Текст книги "Утеха падали"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 72 страниц)

Глава 7

Чарлстон

Среда, 17 декабря 1980 г.

Поначалу шерифу Джентри ужасно понравилось, что за ним следят. Насколько он мог помнить, за ним никто никогда не следил. Сам же он достаточно времени проводил за этим занятием. Только вчера он поехал за психиатром Ласки, понаблюдал, как тот забрался в дом Фуллер, потом терпеливо ждал в «Додже» Линды-Мей, пока Ласки и эта девушка, мисс Престон, пообедают, а потом провел большую часть ночи в районе Сент-Эндрюс, попивая кофе и наблюдая за домом Натали. Ночь была чертовски холодная и прошла совершенно впустую. Рано утром он снова проехал мимо того дома в собственной машине; взятая напрокат «Тойота» психиатра все еще стояла у крыльца. Какая между ними связь? Джентри догадывался, что Ласки в этом деле очень важная фигура; эта догадка родилась у него еще во время их первого телефонного разговора, а теперь она быстро перерастала в уверенность и не давала ему покоя, зудела между лопатками, там, где невозможно почесать спину. Джентри уже знал по опыту, что эта штука – одна из важнейших составляющих в репертуаре хорошего полицейского. Вот он и отправился вчера следить за Ласки. А теперь, оказывается, следят за ним самим – за Бобби Джо Джентри, шерифом графства Чарлстон.

Поначалу он не мог в это поверить. Сегодня утром он встал, как всегда, в шесть часов, чувствуя усталость от недосыпа, от слишком сильных доз кофеина в предыдущий день, и проехал к дому Престон в Сент-Эндрюс, – проверить, там ли провел Сол Ласки остаток ночи. Потом он остановился у закусочной Сары Диксон на Риверс-авеню, съел пончик и отправился на Хэмптон-парк побеседовать с миссис Луэллин. Муж этой женщины уехал из города четыре дня назад, в ту ночь, когда произошли убийства в «Мансарде», и погиб в автомобильной катастрофе в Атланте, рано утром в воскресенье. Когда полицейский штата Джорджия телефонным звонком сообщил ей, что она вдова, что ее муж врезался в опору путепровода на скорости свыше восьмидесяти пяти миль в час на объездном пути 1-285 недалеко от Атланты, миссис Луэллин не нашла ничего лучшего, как спросить: «А что Артур делал там, в Атланте, скажите на милость? Ведь он только поехал купить сигару и воскресную газету».

Джентри считал, что вопрос задан по делу. Но он так и не получил на него ответа, проведя полчаса со вдовой в ее кирпичном доме. И вот тогда Джентри заметил зеленый «Плимут», стоявший за полквартала от его машины, в тени высоких деревьев, нависающих над улицей.

Первый раз он засек его, когда отъезжал от закусочной. Поначалу он обратил внимание на номерные знаки штата Мэриленд. Из своей многолетней практики Джентри уже усвоил, что полицейские становятся буквально одержимыми, обязательно замечая мелочные детали, которые оказываются абсолютно бесполезными. Шериф сел за руль своей патрульной машины, стоявшей перед домом Ауэллинов, поправил зеркальце заднего вида и внимательно посмотрел на «Плимут», припаркованный чуть дальше. Точно, машина была та же самая. На ветровом стекле играли отсветы, и он не мог увидеть, сидит ли кто-нибудь внутри. Джентри пожал плечами, включил мотор и поехал прямо, потом свернул налево у первого же знака «стоп». «Плимут» начал двигаться за какое-то мгновение до того, как машина Джентри исчезла из виду. Шериф еще раз свернул налево и покатил на юг, пытаясь решить: вернуться ли ему в муниципальное здание и заняться кое-какими бумагами либо снова поехать в Сент-Эндрюс. Зеленый «Плимут» по-прежнему держался за ним, пропустив вперед две машины.

Джентри ехал медленно, постукивая по баранке своими большими красными пальцами и потихоньку насвистывая мелодию в стиле «кантри». Слушая вполуха хрипение полицейского радио, он перебирал в уме причины, почему кто-то мог его преследовать. За исключением нескольких воинственных типов, которых он засадил в тюрьму за последние два года, ни у кого, насколько он знал, не было повода сводить счеты с Бобби Джо Джентри, и уж тем более никакого резона тратить время, мотаясь за ним по улицам. Джентри подумал: уж не шарахается ли он от призраков? В Чарлстоне наверняка не один зеленый «Плимут». «С номерами Мэриленда?» – иронически усмехнулось его второе "я" – умудренный опытом полицейский. Джентри решил вернуться в контору окружным путем.

Он повернул налево, на Кэннон-стрит, где было оживленное движение. «Плимут» не отставал. Если бы Джентри не знал, что «Плимут» там, он бы ни за что его сейчас не засек. Преследователь выдал себя лишь потому, что маленькая боковая улочка близ Хэмптонпарка была абсолютно пуста. Джентри выехал на шоссе 26, между двумя штатами, проехал больше мили на север, потом покатил по узким улочкам на восток, в сторону Митинг-стрит. «Плимут» по-прежнему маячил позади, прячась за другими машинами там, где это было возможно, и сильно отставая, когда шоссе пустело.

– Ну и ну, – пробормотал шериф Джентри. Он продолжал двигаться по направлению к району Чарлстон-Хайтс, оставляя справа военно-морскую базу. Сквозь паутину подъемных кранов видны были серые громады кораблей. Джентри повернул налево, на Дорчестер-Роуд, а потом снова выехал на 1-26, на сей раз направляясь на юг. «Плимут» вроде исчез. Джентри собрался съехать с шоссе у центра города и списать всю эту историю на счет детективов, которых он насмотрелся по кабельному телевидению, когда позади, в полумиле от него, огромный трейлер перешел с одного ряда в другой и Джентри вновь на мгновение увидел капот зеленого цвета.

С шоссе он вернулся к узеньким улочкам вблизи здания муниципалитета. Потихоньку начал накрапывать дождь. Водитель «Плимута» включил дворники одновременно с шерифом. Джентри прикинул, какие же законы здесь нарушены, но вот так, сразу, не мог ничего придумать. «Ну ладно, – подумал он, – самое главное теперь: как избавиться от „хвоста“ ?» Ему живо представились все эти погони с визжащими тормозами на бешеной скорости, которые он видел в кино. Нет уж, спасибо. Затем он попытался вспомнить детали шпионского искусства из бесчисленных детективов, которыми он когда-то увлекался, но в голову не приходило ничего, кроме каких-то кадров с человеком, перебегающим из поезда в поезд в московском метро. Дело еще осложнялось тем, что Джентри ехал в своей коричневой патрульной машине, на которой по обеим сторонам крупными буквами было написано: ШЕРИФ ГРАФСТВА ЧАРЛСТОН.

Он понимал, что ему достаточно сказать несколько слов по радио, объехать пару раз квартал, и восемь полицейских машин графства плюс половина патрульных с шоссе встретят этого красавчика на следующем же перекрестке. Ну, а дальше что? Джентри представил себе, как его вызывают к судье Трэтору по обвинению в незаконном задержании приезжего из другого штата, который пытался найти паром к форту Самтер и решил просто следовать за местным констеблем.

Самое разумное в данной ситуации – и Джентри это хорошо знал – было переждать. Пусть этот олух ездит за ним сколько угодно – дни, недели, месяцы, – пока Джентри не сообразит, в какую игру тот играет. Этот парень в «Плимуте» – если это был парень – мог оказаться судебным исполнителем, репортером, закоренелым «свидетелем Иеговы» или членом новой губернаторской команды по борьбе с коррупцией. Джентри был абсолютно уверен: самое разумное, что он мог сейчас сделать, – это вернуться в контору и заняться своими делами, и пусть все образуется само по себе.

– А-а, ч-черт, – выругался Джентри. Он никогда не отличался особым терпением. Круто развернув машину на мокром асфальте и одновременно включив мигалку и сирену, он рванул назад по узкой улице с односторонним движением прямо в лоб приближающемуся «Плимуту». Правой рукой он отстегнул ремешок, удерживающий в кобуре его собственный, не казенный пистолет. Затем оглянулся назад, дабы убедиться, что его резиновая дубинка лежит на сиденье, там, где он ее обычно держал. Потом он еще поддал газу и надавил на клаксон, чтобы было совсем уж весело.

Даже радиатор приближающегося «Плимута», казалось, изумился такому обороту. Джентри различил теперь, что в машине всего один человек. Преследователь метнулся вправо, но Джентри попытался отсечь ему путь. Тогда «Плимут» сделал финт, притворившись, что хочет протиснуться по дальней стороне улицы слева, а сам зарулил на тротуар и попробовал с ускорением проскочить мимо машины шерифа. Джентри крутанул руль влево, удар тряхнул машину о бордюр; он был готов к столкновению лоб в лоб.

«Плимут» пошел юзом, сшиб правым крылом несколько мусорных ящиков и врезался боком в телеграфный столб. Шериф резко тормознул перед радиатором «Плимута», из которого поднимался пар, и удостоверился, что стоит правильно: в таком положении «Плимуту» отсюда не выбраться. Затем он вылез из машины, быстрым движением расстегнул кобуру под мышкой и сжал в левой руке резиновую дубинку.

– Позвольте взглянуть на ваши водительские права, сэр, – обратился Джентри к мужчине с бледным и худым лицом. «Плимут» ударился о телеграфный столб довольно крепко: правую дверь заклинило, водителя тоже тряхануло как следует. Он опустил на руль голову с залысинами. На вид ему было лет сорок пять. Одет в темный костюм, белую рубашку и узкий галстук времен Кеннеди – так, во всяком случае, показалось Джентри.

Шериф внимательно следил, как водитель «Плимута» вытаскивает бумажник.

– Теперь пожалуйста, достаньте ваши права из бумажника, сэр.

Тот помедлил, моргнул и отвернулся, чтобы выполнить просьбу.

Джентри быстро шагнул вперед и левой рукой открыл дверцу; дубинка теперь висела у него на кисти, а правую руку он снова положил на рукоятку своего «люгера».

– Сэр, пожалуйста, выйдите из... А-а, ч-черт! Водитель резко повернулся; пистолет в его руке уже поднимался к лицу шерифа. Джентри обрушил в открытую дверь все свои сто двадцать килограммов, пытаясь в броске дотянуться до кисти противника. Раздались два выстрела, первая пуля просвистела мимо уха Джентри и пробила крышу «Плимута», вторая попала в ветровое стекло, превратив его в припудренную паутину. Джентри наконец удалось ухватить стрелка за кисть обеими руками, и некоторое время они барахтались на переднем сиденье, как пара сопливых влюбленных, тискающихся в укромном месте. Оба они задыхались, хрипло дышали. Дубинка Джентри застряла в рулевом колесе, и «Плимут» взревел, как животное, раненное в брюхо. Водитель потянулся к лицу шерифа и попытался выцарапать ему глаза, но Джентри, набычив свою массивную голову, ударил его раз, и два; на третьем ударе он почувствовал, что противник обмяк. Пистолет выпал из его руки, ударился о руль, потом о ногу Джентри и скатился на тротуар. У Джентри, с его врожденной реакцией охотника, мелькнуло опасение, что от удара пистолет выстрелит и разрядит пол-обоймы ему в спину, но ничего такого не случилось.

Подавшись назад, Джентри вытащил водителя следом за собой из машины. Схватив его за шиворот, он глянул, где пистолет, – тот лежал поблизости, под машиной, – и отшвырнул водителя метра на три, шмякнув его об асфальт. Когда тот вскочил, шериф уже прочно держал в руке тяжелый «люгер», который подарил ему дядя, выйдя на пенсию.

– А ну, не двигаться! Не шевелиться, тебе сказано! – приказал Джентри.

Из магазинов и лавок выскочила дюжина зевак. Джентри удостоверился, что никто из них не находится на линии огня – за водителем не было ничего, кроме кирпичной стены. С какой-то тошнотворной ясностью до него внезапно дошло, что он готовится застрелить этого бедного сукина сына. Джентри никогда еще не приходилось стрелять в человека. Вместо того чтобы взять пистолет в обе руки и широко расставить ноги, как его учили, он стоял выпрямившись, согнув руку в локте и подняв ствол вверх. Капли дождя мягко падали на его раскрасневшееся лицо. – Бой закончен, – тяжело дыша, выговорил он. – Расслабься, парень. Давай-ка обсудим это дело.

Но тут этот, с залысинами, выхватил из кармана нож. Щелкнув, лезвие выскочило из рукоятки. Слегка пригнувшись, преступник распределил вес тела на обе ноги и широко растопырил пальцы левой руки. Шериф с сожалением отметил, что противник держит нож как профессионал, очень опасно; большой палец упирался в рукоятку над лезвием. Нож в его руке короткими, плавными движениями заходил из стороны в сторону. Джентри ногой отбросил пистолет еще дальше под «Плимут» и сделал шага три назад.

– Кончай, парень, – спокойно предложил он. – Убери нож. – Джентри понимал, что пять метров, разделяющие их, можно преодолеть очень и очень быстро. Он также отдавал себе отчет в том, что если метнуть нож с такого расстояния, он может быть так же опасен, как и пуля. Но он также помнил, какие дыры оставляет «люгер» в мишени на расстоянии сорока метров. Ему и думать не хотелось, что могут сделать пули калибра 0.357 с пяти метров.

– Убери, – повторил Джентри. Он говорил теперь монотонным голосом, в котором не было угрозы, но который не допускал каких-либо возражений. – Давай-ка расслабимся на минутку и обсудим все. – Водитель не сказал ни слова, не издал ни одного звука с того момента, когда Джентри подошел к «Плимуту» – если не считать стонов и кряхтения. Но теперь сквозь стиснутые челюсти послышался какой-то странный свист, словно пар из чайника. Противник снова стал поднимать нож.

– Замри! – Джентри вскинул пистолет, по-прежнему одной рукой, целясь в середину узкого галстука. Если он замахнется, чтобы метнуть нож, Джентри придется стрелять. Палец его уже нажал на спусковой крючок, еще немного – и курок будет взведен.

В это мгновение Джентри увидел нечто такое, от чего его сильно бьющееся от напряжения сердце замерло, будто парализованное. Лицо водителя «Плимута» мелко задрожало, даже не задрожало, а поплыло, как неплотно прилегающая резиновая маска, натянутая на более твердую основу. Зрачки расширились, словно от удивления или страха, и заметались в панике, как какие-то крохотные животные. На какое-то мгновение шерифу показалось, что сквозь это худое лицо проступил образ другого человека, в загнанных глазах мелькнуло выражение абсолютного ужаса и смятения, но затем мускулы лица и шеи застыли, словно маску натянули плотнее. Лезвие все поднималось, дойдя до подбородка, – достаточно высоко, чтобы точно метнуть нож.

– Эй! – крикнул Джентри и снял палец с крючка. И тут водитель «Плимута» погрузил лезвие в собственное горло. Он не вонзил, не ткнул, не полоснул себя по горлу, а именно погрузил пятнадцать сантиметров стали в собственную плоть, как хирург, который делает на операции первый надрез, или как кто-то втыкает нож в арбуз, прежде чем начать резать его на куски. Затем он провел лезвием слева направо во всю ширину шеи, медленно, уверенно и с большой силой. «Харакири» по горлу...

– Бог ты мой! – прошептал Джентри. Кто-то в толпе завизжал.

Кровь заструилась по белой рубашке мужчины, будто лопнул шар, наполненный красной краской. Самоубийца еще успел вытащить окровавленное лезвие и – это было просто невероятно – продолжал стоять еще несколько мгновений, расставив ноги, без всякого выражения на лице, покуда кровь заливала его торс, а потом с отчетливо слышным звуком начала капать на мокрый асфальт. Затем он рухнул навзничь; его ноги конвульсивно дернулись и замерли.

– Не подходить! – рявкнул Джентри зевакам и кинулся вперед. Тяжелым ботинком он придавил правую кисть водителя, а дубинкой откинул нож. Голова самоубийцы запрокинулась назад; края красного разреза на горле разошлись, и это походило на непотребную ухмылку акулы. Джентри увидел разорванные хрящи и иззубренные концы серых нитей, но потом кровь хлынула снова. Грудь человека заходила ходуном в агонии: вверх, вниз; легкие наполнились.

Джентри подбежал к своей машине и вызвал «скорую». Потом он снова крикнул толпе, чтобы они не подходили, и пошарил дубинкой под «Плимутом», доставая пистолет. Это был девятимиллиметровый «браунинг» с каким-то особым магазином, в два ряда, отчего он казался чертовски тяжелым. Шериф нашел предохранитель, щелкнул им, сунул пистолет себе за пояс и, подойдя к мужчине, опустился рядом с ним на колени.

Водитель перекатился на правый бок, подтянул колени к животу; руки его были плотно прижаты к телу, кулаки сжаты. Кровь уже образовала лужу больше метра шириной, и с каждым медленным ударом сердца ее выливалось все больше и больше. Джентри стоял на коленях в крови и пытался закрыть рану голыми руками, но разрез был слишком широк, а края рваные. Через несколько секунд рубаха его пропиталась кровью. Глаза мужчины приняли тот остекленевший, неподвижный вид, который Джентри слишком часто видел у трупов.

Рваное дыхание и клокотание прекратились как раз в тот момент, когда вдалеке послышалась сирена приближающейся «скорой помощи».

Джентри отошел назад и вытер руки о штаны. Во время стычки бумажник водителя каким-то образом оказался на тротуаре; Джентри наклонился и поднял его. Послав к чертям правила обращения с вещественными доказательствами, он открыл бумажник и быстро обшарил все отделения. В бумажнике было девятьсот долларов наличными, небольшая фотография шерифа Бобби Джо Джентри – и ничего больше. Ни водительских прав, ни кредитных карточек, ни семейных фотографий, ни карточки социального обеспечения, ни визиток, ни старых квитанций – ничего.

– Эй, кто-нибудь! Скажите, что здесь происходит? – прошептал Джентри. Дождь прекратился. Тело водителя неподвижно лежало рядом. Худое лицо его стало таким белым, словно из воска. Джентри потряс головой и обвел невидящим взглядом толпу зевак, вытягивающих шеи, направляющихся к нему полицейских и санитаров. – Кто-нибудь мне скажет, что здесь происходит? – закричал он. Ему никто не ответил.

Глава 8

Байриш-Айзенштейн

Четверг, 18 декабря 1980 г.

Тони Хэрод и Мария Чен выехали из Мюнхена и направились на северо-восток, мимо Деггендорфа и Ре-гена, в глубь лесистой и гористой местности Западной Германии поблизости от чешской границы. Хэрод гнал взятый напрокат «БМВ», проходя на высоких оборотах скользкие от дождя повороты; машина шла юзом, но он ее контролировал, быстро увеличивая скорость до ста двадцати километров на прямых отрезках дороги. Даже эта работа и сосредоточенность не могли пересилить того напряжения от долгого перелета, которое не покидало его тело. Во время этого бесконечного полета он много раз пытался заснуть, но ни на секунду не мог забыть, что запечатан в хрупкой герметичной трубе, висящей высоко, в тысячах метров, над холодной Атлантикой. Хэрод вздрогнул, включил радиатор и обошел еще два автомобиля. Они поднялись в более гористую местность, здесь на полях белым ковром лежал снег; снежные сугробы высились по обочинам дороги.

Двумя часами раньше, когда они только выбрались из Мюнхена и помчались по забитой транспортом автостраде, Мария, рассматривая дорожную карту, сказала:

– А тут недалеко Дахау. Всего в нескольких милях.

– Ну и что? – буркнул Хэрод.

– Это место, где располагался один из тех лагерей, – ответила она. – Куда ссылали евреев во время войны.

– Все это древняя история, ну ее на хрен.

– Не такая уж древняя, – заметила Мария. На повороте, помеченном номером 92, Хэрод съехал с автострады и попал на другую, такую же загруженную. Маневрируя, он пробился на левую полосу, на спидометре стрелка показывала около ста километров.

– Ты когда родилась? – спросил он.

– В сорок восьмом.

– Если что-то происходило до твоего рождения, не стоит об этом переживать, – сказал Хэрод.

Мария Чен умолкла, неотрывно глядя на холодную ленту реки Изар. Предвечерний свет потихоньку гаснул в сером небе.

Хэрод бросил взгляд на свою секретаршу и вспомнил, как он познакомился с ней. Это случилось четыре года назад, летом 1976; Хэрод полетел в Гонконг на встречу с братьями Фой по просьбе Вилли – поговорить насчет финансирования очередной киночуши про кунфу. Он рад был выбраться из Штатов в момент, когда истерия по поводу двухсотлетия Независимости достигла пика. Младший из братьев Фой решил сопровождать Хэрода во время ночных развлечений.

Хэрод не сразу сообразил, что дорогой бар в ночном клубе на восьмом этаже высотного здания в Коулуне на самом деле был борделем, а прекрасные, даже шикарные женщины, чье общество доставляло им такое удовольствие – просто проститутками. Как только он понял это, то сразу же потерял интерес и тотчас ушел бы, если бы не необыкновенно красивая девушка, явно смешанной – европейской и азиатской – крови, одиноко сидевшая за стойкой; глаза ее выражали такое безразличие, что его трудно было бы подделать. Когда он спросил Фоя «Две Глотки», кто она такая, толстяк азиат расплылся в улыбке и сказал:

– А-а, очень интересно. Очень печальная история. Ее мать была американская миссионерка, отец – учитель в Китае. Мать умереть вскоре после того, как они приехали в Гонконг. Отец тоже умирает. Мария Чен остаться здесь, очень знаменитая модель, очень дорогая модель.

– Модель? А что она тогда делает тут? Фой пожал плечами и ухмыльнулся; блеснул золотой зуб.

– Она делает многие деньги, но ей надо больше, очень больше. Очень дорогие вкусы. Она хочет ехать в Америку – она американский гражданин, – но не может вернуться из-за дорогих вкусов.

Хэрод кивнул.

– Кокаин?

– Героин, – улыбнулся Фой. – Хотите знакомиться? Хэрод хотел знакомиться. После того как их представили друг другу и они сидели вдвоем у стойки бара, Мария Чен сказала:

– Я знаю про вас. Вы сделали себе карьеру на плохих фильмах и еще более дурных манерах. Соглашаясь, Хэрод кивнул.

– А я знаю все про вас, – сказал он. – Вы – наркоманка и гонконгская блядь.

Он видел, как она размахнулась, чтобы дать ему пощечину, и потянулся щупальцами мозга, пытаясь остановить ее, – но у него ничего не вышло. Удар прозвучал громко, публика в баре замолкла на полуслове и уставилась на них. Когда бар снова загудел, как обычно, Хэрод вытащил платок и приложил ко рту. Кольцо на руке девушки рассекло ему губу.

Хэроду и раньше приходилось сталкиваться с нейтралами – людьми, на которых его Способность совершенно не действовала. Но это случалось редко. Крайне редко. И никогда не случалось так, что он не знал об этом заранее: у него всегда было время приготовиться и избежать болезненных последствий.

– Ну ладно, – сказал он. – Будем считать, что мы познакомились. А теперь у меня к вам деловое предложение.

– Что бы вы мне ни предложили, мне это не интересно.

Говорила Мария Чен вполне искренне, в этом не было сомнения, и все же она осталась сидеть у стойки.

Хэрод кивнул, быстро обмозговав ситуацию. Уже несколько месяцев он испытывал некое беспокойство, работая с Вилли. Старик редко пользовался своей Способностью, но когда он делал это, становилось ясно, что он был гораздо сильнее Хэрода. Хэрод мог потратить месяцы и даже годы, тщательно программируя помощника, но он не сомневался, что Вилли сделает это за несколько секунд. Хэрод испытывал постоянную и всевозрастающую тревогу с тех пор, как этот чертов Клуб Островитян заставил его сблизиться с этим кровожадным стариком. Если Вилли что-нибудь узнает, он воспользуется любым способом, чтобы...

– Я предлагаю вам работу в Штатах, – сказал Хэрод. – Вы будете моим личным секретарем и исполнительным секретарем кинокомпании, которую я представляю.

Мария Чен холодно посмотрела на него. В прекрасных карих глазах – никакого интереса.

– Пятьдесят тысяч долларов в год, – продолжил Хэрод, – плюс разные льготы. Она и глазом не моргнула.

– Я зарабатываю здесь, в Гонконге, гораздо больше. Зачем мне менять карьеру модели на секретарскую работу, с меньшей оплатой? – Слово «секретарскую» она произнесла с ударением и было ясно, что это предложение не вызывает у нее ничего, кроме презрения.

– Я упомянул льготы, – сказал Хэрод. Мария Чен ничего не ответила, и он тихо добавил:

– Постоянный источник того... что вам нужно. И вам никогда больше не придется самой заниматься покупкой.

В этот момент Мария Чен моргнула-таки. Самоуверенность слетела с нее, как сорванное покрывало. Она опустила глаза и смотрела теперь на свои руки.

– Подумайте об этом, – бросил на ходу Хэрод. – Я буду в отеле «Виктория и Альберт» до утра вторника.

Она не подняла глаза, когда Хэрод вышел из ночного клуба. Во вторник утром он приготовился к отлету, носильщик уже снес в холл отеля его чемоданы; в последний раз он глянул в зеркало, застегивая свою куртку, когда Мария Чен появилась в дверях.

– Каковы будут мои обязанности, помимо секретарских? – спросила она.

Хэрод медленно повернулся, подавил желание улыбнуться и пожал плечами.

– Все, что я прикажу, – сказал он. Потом все же улыбнулся. – Но не то, о чем вы думаете. Я не нуждаюсь в проститутках.

– У меня есть одно условие. Хэрод молча смотрел на нее.

– В будущем году я хочу... избавиться от этого. – На гладкой коже ее лба выступил пот. – Я хочу... как это говорится? Завязать. Когда я назначу время, вам придется... устроить все, что нужно.

Хэрод подумал несколько секунд. Он не был уверен, что ему будет выгодно, если Мария Чен избавится от своей зависимости от наркотика, но он также сомневался, что она действительно когда-либо попросит его об этом. Ну, а если попросит, тогда он и разберется. А пока у него будет помощником красавица и умница, которую вдобавок Вилли не сможет использовать.

– Согласен, – кивнул он. – Пойдемте решим вопрос с вашей визой.

– В этом нет необходимости. – Мария Чен шагнула в сторону, пропуская его; они пошли к лифту. – Я уже уладила все необходимые формальности.

* * *

Проехав после Деггендорфа километров тридцать, они направились к Регену, средневековому городку в тени скалистых утесов. Когда они спускались по серпантину горной дороги к его окраине, Мария Чен указала пальцем куда-то в сторону деревьев у дороги; фары выхватили из темноты овальную доску, установленную вертикально.

– Ты заметил эти доски? – спросила она.

– Да, – ответил Хэрод, переключая скорость перед крутым поворотом.

– В путеводителе сказано, что на них местных селян носили на кладбище. – На каждой доске написано имя умершего и просьба помолиться за него.

– Мило, – откликнулся Хэрод. Дорога шла через городок. По сторонам мелькали уличные фонари, тусклые в зимнем мраке, мокрая брусчатка на мостовых боковых улицах. Высоко, на покрытом лесом кряже, показалась темная громада какого-то строения, нависающего над Регеном.

– Этот замок когда-то принадлежал графу Хунду, – прочитала надпись Мария Чен. – Он велел закопать свою жену живьем, когда она утопила их ребенка в реке Реген.

Хэрод промолчал.

– Интересная история, правда? – спросила Мария. Хэрод повернул влево, на шоссе 11, ведущее в лесистую горную страну. В свете фар поблескивал снег. Протянув руку, Хэрод взял у Марии Чен путеводитель и выключил свет.

– Сделай милость, – устало бросил он. – Заткнись.

* * *

Хотя они добрались до маленькой гостиницы Байриш-Айзенштейна в десятом часу вечера, комнаты уже ждали их, а в столовой, где едва помещалось пять столиков, все еще подавали ужин. Помещение согревал огромный камин, он же, собственно, и освещал помещение. Они молча поужинали.

Хэроду Байриш-Айзенштейн показался маленьким и заброшенным, насколько он смог его разглядеть, пока они разыскивали гостиницу. Единственная дорога, несколько старых фахверковых домиков в узкой долине между темными горами. Это место напоминало ему какую-то затерянную колонию в горах Катскилл. Знак на окраине городка гласил, что чешская граница – всего в нескольких километрах.

Когда они поднялись в свои смежные номера на третьем этаже, Хэрод сказал:

– Пойду вниз, посмотрю, что у них тут за сауна. Приготовь все на завтра.

Гостиница состояла всего из двадцати номеров, большинство из которых занимали лыжники, приехавшие побродить в окрестностях Большого Арбера – горы высотой тысяча четыреста метров в нескольких милях к северу. Пары три-четыре сидели в небольшой гостиной на первом этаже, потягивая пиво или горячий шоколад и хохоча на добродушный немецкий манер; этот смех всегда казался Хэроду натянутым.

Сауна находилась в подвале; она оказалась всего лишь небольшим чуланом из белого кедра с полками. Хэрод установил нужную температуру, снял одежду в крохотной раздевалке и вошел в раскаленное нутро; на нем было только полотенце. Он улыбнулся, увидав небольшой плакатик на двери – на немецком и английском: ВНИМАНИЮ ГОСТЕЙ: ОДЕЖДА В САУНЕ НЕОБЯЗАТЕЛЬНА. Очевидно, тут бывали американские туристы, которых удивило безразличие немцев к наготе в таких ситуациях.

Он почти заснул, когда в сауне появились две девушки, молодые немки, не старше девятнадцати лет. Войдя, они захихикали и продолжали хихикать, пока не увидели Хэрода. «Guten Abend», – сказала та, что повыше; обе были блондинками, тела прикрывали повязанные вокруг торса полотенца. На Хэроде тоже было полотенце; не говоря ни слова, он посматривал на девиц из-под тяжелых полуприкрытых век.

Хэрод вспомнил, как почти три года назад Мария Чен объявила, что пришло время помочь ей завязать с героином.

– Почему это я должен помогать тебе? – спросил он тогда.

– Потому что ты обещал, – ответила она. Хэрод молча посмотрел на нее, вспоминая все предыдущие месяцы своего сексуального напряжения, холодность, с которой она отталкивала любые попытки сближения, ту ночь, когда он тихо подошел к ее двери и открыл ее. Был уже третий час, но она все еще сидела в постели и читала. Увидев его, она спокойно положила книгу, вытащила револьвер тридцать восьмого калибра из ящика ночного столика и, удобно устроив его у себя на коленях, спросила:

– Тебе что-то нужно, Тони? Он покачал головой и вышел...

– Что ж, обещал так обещал, – сказал Хэрод. – Чего ты от меня хочешь?

Три последующие недели она не выходила из запертой комнаты в подвале. Поначалу она царапала длинными ногтями обивку, которой с его помощью были покрыты стены и дверь. Она визжала, стучала, рвала зубами матрас и подушки, составлявшие единственное убранство комнаты, потом снова кричала. Никто не слышал ее воплей, кроме Хэрода, находившегося в соседнем помещении.

Она не ела ничего из того, что он просовывал ей в небольшое отверстие, прорезанное в двери. Через два дня она уже не вставала с матраса, лежала свернувшись и попеременно то дрожала, то покрывалась потом, то слабо постанывала, то выла нечеловеческим голосом. Хэрод пробыл с ней три дня и три ночи, помогая ей добраться до туалета, когда она могла подняться, а когда же у нее не было сил – он убирал за ней. Спустя две недели Мария проспала сутки; Хэрод вымыл ее, обработал царапины, которые она нанесла себе. Проводя губкой по ее бледным щекам, грудям идеальной формы и бедрам, покрытым пленкой пота, он вспоминал, как смотрел в своем кабинете на ее тело, обтянутое шелком, и жалел, что она – нейтрал.