Текст книги "День Литературы 146 (10 2008)"

Автор книги: День Литературы Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Газета День Литературы
День Литературы 146 (10 2008)
(Газета День Литературы – 146)

Pipes Output
Владимир Бондаренко ОСЕННЯЯ ПОРА

Осенняя пора. Очей очарованье… Пора урожая, в том числе и литературного. Начнём с нобелевского. На этот раз премию дали французскому писателю – 68-летнему Жан-Мари Гюстав Леклезио. В наше нелитературное время это имя почти ни о чём не говорит, хотя немало книг самого популярного француза выходили и в России. Запомнилась разве что «Диего и Фрида», любовная история двух знаменитых мексиканских художников Диего Ривьеры и Фриды Калло, приютивших в своё время у себя дома Льва Троцкого. Вроде бы 20 лет французам премии не давали, и вот заслужили. Но угнетает то, что сам писатель давно не верит ни в своё предназначение, ни в роль литературы в жизни человека и общества. Зачем тогда ему нужна эта премия? Для самолюбования? Премию присудили ему как «автору новых направлений, поэтических приключений и чувственного экстаза, исследователю сути человека за пределами господствующей цивилизации и внутри неё». Он и на самом деле ни в грош не ставит западную цивилизацию, создавая свои «мифы о благородном дикаре», жителе каких-либо южных островов, более свободном, чем все рабы общества потребления. Леклезио пишет:
«Мы больше не столь наивны, как в эпоху Сартра, чтобы считать, что роман может изменить жизнь. В наши дни писатели могут только констатировать своё политическое бессилие. Читая Сартра, Камю, Дос Пассоса или Стейнбека, видишь, что эти писатели верили в предназначение человека и во власть литературы. В наши дни мы больше не можем в это верить. Современная литература – литература безнадёжности».
Жаль только, что он чересчур обобщает. Во-первых, и в России, и в мире во времена Сартра, Стейнбека и Солженицына роман вполне существенно изменял жизнь. Писатели, которые верят в предназначение человека и во власть литературы, и достойны самых высоких премий. Зачем давать нобелевскую премию литературе полной безнадёжности?
У нас в России до этого ещё не дошли, даже в Букере. В шорт-лист Букера попали сразу три наших автора: Илья Бояшов, Михаил Елизаров и Герман Садулаев. Уверен, что премия достанется кому-то из них. Это относительно молодые отечественные радикалы, привычно верящие и в человека, и в литературу.
Вот отрывок из интервью одного из журналистов с Германом Садулаевым: "Судя по рецензиям на «Таблетку», самой популярной цитатой из книги стало объяснение, почему формальная логика приводит к необходимости «уничтожения существующего строя». – «Вы хотите уничтожить существующий строй?» – «Да». – «Председатель жюри Евгений Сидоров сказал, что из современной литературы исчезает трагедия. Согласны?» – "В жизни и человека, и общества пропали историческая перспектива и эпическая глубина. Каждый живёт здесь и сейчас. А роман что? Роман – это зеркало, поставленное на большой дороге. И если в этом зеркале отражаются только рекламные ролики, люди и машины снуют туда-сюда без пути и цели, то такой получается и книга. Потому современный роман – это подборка клипов.
Но ничего, скоро всё изменится, скоро всё будет хорошо. Виртуальная экономика потерпит крах, весь этот офисный люд, заполнявший кинозалы и дискотеки, окажется на улице. И сначала по привычке ломанётся в торгово-развлекательный центр, потом пощупает в кармане – а там едва хватает на пиво «Балтика-9». Потом будут разочарование, и злость, и непонимание: как же так, куда всё делось, почему? А от вопроса «почему» уже всего шаг до возникновения интеллекта. И начнут думать, и книги хорошие читать, и вернутся к нам и трагедия, и эпос".
Не менее решительно настроены и Михаил Елизаров, нашумевший своим романом «Pasternak», и Илья Бояшов, о «Танкисте» которого я недавно писал. Боевая проза. И это на самом деле ведущие писатели сегодняшнего дня, как бы их ни хаяли в разных «Известиях» разные либералы. Рад, что и Букер от проповеди постмодернизма идёт к прозе прямого действия.
Как всегда решительна и по-толстовски действенна премия «Ясная Поляна». Первую премию в номинации «Современная классика» получил оренбургский писатель, прямой продолжатель традиционной классической русской прозы и опять же наш давний автор Пётр Краснов. Вторую премию в номинации «ХХI век» за «яркое произведение современной прозы» получила Людмила Сараскина за книгу о Солженицыне в серии «ЖЗЛ».
С позицией Петра Краснова читатель «Дня литературы» может ознакомиться в этом же номере газеты. Людмила Сараскина обещала нам дать свою острую статью о проблеме смертной казни в нынешней России.
Ничуть не обижая Людмилу Сараскину, хотел бы отметить необъективность телевизионного освещения премии «Ясная Поляна». После слов президента о величии Солженицына по телеканалам сообщили о присуждении премии «Ясная Поляна» Людмиле Сараскиной за книгу о Солженицыне. И ни слова о первой премии Петра Краснова. Будто его и не было. Не по нутру нашим телевизионщикам ни позиция русского патриота, ни его классическая требовательная проза.
Пётр Краснов как бы проторяет премиальный путь и для Захара Прилепина. Сначала вручение премии «России верные сыны» одному, а затем и другому писателю. Затем толстовская премия «Ясная Поляна». Хорошая традиция.
В этом году, насколько я знаю, премию «России верные сыны» по прозе получает ещё один наш давний автор – Александр Трапезников. По поэзии – Лариса Васильева. За вклад в русское развитие – наш замечательный художник Илья Глазунов. А по критике «верным сыном России» станет опять же наш постоянный автор, ведущий критик среднего поколения Юрий Павлов, с работами которого наш читатель знаком по многочисленным публикациям как в нашей газете, так и в журналах «Москва» и «Наш современник».
Появилась ещё одна замечательная литературная премия – имени Василия Белова. Замечательная, потому что, во-первых, выдаётся она в Вологде, привлекая внимание к русской провинции. Во-вторых, её лауреатами становятся в основном лучшие писатели русской провинции. И их проза ничем не уступает книгам известных столичных писателей. Среди лауреатов – Людмила Ашеко из Брянска, Станислав Олефир из Ленинградской области, Светлана Панкратова из Саратова, Елена Родченкова из Петербурга, Александр Ломковский из Вологды.
Награды лауреатам вручал председатель Совета Федерации России Сергей Миронов. Наконец-то ведущие политики России обратили внимание на современную литературу. Пусть это сближение политиков и литературы уже успел высмеять Огрызко в «Литературной России», собиратель сплетен везде видит только сплетни. Меня даже не интересует, почему партия «Справедливая Россия» стала одним из инициаторов Всероссийского конкурса современной прозы. Я был бы рад, если бы и все другие партии выступили со своими литературными инициативами. В результате – выигрывает русская литература. А она уж точно никому не прислуживает, никому не подчиняется. Она может только служить – народу своему…
Первую премию в Вологде вручили нашему выдающемуся писателю Владимиру Личутину. Поздравляя его, Сергей Миронов пообещал к 70-летию прозаика начать выпуск личутинского собрания сочинений. Давно пора…
Своё благословение лауреатам давал и присутствовавший в зале Василий Иванович Белов. Увы, со здоровьем у нашего знаменитого классика не всё благополучно, тем более ценно его отеческое напутствие новой литературной премии.
Я вспомнил, как когда-то также напутствовал премию «Хрустальная роза» прекрасный русский драматург Виктор Сергеевич Розов. И вручал первым лауреатам, в том числе и мне, памятные дипломы. Такое запоминается на всю жизнь.
Вот и вологодским лауреатам запомнится не столько встреча с Мироновым (сегодня он есть, завтра на его место придёт другой), сколько встреча с Василием Беловым. Да и Владимир Личутин как бы эстафету беловскую принял, как младший брат от старших – русских литературных богатырей.
А «Хрустальную розу Виктора Розова» в этом году присудили по прозе – Валерию Черкесову из Белгорода, по поэзии – замечательному краснодарскому поэту Николаю Зиновьеву, за театральное творчество – дирижёру Владимиру Янковскому, режиссёру Геннадию Чихачеву, композитору Александру Кулыгину (за постановку пьесы А.Островского на сцене московского музыкального детского театра), за музыкальное исполнительство – выдающемуся дирижёру Анатолию Полетаеву, руководителю академического оркестра «Боян», а за заслуги в развитии литературы – Валерию Ганичеву.
Думаю, пора утверждать и премию «Русская слава» и вручать её на псковщине на Холме русской славы, под торжественные залпы десантников.
Уже утверждены где длинные, где короткие списки и других литературных премий разных направлений: Бунинской, премии «Дебют». Скоро наступит время подводить итоги и «Большой книге», где среди несомненных претендентов из короткого списка назову прежде всего Владимира Маканина с его чеченским романом «Асан» и всё того же питерца Илью Бояшова с «Танкистом». Две военные книги двух невоевавших людей, толково и искренне написанных. Что это – предчувствие новой войны? У нашего «соловья Генштаба» Александра Проханова появляются конкуренты и в левом и в правом стане, к штыку приравнивающие своё перо. Писатели предчувствуют мобилизационное настроение мира.
Насколько же наши русские писатели (так же, как восточные или латиноамериканские) глубже по замаху, по проникновению в судьбы мира, нежели усталые европейские мастера, воспевающие чувственную безнадёжность и расслабленное безверие. Поразительно, они вроде бы живут гораздо более благополучно, но они все уже за «концом мира» (по Френсису Фукуяме), а мы в своих страданиях и нищете готовы и дальше бороться.
Когда-нибудь и победим!

Пётр Краснов “НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ”. К 100-летию написания Л.Н. Толстым одноимённой статьи

Удивительны всё-таки в русской литературе сопряжения, переклички, споры и диалоги между писателями через многие десятилетья, а то и столетье, невзирая на разделяющую смертную грань, на переменчивые времена и нравы…
Одна из таких поразительных «связок», на которую почему-то мало обращают внимание исследователи, – между Радищевым и Толстым. «Путешествие из Петербурга в Москву» – это, по сути, своего рода «не могу молчать» Александра Николаевича Радищева. Он первый из известный писателей, в ком во весь голос и во всеуслышанье заговорила дворянская совесть: «Не оправдывайте себя здесь, притеснители, злодеи человечества, что сии ужасные узы суть порядок, требующий подчинённости!..»
Он, как и Лев Николаевич, прошёл путь нравственного и социального протеста до конца: приговор к смертной казни, шесть лет Илимского острога, помилование и работа в Комиссии составления законов (при Александре I, известном по Пушкину как «плешивый щёголь, враг труда»), где за составление антикрепостнических и уравнительных проектов законов ему грозила новая ссылка – и он, в знак протеста опять же, покончил жизнь самоубийством… «Не достойны разве признательности мужественные писатели, восстающие на губительство и всесилие, для того (потому. – П.К.), что не могли избавить человечество из оков и пленения?!»
Трижды достойны, конечно.
«Произведения Толстого стремятся к правде, – записал в дневнике М.Пришвин через 30 лет после исхода Льва Николаевича из неразрешимых противоречий этой самой правды земной. – Каждая строчка Толстого выражает уверенность, что правда живёт среди нас и может быть художественно найдена, как исследователем (т.е. геологом. – П.К.), например, железная руда…»
Но – какая правда? Правда «Воскресения», «Хаджи-Мурата», публичного учения его, созданного, мне кажется, больше по художественным, чем по идейным вероустроительным канонам и законам? Но как быть с дневниковыми записями, обращёнными к себе, к совести своей, к своему чувству справедливости? «Главное же, мучительное чувство бедности – не бедности, а унижения, забитости народа. Простительны жестокость и безумие революционеров…» Именно так: простительны!
Вряд ли кто будет спорить, что едва ли не всё и публицистическое, и художественное писательство Толстого последних двух десятилетий проникнуто, пропитано великим и непримиримым неприятием властвующего строя. Потомки до сих пор горячо обсуждают проблему «непротивления злу насилием» – и, похоже, обречены обсуждать её до скончания веков; а Лев Николаевич в очередной раз записывает: «Существующий строй до такой степени в основах своих противоречит сознанию общества, что он не может быть исправлен, если оставить его основы, так же как нельзя исправить стены дома, в котором садится фундамент; нужно весь, с самого низу перестроить. Нельзя исправить существующий строй с безумным богатством и излишеством одних и бедностью и лишениями масс…»
Сверхактуально для нас, нынешних «россиян», не так ли? И справедливо потому именно, что – правда. А как «перестроить» без насилия? И опять Лев Николаевич не замедлит пусть с дневниковой, но правдой, своей и народной: «Народы… хотят свободы, полной свободы. С тяжёлого воза надо сначала скидать столько, чтобы можно было опрокинуть его. Настало время уже не скидывать понемногу, а опрокинуть…»
Радикально? Ещё бы, и называется это, само собой, переворотом – воза ли, строя ли. То же самое, считай, писал о капитализме наш самый революционный поэт: «Его ни объехать, ни обойти, единственный выход – взорвать!..»
Эти и им подобные весьма откровенные мысли рефреном проходят сквозь его поздние дневниковые записи – пусть вторым, не столь навязчивым планом, но первому – публичному, вероисповедному – плану полностью противоречащие… где правда? Пожалуй, это уже не только «зеркало русской революции», но «искра», угли её, хотя бы и под пеплом непубличности. Как видим, противоречива правда, разноречива и протеична порой, а то и коварна ко взыскующему её, будь она фактологического или даже художественного порядка.
Кто-то возразит: да у такого всеобъемлющего по охвату писателя-гения можно найти и выстроить в тенденцию всё что угодно, он широк как сама неопределённость и противоречивость жизни…
Не скажите: именно против этой всеоправдывающей широты и неопределимости, всё с себя списывающей, невменяемой, и борется Толстой – за немногие чёткие нравственные критерии, которыми должен руководствоваться в жизни человек; не совсем зря обвиняли писателя в опрощении-упрощенчестве; и в основе его протестной «революционности» лежит как раз один из этих немногих критериев: отрицание неправедности существующего порядка вещей, несправедливости, нравственная, социальная и всякая другая правда в конечном счете. Из его непубличного оправдания «жестокости и безумия революционеров» (как меньшего зла, на его взгляд) и исходит гласная теперь, публичная статья «Не могу молчать» – в надежде, что это остановит обоюдное насилие террористов и власти? Никак не верится в это, ибо он-то хорошо знал о непримиримости бомбистов и револьверщиков. Значит, по Льву Николаевичу, путь оставался только один: власть останавливает ответный террор и, за неимением другой защиты, идёт на уступки за уступками, теряет «тайну и авторитет», слабеет, разлагается – и, наконец, сламывается, «воз переворачивается»… Вся власть – кому?
Угли раздулись-разгорелись, пламя вышло, пробилось из-под пепла непубличности – и в этом пламени «революционной практики», увы, пришлось неминуемо сгореть дотла всему, считай, публичному, публицистическому прекраснодушию в отношении нравственных возможностей реального человека, всем утопическим надеждам «толстовства» как такового. Грубо говоря, живая умосердечная ненависть Толстого (каким ни странным покажется это слово в отношении его) к существующему неправедному строю и охранительной идеологии победила в нём, по сути, его же, Льва Николаевича, установочную квазихристианскую доктрину.
Но в том-то и дело, что в результате этого внутреннего конфликта и «доктринального поражения» толстовства сама правда – и социальная, и нравственная, принципиальная, – осталась за Львом Толстым. Да, в его споре-переписке с П.А. Столыпиным эта правда не нашла и не могла найти себе политического, практического разрешения, пути которого они видели едва ли не с противоположных позиций. Столыпин хотел реформ – «скидывать понемногу с воза», а Толстой настроен был «опрокинуть» его; да если от чего и далек очень был Лев Николаевич в ту пору, так это именно от политики, которую он не принимал и не понимал, а вернее попросту не хотел понимать, ибо искал нравственного решения тяжёлых политических и социально-экономических проблем – которого заведомо быть не могло.
Правда оставалась и остаётся за ним: «нельзя исправить стены дома, в котором садится фундамент…» И если Столыпин сумел на несколько лет укрепить, удержать стены от обрушения (хотя изумительно бездарная царская политика вскоре свела на нет все его усилия, позволив втянуть Россию в совершенно ненужную ей, гибельную для неё войну), то это всё-таки не остановило пришествия правды Толстого – «в кровавом венце революций»…
Давно стало общим местом сравнение, а вернее – близкое родство тяжелейших кризисов нашей государственности в начале и в конце XX века. Более того, вполне убедительно мнение некоторых историков, что «перестройка» и нынешние «реформы» являются лишь последней (будем надеяться) стадией пресловутого «застоя», его наиболее губительной, опасной фазой, историческая логика здесь налицо. В России создана система капитализма для избранных, мафиозный капитализм. По уровню социального неравенства сегодняшняя Россия сравнима с самыми худшими в мире латиноамериканскими обществами, унаследовавшими полуфеодальную систему. Россия получила самый худший из всех возможных миров…" – это написал американский лауреат Нобелевской премии по экономике Дж. Стиллиц. Из всех более-менее развитых стран так называемой христианской традиции мы создали, точнее – сварганили на своей территории самый мерзостный и вызывающе неправедный режим, перед которым предпочтительней выглядят даже страны Латинской Америки – потому, хотя бы, что они не сверзались так позорно и подло с достигнутых высот, не разоряли так свой дом… Говорю «мы создали» – кто недостаточным гражданским сопротивлением, а большинство – равнодушием, неуменьем и нежеланием думать и действовать.
Поневоле вспомнишь Бруно Ясенского: «Не бойтесь врагов: в худшем случае они могут вас убить. Не бойтесь друзей, в худшем случае они могут вас предать. Бойтесь равнодушных, ибо только с их молчаливого согласия существуют на свете убийства и предательства…» Цитирую по памяти; а это ведь он поплыл в известной писательской компании на известном «горьковском» пароходе воспевать Беломорканал – и не за это ли поплатился тоже, в 1941 году расстрелянный как «враг народа»?..
Великое множество «чёрных чудес» безбоязно творит на наших глазах дозволенный нами, избранный нами криминально-бюрократический режим. Он и тайны свои держит на поверхности, опять же на глазах у нас, ничуть не боясь, что мы озвучим их и введём в политический оборот, в действие, – например, тот исторически неопровержимый факт, что мы, русские, преступно разделённый в Беловежье народ со всеми неотъемлемыми правами на воссоединение. Но какая оппозиция у нас хоть раз бы заикнулась об этом, считаю, самом важном вопросе нашего национального существования, нашей жизни и смерти?! Нет, талдычим угодливо, в унисон забравшимся за кремлевские стены проходимцам: «украинский народ», «белорусский язык» – которых нет и не было никогда, а есть один – русский – народ с великорусскими, белорусскими и украинскими народностями и наречиями. И это самый больной вопрос нашей государственности, который остается «тайной» лишь из-за нашей общей вполне вменяемой трусости и предательства по отношению к братьям кровным, иначе это расценить нельзя, – и именно потому их так бесцеремонно тащат сейчас в стан врагов извечных наших…
Ещё одна очевидность, которую никто в упор не хочет замечать и потому она тоже остается «тайной», – это жёсткая крайне правая социально-экономическая внутренняя политика (раньше её совершенно справедливо называли реакционной) и откровенно компрадорская – внешняя. Об этом впрямую свидетельствуют даже самые что ни есть официальные данные статистики, выводы крупнейших экономистов и политологов России и мира. И В.Сурков, идеолог режима, тоже признал это, говоря о «Единой России» ещё в 2005 году: «Кто бы что ни говорил, на сегодня это самая правая… из всех действующих политических сил». Самая правая!.. По итогам последних выборов в бездумную Думу (да и зачем думать этим заведомым ставленникам «жёлтого дьявола»?) официоз и всякие желтушные СМИ стали усердно твердить, внушать, а пресса оппозиционная, патриотическая подхватила, прямо-таки возликовала: «Правые начисто проиграли!..» На это Чубайс с Гайдаром наверняка лишь ухмылялись: с чем другим, а с оппозицией, порой весьма недалёкой, им явно повезло – вот она-то на самом деле проигралась до подштанников, скатившись по голосам до маргиналов Жириновского…
А крайне правая – это значит только в неукоснительную пользу, «навар» все того же ельцинского олигархата, разбухшей от коррупционного жира бюрократии, повязанной с криминалом и забугорными наставниками, рвачей-сырьевиков, монополистов и прочей «элиты». Уж не говорю о так называемой «приватизации» – невиданном в мировой истории грабеже национальной собственности, с которым можно сравнить лишь грабёж захваченной крестоносной сволочью Византийской империи. Вы наверняка слышали, знаете о динамике роста числа миллиардеров (в «зелёных»), переваливших за сотню, и миллионеров – и о динамике роста пенсий (в «деревянных») тех, кто создавал сверхдержаву, – сравните… Одному Абрамовичу правители отвалили за приватизированно-ворованную «Сибнефть» в два с лишним раза больше (13 с чем-то млрд. долларов), чем на все четыре так называемых «нацпроекта», на эту пиар-дешёвку. Например, суммы, выделенной в «нацпроекте» на год всему сельскому хозяйству страны (600 млн. долларов) хватит разве что для восстановления до уровня 1991 года сельского хозяйства одного Оренбуржья – а сколько у нас областей-регионов? Такая ж мизерная доля «отстегнута» этими пиар-акциями всем разгромленным «реформами» изгоям бюджета – здравоохранению, образованию, науке, армии и оборонке, жилкомхозу, а культуре даже и этого не досталось. И после этого правители заявляют, что созданный ими полубомжатник на 1/7 части суши – это «социальное государство», что-то вроде Швеции…
В итоге всех итогов стране, народу нашему этой принципиально паразитической «элитой» сейчас напрочь заблокированы все пути развития, все дороги в будущее. Мы загнаны в полнейший тупик и стремительно теряем историческое время, ещё оставшиеся шансы и возможности. Только слепой не видит, что «весь пар уходит в пиар», в сотканные из словес президентские Нью-Васюки. Укрепив для себя «властную вертикаль» и обеспечив себе сверхдоходы со сверхпотреблением, зачем ей, в самом деле, «куда-то» развиваться? Её идеал – нынешнее статус-кво – достигнут, и приверженцев этого идеала народ с обычной меткостью окрестил «стабилами». Развиваться? Они и не хотят, и не могут, не умеют это делать, чаще всего случайные у рычагов управления и недалекие «дети революции» очередной – это ж всерьёз, на измотку работать и учиться на ходу надо, с чёткой стратегией, планово, а главное – поступаясь личными интересами в пользу страны и народа… Политологи теперь всё чаще и откровенней говорят и пишут, что нынешняя высшая и средняя бюрократия уже, кажется, в принципе «нереформируема», негодна к созиданию, умея только «пилить» и рассовывать по оффшорам бюджетные и сырьевые «бабки».
Мы, повторюсь, отрезаны от развития, от будущего всем огромным комплексом препятствий и противоречий, созданных этой Антисистемой, – всем тем, что академик Львов назвал «экономикой абсурда». Мы не знали даже, кто и где под псевдонимом Кудрина принимает прямо подрывные, губительные решения в ней, финансово обескровленной, 760 млрд. долларов государственных активов загнав на Запад в «пассив» под видом Стабфонда и прочего… Но это в неменьшей степени и «идеология абсурда». Можно было бы привести в подтверждение этого десятки, если не сотни шокирующих данных, фактов, исследований специалистов самого разного профиля и мировоззрения; да посмотрите хотя бы «Момент истины» на ТВЦ, где отражается лишь малая доля этих тяжелейших и неразрешимых при нынешней власти проблем… Нас обессиливает чудовищная, как на дрожжах растущая коррупция на всех уровнях, а нам изображают «борьбу нанайских мальчиков» – как завзятые коррупционеры борются с этой самой коррупцией. Из нынешний ямы провальной нас может вытащить только мобилизация всех народных сил – но вся «четвертая власть», ТВ в первую очередь, принципиально и целенаправленно работает против неё, разлагая всё и вся. И нельзя не видеть совершенно чёткую русофобскую составляющую всей внутренней политики этой сбродной «элиты», направленной на подавление гражданского и национального сопротив– ления русского большинства, какая уж тут мобилизация… Мы ведь теперь, как-никак, самая свободная для всяческого зла и разврата страна в мире, вот в это-то инвестиции с новациями поистине огромны…
Дом, в котором вот уж двадцать лет неудержимо садится фундамент. Не чужой – наш дом, другого у нас нету.
Вы скажите, может: вот, ударил
ся в политику… Но политика, перефразируя известное изречение, – это лишь концентрированное выражение духа народа и, в особенности, его правящей элиты. Наша настоящая, истинная элита почти полностью оттеснена от управления страной, насильственно отстранена, а в отношении нынешних правителей можно ли вообще говорить о духе? «Культурки не хватает», – как сказало одно известное лицо о себе. Всё съела, пожрала, схавала корысть и подлость. «Библиотека имени Ельцина…» Кто их тянул за язык? Ведь это даже не плевок – это харканье в лицо всей нашей культуре. Нам с вами.
И дело-то гораздо серьёзней, чем даже бедствия, всяческая деградация и угрозы самому существованию нынешних остатков былой исторической России-сверхдержавы. Но с падением её – нашим падением – во всём мире прямо на глазах драматически ускорились все процессы обездуховления и дегуманизации, материальное резко и решительно взяло верх над идеальным, коммерческое, потребительское – над духовным, прагматическое – над героическим. Конечно, все эти процессы под синонимами глобализации, постмодерна, апостасии и прочего были и шли своим «естественным», так сказать, путём – но они, повторяю, резко ускорились и приняли некий новый качественный, повальный характер, на мой взгляд. Поздний СССР, при всём своём идеологическом атеизме, выступал в роли «удерживающего», защитника слабых и угнетённых, ищущих справедливости и защиты от циничного и жестокого неоколониального нахрапа Запада, теперь-то это человечеством достаточно осознано и оценено. Он был, при всех издержках и недоразумениях, оплотом идеального в мировом социуме, надеждой на лучшее жизнеустроение, на человечность, а не социал-дарвинистскую вечную грызню, – на добро и правду, пусть в земном и оттого далеко не совершенном исполнении.
В нём была сильна русская, православная составляющая. И во многом, согласитесь, это добро и правда Толстого, не очень-то рассчитывавшего на загробное воздаяние, но надеявшегося, что возобладает на земле человек нравственный, созидающий, скромный в материальных притязаниях, но взыскующий высших духовных ценностей.
И потому трагическая во всех отношениях гибель Советского Союза стала, надо признать, победой худшего в мировом Человеке как таковом: корысти, животного эгоизма и равнодушия, бездумья и гедонизма, переходящего в скотство, – то, что по повелению правящих страной насаждает наше вполне ублюдочное ТВ и радио, что подаётся-продаётся в набитых дрянью киосках, чем загрязнён до отвратности, испохаблен Интернет. Это завезённая к нам с Запада калька того духовного террора, который царит во всём «цивилизованном мире» и далеко за его пределами, – дождались, достукались и мы…
Это поражение Человека как социального, мироустрояющего и духовного существа и есть, похоже, главный конечный итог XX века. Будет ли хоть как-то пересмотрен этот предварительный, как все земные итоги, и крайне неутешительный результат в XXI веке – Бог весть…
Как сказано, надежды – это сны бодрствующих. Будем бодрствовать.