Текст книги "Дневники исследователя Африки"

Автор книги: Давид Ливингстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Давид Ливингстон. ДНЕВНИКИ ИССЛЕДОВАТЕЛЯ АФРИКИ с 1865 года по день смерти

Глава 1

Занзибар, 28 января 1866 г. После двадцатитрехдневного перехода мы прибыли из Бомбея к острову Занзибар на корабле «Туле», подаренном правительством Бомбея занзибарскому султану. Мне дали почетное поручение вручить подарок. Губернатор Бомбея хотел показать этим, что я пользуюсь большим уважением, и таким образом побудить султана оказать поддержку моему предприятию. Письмо губернатора его высочеству султану было составлено в похвальных для меня выражениях, и я глубоко благодарен за эту любезность сэру Бартлю Фреру. Вот это письмо:

«Его Высочеству Седжуэлю Маджиду, султану Занзибара.

Ваше Высочество! Надеюсь, что письмо это застанет Вас в добром здоровье и полном благополучии. Я прошу моего друга доктора Давида Ливингстона, которого Вы, Ваше Высочество, хорошо знаете лично с самой лучшей стороны, передать Вам уверения в постоянной дружбе и расположении к Вам правительства Ее Величества в Индии.

Ваше Высочество уже знакомо с добрыми целями жизни и трудов доктора Ливингстона, и я уверен, что Ваше Высочество будет и дальше оказывать ему внимание и покровительство, которые Вы проявили уже в прошлом, и что Ваше Высочество даст указания о предоставлении доктору Ливингстону в Ваших владениях всяческой помощи, которая может содействовать выполнению тех филантропических целей, которым он посвятил себя и вызывающим, как известно Вашему Высочеству, живейшее сочувствие и интерес у правительства Ее Величества в Индии и в Англии.

Надеюсь, что Ваше Высочество будет всегда любезно сообщать мне о своем добром здоровье и благополучии.

Искренний друг Вашего Высочества,

(подпись) Г. Б. Э. Фрер Бомбейский замок, 2 января 1866 г.»

Когда мы прибыли, консула д-ра Сьюарда не было на Занзибаре: в связи с сердечным заболеванием он находился на Сейшельских островах. Его заменял м-р Шульц, но и м-р Шульц был в отъезде. Д-ра Сьюарда ждали со дня на день, и он действительно приехал 31-го. Я попросил личного свидания с султаном и на следующий день после приезда (29-го) посетил его и сообщил ему о своем поручении. Султан был очень любезен и, видимо, доволен подарком, что было вполне естественно, поскольку корабль «Туле» оборудован самым роскошным образом. Мы попросили отсрочки церемонии передачи на несколько дней, чтобы привести судно в полный порядок; так как это происходило во время рамадана (месячного поста), султан весьма охотно отложил свое посещение корабля.

Д-р Сьюард подготовил аудиенцию у султана, чтобы выполнить порученное в консульстве указание представить меня официально; нас должны были сопровождать в парадной форме капитан судна «Уосп» Брешо, капитан судна «Виджилент» Литэм и епископ Тозер, но у султана разболелись зубы, образовался нарыв на десне, и прием был отменен. Однако султан предоставил в мое распоряжение один из своих домов и назначил говорящего по-английски человека, который должен был организовать стол для меня и моих людей, а также для капитана «Туле» Бребнера и его команды.

6 февраля 1866 г. Так как султан все еще не мог приехать на корабль (отчасти из-за зубной боли, отчасти из-за рамадана), он послал принять «Туле» своего капитана 1-го ранга Абдуллу. Когда на «Туле» спустили британский флаг, то его подняли на главной мачте фрегата «Искандер-шах» и салютовали двадцать одним выстрелом из пушки; затем «Уосп» салютовал арабскому флагу тем же числом выстрелов; в ответ на это почетное приветствие последовал вторичный королевский салют «Искандер-шаха», и на этом церемония закончилась.

На следующий день, 7-го, султан принял нас, и я сообщил ему через переводчика, что друг султана губернатор Бомбея недавно посетил принцев из Южной Махараштры и убеждал их в необходимости распространения просвещения; мир движется вперед, и тот, кто пренебрегает приобретением знаний, скоро увидит, что власть ускользает из его рук. Я сказал, что бомбейское правительство, преподнося его высочеству в подарок паросиловую установку, показывает этим свое желание поделиться с ним одним из величайших усовершенствований нашего времени, показывает свое стремление не монополизировать силу, но, как оно надеется, поднять других на свой уровень; я пожелал султану дожить до ста лет и счастья.

Султан захотел, чтобы капитан Бребнер и его команда возвратились в Индию на «Надир-шахе», военном корабле султанского флота. Хотя Бребнер уже перевез свои вещи на борт «Виджилента», чтобы направиться на Сейшельские острова, а оттуда в Бомбей, мы все же уговорили его принять гостеприимное предложение султана. Очевидно, султан твердо вознамерился отослать команду «Туле» с подобающими почестями, и через час, после того как было получено согласие Бребнера отправиться на «Надир-шахе», султан подписал приказ о выдаче денег на снаряжение корабля.

11 февраля. Здесь, в Занзибаре, мысли мои, естественно, особенно занимает грустная утрата барона фон дер Деккена, погибшего на реке Джуба. Первые сведения о вероятном несчастном конце его исследований принес появившийся здесь лейтенант фон Ших, который, не зная, жив или мертв руководитель экспедиции, покинул подвергшийся нападению лагерь, созданный после того, как пароход сел на камни и наполнился водой; при этом нападении два европейца были убиты. Нападавшая группа появилась с той стороны, куда ушли барон и д-р Линк; трое из руководителей группы погибли. Фон Ших отправился из Занзибара обратно в Браву, чтобы выяснить судьбу барона; тем временем нескольким матросам-африканцам из Занзибара удалось сбежать с места происшествия в Браву.

18 февраля. После окончания рамадана все европейцы отправились с поздравительным визитом к его высочеству султану. Нам подали сласти. Султан высказал пожелание, чтобы я поблагодарил губернатора Бомбея за его великолепный подарок и передал ему, что хотя султану и хотелось бы видеть меня всегда при себе, но он окажет мне в Африке ту же поддержку, какую оказывал прежде; он добавил, что «Туле» в моем распоряжении и доставит меня на Рувуму, как только я захочу уехать. Я ответил, что с его стороны сделано все, что только может быть нужно; он сделал больше, чем я ожидал. Султан ответил, что намерен выйти на «Туле» в море в среду (20-го). При беседе присутствовали епископ Тозер, кацитан Фрезер, д-р Стир и все англичане. В зал вошли сипаи и поклонились султану. Я указал ему на юношей из Насика[1]1
  Насик – город и область в штате Бомбей. Там была устроена англичанами школа, где обучались африканцы. (Прим. переводчика)


[Закрыть], сказав, что они были освобождены из рабства, обучены и отосланы обратно на родину губернатором. Султан должен убедиться, что есть на свете люди, действующие не из эгоистических побуждений.

Днем пришел секретарь султана шейх Сулейман с письмом к губернатору; Бребнер, который едет на «Надир-шахе», отплывающем завтра, должен был доставить это письмо по назначению. Шейх Сулейман предложил капитану деньги, но тот не захотел и слышать об этом. Вот перевод письма, представляющего собой ответ на приведенное мной выше:

«Его Превосходительству губернатору Бомбея

(вначале идут вежливые приветствия)

…Ваше письмо, доставленное д-ром Ливингстоном, я получил и вполне понимаю все, что Вы о нем говорите. Я отношусь к нему с уважением, окажу ему почет и помогу во всех его делах. Я уверен, что он скажет Вам, что я это уже сделал.

Надеюсь, Вы будете сердечно вспоминать обо мне и напишете мне еще много писем.

Если Вам что-нибудь понадобится, я с радостью сделаю это.

Ваш искренний друг,

Маджид бен Сеид. 2 шауля 1282 г. (18 февраля 1866 г.)»

2 марта 1866 г. С севера пришла арабская шхуна с рабами. Когда султану сообщили об этом, он приказал сжечь ее. Из окна консульства мы видели, как она горела. Но власть султана над северными арабами очень слаба.

Вонь, поднимающаяся от полутора или двух квадратных миль открытой береговой полосы, служащей местом свалки городских нечистот, просто ужасна. По ночам она так густа, что кажется, можно отрезать кусок и удобрять им землю в саду; место это можно скорее назвать Вонибаром, чем Занзибаром. Никто не может долго оставаться здоровым в таком месте.

Посетив невольничий рынок, я увидел около трехсот рабов, выставленных на продажу. Большая часть из них привезена с озера Ньяса и реки Шире. Мне так знакомы эти своеобразные лица и татуировки; я ждал, что кто-нибудь из рабов узнает меня. Одна женщина сказала, что слышала о том, как мы поднимались по озеру Ньяса на лодке, но она меня не видала; другие рабы были из Чипета, в юго-западной части озера. Все взрослые, казалось, стыдились того, что их распродают. Покупатели осматривают их зубы, поднимают платье, чтобы поглядеть на нижнюю часть тела, бросают палку, чтобы раб принес ее и таким образом показал свою расторопность. Некоторых продавцы таскают за руку в толпе, все время выкрикивают цену. Большинство покупателей – арабы с севера и персы. Сейчас период, в течение которого подданные султана не имеют права перевозить рабов вдоль берега, но это попросту и невозможно, так как дует противный ветер. Многие арабские шхуны уходят на Мадагаскар, а оттуда возвращаются сюда, чтобы укомплектовать свой груз.

6 марта. Солнце уже прямо над головой, и начались дожди. Мы ждем со дня на день прихода из Джоханны[2]2
  Джоханна – княжество на Коморских островах, в Мозамбикском проливе. (Прим. переводчика)


[Закрыть] «Пингвина», чтобы отправиться на нем к Рувуме. Место тут нездоровое, шестеро из моих людей больны лихорадкой. Не многие остаются на острове здоровыми долгое время. Власть султана слаба, он только наследник начальника арабов, пришедших с севера и захвативших остров и морское побережье вблизи него на континенте. Правителя называют саидом, никогда не употребляют слова «султан».

При раскопках здесь было найдено несколько монет с куфическими надписями; монетам этим около девятисот лет. Остров низменный; самые высокие точки, видимо, не превышают ста пятидесяти футов над уровнем моря. Он кораллового происхождения, встречаются песчаниковые конгломераты. Большая часть растений Занзибара африканского происхождения, но произрастающие здесь также гвоздичное дерево, манго и рощи кокосовых пальм придают пейзажу роскошный вид, как у островов южной части Тихого океана.

Сегодня мы посетили одного старика, самого богатого человека на Занзибаре. Он должен дать мне письма к своим друзьям в Танганьике; я пытаюсь добиться устройства там склада продовольствия, чтобы не оставаться без всяких запасов, когда достигну тех мест.

18 марта. Я договорился с Курджи, откупщиком таможенных сборов, что он пошлет в Уджиджи на озеро Танганьика запас бус, тканей, муки, чая, кофе и сахара с человеком, который останется заведовать складом вместе с таможенным арабом Тани бен Суэлимом.

Вчера мы ходили к султану прощаться и благодарить за его действительно доброе отношение ко мне и к моим людям. Он предложил мне людей в сопровождение и еще одно письмо, если я захочу. У него очень больной вид.

Очень заботились обо мне во время моего пребывания на острове д-р и миссис Сьюард. Они сделали для меня все, что было в их силах.

Несколько дней назад прибыл «Пингвин». Командир, лейтенант Гарфорс, согласился доставить меня на реку Рувуму и высадить там. У меня есть шхуна для перевозки животных: шести верблюдов, трех буйволов с теленком, двух мулов и четырех ослов. Состав моих людей: тринадцать сипаев, десять человек из Джоханны, девять юношей из Насика, два из Шупанги и два вайяу – Викатани и Чу́ма.

19 марта. Отплываем в 10 часов утра. Верю, что Всевышний даст мне преуспеть в моей работе, дарует мне вес в глазах язычников и поможет сделать мое общение с ними полезным для них.

22 марта. Сегодня прибыли в залив Рувумы и бросили якорь примерно в двух милях от устья реки на глубине в тридцать футов. Я прошел по левому берегу вверх по течению, чтобы посмотреть, не изменились ли протоки, впадавшие раньше в залив, и смогут ли верблюды перейти через них: кажется, протоки стали мельче. Достаточного ветра для шхуны не было; о том, чтобы наш военный корабль взял ее на буксир, не могло быть и речи. Все же 23-го куттер попробовал буксировать шхуну, но безуспешно, так как в это время года течение реки очень сильно. С юго-востока подул сильный ветер, с которым шхуна могла бы войти в устье, но хозяин шхуны был в это время на «Пингвине» и сказал, что у него нет большого паруса. Я заставил его уйти с корабля, но раньше чем мы добрались до устья реки, ветер стих.

24 марта. Я отправился на шхуну; ветра не было, но я дал распоряжение капитану подняться по реке, держась правого берега, если подует бриз. Мичман Фэйн отправился со мной вверх по реке вдоль левого берега, чтобы посмотреть, сможем ли мы провести верблюдов по воде. Около того места, где река делает свой первый небольшой поворот к северу, мы высадились и увидели три огромные протоки; джунгли из кустарника, финиковых пальм, переплетающихся стволов бамбука, растений с изогнутыми колючками были столь густы, что сквозь них едва можно было пробраться. Дальше от берега шла липкая грязь, густо пронизанная мангровыми корнями и изрезанная протоками; на их топких берегах нога погружалась по щиколотку.

Ни один верблюд не мог бы здесь пройти, да и люди могли бы пробиться только с большим трудом, проложить же дорогу нам никогда не удалось бы. Мы набрели на бегемота-самку, лежавшую в яме, которая не скрывала ее от наших глаз. Фэйн выстрелил ей в голову; она так перепугалась, что чуть не опрокинулась на спину, бросившись бежать по противоположному склону ямы. Фэйн убил ее маленького; он походил на поросенка, хотя был величиной со взрослую свинью.

Мы увидели, что шхуна идет под хорошим ветром; она поднялась вдоль правого берега и пристала не меньше чем в одной миле от мангровых зарослей. В двух-трех милях вверх по течению начинались холмы высотой футов в двести. Зелень этих холмов привлекала, казалась прохладной. Мой спутник и я пошли от шхуны вглубь посмотреть, не сменяются ли здесь мангровые заросли более пригодной для ходьбы местностью, но чем больше мы удалялись от реки, тем менее проходимым становилось болото, густо покрытое мангровыми корнями. Во время прилива вся эта местность заливается водой: если бы мы высадили здесь наших людей, то все свалились бы в лихорадке, не успев достигнуть более возвышенной местности, видневшейся на горизонте на правом берегу; начальный участок находится очень близко. Я подумал, что лучше будет высадиться на песчаной полосе с левой стороны залива Рувумы, там исследовать местность и собрать сведения у негров, ни один из которых пока не появлялся близко. Я приказал поэтому шхуне спуститься завтра к этому месту, а сам отправился на «Пингвин». Лейтенант Гарфорс был очень любезен и, хотя было самое лучшее время для крейсирования вдоль побережья к северу от нас, согласился терпеливо ждать и помочь нам высадиться.

24 марта. Ночью мне пришло в голову, что мы попадем в очень трудное положение, если после исследования местности и сбора сведений от негров нам не удастся все же найти дорогу. Когда я сказал об этом лейтенанту Гарфорсу, он предложил плыть дальше в Килву. В 5 часов утра я отправился с Фэйном на шхуну и заявил капитану, что мы плывем в Килву. Он стал усиленно возражать и рекомендовал идти в порт Микиндани, расположенный очень близко к Рувуме, озеру Ньяса и стране, в которую я собирался направиться; кроме того, говорил он, это хорошее место для высадки и лучший порт на побережье. Мы отплыли на север и в тот же вечер выгрузили всех наших животных на берег в заливе Микиндани, расположенном всего в двадцати пяти милях к северу от устья Рувумы. После высадки «Пингвин» ушел.

Рувума сильно изменилась с того времени, как мы впервые посетили ее. Не исключено, что в половодье в устье реки образуются мели, которые затем вымываются и выносятся в глубокую часть залива. Эти периодически появляющиеся новые наносы, по всей видимости, и мешают арабам использовать Рувуму как порт погрузки. Невероятно, чтобы Мэй (командовавший в 1861 г. «Пионером») ошибся, если только средняя часть русла в то время была такой же мелкой, как сейчас; по его промерам глубина составляла восемнадцать футов и даже более.

25 марта. Я снял дом за четыре доллара в месяц и выгрузил все запасы со шхуны. От наружного залива вглубь отходит узкий канал шириной около пятисот ярдов и длиной ярдов в двести. Стержневая его часть (проход) глубока, но в стороны от нее мелко и тянутся коралловые рифы. Ширина глубокой части, по-видимому, около ста ярдов. Во внешней части залива нет якорных стоянок, за исключением края рифа, где, по промерам «Пингвина», глубина сорок два фута, но дальше она составляла уже только двенадцать футов. Внутренняя бухта называется Пемба, а не Пимли, как ошибочно напечатано на карте Оуэна. Бухта эта глубока и хорошо защищена. Другая бухта, подобной же круглой формы, лежит немного к югу отсюда. Длина и ширина бухты примерно две мили.

Скот очень измучился от качки на шхуне. Мы начали готовить седла из очень крепкого дерева, называемого нтибве; его используют также для изготовления крючкообразного копья, которым убивают бегемотов. Крючок из этого дерева очень прочен и гнется не ломаясь. Я попросил найти мне двадцать носильщиков, и один баньян[3]3
  Баньяны – индийская каста торговцев. (Прим. переводчика)


[Закрыть] взялся быстро набрать их. Местные жители не держат скота. Это большей частью арабы-полукровки. Они очень вежливы с нами.

26 марта. Среди юношей из Насика самые смышленые и трудолюбивые – два галла. Но некоторые лишь равнодушно смотрят на то, как другие работают.

Сейчас, накануне выступления в новое путешествие по Африке, я чувствую радостное возбуждение: когда путешествуешь со специальной целью улучшить положение негров, каждое твое действие облагораживается. Когда мы обмениваемся с неграми обычными вежливыми словами, прибывая в деревню, принимая приглашение на ночевку, покупая еду для экспедиции, обращаясь с просьбой дать какие-либо сведения или отвечая на вежливые расспросы африканцев о целях нашего путешествия, мы кладем начало распространению среди них знаний о том народе, через посредство которого их страна станет со временем просвещенной и освободится от работорговли.

Как сильно даже чисто физическое удовольствие, доставляемое путешествием по дикой неисследованной стране! Когда бодро шагаешь по местности, тысячи на две футов возвышающейся над уровнем моря, мускулатуре придается упругость, свежая, здоровая кровь омывает мозг, мысль работает ясно, глаза становятся зоркими, шаг твердым и дневные физические усилия делают вечерний отдых по-настоящему приятным.

Обычно нашу энергию возбуждает возможная, хотя и отдаленная, опасность встречи со зверями или людьми. Мои скромные стойкие спутники вызывают симпатии благодаря общности наших интересов, быть может, опасностей, делающих всех нас друзьями. Только жалкое детское недомыслие может заставить настоящего человека увидеть в отсталости этих людей повод для превознесения своей личности; и все же это часто делается с тайной мыслью, что мы можем, преувеличивая их недостатки, доказать наше безупречное совершенство.

Влияние путешествия на разумно настроенного человека сказывается в том, что он становится более самостоятельным: ум его приобретает большую уверенность в своих возможностях, находчивость его повышается. Тело скоро закаляется: мускулы рук и ног становятся твердыми, как дерево, и как будто лишаются жира; лицо покрывается бронзовым загаром, пищеварение отличное. Аппетит в Африке поразительный, а несварение может появиться, только если чрезмерно наслаждаться мозговыми косточками или блюдом из слоновой ноги. Конечно, путешествие требует большой затраты труда; усталость при этом такая, какую путешествующие в умеренном климате едва могут себе представить; но труд в поте лица своего, когда служишь Богу, перестает быть проклятием. Он становится средством, вливающим бодрость в тело, превращается в благословение. Никто не может по-настоящему оценить прелесть отдыха, если не нес тяжелого груза.

27 марта. Только мыс с северной стороны входа в бухту, сужающий его приблизительно до трехсот ярдов, называется Пемба. Другие части берега называются иначе. К северу от мыса на протяжении нескольких сот ярдов стоит девяносто квадратных домиков, сплетенных из прутьев и обмазанных землей; рядом развалины мечети, построенной из коралла на известковом растворе. Весь мыс коралловый; красная почва покрыта густой тропической растительностью, среди которой особенно заметны баобабы. Арабские шхуны сейчас легко входят в бухту с восточным ветром, дующим вечером, а уходят наутро с береговым ветром.

Пока верблюды и другие животные отдыхают и оправляются от тяжелых ушибов, мы изготовляем новые седла для верблюдов и исправляем имеющиеся для мулов и буйволов. На всех скалах и на деревьях, заливаемых приливом, в изобилии водятся устрицы; они мелкие, но жители едят их весьма охотно.

Физически местные арабы невзрачный народ: худые, слабосильные, у многих мутные глаза.

29–30 марта. По форме бухта напоминает согнутый лук или рисунок на игральной карте пиковой масти. Вход в бухту очень глубок, но ширина его не более ста ярдов, направлен он почти прямо на юго-запад. Бухта глубока и вполне надежна, ибо защищена от всех ветров. К западу от бухты местность сразу поднимается на высоту около двухсот футов; холм, называемый Джоном, служит, по словам арабов, береговой приметой, по которой плывущие вдоль берега чаще всего узнают бухту. Жители не держат скота, но говорят, что мухи цеце здесь нет. Народ этот поселился здесь недавно, при нынешнем правлении, но развалины зданий на северном полуострове (с одной стороны от входа в бухту), построенных из камня и извести на арабский лад, и другие здания на северо-западе показывают, что место это было известно и заселялось в далекие времена.

В прилегающей к бухте территории на различных озерах водится крупная дичь, а так как вся эта местность несколько приподнята над уровнем моря, то она, вероятно, здоровая. Мангровых деревьев очень мало, но к югу отсюда на другом закрытом водном пространстве их, вероятно, больше. Язык местных жителей – суахили; они немного торгуют камедью и красильным лишайником (леканора – Herba urceolaris). Таможенными сборами ведает агент занзибарской таможни; сборы очень малы. Главная власть принадлежит джеминдару (унтер-офицеру), подчиняющемуся султану. Жители мало чем отличаются по уровню культуры от негров, которых они вытеснили. Джеминдар со мной очень вежлив, он дает мне двух проводников до Адонде, но нанять носильщиков не удается. Воду берут из колодцев в коралловой толще, образующей подпочву всей этой местности.

4 апреля 1866 г. Перед отправлением из Пембы один из наших буйволов так сильно ранил осла, что его пришлось пристрелить. Обидчику отпилили концы рогов (в нарушение правила, что «после драки кулаками не машут»), и мы выступили. Экспедиция дошла до равнины, лишенной растительности и с твердой поверхностью, но внизу находился слой воды, и верблюды стали проваливаться сквозь земляную кору по брюхо. Вытащив их, мы пошли к дому джеминдара, построенному из коралла и извести. Хамеш рассыпался в уверениях, что готов услужить, но отвел нам худую хижину, не защищавшую от дождя и ветра. Я проспал там одну ночь, однако жить в ней было невыносимо, и я попросил джеминдара разрешить мне спать в его зале, где помещались многие из сипаев. Он согласился, но, когда я пришел, отказал мне.

Затем этот легковозбудимый, нервный араб испугался, собрал всех своих людей (числом около пятнадцати) с фитильными ружьями и убежал, заявив, что идет убивать льва. Потом возвратился, нервно пожимал мне руку и клялся, что виноват один человек, который не желает ему повиноваться, что «дело не в вас». Все наши запасы лежали на улице, привязанные к вьючным седлам; на ночь мы приняли обычную предосторожность и поставили охрану. Это привело в возбуждение нашего носителя власти, и, когда стемнело, он снова собрал всех своих людей с зажженными фитилями. Я не обращал на него внимания. Он долго произносил речь, которую мы могли слышать, затем позвал Мусу и спросил его, что я намерен делать. Объяснения Мусы подействовали, и джеминдар отправился спать. Утром, узнав, как сильно я его встревожил, я попросил извинения; тут же мне пришло в голову сказать ему, что подобная мера предосторожности против воров совершенно обычна. Он полагал, что дал мне уничтожающий ответ, воскликнув: «Но здесь нет воров!»

6 апреля. После короткого перехода вокруг залива к его юго-западному берегу мы заночевали в деревне. Вокруг внутренней части бухты разбросано шесть деревень; население их составляет двести пятьдесят – триста душ (прибрежные арабы и их рабы). Южная часть гавани глубока (от шестидесяти до восьмидесяти четырех футов), но северо-западная мелка и скалиста. Торговля очень незначительна: через порт проходят в небольшом количестве сорго, кунжут, камедь и леканора. Я видел двух постоянно живущих здесь купцов-баньянов.

7 апреля. Отряд двинулся приблизительно на юг от Микиндани с проводником из Сомали, по имени бен Али, красивым любезным человеком; он взялся за двадцать долларов довести нас до Негомано. Наш путь шел по долине с лесистыми холмами по бокам, но кругом стояла трава выше человека; она вызывала ощущение, будто мы задыхаемся; а сверху солнце палило голову, и воздух был совершенно неподвижен. Не зная ничего о верблюдах, я должен был довериться сипаям, а они перегрузили животных, и мы не закончили еще нашего семимильного перехода, как верблюды уже выбились из сил.

8 апреля. Воскресенье провели в деревне Ньяньгеди. Здесь вечером 7 апреля наших буйволов и верблюдов впервые покусали мухи цеце[4]4
  Те, кто читал отчеты африканских путешественников, знают, что укусы двух-трех маленьких мух цеце обычно служат причиной болезни, от которой быки, лошади и собаки погибают через несколько недель. (Прим. ред. англ. издания)


[Закрыть]. Мы прошли несколько полос густых джунглей, не мешавших движению пешеходов и даже дававших приятную тень, однако их пришлось расчищать для прохода вьючных верблюдов. К счастью, оказалось, что маконде из этой деревни охотно нанимаются поденно на расчистку леса и носильщиками. Мы оставили много багажа у джеминдара, думая, что носильщиков здесь нельзя достать. Я разгрузил частично верблюдов и поставил группу дровосеков увеличивать высоту и ширину прохода в густых джунглях, в которые мы теперь вошли. Время от времени мы выходили на открытые места, расчищенные маконде под посадку сорго, кукурузы и маниока. Африканцев гораздо больше занимали верблюды и буйволы, чем я. Все эти племена независимы, и у них нет верховного вождя. Лбы у маконде гладкие, узкие и довольно низкие. Ноздри расширены в стороны; губы полные, но не слишком; руки, ноги и торс хорошей формы; ступни и кисти рук маленькие. Цвет кожи темный или светло-коричневый. Они среднего роста, с независимой осанкой.

10 апреля. Пришли в деревню Нарри (10°23́14́́ южной широты). У многих из моих людей были приступы лихорадки. Я дал одиннадцати из них лекарство, и на следующее утро все чувствовали себя лучше. Еды здесь вдоволь, и она дешева. Мы держим курс почти прямо на юг, двигаясь по сухим руслам – вади. Часто, следуя по торговой дороге, мы выходим на холмы, а затем из расположенных высоко деревень спускаемся в другие деревни по тем же вади. Нигде не видно текучей воды. Жители снабжаются водой из колодцев.

11 апреля. В Тандахаре мы все еще продолжали подниматься, продвигаясь на юг. Почва очень плодородна, в ней большая примесь песка, но скалистого грунта не видно. Здесь очень хорошие посевы кукурузы и сорго, а кусты маниока достигают высоты семи футов. Участки под культуры расчищают от бамбука, рассыпают по ним срезанный бамбук и сжигают его, чтобы зола удобрила почву. Железа здесь очень мало; мы видели много людей с деревянными копьями. В этих местах не находят руды, но кое-где в сочившейся из почвы воде видна была ржавчина. В каждой деревне, где нам приходилось останавливаться на ночь, мы дарили шесть футов коленкора, и вождь всегда давал нам курицу или две и корзину риса или кукурузы. Язык племени маконде совершенно не похож на суахили, но многие из них, общаясь с арабами прибрежной полосы, приобрели знание языка суахили.

12 апреля. Когда мы вышли в поход, джунгли показались нам такими густыми, что люди подумали: не прорубиться. Такой лес тянулся больше чем на три мили. Деревья невелики, но растут так близко одно к другому, что для расширения прохода и увеличения его высоты требовалось много труда. Там, где много бамбука, он задушил голодом древесные породы. Отсутствие больших деревьев объясняется тем, что все места, через которые мы проходили, были раньше участками посевов; потом племя маконде поредело из-за работорговли. Как только возделанные участки остаются без ухода, на них вырастает густая поросль деревьев тех же пород, что и сведенные ранее; здесь не успел еще развиться процесс вытеснения других растений и захвата древесными породами всей земли, освобожденной от густого кустарника под ними. Многие деревья имеют вид просто голых столбов и так переплетены лианами, что кажется, будто между стволами натянули корабельные веревки и канаты; у многих лиан толщина деревянистых стволов доходит до одиннадцати дюймов – размер большого корабельного каната.

Одну из пород лиан можно сравнить с ножнами драгунской сабли: посередине плоской стороны лианы проходит выступающее ребро, через промежутки в несколько дюймов из него растут пучки прямых острых колючек в дюйм длиной. Такая лиана свисает сначала прямо вниз на один-два ярда, а потом вдруг круто изгибается, как будто иначе у ее колючек было бы недостаточно возможностей причинить вред, и тогда ее острия торчат под прямым углом к прежнему направлению. По наблюдениям Дарвина, у этих лиан сильно проявляется что-то похожее на инстинкт. Так и кажется, будто этот вид жаждет делать зло: его спутанные свисающие ветви всегда наготове, чтобы нанести рану каждому проходящему мимо. Другой вид лиан настолько гибок и прочен, что невозможно переломить их пальцами; есть лиана, вблизи корней схожая с молодым деревом, но она обладает ползучестью, свойственной всему этому роду, в чем можно убедиться, глядя на ствол, протянувшийся на пятьдесят-шестьдесят футов от начала; диаметр лианы часто достигает двух дюймов.

У одного ползучего растения листья похожи на листья алоэ, но странно скручены, как стружки из-под плотницкого рубанка. Цвет растения темно-зеленый, и если снять кору, то под ней видны красивые зеленые полосы, светлые и темные, напоминающие годичные кольца дерева; встречается лиана, тянущаяся в виде тонкой веревочки с рядом круглых узлов на ней, а у другой через определенные промежутки на коре круговые перехваты, образующие множество острых режущих ребер. Есть тут и порода, о которой почти не стоит упоминать, – настолько она обычна: по всей длине этой лианы растут крепкие изогнутые крючья, расположенные так, что могут удержать человека, если только лиане удастся схватиться с ним.