на стол, отвлекая Джека от созерцания молний.
– А в Техасе бывают такие бури? – неуклюже начала я разговор, чтобы напомнить нам обоим про другую жизнь Джека.
– Вообще-то я давно не живу в Техасе. Еще ребенком перебрался в Нью-Йорк.
– И как тебе там? – прямо спросила я, решив, что хватит ходить вокруг да около.
Прежде чем ответить, Джек изучал меня пару секунд – наверное, ему много раз доводилось давать интервью, так что он знал профессиональные уловки журналистов. И если уж на то пошло, мой вопрос получился довольно провокационным.
– Я прожил в Нью-Йорке большую часть жизни. А несколько лет назад, когда книги стали продаваться особенно хорошо, купил небольшое ранчо на севере штата.
Тем временем совсем стемнело, и Джек достал из шкафа возле раковины коробку свечей.
– А что ты? После свадьбы останетесь с Ричардом здесь?
Я проглотила комок, вызванный его вопросом. Мне показалось, или в нем и правда прозвучало осуждение?
– Да, тут ведь все наши родственники и друзья. Ну и работа, само собой.
Джека мой ответ как будто разочаровал. Я начала сердиться: у него нет права нас осуждать. В провинциальной жизни нет ничего плохого.
– И давно вы помолвлены?
– С Рождества.
Джек поднял свечу, закрепляя ее на полке возле раковины. Она давала достаточно света, чтобы я разглядела в его взгляде удивление.
– Всего-то? А у меня сложилось впечатление, что вы вместе уже довольно долго.
– Мы встречались в старшей школе, а потом на какое-то время я уехала.
Джек разместил свечи по всей кухне. Мерцающее пламя бросало на грубые каменные стены причудливые тени, превращая комнату в сказочную пещеру.
– И куда же ты уехала?
– Сначала в Лондон, а потом на полтора года в Вашингтон.
Он удивленно присвистнул.
– Полагаю, ты там не книгами торговала?
Я усмехнулась.
– Нет. Я маркетолог… была маркетологом. – Мне не нравилось говорить о своей профессии в прошедшем времени.
Джек с любопытством смотрел, ожидая продолжения.
– Пришлось сделать в карьере перерыв… Затяжной отпуск, можно сказать. – Я замолчала. Как всегда, не хотелось вдаваться в подробности. – Мама последнее время болеет, вот и пришлось вернуться – помогать отцу за ней ухаживать.
В глазах Джека вспыхнуло восхищение.
– Ей становится лучше?
Я ответила не сразу.
– Вообще-то, нет. И будет хуже. Пока в конце концов папа не сдастся и не согласится положить ее в больницу. – Я подняла голову, стараясь сдержать слезы. – У нее болезнь Альцгеймера, – невнятно пробормотала я, потому что в какой-то момент, сама не зная когда, очутилась в объятиях Джека, прижимаясь щекой к его груди.
Джек молчал, и я была рада, что он не опускается до бессмысленных и пошлых банальностей. Как человек, который зарабатывает на жизнь словами, он прекрасно знал, когда можно обойтись без них. И мне это нравилось. Наконец, чувствуя неловкость, я отстранилась.
– Ну что, – спросила я с фальшивой улыбкой, вытирая глаза. – Ты все еще хочешь пожарить свои стейки?
Я принялась рыться в ящиках в поисках сковородки, а Джек занялся салатом. Мы готовили в молчаливом согласии, словно не в первый раз. Но больше всего удивляло, что ничего странного в нашем поведении я не ощущала.
Хотелось спросить, готовит ли он дома с женой. Не потому, что меня так уж это интересовало; просто надо нам вспомнить о вторых половинках. Однако я никак не могла выбрать подходящий момент. Мы ели за кухонным столом при свечах. Похвалив мясо, Джек откупорил бутылку вина, но я позволила себе лишь пару крохотных глотков, ведь мне предстоял долгий путь обратно.
– Думаю, лучше подождать, пока буря не утихнет, – заявил Джек. – Трасса не освещена, и дождь льет как из ведра.
Оба мы – жертва и спаситель – тут же вспомнили о недавних событиях на темной дороге и обменялись многозначительными взглядами.
– Мне нельзя опаздывать, – сказала я. – Родители и без того нервничают, когда я сажусь за руль.
– Можно их предупредить, что ты задержишься?
– И Ричард скоро будет звонить из Австрии. Он не обрадуется, что я здесь… – Подразумевалось «с тобой», и Джек это понял.
– Вряд ли он захочет, чтобы ты ехала по такой опасной дороге.
– Конечно, – тут же бросилась я на защиту жениха. Правда, Ричард наверняка посчитает, что я в большей опасности рядом с Джеком, чем ночью за рулем. Вдруг накатило чувство вины.
Кажется, Джек это почувствовал, потому что перегнулся через стол и похлопал меня по руке, словно капризное дитя.
– Не волнуйся, мы доставим тебя домой. – И после паузы произнес: – Кстати, если я правильно понял, ты что-то привезла.
Я тут же отдернула руку, вспоминая о цели своего визита.
– В машине оставила. Сейчас принесу.
Дождь до сих пор лил, но уже не такой сильный. Вернувшись, я вручила Джеку промокший бумажный пакет. На красивом лице отразилось любопытство, но улыбка тут же сползла, когда он увидел свою куртку. Джек прошел обратно на кухню, чтобы прочитать при свечах письмо родителей Эми.
– У тебя есть их адрес? – мрачно спросил он. – Хочу написать им ответ.
– Конечно.
Он так смотрел на свернутую куртку, что я поняла: ей, как и моему платью, суждено отправиться в мусорное ведро. Некоторые вещи, как ни старайся, отмыть невозможно.
Повисла долгая тишина, которую Джек нарушил внезапным и даже как будто неуместным вопросом:
– Я все никак не пойму насчет той ночи… Почему Эми просила у тебя прощения?
Я непонимающе приподняла брови.
– Что?
– Ты не помнишь? Перед приездом «Скорой». Эми сказала, что ты хорошая подруга, и попросила прощения. Словно для нее это очень важно.
– Ну… не знаю. – Я медленно покачала головой. Слова Джека воскресили в памяти тот странный разговор, и внутри сжалась тугая пружина. – Наверное, она и сама не понимала, что говорит. Эми ведь была почти без сознания и, скорее всего, бредила.
Видя мой потерянный взгляд, Джек принялся извиняться. А я опять очутилась там – стояла на коленях в ледяной луже, глядела на раненую подругу, держала ее за руку… и не могла даже представить, что это наш последний разговор.
Джек меня обнял, уже второй раз за вечер. Рыдания шли изнутри, из самого сердца, которое я тщетно пыталась запереть. Он нежно прижимал меня к себе, а я плакала, и становилось легче, потому что с Джеком, в отличие от Кэролайн или Ричарда, я могла расслабиться и выплеснуть всю свою боль. Мои руки лежали у него на груди, я чувствовала под ладонями мерный стук, а Джек неловко поглаживал мой затылок.
Поток слез постепенно иссяк, и я подняла голову. На его футболке осталось большое влажное пятно.
– Извини, – хрипло прошептала я.
– Тсс, – ответил он, а потом внезапно прижался нежным поцелуем к моим губам.
Нас словно током ударило, и мы вмиг отлетели друг от друга. От потрясения все прочие чувства будто сдуло шквальным ветром. Меня затрясло от ярости. Так вот в чем дело?! Он нянчится со мной лишь затем, чтобы воспользоваться моей слабостью? Неужели я так в нем ошиблась?
Я заставила себя взглянуть на Джека. Он выглядел потрясенным не меньше моего, явно ужасаясь тому, что натворил.
– Какого черта?! – закричала я.
Он выставил перед собой руку в успокаивающем жесте. Как будто это я к нему приставала!
– Прости. Я не хотел. Не знаю, чем я думал. – В его словах чудилось оскорбительное пренебрежение, но сейчас мне было не до того. – Эмма, я вовсе не пытался тобой воспользоваться, поверь!
Я принялась озираться в поисках моей сумки. Та лежала на краю стола.
– Эмма, прошу, – умолял Джек, протягивая руку. Лицо у него исказилось болью. – Я даже не понял, что случилось. Я не собирался тебя целовать.
Он и правда думает, что словами можно все исправить?
– Приятно слышать, – язвительно рявкнула я. – Но это ни черта не меняет.
Развернувшись на каблуках, я направилась к двери.
– Эмма, постой! – Джек схватил меня за руку. – Дай я объясню!
– Не утруждайся! И нашу… – я запнулась, – нашу дружбу ты только что разрушил. – Грудь распирало от растущего с каждой минутой гнева. – Я думала, ты меня понимаешь. Думала, мы друзья и я могу тебе доверять!
– Так и есть, – кивнул он, но я махнула рукой. И вдруг поняла, что нахожусь не на кухне, а уже в прихожей. Джек следовал прямо за мной, и мы чуть не столкнулись, когда я остановилась, чтобы бросить ему в лицо прощальные слова:
– Джек, я многим тебе обязана. Но то, что ты сейчас сделал… В общем, ты перешел границы. – Если мои слова для него что-то и значили, он хорошо это скрывал. – Спасибо, что спас мне жизнь, желаю приятно отдохнуть, и если в тебе есть хоть капля порядочности, держись подальше.
Я выскочила из дома, буквально влетела в машину и обернулась – в последний раз. Джек стоял посреди дорожки, морщась, как от сильной боли. Трясущимися руками я кое-как, с третьей попытки, завела двигатель.
Вспыхнули фары, озаряя бледное мужское лицо. Джек вытер рот тыльной стороной ладони, и у меня предательски затряслись губы. К горлу подкатила кисло-горькая желчь. Я с силой вдавила кнопку, опуская стекло.
– Ричард был прав насчет тебя! – крикнула я в щель. – О чем ты, черт возьми, думал? Может, вы с женой исповедуете эти гребаные свободные отношения, но я-то здесь при чем?!
Я развернулась, вырывая колесами куски дерна. Мне следовало бы быть внимательнее, но перед глазами стояло потрясенное лицо Джека.
Глава 7
Ярость, слепящая глаза и туманящая рассудок, хороша тем, что дает возможность сосредоточиться на чем-то конкретном. Например, на сочинении язвительных комментариев, которые стоило бы бросить в лицо обидчику. И в это время ты не думаешь, что на самом деле тебя гложет.
Однако мой гнев, каким бы он ни был сильным, подобно вчерашней буре постепенно улегся. И при свете дня, когда красный туман развеялся, я поняла, что моя бурная реакция на поступок Джека во многом подпитывалась виной. Я сама подпустила его к себе, спутала чувство долга с зарождающейся дружбой и симпатией. А недоверие Ричарда к Джеку лишь укрепило в решимости доказать, что жених не прав. Но если забыть о геройском поступке в ночь аварии, что вообще я знаю о Джеке? Да ничего… Только что брак для него – пустые слова.
Прошлым вечером я солгала Ричарду, чего никогда раньше не делала. Собственный голос звучал до отвращения безмятежно; казалось, даже телефонные провода гудят от моего вранья. Я и словом не обмолвилась о поездке к Джеку, не говоря уж о том, что произошло между нами. Успокаивала себя тем, что лгу ради самого же Ричарда. Можно подумать, есть какая-то разница…
Когда я начала проматывать в памяти сцену на кухне, то поняла, что все пошло наперекосяк после вопроса об Эми. Сущая мелочь, вроде бы незначительная деталь… Которая теперь не даст покоя, пока я не найду ответ: за что Эми передо мной извинялась?
Я не могла припомнить за ней ни одного серьезного проступка. Почему моя лучшая подруга, всегда такая отзывчивая, светлая и радостная, считала, что причинила мне боль? Какой-то бред…
Однако стоило Джеку распахнуть эту дверь, и я, закрывая глаза, всякий раз видела, как Эми хватает меня за руку, будто я священник, отпускающий ей грехи. И как она успокаивается, когда я говорю, что прощаю ее.
Я пыталась убедить себя, что в ее словах не было никакого подтекста. Она могла извиняться, что случайно испортила мои туфли, позаимствованные на вечер… или еще за какую-нибудь банальную мелочь. Ведь кто знает, о чем думает умирающий…
Уж конечно, не о босоножках…
Пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от голоса сомнения, который почему-то говорил с легким американским акцентом. Кто вообще тянул Джека за язык?
Лишь один человек знал Эми так же хорошо, как и я. Лишь один человек мог рассказать то, что меня интересует.
– Кэролайн Макадамс слушает, – прозвучал в трубке четкий профессиональный голос.
– Привет, Каро. Это я.
Ее тон тут же потеплел. Даже не видя Кэролайн, я поняла, что она улыбнулась.
– Привет, подруга. Как дела?
Хороший вопрос. Жаль, ответа я не знала.
– Все прекрасно, – откликнулась я, потому что именно это она и рассчитывала услышать. – Хотела спросить… может, выпьем по чашечке кофе?
Повисла пауза, и я представила, как Кэролайн сидит за столом возле окна, смотрит на часы и по своему обыкновению покусывает губы.
– Ладно, короткий перерыв не помешает.
Я добралась до кафе первой, нашла приличный столик и даже заказала два капучино. Сквозь стекло увидела Кэролайн и, широко улыбнувшись, помахала ей.
Она аккуратно, чтобы не задеть пенную шапочку, сняла с пластикового стакана крышку. Я позволила ей сделать пару глотков, прежде чем перейти к делу, заставившему меня в самый разгар рабочего дня сорвать с работы лучшего риелтора. Времени у нас было мало.
– Кэролайн, мне надо кое-что узнать.
Она подняла голову, изящно слизывая взбитое молоко с верхней губы.
– Звучит серьезно.
– Да… Знаю. Может быть.
Между бровями у нее пролегла тонкая складочка.
– Так в чем дело?
– Что ты помнишь о ночи, когда умерла Эми?
Кэролайн страдальчески поморщилась.
– Я так понимаю, ты не о девичнике?
Печально качнув головой, я тихо уточнила:
– Об аварии.
Каро пожала плечами и отвела взгляд, с нарочитым интересом любуясь видом за окном.
– Мало что. После вечеринки все будто в тумане. Помню, как тошнило Эми, помню оленя… а потом ничего, уже сижу в «Скорой».
Она, конечно, в ту ночь была не в себе, но я не думала, что все так плохо…
– Ты не помнишь, как нашла Эми на дороге?
Кэролайн удивленно на меня уставилась:
– Я нашла?! Мне казалось, это Джек…
Я вздрогнула. Наклонилась через стол и взяла Кэролайн за руку.
– Нет, милая, нашла ты.
– Разве? Ничего не помню. Совсем ничего…
Значит, следующий вопрос задавать бессмысленно, и все же я спросила:
– И ты не помнишь, о чем она говорила, пока мы ждали «Скорую»?
Кэролайн в ужасе открыла рот:
– Да что ты?! Разве она говорила? Она ведь была без сознания!
– Нет. Она очнулась… ненадолго. Боже, Кэролайн, это был настоящий кошмар – видеть ее такой и не знать, чем помочь… – Она едва сдерживала слезы. – Каро, я не просто так подняла эту тему… Я вспомнила, что Эми говорила что-то очень странное, и подумала… может, ты поняла, что она пыталась сказать?
Она все качала головой, пытаясь избавиться от жуткого видения: наша подруга, придя в сознание, корчится от боли.
– И о чем она говорила? – хрипло прошептала Кэролайн.
– Ну, тогда мне показалось, что она просто бредит… Сейчас я уже не так уверена. По-моему, она пыталась сказать что-то очень важное: будто извинялась и говорила, что я хорошая подруга.
Кэролайн подняла сверкающий от непролитых слез взгляд.
– Это правда – ты отличный друг, – подтвердила она.
– Нет, там было что-то еще. Она словно благодарила за… понимание. Как думаешь, о чем могла идти речь?
Кэролайн потянулась за своим кофе. Руки у нее тряслись так сильно, что пенная жидкость плескалась о стенки.
– Ни малейшего понятия не имею.
Она залпом допила содержимое стаканчика. Пыталась запить привкус вранья?
– Кэролайн, – с нажимом сказала я. – Ты уверена? Ты и правда не представляешь, что так сильно взволновало Эми?
Мои слова прозвучали, пожалуй, слишком резко.
Щеки Кэролайн подозрительно вспыхнули, но она не дрогнула.
– Конечно, нет! Странно даже… Может, тебе просто привиделось? Ты же, в конце концов, ударилась головой.
Ее слова вызвали у меня раздражение. Пришлось себя осадить – не стоит сейчас злиться на подругу.
– Нет, не привиделось. Джек тоже слышал.
Кэролайн замолчала и опустила взгляд, крутя в руках бумажный стаканчик.
– Я действительно не знаю, что она имела в виду.
Ее мокрые глаза слепо глядели в пустоту. Сейчас ей было не до дурацких вопросов, она думала о вещах куда более страшных.
– Поверить не могу, что все это время Эми была в сознании…
День не задался с самого утра. А теперь вдобавок ко всему я терзалась виной – потому что не только обидела Кэролайн, но и насильно воскресила в ее памяти страшную картину.
Я хотела спросить у Ричарда, что он думает о последних словах Эми. Однако в тот вечер мы обменялись буквально парой фраз – кто-то из школьников упал со склона и повредил лодыжку, так что Ричарду пришлось везти мальчишку в больницу. Впрочем, разговор мог подождать и до его возвращения.
В темноте, лежа в постели, я с улыбкой обхватила себя руками, представляя, что он меня обнимает. Оставалось всего два дня. Как ни странно, я соскучилась гораздо сильнее, чем думала. Мне здорово не хватало шутливых сообщений, которые Ричард обычно присылал на телефон – просто так, забавы ради. Или дурацких анимированных открыток, заваливавших мой почтовый ящик. Я тосковала по тому, как он массирует мои ступни или готовит – причем даже те блюда, которые сам терпеть не может, но которые люблю я. И по его объективности – он всегда искренне, не стесняясь, оценивал мою внешность, сколько бы времени я ни потратила на выбор наряда и макияж. Я скучала по тому, как Ричард произносит мое имя – словно перекатывает его на языке, – или как он смотрит иногда, будто не в силах наглядеться. Он идеально мне подходил – казалось, мы две ледяные скульптуры, смерзшиеся в монолит.
В кошмаре, который преследовал меня всю следующую ночь, виноват был, конечно, Джек. Перед сном я читала его детектив, поэтому неудивительно, что подсознание подсунуло сюжет, где я выступала в роли следователя, распутывавшего жуткое преступление. Я находилась в штабе расследования, и передо мной висела огромная доска, увешанная фотографиями, газетными вырезками и записками – я не раз видела такие в кино.
К счастью, в моем сне не было жутких кровавых снимков с места преступления. И все же многие «улики» вызывали чувство глухой тоски. В центре располагался огромный портрет Эми – тот самый, из церкви. Вокруг висели другие фотографии: школьные и домашние, которые мы с Кэролайн перебирали недавно в ее спальне; а еще снимки, сделанные уже без меня, в пабе и на вечеринке, где Ричард был с нелепыми светлыми прядками. Опустив взгляд, я увидела, что держу несколько предметов, которые собиралась прикрепить к доске. Шагнув вперед, я приколола картонный прямоугольник с серебряным тиснением – приглашение на нашу свадьбу. Потом квитанцию из химчистки. Билет Ричарда на горнолыжный курорт. И наконец, клочок бумаги с номером телефона из кармана Эми.
Сон оказался таким ярким, что я даже почувствовала химический запах маркера, когда сняла колпачок. Моя рука будто действовала сама по себе, стремительно очерчивая фото и соединяя их стрелками. Отступив на шаг, я окинула взглядом результат, сведший воедино все подсказки, которые бодрствующий мозг отказывался замечать и тем более связывать друг с другом.
Я проснулась в поту, задыхаясь от беззвучного крика. А когда бессильно упала на влажные подушки, ужасное видение по-прежнему не уходило.
Эта картинка не складывалась медленно, кусочек за кусочком; она пришла разом, во всей своей жуткой полноте. Вот я ничего не подозреваю, – а потом в один миг все части встают на места. Казалось, меня сейчас стошнит, причем в самом прямом смысле: к горлу подкатила кислая желчь. Я судорожно сглотнула – раз, второй, третий…
Наверняка я ошибаюсь. Есть и другое объяснение. Сейчас четыре утра, мне только что приснился кошмар, и я не способна мыслить здраво. Бред, я просто-напросто все придумала.
Однако иногда галлюцинации, какими бы они ни были неправдоподобными, становятся реальностью. Вопрос Джека сорвал предохранитель и зажег запал, который, медленно тлея, подобрался к большущей бочке динамита.
Теперь я видела все даже слишком отчетливо. Вот Эми и Ричард вместе смеются на старой фотографии. Вот истекающая кровью Эми хватает мою руку, умоляя ее простить. Вот записка с телефонным номером среди ее вещей. Вот сам Ричард, убитый горем и почти обезумевший на похоронах…
Ричард! Мой Ричард, которого я знала всю жизнь. Мужчина, который на Рождество заявил, что в целом мире для него нет женщины краше меня, а затем на глазах у наших родителей опустился на колено и протянул мне маленькую бархатную коробочку. Я пыталась забыть тот вечер, но ничего не выходило.
На следующее утро у меня совершенно пропал аппетит, но я все равно сидела за кухонным столом, накачиваясь кофеином, – чтобы покорить намеченную вершину, лишняя энергия не помешает. Когда забрезжил рассвет, я решила не торопиться и дождаться возвращения Ричарда. Подобный разговор лучше вести лицом к лицу, а не с помощью ненадежной телефонной связи.
Сидя напротив, мама осторожно сыпала золотистые хлопья в тарелку. Ей нравилось ощущать независимость и самой готовить завтрак. Она, кстати, неплохо справлялась, пусть даже речь шла о такой ерунде, чтобы залить хлопья молоком. Низко опустив голову, мама занималась своим делом с усердием пятилетнего ребенка. В утреннем свете я обратила внимание на серебряные нити седины в каштановых волосах и отметила про себя, что стоит записать ее в парикмахерскую. Папа постоянно забывал о подобных мелочах; надо снять этот груз с его плеч. Ведь мама всегда пренебрежительно отзывалась о запускавших себя женщинах.
Чувство страшной потери пришло из ниоткуда. На миг я разучилась дышать. Где она – моя настоящая мама, которую подменила похожая на нее женщина в халате? Сейчас она как никогда нужна мне. Нужны ее мудрость, забота, а больше всего – совет, что делать и как жить дальше…
Оторвав взгляд от хлопьев, мама улыбнулась, и на мгновение вспыхнула надежда, что это снова она. Увы, ее слова все разрушили:
– Ты случайно не знаешь, где молоко?
Я печально покачала головой. Каждое утро один и тот же вопрос. Я медленно встала, чувствуя себя настоящей старухой.
– Не знаю, мама. Давай посмотрим в холодильнике.
В тот день я показала себя не лучшим работником. Мягко сказано: я была ходячей катастрофой. Неправильно дала сдачу трем покупателям, и только двоим хватило честности указать на ошибку. Потом заказала сотню экземпляров последнего бестселлера вместо десяти, а в довершение всего умудрилась опрокинуть чашку кофе на коробку с новыми книгами. В общем, меня не уволили на месте лишь благодаря чистому везению. К счастью, Моник мудро оставила меня в покое. Правда, нещадно осыпала проклятиями по-французски, показывая, как сильно раздосадована. Однако за час до конца рабочего дня она не выдержала и торжественно заявила:
– Эмма, сделай-ка одолжение – вали домой, пока от магазина еще что-то осталось.
Ну что ж, она в своем праве. Я взяла сумку, ключи от машины и направилась к выходу. И сразу увидела незваного гостя. Он мое появление не заметил – стоял, небрежно прислонившись к крылу моего автомобиля, лениво оглядывая захламленную погрузочную площадку. За моей спиной хлопнула дверь, и он повернулся. Я застыла, обдумывая, не нырнуть ли обратно? Попрошусь у Моник остаться до конца дня… а то и до глубокой ночи. Правда, смысла в этом уже не было – Джек меня увидел.
Я подошла к машине, и он выпрямился, вскидывая руки, словно предупреждая очередной шквал обвинений.
– Слушай, прежде чем начнешь, хочу сказать, что помню про твою просьбу «держаться подальше». И прекрасно понимаю, что ты не желаешь иметь со мной ничего общего.
– Верно, не желаю, – ледяным тоном сообщила я. – Что ты здесь делаешь?
– Жду, когда закончишь работу.
– Еще целый час.
Джек безразлично пожал плечами и опять прислонился к машине.
– Ничего, подожду.
Я раздраженно покачала головой.
– И давно ты здесь?
Он бросил взгляд на часы.
– Не очень.
Я огляделась: повсюду разбросан мусор, сломанные деревянные ящики свалены в кучу возле переполненных вонючих баков. Не самое приятное место, чтобы проводить здесь время.
– Джек, поезжай домой, – устало попросила я, проходя мимо него и открывая дверь машины.
Он, наверное, услышал что-то в моем голосе, потому что обычная насмешливая улыбка исчезла с его лица.
– Я хочу извиниться. Сам не знаю, что на меня нашло. И понимаю, почему ты злишься. Последнее время тебе сильно досталось, и я не имел права… Я вел себя совершенно некорректно, и мне нет оправдания. Просто ты была такой грустной, а я тебя обнимал и захотел утешить, и… – Он затих.
В свете последних событий приставания Джека по шкале важности спустились куда-то вниз. Но прощения он все равно не заслуживал.
– Ты целуешь всех женщин, которых тебе хочется утешить? – язвительно прошипела я. – У тебя, похоже, жена совсем не ревнивая.
– Какая еще жена? – нахмурился он.
Опять ложь. Почему окружающие то и дело врут?
– «Посвящается Шеридан: моей подруге, возлюбленной, музе и жене. Я всегда буду любить тебя», – процедила я сквозь зубы и слегка покраснела – не думала даже, что запомнила фразу слово в слово, пока она не сорвалась с моего языка.
– А, «Месть сладка», – Джек понимающе выдохнул.
– Да, посвящение в книге.
– У тебя, наверное, раннее издание, – догадался он. – Потом его убрали.
Я не знала, что ответить.
– Я действительно был женат, давным-давно. Не срослось. – Он горько рассмеялся. – Впрочем, понимаю, даже это меня не оправдывает. Пусть я и вольная пташка, но должен с уважением относиться к твоим обязательствам.
В случившемся не только его вина, я и сама вела себя как полная дура.
– Ну да, – бросила я, усаживаясь на водительское сиденье. – Выходит, тебя за измену судить не будем.
Я потянулась к ручке, но Джек оказался быстрее. Вцепившись одной рукой в автомобильную раму, он не дал мне захлопнуть дверь, хотя при этом чуть не остался без пальцев.
