Текст книги "Большая игра"

Автор книги: Дэн Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Дэн Смит
Большая игра

Dan Smith Big game

© М. Шанина-Гущина, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2015

Uploaded by Tuambar

* * *

Всем, кто считает, что он недостаточно хорош

Лес беспристрастен. Он каждому посылает испытание по силам. Надо прислушаться к нему и сделать все, чтобы поймать добычу.

Мы охотимся здесь сотни лет, это наша земля. Но ничто не дается нам просто так.

Первая охота

Притаившись в тени раскидистых берез, я запрокинул голову и втянул ноздрями воздух. В тяжелом запахе влажной земли и мха смутно ощущалось что-то еще, что-то теплое и дикое.

Затаив дыхание, я силился услышать движение зверя.

Вон он. Впереди. Прячется в гуще леса.

Не отрывая глаз от деревьев, за которыми скрывался зверь, я нагнулся и подобрал горсть грязных прошлогодних листьев. Подбросил их в воздух и сразу понял, что, кто бы ни скрывался там, в лесу, ему меня не учуять: листья полетели в мою сторону – я стоял против ветра.

С удвоенной силой я сжал лук в левой руке и запустил правую в колчан, чтобы достать стрелу с гладким, острым наконечником.

Я вложил стрелу в тетиву и бесшумно шагнул в сторону леса. Выждал немного и осторожно сделал еще один шаг. Мой путь был усыпан сухими листьями и веточками, но я – настоящий охотник, лучший охотник в деревне, должен был незаметно подобраться к зверю.

Мягкой поступью я двигался по ковру из медной листвы. Казалось, время остановилось. Сердце стало биться тише, все мышцы расслабились, голова очистилась от мыслей.

И тут я разглядел силуэт в ветвях. Никогда раньше не встречал такого гиганта. Он стоял, гордо выпрямившись, и смотрел в мою сторону. Рога у него были такие огромные, что, даже разведя руки в стороны, я вряд ли смог бы измерить их.

Я выпрямился, глубоко вдохнул, поднял лук и натянул тетиву. Потом прищурился, прицелился и медленно выдохнул, опустошив легкие.

Пора!

Я спустил тетиву, и мое оружие из дерева, пера и металла звонко пронзило воздух. Словно точно наведенная ракета, стрела приблизилась к цели за долю секунды. Но, встретившись с покачнувшейся веткой, она отклонилась вправо. Закрутилась, лязгнула о ствол березы и упала на землю обычной палкой.

– Черт!

Не теряя ни секунды, я схватил еще одну стрелу, вложил в лук, натянул тетиву, спустил.

На этот раз стрела не задела ветвей, но на подлете к оленю потеряла скорость. Она ударилась о бедро животного и исчезла в кустах.

– Чтоб тебя!

Подобравшись еще ближе, я снова выстрелил. Но, попав оленю в грудь, стрела не смогла пронзить его сердце. Даже кожу не зацепила.

– Это конец, – прошептал я, опуская лук. – Испытание мне точно не пройти.

Реальность безжалостно обрушилась на меня. Не был я лучшим охотником нашей деревни, даже среди погодок не выделялся. Неважный из меня был стрелок. Целился плохо, лук у меня был меньше, чем у других ребят – мне просто не хватало силы натянуть тетиву у лука побольше.

Вздохнув, я поплелся к своей мишени, раздвинул ветки и встал рядом с оленем. Издалека он выглядел как настоящий, но вблизи снова превращался в кучу палок и мха, прикрытой старым одеялом кофейного цвета. В прошлом месяце мы с папой соорудили этого оленя в деревьях за домом, чтобы я готовился к испытанию.

Хорошенько выругавшись, я выстрелил в упор. Наконечник стрелы прорвал одеяло и вонзился в сердце чучела. Я покачал головой.

А может, все обойдется, если мне повезет подобраться близко к какому-нибудь животному, или получится…

За спиной послышались шаги.

Я повернулся и стал ждать, пока подойдет отец. Я узнал его по походке: папа был крупным мужчиной, но ходил всегда легко и быстро.

– Привет, Оскари, – сказал он, пригнув разделявшую нас ветку. – Решил пострелять перед отъездом?

Я убрал волосы с глаз и поежился, с ужасом представив, что мне предстоит. Завтра мне исполняется тринадцать лет. Но, прежде чем меня признают взрослым мужчиной, я должен пройти испытание.

– Ну что ж… – Папа остановился, будто не знал, что сказать. – Ты готов ехать? Нам нельзя опаздывать.

– Вроде готов. – Я не двинулся с места.

Отец посмотрел на меня, потом подошел, приподнял мою голову за подбородок и заглянул в глаза со словами:

– Ты справишься. Все будет хорошо.

Я кивнул и попытался улыбнуться. Мне казалось, что ничего хорошего со мной не случится.

Долина черепов

У меня от страха скрутило живот, когда я вышел из дома, оставив свой лук одиноко лежать в углу спальни.

Папа уже завел внедорожник и сидел, барабаня пальцами по рулю.

– Поторопись, нам пора! – крикнул он в открытое окно.

Я закрыл за собой дверь, подбежал к машине и взялся было за ручку передней двери, но отец покачал головой.

– На испытание ты должен ехать на заднем сиденье. Домой будешь возвращаться на переднем, как взрослый мужчина. Так уж повелось.

Не говоря ни слова, я забрался в машину. Я давно не сидел сзади и сразу почувствовал себя маленьким ребенком.

Папа отпустил сцепление, мы поехали. Поглаживая бороду, будто размышляя о чем-то серьезном, отец поднял глаза на мое отражение в зеркале заднего вида.

– Я понимаю, что ты не хочешь в этом участвовать, – начал он. – Но мы должны чтить традиции.

– Ну, я правда хочу…

Он открыл рот, чтобы ответить, но передумал и молча поднял стекло. Без вентиляции сзади мгновенно стало жарко. В спертом воздухе пахло старыми сапогами.

Мы въехали на разбитую деревенскую дорогу, вдоль которой стояли машины односельчан. Когда наш внедорожник приближался, они приветственно сигналили и вставали в колонну за нами. Я старался не думать о том, что это на меня все едут смотреть, меня испытывать.

– Изобрази-ка рев лося, – прервал тишину папа.

Набрав полную грудь воздуха, я сложил руки рупором и попытался издать звук, которому меня учил отец:

– Хууум! Хуум!

Он нахмурился.

– Сносно, хотя так скорее не лоси ревут, а старики храпят. Может, олениха лучше получится?

Как я ни старался, олениха у меня кричала словно котенок, которого решили утопить. Папа покачал головой и переключился на дорогу.

Мечтая оказаться подальше отсюда, я закрыл глаза и сказал:

– Прости.

– У тебя все получится, Оскари, – повторил отец уже раз в пятый. Казалось, он сам себя пытался убедить в том, что я его не опозорю. – Все, что тебе понадобится, я сложил в квадроцикл. Но если ты хорошо меня слушал, то справишься сам. Когда мне было тринадцать, мы на своих двоих на охоту ходили… Так, теперь скажи, какие два предмета – твои самые надежные помощники?

– Э… м-м-м…

– Ну же, Оскари, два предмета.

– Ножик.

– Да.

– И охотничьи спички.

– Точно. Дома не забыл?

– Нет. Все здесь. – Я показал на нож, висевший на поясе, и похлопал себя по карману куртки, где лежала металлическая коробка со спичками.

– Молодец. С таким набором ты выживешь в любых условиях. Всегда носи его при себе. Не клади нож и спички в рюкзак – потеряешь. Если окажешься на краю гибели, они тебя спасут.

– Я же всего одну ночь проведу в лесу, – храбрился я.

– Не важно. В лесной глуши ночи долгие. А спички и нож тебя согреют и накормят, даже если все пойдет наперекосяк. И не забывай, тебе еще лук дадут.

От одной мысли об этом луке все внутри меня леденело.

Вздохнув, я отвернулся к окну. Грязное стекло отзывалось дребезжанием на каждом ухабе. Оставив нашу деревню далеко за лесом, мы пробирались к подножью горы Акка – самой высокой в округе.

Позади нас, на прицепе, то и дело подпрыгивал папин квадроцикл. Казалось, что он вот-вот оживет, разорвет ремни, сжимающие его облупившиеся зеленые бока, и умчит на свободу. С тех пор как я себя помнил, папа все время чинил этот вездеход, докупал к нему детали и вздыхал, что мы не можем позволить себе новый.

За нами ехали, выстроившись в ряд, ржавые пикапы и кроссоверы. Одни тащили старые расшатанные фургоны, другие были завалены охотничьим снаряжением, и брезент, защищающий его, громко хлопал от порывов ветра. Я посмотрел на эту процессию, и у меня подкатило к горлу: все мужчины, взбирающиеся на гору в этих машинах, хотели посмотреть, как я пройду испытание. Ждали, что такой хилый и неуклюжий мальчишка не выдержит его.

Мама всегда считала, что я из тех, кто «медленно запрягает». Когда я приходил из школы весь в синяках, она делала мне горячий шоколад и говорила, что со временем я стану крепче и сильнее, чем Ристо и Броки, а вот они умнее меня не вырастут. Папа улыбался и одобрительно кивал.

Он любил повторять: «Крепче, сильнее и умнее. Однажды ты станешь больше, чем просто охотник».

Правда, с тех пор, как мамы не стало, отец уже совсем не улыбался.

Слева от дороги виднелась гора Акка, которую окружали скалы и бесчисленные сосны. Густой весенний лес был полон мрака и живности. Меньше всего сейчас мне хотелось думать о его обитателях: медведях, способных одним ударом оторвать голову человеку; кровожадных росомахах размером с крупную собаку, чьи острые зубы запросто переламывали кость. Мама мне раньше рассказывала и про других лесных жителей. Аятара, лесная дьяволица в обличии дракона, могла убить одним взглядом. Оборотень Нэкки, живущий в болотах и озерах, утаскивал людей на дно. Конечно, это страшилки для маленьких, но мне всегда нравилось, как мама садилась на краешек моей кровати и рассказывала легенду, а потом целовала в лоб и выключала свет. Она знала много сказок.

– Ты о маме думаешь? – спросил папа тихо. – Я всегда вижу, когда ты ее вспоминаешь.

Я промолчал.

– Мне ее тоже не хватает, – добавил папа шепотом, будто не хотел в этом признаваться.

В другом окне я увидел пропасть без дна. Если бы отец сейчас крутанул руль вправо, то мы бы сорвались и долго-долго летели до земли.

– Я кое-что для тебя припас, – сказал папа и начал рыться в бардачке. Чего там только не было: мятые бумажки, патроны для винтовки, старый нож с костяной ручкой, обрывки бечевки и открытая пачка сигарет. Он вытащил сложенную в несколько раз бумагу и протянул мне ее со словами:

– Держи, это тебе.

– Что это? – спросил я, наклоняясь вперед и протягивая дрожащую руку.

Желтая от старости бумага пахла бензином. Она была плотной, но затертой на месте сгибов.

Папа вытащил сигарету, бросил пачку обратно и захлопнул бардачок. Потом закурил и приоткрыл окно на сантиметр. Весь дым полетел мне в лицо, и я отодвинулся в угол, где не сквозило.

– Ну же, открывай, – настаивал отец.

Немного поколебавшись, я не дыша развернул бумагу – это был старый рисунок.

– Это карта? – я узнал пару мест, нарисованных на ней: дорогу, по которой мы проезжали, и лес слева от нас. А повыше, у подножья Акки, конечная цель нашего пути – долина Черепов. В самом низу карты была нарисована наша деревня.

– Видишь, где красным крестом помечено? – спросил папа.

Я провел рукой по затертой, шероховатой бумаге.

– Нашел. Что это за место? – поинтересовался я, не отрывая пальца от красной метки. Похоже, кто-то нарисовал ее фломастером совсем недавно.

– Это наш с тобой секрет, – ответил папа. – Поляна, на которой ты встретишь оленя. – Отец отпустил руль и широко развел руки: – Вот такого самца с большими рогами.

– Он там водится, да? – Я смотрел на красный крест и уже чувствовал притягательность этого места. Помню, мама говорила, что моим трофеем станет олень, что мне его подарит лес.

– Да. Поезжай туда, дождись рассвета и найди тропу под ветром.

– Хорошо, – я оторвался от карты и посмотрел на папу. – Я умею приманивать оленей.

Он не успел скрыть свои эмоции. Я видел, как отец нахмурил брови и перевел взгляд на дорогу.

– На карте я отметил плато у вершины горы, – снова заговорил отец. – Отдохни перед тем, как забраться туда на рассвете. Найдешь оленя – пройдешь испытание.

Отдохну. В кромешной тьме. В лесу на горе. Целую ночь в одиночестве. Последние две недели я только об этом и думал. А по ночам просыпался с тянущим чувством ужаса в животе.

Я сглотнул слюну и попытался найти в себе мужество. Ради папы. Этот день был важным для нас обоих.

– Пап?

– Ну?

– Я хотел сказать тебе… про испытание… я сделаю все возможное.

– Конечно, я знаю.

Последний раз взглянув на карту, я скрутил ее и спрятал в карман. Папа следил за мной в зеркало заднего вида.

– Не уверен, что мне удастся его поймать.

– Тебя ждет хорошая добыча. – Папа вымученно улыбнулся. Мы оба понимали, что он был героем, живой легендой, и моя лучшая добыча с его трофеем ни за что не сравнится.

Дорога ушла в лес, и света за окном стало совсем мало. Мы пробирались через зелено-коричневые заросли сосен и высоких елей. Мне даже пришлось прислониться к грязному стеклу, чтобы разглядеть их верхушки. Свежий пряный запах, проникавший в машину через приоткрытое окно, напомнил мне о ранних вылазках в лес. Последний месяц отец будил меня ни свет ни заря, и мы отправлялись в лесок за нашим домом, чтобы я учился разжигать костер и делать укрытие. Папа показывал мне, как выслеживать животных и маскироваться. Несчетное количество стрел я выпустил в чучело оленя. Я стрелял из папиного лука, и мне никогда не хватало силы до конца натянуть тетиву, что огорчало нас обоих.

Папа затушил сигарету и закрыл окно со словами:

– Почти на месте.

Я вздрогнул и попытался кивнуть:

– Ага.

Пересев на другой край и оказавшись у папы за спиной, я вынул сложенную вдвое фотографию, которую стащил из охотничьего домика. Она была размером с открытку и такая же старая, как и карта. Я раскрыл фото и вгляделся в тринадцатилетнего папу. В руке он держал большой лук, спина у него была согнута под тяжестью головы медведя, которого он подстрелил. Хотел бы я быть таким же сильным и смелым, как он.

– Ты нас удивишь, – произнес папа, будто услышав, о чем я думаю.

Я сложил фото и убрал его в карман за секунду до того, как отец обернулся на меня.

– У тебя мамины мозги, Оскари. Ты умный парень, я таким не был. Сам знаешь – есть вещи поважнее силы и храбрости.

Интересно, что? Может, смелость или винтовка в руке?

– Помни про карту, не потеряй ее.

Мы ехали первыми и раньше остальных достигли долины Черепов у подножья вершины Акка. Наш внедорожник с ревом въехал на большую каменистую площадку, которую я узнал по рассказам старших ребят. Она была почти наглухо огорожена густым ельником и скалами, но с одной стороны круто обрывалась, открывая вид на покрытые облаками горы. Папа подъехал к самому краю, раскидав колесами гравий, и развернул машину лобовым стеклом к долине. Выключил мотор.

На другой стороне пустоши черное облако поднялось в свинцовое небо и обернулось сотней ворон. Они рассыпались над лесом, описали несколько неровных кругов и снова опустились на деревья.

Мужчины из нашей деревни всегда с трепетом рассказывали об этой долине как о священном месте. Говорили о ней, как о чем-то личном. И хотя папа и ребята постарше описывали мне это место, я был поражен тем, что увидел…

Испытание

Посередине долины Черепов был сооружен помост. Он напоминал огромный деревянный ящик, сколоченный из стволов берез и засохшей сосны. Серые покатые валуны, подпиравшие всю эту конструкцию, виднелись в просветах между темными, подгнившими деревьями.

Казалось, это алтарь для жертвоприношений, сохранившийся с незапамятных времен. Я стал прикидывать, скольким мальчишкам уже пришлось приехать сюда, взобраться на эту сцену и стоять, отсчитывая минуты до начала испытания. Вокруг деревянного алтаря торчали сосновые колья, шириной с мою руку и не ниже плеча. Такие же были рассыпаны по всей площадке, и на каждой палке висел череп. Здесь были и маленькие останки куропаток, фазанов, зайцев, а были и внушительные по размерам трофеи. Я разглядел черепа оленихи, пары лисиц и увенчанную рогами голову большого оленя. А на самую высокую палку был водружен череп медведя.

Пожелтевшие кости были наполовину разрушены ветром, солнцем и дождем. Но из раскрытой пасти, казалось, еще был слышен грозный рык. Как будто спустя много лет после смерти медведь все еще злился на своего убийцу.

Череп был раза в три больше моего, а каждый изогнутый клык – длиной в палец. Когда-то эта пасть запросто могла расколоть человеческую голову или вырвать руку. Раздробить кость взрослого мужчины такому огромному медведю было бы не сложнее, чем мне – сломать веточку березы.

Я поежился и уставился на череп.

Медведь смотрел на меня пустыми глазницами.

– Это твой трофей? – спросил я папу, пересаживаясь на соседнее место.

– Да. – Он кивнул и взял в руку висевший у него на шее талисман – клык на кожаном шнурке. – Но не обязательно приносить медведя. Хамара даже не оленя подстрелил, а безрогую олениху. Деви только пару куропаток подбил.

Я снова вгляделся в черные дырки медвежьих глаз и стал гадать, какая добыча окажется мне по силам. Что за испытание мне приготовил лес?

Из-за деревьев с шумом стали появляться внедорожники. Они подъезжали к месту нашей стоянки и выстраивались плотным полукругом на краю площадки. Спустя всего пару минут не меньше двадцати мужчин, приехавших в долину Черепов, дружно начали готовиться к традиционному обряду.

– Посиди здесь. – Отец открыл дверь и спрыгнул на землю. Мужские голоса ворвались в салон, но папа тут же захлопнул машину. Было невозможно разобрать, о чем они говорят. Я почувствовал себя отщепенцем, я был для них чужой.

Папа надвинул кепку по самые глаза, застегнул зеленую куртку, надетую поверх толстовки с капюшоном, и направился к последней машине в ряду. Хамара, водитель этой ржавой развалюхи, стоял, заложив большие пальцы за пояс, и смотрел, как другие работают.

Хамара был самым рослым человеком из всех, что я видел в своей жизни, на целую голову выше папы. Половину его морщинистого лица закрывала лохматая борода, а из-под застиранной вязаной шапки торчали длинные седые патлы. Распахнутая камуфляжная куртка и грязный бежевый свитер не скрывали его толстый живот. На ногах у Хамары были высокие резиновые сапоги, а за плечом висело ружье, такое же старое и потрепанное, как и его хозяин.

Папа недолюбливал Хамару, считал его ворчливым старикашкой. Но он был главный старейшина нашей деревни – ничего не поделаешь.

Отец с Хамарой перемолвились о чем-то и одновременно повернулись в мою сторону. По тому, как папа теребил руки, я понял, что он волнуется. В напряженные моменты он начинал ковырять ноготь на большом пальце левой руки. Первый раз я заметил у него эту привычку в больнице, где лечилась мама. Тогда папа до крови содрал кожу у ногтя, но даже не обратил на это внимание.

Хамара просверлил меня своими влажными глазами и, сжав губы, коротко кивнул. Отец постоял еще секунду, посмотрел себе под ноги и направился обратно к нашему внедорожнику.

– Давай, выходи, поможешь мне с палаткой, – сказал он, открывая дверь.

Когда мы закончили ставить палатку, приготовления на площадке уже шли полным ходом. Хамара отдавал указания, и работа спорилась, но никто не шутил и не смеялся. Мужчины говорили шепотом, чтобы не разрушать торжественную атмосферу.

Папа стал помогать Эфре колоть сосновые чурбаки на дрова и разжигать костер, который они окружили камнями от ветра. Кто-то ставил палатки, кто-то возился в своих домах на колесах. Несколько мужчин начали зажигать факелы и расставлять их по периметру, хотя до темноты было еще далеко.

Долина Черепов лежала за границей Полярного круга высоко в горах, поэтому весной здесь было по-зимнему холодно. Укутанные в свитера и теплые куртки, мужчины выглядели крупнее, чем на самом деле. И хотя я виделся с ними каждый день, сейчас они казались мне страшными косматыми дикарями, только что вышедшими из леса. У каждого из них за спиной была винтовка, а на поясе висел нож.

Я был здесь не единственным мальчишкой, но все ребята были немного старше меня. Все они держались поодаль. Ялмар и Онни, мои друзья, только улыбались и кивали, когда мне удавалось поймать их взгляд. А Ристо и Броки со своей компанией все время поглядывали в мою сторону, шептались и угрожающе водили по горлу воображаемым ножом.

Натянув шерстяную шапку, я пошел к прицепу, делая вид, что хочу проверить квадроцикл. Мы с папой основательно подготовились, и я знал, что на сиденье лежат все необходимые вещи и что наш вездеход на ходу. Но других идей, как скоротать время, у меня не было. Я боялся, что с минуты на минуту Хамара поставит меня перед толпой собравшихся и мне придется лицом к лицу встретиться со своими страхами.

Мои мысли прервал громкий хлопок. Я вскочил и посмотрел на помост. Резкий звук выстрела эхом прокатился по долине Черепов и растворился в горах.

На алтаре стоял Хамара с ружьем в правой руке. Он поставил приклад на бедро так, что дуло смотрело в небо. В левой руке он держал большой охотничий лук. Снизу лук казался просто огромным и походил на доисторическое лесное чудище.

Все прервали свои дела и подняли головы на старейшину. Он пальнул еще раз. Ружье подскочило от отдачи, но Хамара остался неподвижен. Когда второй выстрел заглох, он прокричал одно слово: «Оскари!»

Мое сердце перестало биться, и все внутри сжалось.

Папа закинул последнее полено в костер и поспешил в мою сторону, показывая пальцем на квадроцикл. Остальные направились к помосту.

– Берегись медведей, – сказал Деви и тяжело хлопнул меня по спине. Он был отцом Броки, так что я ненавидел Деви не меньше, чем его сыночка. От удара я пошатнулся, налетел на квадроцикл и упал на руки. Повернувшись, я увидел, что к Деви подошел мой папа с топором наперевес.

– Ты чего, – Деви отгородился от него ладонью. – Да я просто удачи ему пожелал.

Отец подошел вплотную к моему обидчику. Он смотрел Деви в глаза и сжимал топор с такой силой, что на руке побелели суставы.

– Пап, все нормально, – сказал я, вытирая руки о штаны, – правда.

Отец шумно дышал, не отрывая глаз от Деви.

– Ты слышал сына? С ним все в порядке. – Деви попятился.

Папа стиснул зубы и покачал головой. На секунду мне показалось, что сейчас будет драка, но тут раздался еще один выстрел, и Хамара снова прокричал мое имя.

– Не заставляй себя ждать, – хмыкнул Деви в мою сторону.

Папа обуздал гнев и подошел ко мне.

– Слезай давай.

Опуская борт прицепа, он процедил в сторону Деви, шагающего к платформе:

– Даже не думай о нем, он никто.

«Как и я», – пронеслось у меня в голове, когда я взбирался на скрипучее седло квадроцикла. Мне было страшно, я чувствовал себя таким маленьким, что хотелось одного – побыстрее отсюда уехать.

– Давай же, Оскари, поторопись. Все ждут. И не забудь сделать все так, как я велел.

– Хорошо, пап. – Я завел квадроцикл и, нажав на рычаг газа, начал аккуратно спускаться с прицепа.

– Быстрее.

Я с усилием надавил пальцем на рычаг, квадроцикл накренился назад и резко съехал вниз. На секунду я потерял управление и влетел в лужу грязи. Колеса увязли в размытой дождем земле и беспомощно закрутились, выпуская фонтан коричневых брызг. Со всей силой я вдавил газ, чтобы выбраться из лужи. Мотор взревел, но колеса только сильнее увязли.

– Господи, Оскари! – Папа бросился ко мне, чтобы выключить двигатель. – Сколько раз я тебе… – Он прервался, закрыл глаза и глубоко вздохнул. Потом посмотрел на меня и продолжил: – Сколько раз тебе надо повторять? Если разгонишься слишком сильно, придется распрощаться с квадроциклом. Мне не починить спаленный мотор, а новый квадр мы не можем себе позволить. Аккуратнее езди, ты за этот квадроцикл головой отвечаешь.

– Так случайно получилось, – ответил я, слезая на землю.

Папа опять тяжело вздохнул:

– Ладно… просто покажи им, на что ты способен. – Он неловко улыбнулся и, взявшись за руль, помог вытащить квадроцикл.

Я оглянулся на усыпанную черепами площадку. Казалось, их мертвые голоса шептали с высоты своих палок: «Ты провалишь испытание, провалишь».

Ветер подергивал пламя факелов. На помосте все так же стоял Хамара с обрезом в одной руке и луком в другой. Недвижим, как божество в ожидании жертвоприношения. Все остальные смотрели на нас с папой. Когда я снова влез на квадроцикл, раздался смех. Стиснув зубы, я сделал вид, что ничего не слышал. Проезжая через толпу, я пытался представить, что на площадке нет ничего, кроме шуршащего под колесами гравия.

– Эй, Оскари. Если повезет, наберешь на болоте клюквы, – прокричал Ристо.

– А если и ягод не найдешь, принеси хоть лосиного помета, – добавил Броки. Послышались сдавленные смешки.

– И кроличьих горошков захвати! – сказал еще кто-то.

Уверенно смотря вперед, я пропускал их уколы мимо ушей. Я убеждал себя, что еще задам им жару. У меня в кармане лежала папина карта, на которой была отмечена поляна, полная дичи. Я представлял, как принесу невероятных размеров оленя и все заберут свои слова обратно. Но как я ни старался, храбрости и силы мне эти мысли не прибавляли.

Приближаясь к платформе, я увидел, что ее подпирают не только валуны, но сотни, тысячи черепов (все как рассказывали Ялмар и Онни). Кости были желтые и коричневые, совсем древние. Огонь освещал острые зубы и пустые глазницы черепов – адское зрелище.

Подъехав вплотную к помосту, я остановился и заглушил мотор. В ужасе от предстоящего я помедлил несколько секунд, потом слез с квадроцикла и под взглядами сотен черепов взобрался по деревянной лестнице.

Встав рядом с Хамарой, я посмотрел на серьезные лица стоящих внизу мужчин. Все казалось размытым, перед глазами прыгали искры, и я не мог никого толком разглядеть.

Сердце колотилось как отбойный молоток.

Бум. Бум. Бум.

В животе потяжелело, и меня всего скрутило как в тот раз, когда я съел что-то не то и меня всю ночь выворачивало наизнанку.

Потом я увидел в толпе Ялмара, моего друга. Он поднял вверх большой палец. Папа уверенно кивнул. Ободренный, я повернулся к Хамаре.

Он поглядел на меня долгим холодным взглядом. Мне показалось, что Хамара собирается молчать и бездействовать еще целую вечность. Но вот он поднял левую руку и протянул мне традиционный охотничий лук.

Я с трудом проглотил слюну и взялся за лук. Хамара не разжимал пальцы. Я посмотрел на лук, потом на старейшину и дернул что было сил. Хамара сузил глаза и разжал кулак.

Все зашушукались. Кто-то что-то брякнул, и толпа содрогнулась от смеха.

Лук, который мне дали, был даже больше папиного, почти с меня ростом. Когда я поставил его рядом, одним концом он достал мне до подбородка. Древесина была тяжелая и холодная, но рукоять еще хранила тепло рук Хамары. Обычно традиционный лук нашей деревни хранился в Охотничьем домике, из него стреляли только во время Испытания. Это было древнее оружие, которое делало из мальчишки настоящего охотника. Не одну сотню лет жители нашей деревни доказывали свое мужество, добывая трофеи с помощью этого лука. Из него папа выпустил смертоносную стрелу в огромного медведя.

Теперь настал мой черед показать, чего я стою.

Много дней подряд я готовился к сегодняшнему событию. До боли в руках и мозолей на пальцах я тренировался стрелять из больших луков. Все, чтобы оказаться на этом месте.

«Успокойся, – говорил я себе. – Успокойся». Я зажмурился, потом обвел толпу глазами и занял устойчивую позу, которую показал мне отец. Крепко взяв лук в левую руку, я вдохнул и поднял его перед собой. Пальцы сжали скрученную кожу, и я начал натягивать тетиву.

Лук скрипнул и изогнулся под моим напором. Я держал его несгибаемой твердой рукой и тянул все сильнее.

Оказалось, это не так сложно, как я думал. Значит, часы тренировок не прошли даром. У меня все получалось. Сейчас всем придется признать, что они меня недооценили.

Я натянул тетиву почти до самого носа, как вдруг лук стал мне сопротивляться. Сколько я ни старался, он не поддавался. От моих усилий не было проку – тетива не натягивалась. Руки заныли. Я ощутил жжение в кисти, потом свело всю руку до плеча, потом задрожал лук. Меня охватил ужас: я был слишком слабый.

Посмотрев вниз, я поймал взгляд отца. Он сжимал медвежий клык, на его лице читались жалость и стыд. Эта картина придала мне сил, я знал, что не должен подвести папу, что надо всем доказать…

С неистовой силой я рванул тетиву и дотянул ее еще на сантиметр, до самого кончика носа. Но этого было недостаточно. Тетива должна коснуться щеки. Надо тянуть, тянуть.

Тут я понял, что проиграл этот бой.

Глаза наполнились слезами. Руки тряслись, все мышцы болели – я больше не мог держать лук. Папа пристыженно склонил голову.

Тетива ослабла, я опустил руки.

Несколько мальчишек сдавлено хихикнули, мужчины стали молча переминаться с ноги на ногу. Случилось самое ужасное – я оказался таким хилым, что даже не сумел натянуть тетиву лука. Что было говорить об охоте на дикого зверя? Какое испытание мог приготовить лес пареньку, не способному удержать оружие?

Глядя мне прямо в глаза, Хамара снял шапку и смял ее в руке. Он покачал головой и стал всматриваться в лица стоявших внизу мужчин, пока не встретился взглядом с моим отцом. Главный старейшина выставил руку вперед и повелительным жестом велел папе подняться.

Он взошел на помост. Следом поднялись Зифонен и Ристи, два других старейшины нашей деревни. Они были такие же грубые и матерые, как Хамара, тоже с седыми бородами и тяжелыми мешками под глазами. Они подошли к Хамаре, даже не взглянув на меня, будто я был пустым местом.

– Что будем делать? – спросил Хамара. – До этого всем удавалось натянуть тетиву.

– Пускай едет домой. – У Ристи был грубый прокуренный голос, а на белой бороде желтели пятна от табака.

– Черта с два! – рявкнул отец. – Он никуда не поедет.

– Уже были исключения, – Хамара опустил глаза и почесал в затылке. – Сын Кузисто не проходил испытание.

– Да, потому что он в инвалидном кресле, – ответил папа. – Он даже лук в руках не держал. Это не наш случай.

Хамара нахмурился:

– Может, так даже и лучше. Твой сын недостаточно силен. Если он сейчас отправится домой, то завтра не будет плакать на глазах у всей деревни.

– Оскари не плачет, – парировал отец. – А если вы отправите его домой, это не спасет его от позора.

– Его или тебя? – Хамара заглянул папе в лицо.

Папа посмотрел на него так, словно хотел ударить:

– Он остается. Ты должен дать ему шанс. Он как проклятый практиковался в стрельбе. И не забывай, кто его учитель. Я в тринадцать лет добыл медведя.

– Оскари – не ты.

– Он – мой сын.

Мужчины замолчали и повернулись в мою сторону. Я вытер рукавом нос и выпрямился.

Хамара снова покачал головой и громко вздохнул:

– Если он заблудится, я его искать не пойду.

– Он не заблудится, – сказал папа. – Он умный парень. Просто произнеси свою речь, и пускай едет.

Хамара задержал на мне взгляд, потом посмотрел на Зифонена и Ристи – они пожали плечами. Тогда он кивнул, надел шапку и сказал:

– Хорошо. Традиция есть традиция.

Папа плюнул в ладонь и протянул ее Хамаре. Он помедлил, затем тоже поплевал на ладонь и ответил рукопожатием. Мужчины стиснули руки с такой силой, будто хотели переломать друг другу кости.

На прощание папа крепко сжал мое плечо. Спустившись вместе с остальными вниз, он оставил меня один на один с Хамарой.