Текст книги "Судьба на выбор"
Автор книги: Дэни Аткинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 5
Как я и думала, церковь оказалась забита до отказа. Мы сидели в первом ряду, и я всеми силами старалась не замечать постамент возле алтаря. Впрочем, смотреть на огромный портрет, стоящий рядом, было не легче. Не знаю, откуда взяли снимок, но Эми выглядела чудесно – ветер развевал ей волосы пушистым золотым облаком, а на губах играла улыбка. Фотографу удалось запечатлеть самую суть нашей подруги. Видеть ее такой было невыносимо.
Я догадывалась, что Трэвисы выберут именно эту церковь: здесь когда-то Эми крестили. А еще, словно по прихоти судьбы, здесь же через три дня я должна была выйти замуж. Только бы мама, которая с нескрываемой грустью глядела то на меня, то на Ричарда, не стала выражать свои сожаления вслух…
Обернувшись, я посмотрела на толпу в черном. Большинство присутствующих входили в список гостей несостоявшейся свадьбы. Думал ли сейчас кто-нибудь из них, что ожидалась совсем другая церемония? Что вместо траурного наряда люди готовили яркие платья и модные фраки? Что здесь должен был играть не похоронный, а свадебный оркестр? И не глухую скорбь надо испытывать, а радость за новобрачных?
А может, нас с Ричардом и вовсе считали виноватыми в смерти Эми? Ведь логика проста: без свадьбы не было бы девичника, мы не попали бы в аварию, и нам не пришлось бы никого сегодня хоронить…
Сквозь распахнутые дубовые двери по-прежнему прибывал народ. Все скамьи уже были заняты, поэтому люди вставали у задней стены. Я медленно скользнула по ним взглядом. И тут меня будто громом ударило! Я вздрогнула и недоверчиво уставилась в одну точку – в толпе выделялся высокий, безукоризненно одетый Джек Монро.
Он явно меня видел. Может быть, даже заметил, как я удивилась его появлению, потому что легонько мне кивнул. Замешкавшись на секунду, я кивнула в ответ. Повернулась обратно, собираясь сказать Ричарду, однако, бросив на жениха один-единственный взгляд, передумала. Ричард и без того сильно переживал. Я заметила это еще утром, когда он за мной заехал. Вокруг губ у него собрались складки, словно он еле сдерживал чувства. Садясь в машину, я поинтересовалась, как он, и Ричард помрачнел еще сильнее.
– Так себе. А ты?
Я пожала плечами, удивляясь его странному настроению.
– Не очень хорошо переношу похороны, – пояснил он. И раз нам не доводилось прежде кого-то хоронить – и надеюсь, придется не скоро, – оставалось принять его слова на веру.
Как ни готовься, ни настраивай себя, момент, когда на церковь сходит скорбная тишина и раздаются первые звуки органа, все равно потрясает до глубины души. Я вцепилась в руку Ричарда, заставляя себя глядеть на наши переплетенные пальцы, а не на черный лакированный гроб с серебряными ручками, медленно плывущий на плечах шести мужчин. Среди них был Ник, непривычно серьезный и сосредоточенный, и при его виде дернуло сердце. Наверное, Ричард жалел, что он не с ними. Дональд Трэвис почему-то пригласил их обоих, и, к еще большему удивлению, Ричард отказался. Сейчас, чувствуя, как сильно он напряжен – вот-вот сорвется, – я поняла, что это, наверное, было разумным решением. Ричард с трудом держался на ногах, что уж говорить о том, чтобы нести столь драгоценный груз…
Гроб опустили на постамент, и я поняла, что не могу отвести от него глаз. Знаю, что родственники произносили речи, я в нужный момент вставала и садилась под звуки гимнов, однако в целом происходящее казалось каким-то разрозненным и совершенно нереальным. Хотелось вскочить и закричать, что это ужасная ошибка, что Эми вовсе не спит вечным сном в черном деревянном ящике. Но шанс высказаться против дают только на свадьбе, а на похоронах нужно сидеть и молча принимать происходящее, каким бы оно ни было жутким.
Надгробное слово Дональда рвало душу; он надолго замолкал и все-таки смог договорить до конца, показав невероятную внутреннюю силу. Речь тронула до слез практически всех женщин в церкви. Тихо зашуршали платки, послышались сдавленные рыдания. Мужчины тоже не остались равнодушны. На протяжении всей церемонии Ричард не поднимал головы. Меня невероятно тронула его реакция – прежде я никогда не видела, чтобы он плакал. Он вообще крайне редко показывал свои чувства. Даже пять лет назад, когда я разорвала наши отношения, заливаясь при этом слезами, – даже тогда на его лице не дрогнул и мускул. Поэтому сейчас было непривычно и как-то тревожно видеть Ричарда таким уязвимым. Сжав ему пальцы, я прильнула к его плечу.
Служба закончилась, и все оцепенело встали. Гроб подняли и понесли, отправляя Эми в последний путь. Скорбящие медленно потянулись к выходу, чтобы выразить сочувствие родителям, вряд ли слышавшим хоть слово за своим горем.
Мы оказались в самом хвосте, ждать своей очереди предстояло довольно долго.
– Хочу пока кое с кем поговорить, – сказала я Ричарду. Он рассеянно кивнул, даже не обернувшись. Я начала пробираться сквозь толпу к задней стене. Некоторые из присутствующих выходили через другую дверь; наверное, нужный мне человек был в их числе, потому что я никак не могла его найти. Я бормотала извинения, расталкивая людей локтями, как вдруг услышала:
– Эмма!
Он стоял прямо у меня за спиной. Надо же, Джек оказался даже выше, чем я помнила.
– Привет, – сказала я, пытаясь сглотнуть нервный комок. – Привет, Джек. Какой сюрприз. Не ожидала тебя здесь увидеть.
Прозвучало не очень-то дружелюбно, но он, похоже, не обиделся.
– Я случайно встретил Кэролайн, и она упомянула, где состоятся похороны. Я решил, что следует приехать. Надеюсь, я не позволил себе лишнего?
Я вдруг поняла, что понимаю его мотивы. Конечно, многие из присутствующих знали Эми куда лучше Джека, однако в ту ночь на обочине у разбитой машины между нами всеми возникла загадочная связь. И почему-то казалось, что у Джека больше прав находиться здесь, чем у многих ее знакомых, не объявлявшихся годами. Странно лишь, что Кэролайн ни слова не сказала о встрече с Джеком.
– Очень сожалею, что не нашел вас раньше или не смог сделать что-то еще… – грустно проговорил он и замолчал.
Повинуясь первой реакции, я схватила Джека за руку.
– Ты сделал все возможное! И даже больше! Мало кто способен на такое. Если бы не ты, меня бы здесь сейчас не было…
Этот долг мне никогда не оплатить – и уж тем более не банальными словами благодарности.
– Ты-то сама как? – заботливо спросил он. Я помнила эти успокаивающие интонации по ночи аварии. Джек пытливо меня разглядывал, и я знала, что он ищет следы моих ран: не физических, почти уже заживших, а душевных, зарастающих куда медленнее.
– В порядке, – машинально ответила я, повинуясь рефлексу вроде того, который заставляет дергать ногой, когда врач стучит по коленке молотком. И вдруг, вспомнив, где нахожусь, огляделась. Как-то зазорно лгать в церкви… – Хотя нет, неправда. Ни черта я не в порядке. Меня всю трясет.
Ругаться в церкви тоже, наверное, не стоило, но, к счастью, и Бог, и Джек мне это простили.
– Потом станет легче, – заверил Джек, нежно сжимая мне пальцы. Я даже не заметила, когда он взял меня за руку.
Почему-то, как ни странно, я верила Джеку, хотя совершенно его не знала. Мне отчаянно хотелось считать, что он прав, – хотелось так же сильно, как и дальше цепляться за его крепкую руку… Я осторожно высвободилась.
– Сегодня все кажется тяжелее из-за… ну… Надо просто пережить этот день. Уверена, на следующей неделе, когда я вернусь к работе, жизнь понемногу наладится.
Джек понимающе кивнул.
– А где ты работаешь?
– Да так, продавцом в книжном магазине, – отмахнулась я, и внезапно меня захлестнуло чувство вины: и потому что столь пренебрежительно отзываюсь о работе (Моник проявила щедрость, когда дала мне место), и потому что болтаю на похоронах Эми о всяких глупостях. Ну что за бред?!
– Думай о будущем, – посоветовал Джек, глядя сверху вниз. – Скоро ты выходишь замуж, и…
– Уже не выхожу, – отрезала я, сама удивляясь своей категоричности. Интересно, что бы сказал на это Фрейд? – Свадьбу отложили. – Сделав паузу, я с тоской огляделась. – Вообще-то мы должны были пожениться прямо здесь. Через три дня.
В глазах Джека мелькнуло странное выражение: сочувствие, смешанное с каким-то другим, непонятным чувством.
– Прости, – в конце концов ответил он. – Тогда еще тяжелее. Вам обоим.
– Ладно, мне пора. – Оглянувшись, я увидела, что Ричард, Кэролайн и Ник уже почти добрались до дверей церкви. – Спасибо, что пришел. Ты очень хороший человек, Джек.
Он криво усмехнулся, но промолчал. Я развернулась и успела сделать два шага, как вдруг вспомнила, что между нами оставался еще один нерешенный вопрос.
– Прости, совсем забыла. Спасибо за цветы. Очень красивые. Я хотела тебя раньше поблагодарить, но не знала, как с тобой связаться.
– Рад, что понравилось, – ответил он, покосившись в сторону Ричарда. – Надеюсь, я не позволил себе лишнего? Не хотел бы поставить тебя в неловкое положение.
Он что, намекает на антипатию, с которой принял его мой жених?
– Нет-нет, – запротестовала я, печально понимая, что столь бурная реакция выглядит неубедительно. – Мы оба сочли, что это было весьма любезно.
Джек промолчал, лишь губы чуть дрогнули. Впервые за все время я почувствовала себя неуютно.
– Ну что ж… пока, – замялась я. Уходить просто так казалось неправильно, поэтому я подалась к нему и поцеловала в щеку, стараясь не обращать внимания, как от него пахнет лосьоном после бритья.
Я поспешно вернулась к друзьям. Кэролайн заметила, что я разговаривала с Джеком. Она открыла было рот, чтобы сказать остальным, но я бросила многозначительный взгляд на Ричарда и покачала головой, после чего заняла свое место в очереди. В глазах Кэролайн вспыхнул понимающий огонек. Благослови Господь нашу дружбу!
«Потеря» – такое странное слово… Последние дни я часто его слышала, практически от каждого. «Сожалею о вашей потере», – выдавали люди дежурную фразу, поглаживали по плечу и терялись, не зная, что говорить дальше. Вот в чем проблема смерти – для нее не существует правил этикета. Нет универсальных советов, как выражать соболезнования. А еще люди как будто боятся подходить к родным и близким умершего, словно есть риск заразиться их горем. Впрочем, кто знает, вдруг оно и в самом деле так?
Словарь объясняет значение слова «потеря» как «утрату, лишение чего-либо». Может, это и так, но мне казалось, что Эми мы вовсе не утратили. Ее присутствие по-прежнему ощущалось повсюду.
В серебряном браслете, который я носила не снимая с тех пор, как она подарила мне его на восемнадцатилетие. В обертках от гамбургеров, валявшихся на полу моей машины, – Эми настояла, чтобы мы после покупки свадебных туфель заскочили в «Макдоналдс».
Я вспоминала о ней всякий раз, когда надевала серьги – именно Эми в четырнадцатилетнем возрасте убедила нас проколоть уши. Кэролайн пришлось тогда затаскивать в салон чуть ли не силой.
Номер Эми по-прежнему оставался первым в моей телефонной книжке, и у меня не поднималась рука его удалить.
Эми никуда не делась – она была везде. Иногда это успокаивало, иногда вызывало улыбку, но чаще пробуждало такую дикую, невыносимую, рвущую на части тоску, что я не могла дышать.
Если я кого-то и потеряла, то это Ричарда. Нет, не в прямом смысле, однако мне очень его не хватало. После похорон он каждый день задерживался на работе. Потом сразу из школы заезжал к нам домой, и я воочию видела, как он все глубже погружается в депрессию. Словно его подменил двойник. Человек, который сидел рядом со мной за ужином или на диване, уставившись невидящим взглядом в телевизор, не был тем, кто на прошлое Рождество преподнес мне кольцо.
И хотя я сама много раз выплакивала горе у него на груди, все равно чувствовала, как Ричард отдаляется. Впервые за всю историю наших отношений – что прошлых, что нынешних – я не могла найти причину проблемы. Словно какая кислота, невидимая глазу, разъедала связующие нас узы, совсем недавно казавшиеся крепкими и надежными.
Каждый день я заглядывала к Кэролайн, и ее тоже немало озадачивало странное поведение Ричарда.
– Что он ответил в прошлый раз? Когда ты спросила, в чем дело? – поинтересовалась она, ставя на кухонный стол две кружки кофе и тарелку с печеньем… хотя мы не притронемся ни к тому, ни к другому. После смерти Эми мы обе потеряли аппетит. Наверное, свадебное платье теперь с меня свалится. Вместе с этой мыслью в голову пришла другая, вызвавшая новый прилив боли, – о двух темно-синих нарядах для подружек невесты, висящих в шкафу гостевой комнаты. – Эмма?…
Я мотнула головой, заставляя себя вернуться в реальность.
– Прости. Я стала такой рассеянной. Наверное, сказывается недостаток сна. – Аппетит, внимание, сон – список моих потерь ширился с каждым днем. – Ричард сказал, что все хорошо, – в конце концов ответила я. – Просто он переживает из-за случившегося.
Решение проблемы пришло само собой, когда заболел один из учителей, который должен был сопровождать школьников в поездке на лыжный курорт.
– Они просили его заменить, но я, конечно, отказался, – заявил Ричард.
Вполне логично, что с этим обратились именно к нему: все в семье Ричарда были заядлыми спортсменами, и мой жених встал на лыжи даже прежде, чем научился ходить.
– Тогда скажи, что передумал.
Мое предложение привело его в ужас.
– Я не могу уехать и бросить тебя одну! Я ведь тебе нужен.
Однако за протестами Ричард не сумел скрыть восторженный взгляд заключенного, перед которым медленно открывалась дверь камеры.
Я взяла его за руку.
– Поезжай. Тебе надо развеяться. А со мной все будет хорошо. Со следующей недели я выйду на работу, и рядом будут Кэролайн, Ник и мама с папой. Всего на десять дней…
Он прижал меня к себе и принялся целовать с энтузиазмом, какого не проявлял уже давно.
Значит, я приняла верное решение.
В вечер накануне его отъезда мы впервые после аварии ужинали в нашем любимом ресторане.
– Уверена, что справишься?
Прежде чем ответить, я сделала глоток минеральной воды и аккуратно поставила стакан на стол. Сидящий напротив Ричард не сводил с меня взгляда.
– Совершенно уверена, – кивнула я.
Ричард широко улыбнулся, поднимая бокал с пивом. Он весь сиял с того самого дня, как согласился на поездку. Тучи над ним, чем бы они ни были вызваны, постепенно рассеивались.
Я старалась не замечать нудный голосок в сознании, ехидно вопрошавший, почему Ричард так торопится уехать. От чего или кого он бежит? Не от меня ли? Может, после аварии я слишком на него давила, и Ричарду просто-напросто не хватало сил справляться с моими истериками?
Когда мы вышли из ресторана и направились к машине, Ричард положил руку мне на талию. Отпереть дверь он не дал – нежно развернул лицом к себе, обнял и поцеловал с жадностью, которую обычно берег для менее людных мест, нежели оживленная улица в самом центре города. На его губах я ощутила привкус пива. Уж не алкоголь ли придавал Ричарду смелости? Однако сам поцелуй вышел привычно ласковым, и я расслабилась.
Ричард отстранился, чтобы хрипло прошептать на ухо очевидный, но такой нежеланный в этих обстоятельствах вопрос:
– Поедем ко мне?
Я медлила с ответом, и с каждой секундой он все сильнее разочаровывался. Ричард намекал уже не впервые, и я не впервые отказывала, но сегодня самый предсказуемый ответ: «Слишком рано», скорее всего, не сработает.
– Эмма? – не сдавался он. Судя по интонациям, Ричард рассчитывал услышать если не согласие, так хотя бы более обстоятельный аргумент. – Может, нам стоит поговорить?
– Прости. Я себя так чувствую… словно это неправильно, мы как будто проявляем неуважение или… Ну, не знаю, – запинаясь, принялась оправдываться я. – Не могу объяснить – сама не понимаю.
Ричард выглядел таким обиженным, что я обхватила его руками, прижимаясь крепче и пытаясь выразить свои чувства. Жаль только, он расценил мою нежность как приглашение и настойчиво впился в губы. Какое-то время мы целовались. Может, и впрямь стоит поехать к нему? Утром он уезжает, а десять дней разлуки – это довольно долго. За прошлый год я часто проводила у Ричарда ночь, так в чем проблема? Мы ведь практически поженились… уже были бы женаты, если бы не авария… и Эми. Опять-таки Эми. Правда, она категорически не одобрила бы мое воздержание. Целомудрие и Эми – абсолютно не совместимы.
– Ричард, прости, не могу, – наконец сказала я, толкая его в грудь – сильнее, чем собиралась. Он покачнулся. Господи, он что, пьян?
Ричард тихо застонал, понимая, что я и правда не в настроении. В этот момент на перекрестке возле нас остановился автомобиль, и с тихим шорохом опустилось водительское стекло. На улице было темно, и я не видела, кто внутри. На светофоре зажегся зеленый, но машина не трогалась.
Ричард вроде бы пришел в себя и понял: сейчас не время и не место (в буквальном смысле) настаивать на своем. Глаза у него, впрочем, все равно горели желанием. Он ласково убрал мне прядь волос за ухо и приподнял подбородок.
– Эмма, прости, я не прав. – Подушечкой большого пальца он погладил нижнюю губу, опухшую от жадных поцелуев. – Но я так по тебе скучаю. Словами не выразить.
– Знаю, – пробормотала я, целуя его ладонь. – Я тоже. Просто дай мне еще немного времени. Уверена, скоро все изменится.
Кто бы мог подумать, насколько я окажусь права?
Краем глаза я заметила, что торчавший на перекрестке автомобиль вдруг с визгом сорвался с места, будто его преследовал десяток полицейских машин.
– Вот придурок, – бросил Ричард вслед исчезающим габаритным огням.
Работу в книжном магазине едва ли можно считать тяжелой, однако, по мнению моей начальницы, стоять за прилавком и общаться с покупателями после аварии было задачей для меня непосильной.
И все же, рано или поздно, мой вынужденный отпуск закончился, и я зашла в магазин, чтобы приступить к работе. Моник – мой босс – как раз стояла на второй ступени лесенки, заставляя верхнюю полку книгами в глянцевых переплетах. Лесенка пошатнулась, и я подскочила к ней. Однако Моник, отмахнувшись от моей помощи, спустилась сама, чтобы тут же заключить любимую подчиненную в крепкие объятия. Она обвила меня короткими пухлыми руками, и широкие рукава ее туники взметнулись цветастыми парусами. Звенящие серьги запутались в моих волосах, чему я, в общем-то, была даже рада – когда высвободилась, вызванные столь бурным приветствием слезы практически высохли.
– А теперь, твою мать, живо объяснила, какого хрена ты здесь делаешь?
В Моник я особенно ценила две черты: ее сочный французский акцент, ни капельки не ослабевший за сорок лет, что она прожила в Великобритании, и солидный запас нецензурной лексики, которому позавидовал бы любой грузчик. Услышать и то и другое в одной фразе – двойное удовольствие.
– Мне нужно себя чем-то занять. Если сижу дома – слишком много думаю, – призналась я с грустной улыбкой. Эта женщина, обожающая этнические наряды, была мне не просто работодателем – я считала ее надежным другом, которому можно доверить все секреты.
Моник кивнула, и серьги зазвенели маленькими колокольчиками.
– Твой жених звонил перед отъездом. Ты в курсе?
– Тебе звонил Ричард? Зачем? – Я изрядно удивилась: они оба не скрывали, что не питают друг к другу особой любви. Моник, кажется, единственная не обрадовалась, когда я приняла предложение Ричарда.
– Ага! Я так и знала, что ты не в теме, – заявила моя начальница с видом мисс Марпл и тоном Эркюля Пуаро. – Он велел присматривать за тобой и не напрягать. Охренеть! Как будто я кретинка, чтоб объяснять мне прописные истины.
– Думаю, он не это имел в виду. – Я невольно встала на сторону жениха.
Моник вместо ответа буравила меня тяжелым взглядом. Многие недооценивали эту женщину, попадаясь в ловушку ее сильного акцента и экспрессивной ломаной речи. Я-то знала, что она в совершенстве владеет английским, ну и французским, само собой – не раз замечала, как она читает серьезные научные сочинения на обоих языках. Но почему-то (Моник не выдавала своих мотивов) она предпочитала скрывать эрудицию.
Наконец Моник смягчилась, и в карих глазах заплясали теплые огоньки.
– Время лечит, Эмма. Все будет хорошо – со временем.
Молча кивнув, я упала в ее крепкие объятия, прильнув к пышной груди, в объятия, на которые моя собственная мать была уже неспособна.
Был полдень четверга, и я уже выпила четвертую чашку кофе, готовая от скуки и переизбытка кофеина лезть на стены, когда Моник зашла в заднюю комнату и с нарочито таинственным видом закрыла за собой дверь.
– Эмма, признайся-ка: ты что, не в ладах с законом?
Я непонимающе на нее уставилась.
– Что? Конечно же, нет! – За мной даже штрафов за неправильную парковку не числилось. – А почему ты спрашиваешь?
– Потому что один мужчина интересуется, не работает ли здесь некая Эмма Маршалл. Он такой весь из себя… солидный. И нереально красивый. А еще он американец и в такой пасмурный день носит очки – так что, скорее всего, он из ФБР.
Сердце почему-то заколотилось быстрее, и отнюдь не из-за страха перед грядущим арестом.
– Что именно он сказал? – Я встала из-за стола.
– Говорю же. Он спросил, работает ли здесь Эмма Маршалл. Я подтвердила. Он спросил, можно ли с ней побеседовать. Я подтвердила. Все, конец.
Я открыла дверь, ведущую в магазин, задержавшись на секунду перед висевшим возле шкафа зеркалом. Поправила волосы, прикрывая недавно подрезанной челкой шрам на лбу, провела пальцами под глазами, проверяя, не размазалась ли тушь. Моник с нескрываемым интересом за мной следила.
– Что? – не выдержала я, когда она расплылась в понимающей улыбке.
– Ничего. Молчу, молчу, – ответила она и жеманно, очень по-французски, повела плечами.
Посетитель стоял спиной и не видел, как я вышла к прилавку. Моник следовала за мной по пятам, не желая оставлять нас наедине. Это было бы совершенно не в ее манере; она просто умирала от любопытства. Даже жаль, что меня не намерены арестовывать, а то Моник досталось бы за укрывательство международной преступницы – и поделом!
– Джек! – окликнула я. Голос, слава богу, звучал относительно ровно.
Он повернулся, широко улыбаясь, и я поняла, чем он заработал характеристику «нереально красивый». Сегодня на нем были джинсы и простая белая рубашка с закатанными рукавами, выставлявшими напоказ мускулистые руки, – я по собственному опыту помнила, какие они в самом деле сильные. Хорошо еще, я надела утром платье, хоть и не рассчитывала, что меня сегодня увидит кто-то, помимо моей эксцентричной начальницы.
Очков, упомянутых Моник, я не заметила – Джек, похоже, убрал их в карман. Его глаза лучились теплом. Обогнув витрину, он подошел ближе.
– Я вспомнил, как ты говорила, что работаешь в книжном. Мне тут понадобилось собрать кое-какую информацию для романа, может, посоветуешь что-нибудь по теме?
Хотелось спросить, почему он не поискал нужные сведения в Интернете, но это значило бы, что я не рада его видеть. А я была очень рада. Даже сильнее, чем следовало.
– Ну… ты явно попал в нужное место, – улыбнулась я. – То есть, если ищешь… В общем, у нас много всяких книг. – Господи боже, что я несу?… Откашлявшись, я попыталась принять более профессиональный вид. – Что именно тебя интересует?
– Что? Ах да. Что-нибудь о местных озерах.
Я вышла из-за прилавка, мысленно благодаря судьбу, которая убедила меня надеть сегодня туфли на каблуке, а не обычные балетки. Джек был таким высоким, что я ощущала себя рядом с ним совсем крохотной. Кстати, довольно приятное чувство.
– Ты пишешь о парусном спорте? – вежливо поинтересовалась я, подходя к витрине, где стояли тома, посвященные географии региона.
– Вообще-то я пишу про убийство. Мне нужно достаточно глубокое озеро, чтобы спрятать в нем тело.
– А, понятно, – пробормотала я, бросая яростный взгляд на Моник, которая не сдержала тихий смешок. Та даже не пыталась сделать вид, что занята – нагло развалилась на стуле, жадно наблюдая за нами, как за героями любимой мыльной оперы.
– Ты пишешь детективы? – уточнила я, не желая выдавать, что уже пробила имя Джека по Интернету, посмотрела список его книг и даже заказала одну. Это все Моник виновата – не стоило оставлять меня без дела наедине с компьютером.
– В целом да, – подтвердил он, идя вслед за мной вдоль стойки с книгами. Я снова почувствовала запах его лосьона после бритья, но не крепкий и бьющий в нос, как часто водится, а легкий, едва уловимый аромат, который так и хотелось назвать «мужественным», словно в дешевом любовном романе. Эта мысль сразу меня отрезвила. Я не героиня книжки. И неважно, каким красивым и загадочным выглядит Джек. У меня есть жених, и делать мне больше нечего, кроме как думать о всяких глупостях!
– Кажется, у нас есть пара подходящих книг. – Я сняла с полки два тяжелых тома в красочных переплетах и протянула их Джеку.
Он мельком взглянул на обложки, а аннотации и вовсе читать не стал.
– Возьму вот эту. – Он выбрал ту, что была дороже. Наверное, она и правда лучше подходила для его целей, однако Джек никак не мог этого знать, потому что даже не заглянул в содержание. Он последовал за мной к прилавку, наверняка заметив многозначительные взгляды, которые я бросала на Моник, сидящую на сторожевом посту. Мне пришлось бочком протиснуться мимо нее к кассе. Моник непринужденно улыбнулась – сперва Джеку, затем мне. Я выбила чек, взяла протянутые деньги, а потом с величайшей осторожностью, чтобы не коснуться случайно кожи, отсчитала сдачу в раскрытую ладонь. Завернула книгу в папиросную бумагу и положила в фирменный пакет, надеясь в глубине души, что Моник не заметит, как я вожусь с оформлением покупки дольше обычного.
– Что ж, приятно было повидаться, – искренне, от всего сердца сказала я.
– И мне, – подхватил он с улыбкой, перевернувшей все внутри. – Кстати… хотел спросить: может, перекусишь со мной? – Джек посмотрел на свои явно дорогие часы. – Когда у тебя обед?
– У нас нет перерыва, – с сожалением пояснила я. – Мы работаем вдвоем, вот и подменяем друг друга при необходимости.
– Уже есть! – Моник решила, что самое время вступить в разговор. Я, конечно, не могла назвать ее лгуньей открыто, но мой взгляд говорил сам за себя. Она невинно похлопала ресницами. – Теперь у всех сотрудников есть часовой перерыв на обед. Таково требование профсоюза.
Господи. Боже. Мой.
Она не могла придумать что-нибудь более правдоподобное?
– Да ну? – удивилась я. – Странно, впервые об этом слышу. Зато я знаю, что нас здесь всего двое и обе мы совершенно точно не вступали ни в какой профсоюз.
Театрально закатив глаза, Моник покачала пальцем.
– Защита труда – святое дело.
Я всегда знала, что она не в восторге от моих отношений с Ричардом. Моник не стеснялась задеть мои чувства и постоянно твердила, что я могу найти «кого-то получше». Можно подумать, она собрала досье на всех моих ухажеров. Но чтобы вот так открыто спроваживать меня на обед с посторонним мужчиной?!
– Ладно, сейчас куртку возьму, – сказала я, исчезая в задней комнате. Когда я вернулась, Моник обслуживала нового покупателя и, к счастью, больше не вмешивалась.
Джек распахнул передо мной дверь. Едва мы вышли наружу, я повернулась к нему.
– Прости. Моник иногда совсем невозможная.
– Да, у нее тот еще характер, – с усмешкой признал Джек. – Ты давно здесь работаешь?
– С шестнадцати лет. То работаю, то нет.
Джек заметно удивился, и я добавила:
– Долгая история.
– Значит, придется рассказывать быстро, – велел он. – А то профсоюз выделил на обед всего один час.
Мы молча шли вдоль стеклянных витрин, когда Джек вдруг осторожно спросил:
– Ты как, Эмма?
Я закусила губу, чтобы сдержать привычное «в порядке», как отвечала всем, кто задавал этот вопрос. Золотисто-карие глаза смотрели в душу, и я знала, что не могу ему соврать: Джек сразу распознает ложь.
– Не очень. Мне тяжело. И больно. Иногда отпускает, а иногда… – Я затихла, и Джек, ласково улыбнувшись, сжал мне пальцы.
– Тогда давай сделаем так, чтобы сегодня отпустило? – тихо предложил он, и сердце, почему-то дрогнув, пропустило удар. – Куда нам лучше отправиться, что посоветуешь? – резко сменил Джек тему. – Есть поблизости приличный ресторанчик? Если что, у меня машина за углом.
Я огляделась. Здесь было несколько подходящих кафе, но городок у нас маленький, а люди обожают судачить. И хотя скрывать мне нечего, становиться объектом сплетен совершенно не хотелось. Если слухи дойдут до Ричарда, ему будет больно.
– В той стороне, в пяти минутах езды, есть неплохое местечко, – предложила я. – «Пахарь», там прекрасная кухня.
– Если мы не объедим несчастного фермера, то я согласен.
Со своим большущим автомобилем Джек обращался крайне умело.
– Значит, действие твоего романа будет происходить в Хэллингфорде? – поинтересовалась я, пока мы петляли по узким улочкам, изредка выруливая на обочину, чтобы объехать трактор.
– Не совсем. Но прочувствовать, как тут все устроено, не помешает.
– Я прожила здесь большую часть жизни, так что если есть вопросы – обращайся… Вопросы про город, я хотела сказать, не про мою жизнь…
Я опять несла полный бред, отчетливо слыша в голосе нервные нотки. Зачем вообще я согласилась на обед, если теперь чувствую себя виноватой? И почему, собственно, виноватой? Впрочем, с последним понятно – я предугадывала реакцию Ричарда…
Может, лучше спросить, что Джек здесь делает? И почему он меня искал?
Убрав одну руку с руля, он накрыл ею мои пальцы, которыми я нервно выдергивала нити из подола платья. Я вздрогнула. Да что со мной творится?
– Эмма, расслабься. Мы не делаем ничего дурного. – Опять он читал меня как открытую книгу. – Двое друзей решили вместе пообедать, вот и все.
Он словно и себя в этом убеждал. Может, у него тоже есть кто-то близкий? Хорошо, если так – тогда будет не очень похоже на интрижку за спиной жениха.
– Да я знаю. – Мне не хотелось, чтобы он решил, будто я вижу в его приглашении тайный смысл. – Просто переживаю из-за упрямства Моник. Я-то думала, она смирилась и не против моих отношений с Ричардом.
– Как интересно, – протянул Джек, останавливая машину возле паба с огромной вывеской. – Тебе и правда придется говорить очень быстро – чтобы объяснить мне каждую мелочь.
Впрочем, ни о личной жизни, ни о недавней трагедии мы так и не поговорили. Я даже могла бы с чистой совестью рассказать о нашей встрече Ричарду – все прошло совершенно невинно, и волноваться ему было не о чем. По крайней мере, так выглядело внешне. Однако в глубине души я испытывала неудобство и понимала, что Ричарда посвящать в некоторые подробности сегодняшнего дня не стоит. Например, говорить о том, как горела кожа на моей спине, куда Джек положил руку, ведя через переполненный зал. Или как под его пристальным взглядом стучало сердце и что-то теплое растекалось внутри от его смеха.
Я только что закончила историю об одной из сумасшедших выходок Моник, и Джек, все еще смеясь, наклонился через столик и погладил меня по щеке. Неожиданно шумный суетливый паб вокруг нас растворился, а из зала исчез весь кислород – словно сгорел в бушующем пламени пожара. Наши взгляды встретились, и смеха в них уже не было. Джек выглядел потрясенным не меньше моего. В его глазах и правда горел огонь, играть с которым – и дураку понятно – очень опасно.
