Текст книги "Проданная (СИ)"

Автор книги: Дарья Ратникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

К обеду она всё-таки вернулась домой. Растрёпанная и напуганная, зато вовремя. Нет уж, больше она не будет выбирать такой короткий путь. Хватит с неё. Умом Диара понимала, что пока Граций в городе, она не может быть спокойна. Встреча с ним теоретически возможна везде. Но всё-таки короткими путями она больше ходить не будет.

А за обедом её ждал сюрприз. И даже она сама не могла понять – приятный, или нет. В столовой её встретил Эурелиус. Бледный, с кругами под глазами, но уже меньше похожий на призрака. Он соизволил спуститься к обеду потому что воспоминания не давали обедать в одиночестве, или всё таки была какая-то другая причина? Вместо приветствия (хотя, травник, кажется, очень редко вспоминал о нормах этикета, принятых в обществе) она услышала:

– Вы кого-то опять боитесь. – Это прозвучало утверждением, а не вопросом. И почему-то Диара даже не удивилась, что травник почувствовал её. Скорее всего лишь эмоции, иначе бы знал, кого именно она боится.

– Да, встретилась с одним неприятным человеком, – ответила она.

Травник поднял на неё взгляд. Диара научилась уже различать за напускной холодностью его эмоции. Поэтому она не испугалась. Кто ей запрещал смотреть ему в глаза? Свечи создавали странную иллюзию спокойствия в этот раз. Может быть, они светили ярче чем обычно, но почему то после прогулки под ярким солнцем Римса, столовая в первый раз не показалась ей ни мрачной, ни тёмной. А травник, сидящий напротив больше не вызывал страха. Только любопытство и, пожалуй, жалость. А может быть, виновата странная игра света и тени, причудливо переплетавшихся на полу. Обычно она ела быстро, не оглядываясь по сторонам. И только сейчас заметила странную прелесть в таком освещении.

Эурелиус первым опустил взгляд, и Диаре показалось или он усмехнулся? А потом вдруг нахмурился.

– Уж не Грация ли ты встретила?

– Его, – не стала отрицать она. Пожалуй ей даже было немного любопытно, долго ли травник будет защищать её от секретаря Его Величества. А главное, сможет ли он? Ведь у любимцев короля везде руки, а ещё преданные слуги. Хотя, не приведи Небо, ей почувствовать эти руки. Но страха, даже при мысли об этом, она почему то сейчас совсем не чувствовала. Возможно, виной тому, непривычная обстановка в столовой. Так что даже свечи светили как-то по новому.

– Он опять разговаривал с тобой?

– Боюсь, если бы он меня заметил, дело не обошлось бы только разговорами, – невесело усмехнулась Диара.

– Он тебя не тронет, – ровным спокойным голосом произнёс Эурелиус. Но ей показалось или травник на секунду сжал кулаки. И какое ему вообще до неё дело? Справедливость? Вряд ли. Хотя, она слишком мало его знает. Может, он так же защищал бы любую девушку от посягательств Грация. Почему только ей так хотелось, чтобы не любую. Она внезапно смутилась от собственных мыслей и потупилась. Скорей бы приехал Эдмон! Он должен был уже получить её письмо. А от Гаста до Римса даже торговыми путями не больше двух недель пути. Верхом – быстрее. Конечно, какое-то время ему нужно, чтобы собраться, но…

– Ты купила то, что я просил? – Задумавшись, Диара не сразу услышала вопрос. А когда подняла голову, не поняла сердится травник или нет.

– Да, конечно. Я отдала Гастину.

– Тогда я хочу, чтобы ты сегодня помогла мне приготовить одну микстуру.

– Надеюсь, не с дурман-травой? – Не смогла сдержаться Диара.

– Нет, – неожиданно спокойно отозвался травник, – я завершил эксперименты.

Диара промолчала, предпочитая поверить. Какое ей дело в сущности было до него? Но почему то она сама не могла сказать, что заставляло её со вчерашнего дня думать о нём. Наверное, жалость.

Обед они закончили в молчании. После него травник жестом указал ей следовать за ним. Он привёл её к знакомой двери. За ней была лаборатория. Интересно, почему он сам изменил своим указаниям никогда не заходить к нему в лабораторию? Понадобилась её помощь?

– Я собираюсь варить микстуру, которую у меня недавно заказали. От детской хвори. – Диара кивнула. Она вспомнила эту микстуру, которую приходил заказывать видимо, отец. Она стоило достаточно дорого, потому что при её составлении учитывался вес девочки, симптомы неизвестной (по крайней мере ей самой) болезни, возраст, и даже цвет глаз. Уж каким неведомым образом травник сумел найти индивидуальный состав для такой микстуры, неизвестно, но теперь она будет участвовать при её создании. Диара ощутила странный трепет, как тогда в прошлом, когда заходила в лабораторию отца, а он, улыбнувшись, показывал ей с необычной гордостью странные механизмы, изобретённые им самим. – Обычно я справляюсь сам, но сегодня, гм, не лучший день, – продолжил травник.

Ну да. Диара удивлялась, что после вчерашнего он вообще на ногах стоял.

– Для меня лучший отдых – это моя работа, – ответил он ей, скупо улыбнувшись. И опять словно угадав её мысли. Улыбка вышла кривой и однобокой, но Диаре она понравилась странно больше, чем та счастливая полубезумная усмешка, с которой вчера он звал Сюзан.

– Что нужно делать? – Она с готовностью посмотрела на Эурелиуса и улыбнулась открыто. Наверное, в первый раз после того, как её продали.

– Я буду добавлять ингредиенты строго по часам. Когда я скажу – нужно будет помешивать и одновременно засыпать следующий. А я буду нарезать травы. Доверил бы тебе нарезать, но это слишком сложная работа. Чуть меньше или чуть больше – и микстура будет неправильной консистенции.

Диара кивнула, показывая готовность. Травник как то недоверчиво посмотрел на неё. Не поверил, что она поняла и готова следовать инструкциям? Он просто плохо её знает. Помогая иногда отцу в лаборатории, она ещё и не тому научилась

Следующие два часа они занимались приготовлением микстуры. Диара так увлеклась, что даже забывала краснеть, когда их руки случайно встречались в танце над небольшим котелком. Когда котелок закипел, Эурелиус смахнул рукой пот со лба и сказал:

– Всё. Можешь уходить.

Диара кивнула и отошла от котелка. Эта скупая фраза, брошенная травником, вовсе не обидела её. Она понимала его, понимала, что он увлечён любимым делом и что ему лучше не мешать, но на пороге, не выдержав, обернулась. И застыла. Эурелиус помешивал микстуру и ложка в его руках танцевала. Туда сюда. Глаза закрыты, прядь чёрных волос упала на глаза. Он выглядел необыкновенно сосредоточенным, а ещё счастливым. Как будто сейчас кроме этих кратких минут для него не было больше ничего. Не таинственной Сюзан в прошлом, не довольно унылого настоящего в мрачном доме.

Диара смотрела на него и просто не могла вернуться к себе в комнату. А ещё так хотелось подойти и поправить эту выбившуюся прядь. Она, наверное, мешает ему. Прежде, чем она смогла себя остановить, девушка сделала пару шагов обратно, в комнату. И застыла. Что на неё нашло? Может быть, травы из этой микстуры обладают каким-нибудь посторонним воздействием? Иначе, как объяснить, что сердце у неё стучало неровно, а ноги словно приклеились к полу. Она не могла и не хотела отвлекать травника, который в странном волнующем свете свечей, казалось, сам источал свет. Но что она тогда тут делала?

А Эурелиус неожиданно открыл глаза одновременно переставая помешивать жидкость в котелке и удовлетворённо улыбнулся сам себе. Потом вдруг поднял голову и увидел её. Диаре показалось сначала, что он удивился, а потом она уловила в его взгляде отголосок какого-то другого чувства. Какого – она не смогла понять, но кровь вдруг прилила к щекам, заставив их гореть.

– Всё… всё получилось? – Заставила она себя выговорить.

– Да, кажется получилось, – кивнул он, удовлетворённо, потом помолчал немного и добавил уже с большей теплотой в голосе. – Всегда волнуюсь, когда готовлю по индивидуальному рецепту. Как в первый раз.

– А когда вы в первый раз приготовили что-то такое? – Диаре было действительно интересно. Она помнила, как отец в первый раз собрал из обычных шестерёнок, винтиков, шурупов и Небо ещё знает чего, механическую птицу, которая распевала простенькую песенку. Он был тогда в восторге, да и она сама радовалась не меньше, а потом и Эдмон. Мысли об Эдмоне заставили побледнеть. Яркие краски дня почему то погасли. Хотя какие яркие, если в этом доме всегда царит темнота? Правда сегодня эта темнота не казалась такой уж и беспросветной.

– Это было несколько лет назад, – живо откликнулся Эурелиус. – Я тогда ещё жил с отцом в нашем поместье. Мой отец был лучшим травником Империи когда-то. Он и учил меня. Под его руководством я сам сварил тогда микстуру для маленькой дочери нашей служанки. Это был мой первый раз, – он даже прикрыл глаза, вспоминая, а когда открыл вновь, голос его прозвучал неожиданно глухо. – А во второй раз у меня не получилось. И Сюзан не удалось помочь.

Диара застыла, поражённая выражением безысходности на его лице. Глаза потемнели, улыбка сменилась гримасой боли, а во взгляде сиял лёд. Она застыла, не зная, что ответить.

– Пойдём в сад, микстуру нужно остудить, – прервал неловкую паузу Эурелиус. Он опять выглядел самим собой, мрачным, взъерошенным и усталым. Словно ничего и не было. Вот только она не могла забыть.

Когда они так неожиданно после полумрака, царившего в лаборатории, очутились в саду, Диара не выдержала и закрыла глаза. Они слезились, привыкая к свету.

– Могу поделиться эликсиром, который облегчит адаптацию глаз к свету, – предложил Эурелиус, видимо, заметив её состояние.

– Лучше откройте окна в доме, – открыла глаза Диара.

– Мне легче работать в темноте.

– И обедать и завтракать и посетителей принимать? – Скептически спросила она. Почему то после разговора в лаборатории, скованность между ней и травником исчезла. Нет, она не забыла, что он всё ещё её хозяин, но появилось какое-то странное чувство, которому она затруднялась дать определение.

Но Эурелиус после недавнего откровения был необыкновенно молчалив. Он никак не ответил на её колкость, только сидел задумчиво на крыльце. Диара невольно подняла на него взгляд. На свету он выглядел ещё хуже, чем в полумраке дома. Бледное, почти серое лицо, тени под глазами, растрёпанные волосы и усталость, сквозившая в каждом жесте. Как будто дерево, которое давно сломалось, но каждую весну верно зеленеет побегами, цепляясь за жизнь, пришло ей на ум сравнение.

От остывающей микстуры исходил странный цветочный запах. По небольшому саду возле дома Эурелиуса бродил лёгкий тёплый ветерок. Он будил в Диаре какие-то странные, щемящие воспоминания. Как будто она снова стала маленькой девочкой, стоит с отцом в лесу возле Гаста и ветер играет волосами. Это было одно из самых счастливых воспоминаний. А ещё в нём не было Эдмона. Она не знала, почему, но воспоминание о женихе будило в ней в последнее время что-то похожее на страх. Ей хотелось, чтобы он пришёл, и в то же время казалось, что тогда исчезнет что-то важное, что-то новое в её жизни, но она никак не могла понять, что.

Они оба сидели на крыльце и молчали. И кажется никаких слов и не нужно было. Молчание устраивало обоих.

– Ты тоскуешь по дому? – Первым нарушил Эурелиус это зыбкое молчание. Прозвучало скорее утверждением, чем вопросом. Опять читает мысли или эмоции?

– Да, конечно, – она ответила слишком горячо, чтобы скрыть мгновенное замешательство. Ведь тоскует, верно?

Но лёгкий ветерок был таким же обманчиво-нежным, как и в Гасте. Тёмно-синие полевые лирусы так же покачивались под ветром, а небо было таким же безмятежно синим. В их доме в пригороде давно уже живёт Джефри, а тётушка выкинула все отцовские машины, всё что он не успел оставить ей, все его мечты. Это давно уже отболело, но Диара не хотела лишний раз вспоминать о том, что дом не вызывает у неё ничего кроме тоски. Конечно, она хотела вернуться. Но вот куда…

Она подняла глаза и встретилась взглядом с необычно серьёзным травником. Что-то было такое в его взгляде, от чего жаром обожгло щёки.

– Тогда почему же ты не хочешь отработать деньги и вернуться?

Почему? А в самом деле, почему она не хочет? И может быть, чтобы обрубить себе все пути к отступлению, Диара произнесла быстрее, чем успела подумать.

– За меня заплатят, как только узнают, где я нахожусь.

И опять повисло молчание, на этот раз тягучее, как болото.

– Значит заплатят? – Травник как-то нехорошо усмехнулся, потом развернулся, взял котелок с микстурой и пошёл в дом, оставив Диару в одиночестве сидеть на крыльце. Вот и кто её за язык тянул?

Глава 8

Последующие несколько дней пролетели как один – тягучий, монотонный и невероятно длинный. Диара больше не видела травника. После того разговора, когда он ушёл даже не попрощавшись, Эурелиус словно испарился. Она перестала натыкаться на него в приёмном зале, а все зелья и поручения он передавал через Гастина. Она ведь этого хотела, верно? И ждала приезда Эдмона с нетерпением. И одновременно ей было немного жалко. Чего? Она сама не знала. Наверное, только недавно начавшегося зарождаться доверия. Хотя какое ей в сущности дело до его доверия?

Через несколько дней она опять в одиночку отправилась за травами в город. Запас трав для микстур необходимо пополнять, а поскольку Эурелиус молчал (а может и вовсе куда-нибудь уехал, потому что не попадался на глаза), она решила что теперь это её обязанность. Просить Гастина отправиться с ней не хотелось. Да она и не имела права. В конце концов она же вовсе не обязательно должна встретиться с Грацием. А если и встретится – не утащит же он её посреди улицы. К тому же всегда можно позвать охранителей. Диара отчаянно отгоняла от себя мысль о том, что охранители вряд ли захотят связываться с секретарём Его Величества.

По дороге в Римс она наслаждалась каждой минутой. Воздух казался пьяняще свежим, запахи цветов дурманили голову и в то же время почему то было печально. Словно она видела это всё в последний раз и пыталась удержать в памяти. Даже если она и вернётся, зачем ей этот провинциальный город на задворках Империи? Что связывает её с ним? Это ведь просто страница в жизни – перевернёт и отправится дальше. Но почему то было печально. А ещё на один какой то момент, Диара почувствовала себя словно на краю пропасти. Она вдруг осознала, что если быть честной с самой собой – она вовсе не хотела, чтобы Эдмон приезжал. Она отчаянно пыталась последние дни вызвать в памяти его образ и не могла. Пыталась вспомнить ту теплоту, что чувствовала к нему когда-то или любовь – наверное это одно и то же, и не могла. Словно все эти чувства остались в прошлом, в Гасте, вместе с её прошлым и воспоминаниями, а она отчаянно цеплялась за них.

За своими мыслями она не заметила, как дошла до лавки травника. Машинально она достала список, где записала названия трав и зачитала его продавцу. Потом так же машинально засунула травы в небольшую сумку, висевшую на плече, и расплатилась. А потом вышла на улицу.

Суета Римса, голоса людей, стук копыт по мостовой внезапно оглушили её. Она присела на лавочку и тут же подскочила. На эту лавочку её усадил Эурелиус в ту, самую первую её прогулку по городу, их прогулку. Она упрямо встряхнула головой. Какое ей дело до этого мрачного человека, который нарочно оставил место для тьмы в своём сердце? А ветер играл её волосами и пахло почему-то галискаасом, совсем как в лаборатории отца…

Она поднялась с лавочки, когда совсем рядом одиноко протрубила труба короткий сигнал. Диара слышала этот звук один раз, давным давно. Когда королевский отряд проезжал через Гаст. Сердце забилось быстрей от нахлынувших воспоминаний. Она повернула голову и как раз вовремя, чтобы увидеть, как королевский отряд въезжает на главную площадь. Она поспешила туда, сама не понимая зачем.

На площади было людно, как будто все жители Римса собрались здесь. Ещё бы. Наверное, не часто приходится воочию лицезреть королевских гвардейцев. Диара подошла поближе.

В центре площади полукругом стояла королевская гвардия. Впереди на вороном коне сидел мужчина, уже в летах, в форме королевского служащего. Низенький, с жидкими волосами и некрасивыми неправильными чертами лица, он производил почему-то отталкивающее впечатление. Интересно, кто это? Но долго гадать Диаре не пришлось. Затрубили трубы, мужчина выехал вперёд и остановился, потом бегло осмотрел всех присутствующих и объявил:

– Я, волею Его Величества, Сируса, глашатай и исполнитель Его Высочайшей Воли, объявляю о желании Её Высочества принцессы Туруальды Эгинской, молодым неженатым девушкам, изъявившим желание, прибыть во дворец не позднее третьего числа следующего месяца для участия в отборе на место фрейлины Её Высочества. Я с отрядом королевских гвардейцев буду находиться здесь ровно три дня. За три дня прошу всех желающих собраться на площади или в гостином дворе, чтобы отправиться во дворец.

Глашатай важно поклонился и развернул коня. Половина отряда последовало за ним, наверное, в гостиный двор, половина – осталась на площади. Народ медленно начал расходиться, взволнованно обсуждая услышанное. Диара равнодушно повернулась спиной к оставшемуся отряду и направилась домой. Её это не касалось. Становиться фрейлиной при дворце она не собиралась. До неё доходили слухи, что за осиное гнездо представляет из себя дворец. Да судя по тому же Грацию, во дворце вовсе не так безопасно, как представляют себе, наверное, наивные девушки, обрадованные таким заявлением королевского глашатая. Но она была больше, чем уверена, что желающих будет очень много. Кто не променяет свою сытую, но бедную жизнь на возможность хорошо устроиться во дворце?

Свернув с площади на знакомую улицу, Диара вдруг увидела напротив силуэт незнакомого всадника на лошади. Точнее сначала всадник ей показался незнакомым, а потом она поняла, что стоит, хватая ртом воздух. Взгляд, осанка, растрёпанная шевелюра русых волос. Сомнений быть не могло.

– Эдмон! – Окликнула она, даже не замешкавшись. Ну может быть только на миг. Но голос оказался быстрее рассудка. Неужели приехал за ней? Но в сердце поселилась тоска. Какое-то странное предчувствие сжало грудь словно капканом.

Всадник повернулся. Эдмон. Сердце сначала пустилось галопом, а потом вдруг успокоилось. Она смотрела на жениха, жадно впитывая его образ, вспоминая всё, что было с ним связано, всё, что они пережили вдвоём, его робкое признание, и просьба у отца её руки, и первые свидания в городском парке. Она упрямо заставляла себя забыть растрёпанную нескладную фигуру с ледяным взглядом и с улыбкой, почему то пробиравшей до глубины души. Её это больше не касается. Она вернётся в Гаст, она продолжит такую знакомую с детства жизнь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Я вас не знаю, леди, – сухо бросил Эдмон и отвернулся.

Как это? Диара застыла не в силах осознать того, что сказал её жених, ну или тот, которого она звала женихом, всю свою жизнь и на кого надеялась. Она же видела узнавание в его глазах, она же думала, что сейчас он бросится к ней, раскрыв дружеские объятия, как обычно в каникулы, приезжая из университета.

– Подожди Эдмон, – попыталась она ещё раз, увидев, что он развернул коня и собирается уезжать, поверив на какое то короткое мгновенье, что его заколдовали. Запрещённое зелье, дурман трава, магия, да что угодно. Это не её Эдмон, не тот друг, которого она знала. – Это же я, Диарлинг, твоя невеста.

Он наконец удосужился повернуться и посмотреть на неё, глаза в глаза, сверху вниз. Он узнал её. Диара могла бы поклясться. А ещё она рассмотрела в его взгляде досаду и даже что-то похожее на злость.

– Вы ошибаетесь, леди, – наконец выговорил он. – Моя бывшая невеста Диарлинг пропала без вести полгода назад. – Эдмон выделил слово «бывшая». – Я очень скорбел по ней вместе с матушкой, но внезапные обстоятельства потребовали моей срочной женитьбы. Извините, ничем не могу вам больше помочь.

И, наконец, развернув коня, Эдмон медленно направился вниз по улице. Диара закрыла глаза и потрясённо привалилась к арке у входа на площадь, возле которой стояла. Неужели это правда, то что она услышала, неужели ей не приснилось? Неужели вот этот мужчина, говоривший с ней, с серыми колючими глазами, в которых нет ни капли чувства (а может и вовсе никогда не было) и есть её друг детства, который признался ей в любви на площади Гаста? Голова предательски закружилась. Ей надо побыть одной.

Но постоять в одиночестве ей не дали.

– Диарлинг, дорогая, надо же, какая встреча! – Диара обречённо подняла голову, уже зная, кого перед собой увидит. Граций, собственной персоной. Наглый, довольный, ухмыляющийся. Паника накрыла её с головой, а ещё злость. Она не сдастся!

А Граций уже подошёл и взял её за локоть, наклоняясь над ней. От его дыхания стало дурно до тошноты. Диар попыталась стряхнуть его руку и почувствовала как что-то острое упирается ей между лопаток.

– Дорогуша, я же сказал, что получу своё. Я привык всегда добиваться своего. И я получу. Было очень неосмотрительно с твоей стороны выходить из дома моего милого друга в одиночестве.

– Пустите! Я буду кричать! – Она дёрнулась и почувствовала, как это острое пропороло ей платье на спине. И теперь уже голой кожей она чувствовала сталь.

– Не будешь, дорогуша, если хочешь жить. Одно слово – и невеста Диарлинг действительно пропадёт без вести.

Он издевался. Диара слишком хорошо чувствовала издёвку в голосе Грация, а ещё угрозу. Он слышал их разговор с Эдмоном. И как бы в подтверждение этому, секретарь Его Величества добавил:

– Я ведь знаю, что ты бесправная рабыня и что Эурелиус купил тебя. Не знаю, почему он не захотел продать тебя мне, (упрямый дурак, он получил бы в два раза больше), но твоя пропажа ровным счётом никого не насторожит. Даже твой милый и замечательный жених предпочёл сделать вид, что тебя нет. А раз тебя нет, то ничто не помешает мне сделать так, чтобы ты действительно исчезла навсегда.

С каждым его словом Диара чувствовала себя так, будто из неё уходит жизнь. Словно она ещё ходила, двигалась, даже говорила, но уже не жила. А Граций словно угадал, что в таком состоянии она ничего сделать не сможет, и повёл её куда-то, подталкивая в спину. Она покорно шла, ощущая кожей острое лезвие. После встречи с Грацием ей и правда больше ничего не останется, как умереть. Может быть, тогда сделать это сейчас? Неужели жизнь так важна для неё? Повеяло галискаасом. Интересно, откуда он здесь? Диара обернулась, чтобы увидеть как королевский глашатай вместе с отрядом гвардейцев завернул в гостиный двор. Вот она – её судьба.

– Помогите! – Крикнула она изо всех сил и дёрнулась, чувствуя, как остриё рисует болью узор на коже. Ну же, Небо, пусть один из них обернётся!

Получилось. На крик обернулся один из гвардейцев, а потом и сам королевский глашатай. Граций, дёрнувшийся было, чтобы её остановить, расплылся в улыбке.

– О, Матрун, как давно не виделись! – Он двинулся навстречу, не отпуская Диару.

– Граций! – Глашатай подозрительно посмотрел на королевского секретаря, потом на неё. – Что происходит? Эта девушка звала на помощь?

– Она так шутила, – улыбка Грация вышла излишне нервной, наверное.

– Я не шутила, – начала Диара и услышала шёпот:

– Расскажешь – найду везде, – Граций мило улыбнулся, так чтобы никто не заподозрил, что он только что сказал.

Диара осмотрелась. Вряд ли если она скажет правду, сможет добраться до дома. Она не знала, какие отношения у секретаря Его Величества с глашатаем и гвардией. Может быть, они захотят вместе с ней пообщаться. И тогда она точно не сможет сбежать. Да и куда бежать? На мгновенье перед глазами появился образ растрёпанного черноволосого травника, но она прогнала его. Она сама обидела Эурелиуса. Зачем теперь жалеть о том, чего никогда не будет?

Поэтому она сказала, стараясь, чтобы её слова казались правдоподобными:

– Я хотела бы стать фрейлиной Её Высочества.

Теперь когда слова были сказаны, да ещё и при свидетелях, её никто не посмеет тронуть. Ну, по крайней мере, она на это надеялась. Глашатай осмотрел Диару и чему-то удовлетворённо хмыкнул.

– Хорошо. Там, – он махнул рукой на гостиный двор, – собрались уже четыре кандидатки. Присоединяйтесь.

Глава 9

Алистер устало потёр переносицу. Последние несколько дней у него болела голова. Он выпивал микстуру. Привкус пряности, добавленный в неё, чтобы отбить горечь, скоро наверное будет преследовать его во сне. Он бы мог сделать лекарство конкретно для себя, да вот только стоило ли трудиться?

Последние дни он ни на чём не мог сосредоточиться. Гастин ворчал, что это дурман-трава виновата, но не в ней было дело, точно не в ней. Он догадывался в чём, но запрещал себе даже думать об этом.

– Гастин, – он позвал дворецкого, едва заметно скривившись от боли. Общая микстура почему-то плохо действовала на него.

– Да, господин! – Этот бродяга возник словно из ниоткуда. И тут же, словно отодвинулась завеса и он ощутил весь спектр чувств Гастина – от вежливого интереса до собачьей преданности. С головной болью закрываться от чужих эмоций получалось хуже некуда.

– Госпожа Диарлинг ещё не вернулась? – Алистер попытался спросить небрежно, словно ему нет до неё никакого дела, (да ведь нет же!) но всё же почувствовал удивление, а потом и понимание Гастина. И от этого разозлился. Бездна!

– Нет, ещё не вернулась.

Он ожидал этого ответа, но ждал то совсем другого. Он не должен был отпускать её одну, не имел права. Но раз у неё есть тот, кто за неё заплатит, то значит он и сумеет защитить её. Даже не так. Он имеет на это право. Алистер отпустил Гастина и отвернулся. Он ещё успел встать из-за стола и подойти к окну, прятавшему прохладу летнего вечера за закрытыми ставнями, когда ощутил страх, панику, даже немного боль. Она накрыла его с головой, да с такой силой, что он, Алистер Эурелиус, потомственный эмпат, с детства всегда идеально владевший собой, не сразу понял, что это не его страх и не его боль. Но тогда чьи же?

Он ощущал себя так, словно бредёт в тумане по лесу, едва касаясь пальцами деревьев и должен угадать, какое из них клён, а какое дуб или ясень, всего лишь по оттенку коры. Алистер прислушался к себе, закрыл глаза, выровнял дыхание и наконец понял, кому принадлежал страх. И тут же испугался. На этот раз сам и по-настоящему. Не столько того, что чувствовать на расстоянии чужие эмоции он мог лишь с теми, кого подпускал к своему сердцу, или, точнее, впускал в свою душу, сколько того, что сейчас случилось.

У него не было иллюзий, что случилось с Диарлинг, теперь не было. Он отошёл от окна, неловко задел локтём подоконник и зашипел от боли. Всё было плохо, очень плохо. Но он ещё успеет к Грацию, если выйдет прямо сейчас. Схватив со стола небольшой кинжал, Алистер бросился вниз и на лестнице столкнулся с охранителями.

– Именем Его Величества, Сируса, вы арестованы за хранение и употребление дурман-травы. Просьба проследовать за нами до выяснения всех обстоятельств.

А вот это уже плохо, совсем. Стараясь не поддаваться отчаянью, Алистер рванулся мимо охранителей вниз по лестнице. Не задумываясь, что ему за это будет и что за сопротивление закону вся его отлаженная жизнь полетит под откос. В бездну этот мрачный дом! Если с Диарлинг что-то случится…

А потом пришла ещё вспышка страха, в глазах потемнело, он услышал голоса охранителей, потом почувствовал сильную боль и провалился в темноту.

Пробуждение получилось болезненным. Сначала вернулась боль в онемевшие (связанные?) руки, потом в голове словно взорвался фонтан из искр, звуков и чувств. Он открыл глаза. Кроме мутного очертания стен в зыбком свете, пробиравшемся через зарешеченное окошко, он не увидел ничего. Попробовал встать. Тело отозвалось болью. Руки и ноги, неожиданно свободные, двигались, хотя и с трудом. Голова болела. Алистер поморщился и осторожно приложил руку к затылку. Так и есть. Шишка. Интересно, чем его так хорошо приложили охранители порядка?

Он сделал несколько шагов к окну. Вид на окраину Римса. Трущобы ещё те. Сколько лет здесь живёт и всё никак не привыкнет. Но теперь, по крайней мере, он знает где находится. Городская тюрьма выходила окнами на трущобы. Интересно, сколько суток он теперь проведёт в тюрьме за сопротивление охранителям, тоскливо подумал Алистер.

Страха или боли Диарлинг он больше не чувствовал. И волновался. А ещё вспоминал.

– Ты ведь не забудешь обо мне? – Эхо голоса Сюзан врывалось во все сны. А потом она умирала. Каждый раз один и тот же сон. И только последние несколько дней, во сне Сюзан, его первая и, думалось ему, единственная любовь, отворачивалась от него с немым укором. Но это скорее игры его совести, которая не оставляла его все эти дни. Он не забыл, ни за что не забыл и никогда не забудет. Вот только семь лет это достаточно большой срок, чтобы первая юношеская любовь превратилась в воспоминание. Он носил бы её на руках и любил и берёг, но Небо распорядилось иначе, оставив в груди незаживающую рану. И вот Диарлинг. Похожая на неё, неуловимо, до дрожи. Но чувств Сюзан в отличие от этой девушки он никогда не читал, не позволял себе этого. Он доверял ей, знал что она никогда не предаст.

И вот последние дни образ Сюзан постепенно сглаживался в памяти, забывался, заменяясь другим. А иногда они и вовсе сливались в один. Он не имел права забывать, но забывал!

Алистер тряхнул головой, прогоняя прочь непрошенные мысли. Пора перестать жить прошлым. Диара нуждается в его помощи, хотя, может быть, и не считает себя вправе принимать эту помощь или хотя бы ожидать её. Она гордая и уже чья то. Подумав об этом, он сжал кулаки так, что пальцы хрустнули. Она боится его и не понимает. А вот того, другого, наверное, любит. Но это ведь никак не может помочь ей сейчас.

За дверью послышались шаги. Ближе и ближе. Пришли, наверное, за ним.

– Алистер Эурелиус, – заскрипела, открываясь, дверь и в проёме возник капитан охранителей. – Просьба проследовать за мной.

Хотя бы руки не посмели связать. Он выпрямился, откинул со лба надоедливую прядь волос и медленно направился вслед за капитаном. За хранение и употребление дурман-травы полагается штраф, за попытку побега – несколько суток тюрьмы. И вот этого он никак не мог допустить. Сейчас на счету каждая минута. Надо договориться, причём так чтобы выгодно было им обоим. Он ведь пока не знает, где искать Диарлинг и что с ней произошло. При мысли о ней, в груди поднималась ярость и ещё тоска. Если Граций что-то с девушкой сделал… Алистер сжал кулаки, пытаясь погасить волну ярости в груди.

Капитан остановился перед кабинетом и впустил его внутрь, затем вошёл сам. Никаких охранителей или оружия. Алистер попытался ощутить чувства капитана, пользуясь тем, что мало кому было известно, что он эмпат. Настороженность и смесь холодного недоверия с интересом, а ещё надежда. Как он и думал. Он зачем то нужен капитану.