Текст книги "Абрам Ганнибал: Черный предок Пушкина"

Автор книги: Дьедонне Гнамманку

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

В Стамбуле

В Стамбуле лето 1703 года было ознаменовано бурными политическими событиями: восстанием янычар и отречением султана Мустафы II в пользу своего брата Ахмеда III. Сразу же по восшествии на престол последний потребовал дань с тех европейских стран, что были под властью Османской империи.

Дань – тысяча детей-рабов, которые должны были использоваться как в качестве прислуги при дворе, так и для службы в армии. Детей привезли в Стамбул, обратили в ислам и отдали в обучение: одних – прислуживать при дворе, других – учиться военному делу. Из последних формировали отряды янычар.

В турецкой армии и при дворе в Стамбуле, среди солдат, прислуги и евнухов, негры и арабы-африканцы не были редкостью – они исчислялись тысячами. Особенно это стало заметно в первой четверти XVIII века в османской армии. В то время из общего числа солдат турецкой армии (534 100 человек) почти пятую часть (103 тысячи) составляли чернокожие и другие африканцы из Египта.

В XVI—XVIII веках африканские негры не только прислуживали во дворце. Они становились также чиновниками. Из Африки, в особенности из Эфиопии и района озера Чад, везли не только евнухов, но и детей, которые впоследствии занимали различные государственные посты ^{15} . Так, в 1587 году негр по имени Кизлар Агази стал командиром дворцовых алебардщиков. Это очень высокий административный пост. В подчинении командира дворцовых алебардщиков находились многие высокопоставленные чиновники, среди них даже казначей, В его руках была и религиозная власть: он был попечителем мечетей и других богоугодных заведений Мекки и Медины. Только он мог говорить с султаном в любое время дня и ночи ^{16} …

Вполне вероятно, что именно приход к власти нового султана спровоцировал всплеск работорговли не только в Европе, но и в Африке.

В Стамбуле детей отбирали согласно физическим данным и характеру. Лучших, а также детей из знатных семей отправляли во дворцы Галаты, Эдирне и Манисы как дворцовую прислугу. Были созданы школы, в которых этих детей учили читать, писать и чтить законы ислама. Самые способные продолжали обучение: они изучали Коран, арабскую, турецкую, персидскую литературу, арифметику, каллиграфию, музыку. Юных рабов обучали и владению оружием, метанию копья, искусству боя, верховой езде и т. д. Такое обучение длилось от двух до восьми лет ^{17} .

Вместе с другими детьми знатного происхождения сын логонского князя попал в сераль султана Ахмеда III. Он получил имя Ибрагим. Но недолго суждено ему жить в Стамбуле. Летом 1704 года, вместе с еще двумя негритятами, он будет тайно перекуплен купцом Саввой Лукичом Владиславичем-Рагузинским [10]10
  Савва Лукич Владиславич-Рагузинский (? —1738) – граф, русский дипломат, потомок боснийских князей Владиславичей; его отец, притесняемый на родине турками, переселился с семьей в Рагузу и принял двойную фамилию. Смолоду занялся торговлей, а в 1702 году стал тайным агентом русских дипломатов, князя Голицына и Украинцева. Исполняя два дела одновременно, он явился с товарами в Азове в 1702 году, как бы изучая торговый путь по Черному морю, а через год очутился в Москве, где был обласкан Петром I. Снабженный русскими товарами, Владиславич вернулся в 1705 году в Константинополь к посланнику Толстому, через три года опять приехал в Москву, получил право беспошлинной торговли и двор на Покровке, а в 1710 году – чин надворного советника и малороссийское поместье; участвовал в Прутском походе; получил от правительства Рагузы диплом на графский титул. В 1716 году отправился в Италию, где провел шесть лет, вел переговоры с римской курией и сенатами Венеции и Рагузы, а также наблюдал за присланными для образования русскими. Смерть папы Климента XI помешала заключению конкордата с Россией, и Владиславич вернулся в Петербург. Екатерина I отправила его чрезвычайным посланником в Китай; благодаря его энергии 3 апреля 1728 года был подписан выгодный для России мирный договор (Брокгауз-Ефрон).
  В «Письмах и бумагах Петра Великого» он именуется Саввой Рагузинским, иллирийским шляхтичем из Царьграда. Петр познакомился с ним в 1702 году, когда Савва был «греческим купцом» в Азове, захваченном у турок в 1696 году. За коммерческие услуги Петр I дал ему 6 июля 1703 года жалованную грамоту на право торговли в России, пожаловав ему вместе с тем в Азове «дом и лавку торговую». В 1711 году Савва сопровождал Петра в Прутском походе.
  Предприимчивый Савва стал затем владельцем мануфактур и имений на Украине, торговой конторы в Архангельске, позднее был возведен в графское достоинство. В 1716 году он получил от Петра в Прибалтике, в Рижском уезде, в аренду крупные мызы Лаудону и Лубану. При Екатерине I в 1725 году граф Савва Рагузинский был отправлен чрезвычайным посланником и полномочным министром в Китай; в результате переговоров 14 июня 1728 года был заключен Кяхтинский трактат.
  «Доставка негритят была делом рук «греческого купца Саввы», имевшего в Константинополе давнишние торговые связи. Ему… в видах, дальнейшей карьеры важно заручиться расположением царя… Савва и взялся доставить… арапов в подарок Петру, любившему всякие редкости. Турецких сановников того времени легко было подкупить…» (Леец, с.21). Прим. перев.


[Закрыть], который состоял тогда на службе России. Официально – для графа Толстого, русского посла в Стамбуле, и для главы посольского приказа Федора Головина. В письме графу Головину, отправленном из Стамбула 21 июля 1704 года, купец пишет: «Настоящее писание до вашего превосходительства дойдет с слугою моим Андреем Георгиевым, которого я посылаю купно с тремя молодыми арапами. Сие есть двух вашему превосходительству, а третьего послу вашему, которых я купил не без большого бедства… Дай Бог, чтоб они во здравии и в целости дошли. Я чаю, что они вам приятны будут, для того что они зело черны и хороши суть, они не турки, не обрезаны суть. Ваше превосходительство может содержать тех, которые вам полюбяца, а третий послу да оставится, для того он сам за всякого деньги заплатил» ^{18} . [11]11
  Здесь и далее в приводимых документах сохраняется орфография оригинала. Прим. перев.


[Закрыть]

А вот и письмо Толстого своему начальнику:

«…Господин Сава Владиславич сказал мне, что милость твоя изволил ему приказать купить двух человек арапов. И по твоему, государя моего, повелению он, Сава, арапов двух человек купил и я их с его Савиным человеком отпустил к милости твоей, государя моего, чрез Мутьянскую(Молдавскую) землю и дал им проезжей лист, чтоб им от Киева до Москвы давать подводы. А к господарям к мутьянскому и к волоскому(валахскому) и к господину стольнику мутьянскому писал я от себя с прошением, чтоб оных управили безопасно довесть до Киева. И надеюсь, что при помощи Божией до милости твоей, государя моего, оные довезены будут сохранно.

А господин Савва отпущен от меня на одном бастименте(корабле) в Азов…

Петр Толстой,

челом бью

из Константинополя, июля в 22 день 1704-го» ^{19} .

Вывозить невольников из Стамбула в начале правления Ахмеда III было весьма опасно. Именно поэтому Савва Рагузинский счел кружной путь по суше более надежным, хотя морской, через Азов, который полностью контролировался турками, был короче [12]12
  Власти Валахии, через которую проходил путь посольства, не толь ко не препятствовали русским, но даже помогали им. Подтверждение тому – выдержка из росспросных речейАндрея Васильева (человека Саввы) в Посольском приказе: «А ведомостей де никаких он, Андрей, едучи через Волоскую землю ни о чем не слыхал и не ведает. Только де как он, Андрей, с теми арапами приехал в Ясы и тамошной де волоской господарь, уведав об нем и о тех арапах, его, Андрея, тотчас из Яс выслал с теми арапами на загородный двор, на котором живет человек его господарской, от Яс с милю, в деревне Татарам, для того что де в то время в Ясах в приезде были из розных мест для своих потреб многие турки. И естли б де он, господарь воложской, над ним так не помилосердствовал, и его б де, Андрея, с теми арапами турки поймали, понеже турки в вывозе из турецкого государства в иные страны зело присмотривы и осторожны»(Лаптева, с. 184). Прим. перев.


[Закрыть]. И вот он отправил купленых негритят в сопровождении своих слуг из Стамбула в Москву. Было это в августе 1704 года.

Прежде чем достичь границ Великороссии, они должны были проехать через Болгарию, Валахию и Украину. Путешествие длилось более двух недель…

ГЛАВА 2.
ЧЕРНЫЙ КРЕСТНИК БЕЛОГО ЦАРЯ

…Император Петр Великий в 1705 году… крестил… Африканца Ганнибала, деда знаменитого поэта нашего А. С. Пушкина.

Надпись на мраморной плите в стене церкви Параскевы-Пятницы в Вильнюсе.

Ибрагим в Москве

13 ноября 1704 года Андрей Васильев и Константин Иванов прибыли в Москву с тремя арапчатами. Сразу же они явились в Посольский приказ, где были допрошены о происшествиях в дороге.

Когда двоих арапчат доставили в дом главы Посольского приказа графа Головина, государя не было в Москве. Вот что пишет переводчик Посольского приказа своему начальнику: «…я из тех трех выбрал двух, которые лучше и искуснее, родных братьев, и отдал их… матушке вашей… А третьего, который поплошее, оставил Петру Андреевичу… Меньший, именем Аврам, крещен… а большой еще в бесурманстве» ^{20} . Граф Головин был близок к государю. Потому, вернувшись в Москву 19 декабря 1704 года после побед при Дерпте и Нарве, Петр поселяется в доме графа. Здесь он впервые увидел арапчат.

Царь Петр был твердо убежден, что государство Российское не сможет развиваться нормально без образованного и сведущего в науках дворянства. Дело в том, что вплоть до конца XVII века школ на Руси практически не было. Те немногие из россиян, кто имел какое-то образование, получили его в Славяно-Греко-Латинской академии, где упор делался на изучении священных текстов. Петр же задумал открыть к 1700 году первые светские школы. Для этого он пригласил лучших иностранных преподавателей, например, английского профессора Андрея Фарварсона [13]13
  А. Фарварсона Петр пригласил в Россию в 1698 году, во время своего пребывания в Англии. Англичанин стал составителем устава морского училища и первым преподавателем в нем (Пекарский, 1862). Прим. перев.


[Закрыть], которому поручено было открыть школу математики и навигации. Это было уже в 1701 году.

Но российские бояре, да и дворяне отказывались посылать своих детей в эти школы. Новые науки, которые молодой царь насаждает в России, «не для русского ума» – так полагали они. Отпрыски же их предпочитали, как и встарь, либо делать военную карьеру, либо спокойно жить в огромных родовых имениях. Этих молодых людей совершенно не привлекало изучение наук с какими-то диковинными названиями: география, геометрия, арифметика. И тогда Петр издает указ: всякий молодой боярин, с десяти лет и до поступления на военную службу, в течение пяти лет обучался бы грамматике, арифметике и геометрии. Правда, число учеников от этого не возросло. Скорее, наоборот. Учение настолько тяготило юношей, что многие из них убегали из школ, которые, к слову сказать, более походили на тюрьмы. Так, в Морской академии в каждом классе в дверях стояли отставные солдаты с розгами в руках, чтобы наводить порядок, буде в том надобность.

Петру приходилось лично вершить судьбы сыновей самых знатных российских вельмож. Стоит упомянуть в качестве примера отпрысков двух министров, а также сына графа Мусина-Пушкина, которые были отправлены обучаться наукам к отцам-иезуитам по личному распоряжению царя.

Почему же «по личному приказу царя и для самого царя» Головин должен был доставить арапчат? «Зачем же плелась эта стамбульская интрига? Почему царю Петру срочно понадобились темнокожие мальчики?» Ответим на этот вопрос, поставленный Н. Эйдельманом, его же собственными словами.

«Вообще, иметь придворного «арапа», негритенка, при многих европейских дворах считалось модным, экзотическим… Но Петр не только эффекта ради послал секретную инструкцию – добыть негритят «лучше и искуснее»: он хотел доказать, что и темнокожие «арапчата» к наукам и делам не менее способны, чем многие упрямые российские недоросли. Иначе говоря, тут была цель воспитательная: ведь негров в ту пору принято было считать дикими, и чванство белого колонизатора не знало границ. Царь Петр, как видим, ломает обычаи и предрассудки: ценит головы по способностям, руки – по умению, а не по цвету кожи…» ^{21}

Приведем также слова Г. Бахтина: «Петр Великий, отдавая достоинствам почесть, не предубеждался лицеприятием или пристрастием; низкого и высшего состояния люди, свои и чужестранные, в решении сем не имели у него перевеса: свидетельствуют и многие из низкого звания возведенные на высшие достоинства…» ^{22}

Заметим, что в это же время на службе у Петра находились еще трое чернокожих, принятых на службу в Амстердаме: один – художник, другой – корабельный мастер, третий – морской офицер ^{23} .

Итак, Петр приказал начальнику Посольского приказа Ф. Головину доставить ему арапчат. Тот переадресовал это поручение в Стамбул, русскому посланнику П. Толстому. Последний, в свою очередь, обратился к Савве Рагузинскому, который направлялся как раз в «Блистательную Порту» (так тогда называли Османскую империю). Савва закупал там хлопок, разные ткани и прочие товары для торговли в России. 30 января 1705 года, по возвращении, Савва Рагузинский был немедленно принят государем. Тот расспрашивал его о положении дел в Османской империи. Вероятно, был разговор и об арапчатах, привезенных купцом из Стамбула.

И вот Петр увидел арапчат. В императорских архивах мы находим запись о том, что 18 февраля 1705 года было выплачено более 15 рублей на пошив кафтана для арапа Абрама. Кроме того, его начали сразу обучать русскому языку.

В феврале того же года Петр отправился в Воронеж, чтобы лично наблюдать за постройкой верфи. В течение двух месяцев он работает там не покладая рук вместе с графом Апраксиным.

В конце апреля царь собрался ехать из Москвы в Полоцк: там расквартированы на зиму гвардейские полки. Но помешала жестокая лихорадка. Три недели пришлось провести государю в постели. Среди ординарцев, которые находились при больном, упомянут и Абрам. С этих пор он в личном услужении у государя.

Многое говорит за то, что российский государь все больше привязывается к своему любимцу. Весной 1705 года он пригласил голландского художника Шхонебека, чтобы тот запечатлел его вместе с Абрамом; речь идет о редкой гравюре «Петр Великий и маленький арап». На этой аллегорической картине изображен Петр – победитель шведов, а рядом с ним негритенок. Это и есть первый портрет известного впоследствии Абрама Ганнибала. Было ему тогда всего 9 лет.

Решение крестить его – причем стать ему крестным отцом и дать свое имя (хотя Абрам уже был крещен по дороге из Стамбула) – также свидетельствует об особой привязанности царя к своему арапу. В дороге из Стамбула он получил имя Абрам, что соответствовало имени, полученному при обращении в ислам – Ибрагим. Однако повторное крещение было решено отложить – Петр ожидает случая, чтобы совершить этот обряд в наиболее торжественной обстановке. Арапчонку отныне приказано находиться при царе неотлучно. Летом 1705 года Абрам отправляется в Полоцк, а затем в Вильну в свите своего могучего покровителя. С тех пор они неразлучны. На протяжении всего царствования Петра не было, пожалуй, человека, жизнь и судьба которого были бы так переплетены с жизнью государя. Алексею, наследнику престола, которому, казалось бы, следовало продолжать дело Петра, отец был, напротив, совершенно чужд и непонятен. Что же касается Абрама, то он – истинный «птенец гнезда Петрова». Он, как мы убедимся впоследствии, будет всегда верен делу Петра, даже через полвека после его смерти. А тогда путешествие это стало одним из самых сильных впечатлений новой жизни – жизни в России.

В июле государя застало в Вильне известие о победе над шведами, одержанной генералом Боуром под Митавой. Сюда же доставлены военные трофеи. Организованы большие торжества, а 13 июля в церкви Параскевы-Пятницы служили благодарственный молебен по случаю одержанной победы. Присутствовали сам государь, военные, свита и многочисленные горожане. До наших дней мемориальная доска на этой церкви, установленная, правда, значительно позже, гласит:

В сей церкви

Император Петр Великий

в 1705 году слушал

благодарственное молебствие

за одержанную победу

над войсками Карла XII,

подарил ей знамя,

отнятое в той победе

у шведов,

и крестил в ней

Африканца Ганнибала,

деда знаменитаго поэта нашего

А. С. Пушкина.

Итак, генерал Боур – не единственный виновник торжества в этот знаменательный день. В центре внимания оказался и наш арапчонок. Обряд крещения был не просто церковной формальностью. Другой, символический смысл имел этот акт: показать, что Абрам – не просто «арап» в свите монарха, как то было принято при дворе в Европе, но его духовный сын. Счастливым оказался сей союз: требовательный, заботливый отец – и послушный, любящий сын. Он знаменовал собой союз двух культур, двух народов, двух континентов, настоящее родство могущественного европейского монарха и маленького мальчика из самого сердца Африки. Ни Петр, ни кто-либо другой не могли и предполагать, что маленький арап положит начало роду, давшему России множество выдающихся личностей, а главное, величайшего поэта России.

Этот день, 13 июля, стал официальным днем рождения Абрама ^{24} . При крещении он получил новое имя – Петр, Петр Петрович Петров. Он счастлив, что стал крестным сыном столь прекрасного, молодого и могущественного государя. Однако просит, чтобы его и впредь называли Абрамом. Он не хочет терять имя, которое, видимо, напоминает ему имя, данное при рождении (Brouha?). И царь, к его великой радости, уступает. Таким образом маленький девятилетний мальчик, крестник царя, пытается сохранить то единственное, что связывает его с родной Африкой, родным городом Логоном, с матерью и отцом, с его корнями.

Школа войны

Была та смутная пора,

Когда Россия молодая,

В бореньях силы напрягая,

Мужала с гением Петра.

Суровый был в науке славы

Ей дан учитель: не один

Урок нежданный и кровавый

Задал ей шведский паладин.

Но в искушеньях долгой кары,

Перетерпев судеб удары,

Окрепла Русь. Так тяжкий млат,

Дробя стекло, кует булат.

Пушкин, «Полтава».

18 августа 1700 года подписан мирный договор между Россией и Османской империей. А на следующий день Россия уже объявила войну Швеции, которой правил тогда молодой король Карл XII. В сущности, расчет Петра был прост: нельзя вести войну одновременно против двух могущественных держав. За отсутствием союзников было решено отложить войну с турками. Однако же и Швеция, обладавшая сильнейшей тогда в Европе армией, которую многие считали непобедимой, да и просто боялись, была не самым уступчивым противником. Шведы это хорошо доказали Петру в сражениях с русской армией.

Северная война – это противостояние двух великих держав: Швеции и России – гигантской страны, желавшей заявить о себе в Европе как о новой силе, с которой придется считаться. Примечательно, что юный африканец станет одним из непосредственных свидетелей, а позже и участником этой войны.

В ноябре 1700 года восьмитысячная шведская армия наголову разбила возле Нарвской крепости впятеро ее превосходящую (более 40 тысяч) русскую армию. Это катастрофа. Русские подавлены столь ужасающим исходом.

Но государь не падает духом. Он верит в силу русского народа, в то, что он сможет снова подняться на бой. Петр реорганизует армию. Это поражение только подстегивает его.

И вот начинаются первые, пусть незначительные, но победы. Уже через год, в декабре 1701 года, русская армия под водительством Шереметева одержала первую победу над шведами близ Эрестфера на ливонской границе. Петр тогда восклицает: «Слава Богу, мы можем наконец бить шведов!» ^{25} Успех следовал за успехом. Граница у Нотебурга на берегах Ладоги и у Ниеншанца на Неве теперь в руках русских. 16 мая 1703 года Петр решил заложить в Ниеншанце (на месте первой русской морской победы) свою новую столицу – Санкт-Питербург. Заветная его мечта – открыть для России «окно в Европу» – начинает сбываться.

В то лето 1704 года, когда русский посол в Константинополе граф Толстой с помощью Рагузинского организовал тайную доставку трех негритят в Россию, Петр Первый берет реванш в борьбе с Карлом XII, королем Шведским. За победой русской армии под предводительством генерала Шереметева при Дерпте следует взятие Нарвы. Там, где за четыре года до этого шведы наголову разбили толпу плохо вооруженных людей, слабо представлявших себе, что такое искусство осады, теперь действовала организованная и хорошо вооруженная армия, в рядах которой имелись военные инженеры, выписанные, правда, из-за границы.

18 октября 1706 года ознаменовалось Калишской победой А. Д. Меншикова, который разбил оставленный Карлом XII в Речи Посполитой отряд из 7-8 тысяч шведов и 20 тысяч поляков.

Почти сразу же после крещения в Вильне Абрам Петров зачислен барабанщиком в один из лучших полков русской армии, в котором сам Петр служил в звании капитана, – в гвардейский Преображенский. Ему нет еще и десяти. Теперь он во всех военных кампаниях неотлучно следует за своим приемным отцом.

Первое боевое крещение Абрам принял в возрасте двенадцати лет. 30 августа 1708 года он был вместе с Петром, когда русское войско под командованием М.М. Голицына одержало победу над шеститысячным отрядом генерала Росса близ села Доброе.

Через месяц, 28 сентября, Абрам Петров участвует в походе двенадцатитысячного отряда, ведомого лично Петром. Русские нанесли тогда жестокое поражение вражеской армии численностью 16 тысяч человек, под предводительством генерала Левенгаупта близ деревни Лесная. Участие юного Абрама в этой баталии обессмертил французский художник Пьер Дени Мартен (1663-1742). До нас дошла копия этого полотна, сделанная Николя де Лармессеном (1684—1755). На картине Лармессена, посвященной сражению при Лесной, видим Петра I на коне во главе войска. Справа же внизу картины за лошадью Меншикова стоят четверо. Меж ними один чернокожий. У него на голове белый тюрбан. Это и есть барабанщик Преображенского полка Абрам Петров.

Быть полковым барабанщиком – не самое безопасное дело. На войне враг не смотрит, кто ты есть. И притом барабанщик – такой же солдат, каких пало множество на полях сражений. Именно там, у Лесной, в дыму сражения и началась для Петрова крестника школа войны. В этом сражении было убито более тысячи и ранено более трех тысяч русских солдат. Здесь юному Абраму из Логона открылся весь ужас войны.

Вскоре Абрам опять участвует в грандиозном сражении – битве под Полтавой. Более семидесяти тысяч человек сошлись на поле боя. Вот как описывает это сражение в своей книге «Россия Петра Великого» Константин де Грюнвальд: «27 июля 1709 года произошла, наконец, встреча двух армий в сомкнутом строю. Пред стенами Полтавы, которую уже не раз осаждали шведы, стояли в боевом порядке пятьдесят пехотных батальонов, одиннадцать драгунских и казачьих полков под командованием Шереметева против строя войск Карла XII. Численного превосходства не было ни у одной из сторон: с каждой стороны в бой вступило примерно по 30 тысяч человек. Но в лагере шведов царило уныние. Надежды короля на помощь с Украины не оправдались; турки уклонялись от боя. Станислав Лещинский со своим войском также не прибыл на поле боя. Шведы были измотаны из-за долгого марша по опустошенной стране, а также из-за фланговых атак, предпринимавшихся Петром. И вот уже у них не просто мало пива и водки, а ощущается нехватка хлеба и боеприпасов. И, в довершение всего, Карла XII ранило в ногу вражеской пулей: он командует баталией, лежа на носилках.

Настроение же русских, напротив, превосходно. Армия располагает резервом в десять тысяч человек, которые пока не вступили в бой… Они научились делать то, о чем на Западе еще только говорили: воздвигать редуты [14]14
  Дело не только в том, чторусские научились делать, но в том, как.«В войнах того времени господствовала линейная тактика. Шведский король, которого справедливо считали выдающимся полководцем, внес в нее новшество – для атаки он сводил свои войска в плотные колонны и бросал на узком участке в штыки… Но под Полтавой Петр сумел разрушить отработанный прием шведской пехоты…» Он сам провел рекогносцировку и выбрал место для лагеря, прикрытое с флангов и сзади лесом, обрывом и рекой. У выбранного места был один недостаток: в случае успешной атаки русские были бы сброшены с обрыва… Но Петр учел это обстоятельство, как и то, что шведам о нем известно…
  К вечеру 25 июня Петр I разместил войска на выбранном им поле, а к утру будущего дня здесь был уже обустроен полевой укрепленный лагерь. Подступы к нему закрывала передовая позиция: шесть четырехугольных земляных редутов, построенных в одну линию на расстоянии ружейного выстрела друг от друга, и четыре таких же редута, расположенных перпендикулярно к первой линии… Военный историк… А. Соколовский писал: «Это гениальное движение русского царя к противнику… создало в военной истории единственный пример так называемого наступления укрепленной позиции» (Шишов, с.76).
  То ли Карл XII уповал на мифическую слабость русской армии, то ли разведка подвела его, однако шведские войска двинулись прямо в расставленную западню. Провалилась и надежда на то, что атака, начавшаяся в три часа утра, будет неожиданной и мгновенной (солдатам даже не выдали с собой хлеба) – русские дозоры обнаружили шведские части и подняли тревогу.
  «Как и было задумано русским командованием, шведы, пойдя в атаку, натолкнулись на огонь редутов, и колонны наступавших оказались расколотыми на части. Местность не позволяла им обойти ни фронтальные, ни перпендикулярные к русской позиции линии полевых укреплений. В результате, прорываясь с большими потерями через редуты, шведская пехота утратила свое главное преимущество – стремительность атаки.
  В ходе сражения Петр преподнес своему сопернику и другой тактический сюрприз. По законам все той же линейной тактики за линиями редутов должна была стоять пехота, прикрытая с флангов кавалерией. Царь отказался от такого привычного построения войск и за линией редутов поставил всю драгунскую конницу – семнадцать полков с артиллерией под началом Меншикова. Такой поворот событий весьма удивил шведскую пехоту. Четырнадцать знамен и штандартов стали трофеями русских драгунов уже после первой схватки на передовых позициях…» (Там же.). Прим. перев.


[Закрыть], а решимость в их сердцах зажгли слова государя: «Пришел тот час, когда решаются судьбы Родины. О ней должны быть ваши помыслы, за нее вы должны сражаться… а что до Петра, знайте, он не дорожит своей жизнью, лишь бы Россия жила во славе и преуспеянии» ^{26} .

Под Полтавой русская армия окончательно разгромила шведов. Королю пришлось бежать в Турцию. День 27 июня стал для России днем великой победы. За девять лет Северной войны русская армия стала самой грозной в Европе. Петр счастлив и горд. Он торжественно поздравляет всех с победой – генералов, офицеров, солдат; он навещает раненых и обещает наградить всех. Рядом с ним Меншиков, который, во главе кавалерийских полков, сыграл весьма немаловажную роль в победе над шведским войском.

Через несколько дней Петр отправляется в Киев. С ним едет и Абрам, которому уже исполнилось тринадцать лет. Вместе с государем он слушает речь Феофана Прокоповича в Софийском соборе. «Он [Прокопович] произнес такую поразительную речь, что Петр был тронут; он никогда в жизни ничего подобного не слыхал. Царь приказал напечатать это похвальное слово вместе с переводом его на латинский язык, чтобы во всей Европе его могли прочитать» ^{27} . Сохранилась картина с аллегорическим изображением императора, победителя турок при Азове и шведов под Полтавой, и чернокожего юноши. По всей вероятности, этот юноша и есть Абрам Петров, единственный африканец, который всегда сопровождал Петра [15]15
  Телетова (1978), с.278. Именно она первой высказала предположение, что на этой картине Петр изображен со своим чернокожим крестником.


[Закрыть].

Русская армия очень быстро освоила многое из того, что называют искусством войны. Мощь армии подтвердилась уже на следующий год. В 1710 году шведы потеряли Ригу и Пернов. Взятие Выборга и Кексгольма, расположенного на Ладоге, обеспечило защиту Петербурга. В сентябре того же года стал русским Ревель (нынешний Таллин). Среди плененных при взятии города шведов оказалась семья некоего капитана Матиуса Шеберга. Он позже вступит среди прочих в русскую армию. Но не потому нам интересен этот шведский офицер: четверть века спустя судьба сведет его с другим офицером русской армии – молодым арапом.

До конца Северной войны еще далеко. «Победа русских под Полтавой была для всей Европы громом среди ясного неба. Авторитет России неслыханно вырос. Некое равновесие, установившееся тогда в Европе, было нарушено: два внешних бастиона Франции, Швеция и Польша, разбиты. Теперь Россия диктовала правила игры в Северной Европе. Но последней надеждой «системы Ришелье» оставались враги Российского государства во главе с Карлом XII, которым сейчас стоило поторопиться и втянуть в войну Турцию» ^{28} .

20 ноября 1710 года Турция объявляет войну России. Посол граф Толстой заключен в Семибашенный замок в Стамбуле. Начался новый виток Северной войны. Теперь перевес оказался на стороне врага. Турецкая армия во главе с великим визирем Балтаджи-Пашой обладала подавляющим численным превосходством (более чем в 6 раз) над русской. Русская армия окружена на реке Прут. Теперь она полностью во власти великого визиря.

Русская армия совершенно беспомощна. Петр даже отправляет в Сенат свой, как он считает, последний указ, в котором приказывает в случае его пленения не считать его более императором и не верить указам, которые дойдут до России от имени пленного царя.

Но происходит чудо: начинаются переговоры. Причины подобного великодушия великого визиря остаются загадкой: может быть, здесь сыграли свою роль великолепные дары, присланные Екатериной, ливонской супругой Петра [16]16
  Екатерина (до обращения в православие Марта Скавронская) стала законной супругой Петра незадолго до Прутского похода, хотя к тому времени у них с Петром уже были две дочери. Когда стало ясно, что войны с Турцией не избежать, царь поспешил завершить все дела, в частности узаконить наследниц. Прим. перев.


[Закрыть], а может быть, янычары принудили Балтаджи-Пашу начать мирные переговоры.

Все эти драматические события оказали влияние на формирование личности юного Абрама. Военным наукам он был обучен наилучшим образом – на войне. В конце 1712 и начале 1713 года снова начались сражения со шведами. Уже в следующем году произошла чрезвычайно важная морская баталия у мыса Гангут.

В архивах, касающихся военных кампаний Петра 1714 года, находим упоминания о присутствии Абрама Петрова в свите: 31 мая 1714 года Абрам Петров поднимается на корабль с государем. На следующий день «1-го [июня] Его Величество кушал на корабле, и был у Трубецкого на корабле Пернове и на Аглинском торговом корабле и были с Его Величеством: битка-поп, Трубецкой, Сибиряк, Абрам и Юров. 2-го Его Величество кушал на корабле и был на шняве Дацкой и на корабле Виктория у Князь Василья Долгорукаго и при Его Величестве: битка, Абрам, Шемякин» ^{29} .

В это время как раз и происходят важные морские баталии. Абрам – уже восемнадцатилетний юноша. Он, по-видимому, находится при государевом штабе. 27 июля Абрам принимает участие в захвате десяти шведских галер и фрегата при Гангу-тwе. Командующий шведским фрегатом Эреншильд после долгого, отчаянного сопротивления бросился в море. Его спасли и взяли в плен. Государь позже воздал ему почести за проявленную в бою храбрость. Этой победой молодой российский флот заявил свои права на господство на Балтике.

Из судовых записей капитана корабля Синявина мы узнаем, что несколько дней спустя по окончании этого сражения, «10 августа 1714 года, арап Абрам Петров прибыл в Ревель на русской бригантине». К сожалению, нам неизвестна цель этой поездки. Н. Малеванов считал, что Абраму было поручено сообщить городским властям новость о морской победе, одержанной при Гангуте. Это тем более вероятно, что Абрам пробыл в Ревеле лишь несколько часов. В тот же день он отправился обратно в Гельсингфорс.

На обратном пути в Петербург императорский фрегат попал ночью в жестокий шторм. Во всеобщей панике один лишь Петр ведал, что делать: он приказал капитану не рубить мачты, но стараться править по ветру; сам же с несколькими матросами прыгнул в шлюпку и, рискуя жизнью, направилсяк берегу. Борьба с течением, волнами и ветром была долгой и отчаянной, но они, по счастью, достигли берега. Там разложили огромный костер, чтобы остальные суда смогли безопасно причалить. Несомненно, Абрам находился рядом со своим приемным отцом во время этих страшных событий. Однако это ужасное приключение не прошло для него бесследно – появилось стойкое отвращение к морским путешествиям: в течение двенадцати последующих лет он упорно отказывался подниматься на борт корабля.