Текст книги "Забытая сказка"

Автор книги: Дарья Вишневская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Дарья Вишневская
Забытая сказка

В Мильготе каждый мальчишка знает, где стоял дом старого кузнеца, о котором поговаривали, будто он был колдуном. Сейчас дом этот, давно заброшенный и обветшалый, грустно смотрит слепыми окнами на дорогу, и с каждым годом все сильней опутывает крыльцо, окна и стены вьющаяся трава, все беспощадней закрывают бывшую кузницу деревья и кустарники, но долгие годы быть этому дому таинственным и загадочным местом, притягивающим пугливые взгляды горожан.

Кузница стояла в отдалении от Мильгота, и о металле, что в стародавние времена ковал кузнец, до сих пор ходят легенды. Кузнец был нелюдимым полусумасшедшим стариком, и давно ему быть бы сожженным по обвинению в колдовстве, да мастерство выручало его – днем с огнем таких золотых рук не сыщешь.

Он никогда не был женат, семьи не имел, лишь приемная дочь скрашивала его существование. Загадочной была и история ее появления: лет примерно за пятнадцать до своей смерти, как только пошел ему пятый десяток, кузнец зашел в городское правление и грубо попросил выдать документы на двухлетнюю девочку, которую, по его словам, он нашел в лесу и желал бы удочерить. В Мильготе кузнеца побаивались; городской голова удивился проявлению его сердоболия, однако бумаги сотворил.

Жители, впрочем, видели дочь кузнеца намного чаще, чем его самого. В последние годы своей жизни старик сильно хворал, и никакое колдовство не могло ему помочь, поэтому всю работу выполняла Тантра, постепенно превращавшаяся из маленькой, но сильной девочки в бледного худого подростка, затем – в девушку, некрасивую, угловатую и вечно хмурую. Она выходила в город лишь за едой и различными мелочами, без которых никак не обойтись. Вечными спутниками, неотступно бредущими за ней по пятам, были презрение и страх.

Глава 1. Дочь кузнеца

Осенняя заря поднималась над Мильготом. Она раскрасила высь в безумные по своей нежности цвета, точно художник уронил на холст с облачным небом розовую краску. Звезды еще не потухли, им оставалось жить считанные минуты.

Тусклый свет показал все пылинки, вьющиеся меж окном и полом, ветерок раздул шторы, луч медленно пополз от угла к стулу, на котором сидела Тантра, поджав ноги. Ее быстрые руки мелькали у ткани, затянутой в пяльцы. Оторвав взгляд от шитья, Тантра глянула на рассвет, и угол губ ее криво дернулся…

Тантра – худая, всклокоченная девушка, черные волосы которой, должно быть, от рождения не знали расчески. Выражение ее лица редко менялось; случайная улыбка казалась натянутой – в облике ведьмы лишь большие зеленые глаза были живыми. Они точно дышали, только тихо, беспокойно, затравленно…

– Эх, проклятие, снова встреча с этими!.. – пробурчала девушка, поднимаясь со стула и подходя к окну. Ее комната была на втором этаже дома, но даже здесь ветви деревьев ухитрялись закрывать небеса, изрядно портя этим великолепную картину.

«Надо будет отпилить их, что ли…» – лениво и не в первый раз подумала Тантра, обернулась и оглядела свою комнату. Она была невелика, с единственным окном, маленькой дверью и низким потолком. Что касается убранства, то, кроме кровати, стула и ящика под кроватью (все сколочено собственными руками), здесь не было ничего, впрочем, Тантра была неприхотлива.

Она надела темно-зеленое платье и сандалии, а затем вышла. Спускаясь по скрипящей лестнице, Тантра мельком подумала о том, что отец ее спит.

«Как бы не разбудить его… Он что-то приболел… как всегда… опять придется в кузнице самой колдовать…»

В прихожей старого дома помещались камин и стол. Тантра быстро подхватила с него тихо звякнувшие монеты и раскрыла дверь в утро.

Кузнец жил в лесу. Тантра пошла по кривой извилистой тропе.

Ее ноги касались росистой травы; по телу бежала приятная утренняя прохлада. Тантра наслаждалась этим чувством.

В минуты, подобные этой, она забывала о своей сущности ведьмы-изгнанницы, о взаимной ненависти к миру, о вечном страхе – только величественное небо было перед ней, а вековые деревья – свидетели бесчисленных смен поколений – навевали на нее то же, что хрустальный воздух, чуть слышный аромат опадающей листвы, пение птиц и шепот ветра, – безмятежное чувство незыблемости и покоя – того покоя, которого ей так не хватало в жизни.

«Надо же, как рассвет действует на меня… а ведь исчезнет же через полчаса…»

Пройдя в высокие городские ворота, Тантра ощутила, что чистота осталась за спиной, а впереди – жестокий серый мир. Ее настроение резко упало, и она с озлоблением глянула на аккуратные одинаковые дома – в Мильготе люди жили в основном зажиточно. Порядочно. Как и подобает честным катарианцам.

«Гребаные лицемеры!» – с остервенением подумала Тантра. Такие, как я, шрам на холеном лице города! Они презирают, да, презирают! За что – ведь зла я не делаю. Каждый щит, каждый меч стражника скован колдовством моего отца! Потому что не презирать меня – дурной тон… Ах да, Инквизиция. Запрет использовать магию простым людям. Почему, интересно, отец мой – чернокнижник, а дворянин, ничего не смыслящий в силах природы и знающий заклятия из книжек, – светлейший чародей? Так было всегда, они хранят умения от простолюдин… Но почему, разве это справедливо?

Тантра плюнула на мостовую и, кипя злостью, направилась к таверне.

Жители Мильгота уже начали просыпаться, и некоторые с недовольством косились на ведьму. Женщины с корзинами спешили на рынок, по дороге катили повозки, трещали окна и двери, звенели голоса – утренняя тишина растворилась в шуме дня.

Тантра вертела головой по сторонам, но вдруг остановила взгляд на одном из зданий, и равнодушие лица смягчила улыбка – посторонний наблюдатель вряд ли бы заметил всю горькую ее жестокость.

Тантра стояла у беломраморной лестницы, ведущей к дверям храма, и – что удивительно – ни одного стража не было рядом, а значит, ведьма могла подойти и заглянуть в окно.

Что она и сделала, не без опаски ступая по чистой лестнице – давным-давно вопли о том, что Тантра «загрязняет землю своими шагами» развили в ней привычку постоянно следить за сандалиями.

Дверь была заперта, и внутри было пусто, однако Тантра видела статуи всех шестерых катарианских святых, и их суровые посеребренные лица показались ей осуждающими.

– Есть ли хоть один из ваших заветов, который я нарушила? – прошептала Тантра, прижимаясь лбом к стеклу, которое тотчас помутнело от ее дыхания. – Людские законы разве имеют для вас значение? Тогда за что, ответьте, мне такая жизнь?

«Только и делаю, что ною…» недовольно подумала она и отодвинулась от стекла, продолжая касаться его длинными ногтями и вглядываясь в статуи, точно ища поддержки в каменных глазах.

– Эй, ты! Ты что, не знаешь, что тебе запрещено? Живо спускайся!

Тантра вздрогнула и обернулась. Высокий стражник в шлеме, сияющем на солнце, стоял и тупо глядел на нее.

Тантра хмыкнула, а потом и рассмеялась, сама не зная чему. Почему-то на улице в этот миг повисла тишина, и громкий смех пронесся над застывшей толпой одинаковых, безликих людишек – так называла их Тантра.

Продолжая посмеиваться, ведьма спустилась с лестницы, будто бы случайно оставив на ступени вьющийся локон грязи.

– Слышь, ведьма! – воскликнул стражник. – Меня просили передать тебе, чтоб кузнец сковал еще три щита.

– А плата? – Взгляд, брошенный из-под густых бровей, был настолько презрителен, что стражник поморщился.

– Получишь, как сделаешь.

Тантра незаметно вздохнула – это значило еще некоторое время впроголодь, ведь почти всю еду Тантра отдавала больному отцу, делая вид, что сама сыта и весела…

Девушка пошла по дороге, а сердце ее захлебывалось в удушливой тоске. Тантра пыталась было вновь посетовать на судьбу, но теперь что-то внутри воспротивилось. Лишь через несколько часов, уже возвращаясь обратно, Тантра поняла, что даже свою нищенскую, никчемную судьбу ведьмы она не променяла бы на возможность превратиться в живую лицемерную марионетку. А пока ей предстояло пережить еще одну неприятность, мелкую, но роковую.

Когда до таверны остался один переход, Тантра остановилась. Ее зоркие глаза разглядели под стенами богатого дома белоснежную, пушистую, жирную кошку.

– Она не похожа на кошек, которых обычно держат ведьмы… те черные, худые и вообще не кошки, а бродячие коты… А эта… милое, раскормленное создание, не ведавшее в жизни ни единой горести… – Бормоча это под нос, Тантра подошла к кошке и опустилась перед ней на одно колено, поглаживая спину. Кошка довольно замурлыкала.

И тут железная хватка привычных к молоту рук сжала ей горло. Кошка дернулась, сдавленно мяукнула, а Тантра все смотрела на нее, и ее лицо в тот миг было страшно…

Чьи-то пухлые руки оттолкнули Тантру, кто-то всхлипнул под ухом, и через секунду чудом избежавшая удушения кошка была на холеных руках хорошо одетой бабы, а ведьма сидела на камне фундамента, прижимаясь спиной к стене дома и судорожно дыша.

Должно быть, выглядела она в тот миг жутко, потому что баба смотрела на нее с ужасом.

– Убирайся… – только и дернулись жирные губы.

Тантра поднялась, отряхнулась и, прошипев на прощание что-то грубое, удалилась, в глубине души дивясь неожиданной вспышке жестокости.

«Я чувствую, так до таверны и не дойду…» – подумала она, только бы не думать о кошке.

И тут чувство горечи наполнило ее душу, серые стены Мильгота вдруг точно сжались, стискивая сердце холодными коготками, и сам воздух стал удушлив. Чтобы не упасть, Тантра схватилась рукой за одну из этих стен, а грудь будто рвали на куски, такой была боль…

Пришла она в себя через несколько минут, когда холодные руки разжались. Тантра сидела на мостовой, а над нею опасливо возвышался проходящий мимо страж.

– Что с тобой? – спросил он, и жалость в его голосе давила подозрительность.

– Я… да нет… сейчас… – Она неуклюже, держась за стену, встала. Когда она увидела, что своими длинными ногтями оставила следы на штукатурке, ей стало вдруг одиноко.

Тантра подняла лицо к лоскутку неба. Заря уже сошла с него, оно было светло-светло голубым и дивно высоким.

«Что мне делать среди этих проклятых стен? Разве здесь мое место?» – подумалось Тантре. Кажется, ее губы что-то прошептали, потому что страж понимающе усмехнулся.

– Ворожишь, ведьма? Наворожи лучше себе здравие, бледна, как труп! – И посмеиваясь, он отошел.

Губы Тантры перекосила злая усмешка, и на миг ее лицо стало гримасой ведьмы, но потом складка у рта разгладилась. Тогда Тантра, вновь напустив на себя безразличный вид, встала и, добредя до дверей таверны, приоткрыла их.

В этот час там царил полумрак и пахло свежим пивом и хлебом. Воздух был раскрашен солнечными лучами и пылью, за стойкой стоял трактиршик, привычными глазу движениями вытиравший стаканы, три столика были заняты – неизвестные Тантре молодые парни поправляли с утра здоровье и с жаром обсуждали что-то.

Впрочем, нет – вон и один знакомый, сын хозяина трактира, слепой шестнадцатилетний парень, а рядом с ним его друг – хмурый здоровяк.

Тантра, купив хлеба и сыра, хотела было идти домой, как вдруг слепой беспокойно зашевелил головой и спросил друга:

– Кто там, женщина? Я слышу шелест платья.

– Это ведьма, – сказал здоровяк, и в его голосе не было злобы.

– Позови ее…

Но Тантра подошла сама.

– Здравствуй, – сказала она тихо – признаться, ей всегда жалко было этого паренька.

– Здравствуй. Как жизнь?

– Стараниями мильготцев все хуже и хуже. – Тантра села к ним за столик.

– Да, это печально, – вздохнул слепой, – но может быть еще печальней…

Тантра сдвинула брови.

– Угроза?

– Нет, предупреждение… – Слепой вдруг проворно схватил ее руку, подтянул Тантру к себе и прошептал. – Осторожней будь… люди на тебя когти точат… молись, чтоб никто в Инквизицию донос не накатал…

– А кто же тогда, интересно, кузнецом мильготским будет?

– Другого найдут.

– За столько лет не нашли – и теперь не найдут.

– Времена тревожные. Вампиры Грэта и вервольфья стая объединились.

– И что?

– А то, что они предложили колдунам присоединиться к их союзу.

– Откуда ты можешь знать? – изумилась Тантра – то же самое пару дней назад рассказал ей отец, заметив, что только нечистые ведают об этом.

– Они говорят, – слепой кивнул в сторону соседнего столика, – это заезжие инквизиторы. А еще они говорят, что это все добыли пытками из ведьм. И что теперь их будут искать гораздо строже. Так что тебе не сдобровать. Тебе лучше сбежать из Мильгота.

– Куда я сбегу с больным стариком?

Слепой пожал плечами.

– Я не знаю. Но иначе… – он развел руками, – мне жаль тебя, ведьма, – добавил он чуть погодя. – И… знаешь что… если ты решишься бежать, то эта таверна послужит для тебя временным убежищем…

«Все туже и туже затягивается эта петля…»

– Благодарю…

Тантра подхватила узелок с едой и, не сказав больше ни слова, бросилась прочь из таверны, хлопнув дверью.

Пока она дойдет до кузницы, я успею немного рассказать о Катарии и о народе, что с давних времен жил на берегах Великого Ниаса.

На северном берегу, сплошь покрытом лесами, обитали племена бледнолицых, голубоглазых и русоволосых охотников; на южном же – кочевники-скотоводы, главным богатством которых были бесчисленные стада.

За двадцать лет до начала исчисления один из северных вождей смог путем бесчисленных войн объединить под своей властью оба берега, изгнав кочевников в степи, ближе к пустыням. Шесть южных племен согласились войти в состав будущей Империи и осели на земле, остальные же одиннадцать – ушли к югу.

Того северного вождя звали Катарианс, как и столицу Катарии, со времени основания которой и ведется летосчисление…

Бывшие охотники большей частью начали заниматься земледелием, благо плодородные почвы юга позволяли. Смешавшись с оседлыми южанами, они и породили тот народ Катарии, что существует до сих пор.

Катария развивалась медленно, но главным ее счастьем было отсутствие всяческих соседей: на юге пустыни отгораживали ее от мира, на севере – густые, бесконечные леса, на западе – скалистый обрыв без дна, а на востоке – Тиэльские горы. Тысячу и двадцать лет жил народ катарианский в мире, пока на свет не появился первый вампир, сам себя назвавший Первоначальным. Даже сподвижники его не знали, откуда взялась в нем жажда крови и боязнь света. Тогда же родился от связи человеческой женщины и волка первый вервольф, обладавший способностью по своей воле менять облик. Чародеев, умевших бороться с нечистью, прозвали Инквизицией, а простым людям строжайше запретили практиковать магию…

Число нечисти все множилось, однако в Битве у могилы большая часть их была уничтожена, остальные же сбежали далеко на север. Вервольфы начали вести волчий образ жизни, удаляясь от человеческого подобия, а остатки вампирской орды во главе с Первоначальным воздвигли магией замок Сетакор, где и тянут годы бессмертия до сих пор…

А теперь, в конце 2024 года, те вампиры, что появились на свет после свержения Первоначального (вампиром становился не по обряду похороненный самоубийца) объединились с вервольфами в Союз против людей и зовут к себе ведьм…

«Слабые попытки… глупо… люди раздавят их…» – думала Тантра, заходя в кузницу и велением мысли зажигая очаг.

Инструменты, повинуясь ее взгляду, завертелись в работе, а девушка села на скамью и задумалась.

«А ведь я и вправду могла бы попробовать бежать… найти вервольфов… Но отец не выдержит пути через лес».

Монотонный стук молота о наковальню раньше успокаивал Тантру, теперь же она не находила себе места.

«Я могла бы убежать… если б не отец… а, все равно его жизнь кончена. Да и моя… жаль, что ничего не изменишь…»

Чувствуя себя разбитой и уставшей, Тантра ушла из кузницы, не доделав работу до конца.

Глава 2. Оборотень и вампир

В глубине леса есть поляна, которую покрывает высокая трава, имеющая рост в полчеловека. Инквизиторы избегали заходить туда, рассказывая сказки о змеях, – на самом же деле их останавливал страх перед вервольфьим городом.

Нет, они не знали всей правды о норах, уходящих глубоко в землю, но воздух, витающий над лугом, нес в себе черную ночь, сияющую луну, волчий вой и извечную жуть.

В один из серых дней октября пошел дождь, и земля вокруг входа в нору размякла.

– Ненавижу такую погоду, – сказал царь вервольфов Гектор.

В просторной норе было тепло. Посередине пылал очажок, и дым, клубясь, возносился вверх, к шумящему ливню. В норе стоял легкий запах волчьей шерсти.

Гектор-человек был невысокого роста, плотно сбитый и коренастый; смуглая кожа, черные волосы и карие глаза указывали на его южное происхождение. По выражению лица Гектора было видно, что он мало к кому испытывает доверие, – оно было сурово.

Его жена, царица Малия, была, напротив, белокожей, зеленоглазой, рыжеволосой и смешливой двадцатилетней женщиной. Что-то задорное чувствовалось в облике матери двоих волчат. Одного взгляда на ее лицо хватало, чтобы понять: она добра, умна, насмешлива и жизнерадостна.

Двое маленьких близнецов-волченышей резвились в углу норы, изредка повизгивая.

А вот пятый присутствующий не был вервольфом. Его выдавала излишняя бледность кожи, даже скорей ее сероватый цвет, а стоило ему приподнять свои веки с длинными ресницами – и в берлоге появлялся еще один источник света: его большие красные зрачки. Черты лица вампира были, пожалуй, не столь благородны, как у его тонколицых сородичей. Вампир этот будто бы спал, прислонившись спиной к сырой стене и уронив подбородок на грудь, но когда царь вервольфов Гектор расслабился и сам подумал о сне, Грэт спросил с неприкрытой ехидцей в голосе:

– Что-то, друг-вервольф, я гляжу, ведьмы не торопятся присоединяться к нам. Явились от силы человек пять, и почти все ни на что не способны…

– Да куда денутся. – Гектор усмехнулся. – Как заполыхают площади кострами, так взвоют и за милую душу к нам приползут. Подождать чуть-чуть осталось, мои оборотни-шпионы уже несут вести.

– Откуда нам знать, что будет делать Инквизиция? Это ж такие непредсказуемые твари, сам знаешь. Может, они решат не тратить силы на ведьм, а сразу примутся за нас?

– Ты думаешь, они найдут нас здесь?

– Я думаю, что это возможно. Теперь, когда наши народы объединены, нас будут искать с утроенной силой. Нет, нужно настоящее убежище. Такое, куда даже инквизиторы побоятся сунуться. Я говорю о Сетакоре…

– Ну, – Гектор возвел глаза к небу, – ты еще предложи Катарианс завоевать с кучкой волков и вампиров. Как, ответь мне, он может стать нашим? – Он вопросительно глянул на друга.

По тонким губам Грэта бродила загадочная усмешка.

– Еще как может… – прошептал он, – и держу пари, самое позднее, к началу зимы он станет.

– Разъясни толком, – встрепенулась заинтригованная царица Малия, все время прислушивавшаяся к разговору.

– Дошли до меня невеселые слухи относительно короля Вирта. Будто бы не так он заботлив к вампирам, как его отец, и вампиры, привыкшие к уважительному отношению, не так уж им и довольны. Соображаешь?

Гектор мотнул головой.

– Объясняю проще, – терпеливо продолжил Грэт. – Если мы потолкуем с каким-нибудь вампиром, который пользуется уважением в замке… потолкуем, может, и к решению какому придем.

– Короля хочешь свергнуть, что ли? – недоверчиво спросил Гектор. – Ты уж прости мою тупость, просто я управляю лесным народом и в интриги как-то…

– Даже если ты его свергнешь, – печально сказала Малия, – никогда никому не править замком, кроме Вирта.

– Это еще почему? – удивился Грэт, считавший свой план очень удачным.

– Забыл о Первоначальном? Умирая, старик заклял замок так, что королем в нем может быть лишь его кровный потомок. Кровный, я имела в виду – настоящий, зачатый, а не укушенный. А из таких – лишь Вирт. Проще говоря, если только попытается править кто-то другой, вечная тьма над замком рассеется, а это, сам понимаешь, смерть для его обитателей. Или я ничего не смыслю в магии.

Грэт заметно помрачнел – вервольфья царица попала в точку.

– Да и потом, – продолжила она, – так ли ты уверен, что вампиры замка тебя поддержат?

– А вот это другой вопрос, – буркнул Грэт. – Тут тебе не древняя магия, тут дело проще. Кстати, Гектор, – Грэт обернулся к царю, – что там слышно о Графе?

– Я знаю лишь то, что с тех пор, как он ушел, никто его больше в замке не видел. Наверняка он до сих пор в своем уединенном доме… Зачем он тебе?

– Видишь ли, Граф весьма умен, и мне было бы интересно услышать его мнение…

– Но вы с ним даже не знакомы.

– Я уверен, он наслышан обо мне. К тому же, чтоб быть союзниками, вовсе не обязательно быть друзьями.

– Но не мешало бы, – заметил вервольф.

– Это точно, – кивнул Грэт.

Гектор хмыкнул, и поневоле на Грэта нахлынули воспоминания о начале их дружбы…

…Главарь шайки вампиров, тревожащих Катарию третью сотню лет, шел, слегка качаясь, по лесной тропинке. Будь он человеком, давно бы заблудиться здесь Грэту и сгинуть, но глаз его был подобен звериному, уши слышали мельчайший треск веточки на три мили вокруг, а луна… Такой красавицей представлялась она ему, и ее серебристый свет навевал на него воспоминания о ярком свете другой звезды, увидеть которую ему, увы, не суждено было больше в этой жизни. Но Грэт не грустил об ушедшем, и если б вновь ему предложили стать смертным, не задумываясь, он бы ответил «нет», ибо познал уже радость три раза видеть смену столетий.

Этот лес был ему домом, ничуть не худшим его прежнего, могила на далеком кладбище – логовом, но он редко навещал ее, предпочитая переждать день в темной пещере. Многие вампиры слушали Грэта и, не колеблясь, отдали бы за него свои жизни, но этого не требовалось – тот сам мог выпутаться из неприятностей. Свобода…

Сегодня его вампиры охотятся в одиночку, но стоит ему лишь призвать их… Грэт улыбнулся и облизнул клыки – он был сыт, оттого добродушен.

Никогда человеку не разглядеть эту зверино-вампирскую тропку, вьющуюся средь деревьев, Грэту же она казалась широкой дорогой, и он, подумывая уже о спячке, ускорил шаг, но вдруг резко остановился, ибо нюхом ощутил неподалеку вервольфа.

В те времена вампиры Грэта и вервольфы Гектора не то чтоб враждовали, но и отношений не поддерживали, и охотились в разных местах леса, а этот вервольф забрел на вампирскую территорию.

«Что-то в последнее время шибко наглые эти звереныши…» – раздраженно подумал Грэт и тут же засмеялся, потому что из-за камня выскочил маленький волчонок. Примерно в таком возрасте – около полугода – они учатся оборачиваться в человека и обратно. Грэт с усмешкой опустился на одно колено и стал подманивать вервольфенка, точно щенка.

Но не успели бледные пальцы вампира коснуться серебристой шерсти, как что-то сзади треснуло – на веточку в траве где-то сзади наступил тяжелый сапог. В то же мгновение Грэт подскочил, как кошка взобрался на дерево и, прикрытый летней листвой да собственной незаметностью, стал наблюдать за происходящим внизу.

И тотчас его прошиб холодный пот испуга не за свою жизнь, а за чужую. Пусть маленький дурачок останется волчонком, тогда идущий через лес отряд инквизиторов побоится встречи с волком и волчицей, да уйдет подобру-поздорову, но стоит малышу хоть намекнуть на свою принадлежность к роду вервольфьему…

Грэт еле слышно застонал, проклиная собственную глупость. Что стоило ему подхватить волчонка на руки и вместе с ним скрыться в листве? Поздно об этом думать – отряд в десять человек уже шагнул на поляну. Облаченные в черное воины в изумлении остановились перед волчонком, а тот уже прекращал им быть прямо на их глазах – шерсть уходила под кожу, лапы становились маленькими руками и ногами, забавная серебристая мордашка – обычным лицом ребенка.

Старый инквизитор забормотал молитву, а Грэт в отчаянии кусал собственный кулак, не замечая, что кровь уже стекает по его бледной руке.

– Вервольф? – спросил самый младший из инквизиторов, его товарищ кивнул.

– Ну так чего же мы ждем? – спросил другой.

«Даже во мне, вампире, больше жалости, чем в этих людях… – с омерзением подумал Грэт, – пусть им не жаль убить волченыша, но когда перед тобою младенец-человек…»

– Кто возьмет на себя честь прикончить нечистого? – спросил старейший, подходя чуть ближе к сидящему в траве ребенку. Тот ради забавы вновь стал покрываться шерстью, и тогда Грэт не выдержал.

Молнией он соскользнул с ветки как раз в тот миг, когда копье готовилось ударить по вервольфу, и вампир с диким ужасом подумал, что серебряный наконечник оцарапал и его кожу, но нет, обошлось, и вот Грэт, сжимая одной рукой шерсть воющего от боли и страха волчонка, другой уцепился за ветку и, ловко подпрыгнув, оказался на дереве. Если б в тот момент нашлись у инквизиторов серебряные стрелы, жизни Грэта и маленького вервольфьего царевича оборвались бы, но разгильдяйство инквизиции спасло их. Грэта – не в первый раз, надо заметить.

А волчонок уже выл и царапался, а Грэт лишь оттягивал подальше от своих рук его морду, чтоб волчонок не укусил его и не возник парадокс верфольфо-вампира.

Инквизиторы под деревом бесились, а Грэт взбирался все выше и выше. Ему сильно повезло, что, будучи вампиром, он мог летать и лишь ногами перебирал ветки, а руки были заняты волчонком, визг которого уже грозил оглушить.

Инквизиторы поговорили меж собой и вдруг стали резко отступать и вскоре исчезли во тьме ночного леса.

«Понятно, значит, старшие вервольфы близко. Что ж, отдам им это сокровище…» – с невероятным облегчением подумал Грэт и вдруг ясно ощутил, как что-то вонзилось ему меж лопатками, а когда он опустил голову, то увидел, как маленький наконечник обычной стрелы торчит из его груди. Вторая же, вонзившись резко, сбила вампира с ветки, и он полетел вниз, перевернувшись в воздухе и выбросив волчонка в кусты.

А сам Грэт оказался лежащим на земле, и вокруг него с усмешками на лицах толпились инквизиторы. Непереносимая тоска и ненависть заполнили его душу. Грэт попытался шевельнуться, но старик-маг лишь махнул рукой, и невидимая колдовская сеть опутала руки и ноги вампира. Тот мысленно издал зов, призывая своих вампиров, но отлично ведь знал, что они не явятся так скоро.

А инквизитор с серебряным копьем шагнул вперед, поднял свое оружие…

«Все…» – ошеломленно подумал Грэт и крепко зажмурился. Что-то просвистело в воздухе, инквизиторы закричали, а потом послышалось яростное рычание. Грэт открыл глаза.

И увидел, как по меньшей мере двадцать волков-оборотней наступают со всех концов поляны на инквизиторов, как они ловко увертываются от обычного оружия и легко сбивают людей с ног, как самый крупный из верфольфов грызет шею инквизитору и тот даже копье поднять не может. И тогда Грэт понял, кому обязан жизнью.

Очень скоро кровавая схватка закончилась. Грэт встал, спокойно вытащил из своего тела две сломанные стрелы и молча глянул на вервольфов. И тогда самый крупный из них подошел к нему, сел и посмотрел на вампира своими желтыми тоскливыми глазами. Прошло мгновение, волк вытянулся, и рядом с Грэтом встал Гектор, царь вервольфов.

Остальные вервольфы тоже приняли человеческий облик. Какая-то женщина с растрепанными рыжими волосами, плача, подхватила лежащего на траве волчонка, и в ее руках он стал человеком. Женщина прижала его к себе и затряслась.

– Что тут случилось? – хрипло спросил Гектор. – Прости, Грэт… разумеется, я узнал тебя… мы забрели на твою территорию, но мой детеныш потерялся. И теперь нашелся. Что случилось?

И Грэт рассказал, а когда закончил, Малия подбежала к нему и замерла. Грэт заметил еще одного ребенка на ее руках, близнеца первого. Женщина хотела кинуться на колени, но Грэт крепко схватил ее за руки и не дал.

– Не надо, царица, – твердо сказал он, – твой муж уплатил мне долг, он спас мою жизнь, когда инквизитор стоял надо мной с копьем. Мы в расчете.

Небо над их головами вдруг потемнело – слетались вампиры на зов господина. Все две сотни с лишком, разумеется, не прилетят, но двадцать высоких бледных мужчин опустились на поляну, сминая траву, и замерли, с изумлением разглядывая…

– Все в порядке, братья, – сказал Грэт, – охота закончилась, возвращайтесь.

– Что случилось?

– Расскажу, только не сейчас. Больше всего на свете я мечтаю вернуться в свою могилу.

– Ну, моя берлога не могила, – вмешался Гектор, – но переждать день ты, спаситель моего сына, всегда там сможешь…

С тех пор все чаще Грэт бывал почетным гостем берлоги Гектора и Малии, и вскоре они стали друзьями не разлей вода. Часто в то лето вампиры охотились на вервольфьей территории, а вервольфы – на вампирской. Решение объединить народы пришло к Грэту и Гектору в начале второй осени их знакомства, благо сами народы были отнюдь не против. Берлога лучше скрывает от солнца, рассуждали вампиры, а вервольфы думали: «Что ж, раз наш повелитель жалует упырей, так ведь и нам они зла не делают». Случались, конечно, стычки, но все реже и реже.

Правда, когда новость об их объединении достигла инквизиторских ушей… Сначала все было незаметно, потом все чаще стали видны в лесах отряды, а уж когда несколько вервольфов не вернулись с охоты, на Гектора страшно было посмотреть, настолько он извелся. Они с Грэтом обсуждали такое положение, и все меньше оно им нравилось. Решение пригласить ведьм в Нечистый союз пришло внезапно, его автором была Малия, которая, сама ведьма, стала оборотнем после укуса. Она рассказала о положении ведьм, о том, что если раньше их умения ценили, а труд почитали, то последнюю тысячу лет, с усилением власти Инквизиции, даже в глазах простого народа они – изгои. И будут рады присоединиться к верфольфам и вампирам, особенно зная, что не сегодня-завтра их ждет костер. Шпионы Гектора понесли эту новость по городам и весям, но мало кто откликнулся – боялись. Лишь потом, ближе к середине осени, когда, как и предсказывал Гектор, площади городов заполыхали кострами, ведьмы стали покидать деревни и города, уходя в северные леса. Но это случилось чуть позже.

А пока Грэт выполз из берлоги и глянул на звезды. А потом снова на вервольфье село. Душою он уже крепко привязался к этому лугу с холмами, и мысль, что скоро придется покинуть его, чуть тревожила его мертвое сердце. Но лишь чуть, ибо не раз за долгую жизнь свою он уже рвал связи с любимым жилищем.

Он знал, в какой стороне замок Графа, и намерен был лететь туда всю ночь. Поднявшись высоко в небо, Грэт сначала злобно выругался – ветер будет в лицо, а потом, уже успокоившись и быстро заскользив по воздуху в полувертикальном положении, Грэт расслабился и стал вспоминать все, что слышал о Графе.

Не случайно именно этот сподвижник Первоначального раньше остальных пришел ему в голову. Во-первых, он очень стар – вторая тысяча лет недавно пошла. Во-вторых, уже много веков не живет он в Черном замке, выстроил дом далеко от него и обитает там один, точно изгнанник, занимаясь магическими науками. А раз он далек от Вирта, значит, разговору мешать никто не будет.