Текст книги "Любовь не считается! (СИ)"

Автор книги: Дарья Вознесенская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Любовь не считается!
Дарья Вознесенская

1

– Cosmopolitan, please.

Бармен кивнул.

Я же одернула свой широкий свитер, поежилась – черт бы побрал этот проникающий во все места лондонский сквозняк! – и приняла максимально независимый вид.

А потом в недоумении уставилась на поставленный передо мной стеклянный наперсточек на тонкой ножке, за который пришлось вывалить двадцать фунтов – в два раза больше чем в любом пабе…

Эх, гулять так гулять!

Залпом выпила любимый коктейль, который мы с подружками на моей кухне готовили в огромном стеклянном графине, и уверенно попросила:

– One more, please… Oh, no – two more!

Отчетливый и красноречивый смешок рядом заставил меня резко повернуться к соседу по бару. Но, похоже, не по попойке.

Такие не пьют – или вот это, что он держит. Коллекционный жидкий янтарь, на два пальца.

А еще такие как он не знакомятся с такими как я.

Он был молодой, – ну как, молодой, наверное, мой ровесник, а я просто сохранилась хуже – и модно-лохматый. Ухоженный блондинчик – в – очень – брендовых  – шмотках.

Парень бросил на меня еще один насмешливый взгляд и снова уставился в смартфон.

Ну да, что уж там, зачем отрываться от соцсетей ради бледной и растрепанной девицы, которая одевается на распродажах в чэрити-шопах. Точнее, одевалась  я не там, но близко к этому.

Удивительно, что меня вообще пустили в этот супер модный бар. Я бы себя завернула, потому как сразу было понятно, что кроме пригласительного, перепавшего мне совершенно случайно, российского загранпаспорта с тремя таможенными штампами – и то, два из них после поездки в Турцию – и съемной однушки в Москве за душой у меня ничего нет.

Ой, есть. Забыла про свой идеально-английский инглиш, который собственно и позволял мне оплачивать эту самую однушку.

Почти с вызовом посмотрела на любопытствующего бармена – его хипстерские глаза приятно расширились – и залпом выпила еще два заказанных наперстка. Пусть удивляется. Мы, русские, люди широкой души и безграничной любви к алкоголю.

Особенно, если мы  – девочки. И нам откровенно плохо. Потому что очередная попытка найти свое счастье – между прочим, двадцать шестая по счету! – разбилась как стеклянный шарик с Москвой и искусственным снегом, который я волокла в ручной клади в подарок своему потенциальному бойфренду. Он пережил эконом-класс до Берлина, семичасовую стыковку, толпу в лоукостере, лондонское метро и разбился прямо на пороге крохотной квартирки, выскользнув у меня из рук, когда я пыталась его вручить.

Вот тут мне и следовало бы понять, что все будет если не хуже, то так же, как с остальными – но нет, разве меня проймешь? Подружки не зря ехидно называли «Катюша», и речь, как понимаете, была вовсе не про имя.

Хоть меня и правда звали Катя.

– Зато в Лондон прокатилась… – прошептала почти про себя и выдержала еще один любопытный взгляд красавчика, который уловила тем глазом, что у меня за ухом.

Он-то наверняка не знает всех этих проблем. Таким ярким и богатым мальчикам всякие ляли сами на шею вешаются – выбирай не хочу. А он таскает пачками в постель и не хочет – кольца на пальце не заметила.

Привыкли в своих Европах теперь до тридцати учиться и чатится, потом стажироваться и встречаться, и разве что к сорока добираться до таблички «ЗАГС».

Впрочем, наши тоже так стали делать. Глобализация, чо уж. Не поймала себе мужика в институте, чтоб у него к сорока годам кризис среднего возраста был, а не первая брачная ночь – считай, профукала свое счастье.

Чувствуя, что завожусь,  я выругалась и сделала знак, что мне нужно еще выпить. Четвертый наперсток. Срочно.

Ой, а не хватит ли на меня посматривать?

Пугаю – отодвинься.

И сама знаю, что не для меня такую блондинку – размалинку, как ты, растили.

Прическа за пятьсот фунтов, богатенькие папенька и маменька, закрытая школа, лучший колледж, обещание пристроить в приличную фирму и прочие блага Британской Империи на голубом блюдце с золотой каемочкой – или какие там цвета в местном монаршьем инкубаторе.

Аристократизмом от парня пахло не меньше, чем сексуальностью.

Я же к двадцати девяти годам имела…

Депрессия и несколько лишних килограмм считается?

Я работала в переводческом бюро, выезжала на выходные максимум в Мегу и главным приобретением последних лет считаю тот графин для «Космополитан», что и был  у меня самым используемым кухонным гаджетом помимо чайника. У меня не было ни своего жилья, ни машины, ни постоянного мужчины – и даже непостоянного мне не перепадало. Вроде не уродка но… Вы видели в столице какая ярмарка невест?

Вот и я про то же.

Вокруг было слишком много легкомысленных красоток 18+, помешанных на каблуках и быстрых свиданиях, чтобы увлечься кем-то 30 -, любящим гульки на голове, объемные свитера и длинные юбки с кроссовками.  Кстати, в Лондоне я вполне вписалась в обстановку.  И как это мне помогло? Никак. У меня даже нормально понаехать не получилось.

Так что то, что мы с блондинчиком оказались за одной барной стойкой Очень Крутого Заведения было одной Очень Странной Случайностью.

Мажор из аристократов – ненавидела мажоров! да и к монархическому строю имела много плебейских претензий! – и простая девочка из Химок.

Две планеты на разных концах Вселенной...

Так какого хрена полчаса и еще один коктейль спустя, я позволяю ему засовывать свой мажорский язык в мой рот, и не просто позволяю, а получаю от этого головокружительное удовольствие?!

Он прижимает меня к стене в самом темном углу, притираясь бедрами и выстанывая вместе с прерывистым дыханием неизвестный мотив, а я впервые за все то время, что нахожусь в городе, который стал приютом для Камбербэтча, чувствую, что перестала мерзнуть.

Его руки стискивают мою талию через толстый свитер – и нашел же! – одна нога вклинивается между разведенными коленями, а язык, губы и зубы проделывают что-то настолько грязное и сладкое, что на них давно уже надо было повесить намордник целомудрия.

И почему он до сих пор не в Азбакане? Нельзя так целоваться, он же душу выпивает! Так, что я не просто забываю о своей очередной неудаче, но и о том, что наши планеты на разных концах Вселенной...

Может в этом баре потому так дорого, что они посыпают свои коктейл толченой испанской мушкой? Иначе как объяснить, что соски у меня грозят прорвать довольно плотную вязку свитера, а между ног становится мокро от одного только поцелуя – ну ладно, одного-но-бесконечно-долгого поцелуя?

Поцелуя-после-которого-даже-секс-не-нужен.

Поцелуя-о котором-я-расскажу-внукам.

Блондинчик стонет своим потрясающим мажористым ртом, а потом отрывается от меня, чтобы вдохнуть воздух, и снова набрасывается как Эдвард на свою Беллу.

Проникает таки ладонями под свитер, пока я прижимаю к себе крепкие мужские ягодицы, и хаотично гладит по спине.

Мне кажется, что мой личный космос гораздо ближе, чем он был у Армстронга.

И сейчас взорвется в моей голове, если мы... если мы не...

Он отрывается от меня, глядя совершенно осоловевшими глазами – мои вряд ли адекватней – и восхищенным шепотом произносит всего одно слово, в котором больше культурного кода, чем в Эрмитаже:

– О-ху-еть...

Будь чем, я бы поперхнулась. А так только начала смеяться, слегка истерично, просто потому, что осознала – в битве экстрасенсов я бы вылетела первой.

И заткнулась, когда он взял меня за подбородок и властно так попросил... Нет, потребовал:

– Поехали ко мне?

Некстати вспомнилась история Джека Потрошителя.

А еще то, что самолет у меня послезавтра, а паспорт по стечению обстоятельств с собой – и это значит...

Хрен его знает, что это и для кого значит. Меня снова поцеловали, выбивая согласное мычание, а потом потащили прочь из бара, да так споро, что я не успела придумать причину, почему мне не следует ехать к незнакомцу из клуба, у которого я даже имя не спросила.

2

Интересно, где граница между отчаянной и отчаявшейся?

И по какую сторону границы я оказалась, проснувшись в чужой постели, пахнущей чем-то цветочным – естественно, одна?

Я зарылась поглубже в подушки и накрыла голову теплым одеялом – грелка, что лежала рядом со мной ночью, куда-то ушла. И мне следовало набраться сил и тоже уйти – в рассвет или закат, не знаю, что там за окном…

Нет, ну как так вышло, а?

Яжнетакая…

Это все он! Ну и четвертый наперсточек, после которого я схватилась за салфетки.

Он накрыл своей рукой мои пальцы, остервенело комкавшие и рвавшие очередную бумажную жертву, которую мне предоставил явно напуганный барменом. Наверное, тот подумал, что  у меня бесовский ритуал такой – выпить залпом четыре коктейля и порвать что-нибудь.

Или кого-нибудь

Когда-то давно я прочитала, что негативные эмоции так и надо сбрасывать – рвать и мять бумагу. Вот я и сбрасывала. И пыталась не расплакаться из-за всей той херни, что происходила в моей жизни. И в это время мой сосед-мажор вдруг сжал нервно дрожащую конечность тяжелой, на удивление теплой рукой с жесткой кожей ладоней.

Кирпичи что-ли таскает, укрепляет границу вокруг Британии, чтоб сюда не просачивались всякие дуры?

И этот жест показался запредельно… странным. Неуместным.

Не знаю, сколько я смотрела на его руку в полном ступоре. Почему-то, успокаиваясь. А как успокоилась, сделала еще более странную вещь  – перехватила его руку поудобнее, переплела свои пальцы с его, а потом прижала к своей щеке чужие костяшки и зажмурилась, надеясь, что он не выдернет эти самые пальцы и не убежит с криками, что тут маньячка.

Не выдернул. Не убежал.

Это мне впору было бежать.

Потому что от запаха, что я ощутила – что-то цветочное, одновременно не вязавшееся с ним и идеально подходившее, приправленное перцем и первой изморозью – у меня закружилась голова. Захотелось выдать гортанные шотландские песнопения или хотя бы залезть на стойку и исполнить танец из Гадкого Койота.

Я встала...

И гордо удалилась в туалет.

Яжнетакая...

Поплескала водой в ошарашенное собственными фантазиями лицо и вышла прочь, намереваясь уйти. Пусть даже уходить, по большому счету, мне было некуда.

Но меня затащили в темный угол и поцеловали.

А потом целовали в такси, кусая уже истерзанный рот, посасывая губы, язык, да так, что уже в машине с недовольным водителем я была ближе к оргазму, чем Ньютон к открытию закона тяготения в тот момент, когда на него упало яблоко…

Мои размышления и воспоминания о ночи прервал звук открываемой в спасльню двери и запах… кофе?

Да ладно…

Кофе в постель? Я все еще сплю? Он не может быть настолько идеальным!

Вместо того чтобы вылезти из кровати и забрать вожделенную чашку, я зарылась еще глубже.

Блин, ну как так , почему существует вот это вот «жутко-неловкое-утро-после-лучшего-секса-в жизни»?

Нет бы сделать без этого вот…

Типа заснула после  последнего оргазма – проснулась дома и, вообще, через неделю. Или накануне вашей свадьбы. Или раз – а вы уже семья с тремя детьми.

Только бы не смотреть при свете дня в глаза незнакомому человеку, у кого ты пол ночи рассматривала совсем другие органы и потратила его месячный запас презервативов…

– Ты собираешься вылезать? – насмешливый голос пробрался даже через подушку и толстое одеяло.

– Нет, – буркнула, да еще и уши закрыла.

А толку? Все равно так и слышалось ночное, его голосом, отпечатавшееся на той одной извилине, которой обладала:

«Бля, я тебя так хочу, что просто сожрать готов»

«Какая ты сладкая, вкусная…»

«Кричи, я хочу слышать твои крики, когда ты будешь кончать»

«Дай мне свой рот…».

Первый раз он взял меня возле двери. По другому это действо не назовешь – грубо пригвоздил своим совсем не маленьким органом к стене, не отрываясь от рта. Мы даже не разделись… черт, даже не разулись, но я не думала об этом, когда извивалась и стонала, насаживаясь на его член и испытывая убийственно офигенные ощущения.

Потом разделись таки.

Правда, до спальни не дошли – устроились на огромном диване, стоящем посреди огромного помещения. Я не рассматривала, что это за помещение – тепло и ладно. И он исцеловал и облизал меня всю, с ног до головы, как будто я и правда была сладкая и вкусная, а потом впился своим ненасытным ртом между ног, как будто нашел там лучшее лакомство, и не отпустил, пока я не вырвала ему половину волос и не оглушила дикими криками половину неизвестного квартала.

Кажется, потом мы перепробовали все поверхности и почти все позы.

На стойке на кухне, когда он пытался накормить оголодавшую меня фруктами и сыром – регулярно попадая мимо рта и собирая стекающий фруктовый сок языком.

В душе, где я попыталась вспомнить все о минете, но, поскольку опыт в этой области был у меня весьма скромный, требовала руководить мной, и он руководил, поясняя, как надо брать и что делать языком, надавливал на затылок – и это почему-то возбуждало так, что я едва не кончила вместе с ним.

В кресле. В спальне. Даже на подобие балкона или террасы – я пришла к выводу что мне надо срочно покурить, как в фильмах, а он вспомнил про брошенную там кем-то пачку. А потом про то, что тоже смотрел фильмы, только немного более... другие, короче. И всегда хотел взять роскошную женщину, перегнувшуюся через перила.

Роскошной женщиной меня никогда не называли...

– Только не говори, что тебе стыдно, – по ощущениям, он присел рядом. И пощекотал вылезшую из под одеяла пятку.

– Не буду...

–  Не будешь что?

–  Говорить.

Вздох.

–  Тебе не должно быть стыдно за самую охренительную ночь в моей жизни.

Правда что ли?

Конечно, я тоже чувствовала себя так, будто по мне танк проехался, и между ног жутко саднило. Но я же девочка

–  а вот у таких красавчиков, как он, должно было быть много таких ночей.

Сотни.

Но все равно приятно. Ради этого стоит вылезти. Или хотя бы ради кофе.

Как черепашка высунула только голову и уселась поудобнее. А потом посмотрела на него...

Фак. В свете дня он выглядел еще круче. И симпатичней. И, кажется, уже принял душ и уложил и без того идеальные волосы. И этот торс с супер-прессом и тонкой дорожкой, ведущей к резинке спортивных штанов. И его мускулы, покрытые татуировками...

В горле пересохло.

Говорю же, полная моя противоположность!

Я заставила оторвать свой вожделеющий взгляд от Его Совершенства и посмотрела на поднос. А потом залпом выпила стакан воды с чем-то шипучим, что употребляет вся Европа после бурных возлияний, апельсиновый фреш и сделала изрядный глоток кофе.

И пусть меня разорвет!

Не разорвало. И стало даже совсем хорошо. Только есть захотелось ужасно – судя по ощущениям, ночью я потратила миллион калорий, потому фрукты с сыром и... в общем, кое-что еще, их не восполнили.

Желудок услужливо забурлил.

–  Голодная?

– Угу.

–  Здесь недалеко отличное место для завтраков... И мы пойдем туда очень-очень скоро, но при одном условии...

–  Каком? – я насторожилась. В голову полезли всякие нехорошие мысли, среди которых попадались отдельные названия БДСМ атрибутики.

–        Ты мне все-таки скажешь, как тебя зовут.

3

Все началось несколько месяцев назад на мой день рождения, когда я поняла, что так жить нельзя.

Пониманию сильно способствовало три графина того самого космополитена, две лучшие подруги и страшная цифра двадцать девять на масленом и совсем не пп-шном торте.

Двадцать девять было гораздо страшнее, чем тридцать. Потому что три и ноль – это уже все. Безвозвратно. А за год до этого вступает в ход страшная генетическая программа с жутковатым названием «Что я должна успеть до тридцати».

В «успеть» у меня были свой дом, любимое дело, муж и минимум один ребенок…

– В принципе, реально, – пьяно протянула Светка, затягиваясь. Курить на кухне  я разрешала в исключительных случаях – но сегодня он и был.

– Что реально? – уточнила Любаша. Маленькая, смешливая, единственная из нас в постоянных отношениях – не сказать что идеальных, но хотя бы предполагающих регулярный секс и подарки три праздника в году.

– Реально успеть, – энергично кивнула Светулик, едва из-за этого не свалившись со стула.

Я только закатила глаза.

Конечно, за двенадцать месяцев и не такое успевали – вон, кому-то нескольких дней хватает государство развалить, а тут всего лишь муж и ребенок. Но суть в том, что и у развала и у мужа должны были быть хоть какие-то предпосылки.

Бойфренд, например.

Победа в конкурсе Мисс Мира…

– Сайт знакомств! – хлопнула ладонью по столу подруга. – Проблема же в чем, ик? Не в том что ты плохая, а в том, что они не видят, какая ты хорошая. Да и как увидеть, если только и шмыгаешь по маршруту работа-дом, ик. А вот если ты познакомишься…То всё-о…Сразу поймут какое сокровище им досталось, ик…

– Если так все просто, что ж ты сама этим не пользуешься? – сварливо уточнила Люба.

– Так я же еще не дошла до ручки! То есть до кондиции… – пожала плечами Света, которая была младше нас на два года, о чем постоянно и напоминала.

В общем, допив графин, мы отправились на дело.

Подобрали самую симпатичную фотку, купили премиум-использование и, глумливо хихикая, заполнили анкету и тесты – поскольку отвечали мы на вопросы по очереди, а Светку еще и периодически выключало и включало в самое неподходящее время, то личностью я согласно тестам получилась весьма неоднозначной.

Но, хотя бы, «для серьезных отношений» и со «знанием английского языка».

– И запомни, – девочки уже стояли, покачиваясь, на пороге моей квартиры. – Во-первых, завтра у тебя начнется новая жизнь.  А, во-вторых, с тебя не меньше ста попыток…

– Почему сто? – щурилась я в полутемной прихожей, мечтая рухнуть на кровать и отключиться.

– Потомушта это науууучно обоснованный метод, ик, – продолжала наставления Света. – Слышала что британские ученые установили, что из ста пр-р-роцентов минимум один работает?

– В какой области-то? – попыталась я поймать эту гениальную мысль.

– В любой, – отрезала Светка.

Они ушли, а я завалилась спать.

А на следующий день моя жизнь и правда изменилась… Ну, может не изменилась, но, определенно, сайт и «женихи» наложили на нее отпечаток.

«Ты написала про серьезные отношения, но ты же просто потрахаться, как и я, да?» сообщила мне еще ночью попытка номер один. Самая короткая, кстати. Потому что я ничего не ответила.

А потом пошло по нарастающей, касательной и под откос. Ну, в смысле, по-разному.

Нет, меня не начали осаждать принцы с кольцами наперевес.

Зато, происходящее частично поднимало настроение. Как и увеличивало знания психиатрических диагнозов.

Кто-то торчал на сайте ради рыбалки и соревнования.

Кто-то, настроенный весьма романтично, расспрашивал о планах на жизнь, а потом просил мою голую фотку, чтобы было понятно, стоит ли нам встречаться.

Кто-то разместил анкету на спор. Кому-то и правда хотелось женского тепла, а еще горячих ужинов и возможности делить квартплату.

Я честно поддерживала переписку. А с некоторыми претендентами на мою половину квартплаты мы даже встретились.

С «номер семь» приятно было общаться в сети и все бы сложилось замечательно, если бы он не приложил к анкете свое фото двадцатилетней давности. Если это вообще было его фото… И лысоватый мужчинка под пятьдесят с наколками на пальцах не смог исправить впечатление от своего вранья ни роскошным букетом, ни пафосным и полупустым рестораном.

«Номер четырнадцать» оказался таким же, как на фото. Говорил так же, как писал. И даже не лез ко мне под юбку, чего я, если честно, немного побаивалась, когда принимала его приглашение «в кино на последний ряд». Он закончил МГУ, работал экономистом, выплачивал ипотеку и четко знал, чего хочет от жизни. И был очень милым. Очень-очень.

В общем, да, вы правы, секса он со мной не захотел.

– Импотент?

– Девственник?

– Голубой?

Наш чат взрывался от предположений.

Я же просто надеялась на смертельную болезнь.

И смирилась, когда спустя четыре свидания он пригласил посмотреть фильм к себе домой – «Ага!» закричали подружки и отправили меня брить ноги – и мы действительно смотрели фильм! И когда я сама потянулась его поцеловать, уставился на меня, как Русалочка на повара из суши-бара.

Но самым разочаровывающим оказался «номер двадцать один».

Я затрепетала уже когда увидела его роскошную машину и почувствовала классный запах мужского парфюма – ни машине, ни парфюму названия я не знала, но полюбила заранее. Он юморил так, что я хохотала до колик; уверенно держался на дороге, цитировал «Облачный атлас» и отвел меня на выставку современного искусства, где угостил кофе и шампанским.

А примерно за секунду до того, как я окончательно влюбилась, проворковал в телефонную трубку:

– Я уже скоро. И вина не забуду купить, и сыр...

Я напряглась.

И голосу, и этой фразе. А потом решительно спросила:

– Подружка?

– Друг, – мой кандидат широко улыбнулся и достал гигиеническую помаду. Ну чтобы у меня не оставалось сомнений, что «друг». А потом добил жизненно важной информацией. – Мне вообще без разницы – друг или подруга. Но сейчас лучше добавить в нашу компанию все-таки подругу – Алекс довольно ревнив по отношению к другим мужчинам.

И выжидательно уставился на меня.

А я вдруг осознала, что как-то не готова к такому резкому разнообразию в своей однообразной жизни.

И, неловко попрощавшись, сбежала.

Самым перспективным виделся «двадцать шестой». Это был второй иностранец, с которым я начала переписываться, и самый мой длительный роман по переписке – почти несколько месяцев мы обсуждали все на свете, обменивались фотками и взглядами на жизнь и планомерно подбирались к намерению встретиться – а когда подобрались, он предложил мне купить билет и прилететь к нему.

Я и прилетела...

И сидела сейчас завтракала вовсе не с ним.

Что ничуть меня не расстраивало.

По сути, за последние годы передо мной был самый живой и настоящий мужчина в моей жизни. При этом настолько роскошный, что я уже всю руку в синяк превратила, пытаясь до конца проникнуться уверенностью, что он и правда существует и дело вовсе не в четвертом коктейле из загадочного бара.

Блондина звали Антон.

И это было самое замечательное имя, потому что не было ничего более подходящего чем оно, когда надо что-то стонать во время оргазма.

Ант-о-он.

Да-да, у нас снова был секс перед тем как мы, наконец, выбрались на улицу. Я, конечно, хотела просто помыться, но такой вот вариант, когда он придерживает меня под задницу, а мои ноги, скрещенные на его бедрах, подрагивают в такт толчкам, меня тоже вполне устроил.

Как и его взгляды сейчас, которыми он сопровождал каждый кусочек, отправлявшийся мне в рот.

И его желание тискать меня, когда мы ехали в вагоне метро на Бейкер-стрит, где я еще не успела побывать.

И его зубы, покусывающие мне ухо в баре Vertigo 42, где была, пожалуй, лучшая обзорная площадка Лондона, в котором опять – вот удивительно – шел дождь.

Он рассказал, что в последние два года увлекся штангой и татуировками, за что его семья издевается над ним и называет звездой Инстаграмм, хотя он там даже не зарегистрирован.

Я рассказала, как в пятом классе стащила у мамы перекись, потому что Наташка Фомина, натуральная блондинка, заявила мне. что я страшная, и мне хотелось доказать обратное. А потом и правда ходила страшная –      с облезшей-то головой и торчащими во все стороны соломенными иголками.

Он поделился историей из детства про своего кота, которого они с братьями решили превратить в породистого, но вместо этого получилась такая жуть, что напугала соседку по лестничной площадке, та от неожиданности села, выпустив из рук два ведра, полных мусора – причем не слишком твердого – и весь оставшийся день им пришлось отмывать подъезд.

Я же рассмешила его историей про юбку, точнее, про ее отсутствие – однажды я так торопилась на экзамен в универе, что забыла ее надеть. И только когда залетела в аудиторию и скинула пальто, чтобы подойти к столу и взять билет, это обнаружила.

Профессор тоже... обнаружил.

– Уверен, ты получила отлично, – смеялся Антон. – Ноги у тебя потрясающие.

Мы задавали друг-другу всякие глупые вопросы и получали остроумные ответы.

И я чувствовала себя так, будто знаю его уже тысячу лет.

Пожалуй, только два вопроса у нас остались не отвеченными.

Это когда я ляпнула, чем же он таким занимается, что может позволить себе снимать и содержать огромный лофт с несколькими спальнями.

А он попытался уточнить, что я имела в виду, когда заявила ночью, что мой двадцать седьмой оказался самым офигенным – заявила, вырубилась и захрапела.

Еще два вопроса мы так и не решились задать.

«Что ты вообще делаешь в Лондоне?»

И «Как мне сделать так, чтобы ты меня не отпустил никуда?»

Мы гуляли. Лопали все подряд – ни он, ни я явно не сидели на диете.

Целовались как ненормальные, отчего у меня губы стали в два раза больше.

А потом он затащил меня в какой-то симпатичный магазинчик, где было все – от шуб убитых Чебурашек до кружевного белья – и зажал там в примерочной. И чтобы мне не было стыдно перед насмешливой продавщицей, купил умопомрачительный лифчик, состоящий из нескольких ниточек, ярко-желтый свитер, такие же тени для глаз, а еще рваные джинсы и косуху.

И рюкзак, в который мы скинули все сувениры, покупка которых развернулась в промышленных масштабах.

Мы почти не отрывались друг от друга за ужином. А потом в такси, которое вел недовольный таксист – надеюсь, не тот же самый.

Мы так и зашли в дом – сплетенные в одно целое. И едва не рухнули на лестнице, ведущей наверх. А потом обоюдно решили, что на лестнице у нас еще не было.

Антон задрал мою юбку, отодвинул полоску белья и вошел в меня сразу двумя пальцами. И когда я выгибалась, стонала и била пятками по ступенькам, ловя болезненно-сладкое удовольствие, двигал ими со все возрастающим темпом, кусая за соски и выцеловывая шею, пока я не закричала и не задохнулась от нахлынувшего одуряющего оргазма.

Потом мы поменялись местами. Он прилег на ступеньки, помог мне спустить его джинсы и, откинув голову, искренне и громко выругался, когда я начала насаживаться на него ртом, выцарапывая одной мне известные руны на бедрах и поглаживая почти невидимую дорожку волос.

А потом я оседлала его и медленно опустилась сверху, с трудом сразу принимая внушительный размер, и принялась скакать, до искр из глаз и гортанных криков.

Мы насытились друг другом глубоко за полночь...

А в шесть утра я тихонько высвободилась из объятий крепко спящего мужчины, натянула обновки и выскользнула из дома. Пора было в аэропорт.

Я спросила у одинокого прохожего, где метро, и бодро зашагала в ту сторону, стараясь не разреветься и пытаясь убедить себя, что я все делаю правильно.

Хватит сказки. Лучше уж сейчас уйти, вот так, чем когда из моего тела вынут не только так долго спавшую страсть, но и сердце.

Потому что парад планет закончился.

И наши оси больше никогда не совпадут.