Текст книги "Волчий лог (СИ)"
Автор книги: Делия Росси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Я подперла щеку кулаком и задумчиво уставилась в окно. В воздухе кружились снежинки. Медленно, плавно, красиво… К вечеру опять сугробы наметет, и дорога до Лога превратится в непроходимое препятствие. Может, это и неплохо?
Мысли вернулись к тому, что сказал Чадов.
Если кто-то из охотников пронюхал о нашем поселке, это беда.
Может, Сэм ошибся? Чужаков у нас не бывает, разве что экскурсии в музей приезжают. Да и те, в основном, местные, из района. А в сам поселок посторонним вход закрыт – частная охраняемая территория. Волчий Лог у нас что-то вроде элитного поселка для богатеньких, как думают в округе. А что? Хорошая легенда. Места красивые, заповедные: лес, речка, озеро, чистый воздух. Где ж еще уставшим от суеты столицы «олигархам» жить? А то, что в поселке не одни миллионеры живут, так это никого не касается.
Я захлопнула книгу, поднялась из-за стола, сменила сапоги на рабочие туфли и вышла из кабинета. Нужно было проверить новую экспозицию. Вчера мы выставили на специальном столике отреставрированный чайный сервиз, но у меня осталось ощущение какой-то незавершенности. Будто чего-то в нем не хватает.
– Доброе утро, Ирина Николаевна, – войдя в зал, улыбнулась смотрительнице.
Невысокая худощавая оборотница в ответ торопливо кивнула. Седые волосы, стянутые в низкий узел, красивый шерстяной платок на плечах, прямая юбка и удобные туфли – Хрусталева выглядела типичным музейным работником. Да она и была таким работником. Она даже жила при музее, в маленькой сторожке у ворот, и почти не покидала усадьбу, оставаясь и смотрителем, и сторожем, и завхозом. Работал у нас и официальный сторож, Кузьмич, но на того надежды было мало. Вроде и хороший мужик, но запойный. Как нахлынет на него, так, считай, потерян из списка живых на неделю. Но ведь жалко дурня, не выгонишь – у него в Сосновке сноха-вдова, а у той трое мальцов, всех кормить нужно.
– Залы в порядке?
– Да, Инга Яновна. Зоя полы помыла. Сказала, послезавтра придет. Оно и правильно, посетителей сейчас нет, грязь носить некому.
Хрусталева поправила сползающие с носа очки. Зоя тоже была из Сосновки, соседней с Волчьим Логом деревни. И тоже одна тянула семью, в которой было двое ребятишек и парализованная бабушка. Я и взяла-то своих деревенских сотрудников только потому, что тем деньги нужны были так же отчаянно, как и мне когда-то. И Егора уговорила. Альфа не хотел чужих брать, опасался, что те могут что-то неположенное увидеть. А что тут увидишь? Усадьба от Лога в двух километрах стоит, у нас тут ничего «неположенного» не бывает. Я грустно хмыкнула. Не музей, а общество помощи одиноким бабам.
– Хорошо. Давайте мы с вами вчерашнюю экспозицию проверим. Хочу посмотреть на нее свежим взглядом, – отвлеклась от невеселых мыслей.
– Да-да, конечно.
Ирина Николаевна поднялась со стула, суетливо одернула платок, и мы пошли в соседний зал, в котором когда-то была гостиная семьи Брагиных.
Комната, несмотря на огромные размеры, казалась уютной. Мебель в стиле модерн, тяжелые, затканные витиеватыми узорами шторы, ковры на натертом, сверкающем желтизной полу, рояль.
Я подошла к стоящему между кресел чайному столику и замерла, разглядывая хрупкий фарфор, прозрачным озерцом застывший на темной лаковой столешнице.
– Кажется, все, как при хозяевах было, – задумчиво улыбнулась Хрусталева.
Ирина Николаевна когда-то прислуживала деду нынешнего альфы и, несмотря на прошедшие годы, хорошо помнила прежнюю жизнь. Благодаря ее рассказам, мы и сумели восстановить обстановку усадьбы почти в первозданном виде.
Я обвела гостиную внимательным взглядом.
Брагино было особенным местом. Большой двухэтажный особняк чудом уцелел после революции. Окрестные жители побоялись трогать волчьи владения. Нет, доподлинно об оборотнях они не знали, но слухи всякие ходили, а деревенские – народ суеверный, вот и опасались беду накликать. Так Брагино и выжило. С приходом Советов усадьбу, которая стояла на одинаковом расстоянии от Волчьего Лога и маленькой деревушки Сосновка, экспроприировали, хозяина и семью выселили, но к имению судьба оказалась благосклонна. В 1919 году, стараниями затесавшихся во власть оборотней, в Брагино организовали музей. Помогло то, что в усадьбе раньше часто гостили Салтыков-Щедрин, Чехов, и еще несколько известных писателей, уважаемых советской властью. И хотя сейчас Егор вполне мог бы вернуть себе достояние предков, но он этого не сделал, предпочитая оставить все, как есть. И фамилию менять не стал, не захотел привлекать внимания.
– Инга Яновна, может, стоит добавить серебряные ложечки? – предложила смотрительница.
– Я думала об этом, но тогда вам придется за приезжими посетителями вдвое внимательнее следить. Ложка – хрестоматийный предмет кражи. Не успеешь оглянуться, а рука сама тянется ее в карман положить, – усмехнулась в ответ.
– Скажете тоже, Инга Яновна, – тихо засмеялась Хрусталева, и глаза ее увлажнились. – Хотя, ваша правда, посетитель нынче ненадежный пошел, так и норовят чего испортить.
– Пусть уж лучше под стеклом лежат, – подвела я итог разговора.
Ирина Николаевна согласно закивала и поковыляла к своему стулу. Хорошая бабка. Ей в этом году сто пятьдесят стукнет, а она не обращает никакого внимания на возраст, и на пенсию выходить не собирается. «Каждый должен приносить пользу обществу», – любит повторять смотрительница.
Потоптавшись у чайного столика еще немного, но так и не придумав, чего же там не хватает, я ушла в свой кабинет и взялась за отчеты. С каждым годом бумажной работы становилось все больше, и я уже почти забыла о том, что по образованию – искусствовед. Я теперь, скорее, цифровед, или отчетовед, поднаторевший в канцелярщине и заполнении всевозможных формуляров. Тяну на себе все ставки, только с бухгалтерией Нина помогает, наша, из Лога. А так я и директор, и зам по науке, и экскурсовод в одном лице. Вот такой человек-оркестр. А что делать? На постоянку чужаков в усадьбу не возьмешь, а из стаи желающих трудиться за копейки нет, народ у нас в основном небедный, избалованный, им десять тысяч – тьфу, а не деньги. Вот и приходится все самой, но я не жалуюсь, даже рада, мне-то лишние копейки не помешают.
Время шло, за окном завьюжило. Я оторвалась от компьютера и потерла уставшие глаза. Интересно, Никитка уже дома? Скорее всего, опять к Никону убежал. Медом ему там намазано. Надо бы сынку на продленку отдать, все спокойнее, но ведь не согласится. Слишком упрямый.
Звонок телефона вырвал меня из раздумий.
– Алло, – не отрываясь от колонки запасного фонда, промычала в трубку.
– Инга Яновна, здравствуйте. Вы экскурсию ждете? – послышался прокуренный голос Лиштаевой.
– Какую экскурсию? – насторожилась я.
– Из области, министерскую, – жизнерадостно сообщила начальник отдела культуры. – А вас что, не предупредили?
Твою дивизию! Светлана Юрьевна в своем репертуаре!
– Нет, – я честно пыталась сдержаться. – А сколько их и когда приедут?
– Шестеро. К пятнадцати часам, – оптимизм Лиштаевой лился из трубки сладкой патокой. – Так что, встречайте. Сумеете угодить начальству, получите премию, – подсластила пилюлю начальница. – Я на вас надеюсь, Инга Яновна.
В трубке послышались гудки.
Я бросила взгляд на часы и вздохнула. До трех оставалось всего полчаса. Нет, за состояние залов я не волновалась, но то, что экскурсия из области, и то, что Лиштаева позвонила лично, означало только одно: к нам едут какие-то шишки.
Сохранив данные, свернула программу, выключила комп и отправилась в зал.
– Ирина Николаевна, к нам экскурсия едет, – сообщила я Хрусталевой.
Смотрительница сняла очки, отложила вязанье и вскинула на меня растерянный взгляд.
– Да как же это? Вроде ж, никто не договаривался, – удивилась она.
Я усмехнулась.
– А Светлана Юрьевна, как всегда, забыла предупредить.
– Эта может, – согласилась смотрительница. – И как эту курву столько лет терпят? Ведь ни образования, ни таланта!
– Зато у нее в любовниках сам Гладышев, – хмыкнула в ответ и распорядилась: – Вы оставайтесь здесь, а я в магазин съезжу. Нужно подготовиться.
Старушка понятливо кивнула.
Ника
Я смотрела на Семена и пыталась понять, чего он от меня хочет. Вот уже полчаса тот мялся, тяжело вздыхал и глядел на меня, как на неразумного ребенка, у которого собирается отобрать любимую игрушку.
– Ника Александровна, я же объясняю, вам лучше побыть сегодня в доме, – переминаясь с ноги на ногу, басил глава охраны.
Егор с утра уехал в Москву и оставил со мной вот эту «няньку» – огромную, страшную и несговорчивую. Можно подумать, мне это нужно…
– Нет, Семен Васильевич, вы не объясняете, – покачала головой, глядя на возвышающуюся надо мной тушу. – Вы просто поставили меня в известность, что передвижения по поселку запрещены, и не говорите, почему.
– Да я же вам объясняю, Егор Николаевич не хочет, чтобы у вас были проблемы, – нахмурился Чадов.
Ух, когда он так морщится, то становится вылитым чудовищем из сказки. Сходство полное: перекошенное лицо, грубый шрам, пересекающий его от уха до подбородка, густые темные брови, угрюмый взгляд. Только вот мне ни капельки не страшно. Я давно уже знаю, что внешность ничего не значит, главное, что у человека внутри. А внутри у Семена доброе сердце, и я это прекрасно чувствую, так что он может сколько угодно хмуриться и напускать на себя грозный вид, на меня это ни капельки не действует. На Крысю, кстати, тоже. Мой кошарик с первого дня буквально «влюбился» в Чадова и с удовольствием засыпает у того на коленях, когда Семен приходит с отчетом. Егор ведь почти переселился в мой дом, так что теперь все совещания проходят на маленькой кухне, в которой и двоим-то тесно. Но мой волк упрямый. Вроде и согласился, что до свадьбы нам лучше пожить отдельно, только это ничего не изменило. Все равно все свободное время Егор проводит в моем «скрюченном домишке», как пренебрежительно называют его местные. Ничего. Для кого-то он, может, и скрюченный, а для меня так самый лучший. Здесь я впервые за много лет по-настоящему счастлива.
– Ника Александровна, пообещайте, что днем побудете дома. А вечером альфа вернется и сам вам все объяснит, – не отставал Чадов.
Видимо, Егор велел ему действовать аккуратно и сильно мне не перечить, вот Чадов и страхуется, хотя чувствовалось, что ему проще грубо приказать, чем пытаться кого-то уговаривать. Тем более, меня.
С самого первого дня, как Егор познакомил меня с начальником поселковой охраны, Чадов проникся ко мне симпатией, правда, тщательно это скрывал. Еще бы! У крутого боевика не может быть привязанностей, несолидно это. Хотя, я ведь видела, как он любит Егора. Наверное, потому и меня автоматически принял в «ближний круг».
– Ладно, никуда я сегодня не собираюсь, – успокоила Семена и добавила: – можете спокойно ехать в город, мне все равно две статьи дописать нужно.
– Вот и отлично, – повеселел Чадов.
Хотя, повеселел – это слишком сильно сказано. Вид у него все равно остался устрашающим, только взгляд чуть подобрел.
– Ну, я тогда пошел, – торопливо бормотнул Семен и рванул с кухни, словно за ним черти гнались.
Я только усмехнулась.
– Видал, Крыся, какие мы с тобой страшные? Целого огромного волка напугали.
Мой иждивенец, оккупировавший свою именную табуретку, открыл один глаз, лениво покосился на меня и снова уснул. Ну да. От него поддержки не дождешься.
Я придвинула к себе ноут и попыталась вникнуть в тонкости сетевого маркетинга, но мысли то и дело возвращались к Егору и к тем переменам, что произошли в моей жизни. Кто бы мог подумать, что все так обернется! Любимый мужчина, новая стая, собственный дом, стабильность… Нет, насчет стабильности говорить, конечно, рановато, но порой мне кажется, что я всю жизнь живу в Волчьем Логе и знаю всех его обитателей. А со многими даже дружу. Ну а что? Могу я помечтать? Столько лет держаться настороже и никого не подпускать близко, и вдруг оказаться среди своих. Это же чудо какое-то! И я уже успела кое с кем подружиться. Вернее, я думаю, что мы подружимся. С той же Татьяной, которая, оказывается, не просто продавщица, а хозяйка того самого супермаркета. Или вот с Ингой. Не знаю, почему, но мне кажется, подруга ей точно не помешает. Слишком она колючая и напряженная, и ни с кем из местных особо не общается. А в глазах такая тоска, что за душу берет, и хочется обнять и сказать что-то доброе, такое, отчего соседка хоть разочек улыбнется. Пока что у меня не очень получается, но это пока. По крайней мере, я верю, что рано или поздно Инга оттает.
Я посмотрела в окно, на падающий снег, и вздохнула. Без Егора дом казался странно пустым. Всю неделю мы были вместе, и я даже не замечала, как летит время, а сейчас оно тянется ленивой улиткой и до вечера еще ждать и ждать. И ведь не пойдешь никуда, чтоб развеяться. Еще и Чадов этот… Самому в город приспичило, а я, значит, тут сиди. Эх, нет в жизни справедливости…
Я отвела глаза от тронутого морозом стекла, посмотрела на экран ноутбука и, как всегда внезапно, задохнулась от появившейся перед глазами картины. Страшной картины, которая преследует меня уже много лет.
…Тела казались ненастоящими. Они были повсюду. Окровавленные, засыпанные обломками стен и цементной крошкой, странно выгнутые, лежащие в неестественных позах. Я пробиралась между ними, почти не узнавая искаженные лица, шла вперед и вперед, в поисках родителей и брата. И не хотела их находить. Надеялась. До последнего надеялась. Что они живы, что успели уйти, что не лежат тут, среди погибших волков. В горло забивалась стоящая в воздухе взвесь, глаза резало от дыма, а я все переставляла ноги и брела вперед, не желая верить в невозможное…
Воспоминания исчезли так же резко, как и появились, оставив после себя обычную слабость и дрожь. По спине тек холодный пот, в глазах стояли слезы, и я ничего не могла с собой поделать. Меня трясло. Как я ни пыталась забыть, как я ни старалась запрятать все произошедшее в самые дальние уголки памяти, прошлое настигало меня в самый неподходящий момент и обрушивалось шквалом эмоций, звуков и запахов.
Я огляделась по сторонам, попыталась медленно досчитать до десяти, чтобы избавиться от постыдного страха, но это не помогло. Стены давили, полумрак комнаты казался зловещим, мне не хватало воздуха и на какую-то долю секунды захотелось сбежать от одиночества, туда, где есть люди, где можно с кем-нибудь поговорить и забыть о своих кошмарах.
Что там Чадов говорил? Сидеть в доме? Ну уж нет, я тут с ума сойду!
Я сорвала с вешалки пуховик, натянула шапку, выскочила на улицу и решительно направилась к стоящему у ворот джипу. Егор оставил его мне, разрешив пользоваться по своему усмотрению. Вот я и воспользуюсь. Съезжу к Инге в музей, тем более что она мне экскурсию обещала.
Инга
– Тань, сделай «джентльменский набор». Только очень быстро.
Я остановилась у прилавка и перевела дух. Поселковый магазин – не «Табрис», конечно, но все, что мне нужно, здесь есть. И деликатесы, и выпивка, и даже экзотические фрукты. Татьяна открыла свой супермаркет пару лет назад, после того, как Игорь от нее сбежал, и с тех пор неплохо поднялась. А ведь никто не верил. Егор тогда ей денег просто так дал, хотел помочь забыться, правда, особо не надеялся, что дело пойдет. А Танька оказалась молодцом – так развернулась, что в этом году еще один магазин открывать собирается, строительный.
– Начальство едет? – полюбопытствовала Татьяна. Ее густо подведенные глаза заинтересованно блеснули. – Сюрприз, что ли, решили сделать?
– Типа того.
Я не стала рассказывать подробности. Танька – женщина неплохая, но сплетница, каких поискать. И вроде, не со зла, но уж слишком «общительная». Хотя, может, потому у нее и бизнес в гору идет. Народ у нас поболтать любит, а где еще поговорить, как не в магазине?
– Не переживай, Инга, сделаем в лучшем виде, – подмигнула мне Татьяна, видимо, сообразив, что подробностей из меня вытянуть не удастся. – У меня как раз икра свежая, вчера привезли. И балык. Ну и так, по мелочи. Если что, могу в долг отпустить, потом отдашь.
– Неси все, что есть, – поторопила я ее. – Денег хватит.
Танька бросила на меня оценивающий взгляд и скрылась в подсобке. Оттуда послышалось стеклянное звяканье и шорох оберточной бумаги, а спустя пару минут продавщица вернулась и поставила на прилавок картонную коробку, из которой выглядывали горлышки бутылок и какие-то коробки.
– Вот, держи. Здесь все, что нужно.
– Моя ж ты умница! Сколько с меня?
Танька шустро защелкала сканером.
– Пятнадцать семьсот, – довольно улыбнулась она.
Еще бы ей не улыбаться! Считай, половина дневной выручки обеспечена. Я вздохнула и полезла в кошелек за представительской карточкой. Егор когда-то выдал мне ее для музейных нужд, вот, в очередной раз пригодилась.
– Инга, ты когда на рынок собираешься? – наблюдая, как я приноравливаюсь к коробке, задумчиво поинтересовалась Татьяна.
– Думала, завтра. Глеб обещал с собой взять. Если не передумает.
Бутылки звякнули. Я перехватила тару покрепче.
– Может, и окорока захватишь? – загорелась Татьяна. – Там всего-то килограмм сорок будет. Заглянешь к Людке, она их с руками оторвет. И твое заодно возьмет.
Вот что значит бизнесвумен. На ходу соображает. Ведь не собиралась же ничего продавать, а стоило мне появиться, как она сразу все продумала.
– Тань, давай я тебе вечером позвоню и договоримся? Сейчас, правда, некогда.
– Ну, вечером, так вечером, – кивнула Татьяна, но я видела, что от своей идеи она теперь не отступится. Что ж, придется лишние сорок килограммов разгружать. Ладно. С этим я потом разберусь.
Я расплатилась, прихватила коробку и помчалась обратно. Времени оставалось в обрез.
Дорога до музея заняла считанные минуты, и вскоре я уже бежала к парадному входу, стараясь не упасть и ничего не выронить. Ноги скользили, а я на ходу ругала себя за то, что не додумалась переобуться, в модельных туфлях выскочила. Хотя, чего уж теперь?
Балансируя на тонкой наледи, взлетела по ступенькам, бедром открыла дверь и, только сгрузив коробку на подоконник в холле, смогла отдышаться и успокоиться. Все. Успела. Осталось сервировать стол и можно встречать гостей.
– Инга Яновна, да что ж вы так запыхались? Давайте, я все донесу, – выглянув из парадного зала, всполошилась Хрусталева.
– Ничего. Я сама, – отказалась от ее помощи.
Вроде, и не хотелось обижать смотрительницу, но сейчас она только мешать будет. Слишком медлительная.
«Поляну» в Малой столовой накрыла быстро – спасибо Таньке, все необходимое в коробку уложила. А потом выпила пару глотков настойки, скрывающей запах зверя – так, на всякий случай, – и позвонила на проходную.
– Глеб, в музей гости едут, из министерства. Минут через десять будут. Могут и в поселок заглянуть.
– Сколько их? – спокойно уточнил Яворский.
– Шестеро.
– Егору доложила?
Ага, сейчас. Не хватало еще с альфой разговаривать! Нет уж. Решила держаться от него подальше, вот и нечего поводы выискивать!
– Нет. Позвони ему сам, ладно? Мне некогда.
– Ну да, – в голосе охранника, дежурящего на проходной, послышалась насмешка. – Некогда, – повторил Глеб и издал какой-то странный звук: то ли смешок, то ли хмыканье.
– Все. Я тебе сказала, а дальше сам решай.
Я не стала ждать ответа и нажала отбой. Мысли Яворского – это его личная проблема. Меня они не касаются.
Глава 5
Гости пожаловали минут через двадцать. Я наблюдала из-за занавески, как в ворота медленно въехал внедорожник, а за ним – два дорогих седана. Машины проехали по двору и остановились у парадного входа. Из первой выскочили четверо бодрых молодцов – охранники, видимо, – а из двух других выгрузились на снег «слуги народа».
Я потуже закрутила волосы, накинула на плечи пуховую шаль и пошла встречать «дорогих гостей».
– Здравствуйте, – натянув на лицо дежурную улыбку, поприветствовала мужчин. – Добро пожаловать в Брагино. Меня зовут Инга Яновна Новицкая, я директор музея. Буду рада познакомить вас с историей и бытом старинного дворянского имения.
– Да-да, наслышаны, – глазки невысокого толстячка в добротной дубленке и кепке а-ля Лужков масляно блеснули. – Наслышаны о ваших талантах, Инга Яновна, – повторил чиновник. – Что ж, покажите нам, как предки жили.
Выражение и тон резанули, но я давно привыкла не обращать внимания на подобные мелочи. Помню, когда только начинала, каждый такой «начальничек» норовил подкатить и какую-нибудь шуточку насчет молодой и хорошенькой директрисы отпустить. Сейчас уже знают, что не подействует. Правда, с этими я что-то раньше не встречалась, хотя двое кажутся смутно знакомыми.
– Ребята, побудьте в машине, – обернулся толстяк к охране. – Вы нам тут без надобности.
– Не положено, Владимир Васильевич, – пробасил один из громил.
– А ну, цыть, – гаркнул «Лужков». – Тут я решаю, что положено, а что нет. Заткнулись – и бегом в свою гробовозку.
Он сурово сдвинул брови. Парни резво потрусили к внедорожнику.
– Да оставь ты их, Василич, – хмыкнул один из гостей, толстый, одышливый дядька. – Чуешь, воздух-то какой? – он громко хлюпнул носом. – С городским не сравнить.
– Да. Природа, – благостно улыбнулся высокий полный мужчина. Он был в распахнутом пальто и круглой меховой шапке и напоминал кустодиевского Шаляпина – типажом, широтой души, немного показным барством. – Благодать…
– Прошу, господа.
Я распахнула двустворчатые парадные двери, приглашая посетителей войти. На порожки упали теплые отблески света.
– Хороший домик, – присвистнул один из чиновников – худощавый, верткий, с острым носиком и свисающими брылями. – Его при каком царе построили?
– При Александре II. В тысяча восемьсот шестидесятом году.
– Это который Освободитель? – проявил осведомленность остроносый.
– Именно при нем, – кивнула я, входя в большой светлый холл, с изящными белыми колоннами и красным мраморным полом.
Гости ввалились вслед за мной, с интересом оглядываясь по сторонам.
– Ну, что, Станислав Андреевич, нравится? – спросил «Лужков» у одного из своих спутников – высокого, красивого мужика в тонкой кожаной куртке и легких осенних туфлях.
– Пока трудно судить, – ответил тот, уставившись на большой поясной портрет Георгия Брагова, висящий как раз напротив входа.
Голос пришлого заставил меня вздрогнуть. Было в нем нечто, пробуждающее в душе какое-то странное предчувствие. Я сама не знала, откуда взялось это ощущение. Просто, внутри все подобралось, а инстинкт, что называется, загорелся красной лампочкой с огромной надписью «опасность». А тут еще предупреждение Чадова вспомнилось, и я едва не запаниковала. Что, если этот «седой» – охотник?
«Все. Стоп, – одернула разошедшуюся интуицию. – Хватит истерить. Обычная компания из министерства, обычные наглые мужики. При чем тут охотники?»
– А вот нам сейчас Инга Яновна все подробно расскажет и покажет, и ты сразу определишься, – глядя на седого с заискивающей улыбкой, бодро произнес «Лужков» и сдвинул кепку набок. Похоже, он был в этой компании главным заводилой.
– Вещи можно оставить в гардеробе, – смерив его оценивающим взглядом, указала на небольшое подсобное помещение.
При общении с чиновниками я привыкла особо не улыбаться и держаться строго в должностных рамках. Лучшая тактика, чтобы не давать повода для фривольных намеков.
– Слышь, Владимир Васильевич, – со смешком обратился к «Лужкову» остроносый. – Нужно и нам в кабинете такую штуковину повесить.
Он указал на прибитую к деревянному щиту оленью голову.
– Своих рогов мало, – еле слышно пробормотал стоящий рядом со мной плотный кряжистый мужик в темно-сером костюме. – Готов еще и чужими башку украсить.
Я усмехнулась.
Тем временем, все посетители сняли свои пальто и дубленки и столпились вокруг меня.
– Так что, поведаете нам о жизни аристократов, Инга Яновна? – живчиком подкатился под руку «Лужков».
– Всенепременно, – серьезно кивнула в ответ. – Я здесь как раз для этого.
Голос звучал спокойно. И слава богу. Не хватало еще, чтобы гости заметили мою нервозность.
– История усадьбы начинается в тысяча восемьсот шестидесятом году, – я обвела взглядом «экскурсантов». – Первым ее владельцем был Александр Иванович Брагин, богатый дворянин и полковник кавалерии в отставке. При нем был построен особняк, разбит парк и устроены службы. После смерти Брагина его сын и наследник, Илья Александрович, несколько лет прожил в имении, но потом женился на девице Солоуховой и переехал в Петербург, и усадьба долгое время оставалась в запустении. В тысяча восемьсот восьмидесятом году супруга Брагина, Дарья Ильинична, скоропостижно скончалась, а вслед за ней умер и Илья Александрович, и особняк унаследовал его двоюродный дядя, Николай Алексеевич Брагин, бригадный генерал, вышедший в отставку после русско-турецкой войны. Он поселился в этой усадьбе вместе с женой и шестью детьми, и именно при нем имение приобрело известность. Здесь часто гостили литераторы, поэты, художники. В Брагино в разное время бывали Чехов и Салтыков-Щедрин, с хозяином имения были дружны Тютчев и Блок.
Давно привычные слова слетали с губ, а я внимательно наблюдала за чужаками. Лиштаева ошиблась. Гостей оказалось семеро. Двое упитанных чинуш, лица которых были мне известны по редким вылазкам в министерство, и пятеро незнакомцев, один из которых вызывал у меня неосознанное беспокойство. Станислав Андреевич, если верить «Лужкову». Высокий, гибкий, с настороженным взглядом холодных серых глаз, с густо усыпанными сединой висками и при этом довольно молодым лицом. Он совсем не походил на человека, интересующегося культурным наследием нашей родины. Нет, остальные тоже не показались мне особыми любителями старины, но этот слишком уж выбивался даже на их сереньком фоне. Ему бы не по экскурсиям разъезжать, а в каком-нибудь овраге врагов расстреливать. Уж больно жестким и бездушным он выглядел.
– В девяносто седьмом году Николай Алексеевич переделал особняк, по его распоряжению был вырыт пруд и построены конюшни, – сотни раз рассказанная история лилась сама, позволяя мне внимательно наблюдать за гостями.
Мы как раз вошли в гостиную, служившую первым залом, и мужчины принялись вертеть головами, разглядывая сверкающую хрустальную люстру, позолоченные рамы картин, изящную французскую мебель и тяжелые, затканные цветами портьеры.
– Генерал слыл ценителем искусств и меценатом. Он собрал в Брагино довольно неплохую коллекцию живописи. Обратите внимание на представленные здесь картины. Большинство из них были собраны именно Николаем Алексеевичем. Супруга Брагина, Елена Федоровна, так же разбиралась в искусстве и была прекрасной пианисткой. В глубине залы вы видите рояль известной немецкой марки Бехштейн, на котором госпожа генеральша любила музицировать, – я указала на старинный черный инструмент. – До революции в России было популярным выражение «играть на бехштейнах» – настолько бренд связывался с самим понятием игры на фортепиано. Две дочери Николая Алексеевича неплохо пели, и в имении часто устраивались благотворительные балы и концерты, которые собирали в усадьбе все окрестное дворянство. Вырученные средства перечислялись в детские приюты и в больницы.
При упоминании о деньгах чиновники моментально оживились. Один из них подошел к роялю, откинул крышку и неловко пробежался пальцами по клавишам. По залу прокатился мягкий приглушенный звук.
Ирина Николаевна вскинула на меня вопросительный взгляд, но я незаметно покачала головой. Этим товарищам замечания делать не стоит. Чревато.
– Обратите внимание на парадный портрет, написанный местным живописцем Васильевым, – желая отвлечь мужиков от инструмента, я указала на большое полотно, висящее над диваном. – Как вы можете видеть, на нем изображено все семейство Брагиных. Талантливый художник сумел передать спокойную силу и уверенность генерала, утонченную красоту его супруги, веселую живость детей.
– Красивая баба, – цокнул языком «Лужков».
Он подошел ближе, сложил руки за спиной и уставился на портрет.
– Фигуристая, – поддакнул невысокий лысый товарищ в узковатом для него коричневом костюме. При каждом движении чиновника полы его пиджака расходились, открывая весьма упитанный зад и оттопыренный карман, в котором лежал бумажник.
– А вот на этом портрете изображен отец Николая Алексеевича, – я указала на соседнюю картину.
– Мощный мужик, – уважительно крякнул лысый. – И взгляд такой… Как у нашего Василь Петровича.
Чиновники оживились, заулыбались, выражая верноподданические чувства к неизвестному мне Василь Петровичу.
– А вот здесь изображение Николая Алексеевича в молодости.
Я рассказывала, вела посетителей по залам усадьбы, а сама внимательно наблюдала за экскурсантами.
Седой продолжал мне активно не нравиться. Было в нем что-то настораживающее. Еще и взгляд этот – холодный, оценивающий. Он жег затылок, ни на минуту не выпуская из-под прицела. Мне снова вспомнилось предупреждение Чадова. Что, если этот мужик и есть тот самый охотник? Мало ли? Чем черт не шутит? Может, седой приехал в Волчий Лог под предлогом осмотра музея, а сам вынюхивает и высматривает оборотней?
Охотники часто отслеживают старые поселения по слухам и историческим свидетельствам. И хотя мы с Егором тщательно уничтожили все упоминания о волчьих корнях поселка, но кто знает? Вдруг чего-то не доглядели?
– Николай Алексеевич поддерживал местных художников, – стараясь не показывать своего интереса к пришлому, продолжала я. – Он и сам довольно неплохо рисовал. Здесь вы можете увидеть его карандашные наброски.
Мы обошли почти все залы, оставалась только столовая, к которой я специально вела гостей кружным путем.
– Как вы успели заметить, в доме много картин и предметов искусства. Все они привезены генералом из многочисленных поездок по стране. На средства Брагина в соседней деревне была возведена шатровая церковь, во имя Живоначальной Троицы, которая также является памятником архитектуры. Если вам интересно, можете на обратном пути осмотреть и ее. В храме довольно необычная роспись и почти полностью сохранившийся фарфоровый иконостас.
Мой рассказ подходил к завершению, и я заторопилась. Хорошо бы побыстрее накормить «гостей» и отправить их восвояси, иначе они еще долго тут топтаться будут.
Я распахнула двери в столовую и подошла к накрытому столу.
– А сейчас, после пищи духовной, предлагаю всем насладиться пищей телесной. Прошу, господа.
Господа радостно загалдели. Они столпились вокруг накрытого стола и принялись разливать коньяк. По комнате поплыл звон бокалов, лица мужчин раскраснелись, закуски стали исчезать прямо на глазах. Особенно усердствовал лысый. Я удивленно наблюдала, с каким аппетитом он поглощает бутерброды с ветчиной и канапе с икрой, и с тоской думала о том, что нужно было брать не четыре банки, а пять. Слишком уж быстро исчезала с подноса зернистая закуска.
