Текст книги "Мерзость"

Автор книги: Дэн Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Мы посмотрели на Дикона. Его кивок был почти незаметен.

– В ту ночь кислород спас нам жизнь, – сказал он. – Всю ночь, как только холод становился невыносимым, мы начинали передавать друг другу баллон с кислородом, и от нескольких глотков живительного воздуха становилось теплее… эффект был мгновенным. Это позволило нам немного поспать, согреться и пережить худшую ночь, что я когда-либо проводил в горах.

– На следующее утро мы попытались дойти до вершины, – сказал Финч. – Мы покинули палатку в шесть тридцать и начали подъем. Кислородная аппаратура не только не дала нам замерзнуть насмерть той ночью, но и восстановила нашу решимость на следующий день подняться на вершину – или, по крайней мере, на Северо-Восточный гребень. Не забудьте, что это было после рекордных сорока восьми часов на беспрецедентной высоте, почти без еды и с ограниченным количеством воды. Ветер был так силен, что мы даже не могли набрать котелок снега снаружи или разжечь печку. Но кислород позволил нам в тот день все равно пойти на гребень. Со скоростью, о которой я уже говорил, мы поднялись на высоту двадцать пять тысяч пятьсот футов, много часов используя баллоны с кислородом, при скорости подъема шестьсот шестьдесят шесть футов в час – сравните с тремястами шестьюдесятью тремя футами в час у Мэллори и Сомервелла. Почти в два раза больше, джентльмены.

– Хорошо, – сказал я Дикону и Финчу. – Это убеждает даже меня. Мы пойдем с кислородными аппаратами. Как они работают, Финч?

Тот начинает объяснять нам с Жан-Клодом принцип работы кислородного оборудования, обращаясь в основном ко мне, но вдруг прерывает рассказ.

– Это ведь вы будете в экспедиции выполнять обязанности механика, мистер Перри?

– Нет, что вы! – я почти испугался. – Я с трудом могу сменить свечи в машине. Технарь у нас Жан-Клод.

Финч заморгал.

– Как глупо с моей стороны… Возможно, мистер Перри, я предположил, что именно вы являетесь техническим специалистом, поскольку вы очень похожи на Сэнди Ирвина, который отвечал за всю технику в прошлогодней экспедиции Мэллори, даже модернизировал эти кислородные аппараты. Думаю, вы примерно одного возраста… двадцать два? Тот же рост. Тот же вес. Тот же уверенный взгляд. То же атлетическое телосложение человека, который в колледже занимался греблей. Такие же светлые волосы. Такая же улыбка. – Он повернулся к Жан-Клоду. – Pardonnez-moi, monsieur. J'aurais bien vu que vous êtes l'ingénieur du groupe.[34]34
  Извините, месье. Как я понял, вы инженер группы (фр.).


[Закрыть]

– Merci, – кивнул Жан-Клод. – Но боюсь, что я всего лишь любитель, мистер Финч, а не блестящий инженер, которым показал себя месье Ирвин. Мой отец почти всю жизнь работал кузнецом, а незадолго до войны открыл небольшую компанию по производству скобяных изделий. Во время войны компания значительно выросла, и mon рèrе[35]35
  Мой отец (фр.).


[Закрыть] начал выпускать более сложные металлические изделия для армии. Я смотрел… иногда помогал… но я не инженер.

– Полагаю, для вашей группы вы будете инженером, – сказал Финч и поднял тяжелый кислородный аппарат.

Немного помолчав, он начал – как я предполагал – лекцию о работе оборудования.

– Конечно, Ричард это знает, но известно ли вам о разнице в количестве кислорода в воздухе на уровне моря и, скажем, на высоте двадцати восьми тысяч футов?

Я снова почувствовал себя школьником, застигнутым врасплох неожиданным вопросом. И отчаянно пытался вспомнить процент кислорода в воздухе на уровне моря – никаких цифр в голову не приходило, – а также вспомнить уравнение, которое позволит вычислить этот процент на высоте 28 000 футов. Возможно, разделить на 28. Но что разделить?

– На высоте двадцати восьми тысяч футов кислорода в воздухе почти столько же, сколько на уровне моря, – уверенно ответил Жан-Клод.

Что? Мой французский друг явно сошел с ума.

– Очень хорошо, – похвалил Финч. – Ему удавалось избегать нравоучительного тона и говорить нормально. – Но если количество кислорода на разных высотах примерно одинаково, то почему, – он сделал эффектную паузу, – вы легко пробегаете милю по берегу моря, но задыхаетесь и вынуждены останавливаться и хватать ртом воздух, словно рыба, через каждые два шага на высоте двадцати восьми тысяч футов?

– Атмосферное давление, – сказал Жан-Клод.

Финч кивнул.

– Наука практически ничего не знает о физиологии человека на больших высотах, и большая часть наших сведений получена благодаря нескольким исследованиям Министерства авиации Великобритании, проведенным в последние несколько лет – совершенно очевидно, что аэроплан способен за очень короткое время подняться на высоту десять тысяч футов, – а также благодаря экспериментам во время экспедиции на Эверест в двадцать четвертом году. Тем не менее мы знаем, что на высоте выше двадцати тысяч футов нас убивает низкое атмосферное давление – в буквальном смысле убивает нервные клетки мозга, убивает наши органы и обмен веществ, убивает способность рационально мыслить – и, как говорит месье Клэру, происходит это оттого, что низкое давление затрудняет дыхание, ограничивает поступление кислорода в легкие, не дает кислороду проникнуть в мелкие капилляры и сосуды для восстановления красных кровяных телец.

Он поднял выше тяжелый кислородный аппарат.

– Кислород в этих сосудах – во время нашей экспедиции двадцать второго года шерпы остроумно называли его «английским воздухом» – находится под таким давлением, как воздух атмосферы на высоте пятнадцати тысяч футов. Подготовленный альпинист не должен испытывать никаких проблем с дыханием.

Я вспомнил, что высота пика Маттерхорн, на который мы поднимались в июне прошлого года, составляет 14 690 футов. И действительно, никаких трудностей с дыханием у меня не возникало. Воздух, заполнявший легкие, казался немного разреженным и холодным, но был достаточно плотным, чтобы поддерживать усилия, необходимые для восхождения.

Финч подвинул тяжелые баллоны с кислородом, так что они оказались прямо перед ним.

– Это конструкция, которую предоставило нам министерство авиации и которая была изготовлена согласно рекомендациям и разработкам профессора Дрейера. Обратите внимание на прочную стальную раму, в которой крепятся четыре стальных сосуда с кислородом, в каждом из которых воздух сжат до той же степени, что на высоте пятнадцати тысяч футов, как я уже говорил. Тут также имеется множество трубок и несколько регулирующих клапанов – все это хозяйство перекидывается через плечо и висит у альпиниста на груди, где он может возиться с ним, рискуя вообще лишиться кислорода, – и в довершение всего три разных маски, включая мой собственный вариант.

Финч надел лямки рамы для четырех баллонов. Трубки, клапаны и… всякие штуковины… висели у него спереди, как необрезанная пуповина младенца.

– Каждый полный баллон кислорода весит пять и три четверти фунта, – сообщил он. – Вы предпочитаете английские фунты, месье Клэру, или мне перевести в килограммы?

– Мне прекрасно подойдут и фунты, – заверил его Жан-Клод. – И пожалуйста, обращайтесь ко мне по имени.

– Oui, très bien,[36]36
  Да, очень хорошо (фр.).


[Закрыть] – кивнул Финч. – Раз уж речь зашла о метрической системе, то просто для справки – каждый баллон весит более двух целых и шести десятых килограмма. Таким образом, вес всего комплекта составляет чуть больше четырнадцати с половиной килограммов… или тридцати двух фунтов, мистер Перри.

– Джейк, – поправил я.

– Oui, très bien, – повторил он. – Так вот, Джейк… Ричарду очень хорошо знаком вес этого кислородного аппарата. Попробуйте надеть его, а потом передайте Жан-Клоду.

Я взял раму с кислородными баллонам у Финча, просунул руки в широкие лямки и надел. Не зная, что делать со всеми этими регуляторами, трубками и маской, я просто оставил их висеть на груди.

– Не особенно тяжелый. Я носил с собой в два раза большие тяжести на серьезные горы.

– Да, – улыбнулся Финч, – но не следует забывать, что кроме кислородного аппарата у вас будет еще рюкзак или нечто вроде брезентовой сумки. Продукты, одежда, дополнительное альпинистское снаряжение, палатки для высокогорных лагерей… Сколько весит обычная трехместная палатка, Джейк?

– Шестьдесят фунтов.

Улыбка Финча начала казаться мне самодовольной.

– Довольно скоро эти баллоны, которые мы носили на себе в двадцать втором году, сместят ваш центр тяжести назад. И представьте, как вы карабкаетесь по скале со всеми этими клапанами, регуляторами и трубками, которые висят на груди! С этим снаряжением на высоте выше девятнадцати тысяч футов силы у вас закончатся уже через десять шагов.

Жан-Клод принялся ощупывать баллоны с кислородом, расходомерные трубки и всякие регуляторы, словно так мог лучше понять назначение разных частей. Я отступил, освобождая ему место.

– Попробуйте надеть, оба, – предложил Дикон. – Пожалуйста.

Же-Ка поставил аппарат на верстаке вертикально и ловко скользнул в лямки. Потом подтянул выше и закрепил поперечный ремень на груди.

– Ничего страшного, – сказал он. – Мне часто приходилось совершать восхождение с более тяжелым рюкзаком. Но думаю, вы правы насчет центра тяжести.

Затем Жан-Клод удивил меня, поставив ногу на табурет, с помощью одних только рук подтянулся вместе с кислородным аппаратом и встал на колени на прочный верстак. Потом уперся руками в стену, поднялся на ноги и, возвышаясь над нами, сказал:

– Да, карабкаться по голой скале или по льду с этой штукой будет труднее.

Затем спрыгнул с высоты четырех футов на пол с такой легкостью, словно за спиной у него не было тридцати двух фунтов стали и сжатого кислорода.

Когда настала моя очередь, я отрегулировал лямки и поперечный ремень под свой размер, снова затянул их, сделал несколько шагов вокруг верстака и неопределенно хмыкнул. Потом с помощью Же-Ка снял кислородный комплект и осторожно поставил на верстак. Я не был уверен, затруднит ли такой вес мне подъем, но надеялся – хотя и не произнес этого вслух, – что физическая сила и молодой возраст позволят мне делать то, что недоступно 37-летнему Дикону или более хрупкому и легкому Жан-Клоду.

– Тогда перейдем к многочисленным маскам, – сказал Джордж Ингл Финч и подтянул к себе три кислородные маски, лежавшие на верстаке. – Первая получила название «Экономайзер». Она была разработана с учетом того факта, что на высотах Эвереста, в условиях низкого давления, большая часть кислорода, который вы вдыхаете, взбираясь в гору, просто выдыхается обратно – и красные кровяные тельца в вашем организме ничего не получают. Поэтому у маски «Экономайзер» два клапана… – Финч перевернул маску и постучал пальцем по ее сложным внутренностям. – Они пропускают двуокись углерода, а кислород задерживают для повторного использования. Но эти проклятые клапаны замерзают чаще, делая всю маску бесполезной.

Он взял другую маску, более массивную на вид.

– Мы попытались устранить этот недостаток при помощи запасной маски – так называемой стандартной, – изготовленной из упругой меди и обтянутой замшей. Идея заключалась в том, что она эластична и подходит к любому лицу. И, как вы видите, тут нет клапанов… – Он указал на пустое пространство внутри. – Вы регулируете вдох и повторный вдох, просто прикусывая питающую трубку. Проще простого.

– Мэллори ненавидел эту маску, – заметил Дикон.

Финч улыбнулся.

– В самом деле. Не меньше, чем аварийный вариант действий, которому я обучил всех – просто сдернуть маску и дышать прямо из кислородного шланга, как часто делают пилоты Королевских ВВС во время коротких полетов на высоте десять тысяч футов. И он ненавидел и маску, и голую трубку по одной и той же причине – альпинист пускает слюни, как младенец. Потом слюна замерзает. Или стекает по шее и воротнику и опять-таки замерзает.

– А третья маска? – спросил я, указывая на нее.

– Это мой ответ на проблему слюны в стандартной маске, – сказал Финч. – Т-образные стеклянные трубки, похожие на маленькие мундштуки, вместо резиновых шлангов. Они минимизируют слюноотделение и значительно эффективнее возвращают в легкие кислород, который вы выдохнули, не использовав. Хотя существует еще одна проблема, которую обнаружил Джеффри Брюс во время нашего с ним и Ричардом установления рекорда высоты на Северо-Восточном гребне в тысяча девятьсот двадцать втором году…

– Они разбиваются, – сказал Жан-Клод.

– Действительно, – вздохнул Финч. – На сильном холоде стекло становится хрупким и может треснуть… или разбиться… в любом случае кислород перестает поступать к альпинисту. До экспедиций двадцать первого и двадцать второго года ученые, изучающие атмосферу, полагали, что если на высоте – скажем, двадцати семи тысяч трехсот футов, где были мы с Брюсом и Ричардом, когда вышел из строя клапан Брюса, – у альпиниста, который использует баллоны со сжатым кислородом при давлении как на высоте пятнадцати тысяч футов, внезапно прекратится доступ кислорода, то он мгновенно умрет.

– Но никто не умер из-за такой неисправности, – сказал Жан-Клод, явно знавший историю применения кислородных аппаратов в Гималаях.

– Никто. По крайней мере, двое из наших альпинистов и трое носильщиков поднялись до пятого лагеря на высоте двадцать пять тысяч футов на Восточном гребне с неисправными кислородными аппаратами. Но поломка клапана у Брюса в тот день, о котором мы с Ричардом рассказывали, заставила нас троих повернуть назад прежде, чем мы добрались до Северо-Восточного гребня.

– Значит, именно этот вариант маски со стеклянными клапанами мы будем использовать на Эвересте? – спросил я, переводя взгляд с Дикона на Финча.

– Нет, – одновременно ответили они.

Финч подтянул к себе одну из рам для баллонов, прислоненных к заднику верстака. Она была не похожа на остальные.

– Это так называемая пятая модель Сэнди Ирвина, – сказал Финч и постучал пальцем по стальным сосудам. – Вы сами видите разницу.

Выглядел аппарат иначе, но будь я проклят, если понимаю, как… постойте, там в раме три баллона, а не четыре. Я улыбнулся, гордясь своей сообразительностью.

– Тут все по-другому, – сообщил Жан-Клод, проведя руками по раме, баллонам и трубкам. – Начиная с того, что Ирвин перевернул баллоны, так что клапаны находятся внизу, а не наверху.

«Черт побери, – подумал я. – Все верно».

– Ирвин избавился почти от всех трубок, – продолжал Же-Ка, – и здорово упростил этот расходомер, расположив его внизу, в центре рамы, чтобы конструкция получилась более сбалансированной.

Не спросив разрешения, он перевернул разработанный Сэнди Ирвином аппарат.

– Шланг теперь перекидывается через плечо, а не пропускается под мышкой, а потом через все эти клапаны и трубки, болтающиеся на груди. Их теперь нет. Подача воздуха должна улучшиться, а передвигаться станет легче. И весит он меньше.

«Черт побери», – снова подумал я.

– Мистер Ирвин проделал большую часть этой работы, когда еще учился в Оксфорде, – продолжал Финч. – Он отправил предложения по модификации фирме, которая изготавливала аппараты – нашей знаменитой «Зибе Горман», – и почти за год они не сделали ни одной из доработок, которые он предложил.

– Ни одной? – переспросил я.

– Ни одной, – подтвердил Финч. – Они проигнорировали указания – и его, и «Комитета Эвереста» – внести необходимые изменения и поставляли точно такие же неудобные, негерметичные и тяжелые комплекты, которые мы с Ричардом и Брюсом использовали в тысяча девятьсот двадцать втором году. Мой добрый друг Ноэль Оделл, который последним видел Мэллори и Ирвина, идущих к вершине, рассказал мне, что когда девяносто баллонов экспедиции прибыли в Калькутту, пятнадцать оказались пустыми, а двадцать четыре протекали так сильно, что были бесполезны при восхождении. Мистер Ирвин сказал Оделлу, что он, Сэнди, разбил один комплект, когда осторожно извлекал его из упаковки. То же самое обнаружил и я, когда мы добрались до базового лагеря на Эвересте в двадцать втором году, – ни один из десяти поставленных аппаратов не работал. Все паяные соединения протекали, прокладки во время пребывания на большой высоте высохли настолько, что сочленения перестали быть герметичными, а большинство манометров не работали. Кое-что можно было починить – и я исправил все, что смог, – но в целом аппараты «Зибе Горман» оказались просто… мусором.

Жан-Клод отсоединил кислородную маску Ирвина и с громким стуком опустил на верстак.

– А как Сэнди Ирвин сконструировал эту усовершенствованную маску?

Губы Финча снова растянулись в слабой улыбке.

– Он обдумывал конструкцию на протяжении всего трехсотпятидесятимильного перехода, затем в базовом лагере, затем в высокогорных лагерях, и продолжал обдумывать и совершенствовать ее – теми инструментами, которые у него были, – до того утра, когда он и Мэллори вышли из шестого лагеря и пропали.

– Полагаю, что мы получим пятую модель маски Ирвина? – спросил Жан-Клод.

– Да, но модифицированную согласно моим указаниям. И вы получите их не от «Зибе Горман», а от моей швейцарской фирмы. – Улыбка стала чуть шире, почти незаметно. – И я гарантирую, джентльмены, что они изготовлены должным образом, в соответствии с самыми высокими требованиями Сэнди Ирвина, и даже выше.

Дикон шагнул вперед и дотронулся до кислородных баллонов.

– Джордж, вы сказали, что они сделали пару доработок, о которых вы просили.

Финч снова кивнул.

– Я попросил инженеров из Цюриха изготовить раму рюкзака, расходомеры и несколько других элементов аппарата из алюминия, – он произнес это слово на английский манер, – прочного металла, получаемого из бокситовой руды. Я бы хотел сделать из алюминия и кислородные баллоны, но у нас нет оборудования, чтобы присоединять клапаны или штамповать сами баллоны, так что кислород по-прежнему будет храниться в стальных резервуарах. Но с максимум тремя, а не четырьмя баллонами и новыми алюминиевыми элементами вес аппарата будет существенно меньше.

Финч взял еще один кислородный аппарат. Он был очень похож на пятую модель Сэнди Ирвина, но все же… другим.

– Насколько меньше? – спросил Дикон, проводя рукой по алюминиевой раме.

Финч пожал плечами, но в голосе его проступила гордость.

– Он весит чуть больше двадцати фунтов – по сравнению с тридцатью двумя фунтами аппарата «Зибе Горман».

– И еще вы что-то сделали с клапанами маски, – сказал Дикон.

Финч поднял маску своего аппарата. Она выглядела проще всех остальных и казалась эластичной в его покрытой шрамами ладони.

– Я заменил стекло в мундштуках для дыхания и повторного использования кислорода высококачественной резиной, – сказал он. – Мы испытывали эту резину на высотах до тридцати тысяч футов – и при очень сухом воздухе, – и резина не становилась хрупкой и не пропускала газ. Я позволил себе заменить негерметичные прокладки «Зибе Горман» и клапаны высококачественной резиной. – Финч опустил глаза, и его голос звучал смущенно, почти виновато. – У меня не было времени проверить новые компоненты в горах, Ричард. Я хотел… Планировал… Думал, что гребни вдоль Северной стены горы Эйгер могут подойти для тщательной проверки… Не стоит думать, что вы поймете, что все работает, только на Эвересте… Но изготовление новой конструкции заняло столько времени…

Дикон похлопал Финча по спине.

– Благодарю вас, друг мой. Я уверен, что ваши испытания в Цюрихе подтвердили, что заказанная аппаратура будет работать и не потеряет герметичность, как предыдущая. Спасибо за вашу работу и за советы, Джордж.

Финч снова улыбнулся своей слабой улыбкой, кивнул и сунул руки в карманы.

Дикон посмотрел на часы.

– Нам пора идти, если мы хотим успеть на поезд.

– Я провожу вас до Eisenbahn[37]37
  Железнодорожный (нем.).


[Закрыть] вокзала, – сказал Джордж Ингл Финч.

Поезд, разумеется, отправился вовремя. Это же был швейцарский поезд.

Мы с Диконом собирались пересечь Францию до Шербура и отправиться в Англию, чтобы продолжить подготовку к экспедиции. Жан-Клод ненадолго возвращался в Шамони – в основном, как мне казалось, чтобы попрощаться со своей девушкой, на которой собирался жениться, – и должен был присоединиться к нам в Лондоне перед тем, как мы уедем в Ливерпуль, откуда отправимся в Индию. В поезде из Цюриха у каждого из нас будет по два кожаных чемодана, в которых упакованы девять подбитых пухом курток.

Когда мы ждали посадки на поезд, Финч – молчавший весь путь до вокзала – вдруг произнес:

– Я хочу сказать вам еще кое-что о причине вашей экспедиции на Эверест… то есть о лорде Персивале Бромли.

Мы замерли. Дикон уже поставил одну ногу на подножку вагона. За нами никого не было. Мы стояли, держа в руках легкие чемоданы, и слушали Финча, а пар от паровоза окутывал нас стелющимися клубами.

– С тех пор как мы с Бромли несколько лет назад вместе поднимались в горы, я видел его всего один раз. Он приехал ко мне в Цюрих – прямо домой – весной тысяча девятьсот двадцать третьего. В апреле. Сказал, что хочет спросить меня об одном аспекте нашей экспедиции двадцать второго года…

Казалось, Финч не может найти подходящих слов. Мы молча ждали. На платформе последние пассажиры садились в поезд.

Выдохнув – облачко, вылетевшее из его рта, смешалось с паром от паровоза, – Финч продолжил рассказ:

– На самом деле это выглядит довольно нелепо. Молодой Бромли хотел, чтобы я рассказал ему все, что знаю, что видел или слышал о… ну… о метох-кангми.

– Об этом существе, йети? – удивился я.

Финч наконец заставил себя улыбнуться.

– Да, мистер Перри. То есть Джейк. О йети. Я рассказал ему о следах, которые видел на леднике Ронгбук в окрестностях Северного седла, показал фотографии отпечатков, сделанные Мэллори годом раньше на Лакра Ла, и передал рассказ ламы из монастыря Ронгбук о пяти существах, которые, по его утверждению, живут на верхних подступах к долине. Это все, что я мог рассказать и показать молодому Бромли – ради этого вряд ли стоило приезжать в Цюрих из Парижа, где он в то время жил, – но лорд Персиваль вовсе не казался разочарованным. Поблагодарил меня за то, что я согласился уделить ему время, за информацию, допил чай и в тот же вечер вернулся в Париж.

Кондуктор уже махал нам, нетерпеливо указывая на часы.

– А Бромли не говорил вам, почему его заинтересовала эта история о йети? – поспешно спросил Дикон.

Финч молча покачал головой. Потом шагнул вперед, слегка поклонился, щелкнул каблуками – это выглядело официально, почти по-прусски, – пожал каждому из нас руку и сказал:

– До свидания, джентльмены. Мне почему-то кажется, что мы больше никогда не увидимся, но я желаю вам удачи в ваших путешествиях, в вашей экспедиции на Эверест и в… поисках.

В «Барберри», на Хеймаркет («спросить мистера Пинка»).

* * *

Дикон еще в ноябре прошлого года сообщил нам, что для экспедиций, проводившихся в 1921–1924 годах, Альпийский клуб выделял на снаряжение каждого альпиниста 50 фунтов стерлингов. Он также рассказал, что большинство этих джентльменов из высшего общества потратили собственные деньги на одежду и снаряжение, и поэтому позволил себе выделить из бюджета леди Бромли по 100 фунтов стерлингов на каждого из нас – а при необходимости эта сумма будет увеличена.

Даже несмотря на личное участие Дикона в экспедициях 21-го и 22-го годов, в также расширенный список оборудования для экспедиции 24-го года, предоставленный его другом, режиссером и альпинистом капитаном Джоном Б. Л. Ноэлом, найти и купить одежду и специальное альпинистское снаряжение для Эвереста было почти так же трудно, как для экспедиции на Южный полюс. Но с другой стороны, до сих пор все попытки британцев – включая прошлогоднюю, когда пропали Ирвин и Мэллори, – покорить Эверест строились по образцу экспедиций на Южный полюс. То есть с использованием носильщиков, чтобы оставить запасы продовольствия и снаряжения на маршруте – в нашем случае на различных высотах на склонах горы, – а затем перемещаться вперед и назад между этими лагерями, пока маленькая группа, воспользовавшись окном хорошей погоды, не предпримет бросок на вершину, как тринадцать лет назад совершил бросок к Южному полюсу Роберт Фолкон Скотт, когда его группа из четырех опытных путешественников планировала 1600-мильный переход на санях к Южному полюсу и обратно. Скотт и его спутники погибли во время этой неразумной и сопровождавшейся невезением попытки, но об этой аналогии я старался не думать.

Как бы то ни было, одежда и снаряжение, которые мы покупаем теперь, очень похожи – с несколькими замечательными новшествами – на то, чем пользовались Скотт и его спутники, когда погибли от холода в Антарктиде.

Первым пунктом в «священном» списке числилась защищающая от ветра одежда, за которой, как указывалось в том же списке, следует обратиться в «Барберри», на Хеймаркет («спросить мистера Пинка»). Нам с Жан-Клодом было немного страшновато отправляться в этот один из самых роскошных мужских магазинов Лондона – «мы одеваем Эрнста Шеклтона», и все такое. Поэтому мы с Же-Ка пошли туда вместе в один из дней, когда Дикон был занят другими аспектами подготовки экспедиции.

Как выяснилось, «мистер Пинк» был нездоров и в тот день отсутствовал в магазине «Барберри» на Хеймаркет, но затянутый в строгий костюм и безупречно вежливый «мистер Уайт» провел с нами почти три часа, помогая выбирать модели и размеры, прежде чем мы покинули магазин с чеком на наши покупки и обещанием, что они сегодня же вечером будут доставлены к нам в гостиницу. Пакеты даже опередили нас, хотя по дороге из «Барберри» мы остановились всего один раз, выпить по пинте пива.

Большая часть наших покупок в «Барберри» – это ветрозащитные бриджи, блузы и перчатки из серии «Шеклтон». Мы также купили шерстяные рукавицы без пальцев, которые вставляют внутрь других рукавиц из габардина «Шеклтон». В числе товаров из «Барберри» также были шерстяные шарфы.

Кроме того, на Эвересте – и даже на высотах более 17 000 футов на многочисленных перевалах 350-мильного перехода к горе через Тибет – нам требовалось защитить головы и лица. Как это ни удивительно – на мой взгляд, – но в «Барберри» продавались кожаные шлемы для летчиков, а может, мотоциклистов, на кроличьем или лисьем меху и с наушниками, которые завязывались на подбородке. А еще магазин предлагал маски – мы купили себе по одной – из тонкой, мягкой, пропускающей воздух замши, отделанной кожей. Это потрясающее сочетание кожаных наушников, ремешков с мехом и латунных пряжек дополнялось массивными очками из крукса,[38]38
  Крукс – стекло, содержащее редкоземельные элементы и непрозрачное в ультрафиолетовой области спектра.


[Закрыть] которые по желанию могли крепиться к замшевой маске или к шлему. Толстое темное стекло защитит наши глаза от невыносимо яркого солнечного света на больших высотах. Все альпинисты знают историю Эдварда Нортона, который в 1922 году снял очки во время рискованного траверса вместе с Сомервеллом по Северной стене при неудачной попытке подняться по заполненному снегом громадному ущелью, которое идет вниз от самой вершины. Восхождение было таким сложным, что Нортон на несколько часов снял очки, чтобы лучше видеть, куда он ставит ногу или за что цепляется рукой. Он думал, что поскольку карабкается по голой скале, а не по отражающему свет снегу или льду, то солнце не причинит вреда глазам.

Им не удалось преодолеть коварное ущелье, но той же ночью, уже спустившись в четвертый лагерь, Нортон почувствовал невыносимую боль в глазах. Он заработал себе офтальмию – снежную слепоту, сопровождающуюся воспалением, – и на протяжении шестидесяти часов ничего не видел и мучился от боли. Остальным пришлось спустить ослепшего Нортона в базовый лагерь и поместить в палатку, накрытую спальными мешками, чтобы уберечь от света. Говорят, страдания Нортона в той палатке были невыносимыми.

Куртки «Шеклтон» – они представляли собой анораки из провощенного хлопка – во время предыдущих экспедиций защищали шерстяную одежду от намокания, но практически не держали тепло, несмотря на то, что считались ветрозащитными. Дикону пришла в голову безумная идея, что альпинисты – по крайней мере, мы трое – смогут без палатки выжить на Эвересте после наступления темноты в пуховиках Финча и наших куртках «Шеклтон». Возможно – маловероятно, но возможно, – наша одежда окажется достаточно теплой, чтобы сохранить нам жизнь в открытом лагере на высоте более 25 000 футов.

По словам Дикона, несколько слоев одежды, которые были на Ирвине и Мэллори, когда они пропали, позволили бы им продержаться не больше часа, неподвижно сидя после захода солнца на Северо-Восточном гребне.

– Я не могу гарантировать, что пуховики мистера Финча станут тем, что отделяет жизнь от смерти на той высоте, – сказал Дикон, когда мы решали, какую одежду брать с собой (на самом деле решал он), – но я знаю, что в двадцать втором Финч мерз меньше всех остальных, и кроме того, гусиный пух легче нескольких слоев шерсти, а куртки «Шеклтон» должны уберечь пух от влаги. Так что стоит рискнуть.

Мне не нравилось слово «риск», когда речь шла о наших жизнях на самой высокой вершине мира.

На следующий день после визита в «Барберри» мы с Жан-Клодом присоединились к Дикону для посещения обувной мастерской «Фэгг бразерс» на Джермин-стрит. Там всем троим подобрали ботинки последней модели – естественно, предназначенные для полярных условий – из войлока, на кожаной подошве, специально большего размера, чтобы в них помещались три пары шерстяных носков. Лишь немногие из участников экспедиции 1924 года решили надеть войлочные ботинки, поднявшись выше первого ледника, а это значит, что никто не знал, как они поведут себя при восхождении по скалам и льду на таких высотах.

– Почему я не могу пользоваться своими альпинистскими ботинками? – спросил Жан-Клод. – Они верно служили мне много лет. Нужно лишь время от времени менять им подошву.

– Во время первых двух экспедиций мы – даже Финч, а также все альпинисты из прошлогодней экспедиции – надевали собственные шипованные ботинки, – сказал Дикон. – И у всех мерзли ноги, а у некоторых даже были обморожения, вплоть до потери пальцев. В прошлом году Сэнди Ирвин назвал Джону Ноэлу причину этого: специальные альпинистские ботинки снабжены не только шипами – рисунок может быть разный, и каждый выбирал то, что ему удобнее, – но и маленькими металлическими пластинами между внешним и внутренним слоем подошвы, усиливающими сцепление. А некоторые из шипов имеют рифленую поверхность.

– И что? – Я наконец потерял терпение. – Эти дорогие шипованные ботинки действительно обеспечивают хорошее сцепление? Если да, то металлические пластины – хорошая идея, так? Не так уж и много они весят.

Дикон покачал головой – так он делал, когда хотел сказать: «Нет, ты не понимаешь».

– Ирвин предлагал уменьшить количество шипов для того, чтобы ботинки стали легче, – сказал он. – В армии нас учили, что один фунт веса на ногах равен десяти фунтам на плечах. Во время войны наши кожаные ботинки были прочными и одновременно легкими, – чтобы солдаты меньше уставали на марше. Но Сэнди Ирвин говорил Ноэлу не о весе ботинок, а о передаче холода.